Текст книги "Сказ про Игната - хитрого солдата (с иллюстрациями)"
Автор книги: Борис Привалов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Пошто ты, Игнат, кровососа и душегуба Спирьку-Чёрта нынче ночью пожалел, живьём из рук выпустил? – спросил вдруг Демид. – Пусть бы князь с ним расправился, как с Ефимом, батогами…
– Отцепись, Демидка! – стукнула клюкой по полу Ульяна. – Дал Игнатушка промашку – в другой раз умнее будет. Не в Спирьке суть. А в отце Парамоне. Он князю главный советчик.
– Издали наш поп некрасив, зато поближе – ещё хуже! – улыбнулся Демид, и его озорная борода поползла вбок. – А уж как он пиявки князю ставит посмотреть любо-дорого! И всё вздыхает:
«Ах, мне бы на небеса… Там пожить по-райски…»
– Вот бы Парамону поскорее на небесах очутиться – всем бы стало легче, – произнёс дед Данилка. – Но он-то ловок, хитёр! О небесной жизни языком чешет-мелет, а с земной расставаться не желает… Охоч поп до зелья хмельного – другого такого охотника во всей округе не сыскать. Любит выпить, особенно на дармовщину. У меня с ним один раз такой случай вышел…
Но какой у деда вышел случай, Игнат так и не узнал: в избу влетела Стёпка и сказала, что по улице едет возок со Спирькой-Чёртом и Парамоном.
– И Дурында с ними – верхом! – звонко закончила Стёпка и снова убежала.
Игнат повернулся к оконцу, но сквозь старую, потрескавшуюся слюду ничего нельзя было разобрать.
– К нам, верно, едут-скачут, – молвил дед Даиилка. – Опять что-то Чёрт надумал!
– Известно что, – покачала головой Ульяна, – беду новую…
Демид и Василий вышли из избы.
– Врага встречают за околицей, – сказал Игнат, вставая с лавки.
Он потянулся было рукой к висящему в углу своему зелёному солдатскому кафтану, но передумал и, как был – босой, в чистой холщовой рубахе, шагнул к порогу.
Слегка прихрамывая, он вышел на улицу, где уже стояли Демид и Василий. Стёпка удобно устроилась на плетне.
Дед Данилка и Ульяна показались на пороге избы в тот момент, когда возок, запряжённый двумя лошадьми, остановился возле Демида и Василия. Дурында верхом на чалом коне сопровождал братьев.
Спирька-Чёрт держал вожжи, а рядом с ним восседал маленький, худенький попик в коричневой рясе. Рыжая бородка его была едва приметна. Бросалась в глаза непомерно большая, похожая на пузырь голова. Казалось, подуй сейчас хотя бы самый лёгкий ветерок – и улетит поп в выси поднебесные.
Но ветерка не было, и отец Парамон благополучно сошёл на землю, произнося нараспев:
– Мир да любовь, люди добрые!.. Ага, вот ты каков, Игнатик? – с ласковым любопытством оглядел он солдата. – Мужик, истинно мужик. Не отличишь!
– Я мужик и есть, за то мне и честь! – ответил Игнат.
– Э-э, Игнатик, врёшь! – усмехнулся поп, и толстые губы его зашевелились, как алые тряпицы на ветру. – Честь тебе за то, что ты двадцать пять лет царю-батюшке отдал.
– Я под началом царя был да родной земле, народу своему служил, прямо смотря в поповские глаза-горошины, сказал Игнат.
Парамон улыбнулся ещё шире, толстые красные губы расплылись, ощерился большой чёрный зуб.
– Я, Игнатик, радостную весть привёз, – умилённо проговорил он.
– Может, дожди пойдут? – хитро спросил Игнат.
– Ах, дожди, дожди… – вздохнул поп и перекрестился. – Засуха, пожар, наводнение – всё не от нас, а оттуда! – Он ткнул пальцем в небо. – Мы должны ждать да о жизни небесной не забывать. Вот там, – поп во второй раз поднял тонкий пальчик и ткнул его в белёсое от зноя небо, – нет ни дождей, ни засухи – никаких забот. Рай! Не то что здесь.
– Если там так хорошо, – сказал Игнат, – так чего мы здесь топчемся? Спеши на небо, отец Парамон, а мы – за тобой!
– Но попадёт на небо только тот, кто на земле живёт тихо, послушно, елейным голоском произнёс Парамон. – Затем, кто достоин, придут ангелы, раздастся трубный глас, и откроется ему дорога на небо… И увидит он бога-создателя…
– Видел я его, бога. – Игнат подкрутил усы. – Шёл я степным шляхом, попросился в хату на ночлег. А в той хате богомаз жил – все стены в иконах. Куда ни глянь – святые лики…
Поп Парамон перекрестился смиренно.
