Текст книги "Билет в один конец"

Автор книги: Борис Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Та самая, первая его ходка, авантюрная, да чего уж там миндальничать – совершенно безумная, но принесшая ему благодарность и нешуточное уважение суровых и матерых офицеров камышинской ДШБр[9]9
  ДШБр – десантно-штурмовая бригада


[Закрыть], положила начало и дала название такому явлению, как ходоки. Нет, оно понятно, что не будь Рыжего, так нашелся бы какой-нибудь Вася Иванов или Петя Сидоров, которые первыми решились бы рискнуть, и отправиться в покинутые города и поселки за чем-то нужным, полезным или ценным. Да и находились они повсеместно, по линии тогда еще весьма условной границы между зараженными территориями и землями, которым еще предстояло стать Югороссийской республикой. Но именно здесь, в приволжских степях между Волгоградом и Камышиным, Волженков был первым. И очень многие помнили, как встретили вернувшегося из своего сумасшедшего рейда Рыжего военные. На северный КПП поселка, совмещающий функции блок-поста и пункта дозиметрического контроля и дезактивации, примчались на УАЗе сразу два майора – начальник связи и начальник особого отдела бригады. Выскочив из машины, они тут же взяли в оборот Александра, только что вышедшего из устроенного в большой армейской палатке душа.

– Нашел?

Волженков только молча кивнул в ответ.

– Принес?

– Нет, просто поглядел, и на место положил, блин! Шутники… Там он, – Рыжий махнул рукой себе за спину, – хабар ваш, в караулке, под охраной.

– Силен! – восхитились оба майора в один голос, а «особист», быстрым взглядом окинув «прикид» Рыжего: зеленовато-серый плащ ОЗК, висящую на боку противогазную сумку, подсумок с магазинами на поясе и автомат, небрежно закинутый за спину, хлопнул Александра по плечу, и добавил. – Ну, ты, блин, прямо сталкер…

– Ага, мля, – скептически хмыкнул в ответ Александр. – Краса и гордость радиоактивных пустошей, мля. И хабара целый мешок… Осталось только вокруг костерка присесть, на гитарке побренчать и пару «бородатых» анекдотов затравить… Про Черного Сталкера и про «нового русского» с артефактом «Золотая Рыбка» на «цепуре рыжавой»… Тьфу, прости господи…

– Ты чего это завелся? – брови «особиста» удивленно приподнялись.

– Да ну их всех, писатели-фантасты, мля! Ведь до всего этого дерьма, – Рыжий раскинул руки, будто пытаясь обхватить ими весь мир, – читал многих, да с удовольствием. А сейчас встретил бы – придушил к чертовой матери. Навыдумывали, маму их, напророчили…. Накаркали, бляха-муха! Вот если еще их «прогнозы» на тему всяких мутантов сбудутся – тогда вообще пипец нам всем.

– Не сбудутся, – успокоил его контрразведчик. – Наука сказала – сказки это все. Не будет никаких крыс, размером с собаку и ящериц – с Годзиллу. Ладно, не хочешь быть сталкером, другое название подберем, еще лучше…

– Да как ни обзови, – улыбнулся майор-связист, – ходок ты еще тот!

В голосе офицера явно слышно было уважение.

– О, – поднял вверх указательный палец Рыжий. – Вот ходок мне нравится куда больше.

– Ну, значит, будешь ходоком, – согласился «особист». – Ладненько, передохни, отоспись, а потом в штаб ко мне загляни, разговор есть.

Майоры с величайшей осторожностью, будто он был сделан из тнчайшего хрусталя, перенесли принесенный Рыжим рюкзак на заднее сиденье УАЗа и упылили в сторону занятой под штаб ДШБр школы. Сам же он направился в сторону палаточного городка бригады, где ему и еще нескольким «привлеченным гражданским специалистам» выделили койко-места в отдельной палатке.

