Текст книги "Орбитсвилль (сборник)"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 79 страниц)

А что, если Джина Стеми и ее дочери – ведьмы, в чьих силах приводить в действие вышедшие из строя механизмы?

– Я рехнулся! – во весь голос сообщил Уиллетт пустой улице. – У меня глюки похлеще тех, что мучили старину Хэнка!

Будучи неплохим механиком, Уиллетт безоговорочно верил в незыблемость физических законов окружающего мира. Как ни удивительно, но осознание того, что его умозаключения относительно жены и ее ближайших родственниц противоречат причинно-следственному закону, принесло ему облегчение.

– Ведьмы?! – Уиллетт фыркнул и, собрав воедино остатки спокойствия и здравого смысла, громко произнес: – Как бы не так!

Ну разбила жена машину. Ну не разобрался, как работает доисторический холодильник тещи. Что с того? Разве стоит из-за такой ерунды доводить себя до инфаркта или сходить с ума? Безусловно, нет!

К тому же теория о том, что Стеми – ведьмы, не согласуется с известными ему фактами. Отбросим древние суеверия и воспользуемся модными нынче терминами вроде «пси-способности». Все равно остается непонятным, почему Джина и весь ее выводок столь бестолковы в технике. Если уж они наделены сверхъестественной способностью непосредственно внушать свою волю механизмам, то обращаться с ними мастерски должны тем паче. Противоречие налицо! А может, и нет?

Уиллетт вновь презрительно фыркнул. Изобретенная им только что игра ума пришлась ему по вкусу, и отказываться от собственной стройной теории он, как и всякий уважающий себя мыслитель, без борьбы не желал.

А может, его ошибка в том, что он рассуждает как человек, слишком уважающий технику? Что, если его жена чувствует неприязнь ко всем механизмам именно потому, что они занимают в ее жизни весьма важное место? Стоп! Ведь и в самом деле, считай она механизмы малозначительными, то скорее всего относилась бы к ним с пренебрежением, а уж никак не с ненавистью. Да и остальные Стеми ведут себя под стать его женушке. При необходимости они подчиняют себе неисправные машины, но, оберегая свою спокойную жизнь, не щеголяют уникальными способностями. А ослепленные собственным превосходством их мужья-недотепы, в том числе и он, Уиллетт, не в силах даже уразуметь, что все трудом добытые ими познания о моментах вращения и о шаблонах, о размагничивании и о дифференциалах в сравнении с инстинктивным и небрежным механическим колдовством жен яйца выеденного не стоят.

– Неплохо, неплохо, – вслух подбодрил себя Уиллетт. – Мне бы в свободное время фантастические рассказы писать. Глядишь, и мое имя замелькает на обложках книг… Правда, моя теория все-таки не без изъяна.

Предположим, Стеми – современные ведьмы, скрывающие свои недюжинные способности. Но к чему им строить из себя абсолютных тупиц в области техники? Возьмем, к примеру, те же уроки вождения… Зачем Мюриель вместо пусть не классной, но, на худой конец, посредственной езды на автомобиле упорно демонстрирует непробиваемую глупость?

«Удивляюсь тебе, старичок, – зазвучал в голове Уиллетта голос Хэнка-призрака. – Ведь и дураку понятно, что ты жене стал в тягость. Ей страсть как хочется вместе с сестричками в круиз, оттого она и решила, что пора получить кругленькую сумму по твоему страховому полису. А ведь я предупреждал тебя, старичок, насчет уроков вождения. Твоя жена воспользовалась своим последним, самым смертельным оружием. Она вовсе не учится водить машину, а убивает тебя твоими же собственными руками».

– Чушь, – пробормотал себе под нос разочарованный Уиллетт.

Первая попытка выстроить логичную теорию о ведьмах не удалась, а на вторую не оставалось времени – впереди уже маячили дом и залитый светом гараж.

Уиллетт не удержался и на последних ста ярдах прибавил шагу, от чего его дыхание сделалось тяжелым и прерывистым.

