Текст книги "Векша"

Автор книги: Борис Комар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава третья
НА ТОРЖИЩЕ

 Когда работники потрапезничали, гость сказал, зевая:

– Теперь надо поспать. Веди, Путята, Векшу в клеть, покажи, где ваше  ложе. – А сам укладывался уже на широкой лавке. Векша не привык спать днем, и сейчас ему не хотелось ложиться, тем более что Путята обещал поводить его по Киеву.

– Мы не хотим спать, – сказал Векша за себя и за Путяту.– Пойдем город посмотрим.

– Ну, идите, – махнул рукой Куделя.

Векша мало что успел увидеть по пути от пристани к подворью гостя, так как приходилось смотреть больше под ноги, чтобы не споткнуться о камень, которых немало было на дороге. Теперь, когда Путята вел его узкими извилистыми улочками к торжищу, он мог получше разглядеть все вокруг.

Спускались они с высокого холма. Отсюда, как на ладони, видны были Подол, широченный Днепр, Почай-река, запруженная большими и маленькими челнами с ветрилами и без ветрил. Слева, у причалов, разместилось и само торжище, казавшееся сверху разворошенным муравейником.

Еще издали были слышны людской гомон, скрип колес, ржание лошадей, мычание скота. А когда очутились на самом торжище, у Векши от всего этого шума с непривычки закружилась голова.

– Что это? – остановился Векша перед огороженным двориком возле пристани, в котором толпился народ.

– Капище [храм язычников-славян] Велеса, – пояснил Путята.– Гости возлагают богу жертвы, чтобы повезло в торге и в пути.

Векше захотелось пробраться сквозь толпу во дворик, поглядеть на таинство.

Под деревянным навесом от дождя и ненастья стоял вкопанный в землю такой же, как у Кудели, только значительно больших размеров бог Велес. Рядом с ним лежал круглый помост-жертвенник. Вокруг жертвенника неторопливо похаживал с непокрытой головой седой бородатый волхв [служитель языческого храма у восточных славян], удивительно похожий на самого бога, и все время, воздымая руки вверх, вполголоса произносил молитву-мольбу.

Гости, всевозможные умельцы, каждый, кто прибыл сюда со своим товаром, прежде чем начать торг, заходили во дворик и клали или ставили на жертвенник дары богу; ловец – шкурку зверя, бортник – горшочек меда, ратай – мешочек зерна, гончар – кувшин или горшок, оружейник – стрелу или, если не пожалеет, то и лук или копье, ткач – кусок полотна. Дарили то, чем славилось киевское торжище. А на нем чего только не было!

Выйдя из дворика, Векша и Путята попали в рыбный ряд. На лавках лежала и живая, и жареная, и вяленая, и копченая рыба. В бочках плавали огромные сазаны, окуни, караси, извивались резвые вьюны, метались зубастые щуки.

Дальше тянулись ряды птичьи, овощные, хлебные и медовые. За ними – кожаные и меховые.

"И кто только все это добро добывает? – думал Векша, подолгу простаивая возле торговцев.– Отцу моему хотя бы малую толику от этого, мы бы и горя не знали. Вдоволь было бы и на обмен, и для себя".

А когда забрели в ряд, где продавались изделия русских и чужеземных умельцев и оружейников, у Векши так и разгорелись глаза. Тут была красивая, в узорах, глиняная и деревянная посуда, расставленная прямо на земле; блистали бронзовые, серебряные и золотые украшения; сияло на солнце ратное снаряжение – гибкие, обоюдоострые мечи, длинные копья, стальные шлемы, кольчуги-нагрудники, боевые секиры...

– Откуда все это берется? – дивился Векша.

– Разве Русь мала? Одних городов вон сколько, а весей – и не счесть! И каждый чем-то промышляет. А по весне, когда по-съезжаются в Киев гости из чужих земель, тогда еще и не такое увидишь!

