Текст книги "По заданию губчека (Повесть)"

Автор книги: Борис Сударушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

5. Арест

Когда Тихон сказал Гусицыну, что закопанный в подвале губернаторского особняка ящик в целости и сохранности, тот взмок от возбуждения. Спросил, почему квартирант не принес ящик.

– Да вы что, обалдели? – нагло ухмыльнулся Тихон. – Какого черта я вам такую тяжесть попру?

Гусицын от этого заявления потерял дар речи. Тихон засмеялся, достал из-за ремня несколько формуляров из картотеки и бросил их на стол:

– Три штуки бесплатно, остальные – по тыще за штуку. Хотите – в керенках, хотите – николаевскими, а лучше – золотом. Если у вас в карманах тоже ветер свистит, сведите с руководителем.

– Ну, знаете… Он известен только штабс-капитану Бусыгину. Принесите картотеку – и с вами рассчитаются сполна, у меня денег нет.

Тихон сделал хозяину дулю под нос:

– Сначала я должен поговорить с руководителем, нашли дурака за спасибо головой рисковать, – выполняя наказ председателя губчека, настаивал он на своем. – Я ему еще кое-что должен сообщить…

Гусицын был в замешательстве: такого оборота он не предвидел. Хотел что-то сказать, но слова будто застряли в горле, махнул рукой и молча вышел из комнаты.

Утром Тихон передал этот разговор начальнику иногороднего отдела.

– Дело идет к развязке, – решил Лобов. – С сегодняшнего дня устанавливается за домом постоянное наблюдение. Возможно, тебя ждет еще одна проверка. Неужели Гусицын не знает про Дробыша? – вслух подумал он.

– Видимо, так оно и есть.

– Не забывай, кем твой хозяин работал, в полиции дураков не держали.

Вечером Гусицын снова постучался к Тихону, Оглядываясь на дверь, за которой супруга раскладывала пасьянс, сказал, чтобы он немедленно зашел к Дробышу.

– Это еще зачем?

– Сейчас же идите, вас ждут, – не стал объяснять хозяин и выскользнул из комнаты.

Тихон опустился на кровать. Вот и наступил момент, которого ждали в губчека, – Дробыш решил ему открыться. Значит, Гусицын был связан с ним с самого начала, но скрывал это даже от собственной жены. Лобов был прав: в полиции дураков не держали.

Надо было прийти в себя, собраться с мыслями. Переодел рубашку, заходил из угла в угол. Это не успокоило.

Вынул из кармана маузер, разрядил его и медленно стал заряжать. Руки действовали механически, вспомнил, что до сих пор нет донесения поручика из Вологды. Если Дробыш начал подозревать Перова, то это подозрение ляжет и на Тихона, которого поручик «завербовал».

Наполненный магазин вдвинул в рукоятку пистолета. Подумал, что вызов к Дробышу может кончиться неожиданно. Оттянул затвор назад, отпустил его и загнал патрон в патронник. Сделал это так, на всякий случай…

Открыв дверь, Дробыш молча усмехнулся, пропустил его в квартиру. За столом сидели двое мужчин. Одного из них Тихон сразу узнал: это был начальник контрольного отдела штаба военного округа Ляхов, краснолицый, с редкими светлыми волосами и вздернутым широким носом.

Другого видел впервые: лицо угрястое и брезгливое, скользкий взгляд из-под набрякших век словно бы ощупал Тихона, рот кривой и тонкий.

Дробыш дружески похлопал парня по плечу, представил его гостям:

– Знакомьтесь, господа, – сотрудник губчека Вагин, которого привлек в наши ряды поручик Перов, сейчас находящийся в Вологде.

Тихон растерянно посмотрел на него, сказал почти без голоса, одними губами:

– Значит… Значит, вы меня проверяли?!

– По крайней мере, теперь я могу спокойно пожать твою руку, – важно заявил Дробыш, усадил его за стол.

– А ведь я боялся, что тогда вам лишнего наговорил, – признался Тихон.

– Ну, зачем же я буду портить твою чекистскую карьеру? Мы весьма заинтересованы в ней.

