355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Шпилев » Бандитский век короток » Текст книги (страница 7)
Бандитский век короток
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:01

Текст книги "Бандитский век короток"


Автор книги: Борис Шпилев


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

* * *

Лейтенант милиции Иван Крутов был, в общем-то, совершенно нормальным русским парнем.

Сколько он себя помнил, желание стать милиционером и верно служить России всегда сочеталось у него со стремлением красиво жить и иметь большие деньги.

После армии он подал заявление в школу милиции. Там он быстро понял, что первая часть его мечты – самоотверженное служение Отечеству – вполне реальна, что касается части второй… Смешная ментовская зарплата и теряющаяся где-то в необозримой перспективе комната в общежитии – вот и все атрибуты шикарной жизни, на которые он мог рассчитывать.

В то же время Иван видел, как совсем рядом, за прозрачной, эфемерной, но непреодолимой стеной, кипел тёмными страстями другой мир, в котором шикарные иномарки, мобильные телефоны, витые золотые цепи с тяжелыми крестами были не роскошью, а обычными, повседневно необходимыми вещами. Для обитателей этого параллельно-перпендикулярного мира дорогой, сверкающий огнями в ночи ресторан был местом, где можно пожрать, а девушки – боже, какие у них были девушки! – всего лишь средством для снятия стресса.

– Не касайся прозрачной стены между мирами, – внушали лейтенанту Крутову педагоги в школе милиции.

– Не переходи эфемерную грань, – грозили пальцем старшие товарищи по отделению.

А сами переходили, сами касались! И ещё как касались! Иван видел, как другие менты ныряли в тот, другой мир, какое-то время плавали там легко и свободно, а потом выныривали обратно со сверкающими возбужденно глазами, с оттопыренными карманами. И после каждого очередного возвращения оттуда мундиры их все больше покрывались дерьмом и кровью, а лица все больше напоминали свиные рыла.

Иван Крутов терпел и смотрел на это дело, а потом не выдержал и коснулся. Один раз. Одним пальцем. И из-под конвоя бежал рецидивист. Иван почувствовал такое омерзение… Он поклялся себе, что никогда больше… Но прилипшая к пальцу при касании радужная зелень быстро кончилась, утекла, и лейтенант снова, против своей воли, прикоснулся. Как-то само собой получилось.

И через день неустановленная машина сбила насмерть девушку, свидетельницу по уголовному делу. Сбила и скрылась. Теперь уже не только палец, но и вся рука Ивана оказалась восхитительно зеленого цвета. Да и само касание уже не казалось таким противным…

Зимнее рахитичное солнце выглянуло на минуту из-за туч, пописало на грязный снег болезненной желтизной и посмотрело вниз, на идущего по улице лейтенанта милиции Ивана Крутова.

Иван Крутов посмотрел вверх, на зимнее солнце и с удовольствием подумал, что этот отпуск, пожалуй, проведет на Крите. Вообще, со второй частью его мечты, о которой мы уже говорили выше, всё медленно, но верно обустраивалось.

Правда, при этом существенно страдала первая часть, ну, та, которая про службу Отечеству. Но, согласитесь, так не бывает, чтобы все и сразу.

«Всё, это – последний раз!» – сцепив зубы, подумал лейтенант. Ему опять не хватало денег для запланированной поездки в Турцию с восхитительно длинноногой Инкой, которая с равным энтузиазмом высасывала жизненные соки из члена и из бумажника Ивана. Не хватало на бэушную, но крепкую «девятку», цвета «мокрый асфальт», на которую до дрожи, до ночной эрекции запал Иван.

«Всё, это – последний раз!» – подумал лейтенант, понимая, где-то там, глубоко внутри, что говно всё это. Чуя «с гибельным восторгом», как пел Высоцкий, что пропал он, погиб безвозвратно.

«Ну и пусть! – мотнул головой Крутов, отгоняя дурные мысли. – Ну и хер с ним!» – И свернул с узкой улочки в глухую подворотню, где ждал его ОЗЕЛЕНИТЕЛЬ.

Иван ждал этой встречи с самого утра, готовился к ней, представлял себе, как скажет ОЗЕЛЕНИТЕЛЮ: «Яхочу, чтобы никто не пострадал, а иначе…» – Лейтенант не знал, что он скажет дальше, но, несомненно, это будет что-то веское и страшное.

