Текст книги "Бандитский век короток"

Автор книги: Борис Шпилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Как нет, почему? – недоумевает Гром.

– Потому что мы мёртвые, Лёшенька, – тихо говорит мать. – А она живая. Мёртвые с живыми не живут.

Только сейчас Алексей с ужасом замечает, что между ним и близкими словно повисла пелена. Он хочет прикоснуться к плечу матери, но рука вязнет в туманной дымке. Гром видит смертную синеву вокруг материнских глаз и губ, видит, как отслаивается плоть с отцовских пальцев, держащих трубку, и белеет сквозь гниль сахарно-белая кость.

– Ты присмотри там за Оленькой, Лёша. Плохо ей. Умрет она скоро, если не поможешь ей! – говорит мать, голос её становится все тише, тоньше. Вскоре он слышит только тихий звон. Потом – тишина. Опять звон.

* * *

Из-за двери слышен сонный голос Софьи Эрастовны:

– Сеггей, немедленно возьмите тгубку.

Окончательно проснувшийся Гром придвигает поближе стоящий на тумбочке у кровати телефон и вслушивается в потрескивающую тишину. Сознание пронзает дикая мысль – вот сейчас он снова услышит материнский голос. Но вместо этого незнакомый, хрипловатый баритон вежливо спрашивает Сергея Юрьевича:

– Это я, чего надо? – не очень вежливо отвечает Гром.

– Ла Фудр. Тайник. Сообщение, – медленно и раздельно произносит голос. Звучат гудки отбоя.

Недоуменно пожав плечами, Гром кладет трубку и вновь погружается в сон. И там, на грани яви и сна, Алексей возвращается в прошлое.

Вспомнилось и приснилось ему, как сбегали они с Витькой Рулевым с последнего урока, забирались на древний дуб, стоявший на школьном дворе, и, подложив под тощие зады портфели, открывали зачитанную до дыр книгу Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада».

И пел соленый ветер в ветвях-мачтах. И плыли мальчишки, плавно покачиваясь, по бескрайнему зеленому морю листвы. Они называли старый дуб именем пиратского корабля – «Ла Фудр», что в переводе с французского означало «Молния». В неприметном дупле дерева друзья оставляли друг другу тайные послания.

В эту ночь Гром уже не уснул. Он до самого утра ворочался в постели, пытаясь догадаться, что же хочет сообщить ему майор таким странным способом.

* * *

Утро выходного дня выдалось на редкость мерзкое. Холодный ветер с трудом ворочал в воздухе мокрую снежную крупу, которая совсем не хотела летать, а оседала под ногами вязкой кашей. Тяжелые, свинцово-серые тучи низко нависли над крышами.

Проклиная на чем свет стоит Тихомирова, которого в выходной день, с утра куда-то несут черти, Гром остановил машину у подъезда шефа. Алексей вылез из тёплого салона «Мерседеса», и его сразу же пробрал до костей противный мелкий озноб.

– Заболеваю я, что ли? – стуча зубами, пробормотал Гром. Он поднял воротник и вытянул из кармана мятую пачку сигарет, по привычке подозрительно косясь на стоящие у подъезда старенькие «Жигули»-«копейку» с тонированными стеклами. Алексей зажал в зубах сигарету, но на ветру спичка погасла, не успев загореться.

Чертыхнувшись, Гром отвернулся, сутулясь, подставив ветру спину, скрыл в ладонях трепетный огонек и поэтому не увидел, как за его спиной бесшумно опустилось затемненное стекло.

Глава 3

– Когда был звонок? Почему не сообщили сразу же? – задушенным, свистящим шепотом сквозь зубы процедил Магомедов. Лицо бизнесмена побагровело от гнева, он рванул ворот шёлковой сорочки и бросил в рот таблетку валидола.

– Вчера вечером, в 22.15, – съёжился секретарь. Избегая встречаться взглядом с Магомедовым,  молодой человек рыскал глазами по сторонам, словно искал в просторном кабинете место, способное укрыть его от хозяйского гнева. Ничего, по-видимому, не найдя подходящего, секретарь потупился и, глядя на носки своих сверкающих туфель, забормотал:

– Нурсултан Дамирович, но вы же сами вчера распорядились, что у вас важная встреча и чтобы не беспокоили вечером…

– Распорядился, да?! – с усталой ненавистью посмотрел на секретаря дагестанец. – А я тебе, козлу, не говорил, что вся информация по Лобанову должна поступать ко мне немедленно, в любое время дня и ночи? – Магомедов поморщился и помассировал левую сторону груди.