Тихон принужденно улыбнулся:

– Спасибо, Федор Михайлович. Теперь я, может, до председателя губчека дослужусь…

Угрястый нервно заметил:

– Не успеете, господин Вагин. Советской власти осталось существовать считанные месяцы. Ваш опыт может пригодиться в жандармском управлении или сыскной полиции.

Дробыш заговорил торжественно, словно на докладе в Генеральном штабе:

– Сегодня я получил известие от поручика Перова. Через наших вологодских коллег ему удалось наладить связь с командованием английского экспедиционного корпуса. Теперь мы не допустим ошибки, сделанной Савинковым, – восстания в Рыбинске и Ярославле произойдут одновременно с наступлением союзников с севера и адмирала Колчака с востока. Сейчас нам срочно нужна картотека жандармских осведомителей, с ее помощью мы привлечем в организацию новых людей. Почему ты отказался передать картотеку Гусицыну? – требовательно спросил бывший полковник Тихона.

– Он знает, кто вы?

– Он знает ровно столько, сколько ему положено! Где картотека? – повторил руководитель подпольной организации.

– В картотеке мне попалось дело Флексера, у которого жил поручик Перов.

– Ну я что из этого? – поторопил его Дробыш.

– Оказывается, Флексер и в эсерах, и в анархистах, и в социал-демократах был, потом его жандармское управление завербовало.

– Это нам известно.

– В Киеве за вымогательство судили.

– Тоже не секрет.

– А вдруг его еще раз завербовали, теперь уже красные?

Дробыш снисходительно объяснил:

– Господин Флексер выдал охранке столько красных, что их кровью можно всю Власьевскую затопить. Этого ему большевики никогда не простят.

– Я испугался за Перова, этот зубодер много знает о нем.

– И только поэтому потребовал встречи со мной? – подозрительно прищурился бывший полковник.

– Господин поручик уехал, Бусыгин появился – и был таков. А я на своем месте могу большевикам крепко насолить, Перов это понимал. Только без денег ни шиша не сделаешь, – разыгрывал Тихон из себя недалекого, жадного парня.

Эта игра убедила Дробыша. Он выразительно переглянулся с угрястым и, пошевелив в воздухе короткими, словно обрубленными, пальцами, благосклонно сказал:

– Признаюсь, у нас были некоторые подозрения на твой счет. Будем считать это недоразумением. О деньгах поговорим после, деньги будут. Сейчас главное – картотека. И еще тебе задание…

Договорить, что задумали офицеры, зачем Тихона вызвали, он не успел – в эту секунду раздался осторожный стук в дверь. Дробыш замер, как перед броском.

– Вы никого не ждете? – шепотом спросил его Ляхов.

Тот не ответил, недоуменно поджал губы и вышел в прихожую. Звякнула цепочка, Дробыш приоткрыл дверь и неестественно громко проговорил:

– Вам кого?

В комнате было так тихо, что Тихон расслышал приглушенный ответ:

– Я от Василия Васильевича.

По тому, как облегченно откинулся на спинку стула угрястый, а Ляхов опять засунул в карман браунинг, понял: это пароль, явился «свой».

Дробыш закрыл дверь за гостем:

– Наконец-то! Я уж заждался, думал, вас накрыли.

– Вы были недалеко от истины, Федор Михайлович. Попал в облаву, уцелел чудом.

Почувствовав приближение беды, Тихон лихорадочно пытался вспомнить, где слышал этот высокий, натянутый голос.

– Кто у вас?

– Не беспокойтесь, тут все свои, – ответил Дробыш позднему гостю и ввел его в комнату.

Тихон через силу обернулся. Перед ним в солдатской длинной шинели и бараньей папахе стоял ротмистр Поляровский. По тому, как он впился в него глазами, чекист понял: ротмистр не забыл и допрос в гимназии Корсунской, и арест в Волжском монастыре. Это был провал. Спина похолодела, словно взгляд ротмистра прижал его к ледяной стене.

