Текст книги "Золотой треугольник"

Автор книги: Богуслав Шнайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Богуслав Шнайдер
Золотой треугольник

Предисловие автора к русскому изданию

С гигантского плаката на Арбатской площади на пешеходов, толпящихся перед входом в метро, с легкой улыбкой смотрит казахская красавица, зазывая на «Тайны мадам Вонг».

Я не поддался ее чарам и не поспешил на фильм, наверняка полный напряжения, схваток и диких погонь, и потому не знаю, как казахские кинематографисты представляют себе пиратов Юго-Восточной Азии. Не сомневаюсь, в этом фильме достаточно занимательности и драматизма. Наравне с «Барменом из „Золотого якоря“» его показывали примерно в четверти московских кинотеатров. Критика посмеивалась, да и зрители, выходящие из кино, не выражали особого восторга, однако это не отражалось на количестве ожидающих у кассы.

Пока будет напечатана эта книга, пройдет немало времени. В Москве и Ленинграде (как и в Клину и в Петропавловске-Камчатском) будут уже демонстрировать другие фильмы, а «Мадам Вонг» сдадут в архив, и он встанет в длинный ряд забытых фильмов; вместо пиратов появятся новые герои и заполнят экраны погонями, напряженным сюжетом и схватками.

Казалось бы, приключенческие или детективные фильмы, в последней четверти XX столетия все больше становящиеся духовной пищей людей, не имеют ничего общего с проблемой наркотиков, которой посвящена наша книга. И все же они выражают тоску человека, утомленного повседневными заботами, по сказке, по мечте, по несложным, но полным драматизма ситуациям, где зло и добро точно отмерены и последнее всегда торжествует. Независимо от того, кто зритель – старый, или молодой, или совсем юный, мужчина или женщина, колхозник, инженер или студент, все они порой мечтают об экзотике и дальних странах, стремятся к каким-то новым впечатлениям. Они идут в кино, потому что хотят отдохнуть или развлечься, развеять печаль или скуку. Примерно из тех же соображений человек мог бы впервые попробовать наркотик.

Книга, которая лежит перед вами, перенесет вас в Юго-Восточную Азию, где находится «золотой треугольник», один из центров мировой торговли наркотиками. Она повествует о секретных армиях и горцах, выращивающих мак в Бирме и Таиланде, а также о наркоманах в экономически развитых странах, куда переправляются наркотики из «золотого треугольника», о цепи контрабандных путей, все более тесным кольцом охватывающих земной шар, и о возрастающей угрозе массовой наркомании, которая представляет для нашей планеты не меньшую опасность, чем загрязнение воздуха или недостаток воды. Наркомания – проблема отнюдь не отдаленная и экзотическая, как могло казаться всего несколько лет назад.

Наркотики представляют собой серьезную угрозу. И хотя социальные причины, вызывающие у людей в разных странах желание «химического счастья», различны, хотя различны и названия одурманивающих веществ, все же некоторые общие черты явно имеются. Наркотики, как алкоголь, предлагают на первый взгляд легкий выход из сложных положений.

Взрослым они якобы сулят развлечение и возможность избавиться от грустных дум и скуки, подросткам кажется, что с их помощью можно блеснуть перед товарищами и вкусить запретного плода – определенную роль тут играют и мода и любопытство. Возможность борьбы с наркотиками с помощью полицейских мер во всем мире уменьшается, потому что наряду со стрессами, которые вызывает современный быстро меняющийся мир, быстро растут и наши познания в области химии, на горизонте возникают все новые возможности получения «химических радостей».

Нужно ли об этом говорить?

