Текст книги "Бразилия вчера и сегодня"
Автор книги: Борис Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Annotation
В книге доктора исторических наук, профессора Б. И. Коваля дается краткий очерк политической истории крупнейшего латиноамериканского государства – Бразилии. Читатель познакомится с наиболее важными политическими событиями прошлого и настоящего Бразилии, особенностями развития революционного движения в этой стране.
ОТ АВТОРА
Глава I
Колонизация
Борьба за независимость
Народно-республиканские восстания
Отмена рабства
Глава II
Социальная структура власти Первой республики
Великий Октябрь и подъем пролетарской борьбы
Революционное движение тенентистов в 20-х годах
Пролетариат – самый последовательный борец
Глава III
Современные дискуссии о событиях 1930 г.
Либеральный альянс
Война с олигархией
Характер и значение движения 1930 г.
Глава IV
«Смутное время»
Интегрализм – бразильский вариант фашизма
Народный фронт и восстания 1935 г.
«Новое государство»
Глава V
Формирование партийно-политической системы
Национализм
Политическая ситуация
Глава VI
Переворот 1 апреля 1964 г.
Идеология
За фасадом «бразильского чуда»
Борьба продолжается
INFO
comments
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
Б. И. КОВАЛЬ
БРАЗИЛИЯ
ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
*
© Издательство «Наука», 1975 г.
ОТ АВТОРА
История каждого народа и государства – это частица биографии всего человеческого общества. Каждое последующее поколение начинает свою жизнь не на пустом месте, а опирается на историю, которая предстает, в конечном счете, в роли накопленного социального опыта.
Буржуазные авторы интерпретируют этот опыт с определенных классовых позиций, нередко грубо фальсифицируют факты. В течение долгого времени многие из них сознательно ограничивались описанием истории западноевропейских стран и США. Государствам Востока, Африки и Латинской Америки отводилось второстепенное место во всемирной истории. Жизнь и развитие народов этих стран в освещении буржуазных авторов выглядят всего лишь как придаток политической жизни метрополий, как своего рода «периферийная зона».
Такой подход, в частности, характерен для многих буржуазных работ по Латинской Америке. Сотни и тысячи томов посвящены далекому колониальному периоду и крайне мало публикаций по проблемам новейшей истории. При этом обычно основное внимание буржуазные авторы уделяли и уделяют описанию аристократических «верхов». Жизнь трудового народа, его борьба остаются читателю неизвестными.
Если обратиться к политической истории крупнейшего латиноамериканского государства – Бразилии, на территории которой ныне проживает 100 млн. человек, то оказывается крайне трудно, а часто и вообще невозможно, даже в солидных исторических трудах, найти ответ на наиболее важные вопросы. Так, например, в течение четырех веков в Бразилии существовало рабство, но, какова была роль этого института в жизни общества, так и не выяснено. В 1822 г. бразильский народ сверг португальский колониальный гнет, но можно ли назвать это завоевание революцией?
Многие крупные события новейшей истории также не нашли своего решения. Горячие споры, например, до сих пор идут по поводу того, какие силы пришли к власти в результате движения 1930 г. Лишь в последние годы исследователи стали интересоваться проблемой так называемого популизма и его роли в истории Бразилии. Одним словом, проблем возникает много.
В 1962 г. были опубликованы «Очерки истории Бразилии», где впервые советские ученые попытались дать анализ социально-экономического и политического развития страны. Были изданы отдельные работы по конкретным проблемам бразильской истории. Многие важные события освещены уже с достаточной глубиной, но ряд принципиальных проблем еще требует своего специального анализа.
В данной работе автор задался целью обратить внимание именно на эти проблемы политической истории Бразилии и предложить несколько новую интерпретацию наиболее важных событий прошлого и настоящего.
Глава I
ОТ РАБСТВА К КАПИТАЛИЗМУ
Колонизация
Начало развития бразильского общества обычно связывают с периодом португальской колонизации, И это справедливо, хотя уже задолго до появления колонистов (1500 г.) территория Бразилии была заселена различными индейскими племенами, насчитывавшими несколько миллионов человек. По словам крупнейшего бразильского историка Роша Помбу, португальцы встретили в Бразилии «людей, находившихся в состоянии совершенной дикости»{1}.