Пройдясь по магазинам и купив всё заказанное Ольгой и дагестанцем, Иван побродил по городу, ныряя в проходные дворы, вскакивая в последний момент в отъезжающие автобусы, проверяясь на предмет слежки вычитанными им из книжек хитроумными способами.

Прокуролесив таким манером около часа, лейтенант свернул в подворотню и оказался лицом к лицу с невысоким человечком, похожим на старую куклу. Лицо его, цвета жабьего брюха, изборожденное глубокими морщинами, казалось наспех сделанным из папье-маше. Оно казалось неживым, только в глубоко спрятанных под нависшими бровями маленьких глазках вспыхивали временами черно-красные вихри.

– Где они? – спросил Озеленитель, протягивая Ивану толстенький, перетянутый банковской упаковкой предмет его вожделений.

– В недостроенном овощехранилище, – лейтенант чуть не с поклоном принял подачку. – Из охраны я да еще там один…

– Постучат, скажут: «Начальник пришёл», – откроешь дверь. Свободен! – нехотя буркнул Озеленитель и повернулся, собираясь уходить.

– Подождите!   –   заторопился   Крутов. – Я требую, чтобы никто не…

– Пошёл вон! – негромко (он вообще никогда не повышал голоса) прервал лейтенанта морщинистый.

Иван открыл уже рот, собираясь поставить наглеца на место, но увидел полыхнувшее под кустистыми бровями чёрно-красное зло и, съежившись, побрел прочь.

* * *

– Грубая она у тебя и ни хера не женственная! – сердито сказал Родион Гольц.

– Кто? – изумленно спросил Рулев, плотнее прижимая к уху холодную пластмассу телефонной трубки.

– Тамарка твоя, кто же еще, – обиженно ответил доктор. – Я с ней столько проносился, как дурень, понимаешь, с писаной торбой, а она черкнула записку, мол, пока-пока и уехала. Нет, я, конечно, понимаю, ты ее срочно вызвал и все такое… Но элементарное спасибо-то можно было сказать!

– Погоди, Родя, не гони лошадей! – оборвал словоизлияния Гольца ничего не понимающий майор. – Кто кого вызвал? Кто куда уехал? Ничего не понимаю!

– Хорошо, объясняю для бестолковых. – Доктор говорил медленно, тщательно выговаривая слова. – Твоя жена. Уехала. По твоему звонку. Не простившись. Я обижен. Вот!

– Я ей не звонил, Родя. И никуда её не вызывал, – ещё ничего не понимая, тихо сказал Виктор Михеевич.

– Ага. И ментов своих за ней не присылал.

– Не присылал… – словно эхо повторил, холодея, майор.

– Витя… Витя, ты только не волнуйся, – зачастил Гольц. – У тебя валидол есть? Давай, таблетку под язык и ложись, а я пока… – Родион ещё что-то говорил, но Рулев уже положил трубку.

Минуту подумав, он снова набрал номер.

– Это я.

– Здравствуйте, Виктор Михеевич, чем могу служить? – голос был в меру вежлив, но холоден.

– Послушай, Крот, скажи мне как художник художнику, ты жить хочешь?

– А что случилось? Проблемы какие, а, майор? Ты только скажи! – растаял холодок в вальяжном, барственном голосе, и ясно прорезалась в нем угодливая блатная нотка.

– А то случилось, пес ты поганый, что, если через полчаса мои жена и дочь не будут дома, я тебя, урода, по стенке размажу! Тебя, козла, потом закрасить легче будет, чем соскребать лезвием! – Не выдержав, майор сорвался на крик.

Бурливший в крови адреналин словно молотами бил в виски и не в первой уже свежести сердце.

– Погоди, майор! Погоди! – запаниковал обладатель барственного голоса. – Бля буду, не въеду, о чем базар! Не брал я твою тёл… ну, жену, в смысле. У меня башня пока ещё не… – Крот задумался, осекшись на полуслове. – Я, кажется, знаю, кто брал, – задумчиво протянул он. – Точняк! Слышь, Михеич, у Хмуры твои бабы!

– Почему так думаешь?

– Так ведь как два пальца… Ты же ему козу громовскую с черножопым не отдал! Так?

– Так.

