Текст книги "Дуэль с собой"

Автор книги: Борис Пугачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 24

Амур, такие наслажденья, Веселья, радости ты доставляешь мне, Что я блаженствую, горя в твоем огне!

Дж. Боккаччо

Выставка закончилась, состоялось торжественное закрытие с многочисленными речами и почти двухчасовым театрализованным представлением. С помпой убрали большую зеленую плюшевую лягушку – символ и талисман выставки. В целом все были довольны результатами. Миша, Толя и Света получили очень выгодное предложение – испытать свои летательные аппараты над водопадом Анхель, самым высоким то ли в Америке, то ли в мире. В случае успеха им обещали заказать большую партию для использования в туристических целях. Боря и Лена заключили несколько договоров о намерениях организовать совместное производство сушилок для овощей. Лена продала почти все свои вещицы, а несколько оставшихся фигурок для камина подарила Вере. Родик и Юра сбыли почти все изделия народных промыслов и незначительную часть ювелирных украшений. Везти с собой товар обратно не хотелось, и Родик договорился с Обществом советско-венесуэльской дружбы, что они организуют у себя в каракасском офисе постоянную выставку-продажу, оставляя себе в качестве вознаграждения тридцать процентов от получаемых средств. Юра уже начал готовить соответствующие документы. Команды Петра Николаевича и Георгия никаких предложений не получили, но, вероятно, и не стремились к этому. Программы они свои выполнили, как и Виктор с Алексеем, последние дни пропадавшие в магазинах и даже не появившиеся на церемонии закрытия. Все начали демонтаж выставочного оборудования. Родик в последний раз окинул взглядом ставший родным стенд и снял подаренный Габриэлем талисман, подумав: «Чем кто-то из небесных или подземных руководителей не шутит, возможно, эти смешные красные кольца с перьями обеспечили успех. Важно, что успех есть. Первая тропинка в неизведанный зарубежный бизнес протоптана».

Иван Петрович объявил, что вечером организаторы выставки и русская община планируют банкет, а утром – выезд на Карибское море. Будет целый день отдыха и купанья.

– Родион Иванович, у меня к вам просьба, – сказал Иван Петрович. – Не могли бы вы выручить нас сувенирами?

– Я сам об этом подумал, – ответил Родик. – У нас как раз осталось десятка полтора разных изделий. Вот только водки нет. Вы спросите, может, у женщин бутылка-другая сохранилась.

– Это пусть вас не волнует, у меня специально припасено четыре бутыли. Мы их поставим на стол.

– Мне хотелось бы пригласить на банкет Веру. Она за это время стала почти членом нашего коллектива. Удобно это?

– Думаю, что удобно. Кроме того, никто не обратит внимание. От русской общины будет много народа… Да, кстати, вы знаете, что Горбачева выбрали президентом?

– Я вам это предрекал еще неделю назад. Вопрос – надолго ли?! Посмотрите, что делается в Чехословакии и Венгрии. Мы обычно с некоторым запозданием повторяем то же самое…

Банкет начался торжественно – с речей и официальных тостов. Звучали поздравления в связи с переменами в СССР, хвалили Горбачева. Потом пошла обычная пьянка. Венесуэльцы в этом совершенно не уступали русским. Закончилось все часов в одиннадцать, но часть провожающих зашла «на минуточку» в отель, и пьянка возобновилась с новой силой, хотя уже без закуски.

Утро оказалось очень тяжелым даже для Родика. Иван Петрович, вообще не ложившийся спать, в грязной, с бурыми пятнами белой рубашке и красном галстуке, как пионер, ходил по комнатам и будил коллектив, пытаясь обеспечить явку на запланированную экскурсию на пляж Карибского моря. Было всего семь утра, просыпаться никто не хотел. Даже Боря – единственный трезвый представитель советской общественности – упрямо отказывался вставать, справедливо утверждая, что Карибское море никуда не денется, и еще не факт, что автобус приедет в восемь.

Тогда Иван Петрович прибег к испытанному средству – опохмелению. Ром с утра – удовольствие сомнительное, но все надеялись, что станет лучше, и потому пили.