В Бразилии индейцы действительно находились на первобытнообщинном этапе развития и сильно отставали от инков, майя, ацтеков, муиски, ибо не знали еще ни государственности, ни частной собственности. Однако индейцы групп тупи, жё, тамайос и др. уже ушли от «состояния совершенной дикости», о котором пишет Роша Помбу.
Колонизаторов, однако, мало интересовала жизнь и судьба туземного населения. «Золото — вот чего, – подчеркивал Ф. Энгельс, – первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег»{2}. В результате самых варварских методов обращения португальцев с местным населением подавляющее большинство индейцев Бразилии погибло. К 1830 г. число так называемых «цивилизованных», т. е. порабощенных, индейцев не превышало 230 тыс. человек{3}. В XIX в. вымирание индейцев продолжалось. В итоге из 2 млн. с лишним индейцев, которые жили в Бразилии до прихода португальцев, к середине XX в. осталось в живых менее 100 тыс. человек.
Насильственный характер освоения Южной Америки полностью опровергает популярное в буржуазной историографии представление, что контакты европейцев с индейским населением носили якобы «мирный и конструктивный характер». Однако, вопреки исторической правде, известный бразильский социолог и историк Ж. Фрейре выдвинул тезис об «исключительности» португальской колонизации, благодаря чему процесс биологической ассимиляции и симбиоза культур португальских колонистов, африканского (привезенные негры-рабы) и индейского населения Бразилии прошел спокойно и был постоянно проникнут «духом христианского братства»{4}.
Завоевание и освоение Бразилии в действительности означало совсем другое, а именно – почти полное физическое истребление аборигенов, военный захват их исконных земель. Кровавое вторжение португальцев в буржуазной литературе обычно оправдывается как якобы исторически неизбежное. Р. Помбу в своей «Истории Бразилии» пишет: «Европеец не мог прийти сюда иначе как в роли господина, побеждающего и угнетающего. Законы истории неотвратимы. Нужно было или действовать, исходя из признания превосходства вторгшейся расы, или же предпочесть этому историческому процессу новый процесс миссионерства… Выбора не было: португальцы должны были поставить низшую расу в положение подчиненных им воспитанников. Так именно поступали мы с индейцами, равно как и с африканцами. Это был единственно правильный исторический путь в эпоху христианства»{5}.
С подобной расистской логикой, хотя и прикрытой ссылкой на исторически прогрессивный смысл колонизации Америки, согласиться никак нельзя. Конкистадоров, вторгшихся в Америку, вдохновляли вовсе не идеи общественного прогресса, а самая низкая алчность. Кровь, смерть, порабощение – такова была цепа, которую заплатили индейцы за искусственное ускорение собственного развития. По меткому замечанию У. З. Фостера, завоевание «буквально швырнуло индейцев в более высокий феодально-капиталистический общественный строй»{6}.
Великие географические открытия и освоение Нового Света сыграли огромную роль в истории, способствуя становлению капиталистического способа производства в Западной Европе. Однако оправдывать порабощение и истребление миллионов индейцев и африканцев ссылками на «законы истории», «превосходство белой расы» и т. п. не только аморально, но и ошибочно по существу. В. И. Ленин, определяя историческое значение капитализма, писал: «Признание прогрессивности этой роли вполне совместимо… с полным признанием отрицательных и мрачных сторон капитализма…»{7}.
Наказание раба. Картина худ. М. Ругендаса
Такой же подход должен быть применим и к оценке колонизации Нового Света. Признание ее исторической прогрессивности не отрицает сурового осуждения варварского уничтожения индейцев. Бессмысленное истребление индейских племен не только не соответствовало, но, более того, противоречило экономическим потребностям колонизации, ибо лишало Бразилию огромной массы рабочих рук.
С благословения католической церкви завоеватели с самого начала смотрели на туземцев как на существа низшего вида, которых надо «цивилизовать», т. е. превратить в послушных рабов. Перед индейцем колонизация поставила дилемму – выбор между гибелью или рабством. Третьего дано не было.
