Текст книги "Добытчик (СИ)"

Автор книги: Борис Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Многополосная улица, как и положено центральной столичной магистрали в вечерний час, забита машинами. Только они никуда не едут, и даже не стоят себе в пробке, сигналя на все лады. Тверская сейчас – одна огромная авария. Седаны, джипы, минивэны и микроавтобусы разбросаны по полосам совершенно хаотично, без какого-то порядка. Одни слетели с проезжей части на широкие тротуары, и застыли «обняв» столбы уличного освещения, врезавшись в стены домов и в парапеты подземных переходов. Другие «сбились» в кучи искореженного и мятого железа на проезжей части. Где-то что-то искрит, кое-где разгорается, а то и горит уже вовсю, густо чадя. И вокруг – никакой разумной деятельности человека. Не мигают «люстрами» полицейские машины и «скорые», не суетятся люди. Вернее, люди там есть, только ведут они себя очень странно. И окровавленные, явно из битых машин выбравшиеся, и вполне опрятного вида пешеходы, стоят столбиками, глазея на огонь. А те что двигаются… Знаете, они сейчас не на людей, а на одетых обезьян похожи. Будто враз ходить на двух ногах разучились и так и норовят на четвереньки встать. Это что такое вообще происходит⁈ Это и есть тот самый теракт с психотропным оружием?!!!

А в Питере что? Закрываю жутковатые картинки из центра Москвы и ищу в настройках программы Санкт-Петербург. Ага, пожалуйста, любой каприз за ваши бабки. Правда, Питер уже платно. Ладно, не обеднею, жму «Согласен», перевожу куда-то и кому-то денег, подозревая, что они «на том конце провода» уже никому не понадобятся. Ну, что – Невский? Если и там все как в Москве, то уж где-нибудь в Колпино или Девяткино – и подавно. Когда на экране появляется изображение Аничкова моста, Маша как-то странно вздыхает-всхлипывает у меня за плечом. И есть с чего. Под камерой творится почти тоже самое, что и на Тверской, отличия только в окружающем пейзаже.

– Сережа, что происходит? – в глазах Маши – мольба, а по щекам – слезы.

Да знал бы я сам, что за оживший ночной кошмар там, снаружи, творится!

Стоп! Ведь туда, в это безумие, только что отправились Стас-«мандаринка» и Настя со Светой. Срываюсь с места и буквально скатываюсь вниз по лестнице. Из-за невысокой стойки на меня с изумлением смотрит Игорь Станиславович, сидящий за мониторами системы видеонаблюдения.

– Ты чего, Серега? Привидение там с Машей встретили? Или, – пожилой охранник широко улыбается, – целоваться полез, и она тебя сейчас убивать будет?

– Телефоны, Станиславич! Телефоны по списку сотрудников! Настя и Света, срочно! Назад обеих!!!

– Сергей, с тобой нормально все? – лицо его озадаченно вытягивается. – Случилось что-то?

– Случилось, старый! Бегом звони девчонкам!

Сам лихорадочно ищу номер Стаса в записной книжке смартфона. И примерно полминуты слушаю что-то из старого Жан-Мишеля Жарра, «Оксиджент», кажется, «Кислород»… Вот уж не знал, что он ценитель. Хотя, может просто мелодия понравилась? Сбрасываю, набираю вновь. Снова все то же самое. Твою-то мать! Так, кого еще можно набрать? О! Дежурная часть ОМОН! Там должны ответить в любое время суток. Еще примерно через минуту, устав слушать длинные гудки, сбрасываю вызов и вопросительно гляжу на охранника.

Тот лишь руками разводит.

– Света не отвечает, у Насти – «абонент не абонент». Что произошло? Что-то ценное пропало и на них думаешь?

– Все куда хуже, старый. Все намного хуже…

– Неужто пистолет стырили?

Эх, если б все было так просто и понятно… Снова открываю программу подключения к уличным камерам и молча протягиваю смартфон Станиславичу. На экране несколько обезьяноподобных граждан на залитом кровью капоте старенькой желтой «Оптимы»-такси прямо посреди Аничкова моста обгладывают то, что еще совсем недавно, судя по обрывкам одежды, было девушкой или молодой женщиной.