К половине девятого плохо умытая, небритая и ужасно пахнущая советская делегация все же собралась в холле отеля. Автобус стоял у входа. В нем сидели человек пять-шесть венесуэльцев, не способных даже выйти навстречу гостям. Ром кончился, и надо было купить еще. Сделать это мог только Боря, но он гордо отказывался. Даже уговоры женщин, чувствовавших себя не намного лучше мужчин, на него не действовали. Наградив Борю разными эпитетами, решили остановить автобус около какого-нибудь заведения. Терпеть пришлось недолго – такое заведение встретилось им на выезде из Валенсии. В нем продавали кокосы и ром. Родик прежде не пробовал кокосов и, получив большой в зеленой шкурке орех с воткнутой в него пластмассовой трубочкой, моментально высосал прохладную жидкость, по-чему-то называемую молоком. Остальные последовали его примеру. Затем венесуэльцы разрубили орехи и показали, как надо есть мякоть, запивая ее ромом или, наоборот, заедая ею ром… Впрочем, последовательность употребления того и другого стала неважна уже после третьего стаканчика. Скоро похмелье забылось, появилось новое легкое опьянение, приятно подкрепленное взятым в дорогу коктейлем из взбитых в миксере внутренностей кокоса, ликера и льда.

Карибское море встретило слепящим солнцем, жемчужным песком и теряющимся в дымке простором спокойной васильковой воды, обрамленной зеленью пальм. Пустынный песчаный пляж лагуны заполнился шумящей пьяной толпой, кто искал тень, кто на ходу торопливо снимал одежду. Вскоре вода, словно природный магнит, втянула в себя людей, и над спокойной поверхностью моря уже были видны только их головы. Родик, желая охладиться и заодно продемонстрировать женщинам свое умение плавать, далеко пронырнул под водой и сначала кролем, а потом брассом быстро удалился от берега.

Неожиданно что-то острое впилось ему в грудь, потом в живот. Стало страшно и больно. Родик резко изменил направление движения и, посмотрев вбок, понял, что наткнулся на заросли кораллов. До этого он видел их только по телевизору. Родик аккуратно развернулся и, не удержавшись, отломил от этой красоты несколько живописных кусков. Перевернувшись на спину, он зажмурился от яркого солнца и, зажав в руках добычу, поплыл к берегу, где долго потом лежал на мелководье, переворачиваясь с живота на спину и любуясь трофеем.

Любимым занятием Родика на берегу моря всегда был поиск в полосе прибоя чего-то загадочного и, на его взгляд, интересного: от гальки необычного цвета или формы до ракушек. Может быть, втайне даже от себя он надеялся набрести на остатки сокровищ, выкинутых штормом и не замеченных другими искателями. Здесь же, на легендарном пиратском море, где, по преданиям, затонуло огромное количество кораблей с забитыми драгоценностями трюмами, азарт в сочетании с ромом воспалили воображение до предела и погнали Родика на поиски. Сначала идти было легко, но потом прибрежные заросли с обнаженными корнями подступили к самой воде. Скоро босым ногам стало нестерпимо больно, да и еще из рук постоянно выпадали собранные ракушки и обломки мертвых кораллов. Родик решил вернуться, оставить собранное, надеть шлепанцы, взять сумку и произвести разведку в противоположном направлении – там берег был менее заросшим, а вдали просматривался скалистый островок.

Коллектив сидел в тени пальм и пил пиво, закусывая жареными солеными бананами, которые продавал шустрый, босоногий, до черноты загорелый мальчик. Как ни хотел Родик продолжить поиски, но от холодного пива отказаться не смог.

Пиво разморило его, и после почти бессонной ночи Родик решил часик вздремнуть в тени одиноко стоящей в стороне от шумной компании пальмы, а уж потом возобновить собирательство. Охлажденный тенью песок обнял расслабленное тело, яркое солнце заставило прикрыть веки… «Блаженство…» – подумал Родик, засыпая.