Мюриель сидела на крыльце под лампой и, судя по всему, дожидалась его. На ней были серый пуловер, твидовая юбка того же цвета и туфли на низком каблуке – самая эффективная, по ее мнению, экипировка для ситуации «я-только-что-разбила-автомобиль». Чтобы жена глубже осознала свою вину, Уиллетт кивнул ей с ледяной любезностью и вошел в гараж, но едва перед ним предстала картина учиненного там чудовищного разрушения, как напускная безмятежность покинула его, с губ сорвался жалобный стон, а на глаза навернулись слезы. Токарный станок оказался не просто разбит, но с такой силой вдавлен в дальнюю стену гаража, что несколько кирпичей выпало наружу; задняя часть автомобиля была сплющена, а чудом уцелевшее стекло валялось на полу.

В гараж вошла Мюриель, и Уиллетт, с величайшим трудом взяв себя в руки, почти бесстрастно произнес:

– Огромное спасибо за чудный подарочек к возвращению домой.

– Не смей надо мной насмехаться, Уиллетт Моррис! – взорвалась Мюриель. – Виновата не я, а твоя идиотская машина.

– Ты по-прежнему утверждаешь, что нажала на тормоз, а машина рванула вперед?

– Именно. Должно быть, у нее что-то случилось с… – Покопавшись немного в своем небогатом запасе технических терминов, она выпалила: – Со сцеплением!

– Со сцеплением?! Да ты хотя бы отдаленно представляешь, о чем говоришь?!

– Конечно.

– Ты, черт возьми, нажала не на ту педаль, а теперь!.. – Голос, окончательно отказавшись подчиняться Уиллетту, предательски сорвался. – Теперь несешь ахинею!!

– Вот как? Значит, несу ахинею?! – Во взгляде Мюриель было больше злобы, чем когда-либо доводилось видеть Уиллетту. – Тогда садись за руль и веди машину сам! Докажи, что я не права!

– Будь по-твоему!

Не обращая внимания на безжалостно сдавивший грудь стальной обруч, Уиллетт сел на водительское место и, захлопнув дверцу, повернул ключ зажигания, который жена оставила в замке. Громко выругавшись, он врубил первую скорость, вывел машину из гаража и, проехав до середины подъездной дорожки, нажал на тормоз, но автомобиль, вместо того чтобы остановиться, с устрашающей скоростью устремился вперед.

Уже не владея собой, Уиллетт вдавил педаль тормоза в пол, мотор басовито взревел, и машина, непрерывно набирая скорость, проскочила между стойками ворот, в мгновение ока пересекла улицу и вылетела на тротуар. Уиллетт толком не успел заметить несущуюся навстречу каменную стену, как ужасный удар швырнул его на рулевое колесо, и в глазах потемнело.

Очнулся он на коленях, в неестественном полусогнутом положении, с лицом почти прижатым к приборному щитку; в его грудной клетке слились воедино два источника невыносимой боли – внешний и внутренний. Автомобиль, словно вознаграждая хозяина за многолетнюю заботу, устроил ему красочное световое представление. Один за другим зажглись индикаторы, вишневым цветом засияли пластиковые циферблаты. Указатель давления масла с расстояния нескольких дюймов казался огромной лейкой, имеющей, к ужасу Уиллетта, даже насадку с дырочками.

«Мюриель, пожалуйста, пожалей меня», – мысленно взмолился он, истекая кровью.

Лейка, придя в движение, наклонилась и оросила водой стилизованную маргаритку. Та, точно в диснеевском мультике, затрепетала и повернула распустившийся цветок к солнцу… Но это уже никто не мог оценить: Уиллетт был мертв, а Мюриель слишком спешила позвонить матери.

РАЗМЯКШИЙ ДИПЛОМАТ
Dissolute Diplomat

Перевод с англ. ©А.И. Кириченко, 2003.

Устроившись в удобном напольном сосуде, Гринглдунк от отчаянной скуки ставил опыты над самим собой. Из трех точек по периметру своего тела он выпустил тонкие псевдоподии, [5] переплел их на небольшом расстоянии в центре, затем расщепил каждую надвое и загнул в форме шести маленьких крючков.

Безо всякого воодушевления он отвердил это сооружение и извлек глаз, чтобы посмотреть, что получилось. Результат не слишком ему понравился.

