Текст книги "Всадник без бороды (Юмористическая повесть)"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава двенадцатая
ЛУЧШИЙ ДРУГ

От страха утка ныряет хвостом вперед.

Казахская пословица

Алдар-Косе пришел в себя только на второй день. Он лежал в невысокой юрте и в круглую отдушину – шанрак, что находится посреди потолка-купола, видел яркую синь, будто глядел в небесный колодец. И там, в этой бездонной сини, висел беркут. Он словно смотрел вниз, на Алдакена.

– Очнулся наконец, – облегченно вздохнули сидящие в юрте друзья. – Теперь будет поправляться! Скоро снова здоровым станет!

…В аул жатаков, тех самых бедняков, которые выиграли суд бия, полуживого Алдакена привезли по совету Жиренше.

– Туда поехали Ускембай и Срым! Даже Аблаю в голову не придет там искать беглеца, – сказал Острослов. – Только остановитесь где-нибудь в крайней юрте, чтобы никто вас не видел.

Так и сделали. Никто из прибывших не выходил из юрты. Ускембай и его жигиты даже не догадывались, кто обитает рядом с ними.

Сыну Аблая, пожалуй, и не до этого было: он не успел перехватить табун, и коней, полученных по приговору бия, жатаки успели продать жене внука Сансызбая, толстухе Борсык, которая все еще кочевала невдалеке от аула Мошеке-Обжоры.

Со старым Сансызбаем не поспоришь – табун теперь его. Но и отобрать деньги у жатаков оказалось делом не менее трудным. Во-первых, деньги было невозможно найти: хитрые жатаки спрятали их где-то в степи, в тайнике. Во-вторых, жатаки не признавали своей вины: они, мол, и сами не знали, что в их полях обнаружился золотой песок. Это какой-то ходжа приехал на суд и стал торговаться. А они ведь все признали, даже то, что потрава произошла по их вине! Баи ошиблись, их обманул Алдар-Косе, но при чем же тут они, жатаки? Да, к жатакам придраться было невозможно. Во всяком случае, тощий Ускембай такой возможности не видел.

– Проклятый Алдар-Косе! – размахивая камчой, шипел он. – Срым! Скачем назад, в аул Бапаса! Может, мы еще успеем на казнь этого безбородого обманщика. Э-э, тогда я полосну его камчой сто раз: за каждого пропавшего коня – один удар!

Чернобородый Срым приказал седлать коней, и посланцы Аблая, проклиная на чем свет стоит Алдар-Косе и хитрых жатаков, поскакали к Бапасу.

– Но мы еще вернемся! – пригрозил Ускембай. – И тогда юрты ваши запылают, а дети захлебнутся в крови стариков! Хош!

…Алдакена разбудил стук копыт – это уезжали ни с чем жигиты Аблая.

Следом за ними уплыл и парящий в синеве неба беркут.

– Слава аллаху, ты снова живешь! – сказал круглоглазый широкоплечий Илхас, склоняясь над Алдакеном.

– Аллах здесь ни при чем, – поправил его широколицый белозубый Жанша, – надо говорить: слава Жиренше! Вот так будет верно!

И они, поправляя и перебивая друг друга, рассказали Алдакену, как он был освобожден.

…Жиренше с Желмаем, Илхас и Жанша, как было условлено, ждали Алдар-Косе у колодца Боз-Айгыр. Прождали полдня.

Ехал мимо какой-то жатак, сказал грустно:

– Поймали нашего Алдакена!

Жигиты рассмеялись, а Жиренше сказал:

– Да, сорвали бороду, избили его!

– Как же так? – удивился жатак. – Что-то ты путаешь, Острослов. Это случилось сегодня, возле реки. Алдакена схватил черный Срым – бешеная собака Аблая.

Начались подробные расспросы, и стало ясно: Алдар-Косе, возвращаясь из аула Мошеке-бая после бийского суда, попал в засаду.

– Э-э, зачем он поехал на этот суд? – в сердцах вскричал Илхас.

– Да разве Алдакен мог поступить иначе? – возмутился Жиренше. – Аул бедняков в беде, а наш Алдакен проезжает мимо?!

