Текст книги "Сказ про Игната - хитрого солдата (с иллюстрациями)"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Сроку тебе – два дня, – подал голос Спирька.

– Даже в сказках и то три дня на дело даётся, – сказал Игнат.

– С кем торгуешься-то, рядишься, солдатик? – грозно захрипел Спирька. – Как у тебя язык ворочается…

– Добрый разум наживают не сразу. – Игнат взглянул в немигающие Спирькины глаза. – Не князь мне два дня дал, а ты. С тобой и торгуюсь.

– Три дня и три ночи даю тебе, – почти простонал князь. – Ищи, солдат, ищи… Либо перстень сыщи, либо вора… Ох, плохой сон мне недаром привиделся. Корова безрогая – всегда к пропаже.

– Ладно, – согласился Игнат, – авось найдём. Нужно перво-наперво чёрту хвост завязать.

Солдат вырвал из ковровой бахромы толстую нитку, завязал ею свой железный посох, приговаривая:

– Чёрт, чёрт, поиграй да отдай! Чёрт, чёрт…

Игнат глядел на Спирьку, а тот отвечал ему кривой тонкогубой улыбкой.

– Отыщу, князь, вора, – уверенно сказал Игнат.

…Всю ночь в избе Игната теплилась лучина. Спала только Стёпка. Её тонкая загорелая ручонка свесилась с печи и в полумраке казалась тёмной струйкой, сбегающей по белому печному боку.

– Братья, поп да Чёрт, сызнова сговорились-сторговались тебя погубить, – молвил дед Данилка, когда Игнат рассказал о беде.

– К соседям за умом не пойдёшь, его взаймы не возьмёшь. Самим надо выход искать, – сурово молвила бабка Ульяна.

– Что-то Спирька-Чёрт нынче храбрый, – задумчиво проговорил Игнат и полез в потаённое место, где хранил заветную расписку. – Ну да ладно, я ему, змею подколодному, дам выволочку, век помнить будет… Сам, скажу. Чёрт, заварил кашу, сам и расхлёбывай… Куда ж бумага-то делась, а?..

11. Не в деньгах счастье

Погнался за крохою, да без ломтя остался.

Старинная пословица

быскали всю избу – ничего не нашли.

Всё сходилось на Дурынде: и кража расписки, и кража перстня.

– Они ещё перстень этот треклятый тебе же и подсунут. – Бабка Ульяна стукнула клюкой в пол. – Тебя же и вором нарекут! Помяни моё слово!

– Ветра не удержишь, правды не скроешь, – отвечал Игнат. – Печаль беде не помощник. Как бы Якова, Дурынду этого, заставить нам всю правду сказать, нашим лазутчиком у Спирьки сделать! Вот ведь у парня – не голова, бор тёмный. И в том тёмном бору сам чёрт ногу сломит! Наш мужик, а словно околдовал его Спирька!

– Сделали из парня пса цепного, без ума-разумения, – вздохнул дед Данилка.

– Якову показать надобно, – молвила бабка Ульяна, – кто ему враг, а кто – друг.

– Обождите, обождите, – схватился за ус Игнат. – Прикинем… Скажи, дедушка, чем Спирька Дурынду в руках держит? Золота ему обещал? Может, от смерти его спас неминучей?

– Обещал ему новую избу построить, тройку лошадей дать да кусок землицы, – сказал дед Данилка. – А за то должен Яков у Спирьки три года под началом ходить, слушаться его безропотно.

Игнат задумался крепко.

– Так вот, родные мои, что делать надобно, – наконец молвил он, понизив голос, – завтра утром дедушка скажет Дурынде-Якову про сундук, который в болоте отыскался…

– Какой такой сундук? – удивился дед Данилка.

– Слушайте, что дальше будет, и смекайте, – продолжал Игнат…

…А дальше было вот что.

Поп и Чёрт на радостях до того насосались медовухи из княжеского погреба, что ноги под столом переплели-перепутали, встать до утра не могли.

Дурында за всю ночь даже не присел ни разу – помогал князю. То пиявок, которые разбежались из опрокинутого горшка, собирал, то среди ночи брусничный квас холодный таскал из погреба, то левую пятку князю чесал.