В Федерации насчитывалось несколько рас, которые прикрывали свои тела тканями, и только что сконструированная им штуковина могла бы сгодиться для кого-нибудь из них, но только не для цивилизованных существ. Заскучав еще больше, он начал медленно размягчать затвердевшие псевдоподии.

В это время из входа в трубопровод в стене дворца донесся тихий свист. Открылась маленькая круглая дверь, и на пол шлепнулся Магг, министр внутренних дел. Мгновение он лежал, сохраняя форму пули, которую гьёнки принимают для перемещений по трубопроводам, а затем расплылся и втек в напольный сосуд к Гринглдунку.

Как только тело его прекратило рябить и колыхаться, Магг извлек глаз, но при виде Гринглдунка из него принялись выскакивать все новые и новые глаза все большего размера – министр хотел получше рассмотреть пикантный облик, который принял его правитель. Гринглдунк наблюдал за ним с отвращением: несмотря на все усилия, Магг, казалось, так и не смог понять, насколько невоспитанно обнаруживать подобное любопытство.

– Что вы сделали с собой, Ваша Мягкость? – осведомился наконец Магг.

– Ничего особенного, – раздраженно ответил Гринглдунк. – Зачем ты явился? Ты же знаешь, что сейчас у меня период отдыха.

– Это очень важно, – сказал Магг. – В систему вошел космический корабль и направляется к нашей планете.

На мгновение Гринглдунк утратил зеленый оттенок, приличествующий его положению, и позволил проявиться своей естественной рябой оранжевой окраске.

– Что? Что за корабль?

– Судя по всему, терранский, Ваша Текучесть.

– Но Договор не разрешает приземляться здесь терранским кораблям, – произнес Гринглдунк. – Это весьма неожиданно. Нужно будет порыться в библиотеках и узнать, как следует встречать офицеров терранского флота.

Он сошел со своего блюда, с трудом балансируя на все еще твердых триподиях, и направился ко входу в трубопровод. Теплое мягкое излучение, шедшее изнутри, помогло ему размягчиться, и, преодолев непривычную жесткость, он исчез в узком отверстии.

После стольких лет бездействия Гринглдунк, Глава и Представитель гьёнков, вновь был при деле.

Хэл Потмен шел на умеренной скорости в 80 °C, когда его генераторы искривленного пространства издали тихий вздох и пропали в каком-то неизвестном измерении. Древний «Моррис Звездоплаватель», тошнотворно сотрясаясь, всплыл в нормальном пространстве.

Сверившись с картой, Потмен обнаружил, что поблизости находится планета под названием Йоинк – по астрономическим понятиям, на расстоянии плевка. Он ввел координаты Йоинк в селектор места назначения и, коротая время, принялся потягивать пиво.

Спустя два дня – или тридцать две банки пива – «Звездоплаватель» пулей устремился вниз.

Стерев пивную пену с обросшей щетиной верхней губы, Потмен открыл люк и, спрыгнув на пружинистую желтую почву, обнаружил, что его окружает толпа дрожащих от возбуждения разноцветных существ неопределенной формы. Он не мог решить, вызвано ли такое поведение внезапным появлением его корабля, или же тем, что при приземлении он, по-видимому, разрушил парочку их пластиковых домишек.

Он вытянулся по стойке «смирно» и гаркнул:

– Тихо, друзья! Я, гражданин… гм… Верховной Земли, требую вашей покорности. Я хочу…

Один из студенистых конусов без верхушки перебил его и, растянув громадный рот, промычал что-то о нарушении Договора. Потмен направил на маленького инопланетянина кольт сорок пятого калибра, и вспышка выстрела обратила того в кучку хрустящих угольков.

– Ах какие мы нежные! – Хэл поспешно перешел на шутливый тон, в глубине души чувствуя, что лучше было бы избежать инцидента. В лоции говорилось, что гьёнки неагрессивны, но тем не менее лучше действовать в более дружественном духе. Потмен знал о Договоре, но контрабандный груз светящейся шерсти, который он вез на борту, мог стать поводом для малоприятного разговора, если вызвать корабль службы аварийного ремонта.