И они помчались к аулу Бапаса, даже не представляя еще себе, как им удастся спасти Алдар-Косе, но понимая, что нужно спешить и что их место возле друга.

Вдруг уже на той стороне реки, у Старых колодцев, Жиренше круто изменил направление. Жигиты удивились, но повернули вслед за ним. Оказывается, Жиренше вспомнил: здесь, недалеко, полдня пути, кочует жена внука Сансызбая, толстая Борсык, женщина деловитая, любимица старого бая. Говорили, что она поджидает степных музыкантов и певцов – салы и сэрэ, с которыми вместе должна ехать на той, в летнюю кочевку Сансызбая.

Любимица старого бая на этот раз так и не дождалась музыкантов – их перехватил Жиренше. Чтобы как-то утешиться, она удачно купила у жатаков отличных коней из табунов Аблая. Тех самых, которых присудил беднякам бий-судья.

Сэрэ и салы, узнав от Жиренше о беде Алдакена, все вместе придумали план спасения друга.

Речь зашла о том, чтобы незаметно провести в аул Бапаса отважного Жиренше и его друзей Илхаса и Жаншу. Салы и сэрэ вспомнили о старом шуточном трюке – трехгорбом танцующем верблюде. Старая свалявшаяся шкура, много праздников повидавшая на своем веку, тут же была извлечена из вьюков и подновлена.

Острослов предложил еще один интересный план: он оденет паранджу и будет выглядеть как правоверная мусульманка. А танцовщица, девочка-узбечка, спрячется в третий горб. Передними ногами верблюда будет Илхас, задними – Жанша.

Дальше все вышло так, как было предусмотрено. Трехгорбого верблюда выдали за Желмаю. Жиренше, одетый в женское платье, сыграл на домбре любимую песню Алдакена. Уж кто-кто, но Алдар-Косе среди тысячи других музыкантов всегда мог отличить игру Жиренше.

– Я услышал Острослова, – сказал Алдакен друзьям, – и понял – помощь рядом. А потом я слушал те мелодии, которые Жиренше играл в юрте. И мне стал ясен план побега. Песня о птице, которую хитростью освободили из клетки, – это же про меня!

– А музыканты объясняли баям, что это песня о их победе! – засмеялся Илхас.

Потом я услышал песню о ночной скачке, о верном друге, о победе над злым баем… Вот только зачем на голову мне надели ведро? – спросил Алдакен.

– Чтобы выиграть время, – ответил Жанша. – Из-за него стража не так скоро обнаружила подмену.

Дальше Алдар-Косе узнал, что, после того как палуан Самат оглушил жигитов-сторожей, из трехгорбого верблюда вышли Илхас, Жанша и девочка-узбечка. Сбросивший женский наряд Жиренше был привязан к остову юрты вместо Алдакена. На голову Жиренше нахлобучили все то же кожаное ведро. Шкуру трехгорбого верблюда аккуратно свернули вместе со всеми палочками и веревками, которые помогали спрятанным внутри людям двигать верблюжьей шеей, глазами, ртом.

Желмая уже примчался на условный зов и стоял возле юрты. Илхас и Жанша положили на верблюда лежащего без чувств Алдар-Косе, взяли с собой трехгорбую шкуру и скрылись. Как и было рассчитано, ни одна собака в ауле даже не тявкнула на уходящего с ношей Желмаю.

В степи, в хорошо укрытом месте, беглецов ждали кони. Дальше все уже было легче – Желмая без ноши почти не отставал от скакунов. Через день беглецы беспрепятственно достигли аула жатаков.

– Ведь все засады Аблай снял, – весело подмигнул Илхас Алдакену. – Зачем сторожить степь, когда «злодей» пойман!

– Желмая пасется здесь, – предупреждая вопрос Алдар-Косе, сказал Жанша. – Правда, у жатаков всего пять верблюдов, но лысину на лбу Желмаи мы замазали краской, и на него никто не обратит внимания.

– Тем более, что «настоящий», трехгорбый Желмая исчез! – впервые улыбнулся Алдакен.

– Не просто исчез, а сгорел! – Жанша улыбнулся так широко, что его белые зубы, казалось, осветили полумрак юрты.