Торговцы всячески расхваливали свой товар, зазывая покупателей. Гончар, чтобы показать, какие крепкие у него кувшины и горшки, отчаянно колотил по ним увесистой палкой. Они звонко вызванивали каждый своим голосом: маленькие – тоненько, средние – погуще, большие – совсем густо и грубо.

Векша и Путята, затаив дыхание, ждали, что вот-вот какой-нибудь горшок или кувшин не выдержит удара и разлетится на черепки. Но посуда, видно, и впрямь была крепка у того гончара – не билась.

– Осталось два харалужных [булатных] меча-кладенца! Не тупятся, не щербятся, не ломаются! – выкрикивал седоватый мечник.– С таким мечом каждому под силу богатырем стать!

Завидев Векшу, обратился к нему:

– Покупай, молодче, тебе в самый раз! Будто для тебя кованы. С этим мечом непременно богатырем станешь.

Векша улыбнулся, ответил в тон древлянской присказкой:

– И смерду хочется пива, да нет купила.

Увидев поодаль толпу мужчин, среди которых выделялись несколько светлоусых варягов, Векша и Путята направились туда.

Посреди толпы стоял высокий, худой, как кащей, стрельник. Перед ним на разостланном мешке лежали стрелы. Вряд ли эти стрелы (хотя каких там только ни было: с перьями и без перьев, с острыми, как иголки, наконечниками для охоты на пернатую дичь и с тупыми – для охоты на белок, чтобы не портить мех, длинные и короткие!) собрали бы столько народу возле него, если бы он не привел на торжище в помощники себе красавицу-дочку. Она была на диво хороша: рослая, белолицая, кареглазая, с длинной толстой косой и густыми смоляными бровями. Ее белую с мережеными рукавами и воротничком полотняную сорочку перехватывал в талии узкий кожаный поясок, украшенный блестящими бляшками и прошитый серебряной проволокой. Руки пониже локтя охватывали зеленые стеклянные обручики, на шее – желтые мониста, в ушах – сверкающие сережки.

– Это Яна, – шепнул Путята.– За нею все молодцы Киева увиваются. А она хоть бы что, ни на кого и не глянет...

– Как хороша! – прошептал Векша, во все глаза глядя на девушку. Никогда еще он не видел такой красавицы. Так и стоял бы как вкопанный и глядел, глядел...

Но тут в нескольких рядах от них вдруг поднялся такой шум, что люди, как шальные, бросились туда, увлекая за собой Путяту и Векшу.

– Скоморохи! Скоморохи пришли! – восклицали радостно в толпе.

Одетые в шкуры лесных зверей, увешанные множеством колокольчиков, скоморохи кувыркались на ходу, кукарекали по-петушиному, гоготали по-гусиному, ревели по-медвежьи. А то еще ставили длиннющий шест и, как белки, взбирались на самую его верхушку.

За скоморохами двигалась толпа, смеясь, выкрикивая, бросая затейникам в торбы кто кусок пирога, кто сладкий коржик, кто горсть орехов, а кто и мелкую монету, и этим еще больше поощряли их к представлениям.

Какой-то толстяк больно наступил Путяте на ногу, и у того сразу же пропало желание смотреть на скоморохов.

– Пойдем, – потянул он Векшу с торжища.

– А может, вернемся в оружейный ряд? – несмело спросил Векша.

– Да ну его! – сморщился Путята.– Не хочу, а то еще и голову оттопчут.И вдруг его осенило: – Что, может, и тебя уже приворожили черные брови да карие очи?..

Векша смутился, потому что Путята разгадал его мысли, – ему и впрямь хотелось еще поглядеть на девушку-красавицу.

– Эх, то все впустую, – махнул рукой Путята.– Давай лучше пойдем на Киеву [гора, на которой, по летописной легенде, поселился Кий, один из трех братьев, основателей-строителей города Киева] гору. Там княжий терем поглядишь.

Они прошли несколько улиц, вскарабкались по крутому спуску на гору, окопанную глубоким рвом и обнесенную двумя рядами острых кольев по валу. Сразу же за валом поднималась сложенная из толстенных бревен стена с несколькими башнями и воротами.

– О, да отсюда можно полсвета увидеть! – воскликнул Векша в восхищении.

Пройдя по мосту через ров, миновав ворота, на которых стояли вои и беспрепятственно пропускали туда и оттуда людей, они оказались на просторном дворе. Посреди двора на холме возвышалось рубленое деревянное строение. Хижина не хижина, башня не башня.

– Что это? – спросил Векша.– Лихих людей держат? Рассказывали, что за непослушание князю и боярам, за разбой, воровство в Киеве запирают в какие-то порубы [тюрьмы].

Путята фыркнул:

– Наоборот, того, кто от них защищает.

– Кого же это, князя? – удивился.

– Перуна! [главный бог у славян-язычников, бог молнии и грома] – Неужели это Перуново капище?

Векша не раз слышал от односельчан, что в Киеве в княжьем дворе есть капище с Перуном. В нем киевляне освящают на княжество новых князей, присягают чужеземцам на верность – не нарушать договоров, которые с ними заключили.

Путята подтвердил:

– Это еще Киево капище. Тут князья с воеводами да боярами клятву дают чужеземцам в верности. Кладут перед Перуном мечи и другое ратное снаряжение и присягают. Наши Перуну, а ге – своим богам. Ромеи [римляне, византийцы] привозят с собой своего бога. У них он нарисованный. А теперь у них на Подоле свое капище. Только называют его церковью святого Ильи. Ну и коварные же эти ромеи! Уже кое-кого из наших переманили верить в ихнего бога. Кого хитростью, кого подкупом, а кого уговорами...

– А нас к Перуну пустят? – прервал Путяту Векша.

– А чего же не пустить? Пойдем, покажу.

Дверь в капище была отворена. Путята, а за ним и Векша сняли шапки, переступили порог.

Увидев Перуна, Векша даже отшатнулся – таким был грозным и величественным бог молнии и грома. Он стоял железными ногами на каменном столе, длинные усы его вились-извивались, как молнии, а большие уши из турьих рогов были подобны трубам. Но более всего поразили Векшу проницательные, гневные, пылающие глаза Перуна и громоподобные звуки, раздававшиеся все время под круглым сводом.

И в этом капище, как и в торжищном, возле глиняного столба-жертвенника похаживал старый волхв.

Когда они вышли, Путята сказал, что слышал от одного деда, отчего у Перуна такие глаза и голос. Оказывается, глаза у него из красноватого переливающегося камня, который пламенеет от масляного светильника, горящего в огромной голове. А звуки те – совсем не гром. То гудит порожняя Перунова голова, когда волхв ходит в чревиях [обувь, похожая на ботинки] на деревянной подошве по гладкому полу.

За капищем стояло несколько высоких строений.

– А что это – я уже догадался, – сказал Векша.– Княжий терем. Да?

– Угадал.

– Давай подойдем поближе, поглядим, – попросил Векша.

– А меда-солодушки не хочешь? Сегодня перед походом Игорь-князь расщедрился, гулянье устраивает для горожан. Слышишь, как там наяривают? – кивнул Путята в сторону площади, где людей было не меньше, чем на торжище.Можно и выпить на дармовщину, и сплясать.

– Потом. А сейчас пойдем терем поглядим.

Пошли к терему.

– Кто там? – кивнул Векша на открытые окна в верхней пристройке княжеского терема, откуда доносились женское пение и смех.

– Жена князя Ольга да ее челядницы веселятся.

– Неужели их у нее столько?

– И не сосчитать! Что кур в курятнике.

– А зачем? – не мог постичь Векша.– Что они там делают?

– Работа всегда найдется! Шьют уборы для княгини, одевают ее, веселят, есть подают.

– Разве она сама не может? Она же, верно, не калека?

– Такое скажешь – калека! – усмехнулся Путята.– Ясное дело – не калека. Княгиня! Вот кто она. Понятно? Ну, а теперь пойдем попробуем меду, – потянул Векшу к толпе.

– Что-то не хочется мне меду, – сказал Векша, когда подошли к гульбищу.– Может, лучше послушаем дудариков?

– Иди слушай: я тебя найду, – согласился Путята и заспешил к кадкам с хмельным напитком, вокруг которых толпились простолюдины.

Векша протолкался к помосту, на котором дударики что было силы дули в длинные рожки-дудки, несколько человек били в бубны, а вокруг них, подбрасывая вверх шапки, подпрыгивали захмелевшие плясуны.

Путята не задержался, вскоре отыскал Векшу. Был злой, насупленный: меду ему не досталось, кадки были пусты.

Глава четвертая
НЕОЖИДАННОСТЬ

 Если бы Путята не дергал Векшу за рукав, тот, пожалуй, до глубокой ночи проторчал бы на княжеском дворе – так весело было ему на том гульбище.

– Да хватит тебе, домой пора, – уговаривал Путята.– Ночь уже, хозяин рассердится.

– Ну, ладно уж, пойдем, – наконец поддался Векша.

Выбрались из толпы, вышли за ворота и направились по крутому спуску вниз. Вдруг в стороне в темном переулке раздался отчаянный женский крик.

– Стой!..– остановился Векша.

– Душат кого-то...– прошептал Путята, пугливо хватая Векшу за рукав.Бежим!

– Ты что? – отшатнулся от него Векша.– Защитить надо!

– Бежим, говорю, да побыстрее, прибить могут...

– Странно у вас! У нас разве что зверя остерегаются о такую пору...

Крик снова повторился и оборвался. Векша метнулся в узкий проулок. Там двое ратных людей тащили за руки девицу, третий сзади набрасывал ей на голову корзно [накидка, которую носили знатные люди в Киевской Руси]. Девушка сопротивлялась, пыталась вырваться, но они держали ее крепко.

Векша выдернул из ограды кол и, выкрикивая во весь голос охотничье: "Аго-о!.. Аго-о!..", бросился к нападающим.

Где-то позади кричал Путята:

– Ве-екша! Ве-екша-а!..

Услышав эти крики, ратные, видно, подумали, что за ними гонится много людей. Двое из них испугались и шмыгнули за ограду, а третий отпустил девушку и от неожиданности застыл на месте.

Векша с разгона ткнул его колом. Тот покачнулся, но на ногах устоял. Когда же Векша налетел на него во второй раз, ратный замахнулся мечом. Векша ударил его по руке, меч слегка зацепил плечо и упал на землю.

– Бежим! – выдохнула девушка и со всех ног побежала переулком.

Векша махнул за нею. Возле одного из дворов девушка остановилась и принялась неистово колотить кулаками в ворота. Загремел засов, приоткрылась дверца. Девушка, теряя сознание, упала на руки открывшему мужчине... Пока Векша задвигал засов, мужчина отнес девушку в дом. Векша постоял, прислушался, нет ли погони, и тоже пошел в дом. Как же он удивился, когда узнал в хозяине того худющего стрельника, которого видел сегодня на торжище! А девушка?.. Да это же дочь его, Яна!..

Отец укладывал девушку на лавку, напуганная мать кропила ей лицо водой. Яна открыла глаза и разразилась плачем.

– Да что случилось? – сурово глянул стрельник на Векшу. Векша рассказал, что произошло.

– Это те подлые чужаки, варяги! – вскипел стрельник.– Чтоб их кости волки растащили!.. Мало того, что народ объедают, так еще и позор чинят...

Оказалось, что один из ратных варягов купил у стрельника на торжище десяток стрел и попросил принести их вечером. А когда Яна, отнеся покупку, возвращалась домой, напал на нее со своими дружками.

Снаружи послышался шум, стучали в ворота.

– Гаси свет! – приказал стрельник жене.– А вы бегите в сенник, спрячьтесь там...

Векша вырыл в сене укрытие, залез в него, втащил туда и Яну. Сидели тихо, прислушиваясь к грохоту на дворе, к сердитой чужой речи, к растерянному голосу хозяина. Яна испуганно жалась к Векше, дрожала, точно лист на ветру. Он же, не  решаясь обнять девушку, гладил ее по голове, как маленького ребенка. Яна немного успокоилась. Векше совсем не было страшно. Но вот шум во дворе стих. Потом скрипнула дверь в сеннике.

– Выходите... – молвил Янин отец.

В доме снова горела лучина, окошко было занавешено, мать хлопотала у стола, собирая ужин.

– Сказать тебе спасибо, – молвил, опустившись на скамью, стрельник, – это ничего не сказать. Сыном родным хотел бы назвать, так свои отец-матушка у тебя, наверное, есть. Кто ты?

Узнав, что Векша не здешний, а нанялся в гребцы к Куделе, стрельник грустно покачал головой:

– Опасное ты выбрал себе путешествие. Пусть бы никогда его не знать! – И рассказал, что прошлый год сын его так же поплыл с гостями в Греччину, но не вернулся – утонул в море во время бури.

– Беда заставила, хозяин, – сказал Векша, утаив едва ли не главную причину своего решения – желание повидать мир, и смущенно взглянул на Яну.

Встретился с ее глазами и не смог смотреть в них – так они притягивали.

– Чем отблагодарить тебя за помощь? Все отдам, ничего не пожалею.

– Разве положено, хозяин, корысть из помощи извлекать?..

– У тебя кровь!..– вдруг воскликнула девушка.

– Где? – оглядел себя Векша. Правый рукав его сорочки был окровавлен.А, пустое. Это варяг царапнул. Присохнет.

Однаково Яна достала кусок белого домотканого полотна, сорвала во дворе лист подорожника и перевязала рану. Вынула из сундука чистую вышитую сорочку:

– Переоденься.

Векша стал было отказываться, но она с такою мольбой и нежностью смотрела на него, что он согласился. Стесняясь при ней переодеваться, вышел в сени.

После ужина хозяйка постлала для Векши постель в доме. Но он не захотел там лечь, пожелал ночевать в сеннике. О том, чтобы пойти сейчас к Куделе, не осмелился даже заговорить, понимал – все равно не отпустят.

Долго лежал неподвижно на мягком душистом сене, вглядываясь сквозь дырявую крышу в темное небо, на котором сверкали яркие звезды.

 Разбудил Векшу гомон на подворье. Схватил вилы и притаился за дверью.

Но голоса оказались знакомыми, он поставил вилы на место и вышел.

– Он? – спросил хозяин у Путяты.

– Он, он! – обрадовался тот.– А мы уже чего только ни передумали! С самого рассвета тебя разыскиваю.

– Гость гневается? – спросил Векша.

– Ничего, погневается да и перестанет, – махнул рукой Путята.– В поход уже снаряжается.

– Спасибо, хозяин, за гостеприимство, – поклонился Векша, направляясь к воротам.

– Э, нет! Так не отпущу. Пойдем к столу. Перед гостем уж я в ответе буду.

Путята, охочий на лакомый кусок, толкнул Векшу под бок кулаком – соглашайся, мол! Векша покосился на него сердито и последовал за хозяином.

Яна, одетая как на праздник, помогала матери ставить на стол миски. Векша не сводил с девушки глаз. Она тоже украдкой поглядывала на него.

А когда сели за трапезу и они за столом оказались рядом, оба раскраснелись, будто не за столом, а у жаркого костра сидели. У Векши даже уши стали как вареные раки.

На усадьбе гостя застали большую суету: родня снаряжала хозяина в поход. Озабоченный Куделя бегал то в клеть, то в дом, во все вмешивался, всех торопил. Увидев Векшу и Путяту, прикрикнул сердито:

– Ну и помощнички!.. Тут потом обливаешься, а они... Теперь до полуночи прособираемся. И где только тебя носило? – обратился к Векше.

