Текст книги "Вперед, конюшня!"

Автор книги: Борис Штерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Я так не считаю. Это какое-то поверхностное нсихоложество: извините-подвиньтесь, спасибо-пожалуйста, ребята, давайте жить дружно. При мне в конюшне не будет соплей и плаканья в жилетку.

Кстати, я недооценил Войновича. На следующий день он отдал свой шницель футболисту С. (не буду называть фамилий неудачников), на третий день его ужин с аппетитом съел Д. и т. д.– в течение десяти дней Войнович отдавал свой ужин разным жеребцам, и я, наконец, догадался, что Тиберий кормит ужином не своих врагов (какие враги, кто ж ему враг, кто станет ему поперек дороги?), а попросту показывает мне десять футболистов, которых я должен отчислить из команды.

"Интересно, кто будет одиннадцатым?" – гадал я. И не смог угадать. Одиннадцатый ужин Войнович придвинул к себе и, глядя мне в глаза, демонстративно съел его.

– Я все понял, Тиберий,– сказал я.– Хорошо. Я отчислю всех, кому ты отдавал свой ужин. И тебя тоже.

– Ты все правильно понял,– ответил он и встал из-за стола.– Да, мне пора в декрет, пойду собирать манатки. Вешаю бутсы на гвоздь, фуфайку передаю ведомому.

– Не торопись,– сказал я.– Я держу для тебя свободную вакансию. Хочешь быть вторым тренером конюшни?

Войнович не ожидал такого предложения. Он подумал и равнодушно сказал:

– Я подумаю.

– Подумай,– так же равнодушно ответил я.

– Я посоветуюсь с доктором Вольфом.

– Посоветуйся.

ПОДОЗРЕВАТЬ ВСЕХ.

ВОЙНОВИЧ.

Мы с Войновичем играли за СОС, а потом вместе закончили ВТЫК "Высшие тренерские курсы". Он прилежно учился, а я сачковал. Теперь меня назначили Главным тренером. Войнович в шоке. Когда Тиберий в плохом настроении, он лежит на кровати, смотрит в потолок и думает.

– Мяч – живое существо,– говорит он.– Мяч имеет душу – это понятно. Мяч имеет глаза. Мяч имеет свой язык – язык паса. Этот язык он хорошо понимает. Мяч чувствует, мяч строптив или послушен, мяч имеет свои мнения и желания; захочет – и пойдет не на юг, а на север.

Или стоит у окна, посторонне наблюдает, потом кричит какому-нибудь молодому футболисту:

– Эй, ты, конгломерат! Иди сюда!

– Почему это я – "конгломерат"? – обижается тот, но подходит.

– А ты чего обижаешься? Ты хоть знаешь, что такое "конгломерат"? Это смесь всяких разнородных веществ. Все мы конгломераты. Такой у нас контингент. Я тоже конгломерат. Лови деньги, сбегай за бутылкой.

Еще Войнович любит вздыхать:

– Куда мы идем? – вздыхает он.

– Вперед,– отвечаю я.

– Куда это? В каком направлении?

– В том направлении, какое видим перед собой.

– Значит, куда глаза глядят. Ну, и когда мы туда придем?

– Ну, ты не очень-то философствуй.

– Время – вперед! Время – назад! Время – стоять! Конгломерат времен. Хочешь хороший совет?

– Давай,– отвечаю я, хотя знаю этот совет.

– Налей и выпей.

ВНЕЗАПНОЕ ПОДОЗРЕНИЕ.

Пожалуй, из Войновича получился бы неплохой Посторонний Наблюдатель. Недаром он не был на моей презентации, ему и не надо было туда приходить он сидит на своем оживленном перекрестке и все видит.

Пожалуй.

КОНЕЦ ПРАЗДНИКАМ.

Вчера отпраздновали Старый Новый Год. Все, с праздниками покончено, хватит работать в режиме отдыха. Я вышел на крыльцо "Маракканны", засунул четыре пальца в рот и свистнул с обеих рук так, что трава полегла,искусство тиффозного свиста я освоил в детстве, не каждый фанат так умеет. Все выбежали из берлог, натягивая фуфайки. Несло нефтью. Войновича не было, Войнович еще спал. Или уже думал. Или думал во сне.

– Становись! Отставить... Касан, сними бутсу, покажи портянки... Почему в носках? Ногу собьешь в носках! Брага, почему не поддел подгузник? Помидоры отморозишь, девочки любить не будут! Хуан, а это что? Вот это... Форменный панцирь? Разве это форма?! У всех такая форма? Какие-то стеганые зековские фуфайки! Стыдоба! Федералы засмеют. Снять!.. Других нет? Рафа! Где дядя Сэм?