Бежать было некуда: впереди стояли Дробыш и Поляровский, у окна плечом к плечу сидели офицеры. Потом Тихон удивлялся, сколько мыслей промелькнуло в голове за эти секунды, пока Поляровский угрюмо смотрел на него.

Вспомнил, что с сегодняшнего дня за домом установлено постоянное наблюдение. Потом пожалел, что засунул пистолет во внутренний карман, – пока достанешь, Поляровский, правая рука которого была в кармане шинели, успеет выстрелить трижды. На улице выстрелы не услышат: рамы двойные, окно выходит во двор.

И тут ему помог Дробыш:

– Знакомьтесь, ротмистр, это наш новый Менкер.

Тихон поднялся на ноги, рука ухватилась за спинку венского стула. Ротмистр этого движения не заметил, ехидно произнес, не спуская с чекиста выжженных ненавистью глаз:

– Поздравляю, Федор Михайлович, с хорошим знакомством – этот щенок выследил меня и Сурепова в монастыре…

От неожиданности Дробыш отшатнулся, а Тихон, размахнувшись, швырнул стул в окно. Грохнула электрическая лампочка чад столом, зазвенело разбитое окно, и в комнату ударило темнотой и морозом.

Выхватив пистолет, Тихон выстрелил в ротмистра, бросился в освещенную прихожую. Раненный в левое плечо Поляровский, скорчившись от боли, выстрелил ему в спину.

Тихон упал на вешалку, обрушил ее на себя.

Он уже не видел, как в квартиру, сорвав крючок, вбежал Андрей Лобов. Вбежал в тот самый момент, когда ротмистр, прищурив глаз, опять целился в Тихона. Но выстрелить не успел – Лобов опередил его, выстрелил раньше, и Поляровский рухнул на пол.

В комнату ворвались еще трое чекистов, обезоружили хозяина и гостей. Угрястый оказался бывшим подполковником Смолиным, начальником оперативного отдела штаба военного округа.

Тихона положили на кровать, наскоро перевязали, позвонили в губчека. Через полчаса приехали врач и Лагутин. Увидев председателя губчека, Тихон с трудом выговорил:

– Я от Василия Васильевича…

Лагутин повернулся к врачу:

– Он бредит. Срочно в госпиталь.

Тихон попытался поднять голову, провел языком по горячим, пересохшим губам:

– Михаил Иванович, это пароль… Будете других брать – пригодится…

Передав пароль, он впал в беспамятство – звал сестру, мать, бормотал что-то несвязное. Чекисты отнесли его в кабину грузовика. В кузов, под конвоем, посадили офицеров и арестованного Гусицына.

Дробыша оставили в квартире, начали обыск.

Бывший полковник сидел за столом не шелохнувшись, положив руки на клеенку, только глазами поводил, исподлобья наблюдая за чекистами. Лагутин, расхаживая по комнате, присматривался к нему.

– Руки на колени! – приказал он.

Дробыш дернулся, неохотно уронил со стола словно бы свинцом налитые руки:

– Успокойтесь, – проворчал он. – Я не в том возрасте, чтобы размахивать кулаками. А за свои действия вы еще ответите перед трибуналом.

– Надеетесь выкрутиться? Не выйдет! – резко проговорил Лагутин.

Сняв со стола клеенку, он увидел сложенную вдвое губернскую газету за декабрь минувшего года. Под ней лежало несколько машинописных страниц, предгубчека перелистал их. Это были мобилизационный план Ярославского военного округа, программа курсов командирского состава, копии секретных приказов и писем Наркомвоендела.

Находку похищенных из штаба документов Дробыш объяснил спокойно, даже равнодушно:

– Надо было поработать, взял на дом.

Обыск продолжился.

В прихожей Лобов тщательно прощупал обшивку двери, заглянул за вешалку, за зеркало. Остановился у висящего на стене «эриксона». Сняв массивный аппарат с крюка в стене и ничего не обнаружив, опять повесил его на место. Постучал согнутым пальцем по деревянному кожуху, посмотрел на Лагутина. Тот кивнул. Тогда Лобов вынул из кармана нож-складник, начал отвинчивать винты и складывать их в фуражку.