На том месте, где он стоял, и возле оглушенных сторожей набросали верблюжьей шерсти и подожгли ее!

…Алдар-Косе начал быстро поправляться. На следующий день он уже пытался бродить по юрте. Упругий рыжий вихор на его макушке торчал почти так же задорно, как раньше.

Днем, когда хозяин юрты принес свежий кумыс, в юрту забежал ягненок и начал жевать рваную полу алдакеновского чапана.

– Смотрите! – воскликнул Алдар-Косе. – Обычно гостя угощают барашком, а тут барашек ест гостя!

Однако ягненок не отставал. Он смотрел на лепешки, на кумыс и жалобно блеял.

Алдакен дал ему кусочек лепешки. Ягненок ее быстро сжевал и снова заблеял. Алдакен дал еще кусочек, который исчез так же быстро, как первый. Тогда Алдакен встал, посадил ягненка на свое место и сказал:

– Вот, сиди на моем месте, а я буду просить, чтобы ты дал мне хоть кусок лепешки! Иначе с тобой останешься голодным! Бе-е!

– Узнаю прежнего Алдар-Косе! – целый день повторял Илхас, и с его молодого лица не сходила радостная улыбка.

У хозяина юрты было трое детей. Они вели себя тихо, старались не мешать гостю, но Алдакену это не нравилось.

– Неужели я такой страшный? – спрашивал он малышей.

Потом, посадив ребят поближе к себе, начал рассказывать им сказки.

– Вы знаете, почему верблюд всегда оглядывается, когда пьет воду? Не знаете? Э-э, плохо, плохо… Давным-давно у верблюда был очень красивый хвост. Большой, длинный, так и горел на солнце! А у коня почти не было хвоста. Пришел конь к верблюду, говорит ему: «Мы с тобой сородичи, но ты на меня как-то странно всегда смотришь…» Верблюд ему отвечает: «Зачем так говоришь, нехорошо так говорить». – «Жаксы, ладно, – сказал конь. – Если ты меня уважаешь, то дай мне на праздник поносить твой хвост. А у тебя пока будет мой. После праздника, когда пойдешь на водопой, я принесу тебе хвост обратно…» Верблюд ведь очень добрый, если его не дразнить. Он отдал хвост сородичу. Прошел праздник, прошло лето, прошло еще лето, а конь хвоста не возвращает. Вот почему до сих пор верблюд каждый раз, когда пьет воду, непременно оглядывается: не несет ли конь ему хвост?..

Теперь ребят от Алдакена нельзя было отогнать – они требовали все новых сказок.

Дня через два, когда Алдакен стал уже бодро расхаживать по юрте, мальчики прибежали с новостью: в аул приехал Шик-Бермес и с ним трое жигитов!

Илхас и Жанша забеспокоились: как бы жадный бай не пронюхал про Алдакена!

Сам же Алдар-Косе, заслыша имя Шик-Бермеса, развеселился.

– Когда первый раз в жизни я приехал к нему в аул вместе с музыкантами, – вспомнил он, – то нас провели в байскую юрту. Стоит там угощение – саба, полная кумыса, и блюдо с сыром. Мы сидим, блюдо стоит, нас никто не угощает; Шик-Бермес на жизнь жалуется, по его словам выходит, что он от голода каждый день умирает три раза. А я улыбаюсь. Он про голод, а я улыбаюсь. Тогда он спрашивает:

«Чему ты улыбаешься?»

«Я улыбаюсь вон той сабе с кумысом и тому блюду с сыром. Почему они в нашем разговоре не участвуют?»

Пришлось Шик-Бермесу предложить угощение.

А на следующий день ко мне приходят его работники – сородичи от него сбегали, приходилось чабанов и табунщиков из других родов нанимать, – жалуются: плохо живут, совсем запах мяса забыли.

«Ничего, – говорю, – не печальтесь, накормлю вас».

«Э-э, Алдакен, – отвечают они, – скорее из воды огонь добудешь, чем жадного бая сделаешь щедрым».

«Ничего, – говорю, – ветер не подует – тростник не шелохнется. Будет вам баран!»

