Текст книги "Искатель. 1985. Выпуск №6"

Автор книги: Богомил Райнов

Соавторы: Борис Барышников,Александр Тесленко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

11

– В чем дело, Дирар? Ты слышишь, как они плачут?

– Воют. Голодные.

– А что случилось?

– Неисправность автоматической кухни. Это твоя вина, Map.

– Что-нибудь серьезное?

– Не знаю. Но они все погибнут, если ремонт затянется.

– Неужели нельзя ничего придумать? – Придумай.

– Вообще-то, меня давно беспокоила эта затея Чара. Зачем нужно было закладывать в генетическую программу каров потребность разрывать зубами каждого, кто захочет накормить их?

– Накормить – значит, приручить. Чару у таких, как ты, ума не занимать.

– Можешь не разоряться, он тебя сейчас все равно не слышит.

– Чар все слышит и все видит. Но если бы и не слышал, я все равно скажу, что Чар в твоих советах не нуждается. Он сам знает, что делать. Что это за оборотень, которого можно приручить…

– Пускай Чар все видит и все слышит, но я тоже хочу нормально существовать. Он далеко, а земляне близко! Каждая встреча с ними – как капля отравы. И меня это бесит!

– Успокойся.

– А что с теми выродками делать, если не будет отремонтирована вовремя система автоматического кормления?

– Не знаю. Может, придется уничтожить.

– И опять выхаживать новых? Эти уже доросли до запуска на Землю.

– Как жалобно плачут! Только недели через две мы сможем вживить им универсальные энергоблоки. И все это время кормить их нужно стационарно.

– Вызови Беларара. Он сумеет помочь. Превосходный робот.

– Сто седьмой! Приказываю выйти в тамбур сектора номер три! Сто седьмому приказываю выйти в тамбур третьего сектора!

– Включи аварийный сигнал.

– Сто седьмой! Приказываю немедленно выйти!

– Вызывай сто восьмого!

– Сто восьмой! Немедленно выйти в тамбур третьего сектора!

– Там что-то случилось. Беларар сразу вышел бы после вызова.

– Брунар, что со сто седьмым? Почему не выходит?

– Очень неприятный случай, маргоны. Я даже не успел доложить… Это произошло только что. Беларар имел неосторожность имитировать автоматическое кормление. И они его разорвали. Ведь это же кары! С ними нельзя расслабляться, а Беларар был слишком чувствительным роботом.

– Когда ты сможешь наладить автоматическое кормление?

– Точно не знаю. Без Беларара. Такого мастера нет.

– Понятно. Значит, каров нужно немедленно уничтожить.

– Послушайте сто восьмого!

– Что ты хочешь сказать?

– Я понимаю, что я обыкновенный робот, но… Мне кажется, не следует уничтожать каров. Предлагаю заслать эту группу на Землю недозрелыми. Они уже очень похожи на земных собак, и никто ничего не заподозрит. Можно считать это экспериментом. Возможно, некоторые из них сумеют дозреть на Земле, если удачно перейдут на режим самостоятельного питания.

– Ты толковый робот, Брунар. Спасибо за удачную мысль. Очень интересный эксперимент. Пускай теперь на Земле поломают головы, как из собак вырастают люди. Паника поднимется. Если выживет хотя бы несколько… Нужно доложить Чару. Думаю, эта идея ему понравится.

12

Председатель жилищного совета долго смотрел на Сухова-старшего.

– В определенном смысле я могу вас понять. Ваше удивление и ваш интерес… Дело в том, что я знаком с Гиатой.

– Вы давно ее знаете? – спросил Сухов.

– Сравнительно недавно. Но, надеюсь, вы согласитесь со мной, что для того, чтобы по-настоящему узнать человека… Одним словом, необязательно пуд соли есть всю жизнь. Не так ли?

– Так вы согласны со мной, что Гиата Биос – человек очень…

– Очень странный она человек, – решительно перебил его председатель. – С этим нельзя не согласиться. Но, впрочем, у вас гораздо большие возможности, – утомленно произнес он. – Поэтому вам, простите, больше оснований утверждать – больная она или здоровая. А я, увольте, в вундеркиндах не разбираюсь.