– Попросил я этого богомаза, – продолжал солдат, – отца моего покойного нарисовать. «Как же родителя твоего рисовать, если я его не видел?» – удивился богомаз. «Бога же тоже никогда не видел, а рисуешь!» говорю-я ему.
– Ну, и чем дело кончилось? – спросил поп.
– Переночевал среди богов, вот и всё. Теперь любого из них встречу сразу узнаю, – одними глазами усмехнулся Игнат.
Спирька-Чёрт слез с возка, передал вожжи сидящему верхом Дурынде.
– Отец Парамон, – поклонился попу подошедший поближе дед Данилка, пять молебнов было о дожде, два водосвятия, а ни капли не упало с твоего неба.
– Чудо надо ждать смиренно, – ответил Парамон. – Верить в него.
– И тогда с неба закапает? – спросила Стёпка.
– Цыц, несмышлёныш! – прохрипел Спирька. – Распустила язык!
– А отчего бы тебе, отец Парамон, не сотворить чудо? – спросил Игнат. – Я видел во славном городе Санкт-Петербурге, как попы чудеса творят. Прямо на площади. И на улицах тоже могут… Сотвори нам чудо, отче. Маленькое какое-нибудь.
Это был открытый вызов Парамону. Поп растерялся: как бы не опозориться. Он закатил глазки к небу и начал мелко и быстро креститься, чтобы выиграть время. Эх, придумать бы какой-нибудь ответ дерзкому солдату! Но, как назло, ничего не шло в голову.
В глазах Спирьки зажглись змеиные огоньки, и он снова, как это уже было раз нынешней ночью, почувствовал предательскую дрожь в коленках. Кто знает, что надумал этот проклятый солдат?
Спирька огляделся, встретился глазами с Дурындой, который преданно и доверчиво смотрел на попа. Затем взглянул с ненавистью на улыбающегося Игната.
Игнат же в оба глядел на большой, круглый, без морщин лоб Парамона, и думал о том, как хорошо было бы постучать в этот лоб, как в барабан.
– Не можешь, отче? – громко сказал Игнат. – Тогда сотворю чудо я.
Поп, Чёрт и Дурында, как по команде, уставились на солдата.
С удивлением смотрели на него и дед Данилка с Ульяной, и Василий с Демидом.
А восхищённая Стёпка соскочила с плетня и подошла поближе.
– Чьи это лошади? – спросил Игнат, кивая на возок.
– Мои, – пробормотал Спирька.
– Смотри, честной народ! – громогласно продолжал Игнат. – Сей момент этот возок с лошадьми и всем, что в нём есть, сгинет. Да так, что и духу от него не останется! Буду счёт вести до пяти! Раз…
– Ой, – сказал Спирька, – ведь и возок тоже мой… Давай, солдатик, покажи чудо на том коне, что под Дурындой…
– Не мешай! – закричал Игнат. – Теперь опять сначала всё начинать нужно! Чудо, свершись! Пусть сгинет этот возок с лошадьми! Раз… два…
– Да что он тебе дался, мой возок! – прохрипел Спирька. – Солдатик! Вот же конь стоит…
– То мой конь, – смиренно молвил поп Парамон. – Зачем ему на небо? Он и тут небесным делам служит… А Игнатик сказал так, и перетакивать не будем. Пусть твой возок пропадает.
Спирька злобно посмотрел на брата, а тот ответил ему широкой улыбкой.
– Буду считать тихо, – сказал Игнат. – Чудо всё равно свершится. Все закройте глаза, а то ударит молния – и вы ослепнете.
Все зажмурили глаза, а Спирька бросился к лошадям и схватил за постромки.
– Не отдам, – шептал он, закрыв глаза. – Не отдам!
Поп Парамон приоткрыл один глаз и встретился взором с хитрым взглядом Стёпки – она тоже ослабила прищур.
– Тьфу! – сплюнул поп и снова зажмурился.
– Четыре… – закричал Игнат.
– Не надо, солдатик! – взмолился Спирька. – Уже пропадает всё… Ой-ой-ой…
– Хорошо! – согласился Игнат. – Я ещё раз сотворю чудо! Чудо! Не разоряй бедного доброго человека Спиридона! Оставь ему возок и лошадей! Пять… четыре… три… два… один! Чудо свершилось! Смотрите все: возок и лошади, как были, целы и невредимы!
Все открыли глаза. Возок и кони стояли на том же месте, где прежде.