– Тут!

– Запиши...

– Я запомню.

– ...чтоб форма была от Кардена!

– Минуточку... А шкварки где взять?

– Что за слова? Что есть "шкварки"?

– Деньги. Кварки.

– Шкварки – это твои проблемы.

– Бу-сде!

Сделал следующее заявление:

– Вы что, совсем одичали, "три слова неразборчивы"?! Опустились, мохом заросли? Распоясались! Подпоясаться! Затянуть ремни! Не потерплю шаляй-валяй и авось, расхлябанности и разгильдяйства! Чтоб все в конюшне было с иголочки! Чтоб было на что поглядеть! Чтоб любо-дорого! Бутсы почищены, форма поглажена! Всем купить носовые платки и зубные щетки, утром и перед сном чистить зубы, мыть ноги, и никаких "из горла"! Вы меня знаете – я вам не Лобан! Или как? Или вы хотите иметь главным тренером Лобана? Тогда забудьте о зубных щетках, вам нечего будет чистить ни утром, ни вечером,когда придет Лобан, он вам все зубы повыбивает. Чтоб в сборной все было солидно, интеллигентно, импозантно, презентабельно, аккуратненько и культурненько!

Наверно, эти лоботрясы не все слова поняли адекватно, а некоторые и совсем не поняли,– но со временем, думаю, я их образую.

– Руки-ноги-спины врозь! Живот подтянуть, очко поджать! Грудь колесом, плечи коромыслом! Вдох-выдох! Раздва-три-четыре... раз-два-три-четыре... "..." Теперь попрыгали... На месте... Хорошо. Всем завтракать! После завтрака – тренировка отменяется!

– Ур-ра!

– После завтрака – всем на уколы к доктору Вольфу.

– "неразборчиво"...!

– Кто это сказал?.. Хуан, ты что, совсем "неразборчиво", без мата не можешь?.. Скажу доктору, чтобы он всадил тебе твердой рукой и от всей души! Всем на уколы! Да, про елку забыл. Рафа! Где дядя Сэм?!

– Да тут я!

– Елка еще стоит?

– А куда она денется?

– Убрать елку к "неразборчиво"! Новый год закончился!

– Минуточку... По старому стилю еще не... Есть!

УКОЛЫ.

По дороге на уколы состоялся многозначительный разговор с дядей Сэмом.

– Минуточку, командор.

– Чего тебе, Рафа?

– Вы сказали, чтобы я продал диваны, ковры и компьютеры и четыре года платил бабе Вале и тете Кате по полной ставке.

– Да, я так сказал.

– Тогда я вас не понимаю.

– А что тут непонятного? Ты. Ковры. Диваны. Компьютеры. Кварки. Баба Валя. Тетя Катя. Четыре года. Полные ставки.

– Все понятно. Одно непонятно: четыре года.

– Да, я ошибся. Не четыре, а три с половиной года.

– Может быть, вы хотели сказать "год-полтора"? – осторожненько намекнул дядя Сэм.

– Ах, вот ты о чем! Год-полтора, пока не вылетим? Нет – три с половиной! Три с половиной года!

– Вы это серьезно, командор?

– Мы выйдем в финал, Рафа. Через три с половиной года мы будем играть в финальном матче чемпионата Мира.

– Вашими бы устами да баб целовать!

"ПРИМ. РЕД.

Лакуна восстановлена по требованию автора "Отчетов":

"– А у тебя что, своих уст нет? Или уже не стоит на баб? Тогда подай заявление, подпишу. Мне настоящие мужики нужны. До конца.

– У меня с концом все в порядке, командор"." – Ты с кем, Рафа? Со мной? Или?..

– Конечно с вами, командор!

– До конца?

– Ну!

– Тогда передай по конюшне: через три с половиной года мы играем Матч Смерти.

– Сегодня же передам.

– Но только после уколов.

– С кем именно будет финал, командор? Ваш прогноз?

– Вот этого я не знаю. Я не оракул, Рафа.

– Боюсь, что с конфедератами из Западной Конференции.

– С зеками? Очень даже может быть. Но ты не боись – бояться всегда успеем.

"Помню свой первый укол, лет этак ...дцать тому назад. Помню доктора Вольфа во-от с таким шприцом.

– Ну-с, кто из пас не трус? – спросил доктор.– Снимайте штаны, мои хорошие. Трусы пока не надо. Кто желает уколоться первым?