Сухов-старший заявил:

– Уверен, она не больная. Больных людей председатели жилсоветов не боятся.

– Вы ошибаетесь. Я не боюсь ее. Но мне, честно говоря, трудно определить свое отношение к Гиате Биос.

– Почему?

– Понимаете ли, жизнь меня научила: не следует быть слишком категоричным в своих утверждениях.

– Поверьте, я пришел к вам не просто так. Надеюсь, это понятно?

– Да. Но поймите и меня: я ее не боюсь. Она, конечно, очень интересная, сказал бы даже, привлекательная женщина…

Микола Сухов неожиданно для самого себя рассмеялся. Никак не ожидал, что беседа перейдет на тему об отношениях. между мужчинами и женщинами.

– Простите, но мне, как представителю власти, сложно говорить…

– А от вас никто этого не требует! – заявил Сухов. – Меня не интересуют ваши личные отношения с Гиатой Биос. Я пришел к председателю жилищного совета и требую серьезного разговора.

– Вас удивляют ее эксперименты?

– Да. И то, в частности, что она вселилась в помещение трагически погибшей старой женщины. С вашей помощью вселилась. Имею основание подозревать, что смерть эта не была случайной.

– Для меня Гиата Биос не просто житель нашего города, она, как акселерат-вундеркинд, требует особого внимания. Ведь ей, – он перешел на шепот, – всего три с половиной года от рождения! Представляете? Я не видел никаких оснований отказать ей в желании иметь собственную лабораторию. Но если вы настаиваете… давайте создадим квалифицированную комиссию…

Пауза затянулась. Сухов не знал, как теперь быть. Он впервые услышал, что не только Серафим Гиаты, но и она сама – акселерат-вундеркинд.

13

Сказать определенно, что он услышал какой-либо звук, Антон не мог. Ему лишь показалось, что прозвучал входной сигнал, и он поднялся из-за стола, дочитывая абзац в монографии «Особенности биохимических реакций и хирургических больных при длительном режиме искусственного дыхания».

Ощущение того, что кто-то стоит за дверью его квартиры, было настолько реальным, назойливым, что он приоткрыл дверь и выглянул. Никого.

И тут он услышал тихое повизгивание. На полу сидел маленький рыжий щенок, беспомощное живое существо.

Щенок скулил жалобно, настойчиво.

Антон наклонился, взял в руки маленький лохматый клубочек.

– Откуда ты такой?

Щенок как-то не по-собачьи пискнул.

– Как же тебя назвать? Рыжиком или… просто Приблудой?

– Тяв-ав!

– О, да ты уже с характером, – улыбнулся Антон.

Он внес песика в свою комнату, постелил на полу в уголке свой старый плащ, поставил рядом мисочку, накрошил хлеба и полил вчерашним бульоном.

– Спать, дружок, спать! Куда тебя утром дену, ума не приложу. Ну ладно, придумаем. Правда, Рыжик? Утро вечера мудренее.

Щенок слушал так внимательно, будто понимал каждое слово.

– Хочешь есть?

Приблуда подполз к мисочке, полакал немножко, а потом вновь поднял взгляд, словно спрашивал: есть еще или уже нельзя? Сухов с улыбкой смотрел на него. Затем нашел тюбик с пастой «Уни». Собачке паста понравилась.

– Смешной ты, Приблуда. Такой комичный. Ну, спать!

– Тяв-ав!

А утром Антон с удивлением заметил, что щенок заметно подрос за ночь. Бросилось в глаза и то, что цвет шерсти посветлел, стал уже не рыжим, а соломенно-желтым. Показалось, что и продолговатые черты собачьей мордочки вроде бы притупились. Однако Сухов объяснил все это своим переутомлением и буйной фантазией.

Он сменил воду в мисочке, попросил Веронику, которая выходила на работу чуть позднее, чтобы не сердилась за то, что взял Приблуду в дом. Жаль, мол, стало живое существо. И детям будет радость. Вероника, к удивлению Антона, не возмутилась и восприняла появление Приблуды просветленным, кротким взглядом.

– Такой милый песик!

Во взгляде Вероники – тепло и покладистость. Как в прежние времена. И всплыло в памяти давнее, волнующее. Захлестнула на миг томительная нега.

