Текст книги "Под стягом Российской империи"

Автор книги: Борис Тумасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– Помогай вам Господь, Иосиф Владимирович.

Горы Балканские.

Цепь их тянулась через всю Болгарию с запада на восток. Горы разделили Болгарию на две части: южную и северную. В те времена попасть из одной части в другую можно было, лишь перевалив через Шипкинский хребет, где имелась сносно проложенная дорога. Были ещё проходимыми Твердинский и Травенский перевалы, но такой дороги, как на Шипке, не имелось. Турецкое командование выдвинуло к этим перевалам значительные силы, укрепив их надёжно. Убеждение в том, что балканские горы прочно прикрыли Османскую Порту, настолько было велико, что султан Абдул-Хамид, принимая английского посла, бахвалился:

– Мудрый и великий Аллах создал горы, чтобы османы владели Болгарией вечно. Аллах прикрыл Османскую Порту от гяуров. Урусы будут стучаться в нашу дверь, но мы не впустим их.

Но имелся ещё перевал, Хайнкиейский. Он был, по мнению турецкого командования, непроходим. Сами турки говорили: когда Аллах, творил перевалы, он создал три, но на четвёртом устал, сказав османам: «Достаточно и того, что я им дал».

Но генерал Гурко решил: там, где не пройдёт армия османов, там пробьются русские, солдаты. И он повёл свой Передовой отряд через Хаин-Богаз, в Забалканье, в Долину Роз. А было с ним десятитысячное войско: двадцать два эскадрона кавалерии с орудиями, десять батальонов пехоты да болгарские дружины...

Разморённый июльским зноем Николай Григорьевич Столетов, расположившись под тенью чинары, прихлёбывал чай. Время от времени он вытирал потное лицо льняным полотенцем, хмурил густые брови. Вспоминал добром родной Владимир, где от лесов веяло прохладой и покоем, отцовский дом и всю нелёгкую солдатскую жизнь. В Крымскую кампанию, два десятка лет назад, унтер-офицер Столетов получил солдатский Георгиевский крест. А было тогда ему от роду чуть больше двадцати лет.

Дом, где остановился Столетов, на окраине городка, и отсюда видно предгорье, а вдали синели горы. В последнее время тревожные мысли не покидали генерала. Возвратился из штаба армии Гурко с известием: добро на переход через Балканы получено. Что же, Столетов убеждён, план, разработанный командиром отряда, будет выполнен, в этом Столетов уверен. Гурко тот генерал, который, прежде чем принимать решение, всё взвесит, изучит и, собрав данные, тогда и ставит задачу.

Но то, что беспокоило Столетова, непременно беспокоило и генерала Гурко. Передовой отряд на правом крыле ощущает силу турецкого гарнизона Никополя, на левом – Рущука. Турецкие таборы расположены и по другим городкам придунайской линии. А у Видина, по данным разведки, крупное соединение Осман-паши. По всем источникам Передовой отряд, перейдя через перевал, встретит турецкие таборы, вполне изготовившиеся к бою...

Денщик налил в освободившуюся чашку чая, даже не удивился, что генерал, уже выпил четыре. Денщик знал: так бывает всегда, если генерал чем-то озабочен.

А думал генерал о том, что сейчас надо бы поддержать Передовой отряд со стороны Западного и Восточного отрядов, однако этого в штабе армии не предусматривалось...

Получить предписание войти в Передовой отряд генерала Гурко Столетов посчитал для себя за большую честь. Принять участие в переходе через Балканы вместе с русскими солдатами для болгарских дружинников будет хорошим уроком...

Когда ополчению вручалось Самарское знамя, на том, на Марином поле, по которому, как рассказывают легенды, пять веков назад любила гулять царица Мара, жена последнего болгарского царя Ивана Шишмана, где белели палатки ополченцев и играли дудки-сопелки, а дружинники, обнажённые по пояс, вставши в круг, водили «хоро», да слышалась песня: «Балканы, Балканы, родные Балканы...» – это одно, а вот когда придётся с боями пройти их, иное дело.