Попытка обратить бразильских индейцев в рабство удалась лишь частично. Свободолюбивые племена предпочитали смерть неволе. Известны такие факты, как восстания индейцев айморес, тупи, гуарани в 1558, 1561, 1572 гг. Многие племена уходили в труднодоступные районы.
Сопротивление индейцев, гибель подавляющего большинства местного населения – все это привело к тому, что самой серьезной проблемой в процессе хозяйственного освоения Бразилии стала острая нехватка рабочей силы. Португалия довольно просто нашла выход в том, что стала ввозить в свою американскую колонию в больших масштабах африканских рабов-негров. Еще до освоения Бразилии португальские завоеватели вторглись в Африку, население которой было более многочисленным, чем Америки. По данным У. Дюбуа, Африка в результате работорговли и колониального нашествия потеряла более 100 млн. человеческих жизней. В XVI–XVIII вв. в Бразилию, как и другие колонии, ежегодно ввозились большие партии африканских невольников. В Бразилию и другие колонии Нового Света португальские, английские, голландские, французские колонизаторы стали постоянно импортировать африканских невольников.
Удельный вес рабов (негров и индейцев) в общей массе населения португальской колонии в XVI–XVII вв. превышал 50 % (в 1600 г – даже 70 %). Это обстоятельство побудило К. Маркса сделать вывод о том, что в Южной Америке возник и упрочился «соответствующий рабскому труду способ производства»{8}.
Этот вывод не допускает двусмысленных толкований. Правда, К. Маркс не дает прямого определения господствующего способа производства в колониальной Бразилии. Он не называет его ни рабовладельческим, ни феодальным, а оценивает его характер лишь как «соответствующий рабству». Случайно ли это? Нет, не случайно! И дело не в том, что К. Маркс подразумевает какой-то иной (феодальный, капиталистический) способ производства. Внутреннюю суть бразильской колониальной экономики составляло рабство, и К. Маркс всемерно подчеркивает эту мысль. Почему же тогда он не употребляет термин «рабовладельческий способ производства»? По нашему мнению, он не делает этого лишь по той причине, чтобы не отождествить плантацию эпохи первоначального накопления с рабством древнего мира, т. е. чтобы провести различие между экономической ролью одного и того же института в разные исторические эпохи.
В том, что это именно так, убеждает нас тезис К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что рабовладельческое хозяйство в португальской и ряде других колоний в Новом Свете с самого начала приобрело торгово-коммерческую ориентацию, было втянуто в общую систему складывающегося мирового рынка. Иными словами, в колониях с самого начала стало развиваться коммерческое производство с целью вывоза товаров на внешний рынок – в метрополию, в Европу. Таким образом, плантация явилась своего рода синтезом архаичной формы эксплуатации – рабства – с производством на рынок, что полностью соответствовало всему духу эпохи первоначального накопления. Раскрыв взаимосвязь плантационного рабства в колониях с первоначальным накоплением в Европе, К. Маркс обращается к анализу самого плантационного производства. Главный вывод К. Маркса сформулирован в следующих словах: «В колониях второго типа – плантациях, – которые с самого же начала рассчитаны на торговлю, на производство для мирового рынка, – существует капиталистическое производство, хотя только формально, так как рабство негров исключает свободный наемный труд, т. е. самую основу капиталистического производства. Но здесь перед нами капиталисты, строящие свое хозяйство на рабском труде негров»{9}.
Сочетание в едином хозяйственном комплексе внутренних производственных отношений (рабство) с внешними торгово-капиталистическими связями явилось своеобразной формой приспособления колонии к требованиям периода первоначального накопления в Западной Европе.