Только Спирька, по-прежнему зажмурив глаза, цеплялся за сбрую и бормотал:
– Не отдам… не отдам… мои… моё… солдатик…
– Эй, Чёрт! – засмеялся Игнат. – Открой очи-то. Назад всё повернулось. Твоё твоим осталось!
Спирька открыл глаза, тяжело дыша, огляделся.
Брови Игната ходили ходуном.
– Вот как надо чудеса творить!
– Я с тобой посчитаюсь ещё, – еле слышно проговорил Парамон. Чудотворец!
– Что ж тебя, солдатик, и этому в армии научили? – спросил Спирька.
– И многому другому, – ответил Игнат. – Поживёшь – узнаешь.
– Так зачем вы приехали, гости дорогие? – поклонилась бабка Ульяна. Не на чудеса же смотреть? Ко мне, верно?
– Где медовуха, бабка? – спросил Парамон. – Наварила бочонок, как я наказывал?
– Наварила, батюшка, наварила, как же, – снова поклонилась Ульяна. – В подполе он…
– Эй, Дурында, ступай за бочонком, грузи его в возок! – приказал поп.
– А у меня дело особое. – Спирька воткнул в Игната свои змеиные немигающие глазки. – Хочу должок вернуть. Обещал я тебе сапоги?
– Обещал, – согласился Игнат. – Неужели привёз?
Спирька кузнечиком прыгнул к возку, запустил туда руку и вытащил пару сапог:
– Получай, солдатик! С княжеской ноги сапожки!
– Мне всё одно, с чьей ноги, – довольно усмехнулся Игнат. – Лишь бы подмётки были в целости…
– Целы-целёхоньки! – щёлкнув по подмётке, улыбнулся Спирька. – Бери!
– Не бери! – воскликнула Ульяна. – Не бери их, проклятых! Они с княжеской ноги!
– Да что тут такого? – беря сапоги, сказал спокойно Игнат. – Я и царские сапоги в руках держал – жив остался.
– Взял! – прохрипел Спирька и закашлялся смехом. – Хе-хе-хе!
– Теперь ты князю-батюшке должен служить по совести! – ощерил толстый рот Парамон.
– Игнатка, то ж погибель твоя! – почти простонал дед Данилка. – Сапоги с княжеской ноги даются только князевым сборщикам. Тебя Данила Михайлович сборщиком податей делает вместо Ефимки… Не взял бы сапог – спроса нет. А раз взял – погиб.
– Слышал, солдатик! – прохрипел Спирька. – Не попади и ты под батоги! Князь даёт тебе три дня сроку – чтоб все подати с села были собраны! Все! До маковой росинки. Реестр, в коем прописано, сколько и чего надобно доставить князю, получишь в усадьбе.
Дурында притащил бочонок, положил его бережно, как живого, в возок.
– Едем! – приказал Спирька.
Поп, путаясь тоненькими ножками в рясе, полез следом за братом.
Дурында лихо вскочил в седло.
– Эй, снулые! – стегнул лошадей Спирька.
Возок помчался по пыльной улице. Дурында поскакал сбоку, чтобы не попасть в хвост пыли.
– Хотя и ношеные, но ещё послужат мне верой-правдой, – осматривая подарок, сказал Игнат. – Вот я наконец и при сапогах!
Но когда он поднял глаза, то удивился: Демид и Василий как-то робко, боком отдалялись от него и в глазах их смешались испуг и удивление.
Бабка Ульяна словно завяла – сгорбилась, платок чуть не по самые глаза спустила.
Дед Данилка сморщил лицо, будто кислицу-ягоду раскусил.
Только Стёпка радостно и доверчиво смотрела на Игната.
– Ты теперь князев приказчик, – произнёс Василий, – ты у нас поборы делать будешь…
– А мы тебе про наше спрятанное сказали, – скосил бороду Демид. Голыми руками всё забрать можешь…
– Те сапоги, которые князь сборщикам своим дарит, никто ещё до конца не сносил – не успевают… – вздохнула Ульяна. – Три дня… охо-хо… Вот так и Ефим-горемыка…
6. Пузыри на реке
Где ум – там и толк.
Старинная поговорка.
а другой день после полудня поп Парамон, Спирька-Чёрт и Дурында поехали провожать опухшего от бессонных ночей и выпитой медовухи Голянского.
Возок, на котором уезжал Голянский, сопровождали двое вооружённых верховых слуг графа Темитова.
– Тебя, боярин, нужно было охранять, когда ты сюда с денежками ехал, хихикнул Спирька. – А ныне-то денежки у князя-батюшки остались, хе-хе. К чему же охрана тебе?
