Текст книги "Лягушка Басё"
Автор книги: Борис Акунин
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Батоно Эраст, почему убийцу не задержали! Где ее теперь искать?
– Она не убивала, – говорит. Спокойный такой, будто на его товарища-сыщика никто не покушался!
– Как не убивала? А цепочка? И вы видели, какая у нее силища? Она князя не то что кинжалом проткнуть – пополам могла бы разорвать!
– М-да, сила у Дареджан впечатляющая. Но преступница не она. Видите ли, господин Ладо, я очень хорошо умею осматривать место п-преступления. И когда я обследовал труп, никакой цепочки в руке не было. Она появилась потом.
– Как? Когда?
– Заметили ли вы, что, когда я допрашивал обитателей усадьбы поодиночке, близко к телу подходили только д-двое?.
Я стал вспоминать.
– Княгиня подошла! Наклонилась! И потом Нателла тоже, присела вот так и сказала что-то на французском.
– А если учесть, что накануне Дареджан относила обеим с кухни обед, а потом ужин…
– Она могла обронить цепочку там!
– И значит, служанка сказала правду. С-следовательно?
– Кто-то из них, мать или дочь, подобрали цепочку и потом на руку мертвеца положили! Кто это сделала, та и убийца! …Нет, не может быть! Княгиня не стала бы мужа убивать. Что она – дура глупая, без наследства оставаться?
– На дуру ее сиятельство не похожа, – признал он.
Я говорю:
– А княжна Нателла хоть и черт в юбке, но ее тонкими ручками ни в каком аффекте такой удар не нанесешь.
– Тоже верно. Что же мы в результате имеем?
– Туман имеем. И куда в нем идти – непонятно.
– Когда хочешь выбраться из тумана, существует два способа, – сказал тут Фандорин, снова вынимая свои зеленые четки. – Нужно положиться или на ум, или на чутье – в зависимости от того, что в человеке сильней. У меня с чутьем не очень. А у вас?
– Ум у меня хуже, чем чутье, – признал я, потирая ушибленную щеку. – За это я и получил оплеуху. Но чутье мне сейчас тоже ничего не говорит.
– Сформулирую вопрос иначе. Какое, по-вашему, это преступление – рациональное или эмоциональное? В зависимости от этого методика расследования будет разной. Ну же, я полагаюсь на вашу интуицию.
Трудный вопрос мне задал батоно Эраст. Помогите ответить.
А я, пока вы думаете, тост произнесу.
Про царицу-орлицу я тост уже говорил, теперь про царя всех зверей Льва расскажу.
Случилась в львиной семье беда. Пропал принц Львенок. Где искать, как искать – никто не знает. Вызвал Лев двух самых лучших сыщиков, Сову и Собаку. Сова во всем царстве была самая мудрая, а у Собаки самое хорошее чутье.
Не найдете моего сына, сказал Лев, я из вас сациви сделаю. Награды никакой не пообещал, про отцовскую любовь тоже ничего не сказал. Он был опытный царь и знал: лучше всего стараются не за совесть, а за страх.
Мудрая Сова подумала-подумала, что-то придумала и полетела. Собака совсем не думала, уткнулась носом в землю, взяла след и побежала.
Кто Львенка найдет быстрее? Как думаете?
Берем два бокала. Левый – Сова, правый – Собака. Из какого выпьете?
Но сначала скажу, за что пьем.
Пускай никакой лев не делает из нас сациви и пускай мы летаем и бегаем, только когда сами этого захотим.
Про Львенка скажу, чтобы вы за него не волновались. С ним всё хорошо, он нашелся. Только очень далеко. В Америку сбежал. Ему надоело при таком самодержавном папаше жить. Демократию выбрал. Теперь страховым агентом работает.
Ну, так что – Сова или Собака? И до дна!

Выбор продолжения:

1. Совиная мудрость
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост третий. Или гадюка?
2. Собачье чутье
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост третий. Иль показалось?

Тост третий
Круги по воде

Вот и я, как вы, рассудил, что тут надо искать кого-то с холодной, умной головой. Потому что, если бы старого князя убили сгоряча да сдуру, такой великий сыщик как батоно Эраст сразу нашел бы преступника, а не щелкал бы зелеными шариками.