– Это че за херня? – охранник кривится от омерзения и поднимает на меня полный недоумения взгляд.

– Похоже, это то, что сейчас снаружи, Станиславич. Мы с Машей телек глядели, а там – новости, типа экстренный выпуск. Сказали, мол, в Москве какой-то мутный теракт. Химическая или биологическая атака, вроде. А потом два вот таких…

Каких – «таких» объяснять не нужно. «Группа граждан» на экране продолжает свою «трапезу».

– … прямо в студии сожрали ведущую. Крупным планом на весь экран, под камерой… Мы глядели, в Москве – то же самое. Эта программа – показывает виды с уличных камер…

– Твою-то мать… – растерянно протянул он, а потом схватился за лежащий перед ним на столешнице телефон.

– Не отвечают, – хмуро смотрит он на меня. – Сергей, об одном прошу: скажи, что это какой-то идиотский розыгрыш. Эта… Как ее?.. Вирусная реклама какого-нибудь нового «ужастика».

Молча отрицательно мотаю головой. Ой, не думаю, что у кого-то хватило бы денег на подобную мистификацию. Да и зачем? Опять же, Стас и девочки не ответили, и «дежурка» в Отряде…

– Так, Серега, – Игорь Станиславович явно что-то для себя решил. – Я – домой. Извини, но тут ты и сам управишься. А у меня там жена дочка, две внучки… И зятек, бесполезный хер мамин, чтоб его! Они там без меня не отобьются.

– А с тобой?

– А со мной, – он хлопает ладонью по пластиковой кобуре на поясе, в которой, насколько я знаю, не «травматик», а нормальный служебный Иж-71*. – Со мной шансы существенно возрастают.

Задумчиво смотрю себе под ноги, а потом, приняв решение, коротко бросаю: «Обожди!» и, на ходу вытягивая из кармана штанов длинную цепочку с внушительной связкой ключей, иду к КХО*.

Иж-71 – служебный пистолет, практически точная копия пистолета ПМ, разве что под патрон 9×17-«курц».

КХО – комната хранения оружия.

– Вот, держи, – вернувшись, вручаю ему песчаного цвета легкую жилетку из кордуры с открытыми подсумками-почами на груди, из которых торчат шесть тонких магазинов.

Станиславич берет жилет в руки, но тут же откладывает в сторону. Потому что в левой руке у меня сейчас кое-что куда более интересное.

– Ага, это тоже тебе. Если снаружи все настолько хреново, то с этой служебной хлопушкой ты до своих даже не доедешь. Боекомплект и ёмкость магазина – решают. А у тебя пока на все про все шестнадцать патронов. Несерьезно…

– Это что у тебя такое красивое? – с интересом принимает он оружие.

– «Сайга» под девятимиллиметровый люгеровский пистолетный патрон. «Яровит», улучшенная спортивная модель. Ствол вывешенный, возвратная пружина усиленная, приклад более удобный, дульник хороший… Ремня вот только нет, извини, спортсменам он как-то не особо нужен… Ты в каких войсках служил?

– В «веселых велосипедных». 33-я бригада сначала ВВ МВД, а потом – Росгвардии. Подполковник в отставке, комбат.

Станиславич с явным интересом крутит «Сайгу».

– А, ну тогда должен знать. Это, по факту, пистолет-пулемет…

– Точно, – кивает охранник. – ПП «Витязь». Я еще гляжу и думаю, знакомое что-то.

– Ага, «Витязь» и есть, только понтова затюнингованный. А, рукоять взведения еще перенесли на левую сторону и автоогня, понятное дело, нету.

– Угу, и магазин на десять патронов…

– Вот с магазинами как раз все нормально, штатные армейские «тридцатки».

– Закон нарушаем, значит? – с интересом щурится охранник.

