Текст книги "Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)"
Автор книги: Борис Вронский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Прощай, Пристань!
Осень стремительно наступала. Все темнее и темнее становились холодные сентябрьские ночи, и в бараке без перерыва горела железная печка. Ясная погода пока еще держалась, но утренние заморозки становились все более продолжительными. Только после полудня столбик термометра на короткое время поднимался над нулевой чертой.
Как-то внезапно исчезли, отправились на «зимние квартиры», мальки, бывало, кишевшие около оставленных в воде кастрюль и мисок.
Большинство участников экспедиции покинуло заимку. Мы закончили демонтаж обогатительного агрегата и с помощью «шерпов» Валеры Папе и Коли Васильева перетащили его на заимку, нас предупредили, что вертолет около Пристани садиться больше не будет. Не так давно один из геологов Ванаварской экспедиции уговорил пилота сесть на небольшую косу, угодил под хвостовой винт и был сильно покалечен. После этого посадки на необорудованные площадки были категорически запрещены.
Флоренский решил идти в Ванавару пешком, не дожидаясь вертолета, чтобы быстрее закончить разные финансово-хозяйственные расчеты, связанные с окончанием работы экспедиции. Мы же с Егором должны остаться на заимке, чтобы подготовить и отправить вертолетом в Ванавару экспедиционное имущество.
23 сентября на Пристани появились уходящие в Ванавару лесотаксаторы Бережной и Драпкина, которые занимались изучением причин ускоренного роста деревьев в этом районе. Я, как водится, накормил гостей, предоставил им ночлег и на другое утро дружески распрощался с ними. После их ухода я обнаружил под своей миской неожиданный подарок – две большие головки чесноку вместе с маленькой, теплой запиской. Это очень тронуло меня.
Таксаторы пришли к выводу, что представление о специфическом стимуляторе роста, связанном с катастрофой 1908 года, скорее всего лишено оснований. Такой же бурный рост деревьев, как и в районе заимки, они наблюдали в районе западного вывала (в 30 километрах к западу от заимки), где лесной пожар и связанный с ним вывал произошли за десять лет до падения Тунгусского метеорита.
Через несколько часов после ухода Драпкиной и Бережного около барака появилась дружная пятерка очередных путешественников – Флоренский, Елисеев, Палей, Коля Васильев и Вовка. Они пришли провести последний день на Пристани, чтобы утром отправиться в далекий путь.
Мне и Егору было грустно расставаться с «последними могиканами» и оставаться одним неизвестно на какой срок. Правда, где-то еще бродили Леня Шикалов с Галей Ивановой в поисках деревьев, носящих следы лучистого ожога. Они собирались уходить в Ванавару 30 сентября. Ну и, конечно, оставался Золотов, с которым нам предстояло познакомиться поближе, поскольку мы с Егором должны перебраться на заимку, где тот обосновался.
На следующее утро путники позавтракали, расписались в нашей «Книге посетителей» и стали собираться. Мы сфотографировались, крепко пожали друг другу руки, обменялись теплыми пожеланиями и расстались.
Проводив путешественников, мы прочли их последнее «прости», записанное в «Книгу посетителей».
«С грустью покидаем Пристань – последнее, что связывает нас с этим чудесным, заманчивым краем, с замечательными людьми, которых привела сюда жажда исследования и романтики. Хотелось бы встретиться со всем этим снова… Прощай, заимка, прощай, Хунта! С вами всегда будет связано много хороших воспоминаний. Г. Драпкина, В. Бережной».
«Ухожу в путь в осенний серенький день. Прекрасно переночевал, с наслаждением поел каши гречневой. Остаюсь весьма доволен коллективом экспедиции, который также прошу не обессудить меня за то, кому было от меня иногда и неприятно. И. Елисеев».
«Осенняя погода выгоняет отсюда. А жаль! Ощущение такое, что мечта о горстке шариков на пороге осуществления… Выбирался к «хушмидам» чуть-чуть отойти от вечной сутолоки заимки. Живущие здесь не ценили Хушмы и рвались вдаль, но со стороны было виднее, где лучше… Надеюсь, что в центре работы кончены и вряд ли еще придется жить здесь. Прощай, Хушма. К. Флоренский».