Возмущенный Дробыш заворочался, скрипнул стулом.

– Не волнуйтесь, Федор Михайлович, – «успокоил» его председатель губчека. – Товарищ Лобов – бывший артиллерист, с техникой дело имел, не испортит аппарат. Да он вам теперь и ни к чему: все важное сообщайте сразу мне.

– Не дождетесь, Лагутин, – угрюмо обронил Дробыш. – За мной вины нет, в вашего сотрудника я не стрелял.

Лагутин с интересом посмотрел на него – бывший начальник мобилизационного отдела все еще на что-то надеялся.

Лобов вынул из кожуха скрученную в трубку бумагу, протянул ее председателю губчека. Тот медленно, словно для того чтобы вывести полковника из себя, развернул листок, пробежал его глазами.

– Теперь ясно, Федор Михайлович, почему вы так волновались за свой телефон, – график движения воинских эшелонов через Ярославль по забывчивости под кожух не засунешь.

Эта находка окончательно уличала Дробыша, но он и сейчас вел себя так, словно все это его не касалось.

Лагутин приказал продолжать обыск – среди найденных документов не было списков подпольной организации. Чутье подсказывало ему, что они здесь, в квартире.

Перебрали книги на этажерке, простучали стены, половицы. Внимание одного из чекистов привлекло массивное пресс-папье на столе. Взял его в руки, отвинтил бронзовую круглую ручку, отложил ее и мраморную крышку в сторону, стал просматривать листки промокательной бумаги.

Между ними обнаружил плотный серый листок в клеточку. На нем, в столбик, были написаны чернилами имена и отчества, напротив – суммы в рублях и копейках: 2 руб. 43 коп., 3 руб. 87 коп., 1 руб. 51 коп…

Лагутин показал список арестованному, спросил:

– Ваши должники?

– Таким крохоборством не занимаюсь. Да и рука не моя, можете проверить.

– Рука, может, и не ваша. Зачем же вы этот список так далеко спрятали?

– Пресс-папье я купил на Мытном дворе, никогда не разбирал его, – буркнул Дробыш, а широкопалые, в рыжеватых волосах руки на столе дрогнули, казалось, вот-вот вцепятся в листок, разорвут его в клочья.

Лагутин внимательно перечитал список, пытаясь понять, что же в нем зашифровано. Показал его начальнику иногороднего отдела, тот пожал плечами. Сравнив бумаги, написанные Дробышем, со списком, убедился – почерк другой.

И тут предгубчека увидел знакомое имя и отчество – Игорь Павлович, напротив стояла сумма в пять рублей, двадцать две копейки.

Подумал: неужели Флексер? Но что обозначают эти цифры?

Посмотрел на Дробыша, будто бы окаменевшего на стуле, на Лобова, который по-хозяйски неторопливо водворял на место кожух «эриксона».

Мысль в голове промелькнула неожиданная и простая – Лагутин подошел к телефону, снял трубку, заказал номер 5-22 и спросил:

– Игорь Павлович Флексер?

– Я вас слушаю, – раздался в трубке бархатистый голос зубного врача.

Шифр был разгадан. Дробыш качнулся, закрыл глаза, лицо перекосило, как в кривом зеркале.

В эту же ночь Флексер и другие «должники» бывшего начальника мобилизационного отдела, члены подпольной организации, были арестованы.

Утром Лобов выкроил время и съездил к Тихону в госпиталь. Вернувшись, зашел в кабинет председателя губчека, сказал короткими, рублеными фразами:

– Пулю извлекли. Сердце не задела. Будет жить.

Торопливо закуривая папиросу, отчего зажег ее только от второй спички, добавил:

– Это была моя мысль – пристроить его к поручику для связи. А вон как получилось…

– Не вини себя, иначе бы мы группу Дробыша, может, вовсе не раскрыли.

– В списке в основном руководители пятерок, на свободе Бусыгин.

– Работы еще много, – согласился Лагутин. – Но Тихон задание губчека выполнил с честью. Сколько ему сейчас?

– Девятнадцатый год.

– Совсем молодой.