– С чего бы? Все законно. Это специально для спортсменов, увеличенной ёмкости. У них многие упражнения в лимит на десять патронов не вписываются. Короче – владей. С «Сайгой» у тебя шансов больше. Шесть полных магазинов, да с собой тебе несколько пачек по пятьдесят патронов дам. Барнаул, конечно, не чешские. Но и тебе не на чемпионат мира…

Не выпуская оружие из рук, Игорь Станиславович смотрит мне в глаза.

– Серёня, ты же понимаешь, что это – статья? Тебя ж на нары заземлят за это дело. Со мною ясно все, я, чтоб до своих добраться, сейчас и танк угнать готов… А ты-то куда лезешь?

– Знаешь, старый, просто иногда нужно поступать правильно. Не факт, что по закону, но – правильно. Опять же, если все будет нормально и те, кому положено, с этой хренью снаружи разберутся, ты мне «Саёжку» просто назад вернешь. А не вернешь – скажу, что ты ее силой забрал. У тебя же, – я коротко и нервно хохотнул, – «рэвольвэрт»… А если не разберутся…

Отставной «подпол» понятливо кивнул. Если не разберутся, то всем на все будет уже плевать. Если вообще будут эти самые «все». И если будем живы мы.

– Серёг, слушай, не прими за паранойю… Прикрой-ка меня, пока я к машине идти буду.

От входной двери в наш стрелковый комплекс до «Ниссана» Станиславича – меньше полусотни метров. И с освещением на парковке полный порядок – фонари горят исправно. Но… Почему-то к словам охранника я отношусь серьезно и с полным пониманием. Наверное, потому, что оба мы видели на экране моего смартфона кровавое месиво на капоте «Киа». И потому, что непривычно пустынен и тих вечерний КАД*, от которого нас отделяет совсем неширокая лесополоса. Обычно в это время движение там весьма оживленное, а вот сейчас – тишина и пустота, словно мы одни остались… И лесополоса, днем больше похожая на парк, малость запущенный, но все же не успевший сильно зарасти, сейчас смотрится натуральной чащобой. Не тайгой даже, а этакими жуткими дебрями их фильма ужасов. В которых обязательно обитает какой-нибудь Джейсон Вурхиз*. Вроде и тихо там, а от одного вида ужас мелкими иголками по шкуре пробегает, и волосы на затылке дыбом встают.

КАД – Кольцевая автодорога вокруг Санкт-Петербурга.

Джейсон Вурхиз – главный герой цикла хоррор-слэшеров «Пятница, 13-е».

– Не вопрос, пошли, старый.

Помимо «Яровита» в КХО я прихватил еще и «семнадцатый» «Глок». Не то, чтобы мне сильно нравился австрийский «немецкий керамический пистолет»*, просто он первый под руку попался. Сунув пистолет за широкий поясной ремень, вышел проводить Станиславича. До Питера, вроде бы, далековато, но – мало ли что… Снаружи какая-то уж совсем запредельная чертовщина творится, а две пары глаз – это две пары глаз. Всегда спокойнее, когда есть кому твою спину прикрыть.

Старая хохма времен VHS-видео, когда то ли сценарист «Крепкого орешка – 2» ерунду написал, то ли переводчик, толком не разобрав сказанное героями фильма, от себя «перевел» описание пистолета «Глок», как: «Немецкий керамический пистолет Глок-7, который не видят металлодетекторы».

Прощание вышло немного скомканным, но оно и понятно: в мыслях отставной подполковник был уже далеко. Пожали руки, пожелали друг другу удачи. Станиславич обещал обязательно написать или позвонить, рассказать, как и что… И его старенький, но вполне бодрый «Патрол» выехал с пустой стоянки, на которой сейчас сиротливо стоят только «скромный» Машин «бумер», да наша разъездная «Гранта», разрисованная рекламой стрелкового комплекса.

Закрыв и заблокировав все входы и выходы, поднимаюсь назад в «тренерскую». Маша сидит на диванчике, поджав под себя ноги и зажав в побелевшем кулачке смартфон. Состояние у девушки – «вся в слезах и в губной помаде». Похоже, тут все плохо.

– Они не отвечают… – жалобно тянет она глядя на меня и громко всхлипывает.

Очень эмоционально, но осмысленной информации – минимум.

– Кто именно, Манюнь?