Голянский пошлёпал губами, ответил вялым голосом:
– Расписка, которую мне Данила Михайлович для графа дал, дороже денег.
Набрякшие сальцем жёлтые щёки и вислые губы Голянского тряслись на ухабах, глаза слипались, но он всё же не мог удержать довольной улыбки: и коня своего сбыл Ночному князю с прибылью, и для графа сделку выгодную заключил. Ещё бы! Стоеросов почти всех мужиков своих вместе с семьями продал Темитову, на вывоз! От этой купли-продажи и ему, Голянскому, немалая толика перепадёт!
– Сиятельный граф Темитов чудак, – шлёпал губами Голянский, – хлебом не корми – дай поспорить. Миллион может проиграть – глазом не моргнёт. Ну, а ваш князь ещё того чуднее… Много лет его знаю, а привыкнуть не могу… Ночь в день переделал… Чудак!
В первом возке, по бокам которого скакали верховые, сидели Голянский, Спирька-Чёрт и поп Парамон.
В другой повозке, сжимая вожжи в пудовых кулаках, расположился Дурында.
На высоком берегу реки все остановились. Внизу лежала обессилевшая от жары, обмелевшая река. К ней спускалась дорога, кривая, как коровий рог. Но на том берегу дорога, словно купание придало ей силы, становилась стройной, стремительно перерезала бурый ковёр лугов и скрывалась в расщелине далёкого леса. По ту сторону леса лежало Заболотье – не так уж далёкий край, в котором, однако, мало кто из жителей стоеросовских владений бывал.
Здесь, на крутом берегу, провожающие обычно прощались с отъезжающими, и долго ещё, пока всадник или повозка не скрывались из виду, махали платками и шапками.
Поп Парамон и Спирька вылезли из возка, почтительно простились с Голянским.
– Возвращайтесь скорее, боярин! – поклонился Спирька.
– Да будет благословен твой путь! – пробубнил поп.
– Приеду, всенепременно приеду! – прошепелявил Голянский и покрутил в воздухе прозрачной, словно из одного жира вылепленной, ручкой.
Возок в сопровождении верховых спустился вниз, разбрызгивая воду, с разбегу перескочил брод и покатился по плоскому луговому берегу.
Спирька махнул раз-другой шапкой, Парамон – ладошкой, потом братья посмотрели друг на друга.
– Не велика птица – и без нашего провожания доедет! – сказал поп.
– И то верно, – надевая шапку, согласился Спирька.
Дурында на повозке уже съехал вниз, к реке, распряг лошадей, пустил их в воду. Они радостно зафыркали, заржали весело.
– Неужто мы хуже скотины? – спросил Спирьку Парамон.
– К чему ты, отче, не разумею? – удивился Спирька.
– К тому, что тварь бессловесная и то купается. В такую жару и нам окунуться не грех…
Поп, подобрав рясу, начал спускаться вниз. Спирька засеменил за ним.
– Отменное дельце, отменное, – довольно бормотал Парамон. – Лишь бы не надул нас этот кусок сала, приказчик графский.
– Боярин-то хоть и себе на уме, – с завистью произнёс Спирька, и пальцы его рук зашевелились, как у кошки, выпускающей когти, – да не на простаков напал. Прибыль, что боярин от купли-продажи мужичков наших получит, ему от графа и князя не скрыть…
– Истинно, истинно, – забубнил Парамон, – ежели мы не подсобим, то не скрыть.
– Вот и выходит, – подхватил с тоненьким смешком Спирька, – не поделишься – сам с носом останешься.
– Князю – князево, графу – графово, – напевно проговорил Парамон, – а нам – наше вынь да положь!
Братья спустились к воде. Поп Парамон начал снимать рясу. Спирька принялся суетливо расстёгивать свой кафтан.
Но Дурында, на радостях, что нынче решено купаться, разделся быстрее всех. Его мощное квадратное тело так стремительно вошло в реку, что по ней пошли волны, брызги взлетели на высоту крутого берега, а кони испуганно заржали.
– Вот силушка у парня! – завистливо вздохнул Парамон, который едва-едва стянул сапоги и никак не мог после этого отдышаться.
– Велика оглобля, да что смыслит? – Спирька-Чёрт плюнул вслед Дурынде. – Богатырь какой сыскался!
В голом виде коротышка Спирька словно усох – такой он был щуплый и неприметный. Его кафтан, рубаха и сапоги, лежавшие кучей рядом, занимали гораздо больше места, чем их хозяин.
Поп Парамон, мелко переступая тоненькими паучьими ножками, подошёл к кромке воды. И хотя река была такой тёплой, что от неё едва пар не шёл, поп всё же сперва дотронулся до неё ладошкой, взвизгнул, а уж потом зашёл в воду по колени.