Никто в Иловле так и не узнал, что и откуда принес Волженков армейцам, но с задачей он явно справился, потому что его ходки на север продолжились. Местные мужики, особенно из числа молодых, холостых, не обладающих какой-то востребованной после ядерной войны профессией, зато имеющих авантюрную жилку, быстро смекнули, что дело это хоть и опасное, но зато весьма прибыльное. Количество желающих сходить или съездить за всяческими ништяками на зараженные территории просто зашкалило. Но, после того, как несколько любителей «быстрых и легких денег» вернулись в Иловлю с сильнейшей «лучевкой»: поминутно блюющие, с темно бордовой шелушащейся кожей и сползающей с черепов клочьями, будто пакля, остатками шевелюры, а другие притащили в поселок какими-то окольными путями целый грузовик муки, фонящей так, что радиометр даже не щелкал, а просто заходился в надсадном хрипе, а сам грузовик – мало что не светился в темноте, количество добровольцев резко поубавилось, да и военные, с их тягой к простым и незатейливым решениям, железной рукой навели в этом вопросе порядок. Как говорится: «Не можешь запретить – возглавь». Десантники и возглавили – организовали для желающих стать ходоками нечто вроде армейского КМБ[10]10
  КМБ – курс молодого бойца, первоначальный этап подготовки молодого пополнения в РА и ВВ МВД РФ.


[Закрыть], с основным уклоном в подготовку по радиационно-химико-биологической защите, а чуть позже, когда группу ходоков без каких-либо попыток поговорить, сходу, обстреляли недалеко от Красного Яра какие-то агрессивные хлопчики весьма характерной, откровенно уголовной наружности – еще и в огневую. Выдали своим «питомцам» средства химзащиты, подбросили, предварительно согласовав этот вопрос с Ростовом, кое-какого оружия. Даже снабдили старенькими армейскими радиометрами ДП-5В, не слишком удобными в эксплуатации, да и тяжелыми, но зато чрезвычайно надежными. Хотя, ими ходоки пользовались недолго – первыми приоритетными целями в их «списках посещений» значились ближайшие склады и объекты ГО и ЧС, оставшиеся на зараженных землях. Там удалось разжиться и более современными образцами, причем, в немалом количестве. Тот же висящий на поясе Володи радиометр ИРД-02 был из числа еще тех, найденных в первые выходы.

Кроме «пряника» в виде пусть и несколько скудной, но зато совершенно безвозмездной помощи, не стеснялись армейцы использовать и «кнут» – единственной мерой наказания за попытку провезти или пронести на чистые территории радиоактивные предметы, продукты или технику стала смертная казнь. Объявили об этом заранее и широко, а после того, как первые четверо умников, решивших, что древнее присловье про строгость законов, компенсируемую необязательностью их выполнения – все еще в силе были выявлены бойцами Вольской бригады войск РХБЗ – их просто и без затей вздернули. Трупы в петлях провисели на виселице перед северным КПП чуть меньше недели, потом казненных сняли и похоронили, но «тонкий намек» был понят правильно. К тому же, большая часть ходоков изначально относилась к подобным выкрутасам крайне негативно. Вокруг и так хватало проблем, и желающих своими руками плодить для себя и окружающих новые было немного.

Лично Володя познакомился с Рыжим пять лет назад, когда накатил на приграничье из северных пустошей смрадной волной очередной мор. Такое в здешних краях уже бывало. Особенно страшны были эпидемии во время Большой Тьмы: когда вымирали целые города, а армейские санитарные команды, не успевавшие рыть котлованы и засыпать их хлором, просто сжигали трупы умерших, сложенные в огромные кучи, из ранцевых огнеметов. Чуть позже ситуация улучшилась: возрождавшееся из пепла государство заново выстраивало систему здравоохранения, да и с лекарствами стало полегче – худо-бедно начали производить, и карантинный контроль военные из числа объединившихся вольской и кинешемской бригад РХБЗ и 56-й десантно-штурмовой, постепенно превращающейся в пограничную, установили очень жесткий. Но, все равно, время от времени с зараженных земель приходила в приволжские города и поселки какая-нибудь очередная чума, холера или сибирская язва. Одни обвиняли в этом американцев. Мол, когда те поняли, что война ими все равно проиграна – долбанули по противнику всем, чем было, в том числе и боевой химией и бактериологией. Другие говорили – что в степях и без всяких американцев разных могильников и захоронений полно было. Просто до Большой Тьмы их охраняли, а после – некому стало, вот и лезет оттуда всякое, разносится по степи ветром и дикими животными. Третьи резонно замечали, что военная химия и бактериология была не только у американцев, но и у нас. И все научные центры, которые этими вопросами занимались, наверняка числились у противника в списке приоритетных целей. Для которых, уж наверняка, нашлась во время войны ракета-другая. Причем, вовсе не обязательно с ядерной боеголовкой. Зачем? Там ведь главное – защиту разрушить, а уж когда содержимое пробирок из стерильных боксов наружу вырвется – никакая радиация не нужна будет. И, получается, что мрет теперь народ от наших же разработок, предназначавшихся для врага. Видимо, резоны были во всех трех мнениях, потому как болезни, косившие людей сотнями, были настолько разнообразными, что никто, кроме военных медиков и военных из Бригады, уже и не интересовался их точным названием. Мор, он и есть мор.