– Мама с папой…

Точно плохо дело.

– Так чего ж ты хочешь? Доминикана – она где? За три рубля на такси не доехать, – пытаюсь хоть немного разрядить обстановку я. – А снаружи – сама видела, что делается. Какой-нибудь ретранслятор в Питере вырубило, и все, хоть почтовых голубей через океан посылай…

– Думаешь, – снова всхлипывает она, – дело в этом? Думаешь, у них там не так, как у нас?

Если честно, я пока вообще понятия не имею, что думать. Ни про нас, ни, тем более, про страны заморские. В моей несчастной голове – натуральный винегрет. Еще пару часов назад все было отлично, а сейчас в Москве и Питере то ли очередная серия «Мировой войны Зет», то ли книга отличного, жаль уже умершего, фантаста начала двухтысячных с латиноамериканским псевдонимом… Но Машу нужно поддержать.

– Разумеется! Где Питер наш, а где Доминикана? Это ж вообще другое полушарие. У нас тут может ядерная бомба рвануть, а у них даже погода не испортится…

– Ну, да, наверное, – девушка все еще хлюпает носом, но слезы в глазах дрожать перестали.

Так, вроде градус напряжения в коллективе упал. Теперь нужно постараться хоть как-то прояснить обстановку. И Машу от плохих мыслей отвлечь, желательно, заняв при этом чем-то общественно полезным.

– Манюнь, ты только родителям звонила?

– Да, а что?

– А то, солнце моё, что пора нам попробовать понять, какого черта тут вообще происходит. Так что хватай телефон и начинай звонить. Всем подряд по телефонному списку контактов. Вообще всем, сверху вниз. Хоть друзьям, хоть коллегам, хоть в доставку суши. И если ответят – спрашивай, что и как у них там.

– А ты?

– А я – тоже самое, только по своему списку контактов. Просто если одна и та же чертовщина разом началась и в Москве и в Питере… Есть нехорошие опасения, что это что-то масштабное.

– Так может и Доминикана?.. – в глазах Маши снова заколыхалась вода.

– Не думаю, – стараюсь говорить максимально уверенно. – Это ж другая сторона «шарика». Тут уже не «масштабное» выходит, а натуральный всемирный апокалипсис. А такое только в кино и книжках бывает. Не знаю я примеров, когда внезапно писец приходит одновременно и вообще везде. Ту же Вторую Мировую взять: пока у нас – Сталинград и Курская дуга, в то же время где-нибудь на Кубе – самба-румба, ром и красивые мулатки с большими сиськами…

– Ой, вот кто про что, а Сирожа – про сиськи…

Надо же, даже улыбнулась! «Сережа – молодец».

Следующий час проходит в лихорадочных тычках указательным пальцем по сенсорам мобильного. Длинные гудки, мелодии, «абонент – не абонент». И вдруг чье-то сонное «Алло». Услышав человеческий голос, я от радости на диване подпрыгнул чуть не до потолка. Быстрые и сбивчивые извинения, попытка объяснить, что случилось… Потом – доказать, что я не пьяный и не накуренный. Кажется, доказал и убедил встать и залезть в Интернет. Большего сделать я пока не могу, но хоть какой-то шанс Ильюхе я дал. Как минимум, не выползет с утра из дома, позевывая и почесывая задницу. И не нарвется у подъезда на оголодавшую тварь, вроде тех, из телестудии или с Аничкова моста.

Маша с молчаливым вопросом глядит на меня.

– Илья, армейский сослуживец мой. Из Калязина, это в Тверской области, на Волге. Спал. Говорит, что у них все, вроде, тихо. Но сейчас он пойдет, посмотрит в окно и в Интернет залезет… Значит, есть все же места, где все спокойно. Ну, или хотя бы не так стрёмно, как у нас. У тебя что?

– Пока тишина везде, – девушка разводит руками.

– Абоненты все питерские?

– Нет, из Москвы пара знакомых еще. Но там тоже не ответили.

