Текст книги "Всадник без бороды (Юмористическая повесть)"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Борис Привалов
ВСАДНИК БЕЗ БОРОДЫ
Юмористическая повесть

Рисунки

И. Кошкарева

О БЕЗБОРОДОМ ХИТРЕЦЕ

Седая борода глупцу ума не заменит.

Казахская пословица

Кто первый рассказал об Алдар-Косе, веселом и смекалистом казахе?

Едва ли отыщется человек, который сможет ответить на этот вопрос. Ведь до сих пор никто не знает точно, когда жил Алдар-Косе. И даже больше того – существовал ли он вообще. Но откуда же берутся тогда всё новые и новые сказки о нем, кто вспоминает веселые подробности старых историй, как появляются рассказы о неизвестных доселе проделках и приключениях этого знаменитого парнишки?

Акын Джамбул как-то однажды сказал мне, что одна веселая история, происшедшая на его глазах лет шестьдесят назад, ныне приписывается Алдар-Косе. И многие даже ссылаются на него, Джамбула, как на хорошего знакомого Алдар-Косе.

– Но когда я был еще совсем маленьким, таким, что не мог сам сесть в седло, – продолжал Джамбул, – я уже слышал от своего деда о приключениях безбородого хитреца Алдар-Косе…

У каждого народа есть свой сказочный веселый герой. Вы, верно, знаете героя восточных анекдотов Ходжу Насреддина, украинца Катигорошка, белоруса Нéстерку, карела Кумóху, молдаван Пэкалэ и Тындалэ и многих других. Такому сказочному весельчаку обычно приписывают многие шутки, байки, анекдоты. Он является для своего народа воплощением остроумия и смекалки.

Представим себе, что кто-то весело подшутил над скупым жуликоватым купцом или сумел острым словом, хитростью восстановить права бедняка в споре с богатеем, обличить судью-взяточника и обманщика-попа. Народ, присутствующий при этом, несомненно, оценит по достоинству остроумную шутку, веселую смекалку. И, расходясь с базара, ярмарки, майдана по своим селам, аулам, кишлакам, люди долго еще будут вспоминать о веселом случае, который произошел на их глазах, рассказывать о нем родственникам, знакомым и даже всем встречным-поперечным.

Ну конечно, рассказывая, очевидец добавит два-три слова от себя, кое-что переиначит, а что-то и вовсе позабудет, выпустит из виду. И начнет рассказ кочевать от одного человека к другому, все время немного изменяясь, дошлифовываясь – так шлифуются песчинки в пустыне, когда ветер перекатывает, перегоняет барханы с места на место. В конце концов никто уже не помнит точно, где это произошло и с кем. А так как, например, всем казахам известно, что самым веселым выдумщиком в степи считается Алдар-Косе, то они и начинают приписывать шутку, а то и всю историю Алдар-Косе.

За сто, за двести лет сколько таких занятных приключений с Алдар-Косе накопилось в народной памяти!

Но дело не в том, что было и чего не было и жил ли на самом деле безбородый хитрец. Главное в том, что Алдар-Косе жив и поныне в народных казахских шутках, сказках, притчах, анекдотах, его знает и стар и мал.

Алдар-Косе, который раньше был врагом богачей, и до сего дня помогает нам бороться со всем плохим, лживым, вредным.

ПРОЛОГ

Непобедим тот, кто никогда

не чувствует себя одиноким.

Казахская пословица

Душной беззвездной ночью в степи небо и земля сливаются. Словно в большой юрте погас огонь, и со всех сторон только черный от копоти – и потому невидимый – войлок.

Можно мчаться всю ночь на лихом коне и не видеть оставленного позади пути – будто на одном месте топчешься.

Можно скакать с открытыми глазами или закрытыми – разницы никакой.

Можно ехать с песней или молча, кому как нравится.

Но кто родился в степи, кто дружит с ней, тот и во тьме не собьется с дороги.

Каждый холмик, каждая лощинка, каждая кочка и каждый камень – это старые знакомые, хорошие друзья, а ведь друга узнаешь всегда!

…Бежал по ночной степи верблюд. Седок, ссутулившись в седле, так уверенно выбирал дорогу, словно светило ему с неба полуденное солнце.

– Э-э, Желмая, – время от времени говорил седок верблюду, – как ты думаешь, не свернуть ли нам направо? Так путь будет короче, а?

И Желмая, словно соглашаясь со сказанным, не сбавляя хода, поворачивал направо.