– А теперь послушайте, друзья, – повторил Хэл, угрожающе размахивая оружием. – Мы прекрасно поладим, если никто не будет мне возражать. И не пытайтесь выкинуть какую-нибудь шуточку! Мой корабль сломался. Замените мне генераторы, и я улечу с миром. Верховная Земля вас не забудет, – добавил он, пораскинув мозгами. Парню, который знает, как управлять людьми и вещами, нетрудно было придумать эту дипломатическую уловку.

Несколько гьёнков немедленно отрастили у себя короткие толстые ноги и потопали внутрь корабля, а остальные отправились в сторону большого куполообразного здания, бормоча что-то насчет необходимых инструментов.

Потмен заглянул на корабль, чтобы запастись пивом, пинками отшвыривая в сторону гьёнков, попадавшихся ему на пути, а затем растянулся на ярком дерне, с удовлетворением наблюдая, как продвигается работа. Несмотря на то что гьёнки выглядели всего лишь одушевленными безделушками, они оказались весьма хорошими механиками космических двигателей.

После полудня, когда Потмен сидел, покуривая, под прозрачным розовым небом, со стороны города на горизонте появился еще один большой бледно-зеленый гьёнк, который раньше вроде бы не попадался Потмену на глаза.

– Что тебе надо? Ты, между прочим, беспокоишь представителя Верховной Земли!

– Понимаю, понимаю, – смиренно ответил гьёнк. – Меня зовут Гринглдунк.

– Хочешь передать привет бостонским Гринглдункам? – добродушно осведомился Потмен.

– Вовсе нет, – сказал Гринглдунк, слегка поморщившись. – Я пришел извиниться за невежливое поведение своих подчиненных. Услышав о вашем прибытии, я явился из столицы лично убедиться, что вас приняли с должным вниманием и почтением, достойными представителя…

– Да, да, за этим стоит присмотреть, – прервал его Потмен. – Один из ваших студней сегодня спорил со мной. Спорил! Как тебе это понравится? – Вынув сигару из тонких губ, он неодобрительно скривился.

– Достойно всяческого сожаления, – согласился гьёнк. – Заверяю вас, подобных инцидентов больше не повторится. Видите ли, мой народ невежествен в отношении того, как следует принимать капитана терранского корабля, но, к счастью, в наших библиотеках имеется кое-что о традициях космического флота великой Земли, и мы постараемся соблюсти их настолько хорошо, насколько позволяют наши ограниченные возможности.

– Вот это мне уже больше нравится, – одобрил Потмен.

Необходимо было разобрать силовой агрегат корабля, и поскольку ночи на Йоинке прохладные, а установка новых генераторов вынужденно затягивалась до утра, Потмена провели в одну из пластиковых хижин примерно в миле от места посадки. Там он обнаружил наспех сооруженный гамак, и ему понадобилось совсем немного времени, чтобы приловчиться и уснуть в нем.

Утром Хэл проснулся от звона колоколов и настойчивых толчков гьёнка, который протягивал ему на маленьком подносе стакан коричневой жидкости. Блестящая поверхность гьёнка стала ярко-голубой. Потмен потребовал объяснений.

– Восемь склянок, сэр, – ответил гьёнк. – А это ваш завтрак, сэр!

Голос его звучал весьма искренне.

Потмен привольно вытянулся в гамаке, взял стакан и обнаружил, что гьёнки ухитряются производить довольно приличный ром. Удовлетворенно усмехаясь, он поднялся и вышел из хижины, нагнувшись, чтобы не удариться о притолоку.

Снаружи его ждала открытая плоская повозка на четырех колесах, управляемая двумя еще более голубыми гьёнками. Выглядела она совершенно новой, и по краям к ней крепились ремни безопасности.

– Главный механик докладывает, что ваш корабль готов, сэр, – отрапортовал один из гьёнков. – Садитесь в экипаж, и мы доставим вас на борт, сэр. Есть, сэр! Так точно, сэр!

Потмен сел в машину, и они тронулись в путь. Подъезжая к кораблю, Хэл вдруг обнаружил, что почти жалеет о столь скором отбытии. Все же эти студни наконец-то поняли, кто здесь – босс, и ведут себя отлично, несмотря на то что вначале так безобразно грубо встретили его.

Потмен с трудом узнал свой потрепанный старый «Звездоплаватель». Корпус сиял в утренних лучах ярким медным блеском. Гринглдунк застыл в ожидании на маленькой платформе возле кормы. Остальные ярко-голубые гьёнки стройной шеренгой выстроились рядом.

– Доброе утро, сэр, – сказал Гринглдунк голосом, полным дружелюбия. – Надеюсь, катер, который мы сконструировали для вас, был удобным.

– Катер? Ах да, очень мягкий ход. Один из студней заявил, что корабль готов. Это так? – Потмен ступил на платформу.

– Все в полном порядке, сэр, – ответил гьёнк. – Покорнейше надеемся, что сделали все наилучшим образом в соответствии с…

– Знаю, знаю… Ладно тебе. Если вы поставили новые генераторы, я вполне удовлетворен.

– И даже более того, сэр, – сказал гьёнк. Шеренга раздвинулась, открыв неглубокую впадину в платформе, в центре которой виднелось круглое отверстие дюймов шести в диаметре. Из-под впадины через корму внутрь корабля вели пластиковые трубы.

– Что это? – рявкнул Потмен.

– Мы используем это только на больших расстояниях, но в наших библиотеках…

– Да ладно! – оборвал его Потмен.

Он оттолкнул Гринглдунка в сторону и, перегнувшись через платформу, заглянул под корму. Хэл слишком поздно заметил, что над впадиной поднимается какое-то странное излучение, выходящее из маленькой полупрозрачной панели, расположенной по ее окружности. Он попытался отскочить назад.

Но его кости размягчались слишком быстро, и ступни уже вытекали из ботинок, присоединяясь к тому, что когда-то было его ногами, а также к остаткам нерастворившегося тела. Вопли Потмена затихли, но глаза, казалось, оставались зрячими до тех пор, пока голова, завершив изящный спуск, не шлепнулась лицом в огромную лужу, в которую он столь непостижимым образом превратился. Хэл продолжал разжижаться и дальше, и наконец бренные останки Харольда Потмена с прискорбно лишенным благородства шумом всосались в отверстие у основания платформы. Пластиковые трубы помутнели, перекачивая его в недра корабля.

– Это всего лишь традиция, – гордо объяснил Гринглдунк присутствующим. – Наши сведения о терранском космическом флоте отрывочны, но все они совпадают в одном – почетные проводы без труб не обходятся.

ТРЕТЬЕ ЖЕЛАНИЕ
Well-Wisher

Перевод с англ. © А.И. Кириченко, 2003.

Ибн Зухайн, владыка Большой долины, прогуливался по тенистому вечернему саду. Снаружи, за тройной изразцовой стеной, песок и камни пустыни возвращали окрестностям накопленный за день жар, но в обители Зухайна воздух оставался прохладным, свежим и влажным благодаря пышно украшенному фонтану в центре выложенного мозаикой дворика.

Вода, вырывающаяся из недр земли, была столь холодна, что, приблизившись к фонтану, Зухайн даже зябко поежился. В этом, как он считал, проявлялась еще одна из многочисленных милостей Аллаха, и улыбка все еще играла на его губах, когда он заметил маленький голубой флакон, стоящий на ониксовом цоколе.

Не прикасаясь к флакону, он внимательно рассмотрел его и пришел к выводу, что эта простенькая вещица, покрытая неряшливой глазурью и выпачканная в смоле, вряд ли может принадлежать ему. Стало быть, в сад вторгся кто-то чужой.

В тяжелом вздохе Зухайна раздражение мешалось с печалью. Вечера должны быть посвящены молитвам и удовольствиям, а сегодня ему придется отдать приказ об одной или даже нескольких казнях. Он не любил бессмысленной жестокости, но все слуги знали, что за любую небрежность их неизбежно ожидает наказание, и это приучило каждого со всем тщанием избегать всякого рода оплошностей.