– Ну и вот. А ты в курсе, что Гром этот самый Борову на десятое число день независимости объявил… от жизни. Боров, он хоть и хорохорится, однако обосрался совсем, окопался у себя за городом, людей везде понатыкал. Ждет. Он твоих и забрал. Точняк! Так что жди звонка, меняй громовскую телку и «черного» на жену с дочкой и не бери в голову. Хмура, он хоть и козел, но слово держит.

– Крот, прикажи ему!

– Дохлый номер, майор! Не послушает он! Уж если Хмура обхезался, то ему никто не указ! И меня, и тебя завалит, глазом не моргнет!

– Ладно, я тебе перезвоню. Бывай!

– До свидания, Виктор Михеевич. Если что, всегда рад помочь. Людишки, там… бабки, «стволы».

Окончив разговор с Кротовым, майор прошелся по комнате и, подойдя к окну, прижался разгорячённым лбом к холодному стеклу.

* * *

– Тамара… Надюша… Тамара… – шептал он и всё вглядывался в укрывший город туман,  словно пытался разглядеть лица своих близких. – Тамара!

* * *

А Тамара Всильевна тоже равнодушно смотрела в туман и только слегка морщилась, когда мощный поршень, раздвигающий её тугие ягодицы, проникал особенно глубоко.

Холодный металл грязного капота «шестёрки», к которому прижимала её безжалостная рука насильника, леденил обнаженную грудь.

Иногда женщина переводила взгляд на находившееся прямо перед её лицом лобовое стекло, за которым ритмично дергались задранные к потолку тонкие ножки дочери…

Сначала Тамара Васильевна пробовала кричать и сопротивляться, но, когда молодой бандит приставил нож к шейке Нади, она сдалась.

А потом начался ад… Борясь с подступающей рвотой, она старательно заглатывала остро пахнущий ее же фекалиями член угрюмого. Она видела, как молодой бандит жадно разглядывает еще по-детски угловатое, но уже сформировавшееся обнаженное тело Нади.

– Первый раз деру ментовскую дочку! – заржал он и, раздвинув ноги девочки, впился горящим взглядом в покрытую светлым пушком промежность Нади. Гусь дрожащими пальцами торопливо расстегнул ремень и потянул вниз серые форменные брюки.

Однако тут с ним произошел конфуз. Видимо, под воздействием наркотика мужское достоинство Гуся выглядело совсем недостойно, сморщенным комочком пряталось внизу его живота.

Зарычав от злобы и разочарования, Гусь с силой вогнал три сложенных вместе пальца в лоно девочки, отчего сразу же показалась кровь.

Надя пронзительно вскрикнула, а Гусь, урча, стал облизывать свои окровавленные пальцы. Его плоть напряглась, закаменела, и он, захрипев, вогнал член в сочащиеся розовой влагой нежные гениталии.

Надя не кричала больше. Она только попискивала тихонько, как больной котенок, и умоляюще смотрела на мать огромными, полными слез глазами.

– Мой муж убьет вас. Обоих. Вы оба уже мертвы! – равнодушно сказала Тамара Васильевна, сплёвывая на снег горьковатую сперму угрюмого.

– Молчи, сука! – крикнул бандит и изо всей силы ударил её по лицу, отчего женщина сразу же провалилась в радужный туман, несущий ей блаженное избавление от кошмара.

* * *

После разговора с майором Крот крепко задумался. Назревающий конфликт между Рулевым и Хмурой устраивал его при любом исходе.

Смерть мента очень порадовала бы Крота. Были у него на то свои причины.

Опять же, Боров был прекрасным специалистом, и без него Крот был, как без рук. Но лучше остаться без рук, чем без головы. Хмура взял себе слишком большую власть и, при случае, мог сильно потеснить Крота, а то и вывести из игры совсем.

Нельзя не признать, что план Борова имел шансы на успех. Если бы ему удалось обменять жену и дочку майора на Ольгу Громову, то Гром сам бы пришел к нему и нарисовал себе на лбу крестик.

И в то же время, похитив родных Рулева, Хмура очень рисковал. Он не знал, какой опасный хищник скрывается за безобидной внешностью начальника городской милиции. А вот Крот знал. Знал и боялся.

На маленькой арене, именуемой городом, кружили в смертельном танце два монстра, и в его, Крота, силах было столкнуть их, заставить вцепиться друг другу в глотку.