Наконец далеко впереди появилась узкая серая расщелинка – это рассвет вбил клин между землей и небом. Словно приподнялась крыша темных туч и стала медленно открываться.

Желмая остановился и обернулся, будто спрашивая: ну, что будем делать?

Всадник соскользнул на землю.

Он был невысок ростом, смугл, остроглаз. Никаких намеков на бороду и усы не было заметно на его юношеском, почти мальчишеском круглом лице.

Тихонько напевая, он подошел к небольшой ложбине, едва различимой в густых предрассветных сумерках. Сбежал по склону на дно. Улыбнулся, взглянув на быстро светлеющий, уже почти освободившийся от туч край неба, позвал:

– Желмая!

Верблюд послушно спустился в ложбинку.

– Ложись! – приказал парнишка.

Желмая, невозмутимо пережевывая какую-то травинку, подогнул по очереди сперва передние ноги, затем задние, опустился на выжженную, еще хранящую ночную свежесть траву. Парнишка дружески потрепал верблюда по шее. Желмая вздохнул, лег на бок, вытянул ноги.

– Жаксы, хорошо! – довольно произнес парнишка и сдвинул на затылок шапку. – Будем немного отдыхать, мой Желмая!

Из притороченной к седлу сумы парнишка достал кошму, расстелил ее. Большая, выцветшая, тонкая от старости, она очень походила по цвету на выгоревшую степную траву.

Беззаботно напевая, парнишка накрыл Желмаю кошмой, затем взбежал по склону вверх, посмотрел на дно ложбинки – чудеса! Только что был верблюд – пропал! Вместо него бугорок появился. А кошму невозможно от земли отличить.

Засмеялся парнишка, поправил шапку на голове, спустился к Желмае и сам залез под кошму.

Солнце уже вот-вот должно было брызнуть светом из-за горизонта. Небо стало чистым, только на западе еще грозно чернели тучи – осколки ночной тьмы.

И оттуда, из-под мрачных туч, донесся глухой топот. Он становился громче, грознее. Неслись над степью легконогие скакуны.

Всадники, сжимая в руках камчи – нагайки, зорко оглядывали степь. У каждого седла дубинка – шокпар.

Недалеко от ложбинки, где под кошмой спрятались верблюд и его хозяин, всадники остановились.

– Этот проклятый парень поскакал, видно, к аулу Сансызбая! – зло сказал рыжебородый жигит со шрамом на щеке.

– Э-э, Желекеш, хитрец свернул, наверно, к Белой степи! – возразил чернобородый жигит, такой большой и широкоплечий, что казалось странным, как держит его на себе тонконогий, стройный конь.

– Ты, Срым, поедешь к Белой степи! – приказал рыжебородый и зло полоснул воздух нагайкой-камчой. – Если этот щенок поскакал туда, то твои скакуны к полудню догонят его верблюда. А я поскачу к Сансызбаю.

Чернобородый Срым недовольно зашевелился в седле, и конь под ним заржал, словно жалуясь на непосильную ношу. Срым понимал, что Желекеш выбрал себе дело легче и приятнее: в ауле жигитов примут как дорогих гостей, накормят, напоят. А ему придется мчаться по степи день, а может, и ночь…

Но перечить рыжебородому Срым не стал. Он повернул коня, и за ним повернули коней четверо его жигитов.

– Э, попадись мне только Алдар-Косе! – пробормотал Срым. – Я его вгоню в землю!

– Постарайся взять этого щенка живым! – сказал рыжебородый. – Ты же знаешь желание Аблай-бая! Хош! Прощай!

Зазвенели уздечки, кони дружно ударили копытами по сухой земле, будто десятки крепких пальцев ударили в бубенцы, и всадники разъехались.

Когда дробный стук копыт стих, взошло солнце.

Степь преобразилась. Только что она лежала мрачная, серая, и земля казалась изможденной, старой. Но радостные прохладные лучи восходящего светила стерли с нее усталость и серость. При ярком свете почти не стали заметны многочисленные морщины и морщинки – кочки, овражки, холмики, складки, – степь помолодела, как лицо от улыбки.

Из-под кошмы вылез парнишка. Щурясь от света, огляделся, весело подмигнул солнцу, снял шапку. Ярко-рыжий вихор на макушке вспыхнул, как язычок пламени.

Парень схватил кошму за угол, одним рывком сдернул ее с верблюда.