Он шел по белому мелкому песку и до боли в глазах всматривался в барханы, ямки, извивающиеся впадины. Вдруг что-то блеснуло вдали, отразив сноп ярких солнечных лучей. Подойдя ближе, Родик увидел кристально чистое крошечное и мелкое озерцо, на дне которого ползали разноцветные крабы и какие-то еще морские членистоногие. Ему страшно захотелось поймать одного из них, но это никак не удавалось. В последний момент животное ускользало, оставляя в ладони лишь песок. Но вот что-то попалось в руку, и, разжав пальцы, Родик, не веря своим глазам, увидел искрящийся, прекрасно ограненный желтоватый камень. Он почему-то сразу подумал, что это бриллиант. Встав на колени, Родик принялся копать песчаное дно, и вскоре на берегу этой маленькой лужицы образовалась сверкающая на солнце горка драгоценностей. Поковырявшись еще и больше ничего не обнаружив, Родик снял рубашку и начал складывать в нее сокровища. Вдруг тень заслонила солнце, он оглянулся. За его спиной стояли индейцы с разукрашенными лицами и в каких-то немыслимых головных уборах. Молча они отняли у Родика найденное, высыпали все назад в озерцо, а его привязали к воткнутому в землю копью. Также в безмолвии они обложили его сухим хворостом и подожгли. Языки пламени больно обжигали тело, стало неимоверно жарко…

И тут Родик проснулся. Он лежал на песке, тень от пальмы ушла далеко в сторону, а солнце так проэкспонировало тело, что даже на ярком дневном свете оно казалось багрово-красным. Голова гудела. Вокруг никого из знакомых не было – все куда-то разбрелись. Родик переполз в тень, жестами подозвал мальчика, разносящего жареные бананы и пиво, купил бутылку и, показав на сгоревшее плечо, сказал:

– Ром, плиз*.

Мальчик активно замотал головой, давая понять, что ромом не торгует.

Родик порылся в карманах валявшихся на песке брюк, вытащил пачку боливаров и, отсчитав примерно тройную стоимость бутылки рома, протянул деньги и повторил:

– Ром, плиз[39]39
  Плиз (англ. please) – пожалуйста.


[Закрыть].

На этот раз мальчик, взяв деньги, поспешно убежал, сверкая голыми пятками.

Появился Юра. Прижимая к груди горку ракушек, он возбужденно сообщил Родику, что здесь повсюду валяются вот такие раковины с настоящим перламутром, пригодным для изготовления вставок в ювелирные изделия, и их надо собрать побольше. Родик согласно кивнул и сказал:

– Слушай, я сгорел как шашлык, даже трудно сгибать руку. Сейчас мальчик принесет ром. Ты меня разотри, а остальное выпьем.

Только теперь Юра обратил внимание на состояние Родика и посочувствовал:

– Да, сгорел ты глобально, завтра будешь мучиться. Растирать надо не ромом, а сметаной.

– Сбегай в магазин за сметаной и заодно черного хлеба с салом на закуску прихвати, – пошутил Родик.

Тут появился мальчик с бутылкой рома, пакетиком жареных бананов и пластиковыми стаканчиками. Содержимым первого стаканчика Юра, ворча, что он вынужден совершать грех и глупость, растер Родика, а остальное они выпили, закусив жареными бананами. Потом Родик, вместо того, чтобы сидеть одетым в тени, снова побежал купаться, не понимая, что в воде обгорит еще сильнее…

На обратном пути Родик устроился на заднем сиденье автобуса, где можно было прилечь. Однако он никак не мог найти удобную позу. Тело пронизывала боль даже от соприкосновения с чехлом сиденья, а когда автобус подпрыгивал на кочках, казалось, что кожа сходит с лица. Его состояние заметила Лена. Пересев к нему, она предложила себя в качестве опоры. Родик несколько смутился, но потом устроился у нее на коленях в позе зародыша. Стало легче, и он заснул.

Как он перекочевал из автобуса в свою кровать, Родик не помнил. Проснулся он, когда было еще темно, от приснившегося кошмара, очень похожего на пляжный, но с другим финалом – пришел Юра и залил костер водой. Вода шипела на углях и обдавала лицо нестерпимо горячим паром… Поняв, где находится, Родик действительно увидел склонившегося над ним Юру.

– Ты чего так орал? – спросил Юра.

– Чертовщина с твоим участием приснилась, – ответил Родик.

– Мне кажется, что мое участие здесь ни при чем. Ты вчера довыпендривался – у тебя, похоже, высокая температура. Как в таком виде завтра в Каракас поедешь?