По большому счету, двенадцатилетнему Вовке Стельмашку было глубоко плевать, что именно стало причиной начавшейся пять лет назад эпидемии – выпущенная три десятилетия назад американцами ракета с какой-нибудь особо поганой начинкой, состоящей из специально выведенных в секретной лаборатории боевых штаммов. Или обычный бестолковый степной суслик, не в том месте решивший вырыть себе нору. Гораздо важнее было то, что в тот аз не убереглась его семья. Слегли в один день, температура подпрыгнула аж до сорока градусов, голова постоянно кружилась, а сил не хватало даже на то, чтобы повернуть голову или поднять руку. Отец, пока еще мог сам передвигаться, вывел на куске картона крупными буквами: «Не входить – мор!» и повесил это предостережение на входной двери снаружи. Что было потом, Володя помнит плохо: его бросало то в жар, то в холод, невыносимо хотелось пить, горячечные бредовые видения в воспаленном мозгу сменялись одно другим, а потом, словно их продолжение, прямо над ним появилась затянутая в серебристый комбинезон биологической защиты фигура, у которой вместо лица было жутковатое «хрюсло» изолирующего противогаза.

– Лейтенант, мальчишка-то, похоже, живой, – глухо пробубнил искаженный мембраной голос.

– Вижу, Рыжий, – отозвался откуда-то второй, почти неотличимый от первого. – Тут девчушка тоже дышит еще. Что делать будем? Ведь помрут скорее всего…

– Что делать, мля? А есть варианты? – порывисто развернулся на голос стоящий над Володей. – Или есть желание взять грех на душу?

– Не, ты чего? И в мыслях не было!

– Тогда, вызывай «таблетку»[11]11
  «Таблетка» – армейский автомобиль медицинской службы на базе УАЗа-«буханки»


[Закрыть], и в госпиталь их. Бог даст – выкарабкаются.

Они с Маринкой действительно выкарабкались, хотя, поправлялись долго и с трудом. Вот только особой радости внезапно повзрослевшему в свои двенадцать лет Володе это не приносило. Он уже знал, что родители похоронены в одно огромной братской могиле вместе с остальными жертвами мора, а вернуться в залитый дезинфицирующей химией дом им никто не позволит – слишком малы они с сестренкой, самостоятельно жить не смогут, а родственников, которые могли бы приютить сирот, не имелось. А значит – ждал их какой-нибудь детский дом в Волгограде, а то и еще дальше…

Но, вместо детского дома за порогом госпиталя их ждал, облокотившись на капот своей старенькой, видавшей виды «Нивы», Рыжий.

* * *

Процедура въезда в Иловлю была уже привычной: бойцы Бригады на специальной площадке перед воротами проверяют радиометрами сначала технику, которую мы развернули в короткую шеренгу перед въездом в поселок, потом – парней моих, «федеральное бандформирование», блин, потом уже – шмотки, нами привезенные. Проверяли всерьез, без каких-либо послаблений. Знакомые, не знакомые – военнослужащим Бригады без разницы, для них все равны. Вон, Вовку-ходока шерстят наравне с нами, хотя он ведь местный, и всех этих хлопцев, что сейчас вокруг нас с приборами бродят, наверняка, знает, как облупленных. Но, стоит, молчит и даже мимикой никакого неудовольствия не показывает. Да уж, тут отношение к безопасности серьезное, слишком хорошо знают, чем беспечность заканчивается.