А где-то рядом затаился во тьме Гром, еще более безжалостный и опасный, чем эти двое. Беда, беда… Эх!

Но был у Федора Петровича один козырь. Даже не козырь, а козырище, туз козырной масти, вокруг которого крутилась вся игра. Это он, Крот» подослал к молодому менту Ивану Крутову морщинистого человечка со сладкой зеленой пачечкой. Это он, Крот, знал, где теперь прячет майор девку, которая так нужна была всем: и Хмуре, и Рулеву, и Грому.

Бандит некоторое время колебался: отнять у майора Ольгу было все равно что пытаться вытащить у тигра из пасти кусок мяса.

Но девушка была для него единственным надёжным прикрытием от надвигавшейся бури. А тут ещё Крот некстати вспомнил длинные Ольгины ноги, её высокую грудь. От этого воспоминания сладко заныло внизу живота. Вспотевшими пальцами Федор Петрович набрал номер одного из своих бригадиров.

Глава 7

Утром десятого ноября старший лейтенант Осин заступил на дежурство. В этот ранний час здание городского отделения милиции было почти пустым. Под его сводами гулко отдавались голоса невыспавшихся ментов.

Осин проверял журнал приема-сдачи дежурств, благосклонно прислушиваясь к сытому урчанию своего желудка, переваривающего вкусный обильный завтрак, приготовленный хохотушкой Верочкой, на которой лейтенант был женат вот уже без малого год. Молодая жена была мастерицей не только в вопросах кулинарии. Вспомнив предшествующие завтраку утренние часы, когда прикосновения особенно нежны, а объятия особенно жарки, лейтенант почувствовал, как губы его сами собой расплываются в блаженную улыбку.

С этой глуповатой улыбкой на лице он повернулся к входной двери, услышав чьи-то шаги, и увидел смотрящий прямо ему в лицо ствол автомата. Ствол, потёртый от частого употребления, местами выщербленный и от этого особенно страшный, сулил смерть.

С трудом оторвав взгляд от гипнотизирующего чёрного отверстия, Осин поднял глаза выше и наткнулся взглядом на чёрные холодные глаза, глядящие из прорезей маски.

– Лежать,   – негромко и совсем не страшно сказал человек в маске и дёрнул «стволом» вниз.

Лейтенант Осин потянулся было к висевшей на поясе кобуре, но вспомнил, что пистолет все еще лежит в сейфе. Вспомнил он Верочкин вкусный завтрак, неудобным бумажным комом ворочавшийся теперь в его животе. Вспомнил ее быстрый, теплый язычок, так хорошо знающий укромные уголки лейтенантского тела, и послушно сполз со стула, неудобно раскорячившись на истоптанном полу.

– Всё обыскали, нет их нигде, – запыхавшись, прошептал Ваха на ухо командиру группы, задумался на минуту и вдруг сильно пнул под ребра скорчившегося на полу Осина. – Гдэ они?! Гавары! Убью! – с акцентом закричал Ваха, склонившись над поверженным лейтенантом.

Осин тоскливым взглядом окинул помещение дежурки, запертую изнутри входную дверь в отделение, обрезанные телефонные провода и своих сослуживцев, пыльными кулями валявшихся по углам. Над каждым возвышался затянутый в черный камуфляж боевик.

– Да кто они-то? Кто вам нужен?! Толком говори, чурка нерусская! – в тоске закричал он и сейчас же снова получил десантным ботинком под дых.

– Девушка где? Ольга Громова? И человек наш, что с ней был. Где они сейчас? – нетерпеливо переспросил командир…

– Так бы сразу и сказали, – болезненно поморщился Осин, потирая ноющую от удара грудь. – Нет их здесь. Майор вчера вечером увёз их куда-то.

– Куда увёз?! – теряя терпение, крикнул командир, лязгая затвором.

– Не знаю. Ей-богу, не знаю, – мелко крестясь, забормотал лейтенант. – Да вы сами у него спросите!

Кавказцы переглянулись:

– А что, и спросим. Адрес давай.

После того  как Осин,  запинаясь от страха, продиктовал адрес Рулева, один из этих, в черном, тот, что был повыше, достал из кармана тускло блеснувший металлом кругляш размером с небольшое яблоко и, став на колено, широким замахом катнул его по полу.