И в тот же день – надо же такому несчастью случиться! – баран упал в сухой колодец, сломал себе ногу. Шик-Бермес бегает вокруг, то за голову, то за живот хватается, кричит:

«Ой, пропадет баран! Ой, за что меня аллах покарал! Ой, что теперь делать!»

«Делать нечего, – говорю я ему, – надо его быстрее прирезать, а то сдохнет – есть нельзя будет».

Прирезали барана.

«Что же теперь делать? – спрашивает бай. – Сразу столько мяса. Мне одному не съесть!»

Тут я ему посоветовал поймать двух перепелок сразу: и от славы скупца избавиться и мясу не дать пропасть. Он послушался. Позвал своих работников и сказал им:

«По степи ветер носит грязные слова, будто я скупее всех. Пусть аллах накажет тех, кто этому верит!

Вот, смотрите, какой я щедрый: варю для вас барана! Только с уговором: вам из казана – все жидкое, мне – все твердое. А?»

Работники вздохнули, согласились – хоть навара мясного поесть. Я сам с казаном возился, огонь такой развел – сразу все забурлило. А варил я мясо долго-долго. Бай волнуется, я его успокаиваю: сейчас, мол, все будет готово. Мясо так у меня разварилось, что от костей отвалилось. Тогда я начал всех угощать.

«Мне твердое, твердое! – твердит Шик-Бермес. – Как уговорились!»

Но твердого-то в казане – одни кости! Так работники все мясо съели, а Шик-Бермес кости глодал. Э-э, и как он меня ненавидеть стал с той поры! Увидит – дрожит весь. Вот-вот замертво упадет.

– Алдакен-ага, правда все то, что о вас говорят? – спрашивали у Алдара-Косе дети. – Сколько историй с вами происходило!

– Дорогие мои, – отвечал Алдакен, – для того чтобы совершить все, что обо мне говорят, и двух больших жизней не хватит. А у меня позади всего ничего – жизнь-то во-о-он какая маленькая! Ведь любой из вас может выдумать что-нибудь интересное и даже веселое, стоит только захотеть.

– Э-э, не так это просто, Алдакен, – говорили взрослые жатаки. – Кому аллах дал смекалку, а кому – нет… Вон жадный Шик-Бермес: его хоть плеткой бей – ничего он веселого не придумает!

…Но те, кто так говорил, ошиблись. Оказалось, что Шик-Бермес, если нужно, может такое придумать – только руками разведешь от удивления!

– Это самое смешное, что я слышал с прошлого лета! – сказал Алдакен, когда отдышался от смеха. – Ай да Шик-Бермес!

Вот как жадный бай развеселил жатаков.

Он приехал в аул, собрал всех мужчин и сказал:

– Вы знаете, что мой лучший друг Алдар-Косе сейчас томится в ожидании казни! Но я хочу его спасти и договорился об этом с Аблаем. Если мы соберем хороший выкуп, то моего дорогого друга Алдакена отпустят живым и невредимым! Вы не верьте тем, кто говорит, что мы с ним были враги! Не было и нет лучших друзей! Мне бы сидеть в юрте бая Аблая и есть пилав, пить кумыс. А я езжу по степи и собираю выкуп для Алдакена!

– Да, это наш лучший друг, – поддакнул толстый родственник. – Мы ничего не пожалели, чтоб спасти его!

– Если бы он захотел рассказать, как спасал Алдакена однажды ночью в моем ауле, – показывая на толстого родственника, молвил Шик-Бермес, – то вы бы диву дались! Как он защищал Алдакена арканом и камчой! Э-э, для друга и жизни нельзя жалеть! А денег тем более!

– Когда дело идет о деньгах, – сказал Алдар-Косе Илхасу и Жанше, которые передали ему слова Шик-Бермеса, – то самый тупой и глупый богач становится изворотливым и опасным, как змея. Жадный бай хочет отыграться – ведь я заставил его вынуть из тайника десять золотых монет. Теперь он решил во что бы то ни стало вернуть их.

– Если не с твоей помощью, то с помощью твоего имени, – произнес Илхас.

– Давай, Алдакен, мы приведем этого жадину к тебе? – предложил Жанша. – Свяжем его жигитов, отберем то, что они собрали обманом в других аулах!

– Нет, я сам с ним расправлюсь! – сказал Алдар-Косе. – Пора уже мне выходить из юрты!

– Неужели вы пожалеете барана или козленка, когда гибнет наш Алдакен? – продолжал уговаривать жатаков Шик-Бермес. – Ведь столько сделал для вас всех Алдар-Косе! Правда, ни для кого он не сделал столько добра, сколько для меня. Но зато и друга у него нет преданнее, чем я…

Однако красноречие Шик-Бермеса не вызывало у жатаков никакого отклика. Они только весело улыбались, но не трогались с места, не бежали, как это было в других аулах, в свои юрты, чтобы принести жадному баю монету или две.

– Мы с вами все дети одной степи, казахи! – вновь пустился в уговоры Шик-Бермес. – Вы же, видно, не любите Алдар-Косе, который сделал для вас так много добра! В других аулах за него готовы последнее отдать. А вы… э-э, плохие вы казахи… Ведь если вы будете скупиться, то не видать вам нашего Алдакена в живых!

Шик-Бермес даже слезу пустил от жалости, но не успел он вытереть глаза рукавом чапана, как увидел того, кого он больше всего боялся увидеть: перед ним стоял живой и невредимый Алдар-Косе!

Толстый родственник зажмурился от ужаса. Шик-Бермес словно окаменел, рука его так и застыла на полпути к лицу.

– Ты хотел встретиться со мной в степи, как жигит с жигитом, – сказал спокойно Алдар-Косе. – Помнишь, что ты сказал три ночи назад в ауле у Бапас-бая? Так вот, мы встретились!

– Казахи! – вдруг тоненьким голосом завопил Шик-Бермес. – Это… шайтан! Это не Алдар… не Косе…

– Ошалелая утка ныряет хвостом вперед! – усмехнулся Алдар-Косе. – Так и ты, бай, уже не понимаешь, что говоришь!

Шик-Бермес вдруг захрипел, покраснел, замахал рукой и медленно повалился на бок. Он смотрел в ужасе на Алдар-Косе, шевелил губами, но сказать ничего не мог.

Жигиты без всякого сожаления смотрели на онемевшего от испуга бая.

Глава тринадцатая
ТАЙНА ДАЛЬНИХ ГОР

Крылья большой мечты с годами не слабеют.

Казахская пословица

Жигитов Шик-Бермеса заставили отдать все ценности, которые они с помощью обмана собрали в других местах. Потом несколько жатаков вместе с толстым родственником поскакали вдогонку за отарой, отправленной Шик-Бермесом два дня назад в свой аул. Двое жигитов увезли онемевшего Шик-Бермеса.

– Везите медленно, – напутствовали их жатаки, – а то не довезете бая до его юрты!

Вскоре после отъезда Шик-Бермеса в аул прискакал Жиренше.

Он ворвался в юрту, где отдыхал Алдакен, бросился к нему на шею.

Друзья обнялись, долго молчали.

– Э-э, да ты уже настоящий палуан! – сказал Жиренше. – Как обнял меня – кости хрустнули! Значит, можно ехать к Дальним горам!

Как ни уговаривали Жиренше отдохнуть после большой дороги, он твердил одно: ехать, ехать, ехать.

– Если, конечно, Алдакен может сидеть в седле! – каждый раз добавлял он.

Алдар-Косе заявил, что на Желмае он может ехать хоть до самого неба.

Жигиты вышли готовить коней и Желмаю в дорогу, а Жиренше и Алдар-Косе рассказали друг другу обо всем, что произошло с ними.

Светлая, почти прозрачная бородка Жиренше тряслась от смеха, когда он показывал, как удивились баи, увидев вместо Алдакена его, Жиренше. Он показал, как выпучил глаза Мошеке-Обжора, как потерял напускную невозмутимость Аблай, как вцепился в свою толстую бороду Ергалы-бай.

Долго смеялись друзья над выдумками Жиренше, и даже плен Алдар-Косе и его избавление от казни стали казаться им если не веселой, то забавной историей.

Алдакен поведал своему спасителю происшествие с Шик-Бермесом. Жиренше удивился выдумке жадного бая.