Сухов встрепенулся, с металлическими нотками в голосе проворчал:

– Мне пора бежать. А ты не обижай Приблуду. Пусть поживет у нас. Я постараюсь сегодня прийти пораньше. Если удастся.

Вероника оставила его обычные слова без внимания. Склонилась над рыжеватым щенком, ласкала его. Антону даже захотелось самому стать таким же рыжим, лохматым и бездомным.

Вечером Сухов убедился – собачонка действительно растет очень быстро. И не просто растет. Приблуда изменялся. Менялся цвет шерсти, менялся абрис мордочки.

– Что же из тебя вырастет, Приблуда?

– Тяв-ав-ав!

На следующее утро Сухов ушел из дома рано. Витасик с Аленкой подошли к маленькому песику, по очереди погладили его.

– Какой ты забавный! Как хорошо, что к нам приблудился! Мне с тобой почти так же хорошо, как с Антиком. Даже лучше, потому что ты живой, хотя и не умеешь разговаривать.

– Тяв! Гав!

«Я с самого появления на свет знал их язык. Я оказался неполноценным, и единственное, что заложено во мне в полной мере, – это желание жить. Может, мне все-таки удастся стать настоящим каром – во всем похожим на людей и одновременно во всем отличающимся. Какое это счастье – знать, кем ты станешь завтра, послезавтра, знать свое предназначение, ощущать развитый ум взрослого существа в маленьком тельце щенка…»

– Ты просто чудненький. Как же тебя назвать? Папа назвал тебя Приблудой, а нам не нравится.

– Гав!

– И тебе тоже не нравится? А как же тебя назвать?

«Я чувствую, как осыпается моя шерсть под их маленькими ладошками. Чувствую, как расту с каждой минутой, как меняются очертания моего тела…»

– Ну, мне нужно идти, песик. Аленку в садик отвести, а потом, до школы, обещал с товарищем встретиться. Завтра у нас контрольная по математике…

– Вечером мы с тобой поиграем, – весело перебила Аленка.

«И знаю, – каким стану завтра. Каждую минуту, каждое мгновение я становлюсь СОБОЙ. Сходит с меня моя рыжая шубка, моя шерсть. Прекрасно!..»

Возвратившись вечером домой, Вероника не сразу сообразила, откуда взялись рыжие клочья на полу, на столе.

– Витасик! – позвала она, – Аленка!

Но детей не было дома. Вероника, не раздеваясь, взяла пылесос, включила его, и тут ее осенило – это шерсть Приблуды. Заглянула в комнату Антона, где она оставила щенка. Его там не было.

Случайно открыла шкаф и испуганно отпрянула. В шкафу, свернувшись, спало совершенно голое, без шерсти, существо. Ребра под розовой кожей ритмично поднимались и опускались.

Вероника стояла бледная, обескураженная. Приблуда вздрогнул, открыл глаза и порывисто, как это обычно делал Антон, сел. Именно сел, а не встал на лапы, свесив передние конечности вдоль туловища.

– А-а-ав…

– Что случилось? – хрипло выдавила из себя Вероника. И тут же поймала себя на мысли, что обратилась к собаке. Даже мурашки пробежали по спине.

– Авава! – зевнул Приблуда.

Веронике показалось, что собака улыбается.

– Что? Чего ты хочешь? Что с тобой произошло? Как все это понимать? – бормотала Вероника.

– Авава. Вава.

Чудище подошло к пылесосу и правой лапой – Веронике вдруг привиделось, что лапа Приблуды чем-то напоминала человеческую руку, – нажало на клавишу.

Стараясь не смотреть на Приблуду, Вероника взяла пылесос и пошла к мусоропроводу, выбросила, брезгливо морщась, ком рыжей шерсти.

Когда Вероника вернулась, Приблуда сидел на ковре, по-восточному скрестив ноги, морда его почти не походила уже на собачью, застывшая без движений фигура напоминала древнего идола.

Веронике показалось, что она совершенно теряет чувство реальности. Галлюцинации?

Приблуда махнул лапой и выдавил из себя:

– Бавар-р-р-р. Вевер-р-рон…

Он вновь улыбнулся, разинув пасть. И тут же разом обмяк, будто увял, повалился на левый бок и закрыл глаза. Казалось, что он умер. Но Приблуда дышал. Ровно, глубоко. Он спал.

С чувством жалости, омерзения и невероятного удивления Вероника отнесла Приблуду в кабинет к Антону, положила в углу на плащ.

Вечером принесли мертвого кота Юпитера, Вероника открыла дверь, предполагая увидеть мужа и собираясь сказать свое равнодушно-традиционное: «Где ты был? Я звонила в клинику…» – хотя никогда она в клинику не звонила, даже радуясь порою, что он не торопится домой… Но в тот поздний вечер, когда Приблуда так напугал ее, Вероника с нетерпением ждала Антона.

У двери стояли дети из их двора.

– Простите, это ваш кот? – печально сказал мальчик. – Мы случайно нашли его за трансформаторной будкой.

Юпитер расслабленно, как пушистая тряпка, лежал на руках мальчика.

Из комнаты выбежали Аленка и Витасик. Аленка расплакалась.

У Юпитера оказалось прокушенным горло. Маленькая, едва заметная ранка на шее под шерстью, окрашенной кровью.

Антон Сухов вернулся домой очень поздно. Жена и дети спали.

Он тихо вошел в свою комнату, включил сеет и, повернувшись, остолбенел: за его рабочим столом сидел… Серафим.

Антон почувствовал, что его охватывает химерическое, жуткое состояние, как при встречах с Гиатой.

– Как ты оказался у меня?

– А ты не помнишь? Ты сам внес меня в эту комнату. Ты назвал меня Приблудой. Просто я немножко вырос с тех пор.

Темные круги поплыли перед глазами Сухова. Он пытался что-то понять.

– Ты не Серафим?

– Не знаю. Ты хочешь назвать меня Серафимом? Хорошо, я буду Серафимом. Спасибо тебе, что взял в свою комнату. Я погиб бы от голода, если бы еще немного полежал под дверью. Спасибо.

– Кто ты? – прошептал Сухов пересохшими губами, садясь на краешек дивана. – Как ты… Если ты к вправду… тот рыжий щенок… Как ты попал к моим дверям?

Ужас сковал его, и он уже не понимал, что говорит.

– Как попал? Не знаю. Но я все припомню. Завтра. Или чуть позже. А сейчас давай спать. Я хотел бы лечь с тобой. Можно? Мне не хочется спать на полу.

– Со мной?

– Да. Можно?

– Гм-гм… Сейчас я постелю. Подожди немного.

Антон вышел из комнаты медленно, но, как только прикрыл дверь, бегом на цыпочках кинулся в комнату Вероники. Не включая света, тронул ее за плечо. Она сразу проснулась.

– Антон? Наконец-то! Ты всегда так поздно приходишь… – В ее голосе, к большому удивлению Сухова, не было раздражения, звучали полузабытые, но так знакомые ему нотки… Как в пору их молодости. – Ты заходил уже в свою комнату?

– Да.

– И видел Приблуду?

– Да.

– Испугался?

– Расскажи, что тут произошло у вас.

– Я пришла с работы. Первое, что заметила, – клочья рыжей шерсти по всей квартире.

И Вероника рассказала see по порядку. И о Юпитере.

– Ты давно его видела?

– Кого?

– Приблуду.

– Говорю же тебе, что он уснул, и я положила его в твоей комнате. Это было вечером, в шесть.

– И после этого ты не заходила в комнату?

– Я боялась, Антон. Очень боялась. Даже дверь закрыла на ключ. И детям запретила входить.

Вероника долго не могла попасть ногами в пушистые тапочки.

Ручка двери казалась непривычно холодной.

Серафим сидел за столом и что-то рисовал на листке бумаги.

– Кто это?!

Вероника застыла на пороге, побледнела.

Сухову показалось, что и за прошедшие несколько минут Серафим еще подрос.

– Это он?

Сухов кивнул.

– Как же это, Антон? Как же это?!

Вероника вдруг закричала и бросилась бежать, но, запутавшись в длинной сорочке, упала в коридоре. Тело ее содрогалось, как от рыданий, но глаза были сухими. Антон подбежал, зажал ей рот ладонью.

– Детей разбудишь.

А она смотрела на него блуждающими глазами и, когда он убрал руку, начала бессмысленно повторять:

– Как же это, Антон? Как же это?!

– Я понимаю не больше тебя. – Сухов старался сохранить на лице маску беззаботного спокойствия. – Но ты успокойся. Разве так можно?!

Открылась дверь, и появились заспанные Аленка и Витасик.

– Что с мамой?

– Ничего. Спите, дети. Мама очень испугалась…

– Это я ее напугал! – прозвучал вдруг резкий голос Серафима. – Но я никого не пугал, одно мое присутствие… Простите. И большая благодарность за то, что не дали погибнуть от голода, холода и как там у вас говорится. Спасибо. И особенно вам, Вероника. Давайте знакомиться. – Серафим взглянул на детей, они, как маленькие галчата, разинули рты. – Ваш муж, Вероника, а ваш папа, дети, назвал меня Серафимом. Итак, я – Серафим! – Он протянул руку сначала Веронике, сидевшей на полу и смотревшей на все затуманенными глазами, потом Витэсику с Аленкой. – Кстати, Витасик, не найдется ли у – тебя штанишек и рубашечки? Видишь, я совсем голый, – Серафим похлопал себя по животу и звонко рассмеялся. – А сейчас нужно спать. Время уже позднее. Пошли, Антон.

Вероника через силу пыталась встать с пола. Сухов помог ей подняться.

– Антон, нам нужно поговорить. Помоги мне дойти до кровати. Мне плохо.

На кровать Вероника просто упала.

– Ты назвал его Серафимом?

– Да.

– Взял и назвал? Ты даже не удивился, не испугался. Как это понимать? – Вероника всхлипывала, часто дышала. – Ты знал, что так случится? Ты знал?!

– Я ничего не знал. Напрасно ты… Я тоже испугался сначала. Но… Этот, не знаешь, как и назвать его, напомнил мне мальчика, одного вундеркинда. И когда я вошел в комнату, мне показалось, что именно тот самый Серафим пришел ко мне. Понимаешь? Я обратился к нему, назвав имя знакомого. А он и говорит: «Если хотите, то зовите меня Серафимом». Вот и все…

– Мне страшно, Антон. Юпитера он загрыз! – внезапно закричала Вероника и сама себе закрыла рот рукой, а затем продолжила шепотом: – Я уверена, что он его загрыз. Твой Серафим.

– Оставь…

– Не мог же я без настоящей пищи гулять целый день. Я расту. – Серафим стоял в дверях комнаты, сложив руки на груди. – Я расту, вы сами видите. И мне многое нужно. Если бы я… Честно говоря, другого выхода у меня не было. А Юпитер – очень старый кот, старая кровь, старый мозг… Не понимаю, чего ради горевать. Ничто не вечно в этом мире. Зато у нас появилась счастливая возможность общаться. И поверьте мне, вы еще поблагодарите судьбу. Вот я немного подрасту и смогу стать вам очень полезным. Вот увидите, как славно мы с вами заживем. При условии, понятно, если… не будем торопиться.

– Мамочка, – послышался умоляющий голос Витасика из соседней комнаты. – Мамочка, можно мы с Аленкой придем спать к тебе?

Серафим решительно подошел к Антону:

– Пошли и мы спать. Нам с тобой еще нужно немного поговорить. А они пускай успокоятся.

– Не волнуйся, Вероника, – попытался успокоить ее Антон. – Со временем все встанет на свои места. Любые химеры всегда имеют вполне реальные объяснения. Постарайся заснуть.

– Уходи! Убирайся со своим Серафимом! – прошипела Вероника, но Антон не обиделся и никак не отреагировал на ее грубость. Он сам едва держался, чтобы не сорваться и не закричать, подобно Веронике.

Когда они вошли в кабинет, Серафим по-деловому приказал:

– Запри дверь. Я уверен, что нас могут подслушивать.

Сухов запер дверь на ключ, пытаясь скрыть свое состояние. Достал из стенного шкафа постель. Движения его казались спокойными, предельно расчетливыми, Серафим наблюдал за ним, сидя в кресле.

Вдруг он воскликнул:

– Ну, хоть ты успокоишься наконец-то? Чего испугался? Ну, можно понять Веронику… – Серафим так искусно скопировал выражение испуганного лица Вероники, что Сухов криво улыбнулся. – А ты, как вижу, только бодришься. Я очень признателен тебе за все. Возьми себя в руки. Ничего страшного не случилось.

– Расскажи-ка лучше, кто ты и каким образом попал к нам?

– Сначала ты должен успокоиться.

– Я совершенно спокоен.

– Меня не обманешь. Я читаю твои мысли.

– Расскажи, как ты попал сюда.

– Сам не знаю. Но вспомню…

Сухов вздохнул. Судя по всему, поспать и восстановить силы перед завтрашней сложной операцией ему уже не удастся.

– Не расстраивайся, Антон, тебе хватит времени выспаться и отдохнуть, – сказал Серафим, улыбаясь. – Тебе хочется знать, как я попал сюда? Слушай. Мне помнится ночь, глубокая, темная, как колодец. На дне того колодца лежит мое имя. И легкое дуновение звездных мелодий колыбель мою в пространстве качает. Я помню ночь. Ночь зарождения амебы по повеленью высочайшего творца. Прикосновенья помню рук железных к смятенному и теплому лицу… Ну, как я импровизирую? Не правда ли, очень талантливо?! Я – вундеркинд. Продолжать?.. Да, помню все, хоть ничего не знал я, запомнилась мне ночь, вобравшая в себя день первый. Голод, страх и жажду – мне не забыть нигде и никогда. Жуть космоса не стала мне преградой, я выжил – и к людям…

– Погоди, Серафим. Завтра мы встанем пораньше, – перебил Сухов, – и до начала моей работы заглянем с тобой к моему товарищу, он сам биолог, известный ученый, ему интересно познакомиться с таким вундеркиндом, как ты… Возможно, ты останешься с ним…

– А вот этого я тебе не советовал бы делать.

– Что-о?

– Не советовал бы тебе избавляться от меня. Это не в твоих интересах. Будет очень жаль, если ты поймешь это слишком поздно… Юпитер мог бы тебе кое-что рассказать, если бы он был жив и умел разговаривать. Но, к сожалению или к счастью, те, на кого разгневался Серафим, уже не хотят ничего рассказывать, не желают делиться своей мудростью. Ты меня понял?

– Ложимся спать! – зло приказал Сухов.

– Ты действительно ничего не понял? – произнес Серафим и, внезапно приподнявшись с кресла, прыгнул легко и грациозно почти через всю комнату…

Оказавшись рядом с Антоном, сразу же укусил за шею.

– Теперь понятно? Но сегодня ничего не бойся. И вообще никогда не бойся, если станем друзьями. Искренними друзьями! Договорились? А о себе я расскажу завтра.

Выключили свет и легли вместе, как настоял Серафим. Но заснуть Сухову не удавалось. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, стараясь глубоко и ровно дышать. Серафим прижался к нему своим маленьким тельцем. Сухов неимоверным усилием воли сдерживал внутреннюю дрожь всего тела, опасаясь пароксизма истерических конвульсий. Внушал себе умиротворенность и спокойствие… Но безрезультатно. Сердце бешено колотилось. В голове стоял гул. Серафим несколько раз за ночь тихо спрашивал:

– Почему не спишь?

Но Сухов ничего не отвечал ему.

– Не хочешь со мной разговаривать? Ну, как знаешь.

Утром, выбравшись из-под одеяла, Серафим спросил:

– Мне кажется, ты согласился со мной. Правда? Оставь мне поесть, да побольше, а сам иди на работу. Я тебя буду ждать. И не вздумай наделать глупостей! – сказал поучительно, подняв палец.

Антону нестерпимо захотелось стукнуть вундеркинда и пнуть еще ногой, как нашкодившего щенка. Но сдержал себя. Посмотрел искоса: почувствовал ли Серафим его порыв? Показалось, что тот ничего не заметил. Это его успокоило.

– Ладно, – сказал он. – Поесть найдешь в холодильнике. Да на плите Вероника всегда что-нибудь оставляет. Ты, я вижу, такой, что не пропадешь. До вечера.