Хотел я Фандорину это сказать, но он вдруг убрал свои четки и приложил палец к губам, а потом показал на дверь, что вела на Синюю половину.
Я не понял. Тогда он постучал себя по уху, и я догадался: за дверью кто-то подслушивает!
Это был убийца! Невиновному зачем подслушивать?
Можно было кинуться к двери, но до нее неблизко, шагов двадцать. Пока будешь бежать, нырнет в коридор и поминай как звали. Дом большой, закоулков много.
Я показал на свои чувяки. Они у меня мягкие, бесшумные. Можно тихонько подкрасться. Но батоно Эраст покачал головой. Вынул из кармана ключ. Оказывается, он запер дверь, чтобы никто не мешал. Вставлять, поворачивать – преступник сбежит.
Фандорин погрозил мне пальцем: ничего не делай. А сам отошел еще дальше от двери.
Подмигнул своим синим глазом и говорит:
– Что ж, господин Ладо, давайте рассуждать вслух. Раз версия с абрагом отпадает, возвращаемся к нашей г-герметике. Из двух классических мотиваций убийства – «шерше ля фам» и «ки продест», первая отпала. Остается вторая: «Кому выгодно?». И тут ответ вроде бы очевиден: в случае насильственной смерти Луарсаба Гуриани выигрывает сын. Выгодно ему. Однако позвольте вас спросить. Можете вы вообразить, как тщедушный Котэ, чуть что падающий в обморок, сбивает с ног своего корпулентного родителя и пришпиливает его к полу ударом такой силы?
Мы с ним это уже обсуждали, но я догадался: он говорит для подслушивающего. И понял, что должен подыграть.
Говорю задумчиво:
– Есть такая штука, называется «состояние аффекта». Слышали?
Оп переспрашивает:
– Аффекта?
– По-научному так называется. Если попросту сказать, бешеная мышь кошку загрызет. Вот у нас в Цихисферди случай был. Манана Бесикашвили своего мужа Дато приревновала. Он – вот такой боров. Она маленькая, как птичка. Но разъярилась, кулачком двинула – он головой об стену, еле потом откачали. Старый князь был намного меньше, чем Дато, а молодой князь – намного больше, чем Манана.
Фандорин мне, поглядывая на дверь:
– Хм. А ведь вы п-правы. Давайте-ка попытаемся восстановить картину преступления. Где находилась жертва, как и в какой последовательности действовал убийца. А потом отправимся к Константину Гуриани и допросим его по-настоящему.
Я тоже навострил уши. И услышал, как с той стороны тихонько скрипнула половица. Преступник узнал, что хотел, и ушел!
Взял я у Фандорина ключ, подошел, открыл – пусто.
Спрашиваю:
– Это вы зачем сделали? Сказали, что теперь наш главный подозреваемый – Котэ?
– Затем, что с остальных подозрение тоже не снято. Подслушивать мог кто угодно из обитателей дома. Даже женщина. Что мешало княгине или княжне проникнуть на мужскую половину? Обе они – особы весьма б-бойкие. Я решил применить метод расследования, пригодный для раскрытия «головных», то есть хладнокровных и рассчетливых преступлений.
– Опять японский? – спрашиваю я.
– Да. Называется «Лягушка Басё».
– Какая лягушка?
– Не какая, а чья. Лягушка великого японского поэта Басё.
Я всё не мог взять в толк. Решил уточнить:
– Лягушка – это такая маленькая зеленая живность, которая квакает? По-грузински «бакаки». Зачем великому поэту бакаки?
– Самое известное стихотворение Басё в переводе звучит так:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
И плеск воды: плюх!
– Так. А дальше что?
– Ничего. Это всё стихотворение.
Я засмеялся.
– Э, что это за стихотворение? Прыгнула лягушка, плюх, и всё?
– Видите ли, господин Ладо, если человек восприимчив к поэзии, он не только увидит и услышит, как лягушка прыгает в старый пруд, но и откроет для себя бездну смыслов, в зависимости от состояния своего духа и ума. Лично я всегда т-трактовал это трехстишье как аллегорию. Вселенная статична, словно старый, покрытый ряской пруд. Рождается человек, маленькая лягушка бытия. Его коротенькая жизнь подобна прыжку в воду. Плюх! И пруд снова становится таким, как прежде.
– Очень красиво, – согласился я. – Но чем стихотворение этого Бесо поможет нашему расследованию?