Большая голова Парамона, как тыква на хилом стебле, клонилась в сторону. Казалось, узенькие поповские плечики не могут её удержать и она вот-вот скатится, поплывёт по воде, как жёлтый шар.
Парамон ещё раз взвизгнул и сел на корточки – окунулся с головой.
– Ух, парное молоко, а не водица! – снова показываясь на поверхности, отфыркиваясь, сказал он.
Решился, наконец, и Спирька. Боком-боком начал приближаться к реке, затем похлопал себя по животу, по груди, перекрестился и с криком «ой-ай-уй!» бросился в воду.
Однако от этого волны по реке не пошли, брызг почти не было, а кони даже глазом в сторону Спирьки не повели – такой он был лёгонький, сухой и тощий.
…Игнат, слегка прихрамывая, шагал по дороге от села к реке. Полтавская медаль на его зелёном кафтане сверкала в солнечных лучах, как росинка на лугу. Железный свой посох солдат держал на плече, как ружьё.
На холме, неподалёку от берега реки, слегка раскачивались крылья мельницы.
В её тени сидел мельничный работник Савушка с какими-то двумя мужиками. Перед ними топорщился ворох мочёных прутьев, и тут же, стопкой, как блины, лежали готовые плетёнки.
– Скоро совсем болотными жителями станете! – улыбнулся мужикам Игнат.
– Не тебе одному, служба, по трясине ходить, – ответил Савушка, прикрывая ладонью глаза – солнечный зайчик от солдатской медали забегал по его лицу.
– В болоте-то хоть князя нет – сами себе мы хозяева, – добавил один из мужиков. И хотел сказать ещё что-то, но второй толкнул его предостерегающе, и мужик замолк.
– Чего ж она у тебя не крутится? – кивнув на мельницу, спросил Игнат Саву.
– Ветер спит, – неторопливо ответил Сава. – А крыльям что делать?
Игнат ещё раз окинул мельницу внимательным взглядом:
– Ветер-то заворачивает иногда на мельницу в гости?
– Бывает на ночь глядя, – отозвался Савушка. – Да не долго гостит, видит, работы нет, – и летит дальше.
– Чудно! – задумчиво покрутил ус Игнат. – Ладно, поживём – увидим… Попа и хозяина своего тут нее примечал?
– Боярина сейчас провожали, – показал в сторону реки Савушка, – на берегу вот-вот топтались… Купаться, верно, спустились.
…Под крутым берегом, внизу возле самой воды, виднелся распряжённый возок. Две лошади, наслаждаясь прохладой, стояли в ленивых струях обмелевшего речного потока. Три кучки одежды лежали поодаль.
– А где ж хозяева? – удивился Игнат, спустившись к броду. – И отчего пузыри по реке плывут?
В этот миг из воды выскочила безбровая, с реденькими кустиками волос голова Спирьки-Чёрта.
Поморгала глазами, фыркнула и ушла снова под воду.
– Чудно! – усмехнулся Игнат и уселся на тёплый, как печка, бугорок. Ого, вот ещё одна!
Теперь выплыла наружу круглая и жёлтая, как тыква, голова попа Парамона. С хилой бородёнки его текла вода, глаза зорко огляделись по сторонам. Поп хлебнул воздуха и опять нырнул.
Мохнатые брови Игната весело зашевелились.
– Может, повезло мужикам, тонут братья? – спросил он сам себя. – Нет, тут мелко, коню по колено… Небось клад ищут… Или обронили что…
Опять вынырнул Спирька. Захлопал глазами, приметил Игната.
– Не говори, что меня видел! – сказал Чёрт и ушёл под воду.
Потом снова показалась тыква Парамона. Поп в этот раз тоже узрел солдата и попросил, отфыркиваясь:
– Игнатик, т-ш-ш! То не я!
И, заглотав побольше воздуха, ушёл на дно.
В стороне вынырнула третья голова.
– Ага, и ты, простота, здесь, – обрадовался Дурынде Игнат. – Чего друг от друга прячетесь, Яков?
Дурында оглядел реку – никого нет.
– Чего смотришь, тебя спрашиваю. Или ты не Яков? – усмехнулся Игнат.
– Я вроде, – неуверенно произнес Дурында.
– Эх, «вроде»… – вздохнул Игнат. – Даже имя у тебя украли..
– Я первый вынырнул, – обречённо сказал Дурында.
– Да чего там! – спокойно молвил Игнат. – И поп, и Чёрт уже не раз вылезали.
Дурында удивился. Игнат заметил, что у парня яркие голубые чистые глаза.