Вчерашняя встреча с деловыми партнерами, по обыкновению плавно перешедшая в бардак с девками, сауной и неумеренными возлияниями, сегодня напоминала о себе мучительной головной болью. Сердце то принималось бешено колотиться, то норовило остановиться совсем.

Магомедов поднял больные глаза от лежащей перед ним записки на застывшего в почтительной позе молодого человека:

– Информацию проверили?

– Дважды,  – быстро кивнул секретарь. – Наши люди в милиции и в банде Крота подтверждают факт передачи кассеты.

– Значит, так. – Магомедов попытался сосредоточиться, но мысли разбегались, пульсировала боль в затылке от предчувствия непоправимой беды. – Направь наших лучших людей в этот долбаный городишко. За Лобановым круглосуточное наблюдение. Охранять, как меня. В случае угрозы его жизни мочить гадов, не думая. Деньги, оружие, крыша – на твоё усмотрение. На всё про всё тебе сегодняшний день. Лобанова предупрежу сам… если он ещё жив. Пока свободен. – Секретарь бросился к двери, и Магомедов крикнул ему вслед: – И помни, урод! Если не уберёжешь его, ты труп!

* * *

Бывшие спецназовцы братья-близнецы Вадим и Илья Черенки хотя и числились оперативными уполномоченными, но работали не на закон, а исключительно на майора милиции Виктора Михеевича Рулева. Их преданность майору не знала границ и имела простое объяснение.

По окончании срочной службы, наглотавшись вдоволь пороховой гари, пролив по приказу Отечества немало своей и чеченской крови, братья вернулись в свой подмосковный городок, где и были благополучно этим самым Отечеством забыты.

Пузатые коммерсанты, опасливо кося заплывшими жиром глазками, наотрез отказывали в работе мрачноватым, широкоплечим братьям. Вадим и Илья получили несколько разовых предложений от бандитов на предмет ликвидации неких граждан, но, подумав, благоразумно отвергли их.

В конце концов они устроились охранниками в фирму по торговле недвижимоетью, которую вовсю трясли рэкетиры. Испуганный директор наобещал Вадиму и Илье золотые горы. Черенки взялись за дело, и вскоре братва, пообломав зубы об их чугунные кулаки, оставила фирму в покое.

Директор, воровато пряча глаза, заявил братьям, что денег в фирме нет и выплатить им обещанное он не в состоянии. Огорченные отказом, братья сгоряча сильно помяли директора и вновь нанятую им охрану. Оказавшись в камере предварительного заключения, откуда им светила прямая дорога в зону, Черенки попались на глаза майору. Он по достоинству оценил братьев, замял возбужденное было против них уголовное дело и пристроил в свой отдел, платя им неплохую зарплату.

Привычные к военной дисциплине, братья не задавали лишних вопросов и служили не за страх, а за совесть.

Они молча выслушали подробные инструкции майора по охране Грома, сдали Рулеву свои удостоверения и табельное оружие, получив взамен тяжелые «стечкины» со спиленными номерами, так же молча вышли, рассовывая по карманам пачки денег и запасные обоймы.

* * *

Ожидая Тихомирова у подъезда и стоя на Пронизывающем ветру, Гром сражался с отсыревшей сигаретой. Прикурив с третьей попытки, он с удовольствием затянулся и услышал, как запиликал в кармане мобильник. Поднеся трубку к уху, Алексей услышал заглушаемый треском голос Магомедова.

– Слушаю тебя внимательно.

– Гром, алё, Гром, это ты? Ты жив? Не слышу тебя! – кричал в трубку Магомедов.

– Наверное, жив, раз с тобой разговариваю, – рассмеялся Алексей. Он покрутился на месте,  пытаясь избавиться от помех в трубке, и увидел открытое окно в задней дверце «копейки», где маячил неясный силуэт в салоне. – Пациент скорее мёртв, чем жив, – прошептал он.

– Что ты говоришь?! Не слышу! – надрывался Магомедов.

– Слышь, Дамирыч, я тебе Позже перезвоню, – непослушными губами проговорил Гром, выключил телефон и неторопливо пошёл к «Жигулям», чувствуя смертный холод в груди, ожидая увидеть вороненый «ствол». Он шел и лихорадочно прикидывал так и этак, на чем же он спалился. Магомедов, видимо, знал на чём, раз обрадовался, что Гром ещё жив. Он звонил, чтобы предупредить.

