Текст книги "Реквием. Умирать — в крайнем случае"

Автор книги: Богомил Райнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 2

– Этот центр в Мюнхене конечно же должен быть обезврежен, – произносит генерал. – И разумеется, искать подходы к нему надо крайне осторожно. Кого туда послать, ума не приложу...

  Он напряженно всматривается в пространство светло-голубыми глазами, почти неприлично голубыми для генерала. Потом оборачивается ко мне, щурится и говорит:

– Тебя, что ли?

  Шеф всегда щурится, когда хочет скрыть веселые огоньки в глазах, но мне хорошо знакомы привычки генерала, и нет надобности следить за его взглядом.

– Вы шутите, – тихо отвечаю я.

  Генерал берет одну из своих подопревших, выветрившихся сигарет, долго рассматривает ее, словно колеблясь, то ли закурить, то ли нет, потом кладет ее обратно и откидывается в кресле.

– Сегодня утром мы говорили с генералом Антоновым из контрразведки и решили возложить на тебя одну задачу, которая несколько оторвет тебя от бумажных дел. Тем более что ты уже располагаешь некоторыми данными, полученными, правда, по другой линии, о достойных внимания объектах.

  В моем взгляде явное недоумение, но я молчу.

– Я имею в виду наркоманов, упомянутых третьего дня, когда речь шла о сыне Ангелова. Кстати, он уже порвал с этой шпаной?

– Почти. Во всяком случае, старается избегать их.

– Ясно: он будет их избегать, а они будут искать его общества... Но об этом позже. Сейчас интересно другое: последнее время к этой шайке стал липнуть какой-то западный турист. Молодой человек, мать – болгарка, отец – иностранец. К нам приезжает уже второй раз и в обоих случаях через Стамбул. У них теперь мода ездить в Стамбул глотать наркотики. Но этот наезжает в Болгарию, остается тут по месяцу и'больше, вступил в связь с одной девчонкой из этой же шайки и, что особенно бросается в глаза, поддерживает контакты с их посольством.

– Если он у них частый гость, едва ли они пользуются его услугами.

– Да, разумеется. Но ходит он туда нечасто. Нанес один-единственный визит, только весьма многозначительный: продолжительностью в четыре часа с половиной. И не ради того, чтобы полистать журналы в читальне. Все это время он провел в кабинете Томаса.

– Многовато для одного визита, – признаю я. – Только не исключено, что все эти четыре с, половиной часа ушли на игру в вопросы и ответы. Томас тут человек новый, притом совершенно изолированный, так что нечему удивляться, если он пытается выудить максимум информации из этого типа, шляющегося повсюду и уже стакнувшегося с нашими красавчиками.

  Это свое замечание, как и предыдущее, я делаю не для того, чтобы сообщить нечто такое, чего генерал не знает, а просто чтобы вслух отметить возможность тех или иных обстоятельств. И это весьма характерно для наших разговоров.

– Бесспорно, – кивает шеф. – Пока что у нас нет никаких данных, что Томас возложил какую-то задачу на этого туриста, Чарли его зовут или как там, не помню. Но когда перед тобой с одной стороны банда наркоманов, а с другой – западный дипломат и между ними болтается некий Чарли, возможно выступающий в роли связного, то можно ли закрывать на это глаза?

  Он тоже не говорит ничего такого, чего бы не знал я, но это макетирование обстановки вносит определенную ясность и представляет собой часть обычного ритуала, так же как этот его небрежный жест, побуждающий меня налить себе вторую чашку кофе.

– С наркоманами на первых порах надо держать ухо востро, – тихо говорит генерал. – Они могут представлять опасность не только в бытовом отношении.

– Да, но они могут представлять опасность и для того, кто их использует, – продолжаю развивать другую версию. – А Томас опытный разведчик, он не может не знать, что наркоман – это палка о двух концах.

– Верно. Но у Томаса нет выбора. А раз у него нет выбора, то не исключено, что он решится прибегнуть к помощи отребья.