– К-каноническое – ничем. Но великий Басё долго работал над своим шедевром и прежде, чем достиг совершенства, несколько раз менял последнюю строчку. Дедуктивный метод основан на одной из ранних версий трехстишья. Она звучит так:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
Круги по воде.
– И что? Конечно, если лягушка прыгнула в воду, будут круги.
– Смысл стихотворения получается совсем иной. Концентрация не на аудиоимпрессии, а на визуальности.
– А?
– Лягушка прыгнула. «Плюх!» – это мое сообщение о том, что сейчас будет допрос Константина Гуриани. Понаблюдаем, как по воде разойдутся круги. Если убийца – Котэ, он теперь переполошится и при своей нервозности наделает каких-нибудь глупостей. Если же убийство совершил кто-то другой, преступник наоборот успокоится и утратит б-бдительность. Мы же с вами посидим на берегу старого пруда… и может быть, закусим? Я целый день ничего не ел и ч-чертовски голоден.
Это предложение мне понравилось.
– Я бы тоже покушал, – говорю. – И в горле пересохло. Скажу Ивану Степановичу, чтобы нам накрыли стол. Так, немножко перекусить: вино, сыр, хачапури, лобио, мясо можно холодное. А, они сами знают.
– Нет, – покачал головой Фандорин. – С их стола мы ничего есть не будем. Тут и отравить могут, если убийце покажется, что мы близки к разгадке.
Я вздохнул, но спорить не стал.
Вино у меня еще оставалось. А закуски вокруг было много. Какие только плоды не росли в княжеской оранжерее! Я срезал ананас, нарвал клубники, персиков, гранатов. Красиво разложил на столе, еще и цветами его украсил.

– Садись, дорогой, – говорю. – Кушай. – На «ты» говорю, потому что за столом так надо. Встанем – снова на «вы» буду. Тост придумал. Сейчас скажу. Вино просто пригуби, чтобы не мешать твоей дедукции.
Батоно Эраст меня порадовал.
– Нет, – говорит, – теперь я выпью. Дедукция больше не понадобится. Метод «Лягушка Басё» хорош тем, что всё происходит само собой.
– Тогда про это будет и мой тост, – сказал я. – Слушай. Жила-была на свете лягушка. Звали ее Бакаки Бесо, лягушка Бесо, потому что это была грузинская лягушка. Имя у нее такое было – Бесо. То есть у него, потому что Бесо – это мужчина. Лягух Бесо – так можно сказать?
– Автору всё можно.
– Бесо сидел на берегу старого пруда. Выпивал, закусывал. Рядом другие лягушки сидели. Кто в Грузии один пьет? Хорошо им было. Шутили, смеялись, говорили друг другу приятные вещи. Восклицали: «Квах! До чего нам, лягушкам, на свете жить хорошо!». Когда уставали кушать и говорить друг дружке приятные вещи и хотели помолчать – пели песни. Песня – это молчание по-грузински. Долго так сидели. Пока не настала ночь. Потому что «квах!» лучше, чем «плюх!». А ночь когда настанет – тогда настанет, зачем раньше времени в воде топиться? Так выпьем за то, чтобы наша жизнь была приятным застольем, а не темным омутом.
Вы тоже сейчас выпейте, потом продолжу.

Я осушил свой рог, перевернул его, и вылилось три капли. Всякий грузин умеет пить так, чтобы потом вытекло три капли, не больше и не меньше. Батоно Эраст тоже выпил, но у него ничего не вытекло. Русские, когда пьют, не знают меры.
Налил я снова. Хотел научить его, как правильно вино пить, но тут в дверь начали стучать, громко.
– Господа! Откройте! Беда!
Иванэ кричал.
– А вот и к-круги по воде, – тихо молвил Фандорин.
Он быстро поднялся, отворил дверь, и первое, что я услышал, была нехорошая музыка: марш, который на похоронах играют. Знаете, да? Пам-пам-папам, пам-парам-парам-папам.
– Костя заперся у себя в мастерской! – задыхался Иван Степанович. – Стучу – не открывает! И эта музыка! Он завел на граммофоне «Похороный марш» Шопена! Господа, мне страшно!
– З-за мной! – приказал Фандорин.
И мы побежали.