Родик и впрямь чувствовал себя отвратительно – тело гудело, ныло и горело, любое движение доставляло боль. Он скинул одеяло, сел на кровати и осмотрел себя. Вся кожа была пунцовая и как будто вспухшая. Голова разламывалась и кружилась.

– Сейчас я приму душ, побреюсь, и поедем к Вере – надо попрощаться, позвонить в Москву, забрать аппарат. И еще нам предстоит разобраться с непроданными вещами, – с трудом вставая с кровати, сказал Родик.

– Ого! Как вы сгорели, Родион, – заметил появившийся в дверях Габриэль. – Надо идти к мэдико, с нашим солнцем шутить нельзя. У вас фьебрэ[40]40
  Фьебрэ (исп. fiebre) – лихорадка, высокая температура.


[Закрыть].

– Ладно, Фьебрэ, будем живы – не помрем. Ты чего с нами вчера на море не поехал?

– Плохо себя чувствовал, да и по учебе надо было кое-что сделать. Вера привет передавала. От этого деспедида[41]41
  Деспедида (исп. despedida) – прощание.


[Закрыть] она тоже очень утомилась.

– Что-то ты сегодня по-русски плохо говоришь. Уедем – так совсем разучишься. Ну-ка, давай повторять сленг. Скажи, как ты выругаешься, если тебе человек надоел?

– Пошел на…

– Молодец, помнишь. А пятистопный?

– На хрена нахреначили до хрена, расхреначивайте на хрен.

– Смотри, Юр, выучил, мерзавец. Немножко еще получится, когда к нам в Москву приедет, и может в Оксфорде преподавать.

– Меня за это ругаешь, а сам учишь молодежь черт-те чему, – вмешался Юра. – Иди мойся, а то никуда не успеем.

– Ладно, пошел, а вы чего-нибудь выпить найдите.

– У меня есть ром, Родион, – моментально откликнулся Габриэль.

– Моя школа, – с деланной гордостью, дружески похлопав Габриэля по плечу, похвастался Родик. – Пока буду мыться, приготовьте завтрак. У нас, по-моему, икра осталась… Хотя нет, икру не трогайте – мы ее Вере подарим, ей будет приятно. Юр, спроси у ребят в соседней комнате – может, чего-нибудь дадут на закуску? А нет – дойди до девчонок, у них всегда жратва есть…

Когда Родик вышел из ванной, в комнате хозяйничала Лена.

– Привет, ангел-спаситель, – поздоровался Родик. – Не пугайся. Я не в форме. Глаза толком открыть не могу.

– Что, плохо? Ты вчера даже бредил, – вместо приветствия как-то по-домашнему посочувствовала Лена. – Я таблетки и лосьон принесла. Больше ничего не нашла.

– Спасибо. Таблетки пока не буду, а лосьон можно выпить.

– Все шутишь.

– Какие шутки? Морда опухла и красная, как у алкаша. Голова гудит – то ли от рома, то ли от солнца. Слабость, а надо еще к Вере ехать, прощаться. Поедешь с нами?

– Нет. Мне упаковаться надо и счета-фактуры проштамповать.

– Плюнь. Пусть Саша пакуется, а штампы можно самим в Москве сделать. Они наборные. У меня такие есть. Главное, что фирменные бланки имеются.

– Не уговаривай, я решила.

– Кремень! Где молодцы наши?

– Их Иван Петрович зачем-то на ресепшн позвал, что-то с оплатами.

– У-У-У, – Родик, почувствовав слабость, присел.

– Хочешь, я тебя кремом помажу? Здесь купила. Bahamas называется. Может, легче станет?

– Лучше ромом.

– Ты что? Нельзя, облезешь.

– Да и так облезу. Юрка меня вчера уже ромом растирал.

– Не спорь, снимай рубашку.

Родик нехотя подчинился. Лена осторожно начала покрывать его спину маслянистой жидкостью. Родик ощутил облегчение, и в нем неожиданно проснулся мужской инстинкт, дремавший все эти дни. Он неуверенно положил руки на Ленины бедра и стал их ласкать, чувствуя при этом, что ее тело отвечает. В это время дверь распахнулась, и влетел Юра. Родик отдернул руки и тяжело вздохнул.