  Шеф наклоняется вперед, снова берет экспортную сигарету, но, прежде чем я собрался поднести ему зажигалку, опять кладет ее в коробку.

– Естественно, может оказаться, что ничего такого тут нет. Однако мы обязаны знать, что есть и чего нет. Во всех случаях было бы невредно повнимательней разобраться, что он за птица, этот Томас, и присмотреться к его поведению. В первые недели после приезда он что-то больно гоношился, а потом вдруг сник. Почему?

– От невезения, а может, нашел, что искал.

– Да. И даже если ничего не нашел, все равно он не стал бы сидеть сложа руки. Так что, как видишь, дело не в одних наркоманах. Впрочем, в ведомстве Антонова ты получишь более подробные данные.

  Последняя фраза означает, что разговор окончен. Я залпом выпиваю содержимое чашки, чтоб не пропадало добро, и встаю.

– Давеча ты несколько уклончиво ответил мне относительно мальчишки Ангелова, – замечает генерал и тоже встает. – Или ты уже поднял руки?

– Трудно вырвать человека из одной среды, если не можешь предложить ему другую, – неохотно отвечаю я. – Вы же сами сказали, что он будет избегать их, а они будут искать его общества. Словом...

– Словом, такое дело одним назидательным разговором не решить, – делает шеф вывод вместо меня. -Понимаю. Но ты ведь тоже не из тех, что бросают повозку среди грязи, верно?..

  И он смотрит на меня своими ясными глазами, как бы стараясь убедиться, что не ошибся в своей оценке.

– Ты, говорит, не из тех, что бросают повозку среди грязи... А в сущности, я именно так и поступил – бросил повозку среди грязи.

– Вытащишь, – успокаивает меня Борислав и шумно сосет свой янтарный мундштук. Точнее говоря, сосет воздух, потому что мундштук его пуст. Борислав вот уже в который раз тщетно пытается бросить курить и в кризисные моменты обманывает себя этим пустым мундштуком.

– Легко тебе рассуждать, а вот был бы ты на моем месте...

– Ведь малый больше не принимает морфий?

– Морфий – это еще полбеды, – замечаю я, поднимая голову. – Как бы не случилось худшего...

– Боишься, что твой подопечный начнет курить? – вставляет Борислав. – В сущности, хрен редьки не слаще.

– Опасаюсь, как бы он не влип!.. – продолжаю я, не обращая внимания на его глупые шутки. – Если уже не влип...

–  Почему ты думаешь, что они остановят свой выбор на нем? – спрашивает мой друг, прекрасно понимая, о чем идет речь. – Они предпочтут более легкую жертву, какого-нибудь подонка.

– Не всегда легкая жертва предпочтительней. Какой смысл Томасу связываться с подонком, если на него уже нельзя рассчитывать? Притом эти вот все, – я указываю на лежащие передо мной досье, – довольно никчемный человеческий материал. Болваны, оболтусы, трепачи. Все, кроме нашего. И если Томас в самом деле решил завербовать кого-нибудь из этой шайки, он наверняка попытается завербовать его.

– Ну и что? Попытается –и останется с носом. Может, парень и оступился разок, только не следует забывать, что это сын Любо Ангелова.

– Если бы Любо его воспитывал.

– Но чем его может соблазнить этот иностранец? – спрашивает Борислав, резко поворачиваясь спиной к окну. – Коробкой ампул? Пачкой банкнотов? Сладкой жизнью? Ты же сам утверждаешь, что парень не глуп...

– Томас тоже не глуп. Трудно сказать, на какую удочку он захочет его поймать, да и захочет ли. А еще труднее сказать, как поведет себя Боян. Ничего определенного я не знаю, но у меня такое предчувствие, что кадриль начнется именно вокруг него. Предчувствие, понимаешь?

– Ты меня уморишь своими предчувствиями, – мучительно вздыхает Борислав. – Чтобы сын Любо Ангелова да стал предателем!