Утром уже совсем собрался Дурында спать прилечь – так пришлось попа с Чёртом по домам развозить!

Только он собрался возок распрягать – про мельницу вспомнил Спирькин наказ: надобно поглядеть, сколько за ночь воды на поле вылили. Пришлось снова ехать.

Дурында клевал носом, часто щипал себя, чтобы не задремать на ходу, не упасть.

Возле мельницы сидел дед Данилка. Завидя Дурынду, дед поманил его к себе.

– Слушай, Яков, – сказал дед, – оглядись-ка хорошенько, никто нас не подслушивает?

Дурында честно обежал мельницу, даже внутрь заглянул – никого.

– У нас в краю кладов много… Потому у наших отцов жизнь опасная была. И они, чуть что, всё в землю-матушку прятали, – начал дед. – Нашёл и я в болоте захоронку. Сундук железный, а в нём – монеты золотые. Одна к одной – как куриные желтки на сковороде.

У Дурынды глаза загорелись.

– Много их там?

– Сундук велик, – закашлялся, схватился за грудь дед Данилка. – Может, там под золотом и камни есть самоцветные, кто знает… Силёнок-то у меня мало осталось, только крышку поднять смог и то день целый не отдышусь. Помоги. Мне одному не совладать…

– Чего ж ты своему дружку, солдату Игнату, про то не сказал? пробасил Дурында.

Дед Данилка махнул рукой;

– Солдат князю бесценный перстень ищет. Он бы у меня клад отнял да отдал вместо перстня – чтобы князь не гневался. Ему, Игнатке, своя голова дороже моего клада.

– Где тот сундук? – нетерпеливо дёрнул деда за рукав Дурында.

– Уговор, Яков, такой, – продолжал дед Данилка. – Удерём мы с тобой из Болотного края – тут ведь золота продать некому. Лошадей ты достанешь?

– Уедем, уедем! – обрадовался Дурында. – А беда минет – вернёмся, заживём!

– Какая беда? – насторожился дед Данилка.

– Да я… так, ничего… про землю… сушь стоит великая… – смутился Дурында. – Клад-то где?

– Про то я один знаю, – ответил дед Данилка и улыбнулся во весь свой белозубый рот. – Только нам с тобой вдвоём идти за ним несподручно. Третий надобен.

– Зачем? – взревел Дурында. – Я один любой сундук из болота вытащу! На двоих поделим! Пополам!

– Золота там много, на троих хватит, – твердо сказал дед. – А вдвоём ежели идти – вот тут она и может случиться, беда.

– Какая?

– Убьёшь ты меня, к примеру, – спокойно произнёс дед Данилка. – И в топь-болото бросишь. А золото себе заберёшь.

– Да что ты, дед! – воскликнул Дурында с искренним негодованием. Зачем мне грех на душу брать? Что ж я: за добро – злом?

– Не перечь старшему, Яков. – Дед снова схватился за грудь. – Возьми своего лучшего друга, человека верного. Приходи с ним перед закатом солнца к дубу столетнему, что возле круглого болота. Оттуда и пойдём. На трясине у меня – вешки проставлены. Сундук у самого края болота лежит – с земли рукой достать можно. Под кочкой он, кто не знает – сто раз мимо пройдёт, не приметит… Запомни: перед закатом.

Дурында долго клялся деду, что он его любит, как отца, потом вскочил в возок, гикнул, свистнул и помчался к селу.

Глядя ему вслед, дед усмехнулся, покрутил головой.

Из мельницы вышел, покручивая ус, Игнат.

– Заглотала щука ерша! – сказал он. – Знаешь, дедушка, кого он с собой приведёт?

– Известно кого – верного товарища.

– А кто у него верный?

– Может, из поваров или конюхов…

– Ведаю я, кто это будет, – сказал Игнат, – да пока молчок. Там, у дуба, перед сраженьем, всё растолкую.

– Ух ты, ну прямо енерал! – лукаво покосился на солдата дед Данилка. Битвы, бои, сраженья… Командир-бомбардир!..