Осин сжался на полу, ожидая шквала огня, рвущего на части его лейтенантский желудок вместе с недопереваренным Веркиным завтраком, но, увидев обильно поваливший из кругляша белый дым, немного успокоился.

«Газ… Не отравляющий… – подумал лейтенант. Мысли в его голове ворочались с трудом, глаза слипались. – Если бы был ядовитый, они бы сначала…» И на этой оптимистической мысли лейтенант заснул.

И приснился ему сон, будто стоит он на лётнем цветущем лугу в парадной форме, а Хмура с Кротом вручают ему медаль «Защитник России» и назначают его начальником городской милиции по той причине, что майор Рулев погиб в неравном бою с одетыми в черное кавказцами в масках.

Приятный сон лейтенанта Осина, как все приятное, быстро кончился. Продрав слипающиеся глаза, он приподнял гудящую голову, поддержал ее рукой, осмотрелся и застонал: тут и там на полу в разных позах сидели и лежали его сослуживцы, у стены хрипел, утробно рыкал и матерился сержант. Его больно рвало. Со стен, точно перерезанные вены, свисали обрывки проводов, в открытую входную дверь заметал снег, а в центре комнаты стояла, оглядываясь по сторонам, маленькая старушка. На лице её было написано такое изумление, что Осин засмеялся невесело, закашлялся, выгоняя из лёгких остатки дурмана, нашарил под столом завалившийся туда журнал регистрации происшествий и, поудобнее усевшись на полу, строго спросил:

– Что вы хотели, бабушка?

* * *

Кротовский бригадир Александр Фокин по кличке Лом остановился на пороге школы № 3, еще раз недоуменно покрутил головой и взялся за облупленную дверную ручку.

Войдя в тихое после окончания уроков фойе, Лом огляделся, все еще покачивая головой.

Когда час назад ему позвонил Крот, бригадир сначала подумал, что пахан наширялся под завязку, так странен и нелеп был его приказ. Но Лом был исполнительным бандитом, за что и выбился в бригадиры.

Поэтому, подойдя сейчас к старушке, которая собиралась уже закрыть на замок решетчатую металлическую дверь школьной раздевалки, Фокин попытался изобразить приветливую улыбку:

– Вы, бабуля, это… не могли бы дать мне сменную, обувь Нади Рулевой? – Речь, не перемежаемая через слово матом, давалась Лому с огромным трудом. – Надюха забыла вот сегодня забрать, ну и попросила меня, типа заехать.

– А ты кто ей будешь?

– Брат… двоюродный.

– А зачем тебе, милок, её сменка? – продолжала допрос старушка, подозрительно косясь на зверскую рожу Лома.

– Так у неё, у сеструхи, в смысле, это… чисто конкретно, подмётка отвалилась. Подклеить надо, – быстро нашёлся Лом.

Подозрительная сторожиха, кряхтя, сняла с вешалки ободранный пластиковый пакет, заглянула в него и действительно увидела слегка оторвавшуюся подмётку на маленькой белой кроссовке.

– На, милок, заклеивай.

– Вот спасибо, бабка! – неизвестно чему обрадовался амбал.

Проводив глазами отъехавшую сверкающую «БМВ», сторожиха подумала, что люди, которые ездят на таких машинах, могли бы купить ребенку новые кроссовки, а не заклеивать старые. Она очень рассердилась на жадных буржуев и даже плюнула в сердцах.

* * *

– Хмура слушает, – раздался в трубке мелодичный высокий голос. Рулеву тотчас представился высокий, тоненький мальчик в белой кружевной рубашке-жабо, держащий в руке смычок и скрипку, склонивший к телефонной трубке голову с непослушными светлыми кудрями.

Майор даже помотал головой, отгоняя наваждение.

– Здравствуй, Андрей Николаевич. Мои у тебя? С ними всё в порядке?

– Ну, не то чтобы совсем в порядке, но живы-здоровы, – с чуть заметной заминкой произнес Боров. Уловив растерянность в его голосе, майор покрылся холодным потом.

– Если ты, сука… – дрожащим голо сом начал Виктор Михеевич и вдруг услышал в трубке звенящий, захлёбывающийся от слёз голос дочери:

– Папа! Папочка! Забери нас отсюда! Мне больно, плохо! Они…

Послышалась возня, и вновь заговорил Хмура:

– Какие будут твои дальнейшие действия, майор?