Плантатор выступал одновременно в двух ролях: как эксплуататор-рабовладелец и как торговец-делец. Вместе с тем плантаторы являлись наместниками португальского короля и обладали по закону правами полного феодала: творили суд и расправу, могли обращать индейцев в рабство, создавать приходы, выносить смертные приговоры рабам, пеонам и свободным людям из простонародья, налагать штрафы, распределять наделы, собирать подати и налоги. Корона оставляла за собой десятую часть урожая, одну двадцатую от улова рыбы, одну пятую от добычи благородных металлов и драгоценных камней, одну десятую от доходов торговли, а также устанавливала многочисленные дополнительные поборы и налоги. Получение торговой прибыли с самого начала выступало в роли ведущего стимула колонизации, хотя наряду с этим Португалия преследовала и чисто политические цели.
Структура землевладения в колонии строилась по образу и подобию феодальной Европы. Вся земля считалась собственностью короны и даровалась от ее имени наместникам Лиссабона в колонии и просто частным лицам. Феодальные черты этой системы было бы нелепо отрицать. Но, однако, нельзя игнорировать и другую важную сторону «нормального» феодализма, а именно – разделение «земли между возможно большим количеством вассально зависимых людей»{10}, наличие массы зависимых крестьян как основной производительной силы феодального общества.
В колониальной Бразилии фактически не было зависимого крестьянства, основная масса работников состояла из чернокожих невольников. В результате типичным для колонии оказалась не феодально-натуральное поместье, а коммерческая плантация. В пей воплотился своеобразный симбиоз крупной феодальной собственности на землю с рабством и экономическими стимулами примитивного (в основном торгового) капитализма. В основе такого своеобразия лежала не политика Лиссабона и не «исключительность» Бразилии ввиду ее географических условий и климата, как полагают многие буржуазные историки. Причина таилась в том, что весь процесс колонизации Нового Света являлся частью более общего исторического процесса – перехода мира от феодализма к капитализму.
В XVI–XVIII вв. колонии, в том числе и Бразилия, играли лишь роль источника прибавочного труда для Западной Европы. Бразилия вывезла на мировой рынок товаров на общую сумму в 536 млн. ф. ст., перепродажа которых принесла западноевропейским купцам не менее 1,5 млрд. ф. ст. прибыли. Кроме того, Европа получила из колонии более 1000 тонн золота в слитках, большое количество алмазов и других драгоценных камней. Прибыль от работорговли принесла не менее 300 млн. ф. ст.; налоги и поборы, которые собирала корона, составили сумму в 20 млн. ф. ст. В целом, таким образом, колонизация Бразилии дала Европе огромную прибыль. Это был реальный вклад в процесс первоначального накопления.
Завод по производству сахара.
На заднем плане – дом плантатора
Вот почему К. Маркс в «Капитале» сделал исключительно важный вывод о том, что «для скрытого рабства наемных рабочих в Европе нужно было в качестве фундамента рабство sans phrase [без оговорок] в Новом Свете»{11}. Без этого принципиального определения невозможно понять природу и историческую роль рабовладельческой плантации, которая играла в колониальной Бразилии роль ведущего экономического уклада.
Надо сказать, что взятая в целом экономика колониального периода носила многоукладный характер. Одновременно сосуществовали и развивались первобытно-общинный сектор, полуфеодальные и феодальные поместья, мелкое натуральное хозяйство, торговый (купеческий) капитал и плантационно-рабовладельческое товарное производство. В разных районах их развитие и значение было неодинаковым, однако ведущие позиции занимал рабовладельческо-плантационный уклад и соответствующие ему производственные отношения.
Не имея возможности для непосредственного перехода к капиталистическим формам производства, Бразилия, однако, благодаря укреплению экономических связей плантационного производства с мировым рынком сумела постепенно вырваться из тенет узкой колониальной зависимости. Власть метрополии, игравшей на начальных стадиях роль посредника между колонией и международным рынком, в XVIII в. стала быстро уменьшаться. В систему «метрополия– колония» вклинилась новая, более прогрессивная и могущественная сила – мировой капиталистический рынок (и, в частности, его главный участник и организатор – буржуазная Англия). В итоге экономическое «сцепление» колонии и метрополии оказалось нарушенным. К началу XIX в. образовался существенный разрыв между экономической жизнью колонии, фактически оторвавшейся от Португалии и вышедшей на мировой рынок, с одной стороны, и прежними политико-административными путами колониального статуса Бразилии, с другой.