…Казалось издали, будто дуб столетний стоит на холме – так высоко поднималась над лесом его густая вершина. А на самом деле дуб стоял в небольшой ложбинке, но вырос таким могучим, что обогнал все прочие деревья.

Тропа, которой можно было добраться к дубу с лесной дороги, петляла среди бурелома и завалов.

С дуба чернобородый Демид наблюдал за тропой, чтобы предупредить сидевших внизу Игната, деда Данилку и брата Василия о появлении Дурынды с товарищем.

– Кого ж Дурында приведёт? – спросил Василий. – У него товарищей в селе нет среди мужиков.

– Он приведёт того, кому он больше всего верит, – сказал Игнат, вертя в пальцах свой железный посох. – Спирьку-Чёрта, вот кого.

– Не может того быть! – удивлённо отпрянул от солдата дед Данилка. Что ж, Яков сдурел совсем? Недруга от друга не отличает?

– А почему он все Спирькины приказы выполняет? – усмехнулся Игнат. Почему против своих земляков, родственников и свойственников идёт? Верит он Спирькиным обещаниям, каждому слову его верит, другом Чёрта считает. Его и привести сюда должен. Я ж из-за Спирьки-Чёрта весь огород и городить-то стал…

– А вдруг не будет Спирьки? – спросил Василий.

Игнат усмехнулся хитро:

– Спирька – от кого не пойму! – про этот клад болотный уже краем уха слышал. Если бы даже Яков ему не сказал, он сам бы к парню пристал с допросом… На вдруг надейся, сам не плошай, так-то!

– Дурында идёт, – тихо сказал сверху Демид.

– Один? – подняв голову, спросил дед Данилка.

– Вдвоём… а вот второго рассмотреть не могу… Спирька! – чуть не крикнул Демид.

– Прятаться, как сговорено! – приказал Игнат. – Василий, иди на дорогу, ищи, где Спирька коней оставил. Перегони их в другое место и тотчас назад.

Игнат спрятался за кустом, Василий скрылся среди деревьев. Дед Данилка остался один. Демид так затаился среди ветвей, что возле него, ничего не приметив, села на сучок какая-то птаха.

– До заката ещё далече, – сказал Дурынде и Спирьке дед Данилка. Торопились вы, я погляжу.

– Вот… со мной… – застенчиво произнёс Дурында, кивая на Спирьку, опоздать боялся.

Спирька вёл себя льстиво, не к месту подхихикивал то и дело. Смотрел в землю, чтобы дед Данилка не увидел алчного блеска в его немигающих глазках.

– Погодите тут, – сказал дед. – А я пойду вешки проверю. Там, возле кочки заветной, на краю болота сломанная берёзовая ветка стоит. Как я знак дам – за мной идите…

– Может, нам сейчас вместе всем пойти? – спросил Спирька хрипло.

– Эх, голова пустая! – вздохнул дед. – А вдруг кто вдоль болота ходит? По грибы либо птиц ловит… Нынче мужиков тут много бродит. Нашу троицу-то увидит, притаится да подсмотрит. Тогда как? Ещё одного в долю брать?

– Иди, иди, дед! – махнул рукой Спирька. – Мы обождём. Ежели неладно что, возвращайся. На рожон не лезь.

– Коли совой крикну два раза, – сказал дед Данилка, – значит, возле кочки нет никого. Тогда поспешайте.

Дурында и Спирька остались одни. Сели под дубок.

– Лошадей куплю, дом отстрою, торговать буду, – мечтательно произнёс Дурында. – Эх, заживу!

– И зачем тебе, Дурынде, такие деньги? – вздохнул Спирька. – Дом, лошади… тьфу! У тебя-то и хватит отваги, что на ковшик браги. Вот я заверну дела! Сам князь-батюшка мне помощником будет!

Чёрт улыбнулся своим мыслям, глаза его горели.

– Вот если б на двоих клад поделить, – продолжал он хрипло. – А, Дурында?

– Что ты, что ты! – отшатнулся от него Дурында. – Чего надумал!

– Обмолвка не обида, – смиренно вздохнул Спирька, – пошутковал я.

Со стороны болота послышался двойной крик совы:

– Уху-у, уху-у!

– Дед зовёт! – вскочил на ноги Дурында. – Идём!