Алексей подошел уже к самой машине, а выстрела все не было. У Грома словно гора упала с плеч, когда из полумрака салона он услышал такое знакомое:

– Здорово, дядь Лёш.

– Олежка, мать твою! – Гром вытер со лба выступивший холодный пот и бессильно привалился к машине.

– Дядя Лёша, тебе что, плохо? – испугался Олег Жданов.

– Нет, блин, мне хорошо, – искренне ответил Гром. – Пациент скорее жив, чем мёртв!

– Чего? – вытаращил глаза Олег.

– Так, ничего. Ты что, другого места для встречи не нашел? Под окнами у Жирдяя светишься и меня светишь?

– Я не знал, где тебя искать, вот и решил….

– Ладно, все понятно. Вечером позвонишь мне по этому телефону. – Гром написал на пачке сигарет несколько цифр. – А сейчас уезжай отсюда.

– Но… Дядя Лёша, я знаю, где Оля! Я тебя ждал. Одному мне не справиться.

– Хорошо, Олежек. Вечером ты мне всё расскажешь, а сейчас уезжай. Быстро! – прошипел Гром, увидев выходящего из подъезда шефа.

Тихомиров, явно чем-то сильно расстроенный, проводил взглядом машину Олега.

– Это кто? – подозрительно спросил он.

– Фиг его знает. – Алексей пожал плечами. – Я у него прикурить попросил.

– Что-то я раньше этот рыдван здесь не видел. – Тихомиров плюхнулся на заднее сиденье и снова покосился вслед уехавшей машине.

Чтобы отвлечь его, Гром спросил:

– Что за спешка с утра в субботу, шеф? Я сегодня в «Красный фонарь» к Светке собрался.

– Думаешь, у меня в выходной день дел нет? – пробурчал Тихомиров. – Он обиженно сопел, глядя в окно. – С утра позвонил Крот. Велел, чтобы ты привез меня к нему на дачу. – Тихомиров поежился. – Я ещё никогда не слышал, чтобы он так орал. Чего я такого натворил? Не знаю!

«Зато я, кажется, знаю, – подумал Гром. – Дело все сильнее пахнет керосином. Похоже, ехать мне туда никак нельзя».

«Мерседес» уже выехал из города и уверенно мчался по заснеженному шоссе. Заприметив на обочине торговый павильон, Гром похлопал себя по карманам.

– Глеб  Федорович,  сигареты  кончились, я мигом, а?

– Давай быстрее, шеф ждать не любит.

– Понял! – Алексей резко свернул к обочине.

– Шоколадку мне купи! – крикнул ему вслед Тихомиров.

Зайдя в павильон, Гром быстро осмотрелся. Кроме него, в маленьком закутке никого не было. Заглянув в окошко, Алексей увидел тощего, флегматичного очкарика, погруженного в чтение эротического журнала.

Гром бросил на прилавок десять долларов:

– Мне шоколадку и ножик.

Не моргнув глазом, тощий сунул в карман деньги и выложил на прилавок большую плитку шоколада в яркой обёртке. Покопавшись под прилавком, он добавил к ней небольшой складной нож.

Выйдя из магазина, Гром присел у переднего колеса «Мерседеса». Надев на руку перчатку, чтобы ладонь не скользила по пластмассовой рукоятке ножа, Алексей изо всей силы вогнал лезвие в упругую резину.

– Ты чего там застрял? – высунулся в окно Тихомиров.

– Колесо прокололи, Глеб Фёдорович. – Гром протянул ему шоколадку.

– В жопу её себе засунь! – Тихомиров выскочил из машины и забегал взад-вперёд по обочине.

– Без ножа режешь, Серега! Шеф велел быть у него к десяти. Запаску менять долго? – Ничего не понимавший в машинах, Тихомиров уставился на спущенное до обода колесо.

– Какую запаску, шеф?! – Гром пожал плечами. – Запаску еще на той неделе прокололи. Я говорил, надо в шиномонтаж… Вы езжайте своим ходом, шеф, а я, как починюсь, сразу приеду.

Гром проводил глазами «Волгу», увозившую Жирдяя. За минуту сменив колесо на совершенно целую запаску, он отъехал с шоссе в ближний лесок и позвонил Маго-медову.