Стоп, а это, возможно, что-то да объясняет! У меня ни в Питере, ни в Москве, тоже никто трубку не взял. А вот Илья отозвался после четвертого гудка…

– Маша, не тратим время впустую! Крупные города – отставить, звоним в места попроще.

– В каком смысле? – она явно мою мысль не поняла.

– В самом прямом…

Идея у меня простая и незатейливая, но такие часто оказываются правильными Плюс, логика пусть и отставного, но бойца ОМОН, немного обязанного понимать в вопросе по роду службы. Москва и Питер – молчат? А вот Калязин ответил сразу. Сколько народу живет в том Калязине? Десять тысяч, пятнадцать? А в Москве? Вооот! Если это все же теракт, то его не могли провести сразу повсюду, в каждой деревне… Силы у тех, кто все это кровавое безумие спланировал и подготовил – не могут быть безграничны. В городах-миллионниках – еще вполне допускаю. Но их на всю Россию – полтора десятка, не больше. А вот в чтоб в каждом городке Мухосранске, в каждой деревеньке Верхняя Пердь – ни в жизнь не поверю. И значит звонить нужно как раз в такие места, где народу изначально живет поменьше.

И тут неожиданно запиликал мобильный. Входящий вызов, Станиславич.

– Серёга, слушай и не перебивай… – голос у него какой-то бесцветный, мёртвый, а на заднем плане слышен ритмичный гулкий грохот и странные, визгливые завывания. – «Сайгу» я тебе, видать, не верну. Мои – всё, не успел я. Только в квартиру вошел – кинулись разом, я еле выскочить успел и дверь захлопнуть. Сижу в подъезде, дыхание перевожу. В Питер даже не суйся, там живых нет. Я, считай, через весь город проехал. Ни одной живой души. Только эти твари. Их тут десятки тысяч, Серёг, если не сотни… И, такое ощущение, что накрылось там все разом, одномоментно и почти мгновенно. Никаких следов сопротивления. Разрушений – полно: аварии, пожары даже, а вот на попытку живых обороняться хоть где-то – никаких намеков вообще.

– Возвращайся назад, Игорь! – кричу я в трубку.

– Незачем мне возвращаться, Серёга. Вся моя жизнь, она тут, за спиной у меня в дверь колотится…

Охранник пару секунд помолчал.

– В общем, я сейчас отдышусь чуток, да и пойду домой… Люди вот в такое превращаться не должны… Так что, буду чистить. Начну со своих. Потом… Ну, если жив останусь, по соседям пройдусь… Ты адресок запомни, если что, тут где-нибудь твой «Яровит» лежать будет… Дом у нас большой, девять этажей, четыре подъезда… А, вот еще. Я Стасову «четырнадцатую» на съезде с КАДа видел. Возле поворота на этот новый торгово-развлекательный, ну, ты знаешь, который год назад открылся… В отбойнике торчала. Сам не остановился, домой спешил… А может струсил просто. Сейчас вот жалею. Ты это, если будешь рядом – погляди, что там и как. Если выйдет, хоть похорони пацана по-людски. Думаю, в ближайшее время это очень мало кому светит… Всё, Серёга, прощай и не поминай лихом.

И всё. В трубке – тишина, в голове пусто. Попытался перезвонить – «Аппарат абонента выключен…». От того, как просто и обыденно человек ушел умирать, от того, как именно он мне об этом сказал – стало по-настоящему жутко. Куда страшнее, чем когда измазанных кровью каннибалов на экране видел.

– Серёжа, случилось что-то?

Видимо, в покер мне не играть, увидев мое лицо, Маша напряглась.

– Игорь Станиславич звонил. Снаружи все плохо. По крайней мере – в Питере.

Все остальное рассказывать не стану, она и так на последних обрывках нервов держится.