– Разобрались! – возбужденно сообщил Юра. – Габриэль сейчас придет. Иван Петрович что-то хочет уточнить… О-о-о! Стол накрыт, больного лечат. Леночка, это не способ. Этот кусок мяса натирать бестолку. Его можно только поить. Давайте по маленькой? Быстро закусим и поедем к Вере…

Увидев Родика, Вера покачала головой и заставила измерить температуру.

– Тридцать восемь и восемь, – объявила она. – С такой температурой не гуляют и, тем более, не работают. Ложитесь, Родион, я вызываю врача. А вы, Юрий, вместе с Габриэлем сходите в аптеку и купите гель от ожогов, я сейчас напишу, как называется. Родиона срочно надо лечить.

– Не беспокойтесь! – взмолился Родик. – На мне все, как на собаке, заживет. Завтра уезжаем в Каракас, а через неделю – в Москву.

– Ложитесь и не спорьте. Вы, Родион, даже не представляете, что с вами произошло. Если не будете лечиться, то и через месяц никуда не уедете. А можете, не дай бог, вообще остаться на всю жизнь инвалидом.

Врач тоже очень серьезно отнесся к его состоянию. Одобрил все принятые Верой меры и, прописав целую кучу лекарств, запретил даже думать о поездке или работе. Юра с Габриэлем опять направились в аптеку, а Вера захлопотала вокруг больного. Делала она все это явно от чистого сердца, и у Родика снова не возникло чувства неудобства или стеснения. Наоборот, ему была приятна ее почти материнская забота, по которой он истосковался с тех пор, как пять лет назад после долгой и тяжелой болезни умерла его мама. С ее смертью Родик лишился не только такого чуткого внимания, но и возможности с кем-то поделиться сокровенным, выслушать, может быть, не очень правильные, но всегда нужные наставления и советы, просто прийти туда, где тебе всегда рады.

Несмотря на прекрасный уход, Родику становилось все хуже. Температура повысилась до тридцати девяти и шести, страшно болела голова и, что больше всего пугало, появился кашель. Вспомнились предостережения московских врачей. «Придется, похоже, день-два полежать, – думал Родик. – Юра один справится. Если что-то потребуется, помощника найдет. Где все остановятся в Каракасе – известно, возьму такси и сам доберусь».

Он изложил свои мысли вернувшимся из аптеки Юре и Габриэлю.

– Не волнуйся, – успокоил Юра, – я со всем справлюсь. К твоему приезду как раз решу все вопросы с Обществом советско-венесуэльской дружбы. Ивана Петровича предупрежу. Он, конечно, будет дергаться. «Журналисты» в Москве, вероятно, чего-нибудь настучат, но тебе, «таджику», не так страшно. Как только поселимся в Каракасе, сразу тебе позвоню… Да, вещи твои будут в камере хранения отеля, а мыльные принадлежности мы тебе забросим.

Вера, проследив, чтобы Родик принял все лекарства, смазала его гелем, померила температуру и, посоветовав поспать, куда-то ушла. Родик послушно закрыл глаза и, вероятно, уснул. Разбудило его прохладное прикосновение ко лбу.

– Думаю, что температура не спадает, – констатировала Вера и предложила: – Не знаю, как вы к этому относитесь, но я сходила в колдовской магазин, и мне приготовили лечебную смесь и амулет. Может, попробуем их применить?

– Вера, дорогая, я очень тронут вашим вниманием. Однако в эту чертовщину не верю, – отозвался Родик, но, подумав, что это обидит ее, добавил: – А вообще-то Габриэль перед выставкой подарил мне амулет, и выставка удалась. Давайте сюда ваше знахарское снадобье.

Вера дала Родику выпить какую-то жидкость, проговаривая при этом непонятные слова. Потом надела ему на шею тесемку с деревянным, раскрашенным красной, зеленой и коричневой красками странной формы амулетом, на грудь насыпала серый порошок и велела лежать неподвижно, пока она будет произносить заклинания на здоровье… Подействовала магия или антибиотики, но на следующий день температура почти нормализовалась, хотя тело еще ныло и надевать рубашку было больно. К вечеру Родик решил, что злоупотреблять Вериным гостеприимством больше не стоит, и засобирался в Каракас. Вера активно возражала, однако он вежливо, но очень твердо настоял на своем. С тяжелым сердцем попрощавшись с гостеприимной хозяйкой и выразив надежду, что они еще увидятся, Родик сел в такси, доехал до отеля, забрал вещи из камеры хранения и, откинув все еще болевшую голову на широкую спинку заднего сиденья, полностью доверился водителю.