Желмая, продолжая жевать, открыл один глаз, посмотрел на своего хозяина и сел.

– Хоп, хоп! – сказал парнишка. – Пора в дорогу, дружище!

Он водрузил на голову шапку, быстро скатал кошму, влез в седло.

Желмая нехотя поднялся на ноги.

– Ну, а славные, храбрые, мудрые жигиты пусть ищут ветер в степи! Верно, Желмая? – засмеялся парнишка.

…Желмая шагал все быстрее.

Парнишка, покачиваясь в седле, улыбался своим мыслям и напевал легкую, как взмах птичьего крыла, степную мелодию.

Глава первая
БОЛЬШАЯ ЮРТА АБЛАЯ

Собака лает, а караван идет.

Казахская пословица

Собаки лаяли наперегонки – без устали, не переставая, до хрипа. Да и как еще могли вести себя верные псы: к Большой белой юрте бая Аблая весь день подлетали жигиты на усталых конях, а другие жигиты выбегали из юрты и на свежих скакунах мчались в степь.

Бай Аблай сидел среди старейшин и ближайших сородичей. Молодая жена его так быстро сновала туда и сюда, поднося гостям то лепешки, то свежий кумыс, что тихий звон серебряных украшений, которыми были увешаны ее косы, напоминал трель веселого ручейка.

Юрту украшали богатые ковры, на кошмах ветвились цветистые узоры. Гости сидели чинно: седобородые – на почетных местах, те, кто помоложе, – ближе ко входу. Среди оживленных, взволнованных, разгоряченных лиц гостей лицо хозяина юрты выделялось своей невозмутимостью и спокойствием. Бай Аблай не спеша отхлебывал кумыс из чаши, изредка касался пальцем своих черных как вороново крыло усов или проводил ладонью по короткой, такой же иссиня-черной бородке.

И каждый раз, когда пальцы бая пускались в путешествие по усам и бороде, в юрте стихал разговор, гости настороженно смотрели на Аблая. Уж кто-кто, а они, старые верные друзья и помощники бая, знали: чем спокойнее он выглядит, тем более сильные бури бушуют и клокочут у него в голове и в сердце. Лишь пальцы, прогуливающиеся по усам и бороде, выдавали степень гнева Аблая: в такие мгновения от вспыльчивого и сумасбродного бая можно было ожидать чего угодно.

Про Аблая казахи говорили, что брюхо его всегда сыто, а глаза вечно голодны; что живет он в теплой юрте, а сердце у него холодно, как камень, лежащий на льду; что хотя он родился как человек, но вырос волком.

Аблай был жесток и властолюбив. Ему все время казалось, что его многотысячные стада слишком малы, что его караваны, шагающие в ближние и дальние города, беднее других, что его знаменитые скакуны хуже, чем скакуны других баев. И хотя не было в степи человека богаче Аблая, он считал себя беднейшим среди бедных.

Народная молва гласила, что жадный Аблай силой или хитростью отнимает у всадника коня, у пешего – посох, у бедняка рваный малахай снимает с головы, а у тех, у кого и шапки-малахая нет, снимает голову.

Если видел Аблай в степи след верблюда, расстраивался: а вдруг это прошел не его верблюд, а чужой? Видел дым над юртой – опять злобой наливался: кого-то другого, не его, в гости ждут. В погожий день он места себе не находил: так ему было обидно, что солнце светит всем. А в ненастье он снова наполнялся гневом: как это дождь пошел без его ведома, сам по себе?

Но сейчас бай Аблай, кроме гнева, испытывал еще и страх: в последнее время все чаще и чаще его приказания оставались невыполненными, а его желания – неудовлетворенными. Страшно баю было потому, что он не мог понять: какая сила ему противоборствует? Почему те, кто прежде покорялись даже его взгляду, нынче подчиняются лишь дубинке-шокпару, а то и вовсе выходят из повиновения?..

Два дня жигиты из аула Аблая и аулов его сородичей мечутся по степи в погоне за Алдар-Косе – парнишкой, который еще и бороды не успел отрастить.

– Скакуны ваши не могут догнать плешивого верблюда, – сквозь зубы говорил жигитам Аблай, и глаза его становились прозрачными от злости. – Вам не на конях ездить, а кобылиц доить! Вы хуже старух – от тех хоть какой-то толк есть!