Лагутин вспомнил парнишку, погибшего в июле восемнадцатого года в бою на берету Волги, последний, неоконченный разговор с ним. Нелегкий груз взвалила революция на молодых, и нет им впереди проторенной дороги. И еще многие, не дойдя до цели, останутся в памяти людей вечно молодыми…

6. «Защитники»

Сразу после ареста Дробыша был объявлен розыск военспеца Перова, потом через Ревтрибунал «изменника» заочно приговорили к расстрелу. Все это сделали, чтобы сохранить поручика как агента губчека.

И это удалось – предатели из Военконтроля срочно переправили Перова из Вологды в Архангельск, к интервентам.

В Ярославле после первых же допросов список арестованных пополнился, чекисты обнаружили склады боеприпасов с винтовками, пулеметы. Все это утаили саботажники из военных ведомств, они препятствовали выдаче оружия даже сотрудникам губчека.

Следы заговора вели в Рыбинск, туда выехал начальник иногороднего отдела Лобов.

И вдруг дело приняло неожиданный оборот. К Лагутину пришли член Ревтрибунала Малинин и помощник начальника уголовного розыска Польских.

– Ты что же себе позволяешь, Лагутин? – сердито начал Малинин, широкоплечий, с мясистыми ушами, в новой скрипучей кожанке. – На каком основании арестован начальник мобилизационного отдела военного округа?!

– За организацию контрреволюционного заговора, – коротко ответил председатель губчека, пытливо оглядывая возбужденных посетителей.

– Что за заговор? Почему Ревтрибунал не поставлен в известность? – возмутился Малинин.

Лагутин спокойно закурил, подвинул к себе блюдце с окурками, бросил в него спичку:

– Дело передадим в трибунал, как только закончим следствие. Таков порядок.

– Ты поддался на грубую провокацию, Лагутин. Ведешь огонь по своим!

– По врагам!

– Мы знаем Дробыша, его знает председатель Реввоенсовета товарищ Троцкий!

– Вы его плохо знаете.

– Есть приказ товарища Троцкого не вмешиваться штатским в дела военных органов! – все больше распалял себя Малинин.

– Я действовал тоже на основании приказа.

Лагутин достал из стола мандат, подписанный Дзержинским, показал его Малинину и Польских. Они несколько раз перечитали короткий текст, переглянулись растерянно. О встрече председателя губчека с Дзержинским они не знали.

Польских раздраженно произнес:

– В этой бумаге ни слова не сказано о Дробыше.

– Он организатор заговора. Без его ареста, сами понимаете, мы не могли бы ликвидировать заговор.

– А где доказательства? – Малинин вытянулся вперед, шаркнул ладонью по лысине.

Председатель губчека рассказал о похищенных Дробышем штабных документах. Польских словно дожидался этих слов:

– Дробыш утверждает, что расписание движения военных эшелонов и какие-то списки с телефонами твои чекисты нашли в карманах убитого. Смолин и Ляхов подтвердили это. Мобилизационный план и прочие бумаги он просто по ошибке завернул в газету и забыл о них. Эти документы особой секретной важности не представляют.

– Как ты умудрился узнать это, если Дробыш сидит в тюремной камере?

– Вчера я дежурил в Коровниках. Помощник начальника уголовного розыска имеет право разговаривать с заключенными!

– Дробыш – заговорщик, контрреволюционер, а не уголовник. Ты занимаешься не своим делом, Польских!

– Это я поручил ему допросить Дробыша, – важно заявил Малинин. – Решения губчека должны утверждаться Ревтрибуналом.

Лагутин ткнул в блюдце окурок – разговор начал выводить его из себя: посетители вели себя нагло, вызывающе.

– Председатель Ревтрибунала поставлен в известность. Значит, Малинин, ты действуешь по своей инициативе?

– Сегодня мне лично звонил товарищ Троцкий. Поручил разобраться с этим делом. И я настаиваю, чтобы арестованного Дробыша немедленно освободили и направили в Реввоенсовет, в подчинении которого он находится!

– Этого не будет! – твердо сказал Лагутин. – Следствие пойдет здесь, в Ярославле, где совершено преступление.