Подошедший ко мне совсем еще молодой паренек в выгоревшем на степном солнышке чуть не добела камуфляже, просит показать индивидуальный дозиметр, старенький, но все еще работоспособный ДП-14. Беспрекословно вытягиваю его за шнурок из выреза футболки. Парни вслед за мной начинают доставать свои. Многие носят их также как и я – на шее, словно ладанку. Другие – в специальном маленьком кармашке на поясе брюк. Второй боец проходит мимо нас с журналом, сверяя показания приборов с записями в журнале. Проверяет – не хапнул ли кто из нас дозу пока по степям катался. Отбитое у бредунов оружие привлекло особое внимание, но мои орлы инструктажи по технике безопасности во время выходов на зараженные территории усвоили крепко, «фонящую» вещь с собой не потащат. Старший по КПП – пожилой седоусый и явно матерый «прапор» среди вещей эти трофейные стволы сходу вычисляет – вот что значит опыт, просто глаз-алмаз у мужика, и, поднеся к ним свой радиометр, хмыкает.

– А фон-то – повышенный.

– В пределах нормы, – невозмутимо отвечаю я. – Мы правила знаем.

– Угу, в пределах, – слегка насупившись бурчит он себе под нос, – но в верхних…

– Но, один черт, в пределах, – не шибко вежливо обрываю его ворчание. – Не зарывайся, ладно?

Прапорщик недовольно топорщит усы, однако, в спор решает не вступать. Как ни крути, прав все-таки я. А то, что резковато я с ним, так ничего, потерпит его самолюбие. Таких вот старых въедливых служак нужно стараться вовремя на место ставить, а то забуреют мигом, на шею сядут и ноги свесят. Сам не заметишь, как придется на каждый поход в туалет разрешения у них спрашивать. Письменного.

Махнув на прощание уже собравшему свои трофеи и хабар Вовке, который о чем-то беседует возле «брони» с Шурупом, топаю в будку блок-поста. Надо бы начальство местное навестить, о результатах доложиться, но, для начала – уточнить, на месте ли, чтобы попусту через весь поселок не переться. Оно, конечно, не далеко, но лишние круги наматывать нет ни малейшего желания.

– Здорово, воин, – словно старому знакомому кивнул я сидящему в будке поста связисту.

На самом деле встречал я его пару раз, не больше, даже имени его не знаю, но, с другой стороны, мы ведь, можно сказать, только приехали. Успеем еще, и познакомиться, и подружиться, а пока нужно контакты налаживать.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант, – улыбается он мне в ответ.

О, как! А земля-то, и вправду, слухом полнится! А ведь я своими офицерскими погонами в Иловле и не козырял. О то, что командир недавно прибывшего отряда наемников «по совместительству» еще и лейтенант СБ[12]12
  СБ – Служба Безопасности Югороссийской республики. Спецслужба ЮРР, совмещающая функции МВД и госбезопасности. Пожалуй, самый близкий по смыслу пример подобной организации – НКВД времен Берии.


[Закрыть], в чине старшего опера, знали всего несколько человек в штабе Бригады. Но, похоже, начала расползаться информация. Хотя, видимо, пока не сильно широко. Вон, тот же прапорщик на КПП явно не в курсе, иначе бы бухтеть не стал. Тут не наемничья вольница – регулярная армия, с субординацией и уважением к звездам и просветам на погонах все в порядке. А этот, значит, уже в курсе. Впрочем, чему удивляться? Всю жизнь самыми осведомленными людьми в армии были писаря и связисты.

– Слушай, не в службу, а в дружбу, уточни там, Лапшин сейчас на месте?

Паренек понятливо кивнул и взялся за трубку стоящего перед ним телефонного аппарата.

– На месте, – сообщает он мне, обменявшись с кем-то парой фраз. – И, вроде как сегодня никуда не собирается.

– Спасибо, братишка, – по-свойски подмигиваю я ему и выхожу на улицу, где моя бравая «банда» уже завела двигатели и стоит «под парами», ожидая, когда горячо любимый командир свои дела закончит.