Краем мантии Зухайн смахнул преступную бутылочку, и она разбилась, упав на сверкающий мозаичный пол. Он повернулся и пошел было прочь, чтобы призвать начальника стражи, но не успел сделать и нескольких шагов, как за его спиной раздался голос:

– К чему такая спешка, мой господин? Разве ты настолько богат и могуществен, что во всем мире уже не осталось того, чего бы ты мог пожелать?

Положив руку на рукоять богато украшенного кинжала, Зухайн резко повернулся и увидел перед собой высокого человека, похожего на перса или индуса. Незнакомец встретил его гневный взгляд дружелюбной улыбкой. Спокойствие и свободные манеры незваного гостя были одновременно оскорбительными и пугающими – казалось, убийца совершенно хладнокровен и уверен в себе. Зухайн оглядел его, раздумывая, возможно ли, что стража и слуги перебиты незаметно для господина.

– Я один и не желаю тебе зла, – сказал незнакомец, очевидно, догадываясь, о чем думает Зухайн.

– Прежде чем я получу удовольствие, казнив тебя, ответь мне, зачем ты здесь, – потребовал Зухайн.

– Удовольствие ты можешь получить, только приняв от меня три дара – все, что пожелаешь, и никак иначе.

Незнакомец стоял у самого фонтана, и водяные брызги окутывали его радужным ореолом, мешая ясно разглядеть лицо.

– Ты, может, и вправду один, зато я – нет, – возразил Зухайн. – И от меня ты сможешь получить лишь один дар – смерть.

– Смерть? Для меня? – Улыбка незнакомца сделалась еще шире. – Должно быть, владыка Большой долины и в самом деле могущественный правитель.

– Откуда ты? – резко спросил Зухайн, выведенный из себя дерзкими манерами собеседника.

Носком сандалии незнакомец пошевелил голубые осколки на полу.

– Неужели это так важно?

– Да.

– На твой вопрос нет и не может быть ответа. Начинай, мой господин, у меня мало времени – загадывай свое первое желание.

– Мое первое… – Зухайн прищурился, пытаясь разглядеть сквозь сияющий туман размытые очертания фигуры незнакомца, и тут на него нахлынули старые воспоминания. Восемь лет назад он повредил левую руку, и с тех пор, несмотря на все усилия придворных врачевателей, она была похожа на сухую клешню.

– Верни мне руку, – сказал он. – И я узнаю, кто ты или что ты есть на самом деле.

– Исполнено, – бесстрастно ответил незнакомец, и пальцы Зухайна распрямились, как лепестки медленно распускающегося цветка. В этот миг в его уме расцвело понимание. Аллах и в самом деле благоволит к нему больше, чем к прочим смертным, и теперь у него появился шанс снова стать молодым, а сила юности в союзе с его мудростью распространят царство Зухайна до границ ислама и далеко за их пределы. Но как бы ни хотелось сбросить бремя лет, неугомонный разум владыки увлекал его к другой, еще более заманчивой возможности. Давнишней страстью, к которой он по-прежнему остался неравнодушен, была история. Зухайн самозабвенно любил ее не за те уроки, которые можно извлечь из прошлого, но потому, что она приоткрывала завесу над будущим. Мир представлялся ему чередой непрерывных изменений, и более всего Зухайн сожалел о том, что жизнь человеческая слишком коротка и позволяет всего лишь мельком взглянуть на грандиозное зрелище, узреть, как Сыны Пророка триумфально несут истинную веру во все концы земли. И вот теперь прямо в руки дается возможность парить подобно орлу над скрытыми ландшафтами грядущих времен.

– Скажи мне, – сказал Зухайн пришельцу, – как твое имя?

Глаза незнакомца сверкнули.

– Это твое второе желание?

– Не шути со мной.

– Хорошо, мой господин. Можешь называть меня Эмад.

Зухайн направил на него указательный палец:

– Эмад, я приказываю тебе показать мне мир таким, каким он будет через тысячу лет.

Пришелец покачал головой:

– Тебе следовало бы уже понять: никто – даже владыка Большой долины»– не волен приказать мне что-либо. От меня можно потребовать только исполнения трех желаний.