Столетову нравилось, как поют болгары. Песни их немножко грустные, с чувством боли за утраченную свободу...

Удачное начало войны обрадовало и ободрило дружинников. Не раз слышал генерал: «Бели турок и впредь так бегать будет, то мы вскорости до Царьграда дойдём».

Раздумья Столетова нарушил поручик Узунов, прибывший в Тырново с шестой дружиной. В который раз, промокнув лицо полотенцем, генерал сказал:

– Голубчик, Стоян Андреевич, требуется офицер для связи ополчения с генералом Гурко. Его кавалерия и наши дружины на этой неделе начинают переход Балкан.

– Когда надлежит выехать, ваше превосходительство?

– Завтра с утра у подполковника Рынкевича получите пакет – и с Богом...

Едва полковые трубы нарушили рассветную тишину, как Стоян уже скакал вслед за отрядом Гурко. Солнце уже начало пригревать. День обещал быть жарким.

Солнце уже выкатилось из-за леса, пробежало по краю поля и спряталось за невесть откуда взявшуюся тучку, когда поручик догнал растянувшиеся на марше полки. Пехота шла споро, с шутками:

– Поспешай, братцы, покуда Ярило не припекло!

– Вестимо. Тогда не до балагурства, было бы чем дохнуть!

– Споем, братцы?

– Кузьма, выводи!

И солдат, запевала, расправив грудь, затянул на одном дыхании:

 
Эй, вы, солдатушки,
Бравы ребятушки...
 

Рота подхватила, а наперёд выскочил удалец, застучал, засвистел...

Едва Стоян миновал пехоту, потянулись лёгкие пушки, зарядные ящики. Следом шагали расчёты.

Узунов погнал коня вскачь, догнал конницу. Конные дозревали в сёдлах, клевали носами.

Пыль клубилась за конями, и Узунов заехал с подветренной стороны.

Командира Передового отряда генерала Гурко и его штаб Стоян настиг вскорости. Солнце уже снова выскочило из-за тучки и вовсю осветило горы, их вершины, поросшие лесом. Оно начало припекать, и поручик пожалел пехоту, как-то им сейчас, при полной выкладке: подсумок с патронами, ружьё с приткнутым штыком, за спиной вещмешок, да ещё через плечо тугая шинельная скатка...

Самого генерала со штабными офицерами заметил издалека. Гурко плотно сидел в казачьем седле, а его. рыжая, раздвоенная борода покоилась на груди. Генерал смотрел на проходящую конницу, здоровался, подбадривал:

– Здорово, гвардейцы! Молодцы, ребята.

Узунов понял, это едет его, Гурко, 8-я Гвардейская дивизия. Начальник штаба принял донесение Столетова и, приказав поручику следовать с первым эскадроном, подъехал к Гурко.

В ожидании дальнейшего приказа Узунов посматривал по сторонам. Дорога небитая, пыльная, и Стоян с тоской подумал, что в этот день ему не раз предстоит проскакать по ней от головы колонны до арьергарда, в котором, вероятно, пойдут болгарские дружины. А от Столетова снова к Гурко...

По колонне прокатилась команда сделать привал и солдаты рассыпались в поисках какой-нибудь тени. Устроившись, они грызли сухари, курили. К Узунову подсел ротмистр, открыл портсигар:

– Угощайтесь, поручик, здесь таких нет. Из самого Санкт-Петербурга.

– Спасибо, ротмистр.

– Вы, как понимаю, из ополчения генерала Столетова?

– Да, ротмистр.

– Сами русский офицер?

– Наполовину. Хотя я и офицер российской армии, но у меня бабушка болгарка.

– Был слух, вы хотели принять участие в деле под Тырново, но генерал Гурко справился силой драгун.

– Видите ли, речь шла о древней столице болгар.

– Дайте срок, поручик, ваше ещё впереди.

– То так. Осман-паша приберёг силы.

– Только ли он? Переходы черев Балканы не шутка. Вы думаете, почему генералу Гурко и поручили Передовой отряд?