В потемках он не заметил, как въехали в Каракас. Понял это Родик уже возле отеля. Будучи строго предупрежденным Верой, таксист проводил пассажира до ресепшн. Был второй час ночи, и Родик не стал беспокоить Юру, решив поселиться, отоспаться, а утром постараться включиться в работу. Однако оказалось, что бронь в отеле давно снята, и свободных мест нет. Переполошить всех, чтобы лечь спать с кем-то в одном номере, Родик не захотел и воспользовался предложением таксиста устроиться на ночь в другой отель.

Комната в предложенном отеле выглядела очень странно: все пространство занимала огромная кровать, при входе располагалась крошечная туалетная комната с душевой кабиной, из другой обстановки были только тумбочка и вешалка. Анализировать, почему нет платяного шкафа и прочих гостиничных удобств, Родик не стал. Он чувствовал себя совершенно разбитым – внутри и снаружи после многочасовой дороги у него все горело и болело. Он желал лишь одного: побыстрее принять горизонтальное положение. С трудом раздевшись, он, даже не разобрав кровать, завалился спать.

Проснулся Родик так же резко, как и заснул. В голове была тяжесть, но боль прошла. Он перевернулся с бока на бок, и это не доставило неприятных ощущений. Посмотрев на часы, он удивился, что проспал почти полсуток – за окном разгорался полдень.

Попытка дозвониться Юре или кому-нибудь из делегации ни к чему не привела – вероятно, все разошлись из отеля по своим делам. Рассудив, где Юра может быть, Родик набрал номер Общества советско-венесуэльской дружбы и выяснил, что тот вместе с председателем уехал в советское посольство, а связаться с ним можно через советника по культуре.

Родик позвонил в посольство:

– Добрый день. Это говорит Жмакин Родион Иванович, я приехал…

– Жмакин Родион Иванович? – переспросил женский голос. – Мы вас давно разыскиваем. Не вешайте трубку, подождите, я вас переключаю на советника…

– Родион Иванович, рад вас слышать! Мы с Иваном Петровичем уже хотели подключить полицию. Сейчас я передам трубку товарищу Розенблату…

– Родик, наконец ты нашелся! – возбужденно зашумел Юра. – Я вчера позвонил Вере и узнал, что ты уехал на такси совершенно больной. Что-то случилось?

– Ну ты и паникер, – ответил Родик, – выставляешь меня в каком-то идиотском свете. Позови советника, я ему все объясню…

Родик вкратце рассказал советнику, что произошло, и тот предложил прислать за ним машину. Полистав лежащие на тумбочке бумаги, Родик продиктовал адрес и телефон. В трубке воцарилось долгое молчание.

– Сожалею, Родион Иванович, – наконец отозвался советник, – но я вынужден отказаться от своего предложения. Вы находитесь в красной зоне – нам туда ездить запрещено.

– Что это значит? – не понял Родик.

– Это значит, что вы поселились в некоем подобии публичного дома, в одном из самых криминальных районов Каракаса. Придется вам выбираться самостоятельно. Единственное, чем могу помочь – это забронировать номер в отеле, где живет вся ваша делегация. Возникнут проблемы – звоните, заезжайте.

– Спасибо… Если можно, передайте, пожалуйста, трубку Розенблату… Юра, ты все слышал. Я тут сориентируюсь и свяжусь с тобой. Запиши на всякий случай мой номер телефона. У тебя какие планы на сегодня?

– Родик, мы сейчас здесь подпишем кое-какие бумаги, потом я ознакомлюсь в Обществе с помещением и стендами. Думаю, часам к четырем освобожусь. Как твое самочувствие?

– Средней тяжести. Давай встретимся в пять? Я буду ждать в вашем отеле в холле.

– Хорошо. Постараюсь не опоздать. Если задержусь – не нервничай, тут бывают заторы на дорогах.

– Я – не ты, панику не создаю. Желательно, чтобы ты нашел Габриэля.