Так сформировались объективные экономические предпосылки для освобождения Бразилии от колониального гнета Португалии. Эта исторически назревшая задача была достигнута лишь в ходе длительной и напряженной антиколониальной борьбы.
Борьба за независимость
В буржуазной историографии давно и прочно утвердилось ложное мнение, что в отличие от испанских колоний движение за независимость в Бразилии якобы никогда не носило народного характера и все дело свелось к мирному отделению колонии от метрополии по инициативе самого королевского дома. Как пишет один из наиболее маститых бразильских буржуазных историков Оливейра Лима, борьба за освобождение Бразилии отличалась поразительным «отсутствием народного элемента»{12}. Другой бразильский автор – Жоао Риберо – считает, что «Бразилия полностью избежала длительного кризиса, который поразил все другие латиноамериканские народы, благодаря специфической роли монархии. Португальская корона олицетворяла для Бразилии власть, но без тирании, силу, по без насилия, назидание без лицемерия и, наконец, свободу, но без анархии»{13}. Подобная точка зрения встречается на страницах многих исторических работ.
Труд рабов-негров па золотых приисках
Концепции буржуазных историков грубо противоречат исторической правде. Борьба за национальную независимость была в Бразилии долгой и упорной. Освободительное движение неоднократно принимало характер массовой вооруженной борьбы, хотя эта борьба и не вылилась по ряду причин в общенациональную войну.
Первыми боевыми выступлениями «народного элемента» против португальских завоевателей явились многочисленные и кровопролитные восстания индейцев и негров-рабов. В 1555 г. в защиту своей свободы выступили индейцы племени томайос, в 1557 г. – индейцы племен касте, в 1561 г. – индейцы тупи. В ходе войны индейцы создали своеобразный союз племен и одержали ряд побед над португальскими войсками. Это вынудило колонизаторов начать официальные мирные переговоры с индейскими вождями. По приказу короля в конце XVI в. охота на индейцев и их порабощение были формально запрещены. Однако в колонии мало кто соблюдал заколы Лиссабона. Более того, колонизаторы стали создавать специальные отряды – «бандейра» – для вооруженной борьбы с индейцами, захвата их исконных земель и порабощения туземного населения. Жестокость военных экспедиций бандейрантов побудила индейцев постоянно обороняться от нашествия чужеземцев.
В 1686 г. на северо-востоке колонии вспыхнула настоящая освободительная война племен жандуип и карири. Более 15 тыс. смелых индейских воинов под предводительством вождя Канинде в течение нескольких лет успешно сражались за свою свободу и победили. Португальцы обещали отказаться от попыток насильственного обращения индейцев в рабство, по затем грубо нарушили договор, и война возобновилась.
Фактически в течение всего колониального периода, как и в последующие годы, бразильские индейцы с оружием в руках отстаивали право на самостоятельное существование, на жизнь и свободу.
Столь же упорно сопротивлялись и рабы-негры, привезенные на плантации в колонию. Восстания, убийства рабовладельцев, разрушение плантаций, бегство в леса и создание там военных поселений – все доступные формы борьбы использовали негры для того, чтобы обрести утерянную свободу.
В 1630 г. беглые рабы основали в горах собственное военное поселение – Республику Палмарес. Управлялось свободное негритянское сообщество по образцу традиционных африканских общий. Вместе с беглыми неграми в Палмаресе скрывались и некоторые индейские племена. Общее число жителей Палмареса достигало 20 тыс. человек, во главе которых стоял легендарный Зумби (Замби). Под его предводительством жители Палмареса более полувека (до 1697 г.) успешно отстаивали свою независимость, одерживая победы над всеми военными экспедициями, которые направляли португальские власти. Более 25 таких экспедиций окончились неудачей. Лишь после длительной осады Республика Палмарес была все же потоплена в крови. Все защитники Палмареса, включая женщин и детей, были убиты.
Падение Палмареса не явилось, тем пс менее, концом негритянской освободительной войны. Восстания и мятежи продолжали вспыхивать одно за другим. За 388 лет существования в Бразилии рабства (1500–1888 гг.) произошло более 100 крупных восстаний негров. Отдельные стычки и бунты происходили постоянно.