Окончив разговор, Алексей вышел из уютного салона, долго и неторопливо курил, опершись о теплый бок автомобиля, поглядывал на заснеженные деревья, чувствуя, как охватывает его волнующее, бодрящее предвкушение боя. Появился во рту явственный, горький пороховой привкус. Гром усмехнулся, вспомнив, услышанную где-то фразу о том, что вкусовые и обонятельные галлюцинации характерны для шизофреников…

«Итак, охота началась, – подумал Алексей. – Пора распределить роли. Похоже, господа бандиты считают, что раз их больше, то они охотники. По принципу «один в поле не воин». Распространенное и фатальное заблуждение». – Он зло рассмеялся и, сев за руль, рванул с места так, что снег фонтаном ударил из-под колёс.

* * *

– Н-на! – Массивный перстень рассёк скулу Тихомирова.

Панически боящийся крови, Глеб Федорович схватился за лицо, с ужасом посмотрел на свои окровавленные руки и заскулил:

– Ты чего, Петрович? За что?

Он получил в глаз, едва только открылась массивная железная дверь, и теперь трясся на пороге кротовской дачи, не решаясь ступить в роскошную гостиную…

– А ты, сука, не понял за что, да?! – Кротов раздражённо помахал ушибленной рукой, и капли тихомировской крови забрызгали его белоснежную рубашку. – Ты, значит, сука, не понял?! – повторил он, наливаясь злобой. – Боров, объясни ему, он не понимает!

Стоящий у окна Хмура расцепил заложенные за спину руки. Подойдя к Глебу Федоровичу, он сграбастал его за лацканы пиджака и дернул так, что бедный директор, пролетев через всю комнату, рухнул на уставленный бутылками низкий резной столик.

Вытирая с лица трясущимися руками кровь и сопли, Тихомиров бесформенной тушей ворочался среди обломков и осколков в луже спиртного. Неторопливо наклонившись, Хмура рывком поставил его на ноги и, прижав к стене, начал увесисто и размеренно хлестать бедолагу по щекам, приговаривая:

– Сейчас я тебе всё объясню. Сейчас ты, скотина жирная, у меня все поймёшь.

Резкая боль придала Тихомирову храбрости.

– Да что случилось-то, мать вашу?! – заверещал он, безуспешно пытаясь оторвать от своего горла волосатую лапу Хмуры.

– Ладно, оставь его, – брезгливо поморщился Крот. – Сейчас мы кино смотреть будем, да, Жирдяйчик?

Ошалевший Глеб Федорович икнул. Хмура неохотно отпустил его и, пройдя через комнату, ткнул корявым пальцем кнопку видеомагнитофона. Ожил полутораметровый экран, и возникло на нем черно-белое изображение Грома.

Досмотрев запись, Тихомиров помолчал, пожевал губами. Подойдя к бару, налил себе полный стакан коньяка и одним духом выпил. Испачканное кровью лицо его закаменело, натянулась кожа на скулах. Исчез куда-то добродушный толстячок-сибарит и глянул недобро из заплывших жиром глазок безжалостный хищник.

Кротов и Хмура с интересом наблюдали за произошедшей метаморфозой.

– Убью гада, – задумчиво, даже как-то мечтательно проговорил директор.

– Вот-вот, Глебушка, людишек я тебе дам, а ты уж убей его, пожалуйста, – усмехнулся  Крот.  –  Косяк ты упорол, а разъс…ться за него как бы нам всем не пришлось.

* * *

Ровное, как открытая ладонь, заснеженное поле рассекала чёрная стрела шоссе. Оно было пустынно в этот час. Лишь на обочине сиротливо приткнулись шикарный «мерин» да невзрачная «шестерка».

– Не забыл, значит, «Ла Фудр», – усмехнулся Рулев. Он нервно курил, глядя на поднявшуюся за окном метель. Позёмка вихрилась по черному асфальту шоссе, и, хотя в салоне «Мерседеса» было тепло и уютно, майор чувствовал, как его колотит мелкая дрожь. Сидящий рядом с ним Гром час назад достал из дупла старого дуба, того, что на школьном дворе, записку Рулева, в которой тот назначил место и время встречи.

– Не забыл, – кивнул Алексей. – Что случилось, Витя?

– Уезжай, Гром. Беги. – Рулев приоткрыл окно, чтобы выкинуть окурок, и тотчас же ледяной ветер хлестнул его по лицу.