– Спор у нас, – объяснил Дурында. – Кто первый вынырнет, тот к себе всех ведёт на угощение.
– А-а, тогда ныряй, простота, – махнул рукой Игнат, – вон Чёрт вылезает!
Дурында едва успел нырнуть, как над водой показалась голова Спирьки.
– Ты первый, первый, – сказал Игнат. – Лезь назад.
– Ау-улб! – Спирька ушёл в реку. Тотчас же всплыл Парамон. Он, видно, уже хлебнул водицы, подзамёрз, и голос его дрожал.
– Сол-солдатик Иг-иг-игнатик, – гнусаво проговорил поп, – никого больше тут-ту-тут не видел?
– Ты первый вылез, – вздохнул Игнат.
– Госпо-по-по-ди по-по-помилуй… – пробормотал Парамон и скрылся под водой.
Затем, как поплавок, бесшумно выплыла голова Дурынды.
– Сотоварищи твои надышались – и снова к рыбам, – доложил Игнат. – Вот братья, друг друга стоят – скорее утопятся, чем угостят.
Дурында увидел всплывающую макушку Спирьки и скрылся в реке.
«Парень-то начинает привыкать к хитрости, – довольно подумал Игнат. Придёт день, и он себя ещё покажет…»
Чёрт уже был голубым от холода.
– Ну? – спросил он зло, глядя на Игната. – Чего веселишься, солдатик?
– С весёлого – беда, как с гуся вода! – ответил Игнат. – Весёлость лучше богатства – не слыхивал разве? Ныряй, а то опоздаешь!
Спирька послушно нырнул.
– Что-то поп долго не вылезает, – оглядывая реку, проговорил Игнат. Не утонул ли ненароком от жадности?
Наконец вынырнул Парамон. Он весь дрожал, губы стали серыми. Голова попа была уже не жёлтого, а какого-то зелёного, лягушачьего цвета.
– Ва-ва-ва, – сказал Парамон.
– Ныряй, а то проспоришь, – сказал Игнат. – Вон Спирька лезет!
– В-ва-ва, – вякнул поп и упал в воду.
Действительно, вылез Спирька. Лицо его голубело, как небо, отражающееся в реке. Протёр глаза, зло посмотрел на солдата и, дрожа, спросил:
– Сидят всё ещё?
– Ты первый, – грустно сказал Игнат. – Холодно?
– Зимой хуже бывает, – проговорил Спирька и нырнул.
Дурында показался над водой, огляделся.
– Чего видел там? – спросил Игнат. – Как рыбы не жнут, не сеют, а живут?
Дурында улыбнулся побледневшими губами.
– Не видел…
– Ничего, простота! – подбодрил его Игнат. – Твои мужики уже синенькие, сейчас их спасать будем. Ныряй, Чёрт выплывает!
Спирька вынырнул, невидящим взором пошарил вокруг.
– Ой-ой-ой, – вдруг запричитал он.
– Чего тебе, Чёртушко? – с любопытством оглядел Спирьку Игнат.
– Ноги свело… – пробормотал Спирька. – Спасай, солдатик…
– Держись!
Игнат протянул свой железный посох, Спирька ухватился за него. Игнат подтянул Чёрта к берегу, вытащил на песок.
– Лёгкий ты, что малёк! – усмехнулся Игнат, разглядывая тщедушного голубого Спирьку.
– Первый я? – спросил Спирька.
– Первый, первый, – ласково молвил Игнат. – А вот и второй…
Всплыла голова попа. И поплыла по течению затылком вверх.
– Утоп, – тихонечко усмехнулся Спирька, – утоп вроде родной братик, хе-хе…
– Эй, Яков! – взбаламутил посохом воду Игнат. – Вылезай!
Дурында одним махом выскочил на берег.
– Попа спасай, – кивнул в сторону уплывающей зелёной головы Игнат, – а то унесёт его к Бесову омуту!
Дурында шагнул в реку, ухватил Парамона за тонкую паучью ножку, подтянул к берегу.
…Когда Парамон открыл глаза, то увидел стоящий на берегу возок с запряжёнными лошадьми. Дурында пыхтел, растирал попу ноги.
– Не говори только. Чёрт, никому, что я тебя вытащил, – сказал Игнат Спирьке.
Спирька ещё не обсох, но уже натянул на себя одежду. Маленькие змеиные глазки его уставились на солдата.
– Почему?
– А то меня мужики за это в болоте утопят, – усмехнулся Игнат.
– Они тебя и так утопят, залётный ясный сокол, – прошипел Спирька.
Он промёрз в воде, и голос его совсем осип.