Своеобразие освободительных битв негров и индейцев заключалось в том, что они сражались изолированно друг от друга. Общей чертой была борьба против угнетения и эксплуатации. Но поскольку наиболее богатыми и влиятельными рабовладельцами являлись лица, тесно связанные с короной и местной колониальной администрацией, постольку выступления рабов – индейцев и негров – объективно были направлены против португальских колонизаторов, т. е. несли в себе антиколониальный заряд.
В более осознанном и оформленном виде антиколониальные настроения и первоначальное чувство национальной общности развивались среди метисного и белого бразильского населения, и прежде всего среди новых поколений людей, родившихся уже на территории самой колонии. Креольское население (в Бразилии его представители именовались по-разному – «inascatcs», «mazombos») в XVII–XVIII вв. уже достаточно явно противостояло новым иммигрантам из метрополии («reinéis»).
Особенно сильно развились антипортугальские настроения в середине XVII в. в связи с борьбой населения северо-восточных районов колонии против вторжения голландских и французских оккупантов. Лиссабон фактически отстранился от военной защиты своей колонии. Население Бразилии (включая креолов – колонистов, плантаторов, горожан, рабов-негров и часть индейцев) было вынуждено оказать сопротивление иностранному нашествию. Вторжение франко-голландских войск справедливо рассматривалось бразильцами как наглое посягательство на их свободу и территорию. В обстановке войны с интервентами зародились первые ростки национального самосознания и патриотизма. В результате стихийно возникшего национального единения враг был разгромлен. И, хотя колониальные узы с Португалией не были разорваны, произошел существенный психологический сдвиг, началось формирование бразильской нации.
В «Очерках истории Бразилии» в связи с этим справедливо подчеркивается: «Освободительная война населения Бразилии против голландских завоевателей имела большое значение в процессе исторического развития страны. Впервые население колонии выступило как самостоятельная политическая и вооруженная сила, объединенная общим стремлением изгнать завоевателей. Герои освободительной войны – местный уроженец европейского происхождения Виэйра, негр Энрике Диас и индеец Камарау – символизировали это объединение. Политика Португалии, которая долгое время стояла в стороне от борьбы колонистов за освобождение страны, и необходимость временной организации самостоятельного управления способствовали зарождению пока еще нечеткой идеи о возможности независимого существования…»{14}.
В восстании 1684 г., вспыхнувшем в капитании Мараньян под руководством бразильского купца и плантатора Мануэля Бекмана, антипортугальские настроения проявились с еще большей силой. Восставшие жители свергли власть королевского наместника, разгромили склады португальской торговой монополии и организовали свое правительство – Генеральную хунту из пяти человек. Была создана национальная гвардия, смещены с постов королевские чиновники и даже провозглашена республика. Лишь через год с лишним португальские экспедиционные войска смогли подавить восстание. Сам Мануэль Бекман и его соратник Жоржи Сампайо были казнены. Другие участники восстания арестованы. Антиколониальное восстание 1684 г., вошедшее в историю под названием «бунт Бекмана», явилось первой прямой атакой против колониальных властей.
Такой же характер носила вооруженная борьба против королевской власти в провинции Пернамбуку (1710–1715 гг.), ио и оно было потоплено в крови.
В 1716 г. вспыхнуло новое еще более крупное антипортугальское восстание. Против королевской администрации выступили жители провинции Минас-Жераис, потребовавшие отмены колониальных регламентаций на добычу драгоценных камней. Население фактически отказалось повиноваться правительственным чиновникам. После нескольких лет волнений в 1720 г. жители поселка Вилла-Рика во главе с Филиппе дус Сантус захватили власть в свои руки и удерживали ее в течение целого месяца. Однако королевские войска и на этот раз жестоко подавили антиколониальное выступление. Вождь патриотов был казнен.
Однако, несмотря на неудачи, борьба бразильцев против колониального гнета не прекращалась.