– Давай, я тебе дам его домашний телефон? Он больше с нами не работает, но дома постоянно находится его мать. Она говорит по-русски, как мы с тобой.

– Записываю, диктуй… Все. До встречи. Привет.

Родик положил трубку и оглядел комнату. Теперь ему

стали понятны особенности обстановки. Про публичные дома Родик, естественно, слышал, но никогда их не видел и решил осмотреть все. Кроме того, очень хотелось есть. Поэтому, побрившись и приняв душ, он спустился в холл, где размещались ресепшн и уютный бар. Родик заказал фруктовый салат, апельсиновый сок, сандвичи и кофе «негро». Ничего необычного он все еще не замечал, удивляло только полное отсутствие в отеле постояльцев. Кофе, еще издали источающий приятный аромат, бармен принес как раз в тот момент, когда Родик доедал салат. Венесуэльский кофе доставлял ему каждый раз новые вкусовые ощущения, кроме того, обладал невероятными тонизирующими свойствами, в отличие от того, что продавали в Москве. Там он мог выпить вечером большую чашку кофе и через пятнадцать-двадцать минут спокойно заснуть. Здесь он научился пить, а не глотать этот чудесный напиток, максимально растягивая удовольствие и стараясь расслабиться в предвкушении приятного возбуждения.

Именно в такой момент к Родику обратился по-испански моложавый мужчина в белой с короткими рукавами рубашке и черных брюках – одежде, типичной для служащего отеля. Обращение по-испански нисколько не удивило Родика. Его из-за черной бородки, плотного телосложения и других физических особенностей, унаследованных по еврейской линии, часто принимали за местного жителя.

За время пребывания в Венесуэле Родик усвоил несколько испанских слов. Из всего сказанного он разобрал только «буэнас тардэс»[42]42
  Тардэс (исп. buenas tardes) – добрый день.


[Закрыть], а на остальное ответил: «но ле энтьендо» (ничего не понимаю).

Незнакомец перешел на некое подобие английского. Этого оказалось достаточным, чтобы понимать друг друга. Родик объяснил, что он из Советского Союза, в Каракасе «ферсттайм[43]43
  Ферст тайм (англ. first time) – впервые.


[Закрыть]», а «гел[44]44
  Гелс (англ. Girls) – девушки.


[Закрыть]» в Венесуэле «бьютифул[45]45
  Бьютифул (англ. beautiful) – прекрасный.


[Закрыть]».

Дальнейший разговор складывался из жестов, международных слов и отдельных выражений на русском и испанском английском. В целом Родик понимал, о чем говорит его собеседник, а тот, вероятно, улавливал смысл его высказываний. Родик посетовал на злое карибское солнце, продемонстрировав обгоревшие руки, погладив себя по плечам, груди и ногам. Незнакомец, представившийся Карлосом, понимающе закивал. Опять вернулись к обсуждению женщин. Родик снова вполне искренне восхитился венесуэлками, заметив, что у них прекрасная шоколадная кожа, чудесные фигуры, замечательные вьющиеся волосы, и все русские мужчины от них без ума. Основную массу этих эпитетов он передал посредством пантомимы, дополняя ее отдельными словами. Карлос доброжелательно засмеялся и спросил, сопровождая свой вопрос международным телодвижением, не хочет ли Родик трахаться. Тот ответил неопределенно и, позвав бармена, заказал две порции холодного пунша с ромом. Карлос с удовольствием принял угощенье и в обмен протянул Родику альбом с фотографиями полуобнаженных девушек. Девушки были чрезвычайно привлекательные. О таких красавицах Родик не мечтал даже в юношеских эротических снах. Мысль же о том, чему они могли быть обучены и какова на ощупь их смуглая кожа, заставила его кровь быстро прилить к нижней части тела. Родик, вероятно, чем-то выдал свои эмоции, поскольку Карлос еще более дружелюбно улыбнулся и сообщил, что Родику как первому советскому клиенту он даст «дискаунт[46]46
  Дискаунт (англ. discount) – скидка.


[Закрыть]» и любая девушка будет стоить двадцать пять долларов. В Родике боролись четыре чувства: любопытство, смешанное с врожденной жаждой познания нового, многофакторный страх, гордость, не позволяющая платить за любовь, и сексуальное желание молодого мужчины, уже месяц обходящегося без секса.

