Текст книги "Лягушка Басё"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Annotation

Грузинско-еврейские приключения с японским акцентом.

Следствие ведет Эраст Фандорин.

Интерактивный детектив, в котором Фандорина поведете Вы. В зависимости от решений, которые Вы примете, великий сыщик и его помощник (его тоже выберете Вы) могут повернуть расследование в восемь разных сторон.

Файл подготовлен для проекта https://babook.org/

Борис Акунин

ОТ АВТОРА

Ладо Чхартишвили

Арон Бразинский

Выбор продолжения:

Бакаки Басё

Выбор продолжения:

Тост второй

Выбор продолжения:

Тост второй

Выбор продолжения:

Тост третий

Выбор продолжения:

Тост третий

Выбор продолжения:

Тост третий

Выбор продолжения:

Тост третий

Выбор продолжения:

Жабе с Басё

Выбор продолжения:

Машаль второй

Выбор продолжения:

Машаль второй

Выбор продолжения:

Машаль третий

Выбор продолжения:

Машаль третий

Выбор продолжения:

Машаль третий

Выбор продолжения:

Машаль третий

Выбор продолжения:

Борис Акунин

Лягушка Басё

© Борис Акунин, 2023

© eBook Applications LLC, 2023

ОТ АВТОРА

Хочу вас спросить. Вы знаете, кем были ваши прапрадеды? Хотя бы один из восьми? Что они были за люди, чем занимались? Просто хотя бы – как их звали?

Если знаете – я вам завидую. Я про своих прапрадедов не знаю ничего. Только что по отцовской линии они были грузины, а по материнской евреи.

Стал я про них думать, про своих безымянных, безликих прапрадедов, живших сто с лишним лет назад. И не столько придумал, сколько вдруг увидел – двоих. А может, они сами ко мне выглянули – откуда-то оттуда, куда уходят  прапрадеды.

Один назвался Ладо Чхартишвили, другой – Ароном Бразинским.

Как только у них появились имена, оба прапрадеда стали живыми и заговорили со мной. Они поведали мне одну и ту же  историю, каждый на свой лад.

Правильнее сказать, что это две истории.  Или четыре. Наверное, даже восемь. Не знаю, как посчитать.

Давайте сделаем вот что.

Познакомьтесь с обоими моими прапрадедами  и сами решайте – за кем из них вы пойдете.

Ладо Чхартишвили

Налейте себе вина, положите на тарелку закуску, но пока не пейте и не ешьте – я скажу когда. Сидите и слушайте.

Я с детства больше всего любил, чтобы я говорил, а все слушали. «Наш Ладо будет или учителем, или попом,  – предсказывал мой отец, умный человек. – Этих хочешь не хочешь, а приходится слушать».

Дети – глупые, не могут долго слушать, им трудно усидеть на месте.  И в школе нельзя пить вино. Поэтому я поступил не в учительскую семинарию, а в духовную.

 Эх, какие я читал проповеди в моей маленькой церкви! А каким ароматным зедаше у меня причащались! «Святой отец, налей еще», – просили люди, и я кому-то наливал, кому-то нет. Потому что Господь вознаграждает коемуждо по делам его.

Но прихожане шли в мою церковь не за вином. В Грузии живем – вино, похуже или получше, у всех дома есть. Ко мне приходили послушать проповеди.

 Я что придумал? Проповедь с продолжением.  Она обрывалась на самом интересном месте.

«Отец Ладо, рассказывай дальше! Мы хотим знать, кто на самом деле убил царя Саула!» – просили прихожане, а я отвечал: «В следующее воскресенье приходите. Узнаете».

Молва о моих проповедях дошла до самого города Озургети, а там живет пять тысяч человек! Некоторые из них тоже приезжали, верхом или на извозчике.

Однажды прибыл сам епископ, преосвященный Пантелеймон, тоже послушал. На том моя духовная карьера и окончилась. С тех пор я в церкви не служу, и «отцом» меня зовут только собственные дети.

Э, всё что ни случается – к добру.

Я стал вести пиры и застолья. У кого свадьба, или похороны, или захотелось позвать гостей да чтобы не просто сидели, пили, да пели, а думали про интересное и мудрое, зовут меня тамадой. Хорошая жизнь, дай бог всякому.