– Назначай место обмена, – устало выдохнул Рулев. – Но если хоть один волосок…

– Да понял я, майор, не волнуйся, – голос  бандита звучал сочувствующе.  – Я ведь против тебя ничего не имею. Мне этот… падло нужен! Отдал бы мне тогда козу с чурбаном, ничего бы и не было. А на счёт места давай так: в двадцать два ноль-ноль у старого кладбища. Устроит?

– Хорошо. – Майор повесил трубку и сжал ладонями виски. Холодная метель бушевала в его голове. То выплывали из снежной тьмы мертвые, залитые кровью глаза Грома, презрительно глядящие на него. То показывалось на секунду бледное лицо Ольги  с  повисшей  на реснице  слезинкой. И над всем этим висел детский, звенящий от ужаса крик: «ПАПА… ПАПОЧКА!!!» Чувствуя, что сходит с ума, Виктор Михеевич, открыв холодильник, налил себе полный стакан водки, залпом опрокинул его в рот.

Не принеся облегчения, сорокоградусная жидкость водицей скользнула по шершавому, горящему горлу.

Майор вышел в прихожую, оделся, постоял, бессмысленно глядя перед собой. Потом, прошептав: «Прости меня, Леша», вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.

* * *

Али бодрствовал и спал одновременно. Организм, привыкший находиться в постоянной готовности к действию, выработал для себя особый режим, при котором мозг дагестанца, находясь в состоянии сна, в то же время чутко реагировал на происходящее вокруг.

В данный момент барометр опасности, намертво встроенный в Али, показывал «ясно». Тем не менее кавказец приоткрыл глаза и окинул быстрым взглядом помещение.

Всё было спокойно в подземном убежище. У двери в кресле дремал Ваня Кругов, в душе плескалась и что-то напевала Ольга.

Мент Саша Соколов ловко управлялся со сковородками в закутке, заменявшем им кухню, краснел, украдкой бросая взгляды на полупрозрачную занавеску, за которой угадывались смутные контуры женского тела.

Али прикрыл глаза и полной грудью вдохнул бывший там, в его сне, густой и душистый, как мед, воздух горных лугов. Он широко развёл в стороны руки и легко оторвался от земли.

Прямо над его головой повисло в свежей, режущей глаз синеве легкое белое облачко, напоминающее голову барашка. Вот к этому-то облачку и помчался, набирая скорость, боевик Али, протаранил его с лета насквозь, отчего морда барашка приняла удивленное и обиженное выражение и, радостно, звонко засмеявшись, как никогда не смеялся наяву, помчался над цветущей землей к далеким седым вершинам.

Уже завиднелся в полуденном зное родной поселок Али, точно ласточкино гнездо прилепившийся к подножию горы. Уже махала ему рукой с порога, смеялась умершая в позапрошлом году мать, как вдруг… ТЬМА… ОПАСНОСТЬ… БОЛЬ… вырвали дагестанца из его сна, точно пробку из бутылки.

Впрочем, внешне это никак не проявилось. Али по-прежнему лежал неподвижно, закрыв глаза и тихо посапывая. Однако обострившиеся до предела чувства его лихорадочно искали источник опасности. Словно тонкие ниточки-щупальца тянулись они во все стороны, со сверхъестественной скоростью и тщательностью исследуя и сортируя звуки, запахи, едва заметные изменения в поведении находящихся в комнате людей и многие другие признаки, невидимые обычному человеку.

Али чувствовал движение за входной дверью. Уловил на пороге слышимости, как сидящий у двери Ваня Кругов прошептал: «Начальник пришёл…», – уловил исходящую от молодого мента смрадную волну страха.

Из-за двери эхом повторили:

– Открывайте, начальник пришёл.

Громко постучали трижды.

– Чего это он в такое время? – тонким фальшивым голосом сказал Кругов, лениво поднялся с кресла и взялся за дверной засов.

Время остановилось для Али. Замер неподвижно Саша Соколов, высунувшись наполовину из кухонного закутка со сковородкой в руке. Перестала плескаться и Оля за занавеской.