Вместо него обо всем рассказал Путята. Гость покачал головой; укоризненно заметил:

– Ты, молодче, за бедой не гоняйся, она сама тебя найдет. Возьми в толк: город – это не пуща и не весь дикая древлянская.

Векша смолчал и вместе с Путятой стал помогать Куделиной родне. Напрасно гость гневался, горячился. В дорогу собрались быстро, за полдня. Меха, пересыпанные терпкой полынной трухой, были в мешках; немудреный дорожный харч – пшено, крупа, соль, сало и сухари – в сумках; теплая одежда, которой в пути предстояло служить и постелью, небольшая рыбацкая сеть, котел, ложки, корчага для воды связаны в отдельный узел.

После обеда наведались Яна с отцом. Стрельник просил Куделю не гневаться на Векшу за вчерашнее.

Отец ушел, а Яна осталась. Рассказывала гостевой жене о вчерашнем происшествии, а сама все поглядывала на Векшу, укладывавшего с Путятой мешки на волокушу.

Управившись с работой, Векша предложил Яне проводить ее домой. Вышли со двора и сами того не заметили, как вместо тихого переулка, где жила Яна, очутились возле Олеговой могилы, там под высоким курганом почивал бывший грозный киевский князь.

Рукотворный курган уже зарос травой и кустарником. Чернел лишь самый верх его, куда вилась протоптанная дорожка, – там каждую весну, в день поминовения пращуров, жгли костры,, справляя по Олегу тризну.

– Это правда, что князь умер от укуса змеи? – спросил Яну.

– Так все говорят. Не брали его ни меч, ни стрелы, а вот змея одолела...

Высокое полуденное солнце сильно припекало. Было душно. Ели опустили ветки до самой земли. На молодых кленах и терне листья свисали, точно их облили кипятком.

– Пойдем в пущу, нарвем цветов, – предложил Векша.– Я умею плести ладные венки.

В лесу не было такого зноя, из чащи тянуло прохладой, на полянах пахло травой и цветами.

Цветов нарвали целую охапку: желтых свечечек, белых сережек, розовой лесной красавицы, голубых незабудок...

Сели на траву. Яна собирала цветы в пучочки и подавала Векше, а он плел венок. Когда ее пальцы невзначай касались его руки, Векшино сердце замирало и весь он проникался к девушке каким-то удивительным, неизведанным доныне чувством. Она становилась ему такой близкой и родной, может, даже роднее отца-матери. Если бы Яне снова кто-то угрожал, он не колеблясь пошел бы за нее не то что на трьох варягов, но даже на самого Змея-Горыныча...

Когда венок был готов, Яна надела его, вскочила, стала перед Векшей и запела игриво:

 
Стану я водить хороводы,
 
 
Где текут реки быстры воды.
 
 
Идите, русалочки, идите,
 
 
Да нашего житечка не ломите.
Наше житечко в колосочках,
А наши девушки в веночках...
 

 Как зачарованный, глядел он на девушку, и казалось ему, что это сама русалка выбрела к нему из реки.. Когда возвращались из пущи, Яна спросила, не смог ли бы он не плыть с Куделей в Царьград. Спросила как бы невзначай, а у самой при этом расцвело на щеках два алых мака.

– Не плыть?! – удивился Векша.– Я сыздавна хочу повидать Греччину. Мне столько о ней, о ее чудесах дедусь рассказывал.

– Но ведь это опасно.

– Опасностей я не боюсь. Да и с гостем уже поладились.

– Тут бы, в Киеве, к кому-нибудь нанялся. Братец мой оттуда не вернулся!..– грустно сказала Яна.

– Нет, теперь не могу отказаться. Завтра отплываем.

– Я приду на пристань провожать.

– Приходи...

К гостю он вернулся под вечер. Хозяина дома не было, и Векша, довольный этим, не ужиная, лег спать.