– Все, парни! – гаркаю прямо с крыльца. – Сработали отлично, все молодцы! Всем в расположение и дальше занимаетесь по плану, Курсант – старший. А я скоро буду.

Рыча двигателями и хрустя мелким гравием под рубчатым протектором колес, БТР один из УАЗов разворачиваются и, отчаянно пыля, уезжают в сторону Большой Ивановки. Чуть позже и я туда поеду, на базу, уже почти ставшую для нас домом. Но сначала нужно заехать в штаб, к командиру Бригады полковнику Лапшину.

Врать не буду, особого впечатления при первой встрече на меня полковник Андрей Васильевич Лапшин не произвел. После всех рассказанным Исмагиловым на вводном инструктаже в Червленной историй о Бригаде и ее героическом командире, я себе представлял его несколько иначе. Думал, будет здоровенный мужик вроде меня, только лет на пятнадцать старше. Реальность оказалась куда прозаичнее: никаких пудовых кулаков, квадратной челюсти и широченных плеч у товарища полковника не наблюдалось. Был он скорее похож на сельского врача или учителя. Этакий среднего роста, пожилой и несколько грузный дяденька с обильной сединой в волосах. Разве что глаза у него были для этого образа не совсем подходящие – спокойный и прямой взгляд умного, сильного и уверенного в себе человека. А уж когда он заговорил… Тут уже последние сомнения развеялись, как утренний туман на солнышке: сразу стало понятно – этот человек свое подразделение в ежовых рукавицах держит и порядок у него, наверняка, везде образцовый. Уж на что я толстокожий и к субординации без особого пиетета относящийся анархист, и то, клянусь, под конец нашего с ним первого разговора едва удерживал себя от того, чтобы встать по стойке «смирно» и в таком вот виде слушать. Да и в ответах на его вопросы постоянно сбивался на короткие уставные: «Так точно» и «Никак нет». Сам понимал, что выгляжу при этом словно «салага»-первогодок перед генералом, но ничего не мог с собою поделать, настолько могучая харизма была у этого внешне совершенно не примечательного человека. Со временем, недели этак через две общения, конечно, кое-какой иммунитет я к нему выработал и уже не удерживал себя в его присутствии от желания вытянуться во фрунт и начать козырять. Все ж таки я не его подчиненный, а командир совершенно самостоятельного подразделения. У меня тут свои цели, свои задачи, и приказать мне Лапшин ничего не может, разве что попросить. Вот он и попросил.

Как ни крути, стоит Бригада в здешних краях не первый год и, хотя сам в боестолкновения практически не вступает, службу тут несут со всем тщанием. А как там в Боевом Уставе написано: «Разведка ведется постоянно и непрерывно…». Короче, даром разведотдел и «особисты» у Лапшина свой хлеб не ели: и аналитикой занимались, и с населением работали, и агентурную сеть осведомителей, в смысле, добровольных помощников, имели весьма разветвленную. И, буквально неделю назад, «намыли» они среди пустопорожних разговоров и бестолковых слухов весьма интересную и важную информацию. Вот только для ее проверки нужны были технические специалисты, которых в Бригаде было полным-полно, а опытные вояки. А вот их как раз в Лапшина и не хватало. Еще полгода назад он бы и заморачиваться на эту тему не стал – переговорил бы с коллегами из 56-й бригады, которая хотя уже давно переквалифицировалась из десантно-штурмовой в пограничную, но боевых навыков при этом вовсе не растеряла. Те выделили бы парочку взводов разведки или одну мотострелковую роту, и проблема была бы решена. Но, десантника-пограничника в пределах досягаемости не осталось – все воевали с турками. Зато под боком были какие-то не совсем понятные, но, явно бывалые и тертые мужички, в смысле мы. Вот и обратился Лапшин ко мне с заманчивым предложением о сотрудничестве и планом одной интересной и многообещающей, в случае успеха, операции. О результатах которой я и еду ему сейчас докладывать. Нет, скорее, уже приехал – вот он, штаб Бригады. Осталось только войти, да на второй этаж подняться. Излишней бюрократией тут не страдают, в приемной од бдительным оком секретаря-ординарца полчаса сидеть не придется.