И что я вам скажу: быть тамадой намного приятней, чем попом. Потому что говорить про всё на свете у накрытого стола много  лучше, чем с амвона только про божественное. А главное – все веселые, широкие, любят друг друга. Да и поют дома звонким горлом, вольно, а не кисло, через поджатые губы, как в церкви.

У нас говорят: «От хорошего тоста дух взлетает высоко». Так что раньше я был просто духовная особа, а стал – высокодуховная.

Вот теперь можно пригубить вино, но это еще не тост, а только приготовление к тосту.

Каждый человек, пока живет на свете, должен изобрести что-нибудь новое, отчего жизнь станет хотя бы немножко лучше. Ничего не изобрел – все равно что не жил.

Вот я, Ладо Чхартишвили, изобрел очень хорошую вещь. Называется «Большой Тост».

Раньше, до меня, были какие тосты? Ну, про русские тосты я даже говорить не хочу, они только чтоб поскорее выпить. Что это: «за здоровье собравшихся», «за прекрасных дам», «между первой и второй перерывчик небольшой», «первая колóм – вторая соколóм»? Но и у обычного грузинского тоста, даже очень хорошего, полет недлинный и невысокий, как у бабочки.

Когда стол веду я, я рассказываю историю, похожую на полет орла. Она состоит из  маленьких и средних тостов, а заканчивается Большим Тостом. Это как проповедь с продолжением, только гораздо лучше. Слушатели не стоят с постными лицами, а удобно сидят и улыбаются или ахают,  выпивают-закусывают, и никакой епископ нам не указ.

Вы удобно сидите? Это правильно. Сейчас я произнесу Большой Тост.

Улыбаетесь? А вот это зря. Тост – дело серьезное.

Знаете, я давно живу на свете и повидал много удивительного, но самое поразительное приключение началось на батумском телеграфе, когда я повстречал красивого господина с маленькими черными усами и  седыми висками…

Э, будете вы меня слушать или нет?

Арон Бразинский

Если вы умный человек – или если вы человек, который хочет стать умным (а это одно и то же) – вы не станете тратить свое время на кого попало. Это говорю вам я, Арон Бразинский, а я знаю, что говорить и чего не говорить.

Если вы умный человек, вы будете слушать тех, кого слушают другие умные люди. Научиться чему-то полезному у дурака может только мудрец, ибо в великой книге «Пиркей-Авот»  сказано: «Кто есть мудрец? Тот, кто учится у всех людей ».

Нет, если вы мудрец, идите себе с Богом мимо по своим мудрым делам, не останавливайтесь. Однако если вы пока еще колеблетесь, стремиться вам к мудрости или не стремиться, послушайте моего совета: не стоит. Мудрец живет, как мацу жует, – сухо и пресно, все его радости тусклые и холодные, как ноябрьское солнце. Умным быть намного приятнее, уж поверьте Арону Бразинскому. В славном городе Брест-Литовске проживает двадцать семь тысяч евреев, примерно десятая часть из них умные и еще дважды столько не дураки. Так вот все умные, потому что они умные, и все не дураки, потому что они не дураки, скажут вам, что ребе Арона лучше слушать, чем не слушать.

Меня называют «ребе», хотя я никакой не раввин, в синагоге перед паствой не красуюсь. Но если кому-то нужен хороший совет, они обращаются к Арону Бразинскому и никогда об этом не жалеют.

«Почему же ты не раввин, если ты такой умный и все ходят к тебе за советом?» – спросите вы. Я вам скажу почему. Раввина Б-г занимает больше, чем люди, а меня люди занимают больше, чем Б-г. Потому что люди – занимательней. И потому что они, когда я рассказываю свои истории, слушают разинув рты, а Он заранее всё знает, зачем Ему меня слушать? Он великий и единосущий, то есть всегда один и тот же, а люди переменчивые и переливчатые, как блестки на воде или как искорки костра. Сами знаете – смотреть на воду и на огонь никогда не наскучит.

Мне кажется, что и людям со мной интересней, чем с Богом. Все Его истории уже записаны, их можно прочитать в Священной Книге, там ни убавить и ни прибавить, а истории, которые рассказываю я, нигде не прочтешь. Некоторые возникают из жизни, некоторые рождаются у меня в голове, и, честно вам скажу, вторые не хуже первых.

Впрочем, история, которую я собираюсь рассказать вам сегодня, самая что ни на есть правдивая – клянусь, я ничего в ней не присочиняю. Все эти удивительные и, прямо скажу, ужасные события произошли на самом деле. И человек, с которым я познакомился субботним утром в «Европейской», тоже существует на самом деле. Если не верите, сходите в публичную читальню и попросите  адресную книгу «Вся Москва». Откройте на букву «Ф» – вы ведь знаете русские буквы? – и найдите фамилию «Фандорин».

Знаю, о чем вы хотите меня спросить. Нет, он, к сожалению, не еврей, я у него выяснял. Ни по маме, ни по бабушке. Что поделаешь? Поразительные люди встречаются и среди неевреев.

Ай, да что я вас уговариваю? Будете вы меня слушать или нет? Если да, то садитесь, раскройте уши и закройте рот. А если нет, то уже идите себе, не морочьте мне голову. Арон Бразинский без слушателей не останется.

Выбор продолжения:

1. Слушать дальше Арона Бразинского.

Откройте оглавление и перейдите на главу Жабе с Басё. Повесть-машаль.

2. Послушать Ладо Чхартишвили.

Откройте оглавление и перейдите на главу Бакаки Басё. Повесть в тостах.

Бакаки Басё

Повесть в тостах

(Читается с вином и закуской)

ТОСТ ПЕРВЫЙ

Про Адама и Еву

Сначала нужно рассказать, как я попал на батумский телеграф. В Батуми я ездил редко, потому что – зачем? В деревне всякий человек имеет имя и важность, а приехал в большой город – ты песчинка, никто тебя не знает, никто не поздоровается, не скажет: «Рад тебя видеть, дорогой! Как поживаешь?».

На телеграфе я прежде никогда не бывал. У нас все свои рядом,  к каждому можно запросто прийти по любому делу и даже вовсе без дела. Телеграмму посылать не нужно.

Но тут дело было не любое, а особенное, страшное.

Единственный человек, кто мог в этом страшном деле помочь, находился далеко, в Тифлисе. Без телеграммы не вызовешь.

Но про человека, которому я хотел отправить телеграмму, после расскажу. Сначала про страшное дело.

Утром чуть свет прискакал мой хороший знакомый Иван Степанович. (У меня все знакомые хорошие, потому что с плохими людьми зачем знакомиться?). Иван Степанович служил управляющим у князя  Луарсаба Гуриани. Про князя Гуриани, самого богатого помещика в наших краях, вы наверно слышали, а если не слышали – невелика потеря. Хоть и грех скверно говорить о покойнике, но ничего хорошего кроме богатства в князе не было.

Давайте сейчас выпьем, чтобы нас любили не за богатство, хоть и богатство пускай тоже будет. Только пейте не до дна, это еще не тост, это так, для почина.

В местах, помеченных этим знаком, нужно выпить, чтобы не обижать рассказчика

Врывается ко мне Иван Степанович, на себя непохожий, кричит, стеклышки с носа на нитке висят. «Беда, – кричит, – Ладо! Князя убили! Утром захожу в оранжерею, а он мертвый! Кто-то его кинжалом зарезал! Кинжалом Великого Мамуки! Дай мне  вина, Ладо, руки ходуном ходят!».

Тут объяснить нужно. Князь Гуриани взял управляющим человека приезжего, русского, потому что где взять грузина, чтобы с утра не пил вина, а если человек с утра пьет вино, какой из него управляющий? Иван Степанович  всем нравился, не то что его хозяин. Умный человек, приятный. Я тоже умный и приятный. Двум умным и приятным людям как не подружиться?

А вино пить Иван Степанович быстро научился. Какая же без этого дружба?

Налил я ему двухлетнего чхавери, от которого сердце успокаивается, а мысль проясняется. Управляющий успокоился, прояснился и стал со мной советоваться. С Ладо Чхартишвили все советуются.

Про убийство я после расскажу. Тост не любит, когда ты два раза одно и то же повторяешь. Пока – про то, почему я в Батум поехал.

Иван Степанович почему ко мне, а не в полицию побежал? Потому что наш пристав князь Гоголадзе  заклятый враг рода Гуриани. Сто лет они враждуют. Или двести. Никто не помнит, из-за чего. Но сделать друг дружке пакость что одни князья, что другие случая не упускают. А тут такой для пристава подарок! Дело темное, убил неизвестно кто.  Гоголадзе обрадуется, развернет следствие, раздует скандал на всю Грузию, запачкает имя Гуриани грязью.

«Детей жалко, – переживал Иван Степанович, добрый человек. – Молодого князя Котэ, княжну Нателлочку. Мало того, что ихнего батюшку, как свинью зарезали, так теперь еще Гоголадзе над ними будет куражиться.  Что делать, Ладо? Ты мудрец, дай совет».

Что овдовевшую княгиню ему не жалко, я не удивился. (Про это тоже после скажу).

Прищурил я на управляющего глаз, как это делают мудрецы.

Отвечаю:

– Ты, Иванэ, не глупее меня. И коли пришел, значит, уже знаешь, что делать, просто тебе нужна моя помощь. Говори – я помогу.

Он смутился.

– Прости меня, Ладо. Я забыл, что с тобой незачем ходить вокруг да около. Выход только один – найти преступника без полиции, как можно скорей. Тогда не придется устраивать следствие, и, может быть, обойдется без большого скандала. Помнишь, ты рассказывал про своего троюродного брата Автандила, который служил в Тифлисской полиции? Вот бы он приехал и раскрыл убийство. Княжеское семейство будет так ему благодарно!

– Э, – говорю, – у Автандила светлая голова. Но только когда трезвая. К сожалению, это нечасто бывает. Поэтому он больше и не служит в полиции, а с утра до вечера сидит в духане. К тому же Автандил в Тбилиси, как я его позову?

– На то в Батуме есть телеграф. Только, умоляю, не пиши про убийство князя, а то весь город узнает.

Я обиделся:

– Совсем глупым меня считаешь? Я напишу Автандилу: «Если сегодня вечером приедешь, получишь сто рублей». Больше ничего писать не стану. Нет, еще напишу. «Билет второго класса купи. Деньги назад получишь». Автандил никогда «чистым классом» по железной дороге не ездил, а сто рублей – большие деньги. Даст княгиня сто рублей и еще четырнадцать рублей на туда-обратно?

– Даст. А молодой князь еще сто добавит. Если же батоно Автандил найдет убийцу раньше полиции – обратно, клянусь, первым классом поедет, как великий князь!

Иван Степанович обрадовался, что дело наладилось, но я его остудил.

– Если Автандил будет еще дома, трезвый, он быстрей паровоза побежит. Но если он уже в духане, раньше завтра не явится. Когда он нетрезвый, он счастливый,  и тогда ему денег не надо.

Я сел на коня и погнал его рысью, чтобы Автандил получил телеграмму дома, а не в духане. За два часа доскакал!

По дороге сильно волновался. Во-первых, что осрамлюсь перед городскими – я ведь не знаю, как отправляют телеграмму. Во-вторых, что Автандил сегодня уже счастливый.

Давайте я расскажу про моего троюродного брата одну историю, и вы поймете, какой это человек. Сразу предупреждаю: это будет тост.

Однажды полиция, где служил Автандил, хотела арестовать знаменитого бандита Валико Кривого. Его так прозвали, потому что он был кривой на один глаз, но этот глаз был зоркий, и стрелял Валико без промаха. Он засел на чердаке и крикнул: «Я в тюрьму не пойду, а кто сунется – стрелять буду!». Полицейские знали, что, если Валико станет стрелять, он обязательно в кого-нибудь попадет. Умирать никому не хотелось. Все попрятались и только кричали: «Валико, сдавайся!». А он не сдавался и только ругался плохими словами, по-русски, чтобы начальнику, капитану Кулакову, обидно было.

Дело уже к вечеру шло. Стемнеет – Валико по крышам уйдет, поминай как звали. Капитан Кулаков думал-думал, ничего не придумал. Тогда Автандил говорит: «Я его один возьму». Начальник ему: «Как ты его возьмешь? Ты пьяница, от тебя даже сейчас вином пахнет».

Но Автандил вышел вперед и крикнул: «Эй, Валико! Я, Автандил Вачнадзе, вызываю тебя на поединок! Давай состязаться, кто больше выпьет. Если ты упадешь первый, то проснешься в тюрьме. А если первый упаду я, тебе дадут уйти. Или ты не мужчина и боишься со мной сразиться?».

После этого Валико, конечно, отказаться не мог. Они стали пить, и бандит упал первый, потому что больше моего брата может выпить только слон, а слону вина кто даст? (Слона я в Кутаиси видел, потом расскажу, во время тоста отвлекаться нельзя). В общем Кривого  унесли в тюрьму, и все остались живы и здоровы, если не считать похмелья у участников поединка.

Так выпьем за то, чтобы даже наши пороки приносили людям добро! Не до дна, это пока еще маленький тост.

…Вот стало быть какой он, Автандил. Говорю же, я волновался только, что он не захочет никуда ехать, и я подведу своего друга Иван Степановича, а до чести князей Гуриани мне дела было не больше, чем ишаку до аромата роз.

Хорошо хоть с телеграфом мне повезло – так я сначала подумал, потому что за стеклянным окошком сидел знакомый человек,  Зураб Хуцишвили, сын рябого Иллариона из соседней деревни Натанеби. Я вспомнил, что отец хвастался, какую красивую фуражку носит его Зурико. Вот он где, оказывается, служит, Зураб Хуцишвили – на телеграфе. Важная служба.

Он и сам был важный, Зураб, в своей фуражке, в черном сюртуке с блестящими штучками на петлицах. Сидел прямо под портретом государя императора. Казалось, очередь стоит не к Зурабу, а к самому царю.

Телеграф трещит, мухи жужжат, а люди стоят тихо, уважают казенное учреждение.

Заглядываю в окошко, говорю:

– Зурико, дорогой, это я, Ладо Чхартишвили! У вас в деревне, слава богу, всё хорошо, твои все здоровы, ваша одноухая свинья во вторник принесла семнадцать поросят. Слушай, мне нужно послать в Тифлис телеграмму моему троюродному брату Автандилу по очень срочному делу. Записывай!

А он со мной по-грузински говорить не хочет!

– Во-первых, – говорит, – вы находитесь в государственном учреждении, так что извольте говорить по-русски. Во-вторых, когда я на службе, я не «дорогой» и не «Зурико», а «господин телеграфист» или «господин кандидат на классный чин».  В-третьих, пишите телеграмму сами. Бланки – вон там. Следующий!

Есть люди, которые, надев мундир, даже самый паршивый, сразу чувствуют себя важными начальниками. Обычно это люди, в которых кроме мундира ничего важного нет. Нацепит такой фуражку и задирает себя кверху, как собака хвост.

Давайте же выпьем за то, чтобы каждый из нас был важнее своего мундира и чтобы все называли нас «дорогой», а не «господин кандидат в собачьи хвосты». Тост маленький, пьем не до дна!

Я долго думал, что такое «бланки», но потом увидел, как другие окунают перо в чернильницу и пишут на бумажках с двуглавым орлом. Сделал то же самое. Написал короткую телеграмму, потому что на бумажке «бланк» было мало места.

«Дорогой Автандил, пишет тебе твой троюродный брат Ладо Чхартишвили из деревни Бобоквати, сын твоего двоюродного дяди Ноя, который слава богу здоров в свои восемьдесят пять лет, чего мы все и тебе желаем. Слушай, какую я тебе вещь скажу. Если ты прямо сейчас сядешь на поезд и приедешь к нам, ты получишь двести рублей. Еще и за второй класс тебе заплатят, даже если ты поедешь третьим. Честное слово. Я совсем трезвый и не шучу, детьми клянусь. А не приедешь сегодня к ночи, ничего не получишь. Твой любящий брат Ладо с поклоном твоей жене Медико».

Телеграмма получилась хорошая, но если Автандил ее получит, когда он уже в духане, сам Шота Руставели сладкозвучными стихами моего брата оттуда не выманит.

Вот о чем я думал, подходя к окошку. И еще о том, что собачий хвост Зураб снова начнет меня позорить перед всем телеграфом, если я что не так скажу или сделаю.

Впереди меня стоял высокий господин в очень красивом костюме: черная полоска, белая полоска. Сразу было видно, что для такого человека отправить телеграмму – как для курицы склевать зернышко. Ну-ка, думаю, как он себя поведет?

Нарядный господин протягивает «бланк», говорит по-русски, немножко заикаясь:

– В М-Москву. «Молнией». Я старался писать отчетливо, но, если какая-то б-буква непонятна, скажите.

Зураб ему важно:

– Вы думаете, мы тут на Батумском телеграфе не все буквы знаем? Что тут у вас?   «Тайфу но тамэ Батуми-ко ни ритяку сасэрарэта…». Что это за белиберда?

– Это не б-белиберда, – отвечает господин. – Это написано русскими буквами по-японски. Человек, которому я пишу, японец.

Собачий хвост телеграмму обратно кинул:

– На российском телеграфе по-японски нельзя. Мало ли что вы там напишете? По-русски пишите. Следующий!

Следующий был я. И что вы думаете? Зураб на телеграмму едва взглянул да как закричит:

– Сказано же: телеграммы принимаются только на русском! По-грузински у себя в деревне с соседями будете разговаривать, а тут казенное заведение. Телеграфный пункт Министерства путей сообщения!

Это была совсем беда. Я русский язык хорошо знаю, еще с семинарии. Газеты люблю читать, вся деревня приходит послушать. Но писать не читать, тут грамматика: падежи, склонения, спряжения. И эта, как ее, орфография. Отошел я в сторонку, повздыхал, а господин в полосатом костюме уже сует в окошко переписанную телеграмму. Быстро управился.

Тут я его получше разглядел. Не человек – картинка, хоть в трактир на вывеску. Лицом красавец, черные усы будто по ниточке, волосы на голове тоже черные, блестящие, только височки белые, словно инеем примороженные.

– Вот то же самое на русском, извольте.

Зураб сменил гнев на милость.

– Это другое дело. – Читает вслух. – «Из-за урагана вынужден высадиться в Батуме тчк Отправляйся поездом зпт встретимся на месте тчк Фандорин». Что такое «Фандорин»? Опять по-японски?

– Это моя фамилия. Я Эраст Петрович Фандорин.

Зурабу хоть бы что, а я прямо вздрогнул. Ушам своим не поверил!  Потому что Зураб хоть и «господин телеграфист», но газет не читает. А я читаю. «Уголовная Хроника» – очень люблю. А еще я знаю, что в жизни бывают происшествия случайные и неслучайные.  Умный человек отличается от глупого тем, что знает, какие происшествия неслучайные. Зачем слать телеграмму Автандилу Вачнадзе, которого выгнали за пьянство из нетрезвой тифлисской полиции, если удивительный случай привел в Батум лучшего сыщика Российской империи?

– Уважаемый, неужели вы тот самый Эраст Петрович Фандорин? – спросил я, еще не веря такой удаче.

Он обернулся.

– Вероятно. Д-другие Эрасты Петровичи Фандорины мне неизвестны.

– Сыщик, про которого пишут в газетах?! Какая великая честь для наших берегов! Какая невероятная  удача! Но могу ли я спросить, по какой надобности вы прибыли в Батум?

Фандорин сердито:

– Абсолютно ни по какой. Стечение д-дурацких обстоятельств! Чертова буря повредила пароход, на котором я следовал в Синоп. Это раз.  Море отнесло нас аж до Батума. Это два. Теперь рейса в Т-Турцию ждать почти неделю. Это три. Еще и г-гостиницы в городе переполнены, остановиться негде. Это четыре. Но хуже всего, что я проспорил моему помощнику. Он предупреждал, что поездом выйдет быстрее. Выехал из Москвы позже меня, а в Синоп попадет раньше. Не знаете ли вы, сударь, какой-нибудь частной квартиры, где можно остановиться?

Не очень-то он мне понравился, хваленый господин Фандорин. Злой, как собака, и разговаривает, как собачий хвост Зурико  – у того тоже «во-первых», «во-вторых», «в-третьих». Я подумал, не врут ли газеты, что Фандорин великий сыщик. Может, он с редакторами вино пьет. Пишет же газета «Кутаисский курьер», что лучшее в городе питейное заведение – трактир Мирзоева «Заходи, погрейся», а просто Мирзоев дает репортерам половинную скидку. Я заколебался. И тут Фандорин спрашивает:

– Так что за таинственное п-преступление у вас в деревне случилось?

– Вах! – схватился я за сердце. – Откуда вы узнали?!

– Ну, это просто. Давеча вы сказали, что мое появление на ваших б-берегах – невероятная удача. Удачей мое появление обычно считают, когда случается какое-нибудь преступление, притом непременно т-таинственное. К тому же у вас взволнованный вид и вы явно не горожанин, привычный к отправлению т-телеграмм.

И тут я понял, что газеты пишут правду. Господин Фандорин – настоящий сыщик, не хуже Автандила Вачнадзе.

Я представился честь по чести, налил из меха вина, предложил выпить за знакомство. (У меня под мышкой всегда висит небольшой мех с вином, а в кармане чохи два рога, вставленные один в другой, ибо никогда не знаешь, где встретишь хорошего человека).

Потом я дал господину Фандорину чурчхелу, закусить и произнес маленькую речь, а речи говорить я умею. Мне бы быть дипломатом – уговорил бы хоть японского микадо, хоть германского кайзера. И никто ни с кем не воевал бы.

– Эта встреча – удача для нас обоих, – сказал я. – Мне повезло, потому что теперь можно не писать телеграмму, а вам повезло, потому что вы нашли, где остановиться. Выпьем же за то, чтобы нам в жизни почаще попадались люди, встреча с которыми приносит и нам, и им удачу. Прошу прощения, что тост короткий, но, когда пьют стоя, длинные тосты не говорят.

(Вы тоже можете выпить, но немного – сейчас вам понадобится ясная голова).

И дело было сделано! По логике и риторике я в семинарии был первый ученик.

Фандорин вытер губы шелковым платочком.

– С благодарностью воспользуюсь вашим г-гостеприимством, господин Ч… Чх… П-простите, у меня не получается воспроизвести этот к-клёкот.

– Знакомые называют меня «батоно Ладо», но вы можете говорить «Владимир Ноевич», если вам так проще, потому что по-русски «Ладо» – это «Владимир», а «Ной» – имя моего отца, дай ему бог прожить столько же, сколько прожил библейский Ной, только без всемирного потопа. Что же вы так мало пьете? Вина в мехе много, хватит на всю дорогу.

– Алкоголь мешает д-дедукции. Так что случилось?

Я пообещал, что расскажу дорóгой. Зачем терять время?

На площади перед гостиницей «Бельвю» стояли извозчики. Почти всех я знал, потому что извозчики ездят повсюду. Те, кто бывал в Бобоквати, меня тоже знали, потому что Ладо Чхартишвили в Бобоквати человек известный.  Они стали кричать: «Батоно Ладо, возьми меня! У меня новая лошадь, смотри какая красавица!». Другой кричит: «Батоно Ладо, поехали со мной, у меня звонкие колокольчики!». Но тут я увидел  Илико Ваперсили, который даже не повернулся в нашу сторону. Говорю Фандорину: «Мы поедем вон на той бричке».

Он кивнул:

– На г-глухом извозчике? Значит, весть о преступлении еще не распространилась и вы хотите сохранить т-тайну?

Большинство людей неумные или вовсе глупые. Привыкаешь к этому и забываешь, как приятно иметь дело с умным человеком, который всё понимает с полуслова или даже вовсе без слов. Мы с вами потом обязательно выпьем за то, чтобы вокруг нас были только умные люди, а дураки шли мимо своей дурацкой дорогой, но сейчас не время отвлекаться.

Я привязал свою кобылу к заду брички, мы сели и поехали, а глухой Илико запел песню, потому что у нас в Грузии даже глухие поют. Под этот так себе аккомпанемент (красивое слово, которым называют музыку, когда она мешает разговаривать) я рассказал батоно Эрасту всё, что знал.

Он слушал молча. Потом стал задавать вопросы.

– Есть ли следы взлома? Вышибленная д-дверь, разбитое окно?

– Иванэ сказал бы, – подумав, ответил я.

– Что-нибудь ценное п-пропало?

– Иванэ сказал бы.

– Управляющий не хочет полицейского расследования, потому что на подозрении окажутся обитатели дома. Так? Значит, члены семьи не ладили друг с другом?

– Они там, как пауки в ящике, – говорю.

– В б-банке.

Я понял, что немножко спутал русскую поговорку, но умный человек всегда выкрутится.

– В банке, – говорю – у князя деньги, много. А про ящик я сказал, потому что дом Гуриани похож на ящик. Даже на два ящика. У князя с сыном одна половина, у княгини с дочерью – другая. Муж к жене не заходит, она к нему.

Стал показывать пальцем на спинке переднего сиденья:

– Вот здесь, посередине оранжерея, где князя нашли. Только там вся семья и встречается, а так – женщины живут в своем ящике, мужчины в своем.

 Он спрашивает:

– Что за человек был п-покойный?