«Никак не думал, что побываю на заимке еще раз… Всему есть предел, в том числе и терпению начальства, вот уже месяц тщетно ожидающего меня на работе. А посему приходится покидать этот гостеприимный кров, и на этот раз, кажется, окончательно. Н. Васильев».
«Прощай, Хушма! За последние три года все мои лучшие воспоминания связаны с тобой. П. Палей».
«Я тоже ухожу сегодня. Вова Флоренский».
Итак, мы остались одни. Однако наше одиночество вскоре было нарушено веселым возгласом: «Эй, хозяева! Встречайте гостей!»
Перед бараком стоял улыбающийся Золотов в каком-то диковинном плаще-макинтоше, с увесистым рюкзаком за плечами. Невысокого роста, коренастый и широкоплечий, с дремучей каштановой бородой, он походил на профессора Челленджера из «Затерянного мира» Конан-Дойля. Рядом с ним смущенно переминалась его команда. Мы пригласили их в барак. Золотов был очень огорчен, что не застал Флоренского и Елисеева. Сегодня день рождения одного из его сотрудников, и вот они решили побывать в бане, а затем здесь на Пристани устроить маленький сабантуй в честь новорожденного. Отправив парней заготавливать дрова и топить баню, Золотов попросил нас принять участие в приготовлении к празднеству. Из рюкзака были извлечены экзотические яства – несколько банок маринованной селедки, банка кабачковой икры, копченая колбаса, рыбные консервы и килограммовая банка томатного сок а. В добавление к этому Золотов торжественно поставил на стол бутылку шампанского. Против этой высокосортной снеди мы со своей стороны могли выставить стандартный набор продуктов: пару банок тушенки, сахар, чай, масло и разные крупы.
Гости вымылись в бане, и мы приступили к ужину. Золотовцы оказались очень славными, милыми людьми, и мы чувствовали себя весело и непринужденно. Несмотря на то что мы с Золотовым «противники», беседа у нас протекала в дружеском тоне, хотя и не без взаимного подкусывания.
Гости остались ночевать; они собирались пробыть на Пристани два-три дня. Наши нары принимали и не такое количество людей, так что все разместились более или менее комфортабельно.
В плену на заимке. Возвращение
На другое утро, оставив золотовцев на Пристани, мы отправились на заимку. Стояла ясная тихая погода. На деревьях, кустах и жухлой желтой траве серебрился густой налет инея.
Разместившись в «штабной» избе, мы с Егором принялись сортировать экспедиционное имущество, разбивая его на отдельные «порции» для отправки вертолетом. Работы предстояло немало.
Часам к двенадцати дня в воздухе вдруг раздался рокот вертолета, и вскоре он приземлился на специально подготовленный для него настил. Из кабины вылез наш старый знакомый пилот Гриша и стал вместе с нами загружать вертолет. Гриша торопился, он собирался сегодня сделать еще один рейс.
Мы отошли немного в сторону, чтобы понаблюдать, как будет подниматься вертолет: в этом зрелище есть своеобразное очарование.
Заработал мотор, завертелись лопасти большого и малого винтов. Однако в то время как лопасти малого хвостового винта вертелись в убыстряющемся темпе, лопасти большого винта продолжали вращаться с медлительным спокойствием. Затем раздался какой-то треск, вращение лопастей замедлилось и вскоре вовсе прекратилось.
– Закуривай, ребята, – произнес Гриша, открыв дверцу кабины. – Давайте выгружать вещи. Я отлетался, и, кажется, надолго.
Он не посвятил нас в технические детали аварии, но по его мрачному виду было ясно, что дело серьезное. Гриша пытался связаться с аэропортом, но это ему не удалось. Рация у него слабенькая: когда вертолет находится в воздухе, ее хорошо слышно в Ванаваре, но на земле радиус ее действия не превосходит трех десятков километров.
Стало уже смеркаться, когда послышался гул мотора; в воздухе появился самолет и стал кружить над заимкой. Гриша опрометью бросился в кабину, запустил рацию, сообщил о случившемся и получил указание срочно сооружать вторую площадку для вертолета, который привезет аварийную команду и нужные запчасти. Покачав на прощание крыльями, самолет сделал круг и улетел.
На следующий день мы принялись за устройство площадки. Пришлось рубить и пилить деревья, подтаскивать их к намеченному месту и сооружать бревенчатый настил, да еще по определенным правилам: и чтобы размер площадки был не меньше положенного, и чтобы бревна были плотно подогнаны одно к другому, и чтобы площадка была чуть ли не идеально ровной, без поката в ту или иную сторону. Надо было также обеспечить безопасный подход к новой площадке, а это значит вырубить вокруг уйму деревьев.
Когда мы закончили работу, лес около заимки основательно поредел и куликовские бараки очутились у самой кромки вырубленного леса. Усталые, в полумраке густых сумерек дотащились мы до избы и, быстро поужинав, улеглись спать.
Утром перед нами открылось феерическое зрелище: все вокруг было покрыто густой пеленой рыхлого снега. Он белым ковром устлал поверхность земли, фестонами свешивался с ветвей и кустов, совершенно преобразив окружающий мир. Тропа исчезла, и ориентироваться даже в этой знакомой обстановке стало затруднительно. Мы от души пожалели наших путников, бредущих где-то по направлению к Ванаваре, стараясь под покровом снега распознать тропу, которая в болотистых низинах и без снега еле заметна.
Второй день также был полностью занят работой по сооружению площадки. Только к вечеру нам удалось ее закончить. Гриша «принял» площадку, признав, что она сделана на «отлично».
К вечеру снег прекратился, прояснилось. На небо выплыла роскошная, сверкающая луна, и все вокруг приобрело какой-то фантастический, сказочный вид. Пришедшие с Пристани золотовцы очень удивились, увидев сильно поредевший около заимки лес и стоящий на приколе вертолет.
Снег стаял. Погода резко испортилась; серенькое небо, низкие тучи, моросящий дождь – все это не давало никакой надежды на скорое появление вертолета.
Поздно вечером 28 сентября на заимке появились вернувшиеся из маршрута Леня Шикалов и Галя Иванова. Они занимались поисками следов лучистого ожога. Инженер-электрик Леня и геолог Галя увлечены ожоговой проблемой. Всю последнюю неделю они бродили по тайге, отыскивая и замеряя следы былых повреждений на деревьях, переживших Тунгусскую катастрофу. Оба принесли с собой целую охапку сучьев и ветвей, которые будут отправлены в Новосибирск для дальнейшего исследования.
По словам Лени, следы ожога на деревьях, переживших катастрофу 1908 года, прослеживаются на расстоянии нескольких километров от эпицентра взрыва. Леня, как и другие исследователи этого явления – А. Г. Ильин, Г. М. Зенкин и прочие, считает, что обнаруженные повреждения камбия, относящиеся к 1908 году, обусловлены воздействием световой энергии взрыва, которая вызвала слабый лучистый ожог ветвей и сучьев у деревьев.
Возможно, что это так. Однако следует иметь в виду, что деревья подверглись действию лучистой энергии раньше, чем на них обрушилась воздушная волна, сорвавшая и обломавшая значительную часть ветвей и сучьев. Если ветви и подверглись действию лучистого ожога, то все равно они оказались сорванными последующей воздушной волной. От них остались только сломанные «пеньки».
При этом надо учитывать, что катастрофа произошла в районе с резко континентальным климатом, где зимние морозы достигают 50–55 градусов. Надо думать, что обломанные сучья и ветки ослабленных деревьев, с трудом переживших катастрофу 1908 года, подвергаясь длительному воздействию низких температур, действительно получили «ожог», но несколько иного порядка, и повреждения, принимаемые за следы лучистого ожога, на самом деле следы действия низких температур на оголенные воздушной волной нежные ткани переживших катастрофу деревьев.
30 сентября часов в двенадцать послышался рокот мотора. Однако вместо ожидаемого вертолета над заимкой сделал несколько кругов самолет. Вниз полетел «вымпел» – бутылка с бечевкой, к которой был привязан кусок белой материи. В бутылке оказалась записка, адресованная Грише. В ней сообщалось, что для приема вертолета, который привезет лопасти, требуется площадка размером десять на десять с настилом, толщина бревен в котором должна быть не менее 15 сантиметров. Если сооруженная нами площадка соответствует этим условиям, то Грише предлагается поднять обе руки, в противном случае помахать одной. Сооруженная нами площадка была несколько меньше при требуемой толщине бревен, однако все мы, включая Гришу, подняли обе руки.
Наступило 1 октября. Вечером Золотов пригласил нас на прощальный ужин. Только что мы уселись за стол, как случайно вышедший Егор с истошным криком: «Горим!» вбежал обратно. Мы выскочили наружу. Из-под стрехи куликовской избы выбивался красно-желтый язычок пламени. В тишине слышалось зловещее потрескивание. Вода была рядом в ведрах. Взбежав по лестнице на чердак, мы увидели, что деревянная крыша около железной разделки пылает, но пока еще довольно ленивым пламенем. Несколько кружек воды сбили пламя.
Оказалось, что набившаяся под разделку хвоя воспламенилась от трубы и зажгла крышу. Хорошо, что пожар был вовремя замечен, иначе куликовская изба сгорела бы вторично и теперь уже бесповоротно, а с нею вместе, вероятно, погибла бы и часть нашего имущества, огромной грудой сложенная в другой половине избы.
Пока мы тушили пожар, начался снегопад. В холодной тишине позднего вечера густые хлопья снега, беззвучно падая на подмерзшую землю, быстро одели ее толстым покрывалом.
На другой день, распростившись с нами, золотовцы медленно побрели по ровной снежной поверхности, оставляя после себя глубокую колею.
…Время проходило быстро и незаметно. День был заполнен до отказа разными хозяйственными делами – более детальной подборкой и упаковкой груза, переноской его к площадке, где мы устроили склад, заготовкой дров, охотой в предвечерние часы, когда становилось ясно, что вертолета ждать нечего. Так в блаженном одиночестве мы прожили несколько дней. В один из таких тихих дней над нами внезапно раздался могучий рев, и вертолет прямо-таки влип в площадку. Видно было, что им правила рука мастера.
Вертолет забрал нас с Егором и часть нашего груза. Летчик с любопытством рассматривал многочисленные древесные спилы разных размеров, которые вперемешку с ворохом сучьев огромным штабелем лежали на земле, прикрытые какими-то мешками. Это были материалы Золотова. Их набралось не меньше двух тонн – роскошных сухих дров, которые могли вызвать зависть любого дачевладельца.
– Вот никогда не подозревал, – произнес летчик, лукаво глядя на нас, – что Тунгусский метеорит был деревянный. Читал, правда, будто некоторые видели, как по небу пронеслось горящее «бревно», но не думал, что от него осталось такое количество «деталей». Вот что значит наука.
Мы поднялись в воздух. Внизу расстилалась мрачная, голая, заснеженная тайга с редкими пятнами вечнозеленого хвойнолесья. Реки еще не замерзли, но их прибрежные части покрыты широкой полосой льда, а посередине зловеще чернеет вода. Отчетливо выделяются разбросанные там и здесь округлые тарелкообразные термокарстовые впадины. Очень красиво выглядит запутанная сеть извилистых меандров и стариц, покрытых прочной коркой льда.
На следующий день я еще раз слетал из Ванавары на заимку и привез остальной груз. Кое-что пришлось оставить на заимке: вертолет и так был перегружен. Тридцать мешков сухарей, немного сушеного картофеля, полмешка пшена и килограммов тридцать муки остались там на радость бурундукам и будущим исследователям.
17 октября все было готово к отъезду. Провожать нас пришел Золотов. Стояла ясная морозная погода. Термометр показывал минус 18 градусов. Дул порывистый северный ветер.
– Ну вот, вы улетаете, а мне еще немало придется потрепать нервы, пока я вывезу свое имущество с заимки, – с грустью произнес Золотов.
Последние слова прощания сказаны, рукопожатия закончены. Мы забрались в холодное, заиндевевшее чрево самолета. Взревел винт, самолет разбежался, вздымая за собой вихри снежной пыли, и, поднявшись в воздух, взял курс на Кежму. На следующий день мы уже были в Красноярске, а еще через несколько дней в Москве.
Шарики… Шарики падают с неба…
Флоренский имел все основания быть довольным результатами работ этого года. Экспедиция достаточно полно осветила многие неясные прежде вопросы, внесла коррективы в некоторые представления, основанные на работах предыдущих лет.
Систематический массовый замер азимутов поваленных деревьев и нанесение их в виде стрелок на точную карту дали возможность получить наглядную картину радиального вывала. Она получилась более сложной, чем это представлялось раньше. Оказалось, что конфигурация площади вывала сильно отличается от ранее принятой, несколько напоминая бесхвостого ската, голова которого обращена к западу-северо-западу. Установление точной конфигурации площади вывала позволило уточнить траекторию полета космического тела и некоторые детали его падения.
Работы болотоведов полностью подтвердили, что Южное болото не имеет никакого отношения к катастрофе 1908 года и образовалось несколько тысяч лет назад. Никаких явно выраженных изменений в гидрологическом режиме в связи с 1908 годом ни в этом, ни в других болотах не наблюдается.
Обследование некоторых термокарстовых воронок не обнаружило их связи с падением обломков метеорита.
Изучение следов лучистого ожога показало, что на площади в радиусе 7–9 километров от эпицентра взрыва у деревьев, переживших катастрофу 1908 года, видны на сучьях следы повреждений камбия. Возможно, они были вызваны лучистым ожогом. Судя по характеру ожога, температура была не особенно высокой, однако достаточной, чтобы возник пожар. (По Золотову, температура при взрыве была настолько высокой, что вызвала пережог сучков живых деревьев в радиусе 18–20 километров.)
По мнению Курбатского, пожар 1908 года возник сразу в нескольких пунктах на небольшой территории вблизи заимки вследствие воспламенения сухой подстилки – лишайника, высохшей травы и опавшей хвои, для чего достаточно температуры 270–300 градусов.
К моменту катастрофы тайга в этом районе состояла из сухостоя, образовавшегося в результате старого пожара в середине прошлого столетия, а также из вновь выросшего живого леса примерно 70-летнего возраста. При взрыве 1908 года произошел повал старых мертвых деревьев, а от возникшего верхового пожара погиб молодой лес, превратившийся в свою очередь в сухостой, уцелевший до настоящего времени.
Что касается усиленного роста деревьев после катастрофы 1908 года, то оказалось, что это явление наблюдается не везде, а только на отдельных участках.
Флоренский пришел к выводу, что магнетитовые и силикатные шарики, обнаруженные в почвенных пробах, являются тонкораспыленным материалом Тунгусского кометного метеорита. Это предположение требовало обоснованных доказательств. И Комитет по метеоритам летом 1962 года направил в район падения Тунгусского метеорита новую экспедицию, теперь уже с узкой целью поисков космических шариков.
Экспедиция должна была охватить опробованием обширную территорию в бассейне Подкаменной Тунгуски, особенно ту ее часть, которая расположена к северо-западу от Куликовской заимки. Нужно было получить, возможно большее количество шариков для последующего детального изучения их свойств. Возглавлял экспедицию опять Флоренский. В состав ее кроме работников КМЕТа вошло больше десятка студентов москвичей.
Обосновалась экспедиция на берегу реки Чуни, около небольшого поселка Муторая, примерно в 80–90 километрах к северо-западу от заимки. Здесь в устье небольшого ручейка вновь была собрана обогатительная установка, та самая, которая честно служила нам в 1961 году на берегу Хушмы. Промывкой проб руководил Саша Козлов.
Работа в основном велась с помощью вертолета, которым командовал наш старый знакомый Гриша. Пробщиков забрасывали в намеченную точку и там оставляли. На следующий день вертолет вместе с пробами привозил их на базу. На ближние участки пробщики направлялись пешком или по реке на лодке. Иногда, впрочем, когда вертолет по тем или другим причинам не летал, им приходилось уходить пешком и на дальние расстояния. Вообще же вертолет работал с редкими перерывами, отбор и промывка проб шли успешно, и к концу августа опробование обширной территории, границы которой определялись возможностями вертолета, были закончены.
Опробование и промывка проб проводились по той же методике, что и в 1961 году. Всего за два года было взято больше 140 проб, более или менее равномерно распределенных на обширной территория во все стороны от заимки по концентрическим окружностям с радиусами 20, 40, 60, 80 и более километров.
В экспедиции принимал участие П. Н. Палей, который как и в 1961 году, проводил обследование озер все с той же целью найти в донных пробах слой, относящийся к 1908 году. Однако исследования не дали положительных результатов из-за однородного состава и ничтожного накопления годовых осадков, которые невозможно разделить послойно.
В середине августа экспедиция обзавелась новым, несколько своеобразным сотрудником.
Весной 1962 года в КМЕТ поступила копия письма, посланного в отдел науки ЦК КПСС учителем математики и физики ванаварской школы Коненкиным. Уроженец села Преображенки на Нижней Тунгуске, Коненкин сообщал, что он точно знает место, куда упал Тунгусский метеорит, и категорически утверждал, что «метеорит ищут не там, где надо». Коненкин просил назначить его начальником экспедиции. Он писал, что метеорит лежит в 10 километрах к северо-востоку от села Преображенки и что он, Коненкин, «готов отвечать за это убеждение собственной головой». Начальником экспедиции все же был назначен Флоренский. Обиженный Коненкин отправился к себе на родину в село Преображенку, а в августе в Муторай на имя Флоренского неожиданно пришла телеграмма, в которой Коненкин покаянно сознавался в своей ошибке, просил принять его в экспедицию и выслать на дорогу денег. Флоренский зачислил его рабочим, перевел деньги и поручил взять около Преображенки две почвенные пробы. Коненкин не зря использовал время своего пребывания в Преображенке. Хотя его предположение оказалось ошибкой и никаких следов метеорита здесь обнаружено не было, он проделал очень ценную работу: по собственной инициативе опросил многочисленных свидетелей, наблюдавших полет Тунгусского метеорита в этой части района. До сих пор здесь такого опроса не проводилось.
Всего было опрошено более 50 человек в возрасте 70 лет и старше. Позже, после статистической обработки собранного материала, Коненкин пришел к заключению, что метеорит летел почти на запад, в пределах сектора, ограниченного азимутами 285–305 градусов.
В 1965 году один из отрядов КСЭ-7 сплыл на лодке по Нижней Тунгуске от верховьев до ее среднего течения, проводя опрос очевидцев полета Тунгусского метеорита. Всего было опрошено больше 100 человек, в том числе и опрошенные ранее Коненкиным. И. Т. Зоткин и В. И. Цветков, проводившие статистическую обработку опросных сведений, пришли к тому же заключению, что и Коненкин: метеорит летел с востока-юго-востока на запад-северо-запад по азимуту 295 градусов.
К такому же выводу пришли В. Г. Фаст, Д. Ф. Анфиногенов и некоторые другие участники КСЭ после тщательного изучения уточненной конфигурации лесного вывала в районе Тунисской катастрофы.
В сентябре 1962 года экспедиция Флоренского закончила работу. Исследование магнетитовых шариков, выделенных из шлихов почвенных проб, показало, что они содержат до 10 процентов никеля. Это подтверждает их космическое происхождение. Во многих пробах были обнаружены также силикатные шарики, связанные с магнетитовыми шариками постепенными переходами. Иногда встречались сростки магнетитовых и силикатных шариков. Силикатные шарики имеют небольшой удельный вес, и подавляющее большинство их теряется при промывке. Поэтому присутствие таких шариков в шлихах «узкой полоски» свидетельствует о их многочисленности и о том, что космическое тело имело сложный состав с резким преобладанием силикатного (каменного) компонента.
Когда результаты опробования были нанесены на карту, в распределении магнетитовых шариков выявилась достаточно отчетливая закономерность. На общем фоне пустых проб и проб с единичными шариками наметилась довольно ясно выраженная полоса, в пределах которой наблюдается повышенная концентрация шариков. Эта полоса шириной 50–60 километров прослеживается на протяжении более 250 километров в северо-западном направлении от предполагаемого эпицентра взрыва Тунгусского космического тела – Куликовской котловины. По техническим причинам эту полосу не удалось проследить дальше.
Выявленная закономерность в распределении космических шариков в значительной степени подтверждала представление Флоренского, согласно которому распыленные продукты взрыва Тунгусского метеорита (ядра кометы), поднявшись высоко вверх, постепенно оседали, относимые ветром в северо-западном направлении, и создали на земной поверхности своеобразный «шлейф» космических шариков.
Многие считают, что эти шарики, хотя они и являются космическими, не имеют отношения к Тунгусскому метеориту, а повышенное содержание их в пределах отмеченной полосы случайно и обусловлено неравномерным выпадением космической пыли на земную поверхность. Кроме того, и сама методика выделения космического материала из почвенных проб несовершенна, поскольку при этом теряется подавляющее большинство силикатных шариков. Что касается магнетитовых шариков, то они выпадали в течение многих лет, и из них нельзя выделить материал, относящийся к 1908 году.
В 1968 году Ю. А. Львов разработал более совершенную методику выделения космической пыли из торфяников, широко развитых в районе падения метеорита. Торфяники, сложенные сфагновыми мхами, получают минеральное питание исключительно за счет материала, выпадающего на их поверхность из воздуха. Поскольку годовой прирост мутовок мха постоянен и легко определим, можно стратифицировать слои по годам. Абсорбционная способность мхов велика, и это гарантирует выпавший материал от вторичного переотложения.
Начиная с 1969 года была обследована территория площадью свыше 10 тысяч квадратных километров, на которой взято более 500 торфяных проб. Почти во всех пробах встречаются силикатные или магнетитовые шарики, причем наблюдается резкое преобладание силикатных шариков над магнетитовыми.
В районах, удаленных от места падения метеорита, а также в слоях, не относящихся к 1908 году, шарики насчитываются единицами. В районе катастрофы в торфе, включающем слои 1908 года, наблюдается резкое увеличение количества шариков, что, по-видимому, связано с Тунгусским взрывом. При нанесении результатов опробования на карту получается картина, сходная с той, какую получил Флоренский в 1962 году: пробы с повышенной концентрацией шариков приурочены к широкой полосе, протянувшейся на северо-запад.
…И все же полной уверенности в том, что полученные шарики являются веществом Тунгусского метеорита, пока нет. Предстоит еще долгая кропотливая работа, прежде чем это будет доказано.
Как камень, брошенный в воду, дает расходящиеся круги, так и Тунгусская проблема начинает далеко выходить за пределы метеоритики. Необходимость разобраться в сущности Тунгусского феномена заставляет заняться вопросами, которые превращаются в самостоятельные темы для исследования. Детальное знакомство со свойствами космической пыли и закономерностями ее распределения на земной поверхности, познание процессов, происходящих в телах, внедряющихся с космической скоростью в нижние слои атмосферы, и достаточно ясное представление о строении и составе кометных тел помогут со временем разгадать тайну Тунгусской катастрофы.
Пока мы, к сожалению, можем строить только более или менее вероятные предположения о природе этого исключительного явления.