Так и получилось, к Лапшину пропустили меня сразу же и беспрепятственно.

– Здравия желаю, Андрей Василич! – с порога приветствую я хозяина кабинета.

– Ну, здравствуй, Михаил, – кивает тот в ответ. – Как прокатились, успешно?

– Более чем. Передавайте ребятам своим от меня поклон. Отлично сработали, и «особисты», и радиоперехват. Взяли тепленькими, можно сказать, со спущенными портками. Да еще и парнишку одного из ходоков ваших из беды выручили.

– Это кого же? – полковник смотрит заинтересованно.

– Вовкой звать, прозвище – Малек.

– А, знаю такого. Саши Рыжего ученик, хороший паренек, толковый. Ходок из него со временем отличный выйдет, если доживет, – Лапшин тяжело вздыхает. – Наставнику-то его, Сашке Волженкову, тоже равных не было. А потом бац – и нет человека… Ладно, отвлеклись. С «языком», как я понял, не вышло ничего?

– Никак нет, – сокрушенно развожу руками я. – Мы пытались, честное слово. Снайпер мой их старшего, который основную группу свой отход прикрывать бросил, а сам в отрыв пошел, подстрелил очень аккуратно – в ногу. Так тот, гнида, как понял, что слинять не выйдет – из своего же ТТ себе череп и продырявил.

– Даже так? – брови Андрея Васильевича изумленно выгибаются.

– Именно так, – поддакиваю я. – И вообще, я конечно, в здешних реалиях пока не шибко хорошо разбираюсь, но по вашим же рассказам судя… Странные какие-то эти бредуны были: радиосвязью пользовались очень грамотно, с дисциплиной – полный порядок, на верную смерть остались, чтобы отход старшего прикрыть. Да и сам старший… как понял, что его живым взять хотят – хлоп, и «маслину» себе в бошку… Прямо, не бандит с пустошей, а самурай какой-то, разве что без шашки.

– Да уж, – соглашается комбриг, – действительно, необычная банда… Ладно, когда будете продавцов вязать, уж будьте аккуратнее, постарайтесь в живых побольше народу оставить. Может, они чего интересного расскажут.

– Обязательно, – клятвенно заверяю я. – Опять же, контрабандисты, думаю, похлипче бредунов будут. Они ж просто жулье, а не убийцы. Трупы на них гирляндами не висят, им виселица не корячится, наверняка каторгой отделаются. Так что – до последнего патрона отстреливаться не будут. Как поймут, что удрать не выйдет – сразу лапки в гору задерут.

– Твоими бы устами, – качает головой Лапшин. – Парни-то твои как?

– А, – улыбаюсь я, – чего с ними будет? Счастливы – словно дети в песочнице. Это ведь с момента нашего тут появления первое настоящее дело. До этого – инструктажи, да тренировки. Застоялись хлопцы в седлах… А тут такая возможность размяться! Чуть не передрались – кто поедет. Пришлось гавкнуть, чтоб порядок навести и своей властью добровольцев назначать.

– Как дети! – понимающе хмыкнул полковник.

– И не говорите, Андрей Василич! Как в той поговорке: «Армия – тот же детский сад, только… эээ… писюны длиннее и автоматы настоящие».

– Ладно, – Лапшин с трудом подавил рвущийся смешок, – давай-ка посидим, померкуем, как и где продавцов брать будем.

* * *

Несмотря на весь мой достаточно богатый в этой области опыт, лежать в засаде – занятие очень сложное и утомительное. Когда ведешь наблюдение за противником, как мы с Толей в свое время у моста возле Белгатоя или в Ца-Ведено – все гораздо проще: на той стороне постоянно какая-то движуха идет, кто-то куда-то бегает, что-то происходит. Словом, меняется обстановка. А вот лежать так, как мы сейчас, затихарившись под довольно реалистично изображающими выгоревшую под летним солнышком сухую степную травку маскировочными накидками и гадать в ожидании: приедут или нет… Все почти как в той древней, времен Афганской войны песенке:

 
А мы сидим в засаде втихаря
И кушаем дубовые галеты.
Курить нельзя, вставать и спать нельзя
И не дай бог захочешь в туалет ты…
 

Отличная песня, и очень точно самочувствие в таких ситуациях передающая. Я ее еще в той, прошлой жизни, в одной хорошей книжке вычитал. Там, кстати, парняга тоже впух не кисло, вроде как я. Только, повезло ему больше, и попал он в хотя и опасный, но, по крайней мере, вполне предсказуемый и знакомый (пусть только по учебникам и художественным фильмам-книгам) сорок первый год, где развернулся во всю ширь своей щедрой русской души и в конце концов в личные порученцы к усатому Вождю Народов угодил. Живут же люди, а! Одному мне, как тому бедному Ванюшке из поговорки – всюду камушки. И попал черт знает куда, и занимаюсь непонятно чем. Хотя, нет, чем именно занимаюсь, как раз очень даже понятно – в засаде лежу. Жду и бдю, блин.

А началось все с того, что на штурмовую полосу в нашем ППД[13]13
  ППД – пункт постоянной дислокации.


[Закрыть] в Большой Ивановке примчался взмыленный и заляпанный грязью по самые брови посыльный с поста дозиметрического контроля Бригады. Дождик накануне прошел очень хороший, что для этих мест летом – серьезная редкость. Развезло окрестные веси конкретно, вот и решил я, что называется, пользуясь случаем, выгнать своих орлов на полигон, разом превратившийся в раскисшее болото. Как говорится – провести занятия в условиях максимально приближенных к боевым. Вообще-то, я их и так вот уже почти полтора месяца гоняю нещадно и в хвост, и в гриву. Здорово помогает даже не омоновский, а еще армейский опыт тех лет, когда я еще «страшным», в смысле – старшим, сержантом войсковой разведки был на должности замкомвзвода. Так что, порядочки у нас теперь почти как в «непобедимой и легендарной»: ранний подъем, правда, не в шесть, а в семь часов утра, трехкилометровая пробежка в среднем темпе, турники. Тест Купера, который тут, чтобы не вызывать лишних вопросов у личного состава, называю просто силовым комплексом, каковым он, собственно, в свое время в милиции и значился. Раз в неделю – обязательный марш-бросок на «червонец» в полной выкладке. Вспомнил и тут же ввел в обиход «лавочку дружбы». Не слыхали? Зря! Чертовски пользительное упражнение. По сути – то же самое качание пресса на скамье, но не в гордом одиночестве, а всем взводом. Сели плотненько рядком на длинной скамье, обнялись за плечи, и погнали под счет. Поначалу – все как обычно, а вот ближе к сотне повторений, когда самые слабые начинают сдавать… Даже если ты «сдох» и сил продолжать у тебя нет, соседи слева и справа все равно не дадут тебе остановиться, ведь ты словно звено в цепочке. А значит – будешь продолжать сгибаться и разгибаться. А мышцам, им все равно, что ты можешь или не можешь, они продолжают работать. А самые сильные, в итоге, чуть ли не вчетвером-впятером тянут вверх всю цепочку из двух десятков бойцов. Нагрузка у них при этом – тоже дай боже. Понятное дело, что поначалу и первые, и вторые ходят после такой «утренней гимнастики» слегка скособочившись и лишний раз им кашлянуть больно, зато видели бы вы, какой прогресс буквально через неделю начинается!