– Мы часто забываем, – задумчиво промолвил он, – что враги тоже коварны и хитры. Пора уже показать баям нашу силу. Мы должны во что бы то ни стало привести в степь жигитов с Дальних гор. Я, Илхас и Жанша тоже поедем к Шойтасу. Теперь уж одного тебя мы не оставим!

Солнце еще не сделало и половины пути по небу, когда жатаки вышли в степь провожать Алдар-Косе, Жиренше, Илхаса и Жаншу.

– Скоро вернемся, родные! – сказал Алдакен.

– Ничего не бойтесь! – крикнул Жиренше. – Мы вернемся с надежной защитой!

Сначала ехали знакомой дорогой. К вечеру миновали брод через реку – тот самый, где черный Срым устроил засаду и захватил Алдакена.

За рекой пошли нетронутые степи. Они белели круглый год. Зимой – от снега, летом – от ковыля. Их так и называли Белыми.

Дав небольшую передышку Желмае и коням, жигиты провели в седлах всю ночь. К рассвету они миновали колодец Боз-Айгыр – место, на котором Жиренше ждал Алдакена и где жигиты узнали о том, что Алдакен попал в когти Аблая.

Выбрав ложбину поудобнее, всадники устроили привал. Сразу, даже не притронувшись к запасам еды, которую им дали с собой жатаки, заснули.

Илхаса и Жаншу разбудил смех. Смеялись Алдакен с Жиренше.

– Желекеш никак не хотел отпускать меня, – рассказывал Жиренше. – «Ты, говорит, должен ехать вместе со всеми салы и сэрэ». Я ему говорю: «При чем тут салы и сэрэ? Я этих музыкантов и певцов вижу первый раз в жизни! Ты же знаешь. Я попал к Бапасу по небу! Мне с тобой не по пути». Пришлось уехать от него не прощаясь.

– Но с друзьями ты договорился? – спросил Алдакен.

– Они схватят Желекеша и его жигитов, как только луна снова родится на небе. К этому времени мы с жигитами Шойтаса уже будем в степи! – уверенно произнес Жиренше.

Алдакен, как все люди, вновь вернувшиеся к жизни, был особенно весел и радостен. В седле и на земле, после еды и перед сном он без устали шутил, вспоминал забавные истории, остроумные проделки.

– Давайте-ка теперь подумаем, как нам быстрее проехать к Дальним горам, – сказал Жиренше. – Вон, видите, тучка стоит там, где небо сходится с землею? Это уже горы виднеются!

…Через день жигиты увидели горы во всей их великой красе. Но прошел еще один день, прежде чем они ощутили прохладное дыхание скал и въехали в первое большое ущелье. Там друзья остановились, чтобы договориться, как искать Шойтаса.

Мрачная красота каменных исполинов, суровые склоны ущелий, могучие валы клокочущих потоков, вьющихся в глубоких расщелинах, – жигитам, привыкшим к бескрайним просторам плоской степи, все это казалось чужим, тревожным.

Даже Алдакен и тот затих, стал немногословным, лицо его посуровело.

Как искать Шойтаса, никто не знал. Решили ехать по едва видной тропе вверх и вверх – ведь кто-то встретится в конце концов!

На следующее утро, после неуютного ночлега в сырой пещере, жигиты встретили молодого казаха. Его малахай был неизвестного покроя – таких в степи, где жили друзья, не носили.

– Жигит Шойтаса! – воскликнул Жанша, первый заметивший всадника, и погнал коня ему навстречу.

Всадник также радостно бросился к ним. Оказалось, что он тоже приехал из степи, которая лежит к востоку от гор, в десяти днях пути.

– Я Исатай, из рода Болат, – сказал жигит. – Вот уже три дня и три ночи ищу Шойтаса.

Исатай, по прозвищу Левша – его левая рука была значительно сильнее правой, – видно, считался у себя в степи лихим жигитом, если его послали за Шойтасом.

Узнав, что случай свел его с Алдар-Косе и Жиренше, о проделках которых слух дошел и до их юрт, Исатай очень обрадовался.

– Мы найдем Шойтаса! – радостно воскликнул он. – Ведь с нами такие известные жигиты!

Он рассказал друзьям, что без Шойтаса им никак не справиться с обнаглевшими жадными баями, поведал, как голодают жатаки.