– Во время твоего налёта на «Бриг» скрытая следящая камера, установленная у кабинета директора, засекла, как ты снимаешь маску. Когда милиция изъяла все видеозаписи, я уничтожил оригинал, но какая-то сука успела сделать копию и передала людям Крота. Тебя ищут, Гром, ищут, чтобы убить. – Рулев нервно закурил снова. Он бросил на колени Алексею небольшую спортивную сумку. Открыв ее, Гром увидел плотные пачки долларов. – Уезжай прямо сейчас. На Канары, на Ямайку, к долбаной матери. Этого тебе хватит надолго. Мои люди вывезут тебя из города. Кстати, о людях, кто это был с тобой во время налёта?

Гром усмехнулся:

– Мент, он и в Африке мент. У каждого свои секреты, Витя. Я же не спрашиваю тебя, откуда у майора милиции такие деньги. Про кассету я уже знаю, а что касательно твоего предложения… – Алексей задумался, глядя в снежную круговерть за окном. – Там, на холме, у леса, стоит мой дом. Летом, днями напролет, греются на солнце старые кирпичные стены, ночью пахнет грибами и фиалками. А когда приходит зима, я вижу из своего окна, как соседские ребятишки катаются на санках с горы. Как могу я уехать от этого? Да и дела, опять же, кое-какие у меня остались…

– Мудак ты, – зло и устало сказал Рулев. И полез из машины. Бешеный порыв ветра рванул у него из рук дверцу. Виктор что было сил хлопнул ею, отошел на пару шагов, вернулся. – Мудак ты упрямый! – закричал он, снова открыв дверь, и просунул голову в салон «Мерседеса». – Пойми, тебя убьют и я не смогу защитить тебя.

– Скажи, Витя, а ты бы на моем месте уехал? – тихо спросил Гром.

Майор хотел что-то ответить, но только махнул рукой и, сутулясь, пряча лицо от секущих снежинок, пошел к «шестерке».

– Сумочку забыли, гражданин! – смеясь, крикнул ему вслед Гром.

– Оставь себе, придурок… на похороны, – пробурчал Рулев в поднятый воротник.

* * *

Сидя в маленькой убогой пивнушке, основной контингент которой составляли бомжи, Гром потягивал разбавленное «Клинское», с равнодушным любопытством наблюдая колоритный быт завсегдатаев.

Время от времени он подносил руки к лицу и нюхал их, морщась. Руки остро и неприятно пахли бензиновой гарью. В придорожном лесу Гром сжег тихомировскии «Мерседес». В искореженной страшным жаром машине замкнуло проводку клаксона, и она кричала длинно и жалобно, как пристреленная породистая лошадь.

Два часа назад Грому позвонил Олег Жданов, и они договорились о встрече в этой самой пивнушке. Алексей забрал со стоянки неприметную бежевую «шаху», подаренную Магомедовым, и проверил арсенал под задним сиденьем.

Ненастный день перешел уже в ненастный вечер, когда на пороге забегаловки появился Олег. Стряхивая мокрый снег с плеч и вязаной лыжной шапки, он внимательно оглядел немногих посетителей.

Одетый в телогрейку и солдатскую ушанку, Гром сидел в темном углу не шибко ярко освещенного заведения, и Олег не узнал его.

Растерянно потоптавшись у входа, парень вышел на улицу. Гром не торопясь допил пиво и направился следом. Выйдя в зимние сумерки, он сразу заметил притулившуюся у обочины Олегову «копейку» и сиротливо стоящего рядом ее хозяина.

Алексей прошелся взад-вперед по тротуару, поглядывая по сторонам, доверяя больше интуиции, чем глазам. «Хвоста» за парнем вроде не было, но провериться все равно не мешало.

Надев большие очки и подняв куцый воротник телогрейки, Гром подошел к Олегу сзади и похлопал его по плечу.

– Слышь, сынок, у тебя огонька не будет?

– Не курю я, – не оборачиваясь, буркнул Жданов.

– А если поискать? – не унимался Гром.

– Ты чё, отец, не понял… – обернулся Олег и осёкся. Посмотрел внимательно, хохотнул, узнавая.

– Ну, дядь Лёш, пять с плюсом по маскировке.

– Угу. А тебе «пара» по бдительности. Поедем-ка, дружок, покатаемся на твоём монстре.