– Идём, идём! – Спирька шагнул следом за Дурындой. Потом, приотстав на шаг, из-за пазухи выхватил длинный нож, блеснувший в алых закатных лучах солнца, и с размаху ударил Дурынду в спину.

Но, как ни быстро действовал Спирька, Игнат оказался проворнее Чёрта: он успел высунуть из-за куста свой посох и вся сила удара пришлась на железо. Нож только чуть-чуть кольнул могучую спину парня.

Спирька охнул и разжал пальцы. Дурында почувствовал боль, обернулся.

Игнат уже стоял на дороге, наступив сапогом на нож и держа Чёрта за горло.

– Снимай кафтан, – сказал Игнат Дурынде, – а то кровью его зальёшь. Благодари судьбу – я тут был. А то уволок бы злодей тебя, как кабана заколотого, в болото, – ищи-свищи добра молодца Якова!

– За что ж ты меня? – спросил Дурында Спирьку, и в голубых глазах его впервые появился гнев. – Я тебя как сотоварища сюда привёл…

– Лучше собаку бы привёл, она бы тебя хоть стерегла! – усмехнулся Игнат. – А Чёрт на долю твою позарился. Ему одной трети клада мало показалось! Эй, слезай-ка наземь! – крикнул он.

Демид спрыгнул с дуба.

– Чего ж он на него рано бросился? – удивился Демид. – Без Дурынды Чёрт сундука-то не вытащил бы.

– Жадность его одурманила! – пояснил Игнат. – В голову ударила, смысла лишила! От жадности такой вот змей всё на свете забывает, собой не владеет! Мать родную убьёт – и рука не дрогнет!

Спирька переводил свои горящие яростью и ненавистью глазки с одного мужика на другого,

– Заговор устроили, – зашипел он. – Доложу князю-батюшке.

– Когда из болота выползешь, тогда и доложишь, – сказал Игнат. – А заброшу я тебя подальше, в самую глубину!

– Ответишь! – рванулся Спирька. – Голову потеряешь!

– Но, смирно стой! – встряхнул коротышку Игнат. – А кто узнает? Кто скажет? Яков, которого ты жизни лишить хотел? Либо Демид?

– Я видеть ничего не видел, – сказал Демид, – знать ничего не знаю!

Демид помог Дурынде снять кафтан, вытереть кровь со спины. Рана оказалась пустячной – укол небольшой.

Игнат указал, какую траву болотную нужно приложить – кровь унять.

– От здоровья не лечатся, – сказал Игнат Якову. – До свадьбы ещё сто таких царапин заживёт.

– Я его каждое слово исполняю, своими мозолями кормлю, – пробасил Яков, положил на Спирькину голову огромную свою ладонь, и голова утонула в ней, как яблоко.

– Хоть не складно сказано, да верно, – подбодрил Игнат Якова.

Дурында отпустил Спирькину голову, махнул рукой:

– Сказал бы ещё, да…

– Да дома слова свои позабыл, – подхватил Демид. – Ничего, Яков, придёт день, своими словами заговоришь, а не чужими.

В этот момент Спирька, стоявший доселе тихо, вдруг извернулся всем телом, укусил Игната за руку.

Солдат разжал пальцы, и Чёрт, выскочив из кафтана, метнулся в кусты.

– Держи! – ринулся за ним Демид.

– Стой! – приказал Игнат, отбрасывая пустой Спирькин кафтан. Лошадей-то его Василий уже перепрятал. Значит, Чёрт раньше нас в село не явится. Демид, крикни-ка по-совиному три раза.

Демид приложил ладонь ко рту:

– Уху-ху, уху-ху, уху-ху…

Дед Данилка ухнул в ответ.

– Твой друг и деда нашего порешил бы этим кинжалом, – подняв с земли длинный нож, сказал

Якову Игнат. – Выбрал ты себе дружка! Долго выбирал-то?

Яков поник головой. Потом встрепенулся.

– А клад где? – спросил он. – Деду Данилке подмоги не надобно?

– Золото – дело наживное, – усмехнулся Игнат, покручивая ус. – Ты вот узнал, кто тебе друг, а кто враг. Друг-то разве дешевле злата?