Все жеребцы поджали хвосты и оттягивали это удовольствие, я в том числе. Укол был жеребячий – "керосин-навигатор" – от всех болезней, включая СПИД, бубенную чуму и астральный сифилис. Первым пошел Лобан. Высокомерно взглянул на нас, трусов, расстегнул ремень, спустил штаны и вошел в кабинет на ровных ногах со спущенными штанами. Как молоды мы были! Сейчас бы он ни за что не пошел первым. Через минуту в кабинете что-то упало, еще через минуту перепуганные Гуго и Хуго вынесли в коридор худое обморочное тело Лобана и принялись его отхаживать.

– Ну-с, кто второй не трус? – невозмутимо спросил доктор Вольф.

– Я,– сказал я и стал решительно снимать штаны, потому что понял: если уж такой железный стоик, как Лобан, не выдержал укола, то мне можно не беспокоиться и не тянуть резину – все равно меня тоже вынесут из кабинета.

– Теперь трусы,– сказал Вольф.

Я спустил трусы.

– Позвать Гуго и Хуго, чтобы тебя поддержали? – спросил доктор, натягивая поршнем полный шприц своего керосина.– Это единственное, что я могу для тебя сделать.

Я отказался. Ничего, как-нибудь упаду сам.

– Второму трудней всего,– уважительно сказал Вольф и не дрогнувшей рукой всадил мне шприц в правую ягодицу.

Я не упал только потому, что был за себя спокоен,я был настолько уверен – упаду в обморок, что только потому и не упал.

– Зер гут! – похвалил доктор Вольф и протянул мне ментоловую конфетку." На этот раз уколы прошли без падающих происшествий, но доктор Вольф отменил на сегодня все тренировки. "Ур-ра" никто не кричал. Весь день провели на парах с ошпаренными задницами. Известие о предстоящем через три с половиной года финальном Матче Смерти восприняли с черным юмором.

ТРЕНИРОВКИ.

Легкая быстрая разминка с распухшими задницами: 20 приседаний с пудовыми валунами на плечах.

По свисту. Начали. Сели... Встали... Сели... Встали... Потом легкий кросс – пять кругов вокруг Метрополии по маракканнской орбите с полной боевой выкладкой и на своих двоих. Не отставать! Марш! Марш! Пошли! Я шел в хвосте на одном маршевом движке и пинал отстающих (хотя это не мое дело пинать; это дело второго тренера,– но Войнович все еще думает): Давай-давай! Подтянись! – Потом заезжал вперед и увлекал за собой первачей: – Давай-давай! Первой тройке – по сто грамм "Соломона" перед обедом!

– За чей счет? – тяжело дыша, спрашивали они и убыстрялись.

– За счет председателя ФУФЛА!

Нет, так дело не пойдет. Главный тренер не должен гонять жеребцов, как обыкновенный пастух. Пусть Войнович быстрее думает.

К ПРОБЛЕМЕ ПОСТОРОННЕГО НАБЛЮДАТЕЛЯ.

Войнович продолжает думать. Лежит на нарах и думает, а мне надо объявлять плохую новость об отчислении из конюшни одиннадцати жеребцов. Насчет нар я, конечно, преувеличил,дядя Сэм купил нормальные панцирные кровати с матрацами.

В столовую Войнович не спускается, даже в коридор не выходит,– он не завтракает, обед и ужин носят ему в номер. Иногда он стоит у окна и смотрит на Шишкин Лес. Он держит себя, как Посторонний Наблюдатель, а я каждый день вкалываю, как какой-нибудь младший капрал в казарме, провожу изматывающие тренировки на Третьем полигоне (специалисту понятно, что это значит) и контрольные игры в Поясе астероидов (что это такое, понятно и неспециалисту). Однажды вхожу к нему,– Войнович стоит у окна спиной к дверям, постель разобрана, на столе пепельница с окурками, под столом пустая бутылка из-под "Соломона". Опять думает. Даже не поинтересовался – кто вошел? Я спросил:

– Что надумал?

– Я ничего не понимаю,– ответил он. Даже не оглянулся.– Хоть убей, не понимаю! Почему тебя назначили Главным тренером?

– Ты завидуешь, что ли?

– Нет! – вскричал Тиберий.– Ты мне друг, я рад за тебя, но тут какой-то подвох, я за тебя боюсь. Не понимаю! Объясни!