– После Парижа Костя так переменился… – выкрикивал сзади Иванэ, не поспевая за нами. – Ни с того ни с сего хохочет, без причины рыдает… И взгляд странный…
– Почему странный? – обернулся сыщик. – Что с молодым князем п-происходит?
Иванэ сбился.
– Нет-нет, ничего… Не слушайте меня. Я от волнения немного не в себе. Господи, только бы всё было хорошо!
Фандорин даже стучаться не стал. Просто разбежался, да ка-ак подскочит, как ударит ногой – дверь с петель.
Вбегаем в комнату – Котэ у стола в кресле сидит. Голову вот так назад закинул, кудри свисают, глаза в потолок смотрят. Совсем мертвый, сразу видно.
– Костенька! – плачет Иван Степанович. – Что ты натворил! Господи, несчастье какое!
Так рыдал, так рыдал – я посторонний человек, и то сердце разрывалось.
А Фандорин, черствая душа, не заплакал, не перекрестился, даже не вздохнул. Первым делом выключил граммофон. Подошел к столу.
Там лежал больший чистый лист бумаги, Котэ на таких своих уродов рисовал. Еще рог, пустой. И три красные капли. Фандорин их пальцем потрогал, понюхал.
– Запах горького м-миндаля... Цианистый калий.
Я вздохнул:
– Эхе-хе-хе… Вот и прыгнула в воду лягушка.
Иванэ на меня с испугом посмотрел.
– Какая лягушка? Не хватало еще, чтобы и ты, Ладо, с ума сошел!
Я говорю Фандорину:
– Все-таки грузинская лягушка, не японская. Напоследок вина выпил. По-грузински рог перевернул. Три капли вытекло – значит, рука не дрожала… Эх, может, такие круги по воде и лучше, чем суд и позор…
– Но зачем Косте было убивать себя? – не мог взять в толк Иван Степанович. А потом догадался. – Неужели… О боже…
Я ему объясняю:
– Чего ты хочешь, Иванэ? Человек родного отца убил. Потом узнал, что ему не отвертеться – под дверью подслушал, как мы с батоно Эрастом дедукцию делали. Пошел к себе, поставил музыку, налил вина… Бог ему судья.
– Это не Костя убил отца! – сказал на это управляющий. – Не Костя.
– Э, – говорю я. – Зачем тогда руки на себя накладывать?
А Иванэ не слушает.
– Костя добрый, чувствительный мальчик! Он никогда бы этого не сделал! Убийство совершил не он!
Фандорин повернулся, поднял бровь. Красивую, черную, словно карандашом нарисованную.
– Не он? А кто же?
– Не кто, а что, – печально ответил Иван Степанович. – Опиум. В Париже Костя пристрастился к этому ужасному пороку. Я умолял его остановиться, и Костя обещал мне, он говорил: «Дядя Ваня, я выкину эту отраву».

Управляющий подошел к шкафу, открыл дверцу, пошарил по полкам и достал жестяную банку. В ней было что-то белое.
– Обещал и не выкинул, – покачал головой Иванэ.
А Фандорин к шкафу не пошел. Он перебирал бумаги на столе. Поднял чистый лист. Под ним лежала конторская книга, открытая. Потом сыщик приблизился к мертвому Котэ, посмотрел на него и говорит:
– Нет, не получается.
Я спрашиваю:
– Что не получается?
– Не мог Котэ нас в оранжерее подслушивать. Смотрите, он по-прежнему в своих умопомрачительных хромовых сапогах и кожаных доспехах. Они при каждом шаге скрипят, как несмазанная телега. Мы бы услышали этот скрип даже из-за двери. А скрипа не было. Нет, подслушивал не Котэ. Это раз. И второе. Зачем сидеть над чистым листом бумаги?
– Хотел перед смертью записку написать, – предположил я. – Потом передумал.
– Записку? На листе в полтора аршина? Нет, господин Ладо. Молодой князь изучал бухгалтерскую книгу. И потом накрыл ее бумагой, потому что кто-то вошел. Тот, кому не следовало знать, что Котэ интересуется бухгалтерией. И т-третье. Я повадки опиоманов знаю. Приходилось иметь с ними дело. Котэ не похож на человека, постоянно принимающего опиум. – Батоно Эраст быстро повернулся к Ивану Степановичу. – Это ведь вы поставили банку в шкаф, господин управляющий? После того, как угостили «любимого Костеньку» отравленным вином?