– Значит, клада и не было никакого, – задумчиво произнёс Яков.

– Дружба – чем не клад? – удивился Игнат.

– На дружбу дома не построишь, коней не купишь, – пробормотал Яков.

– А ты пробовал? – спросил Василий.

– Попробуй, Яков, – лукаво ухмыльнулся Демид. – Попытка – не пытка. Не пойдёшь же ты теперь князю пятки чесать да пьявок по углам вылавливать!

– Куда перстень спрятал? – спросил Игнат Якова. – Не хочешь сказать, не надо. Только тогда у тебя один путь останется; к Спирьке на поклон идти, своему убийце сапоги лизать.

– У тебя в избе перстень княжеский схоронен, – пробасил Яков, глядя в глаза Игнату. – Поедем, покажу!

– Чёрт подговорил? – схватился за бороду Демид.

– Он, – кивнул Яков.

– Ах, отпустили змея! – закачался всем телом Демид. – В болото бы его бросить!

– Придёт срок – он сам сгинет! – произнёс Игнат сурово. – Теперь от него князю прок не велик – жало вырвано! Идём к коням! Пока Спирька до села добежит, уже и месяц посветлеет… Эге-гей! Дедушка! Где ты?

Здесь, в лесу, неподалёку от болота, жара не была такой злой. Слышно было, как живёт земля: как колышет травами, журчит ручейками, дышит цветочными запахами.

Дед Данилка вышел из лесу, оглядел мужиков, всё понял, ничего спрашивать не стал, пошёл по тропке за солдатом.

Спирька и Яков привели с собой трёх коней – третьего для сундука с золотом. Василий перепрятал их и ждал друзей в условленном месте.

– Пятерым на троих конях уместиться надобно, как в сказке, – сказал Игнат. – Ну, дедушка, держись за меня! Демид с Василием, а Якова одного конь едва держит…

…Когда Игнат и Яков прискакали к избёнке бабки Ульяны, то на небе уже сверкали звёзды. Яков соскочил с коня, полез под крыльцо.

– Чего ищете? – спросила Стёпка. – Пальцы с рук потеряли?

– Не мешай, – дёрнула девчонку бабка Ульяна. – Не только малые дети в прятки-захоронки играют.

Яков раскопал ямку, вынул завёрнутый в тряпицу княжеский перстень.

Игнат взял его, повертел в пальцах. Бриллиант в перстне засверкал, замерцал, как звезда.

– Пойдём к князю, – сказал весело Игнат. – По дороге перстень перепрячем, а князю-батюшке скажу: привиделось мне, что алмаз схоронен злыднями в таком-то месте.

– Ну, теперь всё хорошо будет! – облегчённо вздохнул дед Данилка. Беда миновала.

– Авось потише князь-то нынче будет, – вздохнула бабка Ульяна. – Ох, боялась я, не сыщешь ты, Игнатка, кольца этого!

– Другая беда идёт, – глухо пробасил Яков. – Продал князь ваше село и деревню графу Темитоиу. Всех мужиков да баб граф с собой в холодные края увезёт… Идёт Темитов с солдатами, скоро здесь будет. Потому и подати князь собирал среди лета, потому и хотел всё подчистую у мужиков забрать… А сам князь-батюшка Данила Михайлович в Москву уедет, деньги графские проживать.

– Как же это? – произнёс после долгого растерянного молчания дед Данилка. – Одно хлеще другого… Пришла беда – отворяй ворота… Что теперь будет? Погибнем теперь, все как есть погибнем.

12. Пусто в клети, хоть шаром покати

…Говорил князь сладкие слова,

Да не верил ему добрый молодец..

Из былины

ечером Игнат и Яков явились в усадьбу. Они пришли к князю, когда Стоеросов завтракал с попом Парамоном. В два рта хлебали кисель, жевали пироги. На глиняном блюде лежал мёд сотовый – любимое лакомство князя. По стенам сводчатой палаты бегали тени, блики.

– Где кисель, там и сел, где пирог, там и лёг, – сказал Игнат. – Не серчай князь – это про Парамона. Я давно приметил: только где за стол сели – поп тут как тут. Отчего бы это?