– Как только начнёшь подати выбивать, – продолжал Спирька, – то мужики, солдатик, тебя больше, чем меня, возненавидят, хе-хе-хе… Как сбор-то идёт? Два дня осталось до батогов, хе-хе… Шуткую я, шуткую, солдатик… Ты чудеса умеешь творить – чего тебе пугаться батогов… Ефимка-сборщик из селян был, у него тут все сватья да кумовья. Рука на них не поднималась. А ты чужой, чего тебе мужиков жалеть?
– Зря я тебя вытащил… – задумчиво проговорил Игнат.
– То ж была потеха, а не всерьёз, – сказал Спирька. – Никто не тонул, просто ныряли… А скажи, солдатик: вот если бы мы взаправду тонули, ты бы нас спас?
– И не таких спасал! – усмехнулся Игнат. – Шёл я, давно было дело, по лесу, по трясине. Возле кочек мужики бегают с кольями. Кричат: «Хватай, держи…» Смотрю: барин тонет. Такой пригожий, такой гладкий. И от кольев мужицких отворачивается. Я мужикам говорю: «Вы ему узду от скакуна дайте, либо от сабли рукоять. Потому он барин – и ему за кол хвататься не положено…» Так всё и вышло по-моему: дали ему узду богатую, он за неё цоп! – и вылез. У меня мужики стали допытываться: откуда я знаю, что кому кидать?
– Что ж ты им сказал, солдатик? – с интересом спросил Спирька.
– Так, мол, и так… – Игнат пригладил усы. – Ежели обжора тонет, то ему нужно горшок каши показать, ежели скупой, то – грош ломаный, ежели слуга барский, пёс цепной, то…
– Чего, чего замолк, солдатик? – насторожился Спирька.
– А вот слуг барских спасать не приходилось ещё, – усмехнулся Игнат. Нынче разве… Да не в счёт, ты говоришь.
– Не в счёт, не в счёт! – зашипел Спирька. – Это шутейное дело было.
Дурында всё ещё возился с попом – растирал его тощее тело.
– А ну-ка, Спиридон, отгадай загадку, – молвил Игнат, – три братца пошли на реку купаться.
Двое купаются, третий на берегу валяется. Искупались, вышли – на третьем повисли. Что это?
– Знаю, – прищурился Спирька. – Два ведра, а третье – коромысло.
– Вот и нет! – усмехнулся Игнат. – Два брата – ты с Парамоном. А третий – Яков-простота.
– Ты парня не порти, солдатик, – строго сказал Спирька. – Он Дурында, а не Яков.
– Для кого как, – покосился на Дурынду Игнат. – Для меня Яков.
– Так разгадывай загадку-то до конца, – засипел Спирька. – Почему мы на третьем брате повисли?
– Так вы ж его хлеб-соль, Якова-простоты, есть будете нынче? – Игнат спокойно выдержал злобный взгляд Спирьки. – А ведь ты первый на берег вылез, ты и угощать всех спорщиков должен.
– Не суйся в чужие дела, солдатик, – почти прошептал Спирька, – без тебя жили-поживали, авось и дальше проживём.
– Ещё загадка, – громко сказал Игнат. – Сколько в воду ни падает, всё сухим из неё выходит. Кто?
– Гусь, – прошипел Спирька. – Либо селезень.
– Нет, – помотал головой Игнат. – Ты, Спирька. Однако не утешайся – и на тебя омут найдётся.
– Уж не ты ли тот омут закрутишь, солдатик? – спросил Спирька.
– Будешь тонуть – узнаешь, – улыбнулся Игнат.
Наконец Парамон окончательно пришёл в себя. И тихо, блаженно проговорил:
– Я уже видел царствие небесное… Зачем меня вернули на грешную землю?
– Хорошо там, на небесах? – пробасил Дутда.
– Отменно! – вздохнул Парамон. – Сапог-то, сапог натягивай лучше, дубина!.. Цветы там на небе цветут, рыбы, как птицы, летают, а птицы, как рыбы, плавают…
– Ни засухи там, ни податей, – продолжал Игнат, – работай в своё удовольствие. Землю паши, сено коси, стада паси…
– Хе-хе-хе! – зашёлся смехом Спирька. – Да разве в царствии небесном работают? Там всё само в рот валится. Эх, солдатик, потешил! Хе-хе-хе, коров пасти… сено… хе-хе…
– А мне бы поработать, – мечтательно сказал Игнат. – Вместо ружья да косу в руках подержать.
– Зачем меня не пустили в царствие небесное? – строго спросил поп и пхнул ногой Дурынду.
Парень виновато опустил голову.