После второй порции пунша победило любопытство в смеси с сексуальным желанием, и Родик, еще раз пролистав альбом, ткнул в наиболее впечатлившую его фотографию. В ответ Карлос, показав на циферблате наручных часов половину второго и половину четвертого, произнес «ин рум[47]47
  Ин рум (англ. in room) – в комнате.


[Закрыть]», протянул для прощания руку и исчез. Родик выпил еще чашку кофе, поднялся к себе в номер и позвонил Габриэлю.

Габриэля, как и предполагал Юра, дома не оказалось. Его мама сообщила, что много слышала о Родионе от сына, знает о его болезни и приглашает в гости. Габриэль же сейчас в университете, но появится не позднее трех часов и сам, если есть куда, позвонит либо дождется звонка. Родик, терпеливо выслушав поток информации и поблагодарив, оставил свой номер телефона и вежливо попрощался.

Тут ему пришла в голову мысль, что девушку надо будет чем-нибудь угостить. Порывшись в рекламных проспектах, Родик нашел список телефонов отеля и заказал в баре два пунша, папайю, манго и бананы. Еще немного подумав, он вынул из бумажника все боливары, три купюры по десять долларов, две по пять и положил их в карман джинсов. Бумажник с остальными деньгами спрятал за спинку кровати. Потом зашел в ванную комнату, посмотрел на себя в зеркало, поводил бритвой по щекам, подправил бороду, достал одеколон и обильно побрызгал на себя. После перепрятал бумажник за выдвижной ящик тумбочки, похвалив себя за то, что почти все деньги отдал на хранение Юре. За спинку кровати положил паспорт и авиабилеты. В дверь постучали. Родик быстро отворил – это принесли фрукты и пунш. Он жестом показал, куда надо все поставить, дал на чай пять боливаров и, чтобы чем-то себя занять, принялся уже в третий раз перебирать рекламки.

Наконец снова раздался стук в дверь. Родик, выдержав небольшую паузу и постаравшись придать лицу безразличное выражение, открыл. От увиденного он даже немного растерялся – фотография явно проигрывала оригиналу. С такими красивыми девушками Родик не общался никогда, а если и встречал их, то стеснялся даже приблизиться. Ему потребовалось приложить усилия, чтобы казаться естественным. Неторопливо окинув гостью циничным и оценивающим взглядом, он жестом пригласил ее войти. Девушка практически не имела изъянов. Единственным недостатком, с позиций Родика, являлась слишком большая грудь, но видно было, что грудь эта молодая и упругая. Длинные, иссиня-черные, слегка вьющиеся волосы, обвивая высокую шею, картинно обрамляли смуглое лицо с упрямым ярким ртом и мягкими карими глазами. Фигура девушки, подчеркнутая открытой блузкой, короткой юбкой и высокими каблуками, представлялась соблазнительной и сексуальной, больше всего поражала ее улыбка – открытая и, как показалось Родику, беззащитная. «Неужели это и есть проститутка?» – подумал Родик, представления которого сформировались американскими эротическими и порнографическими видеофильмами, тайно просматриваемыми по ночам в Москве. Слишком затянувшуюся паузу прервал Карлос, тенью стоящий за спиной девушки.

– О'кей? – спросил он и жестом дал понять, что ждет денег.

– О'кей, сенк ю, – поблагодарил Карлос и, указав пальцем на циферблат наручных часов, добавил: – Гуд лукин гел, бай[48]48
  Гуд лукин гел, бай {англ. good looking girl, bye) – отличная девочка, пока.


[Закрыть].

Через несколько минут общения Родик, попавший в профессиональные руки, перестал комплексовать и, когда зазвонил телефон, он отдыхал поперек кровати, а Марипили – так звали девушку, – держа голову Родика на своем шоколадном животе, нежно кормила его фруктами.

Звонил Габриэль. Родик попросил его подъехать к пяти в отель, где проживала делегация. Габриэль неподдельно обрадовался предстоящей встрече и начал многословно изливать свои чувства, но Родик, не желающий терять драгоценные минуты, деликатно прервал его, сказав, что опаздывает, и они все обсудят при встрече.