Жигитам было стыдно смотреть на бая, на старейшин. Их лица чернели, краснели, покрывались потом. Пальцы до хруста сжимали в кулаках камчи – нагайки. Жигиты выбегали как ошпаренные из юрты, вскакивали на коней, с гиканьем и с криками: «Гони, гони, гони!» – снова мчались в степь.

Аксакалы, белобородые аульные мудрецы, собравшиеся вместе с аблаевскими сородичами на совет, только головами покачивали: видно, сам аллах помогает Алдар-Косе! Десятки лучших скакунов не могут догнать одного верблюда! Ох, дела!..

– Алдар-Косе едет к дальним горам, – слегка раскачиваясь всем телом, говорил седобородый Ергалы-бай, дядя Аблая, старший из всех собравшихся. – Пути ему семь дней. От силы – восемь.

– Два дня уже прошло, – резко сказал, словно каркнул, Аблай-бай.

– Такой жигит, как Желекеш, думаю, к вечеру поймает этого щенка Алдар-Косе, – продолжал Ергалы-бай.

– Столько уважаемых людей собралось здесь из-за нищего мальчишки Алдар-Косе! – глядя в чашку с кумысом так пристально, будто на дне ее он видел все, о чем говорил, произнес Аблай-бай. – Мы позорим память наших предков. Два дня думаем, как поймать в степи этого волчонка, а он смеется над нами! Лучшие жигиты входят в юрту и говорят одно и то же: «Алдар-Косе прямо сквозь землю провалился!»

Вновь заголосили аульные собаки. Сквозь их лай стал слышен топот копыт. Возле Большой юрты он замер. Даже толстый войлок юрты не мог приглушить усталый хрип коней, их тяжелое ржание.

Аблай и гости с надеждой смотрели на вход: кто прискакал? Какие вести привез?

Коренастый рыжебородый жигит со шрамом на лице вошел в юрту. В руке за спиной он держал камчу, и она, выдавая волнение жигита, виляла, как хвост верного пса, завидевшего грозного хозяина.

– Желекеш… Желекеш… – зашептались гости.

Желекеш отдал салем – поздоровался со всеми.

– Ну? – не выдержал Аблай. – Говори! Скорей говори!

– Алдар-Косе сквозь землю провалился…

– Шайтан! – каркнул Аблай-бай, и его пальцы, сжимающие чашу с кумысом, побелели.

– Мы утром были на урочище Кулиншака и разделились: Срым поскакал в Белую степь, а я – к аулу Сансызбая… Но мальчишку никто из тамошних жигитов не видел… Видно, Срым догонит его…

– И вы не встретили ни одного верблюда? – озадаченно спросил Ергалы-бай. – Иногда Алдар-Косе, это отродье шакала, пускает верблюда пастись, а сам прячется…

– Нет, бай-ага, – со вздохом ответил Желекеш, – мы не встретили ни одного верблюда.

– Кто не хочет видеть, тот и горы не приметит! – проговорил Аблай.

– У него не простой верблюд, – проговорил один из аксакалов, – а Желмая-быстроногий.

– Одногорбый! – уточнил второй аксакал.

– Нет, – покачал бородой первый аксакал. – Двугорбый! Я сам видел!

– Горб один!

– Нет два!

– Пусть будет один с половиной! – примирительно сказал Ергалы-бай. – Ведь недаром говорят, что Желмая родился от одногорбой матери и двугорбого отца…

– В одном старом предании есть предсказание, – начал первый аксакал, – что когда на землю придет трехгорбый верблюд, то это будет означать конец света… Степь и небо поменяются местами…

– Ему осталось пути пять дней, – задумчиво произнес, словно разговаривая сам с собой, Аблай. – Мы должны поймать Алдар-Косе… Вы все понимаете, что будет, если мы не схватим его живым или мертвым. Его нужно привезти сюда!

Аблай задумался, глаза его гневно сверкнули, и он добавил:

– Но лучше – живым!

На окраине аула, у овечьих загонов, вновь залаяли собаки. По мере приближения всадников к Большой юрте, к ним присоединялись все новые и новые голоса. В конце концов лай достиг такой силы, что даже топота копыт не слышно было.

В юрту Аблая втиснулась громадная фигура чернобородого Срыма.

Он приветствовал собравшихся и, тяжело дыша, посмотрел прямо в глаза Аблаю:

– Что мы могли сделать, бай-ага?.. Он сквозь землю ушел!

– Будь проклят день, когда я выпустил этого мальчишку из своих рук! – истошно закричал Аблай-бай, и чаша с кумысом полетела на пол. – Сорок лучших жигитов пусть возьмут лучших скакунов! И пусть не возвращаются без Алдар-Косе!