– Что он несет! – всплеснул руками Иванэ. – Решительно все сошли с ума! Да чего ради я стал бы…
– Ради вот этого.
Фандорин зашелестел страницами конторской книги.
– Помните, господин Ладо, как мы случайно услышали обрывок разговора между молодым князем и управляющим? Котэ спрашивал: «Как это пуст? Почему пуст? А где же они?». Речь шла о банковском счете, на котором хранились деньги старого князя. Он оказался пуст. Деньги п-пропали. Наследник начал разбираться. Управляющий понял, чем это закончится, и принял меры. Ведь это вы распоряжались финансовыми делами старого князя, Иван Степанович, верно? Вы растратили деньги. Или потихоньку перетянули куда-нибудь в собственную к-кубышку. Луарсаб Гуриани был человек беспечный, но начал что-то подозревать. Тогда вы и провернули свою комбинацию.
Иван Степанович вытаращил глаза:
– То есть вы хотите сказать, что Луарсаба Вахтанговича тоже убил я?! Помилуйте, да как бы я с ним справился?! Сбил с ног, проткнул этим ужасным кинжалом?! Откуда у меня столько сил?
– Ночью вы постучали в оранжерею, когда князь отдыхал на своей «Ямайке». Подсыпали ему в ром опиума. Подождали, пока хозяин сомлеет. Потом взяли кинжал, как следует примерились… Чтобы пронзить насквозь неподвижно лежащее тело, большой силы не нужно. Клинок острый, тяжелый. Достаточно было хорошенько размахнуться.
– Да чем бы меня это спасло от разоблачения, если деньги, как вы утверждаете, растратил я? – закричал управляющий. – Наследник в любом случае обнаружил бы, что счет пуст. Это старый князь всё промотал! Я сам был потрясен, когда узнал!
– Вы были уверены, что Константин Гуриани не станет совать нос в бухгалтерские книги. Он ведь художник. Ну а если станет, у вас был предусмотрен второй ход. Который вы и сделали. Придумано ловко. Насильственная смерть Луарсаба Гуриани, согласно его завещанию, оставляет вдову без наследства. Фальшивое самоубийство Константина Гуриани возлагает на него вину за умерщвление отца и делает единственной наследницей юную княжну. А она вас обожает. И к тому же еще пять с половиной лет останется несовершеннолетней.
– Всё это ваши фантазии! – рассердился Иван Степанович. – Улики, где улики?
– Полиция проведет вскрытие. Уверен, что в желудке старого князя обнаружат следы опиума. А у молодого князя их, наоборот, не окажется. Потом выяснится, что наркотик приобрели вы. Здесь вряд ли много мест, где можно достать опиум. Грузины предпочитают вино.
– Я знаю, где продают опиум, – сказал я. – В Кутаиси, в аптеке Авалиани. Иванэ туда за своими желудочными каплями ездит.
Иван Степанович вдруг перестал сердиться, весь подобрался и заговорил сухим, деловым тоном. Я его прямо не узнавал – будто впервые видел, ей-богу.
– Господин Фандорин, вы ведь не полицейский. Вы частный сыщик. То есть работаете за оплату. Я хочу вас нанять. Гонорар будет колоссальный. Пятьдесят тысяч. А работа очень простая. Вы всего лишь уедете отсюда и забудете обо всем, что здесь было. Право, соглашайтесь. Полиция ведь не заплатит вам ни копейки. А всю славу заберет себе пристав. И что вам за дело до никчемных князей Гуриани? Кому стало хуже от того, что старый болван Луарсаб и молодой болван Котэ перестали коптить небо?
Батоно с интересом посмотрел на него.
– А что вы предложите за молчание господину Ладо?
– Ничего не предложу. Этому краснобаю и выпивохе без вас никто не поверит. Его репутация полиции известна.
И еще рукой на меня махнул, как на муху! Обидно было. Я думал, Иванэ меня уважает. Я думал, он мне друг. Я его учил по-грузински вино пить, тосты ему говорил. Плохой он оказался человек. Так и батоно Эраст сказал.
– Однако вы фрукт, Иван Степанович. Г-гнилой. А гнилым фруктам место на п-помойке. Ну-ка руки за спину. Вы арестованы.