– На что ты рассчитываешь, Лагутин? С кем вздумал тягаться? – вроде бы посочувствовал Малинин. – У тебя нет прямых улик, никто из арестованных не назвал Дробыша руководителем контрреволюционной организации. Да и вообще, существует ли она?

– По приказу Дробыша со сведениями о расположении частей Северного фронта к англичанам перебежал бывший военспец Перов…

Лагутин рассказал о внедрении в подпольную организацию Вагина, как ему удалось войти в доверие к Перову. О том, какую роль поручик сыграл в этой операции на самом деле, умолчал – об этом в губчека знали только он, Тихон и начальник иногороднего отдела.

Малинин оживился, требовательно спросил:

– Где этот оперативный сотрудник? Я сам хочу с ним поговорить.

– Он в госпитале. При аресте Дробыша был опасно ранен, пока врачи не пускают к нему, все еще без сознания, – объяснил Лагутин.

– Единственный свидетель и тот на ладан дышит, – усмехнулся Малинин, и по его виду Лагутин догадался, что о ранении чекиста он тоже знает, потому и потребовал встречи с ним.

– В вашего сотрудника стрелял Поляровский, – тут же проговорился Польских. – Дробыш никогда раньше не встречался с ротмистром, не знает, зачем он пришел к нему.

– Никогда не встречался, а фамилию и звание тебе сказал? Интересная картина получается, не так ли?

Польских замешкался, тогда Малинин поспешил ему на помощь.

– Мы узнали это по своим каналам, Лагутин. Не пытайся поймать нас на слове.

– Что за каналы? Как председатель губчека, я должен это знать.

Малинин с угрозой постучал мосластым кулаком по столу:

– Советую выполнить приказ товарища Троцкого и освободить Дробыша. Если он окажется виноват, его дело будет рассматривать Реввоенсовет, а не губернская Чека. Будешь упрямиться – обратимся в губком партии и скажем, что ты фабрикуешь дело о заговоре в штабе военного округа с целью нажить себе политический капиталец. Мы не позволим тебе шельмовать честных, проверенных военспецов!

Лагутин поднялся на ноги, оправил гимнастерку под ремнем и произнес, едва сдерживая раздражение:

– Не знаю, сами вы заблуждаетесь или кто-то умышленно водит вас за нос, но мешать следствию не позволю. Жалуйтесь в губком – это ваше право. А наша чекистская обязанность – выявлять и обезвреживать тех, кто покушается на Советскую власть! Кончен разговор!..

– Ты еще пожалеешь об этом! – затряс костлявым пальцем Польских.

– Жалеть будете вы, что защищали злостных контрреволюционеров!

– Я доложу товарищу Троцкому, что немотивированными арестами ты парализуешь деятельность штаба, играешь на руку врагам, наносишь вред обороне республики! – уже у дверей пригрозил Малинин, натягивая на лысую голову суконный картуз.

Сразу же из кабинета Лагутина «защитники» Дробыша направились в губком партии. Вечером председателя губчека вызвал к себе товарищ Павел. Отношения между ними всегда были теплые, доверительные, но на этот раз в голосе секретаря губкома Лагутин почувствовал тревогу.

Коротко рассказал, как была разоблачена группа Дробыша: о внедрении Вагина, о штабс-капитане Бусыгине, о складах оружия, найденных в городе после допросов арестованных. Все эти факты постепенно переубеждали товарища Павла.

– Малинин говорил, против Дробыша нет прямых улик, Так ли это? – спросил он.

– Списки заговорщиков мы нашли у него в квартире, а не в карманах убитого Поляровского. Какие еще нужны улики?

– Почему никто из арестованных не назвал Дробыша руководителем подпольной организации? Ты мне вот это объясни.

– Дробыш предвидел вероятность провала и наладил строжайшую конспирацию. Июльский мятеж многому научил не только нас, но и местных контрреволюционеров – они стали действовать изворотливей, хитрей. О том, что он руководитель, знали только трое заговорщиков – Ляхов, Смолин и Гусицын. Но они стоят за него горой, все валят на Поляровского.

– А этот раненый парень, твой сотрудник? Он может сейчас дать показания против Дробыша?

– Состояние его очень тяжелое.

Товарищ Павел задумался, бросил на Лагутина быстрый, строгий взгляд и решительно произнес:

– Хорошо, я позвоню председателю Ревтрибунала, чтобы он утихомирил Малинина, дал тебе возможность закончить следствие. Думай сам, как изобличить Дробыша, чтобы у Троцкого и других не осталось сомнений в его предательстве.

Из губкома Лагутин вышел успокоенный, факты убедили партийного секретаря, что чекисты действовали правильно.

На другой день из Рыбинска вернулся начальник иногороднего отдела. Лагутин рассказал ему последние новости, добавил:

– Если Троцкий будет настаивать на освобождении Дробыша, придется подключать к следствию поручика Перова.

Лобов положил на стол несколько исписанных страниц:

– Не надо, Михаил Иванович. Дробыш сам себя разоблачил.

– Что это? – склонился над бумагами Лагутин.

– Инструкции рыбинским заговорщикам, написанные собственноручно полковником Дробышем. Нашел у руководителя рыбинского подполья капитана Есина.

– Знакомая фамилия.

– Есин – участник июльского мятежа Рыбинске. Тогда удалось скрыться, потом по фальшивым документам устроился в уездную милицию.

– Вспомнил. Его отряд брал Коммерческое училище, где должен был разместиться их штаб.

– Там все было подготовлено к новому восстанию, – продолжил Лобов. – Даже день назначили – десятое мая. План, судя по этим инструкциям, был тот же, что и в июле восемнадцатого, – начать сразу в Ярославле и Рыбинске с одновременным наступлением интервентов с севера.

Прочитав инструкции, Лагутин сказал:

– Теперь Малинин и Польских мигом угомонятся. Готовился новый мятеж, а они заговорщиков выгораживают.

– Может, заодно с Дробышем?

– Вряд ли, действуют они грубо и непродуманно. Вероятней всего, они просто пешки в чьей-то игре. Того же Троцкого. В любом случае теперь можно передавать дело в Ревтрибунал. Против таких фактов возразить будет нечего.

Лобов в сомнении произнес:

– А может, оставить эти бумаги про запас?

Лагутин посмотрел на начальника иногороднего отдела недоуменно. Тот объяснил:

– Если за Малининым и Польских стоит председатель Реввоенсовета, то их сейчас, в запале, никакие доводы не остановят. И Лев Давыдович при его раздутом самомнении свою ошибку с Дробышем не захочет признать. Значит, главное сражение нам дадут впереди. Вот на тот случай и припасти инструкции Дробыша. А заодно посмотреть, как его защитники дальше будут действовать, как проявят себя.

Лагутин с сожалением сложил инструкции в отдельную папку – доводы начальника иногороднего отдела показались ему вескими.

– Убедил, Андрей Николаевич, – вздохнул он. – Обидно только: защищаем Советскую власть, а перед тем же Троцким юлить приходится.

– Не пойму, что он за человек. Почему возле него столько всякой дряни?

– Время покажет.

– Оно, время, всему оценку даст, – согласился Лобов.

Они не договаривали, хорошо понимая друг друга.

Лобов спросил председателя губчека о Бусыгине.

– Арестованный адвокат Нагорный признался: штабс-капитан часто ночевал у его сестры в Хожаеве. Послали туда наряд чекистов, но Бусыгин так и не появился там. Нюх у него прямо собачий.

– Скрывается в городе?

– Кто знает. Между ним и Дробышем не было полного согласия. Полковник осторожничал, старался оттянуть мятеж до подхода интервентов. Штабс-капитан действовал наглей, говорил Нагорному, что в городе есть люди, хоть сейчас готовые к восстанию, что за Волгой собираются отряды из бывших офицеров и дезертиров. С одним из таких отрядов вы с Тихоном перестреливались на Гурылевском хуторе. Возможно, Бусыгин опять в лесах. Так или иначе, но кроме группы Дробыша он поддерживал связи еще с какой-то организацией…