Аблай закрыл глаза, чтобы гости не увидели пламени гнева, которое пылало у него внутри.

В юрте стало тихо. Только едва слышно звенело серебро в косах жены Аблая, которая бросилась подбирать черепки чаши. Через несколько мгновений бай открыл глаза и спокойно произнес:

– Седлайте коней. Я сам возглавлю погоню.

Аблай поднялся и направился к выходу из юрты. Несколько жигитов пошли за ним следом.

Гости, оставшись без хозяина, для приличия некоторое время озабоченно молчали, потом оживились, и непринужденный разговор вспыхнул сразу в нескольких местах.

Двое аксакалов заспорили о том, когда Алдар-Косе первый раз встретился с Аблаем.

– Он был еще ребенком, – горячился первый аксакал, – когда сумел высмеять бай-ага!

– Когда бай приказал ему придержать коня? – уточнил второй аксакал.

И оба седобородых захихикали. Да, только будущий Алдар-Косе мог так ответить могучему богачу!

…Однажды Аблай поехал в отдаленный аул. Кони спутников отстали от резвого аблаевского скакуна, бай примчался один. Он соскочил с коня возле юрты старейшины и протянул повод какому-то мальчишке, вертевшемуся тут же:

– Эй, подержи моего коня!

– А он не кусается, бай-ага? – спросил мальчик, пряча руки за спину.

– Нет, нет! – нетерпеливо воскликнул Аблай.

Из юрты вышли женщины, остановились, почтительно приветствуя бая.

– Он, верно, лягается? – снова спросил мальчик, все еще не торопясь взяться за повод.

– Да нет же! – ударил камчой по сапогу Аблай.

– Ну, тогда он сбежит от меня! – вздохнул мальчик.

– Он никуда не сбежит! – вскричал выведенный из себя Аблай. – Держи!

– Зачем же держать клячу, которая не кусается, не лягается и не может сбежать? – невинно глядя в злобные глаза богача, удивился мальчик. – Она и так никуда не денется!

Все, кто слушали этот разговор, зафыркали от смеха, а бай побелел от гнева.

– Вот так и встретились первый раз Аблай и Алдар-Косе, – сказал первый аксакал.

– Нет, нет! – потряс сухой ладошкой второй аксакал. – Впервые они встретились совсем в другой раз… Когда умер любимый конь Аблая.

…Это была знаменитая история, которую знала вся степь.

Лет десять тому назад у Аблая заболел его любимый конь. Жадный бай так близко принял это к сердцу, что чуть-чуть сам не захворал. Не владея собой в гневе, Аблай сказал тем, кто был приставлен к скакуну:

– Знать ничего не хочу о его болезни! Мой конь должен выздороветь! А кто посмеет сказать слово «околел», того я живьем в землю закопаю!

И все, даже самые храбрые, затрепетали. Потому что дни скакуна были сочтены, а слово жестокого Аблая почиталось нерушимым.

Как ни старались слуги спасти коня, ничего не вышло. И в ту минуту, когда он издох, Аблай, словно почуяв смерть любимца, спросил о коне:

– Как он? Лучше ли? Узнайте!

Слуги выбежали из юрты, а назад к баю возвращаться с печальной новостью никто не захотел.

Жигиты и пастухи, коноводы и водовозы толпились возле павшего скакуна и бормотали испуганно:

– Убьет нас бай!

– В землю загонит…

– Погубит… всех погубит…

Тогда к Аблаю смело пошел мальчуган, имя которого ныне все позабыли, потому что вся степь теперь называет его Алдар-Косе.

Толпа затаила дыхание: что-то будет?

В полумраке юрты, как обычно, сидели рядом с баем аксакалы, пили чай, горестно покачивали своими седыми бородами. И услышали старики смелый разговор Алдар-Косе с грозным баем.

– Что с конем? – исступленно каркнул Аблай, даже не разглядев хорошенько, кто вошел в юрту.

– С ним – ничего, – ответил мальчик. – Он такой же, каким был прежде.

Бай рассмотрел, что перед ним почти ребенок, и удивился:

– Ты сам видел его?

– Да, – продолжал мальчик. – Он совсем такой же. Только не ест, не пьет, не открывает глаза, не шевелится.

– Околел! – закричал Аблай. – Он мертв!