"А что я мог ему объяснять? Все и так было ясно. Второй тренер называется "пойди-принеси", а Войнович хочет быть Первым. Его кандидатура выдвигалась председателем Суром, но дженераль Гу-Син ее не одобрил. Предлагалось также назначить двух главных тренеров – меня и Войновича, но эту идею не одобрил Президент, и был прав,– в двух равноправных первачей я тоже не верю, эти тандемы иногда бывают успешны, но всегда недолговечны,один из тренеров вытесняется и уходит, значит, и при успехе не было равноправия; ну, а при трех главных – были и такие эксперименты – получается сплошной процесс под названием "лебедь раком щуку".

Тиберий все это очень хорошо чувствует. В моем назначении он заподозрил какой-то подвох. Я сослался на рекомендацию Лобана и на то, что сам толком не понимаю, в чем тут дело.

(Я-то понимал, но не имел права ему объяснить.)"

– Не понимаю, не понимаю...– опять забормотал Войнович и улегся на панцирную кровать пузом вверх.– Лобан со всеми перессорился. Я понял бы, если бы вместо Лобана ФУФЛО пригласило какого-нибудь держиморду во-от с такими кулаками... ну, кого-нибудь вроде Сайгона. Или Гробшильда. Это понятно. Или какого-нибудь умненького интеллигента, вроде Ваньки дер Стула, а к нему вторым тренером приставили бы того же Гробшильда. Или Сайгона. Или даже тебя. Тогда никаких вопросов. Но тебя – Главным Тренером?! Ты же без направления, без царя в голове, ты же авось-небось и вывози нелегкая... Не понимаю!

Он прав, этот Посторонний Наблюдатель. Я тихонько удалился.

ТРЕНИРОВКИ.

"..." Прогноз погоды: приближается метеоритная метель.

Сказать Гуго и Хуго: пусть починят катапульту.

МЕТЕЛЬ.

Метеоритная метель, огненная Заверюха, искры летят, как от автогена, в Шишкин Лес носа не высунешь.

Можно было бы провести теоретические занятия, но это не моя парафия, а Войнович продолжает думать. На сборах скука. Жеребцы с утра до вечера и даже ночью играют в карты на деньги (хоть бы ялтинскую пульку научились записывать, а то режутся в какой-то вариант тюремной буры). А что им еще делать – бильярдная закрыта, шары из слоновой кости были украдены строителями сразу после подписания Акта о приемке, но до того, как поп с кадилом освятил "Маракканну-2-бис", а новые шары заказать негде – добытчики на Островах Слоновой Кости второй год бастуют. По видео крутят чернуху, порнуху и всякую затируху – сколько можно? Ну, есть проникающее ТВ с наушниками, но от ТВ одна лишь перхоть в голове.

Метеоритный поток крепчает, на горизонте красивое зарево – горит свалка в точке либрации. Теоретические занятия мог бы проводить Войнович, но он все еще думает. Заглянешь к нему – постель по-прежнему нараспашку, на столе все та же полная вонючая пепельница, зато рядом с ней появились пустые стаканы и неразрезанный "Футбол и жизнь во Вселенной". Войнович опять стоит у окна. Бутылка "Соломона" спряталась за шторой на подоконнике. По его спине видно, как он тяжело думает. Эти раздумья становятся опасными для его здоровья. Я начинаю беспокоиться: надо бы обратиться к врачу, футболисту много думать противопоказано, голова у футболиста не для того предназначена.

– Ничего, пусть думает,– сказал доктор Вольф, когда я поделился своими опасениями.– Уже можно. Войнович уже не футболист, а тренер.

– Откуда новости? – удивился я.– Это он вам сказал?

– Да. Сегодня вечером он выйдет к ужину и даст согласие. Я ему приписал: "думать". Вот он и тренировался думать. Помогло.

Я обрадовался: значит, Войнович согласен!

– Спасибо, доктор!

Метеоритный поток пошел на убыль, переместился на зюйдзюйд-ост, но еще пуржит. Вечером Войнович спустился к ужину. Что-то мы отмечали – кажется, Татьянин день и заодно День студентов. Спели Войновичу "Гаудеамус": "Вива, профессорес!" Войнович кивнул мне и сказал:

– Да. Я в норме. Завтра начнем.

Пожали руки. Прогноз погоды хороший – буран продолжает уходить на два зюйда к осту. Договорились, что завтра объявляем две новости: плохую и хорошую.

ЗАВТРА.

Хорошую новость объявил я: Войнович официально назначен вторым тренером. Сорвал аплодисменты. Войновича в конюшне любят.