Уже с полчаса они кружили по плохо освещенным улочкам. В какой-то момент Грому показалось, что за ними увязалась «девятка», но она тут же свернула куда-то во двор.

– Тормози здесь. – Алексей внимательно осмотрелся по сторонам и немного расслабился. Справа пустырь, слева шоссе. Хорошо.

– Рассказывай подробно и не части, – сказал Гром, закуривая.

И тут Олег заплакал.

– Она не узнает меня, дядя Леша! – Олег сгорбился за рулем, его широкие плечи тряслись. – Мы виделись с Олей два раза, она меня не узнала. Они, суки, что-то сделали с ней.

– Погоди-погоди,   –   остановил   его Гром, чувствуя сосущую пустоту под сердцем. – Где ты ее видел?

– В «Красном фонаре», где же ещё. Два раза видел. Мельком. Нас, охранников, внутрь не очень-то пускают, но у меня там горничная знакомая. Она говорит, что Олю под замком держат, иногда только во двор выпускают, погулять. Я её как увидел, обалдел прямо. А она рядом прошла и не узнала. И глаза у неё… – Олег запнулся, в поисках нужного слова. Не нашел и безнадежно махнул рукой. – Что делать-то будем, а?

Гром неторопливо раздавил сигарету в пепельнице.

– Спасать будем, однако.

– А когда? – нетерпеливо вскинулся Олег.

– Прямо сейчас и будем. Поезжай потихоньку обратно к пивнушке. Потом… – Гром оборвал фразу.

Взвизгнули тормоза, полоснул по глазам ослепительный свет фар и ударила автоматная очередь.

Вываливаясь из машины, Гром мельком увидел остановившуюся неподалеку «девятку». Из нее, стреляя на бегу, выскочили трое.

«Значит, не почудился мне «хвост», – подумал он, вжимаясь в снег у переднего колеса «Жигулей», и крикнул:

– Олежка, ты жив?!

– Жив вроде, – осторожно отозвался голос откуда-то справа. – Колено ушиб.

– Хрен с ним, с коленом, ползи сюда. – Алексей рванул «Макаров» из наплечной кобуры под ватником и, выставив руку над капотом, не глядя, несколько раз выстрелил.

Кто-то крикнул. Взревел клаксон. Алексей подождал немного, потом осторожно высунул голову из-за машины.

Неподвижные тела лежали на снегу у «девятки». Сигнал надсаживался не умолкая. Гром подошёл, держа наготове пистолет. Однако опасения его были напрасны. У всех троих, тех, что на снегу, были аккуратно прострелены головы. Водитель уперся в руль простреленным лбом.

Алексей легонько толкнул его, и рвущий нервы рев наконец смолк.

– Ну, блин, ваще-е! – выдохнул подошедший сзади Олежек. Выпучив глаза, он смотрел на распростертые тела бандитов. Осторожно толкнул одного носком ботинка.

– Как же это?! С двадцати метров, да в темноте, да не глядя! Я с тобой, дядь Лёш, теперь ни фига не боюсь.

– Ну да, ну да, – рассеянно согласился Гром, вертя головой и пристально всматриваясь во тьму. Он недоуменно пожал плечами и сказал восторженно глядящему на него Олегу: – Давай-ка мы, дружок, поедем отсюда.

Метрах в двухстах от места действия, невидимый в темноте, прятался за деревьями серебристый «Ниссан». Стоявший около него Али проводил взглядом огни отъехавшей «копейки» Олега. Он усмехнулся в густые усы и любовно погладил хищно-длинный «хеклер и кох» с оптикой ночного видения.

* * *

Дима Медведев чувствовал себя препогано. Ноги у него промокли, насморк намертво закупорил ноздри, и дышать приходилось через рот, отчего сразу начинало болеть горло. И, как назло, ночь выдалась холодная, мокрая и снежная. По-хорошему, ему бы надо было отлежаться несколько дней, но больничные на этой работе оплачивали туго, со скрипом. С трудом закончив обход, он неверным шагом направился к ярко освещенной будочке у ворот. Шел третий час ночи. Его напарник Толик в это время пил крепкий кофе и через силу водил слипающимися глазами по строчкам детектива. Спать хотелось неимоверно, но начальник охраны Андрей Николаевич снимал до половины зарплаты за сон на посту. Он имел гадостную привычку появляться с проверкой в самое неподходящее время.

Дверь открылась, и вместе с клубами холодного воздуха в сторожку вошел Дима. Он бессильно опустился на скамью, чувствуя, как нарастает внутри него жар.