В то мгновение, когда время остановилось, она как раз спросила:

– Что случилось, Али? – последний звук ее фразы повис в безвременье – «и-и-и-и» – и, дробясь миллионно, падал холодными льдинками в бесконечность.

А дагестанец уже летел от дивана к двери, извернувшись в немыслимом прыжке. Рассекал вязкую пустоту, уже зная, что за дверью затаилась смерть…

Но медленно двигавшаяся рука продажного мента Вани Крутова уже отодвинула-таки засов. И уже просунулась в образовавшуюся щель рука с пистолетом, а вслед за ней бычья, наголо стриженная образина.

С детства занимавшийся в легендарном Халимбек-ауле у адепта шаолиньского стиля Магомаева, Али находился пока лишь на третьей ступени посвящения. Он не умел поддерживать в себе режим сверхскорости более десяти секунд. Чувствуя, что катастрофически не успевает, дагестанец слегка изменил траекторию и, вместо того чтобы сбить с ног Крутова, с лета ударил обеими ногами в край приоткрывшейся двери.

Хрустнуло мокро и противно, просунувший в дверь голову бандит подавился собственным криком, из поросших волосами ушей брызнула кровь. Выпавший из его сломанной руки пистолет ударился о пол и выстрелил. Вместе с этим звуком время обрело свой обычный ход для Али. В уши его ворвался истошный крик Ольги и яростный мат находящихся за дверью. Кругов схватился за кобуру, но кавказец убил его коротким ударом в горло. После этого он приоткрыл обитую железом дверь и еще раз что было силы ударил по маячившей в щели залитой кровью голове, размалывая ее в совсем уже страшное месиво. С той стороны на дверь очень основательно налегли, а застрявшее в дверях тело бандита упрямо мешало задвинуть засов. Несмотря на все усилия, Али чувствовал, как подошвы его кроссовок медленно скользят по кафельному полу. Крикнул: «Ольга, ложись на пол». Он обернулся к Саше Соколову, собираясь попросить его о помощи, и увидел, что тот так и не вышел из безвременья. Милиционер неподвижно лежал на пороге кухоньки, прислонившись к стене аккуратно простреленной головой. Пуля, вылетевшая из ударившегося об пол пистолета, словно шальная женщина, поцеловала его в лоб, оставив след, как от жирных, красно напомаженных губ.

«Совсем говенно», – подвел под ситуацию резюме дагестанец. Вырвав из кобуры лежащего у двери Крутова «Макаров», Али высунул «ствол» в щель между дверью и косяком, несколько раз выстрелил наугад и, видимо, попал, потому что за дверью длинно взвыли и многоголосо заматерились. Затихли ненадолго, потом высокий голос крикнул:

– Лучше сами выходите, козлы.

Эхо прокатилось по подвалу и затихло где-то в тёмных его уголках.

– А то что?! – крикнул Али, быстро осматривая комнату. Мозг, словно компьютер, быстро просчитал варианты и выбрал, пожалуй, единственный.

– А то перешмаляем вас, козлов, на хер! – зло крикнули из темного коридора. – Пять минут вам на размышление.

«Хватит и трёх», – подумал Али, заклинивая ручку двери тяжелым креслом.

Отшвырнув с пути, как тряпичную куклу, труп Соколова, дагестанец ворвался в кухню и лихорадочно оторвал от газовой плиты гофрированные металлические шланги, ведущие к двум большим пропановым баллонам, выкрашенным облупившейся местами красной краской. Закрутив шипящие, точно змеи, вентили, Али с натугой перекатил к входной двери сначала один тяжелый баллон, затем другой.

Метнувшись через комнату, кавказец отбросил в сторону пластиковую занавеску, отделявшую душевую комнату от жилого помещения, и, зацепившись на секунду взглядом за обнаженную девичью фигурку, съежившуюся в углу, подмигнул ей.

Так, что захрустели мышцы, ухватился за край огромной ванны и выдрал ее из опор, перевернул кверху дном.

– Быстро полезай внутрь, – негромко скомандовал он Ольге, с трудом приподнимая один край чугунной махины. И после того как девушка ящеркой скользнула внутрь, нырнул вслед за ней, ободрав себе обе руки.

Между кафельным полом и краем ванны оставался зазор, сантиметров в пять шириной. Прижавшись к мокрому полу щекой, Али ясно видел входную дверь и лежащие возле неё баллоны. Плечом он чувствовал, как прижимается к нему дрожащим, влажным и обнаженным телом Ольга, чувствовал через тонкую ткань ее майки напрягшиеся соски.