Безусловно. Опыт социалистических стран однозначно это подтверждает. И без книг и газетных статей школьники могли бы нюхать химикалии, но они должны знать, что при первом же употреблении наркотики оказывают разрушительное воздействие на мозг. Не имея точной информации о губительном действии наркотиков, многие родители только пожали бы плечами: что поделаешь, такова новая мода, ведь это увлечение, которое на первый взгляд не оставляет сколько-нибудь заметных следов; то, что их дети в критический период созревания «попробовали» наркотик, не слишком бы их взволновало. Учителя не смогли бы вразумительно объяснить школьникам, что эти «невинные» развлечения навсегда превратят их в человеческие развалины. Товарищ укрывал бы товарища, полагая, что оказывает ему услугу. Борьба с чем-либо, что официально не существует, напоминает печально-смешную картину, когда человек боксирует с тенью; такая борьба не принесет результатов и лишь породит фальшь и ложь.

Советский Союз уже в силу самой своей системы создал все условия для успешной борьбы с наркоманией. Советское общество считает наркотики серьезной опасностью. Контрабанда из-за границы здесь почти невозможна, равно как и деятельность преступных организаций, оптом торгующих «белой смертью». Но ведь и в советской деревне может возникнуть скука, и здесь не всегда есть где провести вечер. В четырнадцать-пятнадцать лет школьники из такого же любопытства, что и их зарубежные сверстники, могут выкурить свою первую сигарету. И в советском городе отчаяние или горе могут завершиться стремлением увидеть «розовые сны».

Но это уже проблема, касающаяся не только ученых…

Часть I
ЗА МИРАЖЕМ

Путешествие начинается

Резкий ветер срывает с ноябрьских туч мелкую, вязкую изморось. Мутное утро; по шоссе в три ряда мчатся сотни автомашин с зажженными фарами, но большинство успело набрать такую скорость, что им уже трудно затормозить, чтобы подобрать одинокого, до нитки промокшего путника. Те же, что едут помедленнее, отдают дань уважения знаку, запрещающему здесь останавливаться.

Только за мостами через Эльбу, у выезда из порта, подобрал меня грузовичок. Шофер ехал лишь до Ганновера, но и за это я был ему благодарен. Ведь в Гамбурге бетонная автострада начинается в центре города. Светофоры на перекрестках со всех сторон выпускают на шоссе стада машин, и они со свистом мчатся мимо жалкой фигурки, значащей для них не более, чем какая-нибудь пятнадцатая цифра после запятой в десятичной дроби.

В кабине грузовичка меня охватила радость – тут было тепло. Я возвращался из Африки, и холодная европейская осень пробирала меня до костей. Доехать бы до первого приличного ресторана у автострады и все будет в порядке. Там можно по номерам машин отыскать шофера из Южной Германии или хотя бы из района Рура и попросить подбросить до какого-нибудь следующего ресторана. За день таким образом можно покрыть 600–700 километров. А больше мне и не требовалось – я попаду к границе.

К сожалению, шофер заблудился и, вместо того чтобы высадить меня на автостраде, завез в глубь старого ганзейского города. Сеть магистралей, удаленных от автострады, лабиринт улиц, асфальтированных дорог, перекрестков и объездов – как теперь выбраться? Я поднял руку без всякой надежды.

Синий «фольксваген» проехал мимо, добрых сто метров не снижая скорости, потом вдруг дал задний ход и стал приближаться ко мне. В нем сидела блондинка лет двадцати пяти, с длинными прямыми волосами. Она извинилась, что может подвезти меня всего километров тридцать. Ей надо свернуть на перекрестке двух автострад, но там останавливаться запрещено.

Я уговаривал ее больше улыбкой, чем словами, дебаты с полицией казались мне приемлемее бесконечных блужданий по Ганноверу; как известно, будущие неприятности всегда предпочтительнее нынешних.

Мы обменялись несколькими английскими фразами, словно бы заимствованными из самоучителя. Я понял только, что она студентка. Через двадцать минут мы свернули и, спустившись ярусом ниже, поехали по автостраде, ведущей на восток. Девушка притормозила за белой боковой чертой. Я вылез из машины и пожелал ей счастливого пути, но вдруг девушка охнула: в зеркальце она заметила подъезжающую сзади полицейскую машину.

– Документы, – полицейский в белом шлеме сначала обратился ко мне. Молча полистал полный экзотических штампов паспорт. Я ободряюще подмигнул девушке и в тот же момент заметил неладное.

Девушка тут ни при чем. Позвольте ей ехать дальше, это моя вина, – бормотал я, пытаясь отвлечь внимание полицейского.

– Не вмешивайтесь, – холодно бросил мне полицейский и потребовал у девушки водительские права. Когда она передавала документы, из-за плеча полицейского я стал делать ей знаки, чтобы она опустила глаза.

Но девушка моих знаков не заметила. Она вообще ничего не замечала. Равнодушная ко всему на свете, она витала в облаках. Мельком глянув на нее, чтобы сравнить с фотографией, полицейский насторожился:

– Посмотрите-ка мне в глаза!

Девушка весело рассмеялась, очевидно приняв его просьбу за какую-то новую игру. Она еще не понимала, что незначительное нарушение дорожных правил переросло в преступление. На ее лице сияли огромные голубые глаза с сузившимися зрачками.

Полицейский взволнованно подозвал коллегу. Попросив девушку выйти и заперев «фольксваген», они усадили ее в полицейскую машину. На меня уже никто не обращал внимания.

Сейчас мне даже трудно вспомнить, как она выглядела, – слишком мимолетной была наша встреча. Вроде бы красивая, а может, это теперь только кажется. Я так и не узнал ее имени, которое, впрочем, вскоре превратилось в анонимный тюремный номер. В действие вступил беспристрастный механизм закона: он, точно конвейер на обувной фабрике, станет передавать ее из полицейского участка в камеру предварительного заключения, потом в зал суда, потом в тюремную камеру… За годы, что ей предстоит здесь провести, она не раз будет проклинать не только себя, но и незнакомого человека, ради которого остановила в Ганновере автомобиль (а времени у нее будет предостаточно, ибо тот, кто сел за руль после принятия наркотика, карается в ФРГ тюремным заключением сроком до пяти лет).

Какой она станет, когда выйдет на свободу? Сохранит ли очарование, или тюрьма сделает ее вульгарной и равнодушной? Закончит ли учение? Ведь если бы она не остановилась по моей просьбе, то не привлекла бы внимания полиции, спокойно доехала бы до дому, выспалась и проснулась без малейших следов эйфории. Не будь меня, она осталась бы на свободе. Наша короткая, незначащая встреча, возможно, решила ее судьбу. Я стал невольной причиной ее гибели.

«Знаю, – часто утешал я себя потом, – винить себя глупо. Не надо было ей принимать наркотик. Или хоть огляделась бы по сторонам, прежде чем съехать на край автострады, может, заметила бы полицейскую машину. Нет, я ни в чем не виноват, я – тот случайный камешек, который повлек за собой лавину». Я повторял себе это без конца, но от ощущения вины так никогда и не смог избавиться.

Возможно, эта девушка даже не слышала о «золотом треугольнике». Но неведомый ей далекий уголок Азии сам вмешался в ее судьбу.

Я сталкивался с наркотиками среди хиппи в Калифорнии и по соседству с амстердамскими каналами, в ателье монпарнасских художников и в бетонных шахтах нью-йоркских улиц, в австралийском порту Сиднее, на склонах Гималаев, в Неаполе и в кенийском отеле «Икбал» в центре Найроби. Названия наркотиков менялись, да и воздействие их неодинаково: это были то гашиш или марихуана, то киф или кат, то трубка с опием или шприц, наполненный героином.

Наркотики появлялись без зова, как бродячие кошки, в основном в дешевых номерах-каморках, где жила молодежь, на улицах, в студенческих общежитиях. На вечеринках в роскошных домах и в горных хижинах Азии, в кругу имущих и среди безработных они становились все более угрожающей, повседневной реальностью XX века.