Плохую новость я возложил на Войновича, и он зачитал список "одиннадцати" – отчисленных из команды.

Гробовое молчание. Меня начинают плохо любить.

Утренняя тренировка. Легкая. Проводил Войнович. "..."

Дневная тренировка. Интенсивная, с утяжеленными болоидами. Проводил я. При гробовом молчании. "..."

Вечерняя тренировка. Пляж-болл с выбыванием. Проводил Войнович. "..."

На ужин подали какие-то подозрительно-молчаливые гастритные пиявки. У шеф-кока Борща явно плохое настроение.

Проводы отчисленных. Я не вмешивался. Поголовная ночная пьянка. Я ушел спать.

КОНЬЯК -"СОЛОМОН".

Меня позвали к вертушке – звонил председатель Сур.

– Тут какие-то продуктовые счета пришли за прошлый месяц...– неуверенно сказал он.– Из какой-то гастрономической фирмы "Соломон". Я бы сказал, астрономические счета. Странно. Что вы там жрать стали – как не в себя?

– Питаемся как всегда, но вот коньяк дорогой.

– А, вы коньяк пьете... Я не знал.

– Да. Коньяк "Соломон". 30 лет выдержки.

– А почему коньяк назвали "Соломоном"? – удивился председатель.

– Не знаю. Наверно, потому же, что и ваш "Цицерон".

– Я "Цицерон" не пью, я им гостей угощаю.

– Оно и видно. Наверно, они тоже любили пить коньяк.

– Кто?

– Библейский царь Соломон и римский консул Цицерон.

– А почему "тоже"? – Председатель совсем запутался.

– Потому что я тоже люблю коньяк.

– А без этого "Соломона" никак нельзя обойтись?

– Нет. Трезвые мысли приходят ко мне после "Соломона". На то он и "Соломон", чтобы навевать умные мысли, но беда в том, что очень уж дорог.

– Сколько же вам лично нужно этого библейского "Соломона"?

– Лично мне?.. Немного. А в общем, для всех, примерно, ящик в день.

– ??? – в трубке послышалось красноречивое молчание (если, конечно, молчание может послышаться).

– Ящик не только для меня,– объяснил я.– Для всей конюшни. Спишите этот ящик – например, на представительские расходы.

– Вы что – с футболистами коньяк пьете?!! – позеленел Сури'Нам. (По вертушке я, конечно, не видел, но он, конечно, позеленел.) – "Соломона" для обгона. И не только коньяк. У нас на "Маракканне" тридцать три жеребца, столько же обслуги и гости каждый день. Надо же им как-то утолять жажду? Пусть пьют "Соломон".

– Что еще надо списать для обгона на представительские расходы?

– Шампанское той же фирмы – "Царица Савская". Тоже ящик в день. Мы пьем коктейль – смесь коньяка с шампанским.

– У федерации нет средств, чтобы оплачивать смесь Соломона с царицей Савской!

Я тоже красноречиво промолчал.

– Ладно, представители,– пробурчал председатель Сур. – Спишем Соломона с царицей Савской на дорожно-транспортные расходы. Для обгона.

ПРОБЛЕМА ФУФАЕК, АМУНИЦИИ И СНАРЯЖЕНИЯ.

На заднем дворе "Маракканны" уже сушатся на веревке простыни, пододеяльники и портянки,– значит, баба Валя и тетя Катя уже здесь. (Не забыть сказать дяде Сэму, чтобы купил стиральный комбайн. Есть хорошие комбайны – сами стирают, выкручивают и высушивают.) А вот и наши тетки, вижу их – расхаживают по полигону с ведрами и насосом, делают замеры и подсеивают первичный грунт до нужного молекулярного уровня– 1 атом на 10 куб. км/прост.-врем.; увидели меня, помахали мне. Я потом к ним подойду, надо будет проверить поляну, сделать контрольный промер. Гуго и Хуго едут за ними на силовом катке. Обычный ремонт подпространства в псевдовремени. В прошлом году на эти цели на Траисплутонный полигон пригнали сотню грузовиков бракованного грунта, и весь полигон зацвел и скатался в какието шарики брюссельской капусты. "..."

Проводим интенсивные тренировки и контрольные игры двумя составами в Кольце Астероидов. Обстановка близкая к боевой. Смена белья три раза за тренировку. (Забываю сказать дяде Сэму о стиральном комбайне. Он мне, конечно, скажет, что шкварок нет. Я ему скажу: это твои проблемы. Он мне скажет... он ничего не скажет.) Проблемы, проблемы...

Фуфайки ненадежны, то и дело подводят – швы просачиваются, клапаны подтекают. Ну, это как водится. Посылать рекламации на текстиль бессмысленно, надо опять заказывать форму у федералов, они опять заломят такую цену, что мало не покажется. Обращаться за фуфайками в правительство?

Глупость. Лично к Президенту? Ага. Глупость, умноженная на пи в квадрате.

Мы сильно отстали от конфедералов в научно-техническом отношении. Одевание фуфаек в ангаре – это целый технологический процесс. Выглядим мы механоидно и не модно. Два года назад председатель Сур купил для конюшни 1 (один) дорогущий (уверяет, что за свои деньги) полный комплект обмундирования коифедералов. Мы собирались скопировать его и на деньги Службы Охраны Среды экипировать всю команду. Комплект разобрали, сделали опись и разложили по алфавитным полочкам: белье, бутсы, гетры, гульфик, корсет, нагрудник, наплечники, очки, панцирь, подколенники, подштанники, портянки, пояс, пуговицы, рукавицы, молнии, шлем и т. д.почти 200000 (двести тысяч) предметов и предметиков, из которых состоит современная амуниция футболиста; целая подводная лодка с системой жизнеобеспечения – кислород, теплоснабжение, "утилизация и отвод выделений", пр. Этого "пр." так много, что полное технологическое описание футбольной амуниции представляет многотомную научную библиотеку. Все это одеяние футболисты называют "фуфайкой", устаревшие модели, в которых играл я, напоминали первобытные скафандры водолазов или космонавтов; на самом деле это не что иное, как автономная супер-нуль-простыня,– хотя футболисты обижаются, когда их сравнивают с водилами звездолетов. Пока эти старые модели наденешь на себя в футбольном ангаре... семь потов, конечно, не сойдет, но вспотеешь.

Самое нудное в нашем деле было одевание-переодевание амуниции. Сейчас намного быстрее и проще – надел, натянул, всунул, вставил, завязал, застегнул, защелкнул – и готов.

Некоторые умудряются одеться за пять минут.

Разложить по полочкам – разложили, а денег так и не дождались...

ТРЕНИРОВКИ.

УТРЕННЯЯ.

Кросс. Проводил Войнович. Войновичу мешало пузо – его то и дело болтало, смещало и водило по орбите. "..."

ДНЕВНАЯ.

Сизифов труд – собирание камней, выкладывание пирамиды имени товарища Хеопса. Проводил я. Катапульта починена, и это меня радует. "..."

ВЕЧЕРОМ

теоретические занятия по методике Лобана.

Проводил Войнович. Тема: "Нахождение на полигоне оптимальных тактико-стратегических решений". Жеребцы конспектировали такие фразы: "Положительный результат матча зависит от гибкости стратегического мышления, удачного чередования надежности тактических форм игры в зависимости от особенностей соперников и смены стратегических ситуаций на поле".

(Перевод па нормальный язык такой: попросту, если противник атакует надо обороняться; если мяч перехвачен – надо атаковать. Еще проще: дают бери, бьют – беги. В конце матча при счете в нашу пользу тянем время; не в нашу – атакуем на зубах, вплоть до слепого навала. В начале игры пытаемся забить быстрый гол. Устали – переводим игру в спокойное русло. Отдохнули взорвались. С медленной командой взвинчиваем скорость, со скоростной сбиваем темп. Все это и есть "гибкость тактико-стратегического мышления".)

ИЗ БЕЛОЙ И ЧЕРНОЙ ТЕТРАДЕЙ.

ВЕРТУХАЙ.

СТРОИТЕЛЬСТВО ПИРАМИД.

РАЗГОВОРЫ С ДЯДЕЙ СЭМОМ.

Узнал от Войновича, как игроки называют меня между собой. Они называют меня "Вертухай". Вертухай – это тюремный надзиратель. Не знаю, как мне следует к этому отнестись. Вроде признают за начальника, но с неуважительным оттенком. Да и какой уж там из вертухая начальник! Коридорный надзиратель со свистком. По свистку водит их на разминки, прогулки, тренировки, на принятие пищи. Главный тренер не должен быть надзирателем, главный тренер должен быть отцом родным.

– Они не понимают этого слова,– успокаивал меня Войнович.– Для них вертухай – что-то вроде большой неуклюжей птицы, которая вертухается в своем гнезде и высиживает птенцов. Попросту, наседка.

– Наседка тоже нехорошее слово.

– Что ж тут нехорошего? Смысл хороший.