– Если по-доброму сказать – жаба старая. Злой, жадный, да еще пьяница. Мы, грузины, от вина всегда немножко навеселе, но пьяницы у нас редко бывают. Я только двоих знаю: моего троюродного брата  и старого князя Гуриани. Но мой Автандил, когда напьется, счастливый, а Луарсаб Гуриани только злее делался. По нему никто не заплачет.

– И меньше всех, если я п-правильно понимаю, огорчилась жена?

– Нет, уважаемый, вы понимаете неправильно Я думаю, княгиня Лейла сейчас рыдает, бросает посуду об стену и рычит. У нее нрав тигрицы.

– Погодите. Ведь она не любила мужа? Или это такая любовь-ненависть?

– Никакой любви, одна ненависть. Князь даже боялся, что она его отравит. Поэтому составил завещание. Если он умрет не своей смертью, вдова не получит никакого наследства. И вот князя убили. Княгиня получит кукиш. Как же ей не рычать и не рыдать?

– Кому же достаются деньги в б-банке?

– Там не только деньги. Там много всего. Виноградники, пастбища, стада. Кому? Молодому князю. И дочке. Они оба тоже полоумные. Вся семья полоумная. Иванэ говорит, что живет там, как санитар в сумасшедшем доме.

– Поподробней про детей, пожалуйста. Возраст, характер, с-склонности.

– Князю Котэ, Константину Луарсабовичу, двадцать пять лет. Он художник. Который не рисует, а лепит.

– Скульптор?

– Да. В Париж учиться ездил. Там хорошему научат? Французы даже вино без тостов пьют. Вернулся оттуда совсем чокнутый. Всю Синюю половину каменными уродами заставил. Смотреть жутко.

– «Синюю половину»?

Я объяснил:

– Когда ремонт делали, князь свою часть дома по-своему обустроил, а княгиня по-своему. На мужской половине всё синее – обои, ковры, занавески, а у княгини всё розовое. Потому называется «Синяя половина», «Розовая половина». Или еще «Мужская» и «Женская». Только одна оранжерея зеленая осталась. Потому что там пальмы и кусты – они зеленые.

– Да что вы говорите? – пробормотал Фандорин, записывая что-то в маленькую книжечку маленьким карандашиком. – Теперь расскажите про княжну. Сколько ей лет?

– Пятнадцать. Или шестнадцать.

– А, так она еще ребенок.

– Не ребенок, а чертенок. Злющая, как черт И хромая, как Сатана – одна нога короче другой. Но это хорошо, что Нателла Гуриани хромая.

– П-почему?

– Замуж не выйдет. А то мужа бы загрызла. Шипит на всех. И тоже, как брат, на загранице помешанная. Только Котэ всё про Париж, а эта про Америку. Америка ей нравится, Грузия не нравится. Я же говорю – полоумные они все, Гуриани, даже девчонка.

(Я вам про Америку потом, если захотите, расскажу.  Сейчас не буду.  Большой Тост не любит, когда отвлекаешься. Об Америке у меня совсем другой Большой Тост. Я его с «волшебным фонарем» показываю. Красиво! Мой родной брат Лука Чхартишвили туда уплыл и стал «ковбой». Письма пишет, картинки шлет. Так что я про Америку много чего знаю).

Фандорину я тоже предложил про Америку рассказать, но он не захотел.

– Теперь про слуг, пожалуйста. Вы говорите, что ничего ценного не пропало, но убийство могло быть совершено не из к-корысти, а из мести. Старый князь обижал слуг? Сколько их в доме? Что вы можете про них сообщить?

– Конечно, обижал. Старый  грубиян всех обижал. Но слуги его убить не могли.

– Почему вы так уверены?

– В доме прислуживают только старухи. Потому что князь с княгиней оба страшно ревнивые. Не от любви, а от гонора. Если у мужа любовница, это для жены позор. Если у жены любовник – мужу совсем срам. Поэтому слуги-мужчины там  только в конюшне. В доме одни горничные, самой молодой семьдесят лет.  А Луарсаба зарезали кинжалом Мамуки Великого. Это основатель рода Гуриани, он богатырь был, и кинжал у него вот такущий. Старуха его и со стены не сняла бы. (Там, в оранжерее,  на ковре оружие развешано: сабли, кинжалы, ружья старинные).