Потом, конечно, я пригласил батоно Эраста к себе домой. Моя жена Мзия накрыла красивый стол, позвала хороших людей. Стал я им рассказывать, какой гениальный сыщик господин Фандорин. А он сидит мрачнее тучи. Не пьет, не кушает.
Я наклонился, спросил, в чем дело? Нельзя за таким столом грустным быть.
Он отвечает:
– Я не гениальный сыщик. Я г-глупец и хуже того – преступник. Как я мог допустить второе убийство? Почти что у меня на глазах! Сидел, идиот, смотрел на круги по воде… Это худшее расследование в моей жизни! А все потому что я неправильно трактовал смысл трехстишья. Тот, кто ничего не делает, а только пялится на круги по воде – к-кретин! Вот про что писал Басё!
Так сказал батоно Эраст и стукнул кулаком по столу.
А я хочу спросить вас. Как вы понимаете стих про лягушку и круги на воде? Что хотел сказать великий японец? Что такое старый пруд? Что такое лягушка? Почему и зачем она прыгнула? Круги сойдут – что останется? А если ничего не останется, то зачем всё это было – пруд, лягушка, прыжок?
Знает кто-нибудь ответ? Э-э. То-то.
Вот вам напоследок самый главный тост.
Пусть мы проживем свою жизнь так, чтобы в конце не спрашивать самого себя: а зачем всё это было?
До дна пьем, до дна!

Выбор продолжения:
Вы прочитали ветвь повествования для выбора жить умом. Хотите сделать шаг назад и прочитать вариант концовки для выбора жить сердцем?
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост третий. Плеск воды. Эхо.
Или, может быть, вы хотите сделать два шага назад и прочитать как развивались события на Розовой половине?
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост второй.На Розовой половине.
Или даже начать с самого начала и прочитать версию истории от Арона Бразинского?
Откройте оглавление и перейдите на главу Жабе с Басё. Повесть-машаль.

Тост третий
Плеск воды. Эхо

Согласен с вами! Я тоже так решил. Сказано: великие умы мыслят сходно.
А Фандорину я вот что сказал. Солидно:
– Вот вы говорите, уважаемый, кипродест или как там. Кому выгодно, тот убийца. А я вам по-другому скажу. Если бы люди были как бухгалтерские счеты – костяшка туда, костяшка сюда – они думали бы только про выгоду. Но люди, они живые. Старого князя было выгодно убить сыну – значит, он и убил, так по-вашему? В учебнике для сыщиков – может быть. Есть такие учебники?
– Есть, – говорит. – По к-криминалистике.
– А что делать вашей криминалистике, если я думаю про Котэ и никак он у меня убийцей не получается. Вы его видели? Он цыпленка не убьет, не то что родного отца. От одной мысли в обморок упадет. Это называется пси-хо-ло-гия.
Я ему мудрые вещи говорю, а он даже не смотрит. К двери повернулся, брови сдвинул.
– Слышали вы такое слово «психология», уважаемый? – повторил я.
Он шепотом:
– А вы слышали скрип за дверью?
И потом сразу громко:
– Эй, Константин Луарсабович! Желаете подслушивать – сняли бы ваши хромовые сапоги. Ах да, я забыл, без помощи слуг сделать это невозможно.
Тут и я услышал. Скрип за дверью, топот.
Фандорин к двери кинулся, ключ повернул.
– Куда же вы, – кричит, – Константин Луарсабович? Нет уж. Сюда п-пожалуйте.
И вернулся с молодым князем. У того голова опущена, весь красный от стыда.
Не говорит – блеет:
– Я не подслушивал... Я хотел войти в оранжерею, помолиться над телом бедного папá … Увидел, что дверь заперта… Остановился. Задумался, кто там. Услышал голоса...
Сыщик его перебил:
– Если бы вы собирались войти, подергали бы за ручку. Я бы услышал, у меня отменный слух. Нет, сударь. Вы стояли и п-подслушивали. Желали знать, удалось ли вам свалить вину на абрага? Нет, не удалось. Где вы были минувшей ночью? Разумеется, у себя в спальне, и никто не может это подтвердить.
Котэ давай креститься – размашисто, как мельница, когда она крыльями крутит.