Никто не знает, сколько людей употребляет наркотики; статистики называют цифру – миллиард, но, пожалуй, они преувеличивают. Наркотики, получаемые из мака, – опий, морфий и героин, как полагает статистика, нашли путь к 400 миллионам представителей всех рас. Примерно 300 миллионов курят гашиш и марихуану, и 300 миллионов жуют листья коки и кат.

Действительно ли наркоманы составляют четверть человечества, как утверждает Жан-Луи Бро, автор одной из бесчисленных монографий о наркотиках? Никто не знает. Все числа опираются на домысел. Официальной статистики не существует, поскольку заслугами в этой области никто не хвастает. Полицейские рапорты говорят лишь о количестве токсических материалов, которые удается конфисковать. Но какую часть всех производимых в мире наркотиков они составляют?

Чтобы вкусить от запретного плода, случайному любопытному не нужно даже денег. Я не раз сиживал в окружении студентов и бродяг, когда из рук в руки переходила плохо свернутая сигарета с марихуаной или гашишем. В Кении я жевал кат, внешне и по вкусу напоминающий ивовые ветки. Его зеленые побеги свободно продаются на базарах и в трактирах. Кат (называемый также гат, каас, чут или чай) сам по себе еще не наркотик. Он относится к числу тонизирующих, возбуждающих средств, точно так же как чай, кола, кофе или бетель. Алкалоид цатин, содержащийся в его листьях, вызывает такое же ощущение бодрости, как крепкий кофе. Но за приятные мгновения приходится дорого платить. Если долго жевать эти безвредные на первый взгляд листья, естественная человеческая любознательность постепенно притупляется и некогда энергичный юноша превращается в медлительного, тупого. Кат губительно действует на сердце, на мышечную и нервную систему. Кроме того, он разоряет семьи (ибо за зеленые листья кормилец нередко отдает весь свой заработок, заставляя жену и детей голодать). В Йемене кат употребляют две трети мужчин и более трети женщин; он распространен также в Эфиопии, Сомали и Омане. Чиновники жуют кат в канцеляриях, водители такси – за рулем, солдаты – стоя на посту. Таким образом, наркотики существенно снижают уровень экономического развития государств и народов.

Я курил марихуану и жевал кат не из любопытства: они были моим входным билетом в мир наркоманов. Только с их помощью я мог вблизи увидеть и торговлю наркотиками, не объясняя, почему интересуюсь этим.

С героином, самым опасным из одурманивающих ядов, я впервые столкнулся в Соединенных Штатах. Всю ночь я пытался помочь лаборанту маленькой аптеки справиться с ужасом, в который его повергала тьма: восемнадцатилетний паренек, почти ребенок, царапал ногтями стену, всхлипывал и бредил самоубийством. За одну лишь порцию наркотика он мог бы, пожалуй, убить мать, обокрасть товарища, продать брата. Успокоился он, только когда где-то по соседству раздобыл щепоть белого порошка, развел его в ложке воды и шприцем ввел жидкость в предплечье.

В этот момент я не знал, что делать: вырвать ли яд из его рук или пытаться подействовать на него убеждением. В конце концов не оставалось ничего иного, как смотреть. Наркоманов нельзя спасти, пока они сами не захотят, чтобы кто-нибудь им помог.

Несколькими месяцами позднее я столкнулся с оптовой торговлей наркотиками, сойдя с парохода в столице Кампучии Пномпене через неделю после свержения принца Сианука.

На пятый день своего пребывания в Кампучии ранним вечером я отправился к Ангкору, самому знаменитому из мертвых городов Азии. Наш шестиместный «пежо» вместил семнадцать пассажиров – руки и ноги торчали изо всех окошек. Один из них, бродяга-американец, рассказывал мне о самолетах, набитых наркотиками, о маковых полях. В его рассказе не было ничего необычного: путники, у которых нет ни гроша, всегда обмениваются информацией о ловушках и приманках предстоящей дороги, о дешевых ночлежках, возможностях заработать и о злых чиновниках. Тогда-то я и услышал впервые название «золотой треугольник». Я представлял себе таинственный, малоисследованный уголок земли, некую заповедную вотчину тайных служб и наемных «личных» армий. На прощание мой случайный попутчик дал мне несколько адресов в Бангкоке и Вьентьяне, где я смогу узнать о наркотиках более подробно. Кстати, добавил он, там можно и хорошо заработать.

За одиннадцать лет эти адреса в моей записной книжке пожелтели. В «золотой треугольник» я тогда не попал: вьетнамская война была в самом разгаре, и правительство Таиланда отказывало в визах гражданам социалистических государств. Но я не забыл об этом глухом уголке нашей планеты и в глубине души надеялся когда-нибудь попасть в те места на южной границе Китая, где Гималаи переходят в бесконечные горные цепи, в царство мака.

Портрет убийцы

Мир наркотиков полон подводных рифов и опасностей. За последние четыре года только в неспокойных районах на севере Таиланда погибло двадцать четыре журналиста разных национальностей. Трупы некоторых со следами пулевых ран были найдены, остальные навсегда сгинули в безмолвных, непроходимых джунглях. В газетах, для которых они работали, появились краткие некрологи – их обычно помещают в разделе хроники. Никого это особенно не взволновало: смерть – обычное следствие репортерского риска, если журналист стремится добыть материалы о повстанцах, воюющих армиях или контрабандистах, переправляющих наркотики. Опасность неотъемлема от его работы точно так же, как нерегулярное питание и случайные ночлеги…

Только семьи вспоминают о погибшем, да и то пока не подрастут дети и жена не выйдет замуж вторично. За покинутую пишущую машинку сядет кто-нибудь другой, шеф редакции предоставит возможность попытать счастья кому-то из многочисленных претендентов на место убитого: ведь ротационные машины требуют все новых сенсаций, телевидение и радио заглатывают фотографии, киносюжеты и сообщения телетайпа.

Мне вовсе не хотелось во время своего экзотического путешествия за наркотиками исчезнуть при загадочных обстоятельствах, и потому за месяц до отъезда в Юго-Восточную Азию, почти через двенадцать лет после своего первого посещения Кампучии, я проник в мир гангстеров, наемных убийц и тому подобных темных личностей, правда пока еще только как читатель. Перестрелка, дикие погони и почти шпионские приемы, когда наблюдаешь за ними с дивана, на котором я обычно валялся, читая, напоминают дешевый детектив. Они поражают своим неправдоподобием, как будто их сочинил плохой киносценарист; порой даже приходилось напоминать себе, что передо мной не уголовный роман, а описание подлинных событий. При всей своей увлекательности чтение старых репортажей должно было ознакомить меня с той реальной средой, в которую я вскоре попаду. Я штудировал их почти как инструкции, надеясь, что чужой опыт поможет мне разобраться в законах международной торговли наркотиками, чьи нити тянутся из нищих стран «третьего мира» к богатейшим метрополиям Западной Европы и Соединенным Штатам.

– Как вы думаете, вы уже стали легендой? – спросили журналисты в начале 70-х годов пухленькую длинноволосую девушку с грубым, хриплым голосом.

– Легендой в двадцать шесть лет? Что я тогда буду делать весь остаток жизни? – рассмеялась Дженнис Джоплин, самая яркая звезда блюза со времен Бесси Смит.

Однако остаток жизни продлился всего год и действительно превратил техасскую девушку с круглым, почти детским лицом в легенду. Ее грубоватый, пожалуй, даже немелодичный голос проникал в самые глубины души. Она пела блюз так, что слушатели не могли сдержать слез, выкрикивала и выплакивала в микрофон хватающие за душу хриплые звуки, тосковала и тут же смеялась, как человек, у которого больше нет слез. И публика орала и плакала, захваченная красотой ее печали и самозабвения.

Последний день своей жизни она провела на студии звукозаписи в Лос-Анджелесе. Записывала долгоиграющую пластинку со своим новым оркестром «The Booge Rock Group». Десять часов непрерывного напряжения вымотали всех, и потому на следующий день оркестранты загорали на солнышке возле гостиничного бассейна. Лишь к вечеру кто-то вспомнил о певице.

Обычно Дженнис Джоплин до конца выкладывалась на концерте, а после него стремилась к уединению. Курила одну сигарету за другой, бутылка виски стояла рядом. Но такое затворничество никогда не длилось слишком долго. Обеспокоенный долгим отсутствием Дженнис, Джон Гук, тромбонист группы, позвонил ей из холла, но телефон молчал. Тогда Джон поднялся наверх и стал дергать ручку двери. Изнутри торчал ключ. В конце концов дверь взломали. Певица с почти детским лицом, получавшая тридцать тысяч долларов за один концерт, лежала на постели в тонкой ночной сорочке. Она была мертва. На коврике у постели валялся пустой шприц, а в мусорной корзине – окурок марихуаны. И без вскрытия врачу нетрудно было установить причину смерти, стоило лишь приподнять неподвижное веко: героин.

«Она прожила удивительно интенсивную жизнь», – писали в некрологах газеты, имея при этом в виду ее неукротимый голод по все новым импульсам: по музыке, алкоголю, наркотикам и любовным связям. Этим эвфемизмом они невольно выразили одну из опаснейших иллюзий века компьютеров: будто можно прожить более интенсивную жизнь, чем позволяет человеку его внутреннее содержание. Это и толкало Дженнис Джоплин от алкогольных туманов к героиновым снам, к ярким краскам и свету, к чувству эйфории, ко все более сильным ощущениям, возбуждаемым под конец уже одними только искусственными средствами.

Ее смерть, увы, ни для кого не стала предостережением. Она лишь пополнила длинный список наркоманов, которые отравились. На профессиональном языке это называют «золотой инъекцией».

В начале ноября 1982 года двадцатидвухлетний Джулио скрылся за дверью умывальни в одном из детских садов Рима, где он иногда помогал делать уборку. Когда часом позже обеспокоенные сотрудники вышибли дверь, они нашли молодого человека лежащим на полу без сознания. Возле него валялись типичные аксессуары наркоманов: спички, ложка и шприц. Вскоре Джулио умер от нарушения сердечной деятельности.

8 декабря 1982 года в Западном Берлине случайный прохожий услышал стон, доносившийся из общественной уборной на площади Баварии. Он вызвал полицию. Когда к месту происшествия прибыл врач «Скорой помощи», помогать уже было некому. Двадцатидвухлетний Аксель без признаков жизни ничком лежал на грязном кафельном полу. Руки, усеянные гноящимися ранками от инъекций, медленно коченели.

Краткие сообщения подобного рода никого уже не волнуют. Они появляются слишком часто, нередко их сопровождают устрашающие снимки. В 1979 году только в Западной Европе было отмечено около тысячи смертных случаев. Годом позже в одной ФРГ погибло около 600 наркоманов. Название «одурманивающий яд» относится ко всем опиатам в полном смысле слова. Достаточно неточно определить дозу героина, морфина или опия, и в полицейском морге появляется еще один труп.

«Героин – величайшая угроза!» – кричат заголовки газет.

Врачи и учителя в школах предостерегают даже малых детей – торговцы наркотиками взяли на прицел уже и их.

Героин… В 20-е годы нашего века он прописывался врачами как безвредное средство от кашля, а в 70-е стал символом зла, с которым на пяти континентах борются и медики, и психологи, и стражи закона.

Героин вытеснил с рынка морфий и снизил курение опия. Горьковатый белый порошок стал валютой преступного мира, мечтой сотен тысяч несчастных, подпавших под его «обаяние», но в момент, когда его действие кончается, он швыряет свою жертву в пучину страданий. Корчась от нестерпимой боли, безвольные люди охвачены единственным стремлением: какой угодно ценой раздобыть следующую дозу.