– Так называют провокатора в тюремной камере.

– Где ты этих слов нахватался? – удивился Войнович.Ты что, к тюряге готовишься?

– Готовлюсь. И тебе советую – у нас все впереди. От тюрьмы и от сумы не зарекайся. Приобский хант так просто не оставит нас в покое.

– И все-таки... почему тебя назначили главным тренером?

"3десь я случайно проговорился, но задумчивый Войнович, кажется, не обратил внимания на "Приобского ханта"." "Войнович обратил внимание на "Приобского ханта". Войнович многого не понимал, но на все обращал внимание."

ВОЙНОВИЧ.

С утра – разборка пирамиды имени товарища Хеопса, разбрасывание камней. "..."

БЕЛ АМОР.

После обеда – собирание камней, строительство Вавилонской башни. Как говорится, Бoг в помощь. "..." Пыль, скука, каменоломни, труд египетский,– а что делать?

"..."

ДЯДЯ СЭМ

вечером обнаружил среди всякого хлама в точке остаточной либрации (LL-прим) – в точках либрации всегда собирается много хлама – целый склад отличного огнеупорного кирпича, завернутого в полиэтиленовые мешки и забытого (или брошенного) строителями. Этот кирпич нам очень пригодится. Сказать Гуго и Хуго, чтобы перетащили весь кирпич на Средний полигон. "..."

БЕЛ АМОР.

Утром. Отработка удара "ножницы". Я навешивал – заряжал катапульту и выстреливал огнеупорными кирпичами по высокой дуге. Катапульта работает прекрасно.

"..."

ВОЙНОВИЧ.

Днем. Теоретические занятия. Я послушал, уши увяли: "Футбол есть явление глубоко социальное, и от этого факта не уйти. Явление, занимающее далеко не последнее место в жизни общества, требует постоянного осмысления процессов, с ним связанных, чтобы управлять этими процессами на более высоком организационном уровне". "..." И так далее.

Наверно, и это нужно, но уши вянут. Принял сто грамм "Соломона", уши опять– расцвели.

БЕЛ АМОР.

Вечером. Отработка удара "ножницы через себя". Катапульта работает хорошо. "..."

РАЗГОВОР С ДЯДЕЙ СЭМОМ:

– Командор!

– Ну?

– Я диваны и ковры продал.

– Отличник. За сколько?

– За двадцать штук.

– Не понял...

– Ну, за двадцать тысяч кварков.

– Двадцать тысяч условных шкварок? Всего лишь?

– Обижаете, командор! Кварки не шкварки. Настоящие, конвертируемые, доинфляционпые. Золотом.

– Ты – серьезно?

–Ну.

– Кому продал?

– Зачем вам это знать, командор?

– Верно. А кварки где?

– А положил в сейф. Как вы сказали.

– Хорошо.

– Плохо.

– Почему?

– Ограбят. Надо в банк положить.

– Положи.

– Нужна фирма, командор.

– Ты уже говорил о фирме "Маракканна".

– "2-бис".

– Пусть "2-бис".

– Нужна еще одна фирма. Подставная.

– Это еще зачем?!

– А чтоб никто не догадался. Для отвода глаз у налоговой инспекции. Чтоб быстро взять-снять-перечислить – и с концами. И не платить подох[ Подох – подоходный налог (финанс. жарг.). Дядя Сэм в своем категорическом ультимативе наотрез не платил подох, за что крепко поплатился через десять лет в ходе следственного налогового аудита. ].

– Это здраво. Иди, делай подставную фирму.

– Иду.

– Стой. Подожди. Иди сюда...

– Что, командор?

– Ты молодец, дядя Сэм! Ты не какой-то там Посторонний Наблюдатель.

– Рад стараться, командор!

ФИРМА "НУ".

ТРЕНИРОВКИ.

Держанье прямого удара в голову. Двойная защитная каска-шлем. Войнович за катапультой. Под наблюдением доктора Вольфа. Ассистировали Хуго Верстак и Гуго Амбал (они, кстати, бывшие боксеры-тяжеловесы). Под конец держали удары пулеметными сериями из огнеупорных кирпичей, отбивая их каскадным радаром. Работали лихо. Ни один из жеребцов не отбросил копыта, держали удары неплохо, что радует.

Гуго и Хуго (они всегда ходят в паре, но кто из них ведомый, а кто ведущий,– трудно понять) наконец-то отладили старенькую "Берту" – списанный корабельный ствол дюймового калибра, солидное, впечатляющее дуло,– и мы провели полноценную тренировку голкиперов неразрывными бронебойными снарядами. "..." Макар и Чайник соскучились по настоящему делу, работали с охотой и взяли намертво или отбили все, что шло в створ рамки.

Утренняя тренировка. Обычный кросс-марафон в поясе астероидов. Проводил я. Слез с движка и пробежал наравне со всеми. "..." Одышка, сердчишко, запыхался, порох подмок.

После обеда продолжение разговора с дядей Сэмом:

РАФА. Второй день хожу, не могу придумать название подставной фирмы. Такое, чтобы никто не засек, чем мы тут занимаемся.

Я. Мне бы твои проблемы. Возьми любое слово.

РАФА. Какое?

Я. Первое попавшееся.

РАФА. Какое?

Я. Какое первое произнесешь.

РАФА. Ну?

Я. Вот и название.

РАФА. Какое?

Я. Фирма "НУ".

РАФА. А что оно означает?

Я. Ну, не знаю. Придумай сам. Например, "Налоговая Управа".

РАФА (сплевывая через левое плечо). Тьфу, тьфу, тьфу, не к ночи будь помянута.

Я. Тогда "Народное Учреждение".

РАФА. Это уже лучше. Но хантские шпионы могут обратить внимание – что за "Народное учреждение" такое? Может быть, "Национальное Убежище"?

Я. Это что-то совсем не то... Оборонка какая-то. Думай.

Дядя Сэм всю ночь думал над этим "НУ" и наконец придумал:

– "Независимый универсум"!

– Хорошо, хай буде, о'кей!

– И еще мне порекомендовали надежный банк.

Я куда-то спешил, мне было не до экономических проблем, но я все же спросил:

– Какой именно банк?

– ЕЭБ.

Я все же уточнил: – Что это значит?

– Единый Экс-про-при-а-ци-он-ный Банк. (Рафа чуть язык не сломал.)

– Отлично... Стоп. Какой-какой банк?

– Единый Экс-про-при-а-ци-он-ный...

– Кто тебе рекомендовал этот банк?

– Войнович.

– Он пошутил. Зайди в библиотеку к фройлен фон Дюнкеркдорфф и загляни в "Словарь иностранных слов".

– О'к, командор!

ПРОПАЩИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.

Завтра Макару должно было бы исполниться сорок лет, но не исполнится "завтра" у него нет. Макар родился в високосном году в день Кривого Кондратия, и день рождения случается у него всего лишь раз в четыре года. Выходит, ему всего десять лет. Бедный Макар. Когда он стоит под душем или парится на верхнем полке и напевает "Товарищ, товарищ, болят мои раны", новички отводят глаза. Вид у этого добрейшей души человека бандитский. Следы травм – многочисленные шрамы на теле, лоскуты пересаженной кожи, раздробленное плечо (к расплющенному носу, рассеченному языку, штопаным губам все привыкли). Однажды, после выигрыша какого-то очередной кубковой салатницы, тиффози выбежали на полигон, подняли Макара на руки и понесли в ангар. Макар ехал на руках, демонстрировал салатницу и улыбался. Потом вдруг стал брыкаться. Сначала кто-то снял с него бутсу, потом вторую, потом стащили фуфайку, свитер, майку, трусы...– к раздевалке его доставили голым (спасибо, оставили кепку, плавки и салатницу). Макар хотел сильно обидеться, но ему объяснили, что тиффози раздели его с самыми лучшими намерениями – на сувениры; и Макар махнул рукой.

Бедный Макар – ЗАВТРА у него нет, будем праздновать день рождения сегодня. Счастливый Макар – ему еще жить да жить! Отпраздновали. "..."

ОПЯТЬ ПРАЗДНИК.

Поздравляли фройлен фон Дюнкеркдорфф, бабу Валю и тетю Катю с Женским Днем. Устроили выходной. Праздничный завтрак, обед и ужин.

ТРЕНИРОВКИ.

Осваивали командный прессинг. Соперник не в состоянии выбраться из командного прессинга, когда на любом участке полигона на него нападают сразу четверо – один монолитно в лоб, на таран, второй и третий с флангов в подкате, а четвертый на подстраховке – наблюдает, перекрывает фланги и готов вмешаться. Это коллективное действие очень сложное, в нем никто не должен сачковать, иначе все становится бессмысленным – соперник уйдет, вся тройка останется вне игры, и придется создавать новый форпост. ."..."

ДЕНЬ ВЕСЕННЕГО РАВНОДЕНСТВИЯ.