– Бай-ага, вы первый сказали это проклятое слово «околел»! – воскликнул мальчик. – Значит, вы должны наказать самого себя!

И Алдар-Косе исчез, словно в воздухе растаял.

Аблай в бессильном гневе посмотрел на стариков, на замерших возле входа жигитов. Слово пришлось нарушить – ведь сам себя бай в землю закапывать не собирался!..

– Нет, нет, – всполошился первый аксакал, – ты неправ, о почтеннейший! Аблай-ага и Алдар-Косе встретились не так…

– Хватит! – поморщился Ергалы-бай. – В воде нет масла, в болтовне – смысла. Вам бы только спорить! Кому какое дело, когда они встретились… Сейчас бай вернется в юрту и спросит, что мы придумали. Как поймать безбородого хитреца? Что вы скажете? У него в степи везде дом… Говорят, у его отца было десять братьев и сестер, да у его матери десять братьев и сестер… Вот почему у него всюду родня.

Аксакалы замолчали и принялись внимательно следить за молодой женой Аблая, которая внесла в юрту большое блюдо с куырдаком – поджаркой из бараньих почек и печени.

Ноздри гостей зашевелились – так аппетитно дымило блюдо с угощением.

– Алдар-Косе трус! – сказал один из гостей, не сводя взора с куырдака. – Если б он был настоящий жигит, он бы не прятался трусливо в степи, а принял бой… Сразился бы с нашими жигитами!

– Да, да, – закивали бородами аксакалы, – верно говоришь.

– И не только трус, а еще и наглец, – молвил Ергалы-бай. – Помните, как он обидел Сансызбая, когда тот приехал к нам с богатыми дарами?

– Э-э, ага, в тот раз сначала Сансызбай обидел Алдар-Косе, – сказал первый аксакал.

– Да, да, ведь он подарил Алдар-Косе ослиную попону, хе-хе! – развеселился второй аксакал.

– Хватит спорить! – прикрикнул Ергалы-бай. – Я говорю не о Сансызбае, а о наглости Алдар-Косе. Что ответил этот щенок великому и щедрому баю? «Да благословит тебя аллах за то, что ты возложил на меня платье со своего плеча!»

– Хе-хе, это же все равно что назвать бая ослом! – заметил первый аксакал.

– Хо-хо-хо! – рассмеялся кто-то из гостей, но, испугавшись, добавил: – Как земля носит такого наглеца!

– Один чабан говорил мне, – сказал второй аксакал, – что Алдар-Косе отрастил себе бороду… большую, черную.

– Он потому и зовется «Косе» – Безбородый, что у него не растет еще борода! – воскликнул первый аксакал. – Откуда же у него, почти мальчишки, может быть борода?

– Э, он же потому и зовется «Алдар» – Обманщик!

У него, может, и не одна борода, а сразу три! – завистливо сказал второй аксакал. – Ведь совсем еще мальчишка, а поймать его не могут! Знаете, что случилось с его бородой?

Однако эта история осталась неоконченной. Ржание коней заглушило все остальные звуки – видно, жигиты подвели своих скакунов к Большой юрте.

Потом послышались крики: «Хош! Прощайте!», «Да будет с вами благословение аллаха!», «Живым или мертвым!»

Ударили по тугой степной земле десятки копыт, даже войлочные бока юрты вздрогнули.

Аксакалы смиренно склонили головы – может, они молили аллаха об удаче, а может, просто не хотели, чтобы другие гости видели голодный блеск их глаз, устремленных на блюдо куырдака.

Вошел в юрту хмурый Аблай. Молча прошел на хозяйское место. Сказал, ни на кого не глядя:

– Лучшие жигиты наших аулов отправились в погоню за безбородым щенком!.. Прошло уже два дня! Осталось пять…

– Два дня, два дня, – заговорили гости.

– Пять осталось, пять… – забормотали аксакалы.

Аблай внимательно оглядел льстивые и тупые физиономии, окружающие его. Он понял, что сейчас все гости думают только о еде и та страшная опасность, которая им угрожает, если Алдар-Косе не будет пойман, им сейчас кажется незначительной, мелкой.

– Да, пять дней, – жестко повторил бай. И, не в силах отказать себе в удовольствии хоть немного испортить аппетит дорогим гостям, добавил: – Вы, о почтеннейшие, хорошо знаете, что нас всех ждет, если он не будет пойман! Угощайтесь!

И, криво усмехнувшись, протянул руку к блюду.