Ее наиболее ярким выражением стал заговор 1789 г. в Мипас-Жераисе, во главе которого стояли прапорщик Жоакин Жозе да Силва Шавьер (известный по прозвищу «Тирадентис») и выдающийся поэт-демократ Томас Антонио Гонзага. Это движение, вошедшее в историю Бразилии под названием «Ипконфиденсиа в Минас-Жераисе» (inconfidéncia – буквально «измена»), несмотря на свой локальный характер и поражение, приобрело огромное политическое значение. Тирадептис был сторонником решительного разрыва с метрополией путем вооруженного освободительного восстания и провозглашения независимого бразильского государства{15}.
План восстания был раскрыт властями, а участники заговора арестованы. К суду было привлечено свыше тридцати человек. Всю вину взял на себя Тирадептис. По приказу королевских властей выдающийся герой был четвертован, но неудача инконфидентов не дала португальцам ожидаемого эффекта. Борьба за независимость продолжалась.
Спустя несколько лет, в 1797 г. в поселке Барра (провинция Баиа) масонская ложа «Рыцари света» стала готовить новое восстание. Члены ложи проповедовали идеи французской революции и тайно готовились к мятежу с целью установить республику «на всем бразильском континенте». В заговоре участвовали солдаты, офицеры, торговцы, священники, рабы, городские рабочие, чиновники, представители почти всех социальных слоев. Этот заговор был также жестоко подавлен, а его руководители Жао де Деус, Лука Даитас, Мануэл Фаустино и другие казнены{16}.
Несмотря на то, что борьба за национальную и государственную независимость не превратилась. в общенародную войну, как это было в соседних колониях, а ограничивалась локальными заговорами, опа свидетельствовала о нарастании кризиса колониальной администрации, созревании политических предпосылок отделения Бразилии.
Бразилия добилась свободы не в результате концентрированного удара, а в ходе постепенного противоборства с властью метрополии. Отдельные заговоры и восстания против португальских угнетателей чередовались с затяжными позиционными ситуациями равновесия и даже затухания борьбы. Многое решил естественный ход событий, и, в частности, очень важное значение для Бразилии имело то, что происходило далеко за океаном, в Европе.
Дело в том, что в начале 1808 г. португальский королевский двор, спасаясь от войск Наполеона, бежал из Лиссабона в колонию. Регент Жоао VI еще до прибытия в Бразилию издал указ об открытии ее портов для торговли с другими странами. Вскоре был издан указ о защите местной промышленности, учрежден Банк Бразилии, открыта типография, школа артиллерии и фортификации, облегчена каботажная торговля, началось городское строительство и т. д.
Это, конечно, не означало, что противоречия между Лиссабоном и колонией вообще изжили себя. Скорее наоборот, они обострились, по уже на новой почве. Конфликтная ситуация, создавшаяся в начале XIX в., временно «рассосалась», что предопределило более замедленный ход освободительного движения в Бразилии по сравнению с другими латиноамериканскими странами.
Лишь в марте 1817 г. произошло крупное вооруженное восстание бразильцев за свою независимость. В провинции Пернамбуку вспыхнула подлинно народная революция. Ее лозунгами были: «Да здравствует независимость! Да здравствует Родина! Смерть мореплавателям!» (так называли в народе португальцев. – Б. К.).
Революционная Хунта города Ресифи во главе с торговцами Домингос Теотониа Жоржи и Домингос Жозе Мартинсом, священником Жоао Рибейро Пессоа де Мелу Монтенегру провозгласила создание независимой республики, которая просуществовала 76 дней. Мелкобуржуазные революционеры издали декреты об отмене титулов знати, все бразильцы объявлялись равными перед законом, прекращалась выплата королевского налога, были отменены всевозможные монополии, особые льготы и подати, провозглашена свобода слова, печати. Более 1 тыс. рабов были освобождены из неволи и включены в состав республиканского войска. В соседних с Пернамбуку капитаниях – Параиба, Риу-Гранди-ду-Норти, Сеара – также были провозглашены республики. По словам русского консула в Рио-де-Жанейро Лангсдорфа, наступил «критический для двора момент».