– Ладно, отче, комедь ломать, – сказал Игнат, сурово сдвинув мохнатые брови, – тебе и тут хорошо. Известно дело – попа на небеса и калачом не заманишь!
– Хе-хе-хе! – зашипел Спирька. – И верно, к чему туда? Дорога дальняя. А у Дурынды я в одежде флягу нашёл с зельем.
– Медовуха это, – потупился Дурында. – Для деда припас, занемог он.
– Вот деду твоему в царствие небесное самая пора, – сказал Спирька. А мы заледенели в этой речке… Душу согреть надобно.
Он отхлебнул и передал флягу брату.
Поп покрутил её, поболтал.
– Винушко, а винушко? – спросил он. И сам тут же другим голосом ответил: – «Ась, милушко?» – Лейся мне в горлышко! – «Изволь, красное солнышко!» – И Парамон лихо опрокинул флягу в рот.
– Ай да поп! – крякнул Игнат. – На земле себе царствие небесное устраивает!
– Не завидуй, – строго сказал Парамон, отнимая флягу от губ и переводя дух. – Зависть – грех…
– Эй, Дурында! – просипел Спирька. – Не пяль глаза на медовуху, а раздевайся и полезай в тину пьявок князю ловить. Или забыл, что неделю пьявок не меняли? Ну, живо!
– Чего к парню пристали? – спросил Игнат, сдерживая желание постучать, как в барабан, в жёлтую, сверкающую кожей гладкую голову Парамона.
– Не твоё дело, служивый! – махнул ручкой Спирька. – Лезь, Дурында, в тину… Во-о-он, видишь, затончик?.. Там всегда пьявок много…
– На то он и Дурында, – осклабил в улыбке толстый рот поп. – На себя пиявок ловит. Сядет в тину и сидит… Потом вылезет и обирает… Ну, а ты-то как живёшь, буйная головушка Игнатик? – И Парамон вновь сделал из фляги большой глоток.
– Живу, за умом в люди не хожу, – ответил Игнат.
– А к нам зачем пришёл? – спросил Спирька.
– Шёл к князю за реестром да припомнил, что он из ночи день делает. Игнат усмехнулся. – Спит ныне, верно.
– Спит, спит князь-батюшка, – по привычке поклонился Спирька. – Тебе не к нему надобно, ко мне. У меня реестр для сбора податей заготовлен давно.
– А если не хочу я у князя сборщиком быть? Я свои двадцать пять лет отвоевал, – сказал Игнат, – теперь мне отдых положен.
– Э-э, куда завернул, солдатик! – хихикнул Спирька. – До неба высоко, до царя далеко! Тут у нас князь-батюшка Данила Михайлович сын Стоеросов и бог и царь. Теперь ему послужишь, коли угодить сумеешь.
– Ты, Игнатик, – елейным голоском молвил поп Парамон, – тут не устанешь, житьё у князя лёгкое. То и дело отдыхай сколько душе угодно. Ночью-то князь, сам ведаешь, не спит. Ну, значит, и тебе при нём быть, а вдруг к себе позовёт? А заря пришла – дела есть. Нужно за возами мужицкими, которые подати привезли, поглядеть – не пропало ли чего ночью.
– Что с воза упало, хо-хо-хо, то пропало, – загоготал Спирька. – У нас уж такой обычай!
– Присмотришь за возами, Игнатик, – продолжал Парамон, – и отдыхай, спи. Только не забудь на мельницу съездить – узнать, сколько у какого мужика вчера мучицы намолото, запасено… Съездил к мельнику – и отдыхай, спи. Только не пропусти, как стадо выгонять начнут, – коров, овец да коз пересчитай. А то мужик ныне хитрый пошёл – всё утаить хочет, князя обмануть… Пересчитал – и спи-отдыхай.
– Только не забудь, солдатик, – подхватил Спирька, – по амбарам пройти, в подполье да в погреба заглянуть – что где спрятано, сколько чего схоронено. У тебя под присмотром два села, так ты быстренько туда-сюда, всё осмотри… И спи-отдыхай.
Поп потёр тоненькие паучьи ладошки и забубнил:
– По полям проедешь, с мужиками поговоришь, кому, чего, сколько на княжеский двор везти укажешь, и спи-отдыхай сколько душе угодно… Тут уж и заря вечерняя подходит, стадо домой возвращается, ты животину-то всю снова пересчитай, не загнали ли мужики на болото коровёнок либо овечек – за ними глаз да глаз нужен, ох-хо-хо…
– Пересчитал – и спи-отдыхай, – захихикал Спирька. – А как солнышко зайдёт, тут уж и князь-батюшка просыпается… Тут и тебе вставать надо, солдатик.