Параллельно с приведением в божеский вид физического состояния своих подчиненных, занялся я еще и боевым слаживанием. На четыре взвода я свою роту разбил еще в Червленной, а вот здесь плотно занялся обучением работе в малых группах, разбив каждый взвод на постоянные звенья-«тройки». И бойцы этих «троек» у меня теперь и спали рядом, и ели, и на всех тренировках по боевой подготовке работали только совместно. Именно так нас в свое время незабвенный прапорщик Комаров учил и, думаю, те из нас, кто в живых остался, очень ему за эту науку благодарны были. Потому как права старая поговорка, и один в поле на самом деле – не воин. Даже если очень крутой, матерый и везучий. Раз повезет, другой, а потом зажмут тебя грамотно, и все – пишите письма мелким почерком. А все только потому, что спину тебе прикрыть некому было. Вот потому и гоняю я парней «тройками». Чтоб чувство локтя у них выработалось, сработанность, чтобы научились друг друга без слов понимать, а главное – чтобы доверять напарникам научились безоговорочно. Потому как иначе – не выжить в по-настоящему серьезном бою. Гоняю серьезно, словно новобранцев в подразделении Спецназа, без скидок на возраст и былые заслуги. Многие, особенно те, кто годами постарше и нагрузки переносит тяжелее, этому факту не шибко рады: хмурые ходят, угрюмые. Но недовольства своего ни словами, ни как-то иначе не выражают. Слишком свежи еще в памяти воспоминания о боях с турками и Непримиримыми, которые многим прочистили мозги и очень наглядно доказали, что у того, кто постоянно держит себя в форме, шансы несколько выше чем у того, кто на все… кхм… болт забил. И низкие потери нашего отряда на фоне практически полного разгрома всех остальных – яркий тому пример. Так что, молчат мои бойцы, потеют, зубами скрипят, но молчат и работают. Эту самую штурмовую полосу и недостроенную некогда блочную пятиэтажку, которую тут, похоже, уже не одно десятилетие для тренировок использовали, орелики мои обжили почти так же капитально, как казарму, в которой у них койки стояли.

Штурмполоса, кстати, в Ивановке хорошая, сразу видно, что камышинцы хоть и превратились уже давным-давно в пограничников, о своем десантно-штурмовом прошлом не забыли и тренировали свой личный состав серьезно. А уж вкупе с грязью полигон здешний превратился во что-то совсем невообразимое. Так что к исходу третьего часа занятий мои воины стали похожи толи на леших, толи на водяных, толи еще на какую-то до невозможности грязную и злую нечисть. Этот же бедолага-сержант, видно, по дороге изгваздался, не исключено даже, что падал. И дыхание запаленное, будто у загнанной лошади. Что не удивительно: по таким-то раскисшим говнам особо не посайгачишь. Вывод один – что-то важное к нам у бойца.

– Мужики, старший у вас кто? – выдохнул посыльный переводя дух и вытирая обильно текущий по физиономии пот кепкой.

– Я старший. Что там стряслось?

– Только что из Иловли звонили, вас Лапшин подъехать просил. Срочно.

Вот так номер. Пересекались мы с командиром Бригады довольно часто, но, больше как-то в плановом порядке: совещания, налаживание взаимодействия, организация занятий по РХБЗ для нашего отряда, который, с легкой руки Исмагилова и стараниями Курсанта, уже почти все бойцы величают ОМОНом, кто в шутку, а кто и вполне серьезно. И всегда все встречи происходили точно по расписанию, а тут вдруг такая срочность… Ой, не к добру!

– Так, орелики, – оборачиваюсь я к прервавшим свои побегайки и с интересом сгрудившимся у меня за спиной бойцам, – я в Бригаду по делам. Буду, наверное, не скоро. Всем – в располагу[14]14
  Располага (армейск. сленг) – казарма, расположение.


[Закрыть], мыться-стираться, а дальше – по личному плану.

На лицах явно проступает облегчение, бегать да кувыркаться по раскисшей грязи им явно больше не хочется. Ах, вот вы как?! Ню-ню, гасилы[15]15
  Гасила (армейск. сленг) – человек, всеми силами отлынивающий от чего-то (работы, занятий и прочего).


[Закрыть] грешные, дайте срок! На следующей тренировке я вам такой «детский крик на лужайке» устрою – волком взвоете! А пока – фиг с вами, живите.

Лапшин, ожидавший меня в своем кабинете, был задумчив и даже мрачен.

– Слушай, Михаил Николаевич, у отряда твоего с подготовкой вообще как? – огорошил он меня прямо с порога.

Здрасте, приехали! Нормальные такие вопросы вы мне, товарищ комбриг, задаете!

– Зависит от того, в какой области, – не стал жеманничать и напускать туману я. – Если охрана-оборона стационарных объектов или проводка «колонн» – то, можно сказать, что отлично. И в теории и на практике, особенно на практике. В той части, что касается обороны…