– Так, Машунь, ты продолжай звонить, а я нас на всякий случай к осаде подготовлю. Ну, двери забаррикадирую, и все такое прочее…

Стрелковый комплекс, а говоря проще – большой тир, это здание, которое изначально спроектировано и построено так, чтоб без ведома хозяев в него попасть было сложно. Специфика такая: оружие, боеприпасы… Но все же и не крепость, основная надежда была не на высоту и прочность стен, а на тревожную кнопку и быстрый приезд наряда вневедомственной охраны. Так что, пришлось попыхтеть: заблокировал все входные двери, а те, которые больше не понадобятся для входа-выхода – еще и мебелью завалил. Заодно отключил все электроприборы кроме мониторов охранной системы видеонаблюдения и холодильника на кухне кафетерия. С распределительного щитка обесточил все стрелковые галереи, кабинеты и подсобки, оставив освещение только в тренерской, на кухне и коридорах. Да и там почти все лампочки выкрутил. Света теперь по минимуму, лишь бы в темноте не заплутать.

В том, что электричество вот-вот вырубится – я даже не сомневаюсь. Если все именно так, как сказал Станиславич, то пожары и аварии уже есть, а чинить и тушить все это – некому. Так что – вопрос не дней даже, а часов. Резервный генератор в комплексе есть, даже две штуки. Один – здоровенный «Rigas Dizelis», вполне способный для нашего здания на несколько часов заменить собой линию электропередач, второй – маленький армейский «дырчик»*. Тот, правда, бензиновый. Но и мощность генераторов, и запас горючего к обоим – не бесконечны. Поэтому количество «потребителей» нужно сократить до минимума заранее, чтоб потом не бегать.

«Дырчик», он же «абэшка» – военный бензиновый генератор серии АБ (агрегат бензиноэлектрический). В данном случае – АБ-0,5−0/230.

Закончив с «инженерно-техническим обеспечением», перетаскивал из КХО оружие и патроны. Случись что, бегать за ними будет уже некогда. Всё перенес в «тренерскую», снарядил все имеющиеся в наличии магазины… Пока был делом занят – вроде полегче себя ощущал, отвлекала работа от недобрых раздумий. А как закончил беготню, так и навалилось. Сидел, опершись локтями на столешницу иуткнувшись лбом в ладони, смотрел на прикорнувшую на диване Машу, умотанную нервотрёпкой и переживаниями… А в голове – стерильная пустота. И ни малейшего понимания, как жить дальше, никаких идей и мыслей.

А где-то в семь утра выключился свет и смартфон беспомощно сообщил об отсутствии сигнала сети – мобильная связь тоже сдохла. Вот и приплыли…

Когда точно я вырубился – не знаю. Не уснул, а именно выключился, будто штепсель из розетки выдернули. Сидя за столом, ткнулся лбом в столешницу, заваленную огнестрельным железом и магазинами к нему. Очнулся от осторожного прикосновения к плечу.

– Серёжа? Ты как?

Ясно, Маша проснулась.

– Пока жив, что не может не радовать. Долго я спал? Сколько там натикало?

Девушка бросает взгляд на экран смартфона.

– Почти десять утра. И связи нет…

– Понятно, – я с хрустом потягиваюсь, разминая затекшие плечи и шею.

Собрался было встать, но передумал – я еще и левую ногу отсидел, по ощущениям она сейчас как ватная, того и гляди – подломится. Поерзал на стуле, страиваясь удобнее и возвращая кровоток в онемевшую конечность.

– Дозвонилась до кого-нибудь?

На лице девушки расцветает улыбка.

– Папа в мессенджере написал. Они на какой-то экскурсии были, там приема нет. Вернулись, а от меня десяток пропущенных…

Хоть какая-то польза от всех этих Ватсапов-Вайберов.

– Экскурсия? – не врубаюсь поначалу я. – Ночью?

– Доминикана, Серёж. Семь часов в минус от Питера. У нас полночь, у них – пять часов вечера… Я им написала, что у нас тут какая-то эпидемия бешенства и все очень плохо. Они сперва не поверили. Но я им велела смотреть новости… И быть очень осторожными. И все деньги отцу на карту перевела…

– Вот это – правильно, – поддержал я ее. – Молодец. Они там – чужие люди, туристы. Им рады только пока деньги есть, так что пусть денег будет как можно больше.

– Я много перевела, – снова заулыбалась Маша.