Толик внимательно посмотрел на него.

– Ты, Медведь, что-то совсем плохой, на-ка, хлебни, – сказал он, протягивая на парнику чашку горячего кофе.

В эту минуту за воротами раздался громкий – (та-та-татата) – автомобильный сигнал.

– Не иначе, Боров пожаловал, – съёжился Дима. – Открой ты, Толян, а?

– Боров так не сигналит, – задумчиво протянул Толик. – Это кого-то из наших принесло.

– Кому не спится в ночь глухую! – крикнул он, выходя к воротам…

– Толян, открывай, это я, Олег.

– Ты чего, Ждан, охренел! – ругнулся Толик, раздвигая тяжелые створки ворот. – В такое время только Боров и приезжает.

Олег вошел в сторожку и остановился, рассеянно озираясь по сторонам.

– Ты чего припёрся? – спросил его Дима. Олег пожал плечами, достал из кармана пистолет и приставил Диме ко лбу.

– Ляг на пол, Медведь.

– Хорош прикалываться, Ждан, – дрожащим голосом сказал Толик, потихоньку подвигаясь к столу, на котором лежал его дробовик.

– Не надо этого делать! – произнёс кто-то за его спиной.

Толик обернулся.

Невысокий, немолодой, а может, и молодой, только седой, почти наголо стриженный, стоя в дверях, привычно-небрежно целился Толику в живот из короткого десантного автомата.

– Руки за голову, ребята, и ложитесь на пол. Никто не пострадает, – спокойно, даже мягко сказал немолодой, но Толик и Дима как-то сразу поняли, что лучше с ним не спорить.

Олег сноровисто защелкнул запястья охранников их же наручниками.

– Ещё двое в доме и… – Олег повернулся к лежащим: – Толян, Кастрат здесь?

– Тут, он заночевал сегодня здесь.

Сонные охранники открыли дверь на условный стук, даже не спросив, кто стучит. Гром и Олег обходили комнату за комнатой, тихо будили девушек, просили их одеться и собраться в гостиной. В постели одной из них сладко посапывал спящий Кастрат. Недолго думая, Гром вырубил его рукояткой пистолета. Они с Олегом обыскали весь дом от подвала до чердака. В одной из комнат Ждан обнаружил видео-и звукозаписывающую аппаратуру с десятком видеокассет. Недолго думая, Гром прихватил их с собой. Затем они вернулись на первый этаж. Наспех одетые девушки толпились в гостиной, в изумлении таращили на них заспанные глаза.

Гром присел над лежащим на ковре Кастратом и похлопал его по щекам. Тот разлепил глаза, непонимающе уставился на Алексея. Сел, привалившись спиной к стене, и вытер связанными руками текущую по щеке кровь.

– Паша, где Ольга? – глядя ему в глаза, спросил Гром.

Кастрат некоторое время молчал, ворочая глазами по сторонам, затем хитро усмехнулся:

– Какая Ольга? Их здесь у меня много.

– Паша, не зли меня. Где Ольга? – тихо повторил Гром.

Но бандит молчал, с ненавистью глядя на Алексея.

– Я знаю, где она, – услышал Гром. Он обернулся и встретил огромные синие глаза.

– Идем, оловянный солдатик, так и быть, отведу тебя к невесте, – грустно улыбнулась Света.

– Сестра она моя, – буркнул Гром. Он заметил, как радостно блеснули глаза девушки, разгладились едва заметные горестные морщинки у губ.

– Олег, подруг на улицу, а с Кастрата глаз не спускай, – распорядился Гром и кивнул головой Светлане: – Веди.

Когда они проходили мимо Павла, тот злобно прохрипел:

– Всё, курва, тебе не жить!

– В гра-абу я тебя видала, козёл долбаный, – пропела девушка.

И так забавно вильнула попкой, переступая через ноги лежащего бандита, что Гром, несмотря на всю серьёзность момента, рассмеялся.

В подвале Света показала Грому неприметную дверь, замаскированную штабелем пустых ящиков. На двери висел огромный навесной замок. Отойдя на пару шагов, Гром выпустил короткую очередь. Замок был сбит и с глухим стуком упал на бетонный пол.

Забранная проволочной сеткой, тусклая лампочка под потолком освещала маленькую комнатку с сырыми бетонными стенами, в которой находились только кровать, стул и тумбочка с разложенными на ней пузырьками и шприцами.