– Но-но, потише! – насупился Парамон. – Не твой хлеб ем.

– Что про кольцо узнал? – мрачно спросил князь.

– Заклятье-то, Данила Михайлович, верное, – улыбнулся солдат. – Вот теперь можно уже шерстинку-чертинку развязать.

Игнат снял с посоха завязанную нитку.

– Чёрт поиграл перстнем да и отдал! – глядя на обалделого Парамона, продолжал Игнат. – Должен он лежать под крыльцом церкви, лопухом накрытый, травинкой перевитый.

– Дурында! – приказал князь, в волнении утирая жирные руки о халат. Немедля иди туда и принеси перстень! Недаром нынче кошка хвост ловила на заре! Верная примета – к радости великой! Да беги же, олух! Чего уши развесил!

Яков выбежал на двор, вскочил на коня и помчался к церкви, где они с солдатом только что спрятали княжеское кольцо.

Игнат, спокойно покручивая ус, наблюдал за попом.

Парамону уже в рот ничего не лезло: схватился за пирог – выпустил, к киселю потянулся – назад ковш поставил.

– Не рад, что ли, находке? – спросил Стоеросов попа. – Снимай пьявок!

– Как не рад… как не рад, хех-хе… – забормотал Парамон, снимая из-за ушей князя пиявки.

Только, князь-батюшка, ведь нет ещё кольца-то… А вдруг Игнатик промашку дал? – Поп размахнулся и выбросил пиявок в окно.

Стоеросов снял со свечи наплывший воск, начал катать его в пальцах, мять.

Один Игнат был спокоен. Брови его весело изогнулись, он даже барабанную дробь начал выбинать пальцами по столу.

Наконец раздался за окном топот копыт.

– Дурында вернулся! – воскликнул князь и отбросил воск.

Быстрые, тяжёлые шаги раздались в соседней горнице.

– Вот он, князь-батюшка! – протягивая перевязанный травинкой лопух, сказал Яков.

Стоеросов рванул зелёный лист, разодрал его пополам. Оттуда выкатилось на ковёр сверкающее камнем кольцо.

Парамон упал на четвереньки, ухватил его, поднёс к глазам, рот разинул:

– Оно! Чудо дивное!

Князь нежно взял перстень пальцами, повертел, полюбовался его звёздным мерцанием.

«За сельцо – кольцо, – вспомнилось Игнату. – А на этот раз сколько колец князь купит на графские деньги?»

– Я добрый, я хороший, – сказал Стоеросов разнеженно. – Помню, в старые времена, верных слуг награждали скакунами, дворцами… Да, было время… Я подумаю, чем тебя наградить, солдатик.

Медаль моя у кого сейчас?

– Спирька её носит, – сказал Яков.

– Где он? – спросил Стоеросов. – Почему не явился?

– Не ведаю, князь-батюшка, – развёл руками Яков.

– Теперь ты, солдатик, всю неделю будешь медаль мою носить! – приказал Стоеросов. – Парамон, объяви волю мою Спирьке, когда он явится!

Поп Парамон как увидел перстень, как рот распахнул от удивления, так и сидел молча, глазами, как рак, шевелил туда-сюда. Никак не мог в ум взять: откуда же у солдата взялся перстень? Неужели Дурынду окрутил солдат, заставил под свою дудку плясать? Плохи тогда Спирькины дела, ох плохи!

– Да, вот в прежние времена, – пустился в воспоминания князь, – у меня, Стоеросова Данилы сына Михайлова, дом был самый громкий на Москве. Все о нём слышали – хоть боярин, хоть гость торговый. Новый год по-старому начинался первого сентября. В полночь ударяла вестовая пушка кремлёвская, гудел колокол, городские ворота настежь… Сердце замирало! А на рассвете в Успенском соборе, в Кремле, царь и патриарх Новый год встречали… А потом царь Пётр начал бороды резать, бояр пытать и казнить. Новый год назначил на первое января… Тьфу! Противно сие природе русской! А как мужики веселились под старый Новый год! Какие бабы хороводы водили! Боярину от крестьян – дары, подношения. Да, были времена… Но мы будем праздновать Новый год по-старому, первого сентября! И чтобы дары мне были!

Стоеросов погладил бороду, задумался.

– А я, Данила Михайлович, последний раз веселился в городе Камышине, что на Волге, – подкрутил ус Игнат. – Поход начался на Персию, в море Каспий мы плыли. Я в охрану царскую на один день попал – возле дома воеводы камышинского стоял. Царь Пётр Алексеевич изволил у воеводы обедать. Как только чашу заздравную царь-государь выпивал, так генерал подходил к окну и платочком махал. А на Волге струги наши стояли с пушками. Как сигнал-платок примечали – сразу залп давали… А под конец подали царю Петру арбузы. Большие – ну как ядра у Царь-пушки, что в Кремле стоит.

– Врёшь, солдат, – лениво молвил князь, любуясь возвращённым перстнем.

– Ну, может, чуть поменьше, – охотно согласился Игнат. – Арбузы Петру Алексеевичу так понравились, что в их честь три салюта дано было. Канонада стояла, как при Полтавской битве. Один поп, говорят, даже умер от страха… – И солдат подмигнул Парамону.

– Что же дальше? – спросил князь.

– Приказал царь Пётр Алексеевич отлить из меди точно такой арбуз и установить его на шпиле Камышинского магистрата. Прислали из Петербурга воеводе медный арбуз и поставили его на шпиль.

Так он там и до сей поры находится. Вот какой царь шутник был!

– Ты к чему это сказывал? – проговорил Парамон.

– К тому, что он царя Петра чтит больше, чем своего князя, – обиженно произнёс Стоеросов. – Царь, дескать, за простой арбуз арбузом жаловал медным. А князь за кольцо ничего не дал!

– Отгадай загадку, Данила Михайлович, – весело сказал Игнат. – С ушами да языком, а ничего не слышит, ничего не понимает, только бубнит. Что есть сие?

– Да ты в своём уме-то? – ощерился Парамон. – Про князя такие слова!

– Про какого князя? – удивился солдат. – Я про колокол. За ухо колокол подвешивают, а языком по нему бьют, он и бубнит.

– Хорошая загадка, – недобро улыбнулся князь. – А теперь Парамону загадай что-нибудь.

– Сам худ, а голова с пуд, – подмигнул попу Игнат. – Что такое?

– Охальник! – мотнул головой Парамон. – Это он про меня, князь-батюшка!

– Про молоток! – усмехнулся Игнат. – У него тело – деревяшка, а голова – железная. Эх, слаб Парамон на отгадки!

– А ты скажи, – вдруг спросил Стоеросов Игната, – вот ветер пламя свечи клонит вправо, что это за примета?

– К радости, Данила Михайлович, – отрапортовал солдат. – Будет вам большая радость в скором времени!

– Молодец! Иди отсюда! – махнул рукой Стоеросов. – Да далеко не уходи – кликну.

Когда он вышел, князь сказал попу:

– Если б солдат не говорил всё время о царе Петре, я бы его с собой взял, в Москву, право слово. Он человек в хозяйстве нужный… пропажи хорошо отыскивает.

– Солдат этот, князь-батюшка, прошёл огонь, воду, медные трубы и волчьи зубы, – вздохнул Парамон. – Он кого хочешь вокруг пальца обведёт. Тот же шиворот сделает навыворот – и в ус крутит-мотает. Ох, не прост Игнатик! А вот брат-то мой Спиридон куда нынче девался?

– Мы за ним Дурынду пошлём, – сказал князь. – Пойди прикажи ему съездить за Спирькой!

Парамон вышел во двор, со света всё показалось чёрным, пустым.

К нему подошёл Игнат, стукнул по крыльцу своим железным посохом, сказал словно невзначай:

– Граф Темитов с солдатами в Заболотье объявился.

– Наконец-то! – перекрестился радостно Парамон и тут же спохватился, подозрительно уставился на Игната: – А тебе-то что?

– Так я же сам солдат! Может, сотоварищей среди них встречу!

– Встретишь, встретишь, – забормотал поп и крикнул тоненько: Дурында! Немедля за Спирькой скачи! Князь его кличет к себе!