Буду честен, я ее оптимизма не разделяю. Если происходящее снаружи – не локальная проблема России, а, как говорил в кино Бабочкин-Чапаев «в мировом масштабе», то очень скоро деньги не будут стоить ничего. Но об этом мне лучше помалкивать. Она счастлива, с родителями ее все в порядке, остальное пока не важно.

– Ну, вот, а ты вчера панику подняла… Папа как, нормальный? Заграничную «автономку» твой старик выдюжит, если что?

– Ему пятьдесят восемь всего и он в ФСБ служил, и не всегда в кабинетах…

– Крутой был, короче? – решил пошутить я.

– Очень, – абсолютно серьезно кивнула Маша.

– Вот и отлично. Еще какие результаты по обзвону есть?

Маша замерла. Улыбка медленно сползла с лица.

– Ой… А я так обрадовалась, когда папа написал, а потом переписывались, а потом – деньги… А потом еще немного поплакала – и уснула…

Понятно. Внезапным счастьем накрыло и сразу всё остальное – побоку…

– А сейчас… – она растеряно смотрит на свой мобильный.

Ага, а сейчас связи больше нет. И скорее всего, уже не будет. Как и электричества. Всё, приплыли.

– Серёж, а ты еще до кого-нибудь дозвонился?

Я лишь отрицательно головой мотаю.

– Даже родителям?

– Мне некому, Маш. Отец с мамой еще в начале девяностых на машине разбились. Молодой «дальнобой» за рулем фуры уснул и – на встречную. А там «жигули»… Ну, и все… А тётка, тёть Рита, отцова сестра, умерла, когда я в армии служил…

Да, помню, неслабо меня тогда нахлобучило. Первые полгода службы, самые тяжелые, а тут – единственный родной человек. И начальник строевой части – тварь жирная! «Близкие родственники – это отец, мать и родные братья-сестры. Не положен тебе отпуск». Тогда-то я с Иванычем впервые и познакомился. До этого только воинское приветствие ему браво отмахивал, когда он мимо шел, ну, или равнение в нужную сторону на него брал, когда мы строем топали. Я кто был? «Салага»-первогодок, а он – только что назначенный начальником погранзаставы подполковник. Тогда-то Фоменко и показал себя правильным мужиком и настоящим офицером: отпуск дал своей властью, еще и билеты на самолет помог купить, на поезде я б на похороны точно не успел…

– Эй, ты чего? – удивленно спрашиваю я Машу, глядящую на меня глазами провинившегося спаниеля.

– Прости, я не знала…

– Брось, это все было так давно, что почти уже не правда. Да и откуда ты могла знать? Я про свою семью вообще никому тут не рассказывал. Один только Иваныч и знает… Знал…

– Может, все же «знает»? – с надеждой переспрашивает Маша.

Я лишь глубоко вздыхаю.

– Он точно был дома. У него квартира рядом с Восстания, на Суворовском. Самый центр. Если бы выжил – мы б сейчас тут с ним и с женой его, Кариной Владимировной, общались, а не вдвоем впотьмах сидели, не зная, что делать дальше.

– Вот к вопросу о «дальше», – ловит меня на слове она. – Что делать-то будем?

Прежде чем ответить, довольно долго думаю и, заодно, массирую виски, пытаясь разогнать тупую хмарь в тяжелой, не выспавшейся башке.

– Даже не знаю, что тебе сказать, Маша. Пока что у нас есть относительно крепкие стены, четыре десятка пистолетов и десять… Стоп, не десять, девять карабинов под пистолетный патрон, полсотни ящиков с патронами… Два генератора. Пять кубов соляры к дизелю и две сотни литров к «абэшке». И две машины… И продуктов немного в кафетерии… В общем, можем и отсидеться какое-то время, и двинуть куда-нибудь. Вот только куда? Станиславич сказал – город мертв. Не просто нет живых, нет никаких следов сопротивления мертвым. Понимаешь? Никто там не строил баррикады, не перегораживал улицы, не отстреливался из окон и не выгонял из боксов бронетехнику. Что бы там не произошло, оно произошло очень быстро, почти мгновенно.

– Как в телестудии, – севшим голосом прошептала Маша.

– Да, как в телестудии, – согласился я.