– Я же вам клялся Иисусом и своей бессмертной душой, что я не убивал папочку! Все знают, батоно Ладо знает – я в Бога верую! Я бы никогда, никогда не дал такой клятвы ложно. Бог за такое сурово накажет!
Пришлось мне за него заступиться.
– Это правда, батоно Эраст. Котэ с детства был молитвенник. Все посты соблюдает, перед иконами по часу на коленках стоит.
– Всю прошлую ночь, до рассвета, я был в деревне, в церкви, у отца Амвросия. – Молодой князь уж и носом зашмыгал. – Сначала исповедовался, потом молился перед иконой Богоматери, чтобы она помогла мне обрести независимость и поскорее попасть в Париж. Я не знал, что моя мечта осуществится так быстро и таким ужасным образом...
Слезами залился, сморкается.

Фандорин на меня смотрит: верить, нет?
Я кивнул. Отец Амвросий, которого назначили на приход после меня, со знатными и богатыми угодлив. Коли молодому князю пришла фантазия изливать душу и молиться до рассвета, Амвросий про себя, конечно, чертыхался, но терпел.
– Не верите – спросите у отца Амвросия! – прогнусавил Котэ. – Что вы на меня так смотрите, батоно Ладо? Вы знаете, что такое «алиби»?
– Знаю, – говорю. – Я газеты читаю. Не обижайтесь, уважаемый, но вы могли убить князя, когда вернулись домой на рассвете. Луарсаб в оранжерее иногда до утра дрых... То есть почивал, – поправился я из уважения к покойному.
Котэ на меня мокрыми глазами похлопал. Вынул из-под рубашки крестик, поцеловал его, трижды перекрестился.
– Вот, на кресте клянусь! Я отца не убивал!
И руку к потолку поднял, а лучше сказать воздел.
Как было не поверить? Я Котэ с детства знаю, он у меня в церкви звонче всех дишкантом пел.
– Батоно Эраст, – говорю, – я, конечно, не сыщик, но людские души вижу. Князь правду говорит. Не убивал он. Я ему верю.
Думал придется Фандорина убеждать, а нет.
– Судя по состоянию тела, смерть наступила не позднее полуночи, – сказал он. – Так что у Константина Луарсабовича, если он ночью был у священника, действительно железное алиби. Отца Амвросия я потом допрошу, а пока, сударь, вы свободны.
– Ах, вы измотали мне все нервы! – взвизгнул Котэ и с ужасным кожаным скрипом удалился.
Я спрашиваю Фандорина:
– Что будем делать, а? Каха, который грозил Луарсаба убить, не убивал. Котэ, который «кипродест», тоже не убивал. В газетах пишут «следствие зашло в тупик». Мы зашли в тупик, да?
– Увы, – развел он руками. – Но это не значит, что следствие останавливается. В подобных случаях я применяю метод, который называется «Лягушка Басё».
– Какая-какая лягушка?
– Басё – это великий японский поэт, жил в семнадцатом веке. Он прославился короткими стихотворениями всего из трех строчек. Самое знаменитое из них такое:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
И плеск воды: плюх!
Я засмеялся.
– И всё? «Лягушка плюх»? Шутите, уважаемый? Какое это стихотворение?
Тот, кто любит, кто влюбленный, должен быть весь озаренный,
Юный, быстрый, умудренный, должен зорко видеть он,
Быть победным над врагами, знать, что выразить словами,
Тешить мысль как мотыльками, – если ж нет, не любит он.
Вот это – стихи! Великий Шота Руставели написал!
Фандорин улыбнулся.
– Западная поэзия вся про то, кто что должен, что не должен. Она давит на слушателя, не оставляет ему возможностей для какого-то иного т-толкования. Русская такая же: «Ты – царь, живи один». «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы». Сплошные инструкции, а не стихи. Японская поэзия не объясняет человеку, чему он должен посвятить души прекрасные порывы. Пусть душа сама разберется. Стихотворение лишь подталкивает душу в нужном направлении, открывает ей г-глаза.
Я ему насмешливо или, красивее сказать, иронически:
– Ну и куда нас подталкивает ваша лягушка? Зачем она прыгнула? Что это вообще такое – «плюх»?
– Видите, господин Ладо, у вас возникли вопросы. Вы задумались. А дальше окажется, что для меня «плюх» – это одно, а для вас, возможно, нечто д-другое.