…Когда Яков влезал в возок, Игнат сказал ему;

– Заверни к бабке Ульяне, спроси, что да как.

– Чего спросить? – не понял мрачный Яков.

– Три словца всего: что да как. Больше ничего, – улыбнулся Игнат. Ответ запомни. Мне передашь слово в слово. Ну скачи!

«Значит, ждут графа не сегодня-завтра, – подумал Игнат. – Ладно, и мы графа встретим, как положено».

Яков вернулся скоро: Спирьки дома ещё не было.

– А что бабушка Ульяна мне велела передать? – спросил Игнат. – Только не путай – говори её словами.

Яков поскрёб в затылке, повторил не торопясь:

– Пусто в клети, хоть шаром покати.

Игнат просиял:

– Ну, удружил, Яков! Вот это радость! После сам всё поймёшь… А Спирьке-Чёрту не скоро ещё сюда добраться – разве только он на крыльях прилетит!

В этот момент рядом с ним раздался шипящий Спирькин голос:

– Я ещё с вами посчитаюсь, дружки новые, ненаглядные… С медвежьей-то помощью и комар быка валит!

Яков вздрогнул испуганно от неожиданности, а Игнат ус покрутил, ответил:

– Ты не бык, я не медведь, а Яков-то совсем уж на комара не смахивает! По-солдатски так говорят: змея сколько ни шипит, а храброго не ужалит, сама испугается.

Спирька побежал в дом.

– Как это он добрался так быстро? – спросил Яков. – Загадка!

– А вот и отгадка! – Игнат кивнул на ворота, в которых показался красивый возок. – Гость какой-то пожаловал. Он Черта и подвёз.

Из возка степенно вылез толстенький губошлёп Голянский.

Навстречу ему с княжеского крыльца уже спешили Парамон со Спирькой.

– Вести от графа Темитова, не иначе, – сказал Игнат. – Надобно их узнать.

Заметался по двору Спирька, замельтешили слуги.

В кухне повара спешно разводили огонь под котлами.

Стоеросов, радостно улыбаясь, поведал Голянскому историю с чудесной находкой перстня.

– А в прошлый раз солдат моего коня отыскал! – зашлёпал губами Голянский. – С таким, колдуном, князь, не пропадёшь. Дай припомню, что у меня за прошлый год пропадало… может, и это сыщет.

– Да, вот в прежние времена, – оседлал любимого конька князь, – у меня в дворне кого только не бывало! И колдуны, и знахари, и скоморохи…

– Граф пожалует через день, – сообщил Голянский. – Нужно будет его принять по-царски.

– Князья Стоеросовы никогда не ударяли лицом в грязь! – гордо промолвил Данила Михайлович и распушил бороду. – Гостеприимством наш род славился исстари!

Повара потащили яства на стол, начался ночной пир.

…А поутру, на рассвете, прибежал в княжеский терем Яков и сказал, едва переводя дух:

– Князь-батюшка… в селе все избы пустые стоят… ни скотинки, ни животинки… Мужиков, баб, старых и малых, как корова языком слизнула… И в деревнях за рекой то же… И в сельце…

– Что ты городишь? – воскликнул пьяный князь. – Куда же они могли деться?

– Ушли… все ушли… избы пустые стоят, – растерянно повторял Дурында.

– Да что вы, с ума посходили? – завопил Голянский. – Как это… ушли. Сюда граф идёт с солдатами! Он же нас всех порешит, если никого в деревнях не застанет!

– Погиб, князь, как швед под Полтавой, – толкнул Спирьку в бок Игнат. – Теперь он всё одно что генерал без армии.

Спирька сверкнул змеиными глазками:

– Знаю, кто нас выдал… Не жить теперь Дурынде!

– А жить парню Якову! – весело подмигнул Спирьке Игнат.

– Князь-батюшка, – поклонился Спирька. – Мужиков теперь не вернуть – в болота они ушли, не иначе. Тропки там только им ведомы: хоть всю армию царскую граф призовёт на подмогу – ничего не найдёт.

– Погибель моя пришла! – повалился на разноцветные подушки князь Стоеросов. – Парамон, пьявок!