Гром не видел всего этого. Упав на колени у кровати, он обнял худенькие Ольгины плечи и прижав к себе легкое, почти невесомое тело сестры, завыл, застонал по-звериному, увидев на локтевых сгибах многочисленные следы уколов.

Медленно раскрылись огромные фиалковые глаза.

– Олюшка, сестрёнка,  – прошептал Алексей.

Ольга икнула, хихикнула вдруг и сказала:

– Не бей меня, дяденька, я тебе минет сделаю… – По подбородку ее стекла тягучая капелька слюны.

– Сережа, нам пора уходить.

Гром обернулся. Стоящая у двери Светлана протягивала ему грязное одеяло. Завернув в него обнаженную Ольгу, Гром поднялся в гостиную. Там он застал Олега, что есть силы лупившего по щекам потерявшего сознание Кастрата. Ждан так был увлечен этим занятием, что даже не сразу заметил Алексея.

– Олежек, бери Светку, Олю и на улицу. Да брось ты его! – прикрикнул Гром, видя, что Олег продолжает бить Кастрата.

Пнув ещё пару раз бесчувственное тело, Ждан взял из рук Грома завернутую в одеяло Ольгу и направился к выходу. Он и бровью не повел при виде ее изможденного, бледного лица. Это неприятно поразило Грома. В эту минуту на полу тяжело заворочался пришедший в себя Кастрат. Его опухшее от побоев лицо выражало смертельную ненависть. Гром бросил ему зажигалку, и бандит механически поймал ее связанными руками.

– Поджигай, Паша, – спокойно, почти ласково сказал Гром.

– Чего поджигать? – тупо спросил Кастрат.

– Всё поджигай, Паша, – повторил Алексей. – Чтобы камня на камне…

– Ну, все, вилы тебе, козел, пидор верчёный. Я же тебя, урода, на куски порву… развяжи меня, сука, и давай один на один, по-мужски… это, ну… – Кастрат запнулся, вспоминая заковыристое слово. – По-жентльменски.

– А с сестрой с моей вы как, по-мужски, по-джентльменски, а, Паша? – тихо спросил Алексей и вскинул автомат.

Увидев сведенное нервным тиком лицо Грома, его побелевший на спусковом крючке палец, Кастрат суетливо, бочком, двинулся к тяжелой портьере и поднес к ней трепетный огонек. Затем, когда она занялась, перешел к другой.

– Ай бравушки, Паша, – сказал Гром, закуривая. На секунду он отвлекся и не заметил, как грузный Кастрат неожиданно, по-змеиному извернулся, рванул из-под крышки карточного столика спрятанный там пистолет.

– Сережа, берегись! – рванул уши Грома истошный женский крик.

Падая, Алексей прошил длинной очередью жирную тушу. Затем он вскочил на ноги и вырвал из волосатой лапы маленький «вальтер». Кастрат что-то хотел сказать, улыбнулся, но хлынувшая горлом кровь заставила его умолкнуть навсегда.

– Ты чего, мать, так орёшь-то? – улыбнулся Гром, оглянувшись.

Смертельно бледная Светка стояла за его спиной, прижав к груди дрожащие руки.

– Мамочки, как же я испугалась, – прошептала она и, медленно съехав спиной по стене, села на пол.

– Ты чего это расселась, мадам? Уходить надо, однако! – засмеялся Алексей.

– Сейчас иду, мой герой. Сейчас! – Света как-то странно закопошилась на полу. Пытаясь подняться, она отняла от груди судорожно сжатые руки, и Гром с ужасом увидел, что они в крови. Видимо, грохот автоматной очереди заглушил тихий, одиночный хлопок Кастратова «вальтера». Маленькая,  наполненная кровью дырочка, точно красная родинка, алела на левой груди Светы.

Гром уже видел такие ранения раньше и поэтому никуда не торопился. Он сел посреди комнаты, в пылающем аду занявшегося пожара, и положил себе на колени голову девушки. Он гладил тяжелые светлые пряди, в беспорядке рассыпавшиеся по полу, смотрел в тускнеющие синие глаза.

– Я умираю, да? – спросила Света.

– Ну что ты, дурочка, – через силу улыбнулся Алексей, чувствуя, как рыдания сдавливают горло.

– Я всю жизнь ждала тебя, Сережа. Думала, мы будем жить долго и счастливо. Видно, не судьба…