Я не возьму в толк, шутит он или серьезно. Спрашиваю:
– И что такое «плюх» для вас, позвольте узнать?
– Зримое и острое ощущение звонкой скоротечности жизни. В гораздо большей степени, чем если бы поэт написал что-нибудь вроде...
На секунду-другую задумался и продекламировал на грузинский манер:
Тот, кто жил на этом свете, должен каждую минуту
Помнить: жизнь так быстротечна, не успеешь и чихнуть,
Как бултыхнешься лягушкой в пруд забвения – и сгинешь.
Ты гляди, Эраст-батоно, эту мысль не забывай!
Усмехнулся.
– Японец же меня ничему не учит и ни к чему не призывает. Он лишь бросает лягушку в пруд. Дальше – я сам. Впрочем дедуктивный метод, о котором я г-говорю, основан на ранней, малоизвестной версии стихотворения. Там другая концовка:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
Плеск воды. Эхо.
– А в чем разница? – удивился я. – Если был «плюх», будет и эхо.
– Ну как же. Акцент не на самом прыжке, а на эхе.
– И что?
Он вынул из кармана часы.
– А то, что время идет, а мы только разговариваем. Приведите, пожалуйста, всех наших фигурантов в кабинет покойного князя. Скажите, что у меня есть для них важное известие. И больше ничего не объясняйте.
– А что я могу им объяснить, когда я ничего не понял? Какое важное известие? И причем тут эхо?
– Потом поймете. Ваше дело – держаться з-загадочно. Когда буду с ними говорить я, сурово кивайте. Следите за своими бровями. Они у вас на лоб лезут, когда вы удивлены. Чтоб брови оставались на месте, ясно?
– Что тут неясного? Держаться загадочно. Это раз. Сурово кивать. Это два. Брови не поднимать. Это три.
И я пошел сначала к княгине, потом к княжне, потом к князю Котэ, потом к Ивану Степановичу. Был со всеми очень загадочный, на вопросы отвечал: «Это такое известие – с ума сойдете! Не спрашивайте. Сейчас сами узнаете».
После этого все быстро пришли, как миленькие.
Кабинет у Луарсаба Гуриани был такой же полоумный, как оранжерея, как покойный хозяин дома и как вся эта семейка.
В юности князь немножко поучился в Морском корпусе. Оттуда его выгнали за неуспехи, но Луарсаб всю жизнь потом считал себя моряком. Его кабинет назывался «Каюта». Там висел спасательный круг, штурвал, белый флаг с синим крестом, на полу торчал вот такой глобус, а у стены переливался голубой водой огромный аквариум на пятьсот ведер.
Фандорин стоял ко всем спиной и смотрел на разноцветных рыб, а они из-за стекла пучились на него. К собравшимся батоно Эраст повернулся, когда вошла, самой последней, княгиня Лейла.

– Ну что еще стряслось? – недовольно спросила она. – Чем вызвана такая срочность и таинственность? Неужели против кое-кого наконец нашлись улики?
Котэ понял, на кого она намекает. Подбоченился, говорит:
– У меня железное алиби! Господин Фандорин подтвердит. А вот где, сударыня, ночью находились вы?
– Сколько можно повторять одно и то же? – поморщилась она. – Я вне подозрений. Я здесь – жертва. Это убийство меня разорило.
– Это убийство разорило вас всех, – объявил тут сыщик, повернувшись к ним.
Как они все разом закричат!
– Что-что?! (Это Котэ).
– В каком смысле – всех? (Это княгиня).
– И меня тоже? (Это княжна Нателла).
– Позвольте, я не понимаю! (Это Иван Степанович).
Сыщик обвел всю компанию мрачным взглядом. Замолчали.
– Да будет вам известно, дамы и господа, что неделю назад Луарсаб Гуриани втайне составил новое з-завещание, которое всё меняет. Убийца откуда-то прознал про это и решил умертвить владельца поместья, пока завещание официально не зарегистрировано у нотариуса. Однако последняя воля покойного все равно останется в силе, потому что завещание подписано князем и заверено свидетелем, да еще каким. Сам епископ поставил на д-документе свою подпись и печать. Убийца искал бумагу, чтобы уничтожить – я обнаружил в кабинете следы обыска, весьма неумело скрытые. Однако тайника преступник не обнаружил. А мне это удалось.