– Кроме собственного кулака в рот положить нечего! – грустно молвил Исатай.

– И у нас творятся такие же дела! – тоже погрустнел Жиренше. – Есть ли край, где не жирные баи, а бедняки живут хорошо?

– Там уж бедняки не были бы бедняками, – улыбнулся Алдакен.

– Вот я и хочу, чтобы бедняки… – начал Жиренше.

– …стали баями? – перебил его Алдакен.

– Нет, – продолжал Жиренше, – стали жить так, как им хочется, а не так, как хочется аблаям!

– Для этого мы и приехали сюда, – сказал Илхас. – Шойтас нам поможет!

– Мы с отцом и братом работали на бая всю зиму, – пожаловался Исатай, – а как бай нам отплатил? Дарю тебе, сказал бай отцу, землю… ту, что под твоей юртой!

Искать Шойтаса стало немного легче – Исатай-Левша уже объездил ближайшие ущелья. Значит, можно было сразу ехать в объезд горы.

На следующее утро им повезло: в большом ущелье, на одном из склонов, они заметили дымок.

Однако добраться до него оказалось не так-то просто: лишь после полудня, пробравшись сквозь заросшую дикими цепкими растениями расщелину, жигиты увидели небольшую, сложенную из толстых древесных стволов хижину. Из ее крыши курился дым.

Коней, которых нельзя было провести к хижине, пришлось оставить внизу, возле ручья, бегущего по дну ущелья. Сверху кони выглядели маленькими, как мыши. Желмая рядом с ними казался сусликом.

Седобородый рослый казах в меховой круглой шапке вышел из хижины навстречу незваным гостям.

После приветствий и расспросов о здоровье жигиты рассказали, кто они и откуда.

Старик слушал их внимательно, иногда легкая улыбка проносилась по его белому, отвыкшему от степного солнца лицу.

Все расселись возле хижины на стволах поваленных деревьев.

Старик долго выспрашивал у жигитов, как и где теперь кочуют аулы, кто из баев разбогател, а кто обеднел, кто кого взял в жены и кто у кого родился.

– Я знал одного хитреца, по имени Алдар-Косе, – вдруг сказал старик. – Давно, когда я еще был молодым… Не твой ли это сородич? – обратился он к Алдакену.

Алдакен покачал головой.

– На моих глазах, – продолжал старый казах, – этот весельчак выкинул одну из своих шуток. Отец Сансызбая дал Алдар-Косе пасти своих двух лучших коней. А хитрец спрятал их. Потом отрезал у каких-то старых лошадей хвосты, воткнул их в землю, а сам уселся как ни в чем не бывало и играет на дудке. Бай пришел, смотрит: нет коней.

«Видишь – хвосты торчат, – говорит Алдар-Косе. – Кони ушли пастись под землю. А я им играю, чтобы они не потерялись и нашли дорогу обратно!»

Бай схватился за хвосты, Алдар-Косе кричит:

«Отпусти, оторвутся, кони пропадут!»

Бай не слушает – дернул и вытянул из земли два хвоста.

«Говорил тебе – не тащи. Сам виноват!» – сказал Алдар-Косе, и мы вместе с ним уехали на байских конях. Жаль, что это не твой сородич…

– Вы давно здесь живете, ага? – спросил Жиренше.

– Я люблю иногда приезжать сюда, – уклончиво ответил старик. – Я сказитель Жубандык.

Жиренше и Алдар-Косе переглянулись: имя знаменитого сказителя Жубандыка они слыхали от старших. А Жиренше несколько зим назад даже слушал сказителя на одном из аульных праздников. Но в последние годы Жубандык редко появлялся в степи. Люди говорили, что он живет не то в пустыне, не то в горах.

– Вижу ваши желания, гости мои, – продолжал Жубандык. – Вы ищете Шойтаса.

– Где же он, ага? – трепетно спросил Илхас.

Все жигиты подались вперед и затихли, жадно ловя слова Жубандыка.

– Его здесь нет, – ответил сказитель.

– Как же так? – растерянно произнес Исатай.

– Так! – спокойно проговорил Жубандык, глядя на заснеженные верхушки гор. – Ведь Шойтаса никогда не существовало.