В голову колонны проскакал генерал Скобелев. Глядя ему вслед, ротмистр заметил:

– Кажется, Михаилу Дмитриевичу скоро найдут дело, душой чую.

– Мне довелось видеть генерала Скобелева в бою, под Систово. Он, кажется, совсем лишён страха смерти.

– Вот чего нет, того нет. Смерти, поручик, всяк боится. Разве как к ней относиться. Генерал Скобелев её презирает и тем храбрость солдатам придаёт. Обратите внимание, как они его любят и, не страшась, в атаку за ним идут.

– Весьма возможно.

– Не хотите, поручик, пожевать холодной телятины?

– Нет, ротмистр, сейчас бы баню принять;

– Чего захотели. В Габрово, извольте... Короткий привал, и отряд снова тронулся в путь.

Скобелев догнал Гурко, поехали стремя в стремя.

– Любезный Иосиф Владимирович, я испросил согласия главнокомандующего быть с вами на перевале.

– Почту за честь, Михаил Дмитриевич. Какие вести из Европы, говорят ли о том в штабе?

– Европа начинает подвывать уже с той поры, когда мы переправились через Дунай.

– Думаю, это только начало. Неистовства начнутся к концу войны.

Чуть помолчали, и снова заговорил Гурко:

– Мы с вами, Михаил Дмитриевич, встали у предгорий Балкан и мы перевалим их. И сделаем, как можно поспешнее.

– Чем вызвана поспешность?

– Турки понимают: Дунайская армия находится в коридоре. Стоит туркам сомкнуть фланги, и наша армия может оказаться в котле... Сейчас пассивность Дунайской армии, как никогда, опасна.

– Я с вами вполне согласен. Но, Иосиф Владимирович, понимают ли это в штабе армии?

– За весь штаб сказать не могу, но генерал Непокойчицкий – вряд ли. Его оперативные способности не выше среднего.

– Печально.

– Сегодня, Михаил Дмитриевич, у нас с вами один путь, к перевалу. Турки не верят в возможность перехода Балкан здесь, но мы им докажем, что и крупными силами Балканы проходимы.

– Позвольте мне, Иосиф Владимирович, открыть с добровольцами дорогу.

Гурко на это не ответил, иное сказал:

– Болгарские лазутчики донесли: в деревне Присово нас дожидаются проводники, они выведут нас в село Хайнкией.

– Долина Роз, Долина крови.

– Постараемся обойтись малой кровью, Михаил Дмитриевич.

Гурко снял фуражку, вытер лоб.

– Разделяю тяготы жизни солдатской, всегда помню о её святой миссии. Тем паче в нынешней войне. – И разговор перевёл. – Вы, Михаил Дмитриевич, изволили выразить желание пройти в Хайнкией с первыми добровольцами. А я полагаю, вам надлежит с частью имеющихся у нас сил продвинуться к Габрово, где, соединившись с отрядом генерала Дерожинского, поступить в распоряжение генерала Святополка-Мирского. Совместным наступлением на Шипку со стороны Габрово, где наиболее значительные укрепления турок, вы прикуёте к себе Халюси-пашу, командующего Шипкинским перевалом, и обеспечите возможность нашему Передовому отряду, вырвавшись в Забалканье, повести наступление на Шипку от Хайнкиея. Я даю вам такое распоряжение, заручившись согласием главнокомандующего на совещании.

– Вас, Иосиф Владимирович, не беспокоит отсутствие взаимодействий между отрядами?

Гурко хмыкнул:

– Отчего же... Но я не обсуждаю приказы, Михаил Дмитриевич. Нам велено «вперёд» и мы пойдём с верой в успех.

В самом конце июня Мраморное море было сонно и тихо. Набрав в котлах пару, корабли резали синь морской волны. Под плеск волны о корпус парохода Сулейман-паша думал о превратности судьбы человеческой, какая не минует и султанов.

Сулейман-паша сидел в лозовом кресле, нахохлившись, как ворон, а за спиной кучно сбились высшие офицеры его армии: Ариф-паша, Салид, Реджиб-паша, Щукри-паша, Мухлис-паша, Навим-паша.

Опытный военноначальник, удостоенный всех высших наград Оттоманской Порты, тридцатипятилетний Сулейман-паша спрашивал себя и не мог ответить: какую лазейку в душе султана отыскали хитрые инглизы, как лисы, проворные и коварные, как гиены. Их посол в Стамбуле открывает двери великого султана и его визирей также легко, как открывается вход в те благопристойные публичные заведения для богатых иностранцев в столице Блистательной Порты.

Сулейман-паша – воин, он редкий гость в Стамбуле, особенно с тех нор, как его армия покоряла неверных черногорцев, но молва – конь с крыльями. Когда, свергнув Абдул-Хазиза, султаном стал Мурад Пятый, молва нашептала: заговор – дело рук английского посла Эллиота.

Не прошло и года, эта же судьба постигла и Мурада.

Ныне султан Абдул-Хамид слушает, что в его светлые уши нашепчет англичанин, какой яд вливают в его душу неверные. Уста инглиза лживые.

Кабинет лорда Биконсфнлда много обещал, но мало сделал. Втянув Порту в войну с Россией, лорд Биконсфилд теперь выжидает, чем всё кончится.

Сулейман-паша анализирует причины неудач, постигших турецкую армию. Проклятые гяуры форсировали Дунай и готовы взойти на Балканы. Терпят поражение опытные военоначальники сердер-экрем (главнокомандующий (тур.)) Абдул-Керим-паша, Осман-паша. Совсем в недавнем прошлом Оттоманская Порта наводила страх на весь христианский мир, а теперь, не доведи Аллах, гяуры снимут полумесяцы с мечетей Стамбула.

Дымы кораблей в море. Сколько чёрных столбов, столько и пароходов. Всю свою армию прославленный турецкий военачальник переправляет в Адрианополь. Его янычары остановят армию генерала Гурко, а башибузуки поклялись вырезать всех болгар, какие служат неверным гяурам. Он, Сулейман-паша, закроет русским дорогу в Забалканье, в цветущую долину, в райские места, откуда пять веков пополняли свои гаремы султаны и визири, наместники и почтенные люди Блистательной Порты.

Так почему неудачи одна за другой преследуют турецкую армию?

Сулейман-паша никак не может согласиться, что Оттоманская Порта давно уже переживала финансовый и административный кризисы. К началу войны она оказалась неоплатным должником английских и французских банкиров. Они держали в руках всю финансовую систему Турции. Зависимость финансовая диктовала и зависимость внешнеполитическую.

Усилив флот путём закупок броненосцев в Англии и Франции, Порта рассчитывала на морские операции в Черном море и на Дунае, однако Генеральный штаб российской армии построил план войны иначе.

Сулейман-паша склонен считать причиной неудач боевых действий турецкой армии – несовершенство военного правления Оттоманской Порты, сковывающей свободу действий своих военачальников. Пока тайный военный совет при султане обсуждает и утверждает планы, русские генералы наносят поражение за поражением турецкой армии.

Ко всему прочему, сердер-экрем принимает решения, советуясь с сераскиром (военным министром), и докладывает своё мнение военному совету.

И уж, конечно, Сулейман-паша никак не возьмёт в толк, почему мушир-топ-хане (начальник артиллерии и инженерных войск) не подчинён сердер-экрему?

Турецкие военачальники лишены права пользоваться оперативным простором, они чувствуют себя зависимыми от всех вышестоящих советов. Их сковывает страх ответственности.

Сулейман-паша отдаёт должное таланту и смелости русских генералов. А солдаты и офицеры, эти неверные гяуры, сражаются, как львы.

С первых дней войны Сулейман-паша следит за боевыми действиями отряда генерала Гурко. Бесспорно, у русских – это лучший генерал и, кажется, он представляет для Оттоманской Порты главную опасность. И Сулейман-паша считает: его надо нейтрализовать.

У Сулеймана-паши папка со всеми нововведениями в русской армии. Здесь и указ о всеобщей воинской повинности, и сведения о проводимом перевооружении солдат новыми ружьями. Пока это затягивается, но кто знает, что может предпринять военный министр России генерал Милютин? Сегодня пока ещё турецкая армия имеет лучшее стрелковое оружие, которое Порта закупила у американцев и англичан, а стальные орудия Крупна из Германии превосходят устаревшие русские бронзовые пушки, но что будет завтра?

Слуга поставил на столик поднос, налил из кувшина стакан холодного апельсинового сока, подал Сулейман-паше.

Молча выпив, Сулейман-паша снова подумал, что у русских генералов нет иностранных военных советников. Они воюют, полагаясь на свой разум и опыт. А к некоторым турецким военачальникам приставили англичан, и те вмешиваются в их дела. Слава Аллаху, Сулейман-паше хоть и навязали инглиза, однако он держит его в стороне и не желает его слушать.

Велев принести карту Балкан, Сулейман-паша зло прошептал:

– Ввяжемся, а там посмотрим!

Подойдя вплотную к перевалу, полк 9-й пехотной дивизии внезапным ударом смял и рассеял табор турецкой пехоты, прикрывавшей вход в Хайнкией. И тут же генерал Раух, выставив заслоны, повёл сапёрную команду и уральцев к завалу.

Во второй половине дня к Хайнкиею начали подходить части Передового отряда.

Гурко торопил солдат:

– Вперёд, братцы, вперёд! Нут-ко, отряхнётся турок, расправит крылья, да и кинется на нас свежими силами. Попытается закрыть нам дорогу в Забалканье. Тогда, ребята, бери его таборы в штыки... Жидок турок против российского солдата... – Подъехал к Шувалову: – Граф, опасаюсь, как бы османы не кинулись новыми таборами перекрыть нам путь к ущелью. На ваших гренадеров надеюсь.

– Генерал, я сам поведу их. – И тут же команду подал: – Первый батальон, примкнуть штыки. За мной!

А вскоре от генерала Шувалова явился связной с докладом:

– Ваше превосходительство, дорога в ущелье расчищена силами отряда генерала Рауха... Генерал Шувалов с батальоном поднимается по ущелью...

– Спасибо, капитан. Передайте генералу Шувалову, первый батальон его дивизии пойдёт в авангарде...

Западный отряд продвигался, не торопясь, И не потому, что турки оказывали упорное сопротивление, а по причине осторожности командира 9-го корпуса генерал-лейтенанта Криденера.

Милютин сказал великому князю:

– Опасаюсь, ваше высочество, как бы игра генерала Криденера с Осман-пашой в кошки-мышки не привела к плачевным результатам.

– Высчитаете?

– Я не считаю, последствия предвижу. Перед генералом умный военачальник. В этом меня убеждают разработанные им сербские операции.

– Но, Дмитрий Алексеевич, после того как генерал Криденер овладел Никополем, войскам необходима хотя бы кратковременная передышка. 9-й корпус взял богатые трофеи. Пленён Гассан-паша, ас ним его армия и сто тридцать три орудия. Из них, как вам известно, одиннадцать стальных, крупповских. Западный отряд достиг успехов при взятии Никополя, но в этом не заслуга генерала Криденера, а храбрость и удача вологодцев и козловцев, поддержанных артиллерией. А отдых войскам надо было дать после Плевны.

– Передовой отряд генерала Гурко уже оседлал Хаин-Богаз. Когда встанет на Шипке, тогда и поторопим Криденера.

– Я полагаю, генерал Гурко уже сегодня нуждается в поддержке, – возразил Милютин.

– Ваше превосходительство, в Генеральном штабе также думают об этом, – резко оборвал разговор великий князь.

Главнокомандующий не пожелал прислушаться к предостережениям военного министра, за что пришлось расплачиваться кровью российских солдат.

Преступными действиями Криденера не преминул воспользоваться Осман-паша. За два дня до взятия Западным отрядом Никополя, он, бросив гарем на произвол судьбы, стремительно преодолев двухсотверстый марш и, построив мосты через Искыр, вступил в Плевну.

Оставляя гарем, сорокапятилетний Осман-паша сказал старому евнуху:

– Если небу будет угодно и я побью русских нечестивцев, Аллах пошлёт мне столько жён, сколько пожелает моя душа. Но если русские выиграют войну, мне уже не пригодится даже самая юная красавица.

С приходом двадцатипятитысячной армии Осман-паши двухтысячный гарнизон Плевны принялся спешно возводить новые укрепления, ремонтировать старые.

В штабе Дунайской армии только теперь всполошились. Выполнение задачи, поставленной перед Западным отрядом, усложнялось. Вместо двухтысячного плевненского гарнизона Криденера ожидала армия Осман-паши, засевшая за крепкими укреплениями.

В главной квартире Дунайской армии, уединившись с начальником штаба, великий князь Николай Николаевич сетовал на присутствие в ставке царя со свитой.

– Вы знаете, генерал, приезд государя меня сковывает. Создаётся впечатление, будто он вмешается в руководство армией. Раздражает меня и Милютин. Его постоянные советы надоели. Вы спрашиваете, когда император возвратится в Санкт-Петербург? Судя по тому, как он здесь обжился, нескоро, если не к концу войны. Вы слышали, вскорости сюда прибудет князь Горчаков. Остаётся приехать министру финансов и молодой царице с фрейлинами, и нам не до походной жизни.

– Ваше величество, не пугайте меня Рейтерном. В делах финансовых мы с вами не ангелы.

– Победы нашего оружия все простят.

– Будем уповать на волю Всевышнего... Однако, если вы, ваше высочество, главнокомандующий, да чувствуете себя скованным, то я будто сижу на раскалённой сковороде. Мне кажется, что военный министр всё время пытается обвинить меня в чём-то.

– Необходимо потребовать от Криденера соображения по взятию Плевны. При сложившейся ситуации, как ни прискорбно, Милютин оказался прав.

Маленький седенький генерал кивал, подобно китайскому болванчику:

– Я свяжусь с генералом Криденером по телеграфу... В тот же самый час, когда великий князь беседовал с Непокойчицким, в царской квартире Милютин высказывал своё неудовольствие Александру Второму:

– Ваше величество, генерал Криденер допустил непозволительную медлительность. Вместо того, чтобы быстро заняв Никополь, бросить отряд против двухтысячного плевненского гарнизона и овладеть Плевной, он выжидал. Этим и воспользовался Осман-паша.

– Простите, Дмитрий Степанович, мы люди с вами хотя и военные, но не будем вмешиваться в стратегические разработки Дунайской армии. Нам пока не в чем упрекнуть её штаб. Генерал Гурко уже осуществляет спуск в Забайкалье.

– Но это генерал Гурко, а что касается действий Западного отряда Криденера, то его ошибка ох как дорого обойдётся Дунайской армии.

– Не надо предрекать, Дмитрий Алексеевич.

– Предвижу, ваше величество. Что же касается генерала Гурко, то с силами, какими он располагает, Передовой отряд без поддержки других отрядов и главных сил армии способен выполнить лишь тактическую задачу или разведку боем, наконец, военную демонстрацию. А ошибка, если не сказать большее, Криденера, связана с многими жертвами.

– Да, я с вами согласен, Криденер допустил оплошность, но не надо нагнетать обстановку, Дмитрий Алексеевич. В Кишинёве мы имели удовольствие собственными глазами лицезреть отличное состояние Дунайской армии. И, полагаю, великий князь Николай Николаевич сам разберётся с генералом Криденером. – И, вдохнув, закончил разговор: – Ах, Дмитрий Алексеевич, знаете, о чём я сейчас подумал? Сегодня мне доставили почту из Санкт-Петербурга. «Русский инвалид» сообщает: в Большом театре идёт «Баядерка», а в Мариинском – «Жизнь за царя», в Александрийском – «Гувернёр», а мы тут, на Балканах, лишены прекрасного...