  Он делает три шага к столу и в сердцах бросает на бумаги пустой мундштук. Потом произносит слова, которых я жду давно:

– Дай сигарету.

  Здание у Львиного моста в отличие от нашего старое, неприветливое, мрачное. Стены в коридорах только что покрасили, деревянные части обильно покрыты лаком,но от этого обстановка посвежела настолько же, насколько способна посвежеть старушка, пустив в ход пудру и помаду. Неторопливо поднимаюсь по лестнице, каменные ступени, стертые ногами бесчисленных посетителей, как бы прогнулись посередине. Человек, сидящий за письменным столом, мне совершенно незнаком – высокий худой мужчина, вероятно моего возраста, этого несколько меланхоличного возраста между сорока и пятьюдесятью годами. Он предупрежден о моем приходе и, очевидно, ждет меня, потому что в комнате присутствует еще один человек, которого я знаю и который мне сейчас нужен, – оперативный работник, занимающийся наркоманами.

– Мне необходимы некоторые подробности о последних действиях этой компании, – говорю я. – Но об этом мы можем поговорить потом, чтобы не отнимать у вас время. Я бы только попросил вас распорядиться, чтобы начиная с этого момента никакие меры против этой компании не принимались без предварительного согласования со мной.

– А я как раз собирался завтра вызывать их всех по порядку номеров, – замечает оперативный работник.

– Зачем?

– Вчера вечером обобрали аптеку.

– А откуда известно, что это они?

–  Один из них пойман на месте преступления.

–  Кто именно? – спрашиваю я и чувствую, как у меня закололо под ложечкой.

– Да этот, Фантомас.

  Я молчу, и это дает возможность шефу вспомнить законы гостеприимства.

– Чашку кофе?

– Благодарю, не смею отнимать у вас время.

– В таком случае вас угостит Драганов. А об остальном не беспокойтесь.

  Оперативный работник тоже примерно моих лет. Этот невысокий человек с замедленными движениями, невозмутимым лицом, говорящий тихим голосом, почему-то скорее напоминает мне учителя, нежели офицера милиции. После того как мы выпили обещанный кофе, он начал своим обычным ровным тоном методично и неторопливо рассказывать о действиях шайки, как будто приступил к очередному уроку. Многие упоминаемые им подробности меня в настоящий момент не интересуют, но я выслушиваю его терпеливо, так как не знаю заранее, что из сказанного мне может пригодиться и что – нет.

– ...До последнего времени они снабжались непосредственно через аптеки, пользуясь поддельными рецептами и паспортами своих близких. Но в большинстве аптек их уже знают, да и мы установили более строгий контроль за продажей наркотических средств. Это заставило их обратиться к другому источнику, однако мы наложили руку и на него. Речь идет о медицинской сестре из ИСУЛ, по имени Вера, которая систематически выносила из склада морфий и которую мы всего лишь неделю назад поймали с поличным. И вот, оказавшись в безвыходном положении, они замышляют и осуществляют минувшей ночью ограбление.

– «Они»... – как эхо повторяю я. – Но кто из них подал идею? И вообще, кто мозг этой банды?

– Естественно, тот, кто ее главарь, – отвечает Драганов. – Тот самый Апостол, о котором я уже упоминал.

–  Он у них умнее всех?

– Я бы не сказал, что он умнее всех, – вертит головой собеседник. – Его отличает не столько ум, сколько воображение или, если угодно, больная фантазия, а может, и зачатки своеобразного дара группировать вокруг себя людей. Книги читал безразборно, у него всегда в запасе дюжина готовых .фраз. Умеет употребить их к месту, но не выделяется особым интеллектом... Боян, к примеру, куда умнее его.

– И все же не Боян, а именно этот Апостол вожаком У них, – вставляю я, как бы внушая ему, что показывать крупным планом моего человека нет оснований.

– Не забывайте, что Боян у них дебютант. Он примкнул к ним совсем недавно. И потом, он слишком замкнутый, апатичный, молчаливый, чтобы стать душой группы.

Я не возражаю, и Драганов снова пускается во всякого рода подробности, большей частью ненужные мне, -обстоятельно рассказывает о проделках некоего Пепо, о последнем конфликте между Розой и ее родителями, о разговоре с Лили, который имел место позавчера тут, в этом кабинете,

  Он называет всех их по именам и говорит о них так, как будто они его питомцы. Он называет по именам и всех прочих наркоманов, которых в столице насчитывается несколько десятков, и говорит о них так, будто все они образуют вверенный ему класс, весьма необычный, беспокойный и больной, кошмарный класс, но, раз уж этот класс так или иначе достался ему, он должен справиться с ним наилучшим образом.

  Какое-то время я слушаю рассеянно изложение разговора Драганова с Лили, пока случайная фраза не насторожила меня.

– Значит, Лили действительно является приятельницей Бояна?

– Да... В какой-то мере...

– Почему «в какой-то мере»?

– Да потому, что, мне кажется, он не отвечает взаимностью на ее чувства.

– И все же она его увлекла?

– Не знаю. Трудно допустить. Едва ли она способна оказать на него какое-то влияние. Скорее он бы мог на нее влиять.

– Но вы же говорите, что Боян – дебютант.

  Мой собеседник молча и как-то беспомощно пожимает плечами. Я тоже молчу, слегка негодуя на него и на самого себя за смутное желание любой ценой обелить моего подопечного.

– Понимаете, все они из одного квартала, вместе росли, вместе гуляют, и очень трудно определить, кто на кого и в какой мере оказывает влияние, не считая, конечно, Апостола, потому что тот открыто выступает в роли подстрекателя.

– Хорошо, – киваю я. – И все же эта наркоманская афера, как и все прочее в этом мире, должна иметь какое-то начало.

– О, все началось с их выпускного бала.

– Вы хотите сказать, что они себя губят с той поры, когда кончили школу?

– Нет. Бал – это предыстория. Кто-то из них предложил собираться в этот день и в этом же месте ежегодно, но, поскольку ребят ждала армейская служба, первая встреча состоялась лишь через два года, точнее, прошлой весной. Вот тогда-то Апостол и Фантомас предстали перед остальными в ореоле наркоманов и в ту же ночь преподали первый урок Пепо, Розе и Марго, а потом к ним примкнули Боян и Лили.

– Понимаю, – рассеянно бормочу я, хотя сейчас меня занимают вопросы куда более важные, чем эта история полового созревания.

– В сущности, к тому времени жизнь уже разбросала их в разные стороны, – продолжает рассуждать Драганов. – Но эта встреча снова их свела, и не к добру.

– Значит, в аптеке они шуровали впустую? – спрашиваю я, желая приблизить разговор к событиям самого последнего времени.

– Не совсем. Унесли ровно пятьдесят ампул морфия по два кубика в каждой, – спокойно возражает мой собеседник. – Ампулы исчезли из шкафа «Венена А». Правда, у Фантомаса не удалось их обнаружить.

– Вы уверены, что он не сунул их куда-нибудь?

– Абсолютно. У.Фантомаса были соучастники. У них всегда есть соучастники, они предпочитают действовать группой, чтобы все были при деле.

– Каковы факты?

– Ограбление совершено в два часа после полуночи. Грабители действовали уверенно, хорошо зная обстановку. Дверное стекло разбили, предварительно наклеив на него лист бумаги, чтобы не звенели осколки. Фантомас проникает в аптеку, лезет за прилавок, взламывает шкаф «Венена А», вынимает упаковку с ампулами и, вероятно, передает ее кому-то, ожидающему снаружи. Тем временем житель соседнего дома, случайно заметив с третьего этажа действия взломщиков, сообщает по телефону в милицию. К счастью, в этот момент поблизости находилась патрулирующая машина, и ее тут же направили на место происшествия. И все-таки нашим едва ли удалось бы захватить Фантомаса, если бы у него не разыгрался аппетит. Передав коробку с ампулами своим дружкам, он возвращается назад и пытается разбить шкаф «Венена В». Именно в этот момент его застает патруль.

– А каковы показания Фантомаса?

– Несет всякий вздор.

– Точнее?

– Проходил мимо аптеки, увидел разбитое стекло и, подстрекаемый наркотическим голодом, соблазнился залезть внутрь. Шкаф с ядами тоже оказался разбитым, и никакого морфия там не было. Поэтому он поддался новому искусу – попытался сломать шкаф «Венена В». Словом, его версия сводится к тому, что ограбление совершил не он...

– И что у него не было соучастников.

– Именно. Этот парень своих не продаст.

– И вы считаете, что он и дальше будет придерживаться этой версии?

– Ужасный упрямец. А какой беззастенчивый. Он заодно с Апостолом и Пепо – они-то и образуют злокачественную опухоль в этой шайке. С остальными легче.

– Если вас интересует мое мнение, то я бы не стал особенно прижимать этого Фантомаса, – небрежно вставляю я. – Пускай себе придерживается своей версии. От наказания ему все равно не уйти. Да и остальных особенно не прижимайте. Сейчас вызывать у них панику нецелесообразно.

– Значит, допросы мне пока отложить?

– Если их не допросить, от этого они тоже могут всполошиться. Раз один из них пойман, они отлично понимают, что свидание с вами так или иначе неизбежно. Разошлите им повестки, но действуйте не слишком напористо. Пускай у них создастся впечатление, что допрашивают их только ради соблюдения формы.

–  Понимаю.

– Теперь, когда шайка снабдила себя морфием, она конечно же захочет обеспечить себе подходящую «территорию».

–  Уже обеспечила. В первую же ночь после ограбления они собрались на квартире Марго.

– А родители?

– На прошлой неделе уехали в Пампорово. Там у них дачка.

–  Ведется какое наблюдение за этой квартирой?

–  Пока не было необходимости.

– Хорошо. Мы сами этим займемся. А где они в другое время встречаются? Все в той же «Ялте»? Или в «Молочном баре»?

–  Нет. Теперь у них есть место. После моего разговора с двумя девицами они стали делать вид, что вообще больше не собираются. На деле же они переместились поближе к окраине, в «Ягоду».

– Надо будет наведаться и в эту «Ягоду». А вы какое-то время можете особенно не тревожиться за них. Я полагаю, что таких подопечных у вас предостаточно.

–  Не так уж их много, – возражает Драганов. – Всего несколько десятков, но забот с ними хоть отбавляй.

– Неплохо бы и мне поприсутствовать на допросе.

–  Ясно, – кивает он. Затем добавляет: – Только имейте в виду, что присутствие постороннего человека вызовет у них тревогу.

– Они не должны подозревать о моем присутствии. – Так будет лучше, – снова кивает Драганов. – Это нетрудно устроить.

И он встает, чтобы меня проводить.

  Оперативная группа уже составлена, задачи распределены, и мы с Бориславом уединяемся в кабинете, чтобы подробнее разобраться в теме, именуемой «Томас». Борислав тоже включен в состав группы, и на его долю досталась самая крупная рыба – – упомянутый дипломат.

  Впрочем, не такая уж он крупная рыба, когда на него посмотришь: человек небольшого росточка, с добродушным, я бы сказал, приветливым лицом, в безупречном костюме, если судить по снимкам, которые Борислав рассыпал по столу и которые я разглядываю, слушая изложение фактов, мне уже известных по материалам досье. Томас в ресторане «София» беседует с незнакомым мужчиной. Томас у «Золотых Мостов» разговаривает с незнакомой женщиной. Томас выходит из Дома радио. Томас выходит из полиграфического комбината. Томас анфас, вполуоборот, в профиль и сзади, улыбающийся и серьезный, с машиной и без машины... Целая гора снимков, а выводы, которые можно сделать после ознакомления с ними, более чем скромные: низкорослый человечек с добродушным лицом, в безупречном костюме. А в остальном ничего особенного. Абсолютно ничего особенного.