Азарт, предвкушение боя и раньше вызывали у дагестанца почти чувственное удовольствие. Сейчас же, ощущая за спиной присутствие девушки, которая будила в нем никогда ранее не испытанные, такие новые и незнакомые чувства, Али задрожал, как тонко натянутая струна, но не от страха, а от переполнявшего его возбуждения.

– Спаси меня, пожалуйста, – обожгла жарким шепотом щеку дагестанца Ольга.

Али с трудом сглотнул подкативший к горлу комок и кивнул. Словно в ответ на его кивок, за дверью завопили:

– Пять минут истекли. Выходите.

В ответ Али громко и грязно выругался, выстрелив в направлении голоса, целя повыше баллонов. В темном коридоре заорали, заулюлюкали и надсадно, с треском ударили в дверь чем-то тяжелым. И еще раз. И еще. Дверь поддалась с жалобным скрипом, провисла на одной петле. В ярко освещенную комнату, спотыкаясь о лежащие тела милиционеров и воинственно вопя, вломились двое бандитов, замешкались на пороге, а из коридора всё напирали.

– Заткни уши и открой рот пошире, – сказал шёпотом Али и, тщательно прицелившись в щель между полом и ванной, аккуратно выстрелил в вентиль ближайшего к нему газового баллона. У него ещё хватило времени на то, чтобы бросить пистолет, и, обернувшись к Ольге, прижать ее к полу, прикрыв своим телом…

Александр Фокин по кличке Лом что есть силы пнул сорванную с петель дверь и ворвался в забаррикадированную комнату. Это именно ему задела плечо пуля, наугад посланная из комнаты.

И теперь Лом горел справедливой жаждой мести.

– Выходи, суки! Всех положу! – заорал он, размахивая пистолетом, ни на секунду не забывая, что Крот приказал доставить пленников живыми и невредимыми. Лом был очень исполнительным бандюком. Но сейчас его переполняло негодование. Ну ладно, живыми – это пусть, это – хер с ними, но невредимыми… Лом витиевато матюкнулся, сжав зубы, и в эту минуту его внимание привлекла огромная перевёрнутая ванна за сорванной клеёнчатой занавеской.

«Ха! Спрятались называется, чудики!» – подумал Фокин. Бестолковость защитников комнаты развеселила его и несколько уменьшила бушевавший в груди гнев.

– Ну, чё, вылезайте, козлы! Приехали! – крикнул Лом, переступил через труп Ивана Крутова и тут же споткнулся о лежащий у самого порога большой, ободранный газовый баллон…

И как-то сразу поплохело на душе у бандита Александра Фокина по кличке Лом. Странно и нехорошо переплелись мысли в его старательной, но недалекой голове. И присутствовали в этих мыслях баллон этот самый и перевернутая чугунная ванна. И уже почти он понял… и уже открыл рот, чтобы во всю мочь крикнуть: «АТАС!» Но в эту секунду гулко бухнуло, сверкнуло из-под ванны, мир на мгновение стал ослепительно белым и прекрасным. В открытый рот Лома ворвалось бешеное, ликующе ревущее пламя, затолкало обратно в глотку слабый крик и сожрало его внутренности, съело глаза, брызнувшие сочными виноградинами.

Кап… Упала во тьме капля. Кап… Летела, летела и больно, и прохладно разбилась о чей-то обожжённый лоб. Потекла струйкой в чье-то разбитое ухо. И был ещё испуганный женский шёпот, повторявший имя. Знакомое.

– Али… Али… – шептала она.

«Али… Али…» – ревел и гудел отовсюду колокол.

Он схватился руками за уши, чтобы не слышать, за глаза, чтобы не видеть ослепительную тьму, и вспомнил, что у него есть и руки, и уши, и глаза. И понял, что Али – это он. Вспомнив, закричал: «Оля!» – сел рывком, вытирая залитые кровью глаза.

Она сидела на корточках рядом, в одних испачканных копотью трусиках и вытирала его лицо мокрым от воды и крови полотенцем. Увидев, что он пришёл в себя, Ольга перестала всхлипывать и зарыдала в голос.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю