Текст книги "Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)"

Автор книги: Борис Вронский

В гостях у Елисеева. На Дюлюшме

На подходе к Ванаваре нас нагнала большая темная туча. Пошел дождь. Усердно поливаемые им, мы долго месили грязь по раскисшим улицам поселка, пока, наконец, не добрались до окраины, где была база экспедиции. Когда мы, мокрые и иззябшие, подошли к домику, в полуоткрытую дверь выглянула физиономия Елисеева, который приветствовал нас радостными возгласами. Он сейчас же затопил железную печку и отправился в магазин за продуктами.

В Ванаваре нам пришлось задержаться на целых девять дней. За это время мы успели принести несколько проб с устья Чамбы, Арлакана и других мест, находившихся на расстоянии 25–30 километров от Ванавары. Было также отобрано несколько проб вблизи Ванавары. Принесенные пробы тут же обрабатывались на площадке около нашего домика. Над костром в железных противнях сушилась почва, рядом просеивался через сита подсушенный материал. Кладовка была завалена мешочками с подготовленными пробами, которые ожидали отправки на обогатительную установку. Елисеев ворчал. Он был очень недоволен, что вертолетом придется отправлять какой-то «мусор» да еще платить за это деньги.

А между тем в Ванавару прибывали все новые и новые участники экспедиции, которые должны были заменить уезжавших. В первой декаде августа прилетела целая группа старых работников КСЭ в сопровождении новичков. Все они выглядели очень удрученно. В Красноярске трагически погиб один из их спутников, А. С. Тульский, научный сотрудник Института неорганической химии Сибирского отделения Академии наук. Летом 1960 года он возглавлял работу радиохимического отряда КСЭ-2. Прекрасный спортсмен, он по дороге в Ванавару вместе с остальными отправился познакомиться с Красноярскими Столбами. Во время подъема на один из них он поскользнулся, сорвался и разбился насмерть, ударившись головой о камни.

Через день вновь прибывшие отправились на заимку. Уходили они молча, какие-то притихшие, сосредоточенные. Видно было, что их глубоко потрясла трагическая гибель товарища.

Вскоре после их ухода из Москвы прилетели П. Н. Палей и корреспондент «Комсомольской правды» Я. А. Марголин. После 1928 года это был первый случай приезда сюда представителя печати.

Марголин приехал с заданием установить, как подвигается разрешение проблемы Тунгусского метеорита, познакомиться с обстановкой и людьми, которые занимаются решением этой сложной проблемы. У него было очень мало времени, и он торопился попасть на заимку. Не терпелось попасть туда и Палею, который был уверен, что на этот раз ему удастся осуществить свою мечту – обнаружить в донных отложениях озер слой 1908 года, не найденный в пробах прошлых лет. Оба рассчитывали попасть на заимку по воздуху и были очень огорчены, узнав, что вертолет находится в ремонте. Выручил их Володя Цветков, бывший механик, а ныне заведующий Ванаварской базой геологической экспедиции. Володя – энтузиаст. С утра до вечера он возится с милыми его сердцу механизмами. В аэропорту он достал отработавшие свое время мотор и винт от самолета ЯК-12, которые укрепил в лодке. Получился глиссер, развивающий скорость до 80 километров в час, запросто перескакивающий через косы и отмели. На этом самодельном глиссере он довез их до Чамбы, откуда они пешком пошли на заимку по куликовской тропе.

Быстро проходили дни. Уехал Леня, и мы остались втроем. Обработка проб была закончена, и теперь нам предстоял маршрут на Дюлюшму, а затем на заимку. На Дюлюшму нас обещали перебросить вертолетом, который уже прилетел в Ванавару.

Однажды поздно вечером, когда под завывание пронзительного северного ветра в окна порывами хлестал холодный дождь, дверь нашего домика распахнулась и в комнату ввалились два «космодранца», мокрые, жалкие, иззябшие. Выяснилось, что они только авангард и что сзади идут четыре девушки, причем одна из них настолько выбилась из сил, что ее ведут под руки.

Прошло еще некоторое время, и перед нашими глазами предстала скорбная картина: в комнату одна за другой, шатаясь, вошли девушки, мокрые, хоть выжимай, какие-то полинявшие, измученные. Войдя, они бессильно опустились на грязный пол. Особенно жалкий вид был у последней. На подходе к Ван аваре она потеряла в болоте ботинок. Пришлось намотать на ногу тряпку, перевязать ее бинтом и в таком виде идти в темноте по грязи и дождю. Мы быстро растопили печку, и комнату заволокло паром от просыхающих путников и их одеяний. На следующее утро все были в относительной норме и оживленно обсуждали события вчерашнего дня, весело подтрунивая друг над другом.

Вечером «по просьбе трудящихся» Елисеев устроил прощальный ужин, который прошел весело и оживленно. Присутствовавшие вспоминали эпизоды и происшествия этого лета, мечтали о будущих походах. Не обошлось без песен. Пели о бригантине, которая поднимает паруса, о яростных и неукротимых путешественниках, о братьях солнца и ветра – геологах, и по сияющим лицам девушек видно было, что они всерьез чувствуют себя членами славного братства «пиратов и флибустьеров». Это было немного смешно, но в то же время трогательно. Разве не они, совсем еще юные, не вполне оформившиеся, избрали тяжелый путь поисков в глухой, безлюдной тайге! Они могли бы, как подавляющее большинство их сверстниц, проводить свой отпуск где-нибудь на берегу Черного моря, загорая на солнце и нежась в теплой морской воде. Вместо этого они отправились к черту на кулички, в тайгу, на съедение гнусу и добросовестно работали, безропотно перенося лишения, которые были особенно тяжелы для них, таких молодых и неопытных. И они опять придут сюда и опять с радостью променяют теплое Черноморское побережье на суровую таежную жизнь. Разве это не достойно уважения? Нет, не умерла романтика, и неправ был Багрицкий, когда сказал, что «романтика уволена за выслугой лет».

На следующий день они, к великому удовольствию Елисеева, покинули Ванавару, едва-едва не опоздав на самолет.

В аэропорту я узнал, что меня могут доставить на Дюлюшму на учебном вертолете. Скрючившись, я устроился на полу кабины, рюкзак кое-как уместился в багажнике, и мы поднялись в воздух.

Внизу под нами расстилалась тайга, прорезанная серебряными ниточками многочисленных ручейков. Вдали показалось огромное рыжевато-бурое пятно – след недавнего пожара. Вот и Чамба, а затем немного дальше небольшая временная посадочная площадка в верховьях Дюлюшмы. Здесь неподалеку работала геологическая партия, которая и оборудовала эту площадку.

Вертолет приземлился. Летчики помогли мне выгрузиться и, пообещав в понедельник доставить моих спутников, улетели обратно. Я остался один.

Неподалеку от посадочной площадки было небольшое болотце, около которого я и разбил свою палатку. Немного отдохнув, я отправился подыскивать подходящее место для взятия пробы. Надо было найти достаточно ровную чистую площадку, не затопляемую паводками, чтобы почвенный слой не был нарушен и выпавшие частички космической пыли не смещены и не переотложены. Площадка должна быть свободна от «могильников» – мерзлотных бугров вспучивания, обычных для мест, где развита вечная мерзлота.

Прошло несколько часов, прежде чем я нашел подходящее место. Наметив площадку, я очистил ее от травы и кустиков голубики, выскреб поверхностный слой и, собрав его в мешочки, перенес к палатке. Всего набралось около 200 килограммов пробного материала.

На следующее утро я принялся за подсушивание пробы. У меня было с собой три железных противня, в которых я и сушил пробу на костре, время от времени помешивая материал, чтобы он не «пережарился». Дело это не дремотное, знай только поворачивайся. Я сидел, «поворачивался» и чувствовал себя счастливым от сознания, что я один и никто не нарушит мой покой.

Прошло с полчаса. Вдруг раздался легкий шум, послышались чьи-то шаги, и передо мной предстал рослый дядя с черным, цыганского типа лицом, обрамленным небольшой курчавой бородкой, со странным на этом фоне маленьким детским носиком. Из-под распахнутой куртки виднелась розовая рубаха, подпоясанная широким ремнем, за который был засунут огромный самодельный пистолет. Широчайшие черные шаровары были заправлены в кирзовые сапоги. На голове пришельца красовалась большая фетровая шляпа, прикрытая накомарником.

Мы обменялись приветствиями.

– Что это вы делаете? – спросил он, глядя на меня. Я подробно объяснил ему сущность моей работы.

– Зряшное это дело, – скептически заметил он. – Никакой это не метеорит, а космический корабль, который взорвался при посадке. Я был зимой в Москве у брата, он работает экономистом в научном институте. Брат мне подробно рассказал, что и как. Это был марсианский корабль. Марсиане ведь не один раз прилетали к нам на Землю. У брата я прочитал статью одного ученого. Он прямо говорит, что на Землю много раз прилетали жители других планет и что, может быть, они научили наших предков многим вещам, например как выплавлять металлы, составили им карту Земли и рассказали, как устроена Вселенная. У него все это очень здорово изложено. Я конечно, полностью не сумею рассказать все, что там написано. Он берет примеры из Библии и доказывает, что Енох действительно был взят на небо, но только не богом, а возвращавшимися к себе жителями другой планеты.

– И знаете, – добавил он, – если это так, то становится ясным одно темное место в Библии. Вы помните, что Каин после убийства своего брата Авеля бежал в другую землю и там женился. На ком же он мог жениться, когда в то время других людей на Земле не было? Когда я прочитал статью, мне стало понятно, что Каин встретился с людьми, прилетевшими с другой планеты, и среди них нашел себе жену.

Такая постановка вопроса меня крайне удивила.

– Простите, а вы кто такой, какая у вас специальность? – спросил я.

– Эх, – горько усмехаясь, промолвил он. – Кто я такой? Алкоголик, самый настоящий неизлечимый алкоголик. Когда-то кончил строительный техникум. Работал прорабом на строительстве крупного завода. Из-за водочки стал «левачить», продавать на сторону дефицитные стройматериалы. Попался. Получил пять лет. Был досрочно освобожден. Теперь работаю простым рабочим в полевой партии. Здесь, в тайге, чувствую себя хорошо. Когда нет водки, то вроде как и не тянет к ней. А как только попадаю в жилые места, не могу жить без бутылки, все пропиваю. Брат водил меня к гипнотизеру. Ни черта из этого дела не вышло. Постараюсь подольше не выходить из тайги. Думаю на зиму устроиться сторожем. Здесь только и чувствую себя человеком.

Мой гость внезапно умолк, вежливо попрощался и так же неожиданно исчез, как и появился.

На следующее утро, только я принялся за работу, как раздались голоса и ко мне подошли три человека – рабочие полевой партии. Узнав, что вертолет должен сегодня прилететь, они решили дождаться его. Это были молодые ребята, веселые и разговорчивые. Они очень заинтересовались моей работой – сидит взрослый дядя, поджаривает почву, а потом просеивает ее. Пришлось прочитать им популярную лекцию о Тунгусском метеорите и цели наших поисков.

Я спросил их, не знают ли они рабочего в розовой рубашке с самодельным пистолетом. Ребята весело переглянулись.

– Кто же не знает Мишку Карасева, несусветного чудика! Был в тюрьме, там вступил в какую-то секту и теперь все время поучает других, как жить. Постоянно приводит примеры из Библии. Живет скромно, хорошо работает, но зато как попадает в Ванавару, «дает жизни», чуть ли не голый возвращается в тайгу. Вообще парень неплохой, только немного нудный. Иногда впадает в мрачность, и тогда от него слова не услышишь, а то разговорится – не остановишь.

В отдалении послышался гул. В небе появилась черная точка. Она быстро приближалась, и вскоре над площадкой с ревом повис вертолет. Через несколько минут из кабины вслед за пилотом вылезли улыбающиеся Виктор и Юра.

Я передал пилоту записку для Флоренского с просьбой прислать вертолет через четыре дня: мы собирались взять еще одну пробу в верхнем течении Чамбы. Вертолет улетел. Напряженно работая, к концу дня мы успели почти полностью закончить обработку пробы.

Наступило тихое, ясное утро 19 августа. За это время мы успели сходить на Чамбу, взять пробу, обработать ее и принести в наш лагерь около вертолетной площадки на Дюлюшме.

В половине десятого раздался знакомый рокот мотора, и вскоре вертолет распластался над площадкой и медленно опустился. С первым рейсом я отправил ребят вместе с пробами. Вертолет улетел, и я стал понемногу собираться. Свернул палатку, сложил вещи и не успел оглянуться, как вновь раздался стрекот, и на горизонте показался милый воздушный «кузнечик».

И вот мы в воздухе. Опять внизу расстилается неказистая, однообразная, поросшая лесом равнина с редкими невысокими плоскими возвышенностями. Видны желтоватые проплешины болот, среди которых поблескивают небольшие озерца, затянутые по краям какой-то зеленой плесенью. Кое-где серебряной ниточкой сверкнет на солнце русло ручья. Завиднелась Хушма, проплыло мимо устье Укагиткона с хорошо выделяющимся островком, на котором отчетливо виден поставленный нами месяц назад посадочный знак. Впереди раскинулся желтовато-зеленый ковер Южного болота, на восточной окраине которого выделяется лесистый горб острова Подозрительного. Около него блестит на солнце озерцо чистой воды, в котором мы с Валей Петровым в 1959 году брали донную пробу. На поверхности болота отчетливо видны полигональные узоры растительности. Вот и настил – площадка для вертолета.

Вертолет осторожно опускается на площадку. Как всегда, сбегаются любопытные. Кто-то щелкает фотоаппаратом. Неторопливо подходит Флоренский. Вот Плеханов, Васильев, Елисеев. Приветствия, рукопожатия. Плеханов, оказывается, только недавно появился на заимке, всласть «погуляв» по тайге целых три недели.

«Великий хурал». Неожиданные посетители

Мы направились к Флоренскому, в бывшую избу Кулика. Здесь находится штаб экспедиции, ее центр. Сюда со всех концов поступают новые данные. Они систематизируются, наносятся на карту, осмысливаются и получают дальнейшее развитие.

Надо сказать, что в этом штабе довольно-таки неуютно. Уже входя, чувствуешь какую-то сырость, промозглость, от которой не спасает горящая железная печка. Обстановка в комнате спартанская. Два столика с разложенными бумагами, картами и папками. Вдоль стен полки с химикатами. Вместо стульев крупные кругляши спиленных деревьев. На полу около стены свернуты спальные принадлежности: Флоренский и его помощники спят на полу. Вместе с Флоренским помещается Зоткин и обычно кто-нибудь из гостей, остающихся ночевать на заимке. Елисеев обитает отдельно в бывшем бараке Янковского, ныне «каптерке».

Мы поделились новостями. Я рассказал о наших маршрутах, Флоренский подробно информировал меня о последних данных. Важной новостью было заключение Курбатского, что пожар 1908 года начался сразу в нескольких пунктах и носил верховой характер. Во время пожара обгорали только хвоя и мелкие ветки, стволы живых деревьев не горели. Пожар начался в результате возгорания сухой моховой подстилки.

Работы сейчас развернулись в полном объеме. Изучением вывала занимаются шесть групп, пользуясь методикой, разработанной томичом – математиком Фастом и исключающей субъективную оценку явления. В большом масштабе ведутся работы по изучению следов лучистого ожога. Этим занимаются Зенкин и Ильин. Петр Николаевич Палей перебрался на озеро Чеко и проводит там систематический отбор донных проб. Юра Емельянов занят поисками метеоритного вещества в трещинах и западинах старых пней и деревьев. Широко развернули работу лесотаксаторы. Интересные результаты ожидаются от работников Института леса Бережного и Драпкиной, которые исследуют западный вывал. Закончены радиохимические работы, проводившиеся томичами вне программы, – отбор золы кустарниковой растительности и торфа для исследования на радиоактивность.

Намечается интересная закономерность в распределении магнетитовых шариков на территории района. Правда, о ней рано еще говорить вслух, необходимы дополнительные данные. Надо увеличить количество проб, охватив опробованием возможно большую территорию. На отбор проб и их исследование сейчас надо обратить самое серьезное внимание. Создается впечатление, что шарики – это материальные частицы Тунгусского метеорита или, как теперь считают, ядра небольшой кометы, взорвавшейся в 1908 году.

Болотоведческие исследования в нескольких воронках показали, что они образовались гораздо раньше 1908 года. Почвовед Ерохина, исследовавшая характер вечной мерзлоты в районе и характер почвообразования, признала нашу методику отбора проб вполне правильной. Саша Козлов заболел и улетел в Москву, сейчас обработку проб ведет Егор Малинкин, и мне надо скорее возвращаться на Пристань.

Гена Плеханов рассказал о своем путешествии, целью которого было разыскать «мертвый стан» – брошенное стойбище эвенков, поголовно вымерших от оспы в 1916 году. По слухам, это стойбище расположено где-то в районе Муторая. Плеханов намеревался отобрать там несколько костей для исследования на стронций-90. К сожалению, стойбища ему найти не удалось: то ли слухи оказались неверными, то ли муторайские эвенки тщательно скрывают место, где оно находится. Втроем с Антоновым и Вербой он проделал тяжелый путь до Чуни. По пути взяли две почвенные пробы, которые пришлось оставить на месте. Их легко можно вывезти вертолетом. Добравшись до Муторая, Плеханов и его спутники безуспешно разыскивали ямы, о которых эвенки рассказывали, что ночью в них светятся камни.

(Злые языки, сказал мне «по секрету» Васильев, говорят, что это были брошенные берлоги. На сей предмет командору – так называют члены КСЭ своего шефа Плеханова – были посвящены шуточные вирши – продукт коллективного творчества:

 
В глухой тайге таится яма,
Одна такая на весь бор,
И стерегут ее шаманы,
И ищет яму командор.
Согласно представленьям КМЕТа,
От глаз людей схоронена,
На дне ее лежит комета,
И, может, даже не одна.
Настанет день, разыщут яму,
Одну такую на весь бор,
И разбегутся все шаманы —
Полезет в яму командор,
И в ней, забыв про все на свете,
Пропустит свой контрольный срок.
Что же таится в яме этой.
До коей путь весьма далек?
Не звездолет и не ракета,
Не льда космический кусок,
Не метеор и не комета…
Увы! То брошенный берлог.
 

Поскольку местное население называет берлогу берлогом, то рифма вполне выдержана.)

Мы прибыли своевременно. На сегодня назначен «Великий хурал» – сбор всех членов экспедиции. День 19 августа – это традиционный день общего сбора, установленный еще КСЭ-1 в честь завершения полевых работ и объявленный торжественным праздником «на веки вечные». Поскольку преобладающее количество участников экспедиции представлено «космодранцами», решено этот день отпраздновать по всем правилам.

Постепенно стал прибывать народ со всех сторон земли тунгусской. Пришли жители ближайших окрестностей – горные люди из «республики Фаррингтонии», презренные «болотоеды», славные «хушмиды», затем постепенно стали подходить маршрутники. К восьми часам вечера все оказались в сборе.

В десять часов начался праздник. Васильев прочитал шуточный приказ по КСЭ, читались стихи, пелись песни. Ярко пылали огромные костры. Разноголосо шумела задорная молодежь, обмениваясь остротами и шутками. И все же, несмотря на внешнюю веселость, не было той внутренней непринужденной слаженности, как в прежние годы. Слишком разнородным был теперь состав этой большой экспедиции.

…На Пристань я вернулся как в родной дом, такой милой и уютной показалась мне она после почти месячного отсутствия. Здесь теперь находятся Егор, Тамара, Нина и геолог Галя Иванова – маленькая хрупкая блондинка, фанатичный энтузиаст и приверженец КСЭ.

Вечером мы, впервые за лето, затопили в бараке железную печку и при свете лампы, в тепле и уюте, поужинали, прочитали вслух принесенную с заимки газету и только собрались укладываться спать, как в бараке появились Вильгельм Фаст и Витя Черняков. Они направлялись в Ванавару и затем домой. Мы угостили путников остатками ужина, попили с ними чайку, поговорили и около полуночи улеглись спать.

Утро наступило пасмурное, с низко нависшими тучами.

В свое время мы завели специальную «Книгу посетителей», в которую они заносили свои впечатления от пребывания на Пристани. Уходя, Фаст и Витя оставили в книге запись: «Прощай, Пристань, лучший уголок по крайней мере в радиусе 500 километров. Увидим ли тебя еще? Надеемся, что да».

Прошло несколько дней. Мы усердно промывали накопившиеся за это время пробы. Погода стояла пасмурная, нелетная.

Как-то вечером, закончив промывку громоздкой дюлюшминской пробы, мы сидели в предвечерних сумерках у костра в ожидании ужина. В воздухе аппетитно пахло жареными грибами, нашим частым и излюбленным блюдом. Дым костра низко стелился над землей. В окне барака засветился огонек. Дежурная по кухне Тамара принялась за сервировку стола, расставляя миски, ложки, соль и прочее. Весело потрескивала железная печка, излучая приятное тепло, но мы, сидя у ярко горящего костра, не торопились заходить в барак: у костра было не менее уютно. Посетителей сегодня не ожидалось, и мы предвкушали спокойную обстановку «семейного» ужина в своем небольшом кругу.

Неожиданно совершенно бесшумно, словно призраки, перед нами предстали двое – мокрые, грязные, дрожащие от холода, явно «не нашего роду-племени». Один был постарше, полный, в очках, с одутловатым лицом, второй помоложе, худенький, с рыжеватой бородкой, в соломенной шляпе с высокой тульей.

Поздоровавшись с нами, оба бессильно опустились на бревна у костра, сбросили с плеч мокрые рюкзаки и, полязгивая зубами, стали растирать руки. Выяснилось, что это туристы, работники Муромской типографии.

Наслышавшись рассказов о Тунгусском метеорите и начитавшись научно-популярной литературы, они решили своими глазами увидеть эти места. Накопив денег, они отправились в путь, слишком далекий для них, так как отпуск у них скоро кончается. В Красноярске они просидели три дня, столько же в Кежме и вот пятый день идут по тропе Кулика, путаясь в болотах, поворотах и разрывах тропы.

Мы тепло приняли их, дали возможность переодеться в сухое, обсушить одежду, накормили, вообще предоставили полный ассортимент нехитрого, но приятного таежного сервиса.

Это по существу первые «бескорыстные» туристы, пришедшие просто взглянуть на район Тунгусского дива. Пришли они мокрые по пояс, так как попали в глубокое болото километрах в семи от Пристани. Торный зимник проходит через это болото, а в обход идет малозаметная тропка; это даже не тропка, а разнобой следов, так как каждый по-своему преодолевает топкую, кочковатую окраину болота. Неопытные же путники на свое горе устремляются по торной тропе, все глубже и глубже увязают в болотистой жиже и, только когда глубина доходит им до пояса, начинают понимать, что дело неладно, возвращаются и начинают искать обход.

На другое утро гости отправились на заимку, предварительно сфотографировавшись с нами около барака. Там они пробыли два дня и, счастливые и довольные, отправились в обратный путь.

Перед уходом с Пристани путешественники оставили в книге посетителей запись: «Проделав большой путь, с трепетом и волнением вступили в эти заветные места. Глубоко тронуты радушным приемом, оказанным нам гостеприимными хозяевами. Память об этих местах и встрече сохраним на всю жизнь. С. А. Спасский, Ю. Г. Андрианов из Мурома. 27 августа 1961 г.».

Вот и начинает сбываться мечта Кулика, что к месту падения метеорита будут приходить туристы со всех концов страны. Муромчане – первые ласточки…