– ...И в Чили и в Нигерии, где был аккредитован, он действовал весьма результативно, хотя и довольно грубо, пока наконец не провалился, – продолжает Борислав свое изложение, подбрасывая в руке пустой мундштук. – Так что для него назначение в Болгарию, видимо, последняя возможность реабилитироваться. Не случайно он с первого же дня с таким старанием принялся налаживать связи с различными учреждениями.

– Может быть, ему просто хотелось внушить окружающим, что он действительно советник по культуре. И не удивительно, поскольку Томас весьма далек от культуры.

– Да, но он преследовал и другую цель – создать широкий круг личных знакомств. Посетил радио, телевидение, народную библиотеку, университетскую библиотеку, добрую половину столичных газет и журналов, -словом, где он только не побывал, и все это в течение каких-то двух недель.

– А потом?

– Потом – затишье и полный мрак.

– А это что? – спрашиваю у Борислава, бросив ему снимок из ресторана «София».

– Встреча с профессором Беровым.

– Кто он такой?

– Считается крупным математиком. Может быть, в математике он действительно силен, а что касается здравого смысла, то с ним он не в ладах. Его пригласили приехать на Запад – этому предшествовали обычные комплименты и вещественные знаки внимания, – и он до такой степени растаял от умиления, что стал нести всякие глупости. А поскольку суммы со стороны хозяев и глупости со стороны нашего соотечественника были соответствующим образом документированы, Томас явился напомнить ему, что он их должник.

– Говорено с профессором?

– Он сам пришел и обо всем рассказал.

– О, значит, здравый смысл все же победил, – отмечаю я. – А что конкретно Томас от него требовал?

– Ничего особенного. Делал намеки о популяризации их успехов... Конкретное сводилось, вероятно, к поездке Берова.

– А это? – спрашиваю, разглядывая снимок, сделанный у «Золотых Мостов».

– Секретарша.

– И приятельница?

– Да, и приятельница, – кивает Борислав.

Он высоко подбрасывает мундштук и ловит его рукой.

– Перестань нервничать, – – одергиваю я его. -Возьми сигарету и уймись, пожалуйста.

– Сатана! – отвечает мой друг, после чего тянется к сигаретам и закуривает.

– У Томаса неприятности не только по службе, но и в семье, – поясняет Борислав, выпуская вместе со словами и соответствующую порцию дыма. – Жена его, очевидно, мечтала не о Софии, ее влекло в Париж, в Лондон. Не успев приехать сюда, она после первого же семейного скандала хлопнула дверью и уехала обратно. Так что Томас теперь соломенный вдовец и кавалер собственной секретарши.

– В чем состоят ее функции?

– Она секретарша, если не касаться их интимных отношений.

– Их интимные отношения меня не интересуют. Еще что?

– Больше ничего. Затишье, как я уже сказал. Из дому в посольство, из посольства домой, приемы, попойки на квартирах у коллег.

– Надеюсь, наша служба следит зорко.

– Следит, только очень издалека.

– Пускай продолжает свою деятельность. Затишье может означать подготовку. Пускай он проявит себя. Человеку надо реабилитироваться.

– Постараемся ему помочь, – кивает Борислав. Слышен стук в дверь, и в комнату входит лейтенант

из нашей группы.

– Повезло нам с квартирой, – докладывает он. -В доме напротив, на том же этаже, живут наши люди. Молодая семья. Геологи. Сами отправились в командировку, а квартиру оставили нам.

– Когда сможете смонтировать аппаратуру?

– Надеюсь, к завтрашнему вечеру все будет готово.

– А как насчет «Ягоды»?

– Там дело сложнее. Обстановка неподходящая. Может, ограничимся записями?

–  Достаточно одних записей, – соглашаюсь я. – О другом не беспокойтесь.

  Лейтенант машинально вытягивается в струнку, несмотря на то, что он в штатском, и уходит. После этого мы с Бориславом снова пускаемся в рассуждения о том, как помочь Томасу.