Текст книги "Золотой треугольник"

Автор книги: Богуслав Шнайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Перманентный бунт, или паралич воли

Каковы причины того, что вопреки шестидесятилетней систематической борьбе с наркотиками их угроза человечеству небывало возросла? Из статистических данных явствует, что наркоманы выходят из самой различной среды. Это и жители трущоб в Гонконге, и представители сливок общества в Риме или Лос-Анджелесе. Наркомания распространяется даже среди детей.

«Никогда прежде столько детей не соприкасалось с наркотиками и опасностями, которые с этим связаны», – было заявлено в Женеве в Международный год ребенка Комиссией ООН по борьбе с наркотиками.

В филадельфийской общественной больнице в 1973 году каждый четырнадцатый новорожденный страдал наркоманией.

«Для тысяч детей первое, что они ощущают, появившись на свет, – это невыносимая боль в результате абстинентного синдрома», – лаконично констатирует доклад ООН.

В Перу 1,6 миллиона наркоманов ежегодно употребляют 6 миллионов килограммов коки. Наркоманом становится здесь каждый пятый ребенок в начальной школе. В Колумбии только в трех больших городах самое поверхностное обследование выявило 130 наркоманов-детей. В Великобритании подобный же медицинский доклад констатировал: «Девять процентов опрошенных детей признались, что пробовали наркотики».

Ни один из авторов социологических исследований не сомневается, что наркомания – следствие глубокого социального, морального и психологического кризиса, охватившего почти все западные страны именно в то время, когда они достигли относительного благосостояния. Мельчают идеалы, и человек чувствует себя все более одиноким и затерянным в лабиринте определяющих его жизнь безликих сил (высокие налоги, повестка в армию; ядерное оружие и опасность его применения; невозможность найти удовлетворяющую личные запросы работу; необходимость подчиняться всевозможному начальству).

«Перед нами, – писала французская газета “Фигаро”, – молодые парни и девушки, которые способны к хроническому озлоблению и перманентному бунту. Они не только чувствуют презрение и отвращение к современному обществу и его институтам, но и отвергают ограниченный, замкнутый, обюрократившийся, подчиненный власти денег буржуазный порядок, выражая свое неприятие такого мироустройства нигилизмом и яростным протестом».

Сходным образом суммирует свои наблюдения западногерманский журнал «Штерн»: наркотики – «это средство, к которому многие молодые люди обращаются в силу убеждения, что не могут жить в мире, к коему принадлежат; они поразительно рано понимают, что современное общество бедно положительными идеалами, но богато пушками, что оно неискренне и бесчестно».

Весьма скептически настроена и полиция. «Мы можем арестовывать контрабандистов, изымать наркотики, но этого мало. Проблема героина свидетельствует о бессилии общества, – заявил высокий чиновник Интерпола в беседе с репортерами журнала “Ньюсуик”. И добавил:

– Улучшение работы полиции ни к чему не приведет без самых решительных мер в области социальной, в профилактике. Мы оказались в ситуации, когда полиция превратилась в мусорщика современного общества».

Нетрудно подыскать десятки подобных цитат в медицинских или социологических исследованиях о наркотиках (а количество их прямо пропорционально росту массовой наркомании). Наркоманы в Западной Европе и в крупных американских городах на вопрос, что привело их к наркотикам, отвечают равнодушно или патетически: «Пытаюсь пробиться через окружающее свинство…», «Пользуюсь наркотиками, потому что мне скучно…», «Я уже сыт всем по горло…», «А что мне еще делать?..»

Подобные ответы передают ощущения наркоманов в ряде промышленно развитых стран, причем только в части их: наркомания в Азии или Латинской Америке имеет другие причины.

Причем большинство наркоманов отрицают собственную вину.

А ведь кое-кто из таких «бунтарей», берущихся за шприц, «чтобы выразить протест», между прочим, имеет возможность вступить в какую-либо политическую партию, может уехать в страну с иной социальной системой, может по примеру Альберта Швейцера отправиться в Ботсвану или Камерун и помогать там больным и страждущим.

Любое положительное деяние лучше той готовности, с какой молодой безумец хватает пистолет и выбегает на улицу, чтобы добыть денег на очередную дозу героина или ЛСД.

Бесспорно, токсикомания на Западе связана с кризисом ценностей. Этой эпидемии способствовали развитие техники, вытеснившей из производства ремесленника, воздействие массовых средств информации, диктат моды, распад семейных уз, однообразие и безликость больших городов, а также разочарование во многих громких и пустых фразах, в фальшивых идеалах атомного века. У родителей нет времени ни на детей, ни на самих себя. В непрерывной гонке человек полагает, что живет лишь в те минуты, когда проводит время с пользой, что каждый миг бездеятельности укорачивает его дни, приближает к гибели, к смерти.

Следствием всего этого становится погоня за остротой ощущений, за материальными благами, путешествиями, развлечениями. Остановившись, человек испытывает чувство растерянности: полнота жизни отождествляется для него с переменами, спешкой, изобилием. События проносятся мимо, обтекают человека, который чувствует себя лишь наблюдателем, временным гостем в собственной жизни. Безучастность порождает монотонность, скуку… и коварное стремление заглушить пустоту все более сильными впечатлениями и раздражителями. Эта опасность не нова.

Перец, который во времена Генриха IV привозили с Островов пряностей, пользовался при дворе английского короля таким успехом, что слуги во время пиршеств предлагали его гостям в бомбоньерках. Гости с удовольствием грызли черные зернышки, удивлялись доселе неведомому вкусу и радовались новым ощущениям. Вместе с тем они поняли, сколь однообразна пища европейцев. Тогда они стали не только обращаться к кулинарным рецептам заморских кухонь, но и использовать острые пряности с далеких островов и континентов.

Подобная жажда новых ощущений проявилась и в других областях человеческой деятельности. На протяжении последних двух столетий европейская скульптура черпала вдохновение в африканской резьбе, а джаз впитал ритмы долины Миссисипи, восточная философия смягчила европейский рационализм. Опыт эскимосов помог в строительстве байдарок, модельеры используют в одежде перуанский орнамент. Но вот настало время, когда на карте мира больше нет белых пятен. Туристы, ищущие экзотики в глубине Новой Гвинеи, все чаще находят утрированную копию пороков собственной цивилизации.

Наркотики предлагают обманчивый легкий выход: возможность бежать в призрачное царство фантазии.

Я много путешествовал – по всем пяти частям света, – и всюду меня охватывали горестные чувства: везде я видел столько разбитых надежд! Ведь именно наркоманией кончали многие пророки и мятежники, а еще и идеалисты, впавшие в отчаяние от неспособности хоть как-то изменить мир. Среди наркоманов есть и слишком мягкие натуры, есть преступники, люди ищущие и поэты. Я наблюдал за падением этих бродяг из уважения не только к рассказам Джека Лондона, но и к своим товарищам, рядом с которыми сиживал у костра.

С юношеских лет бродил я, взвалив на спину заплечный мешок, вместе с подростками-сверстниками, и, хотя годы оставили на мне свой отпечаток, я и поныне с большим удовольствием сижу у костров, чем на собраниях. Благодаря юношескому опыту я привык считать всех бродяг своими друзьями – тех, кого знаю только по рассказам начала века, и тех, кто сейчас равнодушно проходит мимо меня, ибо я для них мещанин в городском костюме.

И именно по ним, моим товарищам и братьям по дорогам, нагляднее всего виден бег времени.

В начале XX века американские бродяги ездили в товарных вагонах. Сеть американских железных дорог, называемых просто «дорога» (The Road), безвозмездно перевозила тысячи авантюристов, для которых бродяжничество стало профессией, среди них и широкоплечего моряка Джека Лондона.

Поездка в товарном вагоне – рискованное приключение. Начинающий бродяга должен был на ходу вскочить в «товарняк», ускользнуть от внимания железнодорожников, пытавшихся сбросить «зайца» под откос; происходили погони, которые напоминали гротескные фильмы эпохи немого кино. Проигравшие кончали под насыпью, нередко с переломленной шеей или пробитым черепом.

Бродяги, эти новоявленные трубадуры американского фольклора, придумывали разные истории, чтобы получить у доверчивой старой дамы обед, и пилили дрова за ужин. Создавались причудливые, бессвязные песни без слов, рожденные чувством свободы, хорошим настроением, радостью от проносящегося мимо пейзажа. Из души рвалась поэзия. Так рождались песни железных дорог, которые в исполнении Джони Кеша или Вуди Гатри и поныне пробуждают во мне ностальгию.

Пятнадцать лет назад, покинув Нью-Йорк, я проехал по Луизиане около ста километров в товарном поезде – припоминая песни и рассказы времен моего детства и отдав дань ностальгии по прежней страсти. Мне не пришлось вскакивать в вагон на ходу и перебираться на ось между вагонами. Без труда я вошел в открытый вагон, когда поезд остановился у семафора, и вышел на следующей станции. Никто мне не препятствовал. Исчезли бдительные проводники и тормозные кондукторы. Никто больше не ездит «зайцем» в товарном поезде, и даже самих этих поездов стало меньше. Их заменили автофургоны. А поэзия в автофургонах не помещается. Должно быть, осталась на покинутом полустанке, пахнущем тимьяном и богородицыной травкой.

Шоферам тяжелых автофургонов, получающим вознаграждение за скорость, некогда сочинять песни, брать в кабину случайных попутчиков и вообще оглядываться по сторонам. Все внимание устремлено на серую, бесконечную ленту шоссе. Даже автостоп в Соединенных Штатах потихоньку отмирает. В то время как по стране ездит 150 миллионов автомобилей, а на любом «автокладбище» можно приобрести отслужившую свой век машину, заплатив всего трехдневное жалованье, никто не станет рисковать жизнью, пристроившись на оси товарного вагона.

Молодой бродяга Джек Лондон исколесил всю Америку; свои впечатления он описал в сборнике рассказов «Дорога». Вольнолюбие бродяг он изображает как протест против условностей и обычаев общества, основанного на власти денег, как бунт против капиталистической системы. Джек Керуак, автор другой знаменитой книги о бродягах, написанной полстолетия спустя, пророк «разбитого поколения», от случая к случаю работал сцепщиком на железной дороге. Путешествовал же он автобусом и, в отличие от своего предшественника, курил марихуану.

Бездомные бродяги Джека Лондона испытывали счастье, путешествуя в товарных вагонах. Запах сваренного на костре кофе, удачный (рискованный) прыжок в вагон, наскоро сочиненный анекдот дарили им радость бытия, радость общения; это нашло свое выражение и в песнях, которые они оставили после себя.

Для хиппи радость общения с другими людьми нередко заменяют наркотические видения, переживания, и их нельзя передать другим; они погребены в глубинах сознания. Следствие этого – чувство еще большего одиночества.

Черный обелиск

Если вы когда-либо окажетесь в Амстердаме, непременно постойте на мосту. Внизу проплывают комфортабельные катера с женщинами в белых шортах и старые развалюхи-баржи, где на веревках сушится белье. Хозяйки – от восемнадцати до восьмидесяти лет – чистят овощи и потрошат рыбу, в то время как мужчины с важным видом стоят у руля. Так выглядят Херенграхт и Кейзерграхт, но особенно примечательны малые каналы, где пришвартованные к берегу суденышки заменяют своим владельцам дома.

В городе на реке Амстел есть и обычные улицы: направо – дома, налево – дома один краше другого. Город возник из рыбачьей деревушки; когда людей стало больше, он поглотил и рукава реки, так что сегодня вы уже не поймете, где, собственно, в Амстердаме река, которая создала эти девяносто островов и островков. Люди здесь обжились, сковали воду каменными и бетонными набережными, так что возникли «грахты» и «валы», как называют здесь и судоходные каналы, и улицы, протянувшиеся по их берегам. В старых кварталах их столько, что центр города буквально «переграхтован», и, если вы случайно попадете на такую улицу, как Калверстраат, вас поразит, что тут нет воды.

Рядом с роскошными магазинами, сверкающими красочными, полными всяких товаров витринами, – уличные бистро, где вам предложат жареные картофельные шарики с кетчупом. Продавец протянет покупателю «картонную тарелочку» с горячими картофельными шариками, спросит, с кетчупом или без, профессиональным жестом наклонит бутылку, и рядом с шариками появится большая красная капля. Подручный продавца воткнет сверху пластмассовую минивилочку и покажет в сторону стеклянного бокса с ящичками, где лежат всякие котлетки, «гамбургеры» и рубленые бифштексы: достаточно бросить в щель рядом с ящичком один гульден – и его содержимое ваше. А потом вы идете по этой многокрасочной, шумной улице, сталкиваетесь с идущими навстречу людьми, поддеваете мини-вилочкой картофельные шарики с кетчупом и закусываете котлеткой, причем тут необходимо известное искусство: ваш кетчуп не должен попасть на чужую рубашку, как, впрочем, и чужой – на вашу. Кафе, кондитерские, сковороды, на которых что-то шкворчит, холмики и целые горы мороженого, а рядом – для разнообразия – бриллианты на бархатных подушечках; зрительная и звуковая реклама – паренек с мегафоном продает механические щетки, собирающие с ковра не только пыль, но и осколки стекла: «Дамы и господа! Извольте взглянуть!» Звенит стекло, звенит мегафон, и осколки исчезают с подстилки, скрываясь в утробе механической щетки.

И вдруг вы снова сознаете, что над вами синее небо и ласковое солнце. Улица расступилась и открыла площадь перед Королевским дворцом, на котором золотом так и написано: Royal Palais. Пышное название не мешает бродягам со всего света устраивать здесь сходки. Они посиживают и полеживают прямо против Королевского дворца на площади Дам. Пространство перед обелиском становится для них на время пребывания в Амстердаме домом. Тут они собираются, решают свои проблемы, личные и торговые, развлекаются, веселятся, спят. Не обращая внимания ни на зевак, ни на фотообъективы туристов, они лишь изредка обмениваются несколькими словами на разных европейских, африканских или азиатских языках. Основной язык – английский.

Пространство перед обелиском пустует только ранним утром, когда большой брандспойт сильной струей ополаскивает широкие ступени вокруг памятника жертвам обеих войн. Как только солнце немного подсушит мостовую, квартиранты возвращаются. Да, квартиранты. Потому что за пребывание на площади Дам платят – и порой довольно дорого.

Уже к полудню вы обнаружите здесь группки, где по кругу передается сигарета. Каждый сделает затяжку, медленно втянет дым в легкие и, прикрыв от наслаждения глаза, выдохнет, ленивым движением передавая сигарету с марихуаной следующему. Другая группа комбинирует наркотики с алкоголем. Пока еще не начались галлюцинации, они со знанием дела спорят о том, что лучше – вино или более крепкие напитки.

Вот сидит юноша, выпрямившись, словно он опирается на невидимую стену. Точечные зрачки красноречиво свидетельствуют о том, что он принял сильнодействующий наркотик. К обелиску подошла блондинка с красным рюкзаком за плечами. Она прочла надпись на полукруглой низкой каменной ограде памятника и, заглядывая в план города, стала рассматривать исторические объекты вокруг площади. Солнце било ей в глаза, и потому она не заметила реакции юноши, того самого, который сидел прямо, будто проглотил аршин. Он резко поднялся – в нем точно развернулась сжатая пружина – и как лунатик пошел за ней. Негр, до сих пор вроде бы равнодушно сидевший на ограде, соскочив, вразвалку двинулся за красным рюкзаком.

– Эй, детка, хочешь гаш?

Хозяйка рюкзака сначала не поняла, что это обращаются к ней. Оглянулась и тут же увидела уставившегося на нее молодого человека. Насторожилась.

– Можешь получить и героин. Первую дозу задаром. Идет?

– Спасибо, я не употребляю.

Негр расхохотался. Длинными тонкими руками он стал бить себя по бедрам и чуть не налетел на молодого человека, который выкрикнул что-то хриплым голосом. Торговец сразу превратился в клоуна. Прогибаясь от смеха, он заорал на всю площадь:

– Наконец-то Джеки нашел свою русалку! – Те, кто еще способен был что-то воспринять, начали хихикать, вслед шагающему красному рюкзаку полетели насмешки.

– Сторонитесь каналов, мадемуазель, Джеки известный обманщик! Поторопись, Джеки, убежит! Русалка, – красный свет, стоп!

Джеки шел за красным рюкзаком, словно безвольная кукла, типичной походкой наркоманов – напоминая пьяного, который старается идти прямо, чтобы не упасть. Шел, натянутый, будто струна, уперев взгляд в светловолосую девушку. У перехода она остановилась. Он тоже. Чтобы сбить с толку преследователя, блондинка изменила направление. У соседнего перехода замигал зеленый свет. В последнюю секунду она перебежала улицу, сделала вид, что идет в костел, а сама свернула к зданию главного почтамта. Молодой человек сунулся под машины на красный свет. Шоферы гудели, с обеих сторон объезжали неуверенно идущего человека, по походке узнавая, с кем имеют дело. Светлая головка скрылась в дверях почтамта, и Джеки ускорил шаг. Когда он вошел туда, открылась боковая дверца, красный рюкзак перебежал через улицу и нырнул в костел.

Неудача Джеки никого не интересовала. Мостовой возле обелиска завладели две девушки в черном, известные здесь под кличкой Вороны. Девушки исполняли диковинный танец под музыку, которую слышали только они. Черные юбки с глубокими разрезами на бедрах доходили до середины икр, босые ноги шлепали по мостовой, руки взлетали к небу. Довольно долго девушки раскачивались из стороны в сторону. Потом, наклонившись вперед и отводя руки назад, словно крылья, стали описывать магический круг. Одна из девушек, очевидно, когда-то занималась художественной гимнастикой или училась в балетной школе: порой ее движения были весьма грациозны. Другая танцевала неуклюже. Красоты ей не прибавила и красная косынка, эффектно повязанная вокруг лба. Концы косынки ниспадали на плечи и реяли вокруг головы. Вдруг девушка споткнулась.

Туристов необычайное представление изумляло и забавляло. Неискушенные смотрели на все это с явной подозрительностью. Уличное искусство процветает в больших западных городах, с ним можно столкнуться на каждом шагу. Студенты подрабатывают музыкой, бродяги демонстрируют причудливые, собственного изготовления музыкальные инструменты, каждый из которых может заменить небольшой духовой оркестр. И всегда вокруг них собирается толпа. Но возле танцующих не было ни футляра от музыкального инструмента, ни перевернутой шапки, ни копилки. Просто девушки под воздействием наркотиков пытались как-то выразить свои ощущения и без всякого стеснения танцевали свой странный танец, не обращая внимания на насмешки толпы. Единственный, кто был захвачен их выступлением, – высокий тощий старик с гривой седых вьющихся волос, которые падали ему на плечи, а наверху были схвачены какой-то «конструкцией» из разноцветных металлических блях.

– Когда-нибудь им это удастся, – убеждал он стоящих вокруг зевак, дико жестикулируя и хриплым голосом поощряя черный дуэт. Девушки отпрянули друг от друга, запрокинув головы, их распростертые руки напоминали машущие крылья, а в упорстве, с которым они все это делали, было даже что-то пугающее. Увы, ожидаемый «взлет» не наступал. Обессиленные, они рухнули у ног старика. Тот похлопал их по спинам, вынул пробку из двухлитровой бутылки дешевого вина, сделал глоток и полил из нее девушкам на головы.

– Клоди была уже совсем близка, – прохрипел старик. Он стащил с головы неуклюжей девушки красную косынку, окропленную вином, и утер ею лоб Клоди. Ее подруга, стоявшая на коленях, зарыдала, плечи ее сотрясались от плача. Кто-то прыснул. Старик пришел в ярость.

– Когда-нибудь у них это получится, – закричал он на всю площадь, – они взлетят туда, наверх, и окаменеют на вершине обелиска, а вы только будете ходить вокруг да таращить глаза!

Возможно, когда-нибудь и впрямь вершину обелиска на площади Дам украсит черный ворон. Обелиск белый, и поставили его в память о павших. Черной птице, которая благодаря не одному поколению поэтов стала символом гибели и смерти, очевидно, самое место на этой площади – в память о тех погибших, что лежат вокруг обелиска, хотя они еще живы.

Пока еще живы…