– В твоей ли власти показать мне будущий мир?

– Это твое второе желание?

– Да. Это мое… желание.

– Очень хорошо, мой господин. Смотри!

Эмад указал рукой на пол, и внезапно мозаичный рисунок начал двигаться, приобретая текучесть и глубину прозрачного, залитого солнцем моря. Зухайн вдруг обнаружил, что смотрит сверху на знакомые холмы и долины, окружающие его столицу. Но каким колоссальным и устрашающим переменам они подверглись! От нынешнего богатого торгового города осталась лишь жалкая горстка убогих полуразвалившихся лачуг, а оживленная гавань превратилась в убежище для дюжины рассохшихся рыбацких лодок. Но досаднее всего было то, что на месте его собственного дворца не осталось ничего, кроме смутных очертаний фундамента, занесенного белым песком, струящимся через него подобно дыму.

Под завороженным взглядом Зухайна сцены начали меняться, и за несколько минут он посетил все отдаленные земли своих праотцов, простершиеся от побережья океана на западе до узкого моря на востоке. И по всей Аравии картина оставалась одной и той же – бедность, запустение и упадок: заброшенные земли, разрозненные нищие селения, где люди цеплялись за жизнь на развалинах былого величия.

– К чему этот дьявольский трюк? – ледяным тоном вопросил Зухайн. – Что за ложные видения ты мне показываешь?

– Мне нет смысла обманывать тебя, – бесстрастно ответил Эмад, хотя в глазах его блеснул огонек, который можно было бы принять за гнев. – Это твой мир, каким он станет тысячу лет спустя. Это, ибн Зухайн, владыка Большой долины, и есть то, чем увенчаются твои старания.

– Предупреждаю тебя, – свирепо прошептал Зухайн, – что твои дешевые уловки не помогут тебе, если…

Он умолк, так как его внимание привлекла одна деталь сияющей панорамы, разворачивающейся внизу. По горной дороге шел караван, состоявший, к изумлению владыки, из больших колесных повозок, которые словно по волшебству двигались сами собой, без помощи каких-либо тягловых животных. На боку каждой из повозок были нарисованы белые квадраты с красным крестом посредине. Видение длилось так долго, что Зухайн успел ясно различить людей, сидящих внутри чудесных повозок, и его ноздри задрожали от ненависти, когда он понял, что это неверные – гладкие, откормленные, высокомерные неверные, путешествующие без всякого страха там, где их должны были тут же убить и бросить на корм собакам.

– Что теперь? – выдохнул Зухайн. – Что это значит?

– Все очень просто, мой господин. – На этот раз в голосе Эмада уже отчетливо слышалась злоба. – Мир очень велик, и есть много земель, где солнце палит не так яростно, а вода имеется в изобилии. Будущее принадлежит людям из этих зеленых земель.

– Не лги мне, – приказал Зухайн, стиснув свой кинжал.

– Суди сам, ибн Зухайн. – Эмад повел правой рукой, и наплывающие друг на друга картины начали сменяться с ошеломляющей быстротой. Чувства Зухайна словно онемели от череды пылающих образов: великолепных многолюдных городов, бесконечных просторов полей, где зрел обильный урожай, густых лесов, кипящих жизнью морских портов. Повсюду он видел огромные торговые экипажи, снующие по дорогам, громадные корабли, плывущие по океанским волнам без ветра и парусов, и даже машины, парящие над облаками, как металлические птицы. И все это пышное зрелище свидетельствовало о богатстве, роскоши и силе.

– Надеюсь, мой господин удовлетворен? – спросил Эмад, выказывая признаки нетерпения. Он вновь взмахнул рукой, и пол дворца утратил прозрачность. – Настало время загадать третье желание.

– Еще нет. – Зухайн пытался осмыслить увиденное. Его разум стремился выхватить главное, что объединяло все развернувшиеся перед ним видения. – Те корабли, что я видел, повозки и летающие машины… Чем они движимы? Я не видел ни парусов, ни лошадей с верблюдами, ни тягловых птиц.

– Все экипажи перемещаются самостоятельно при помощи двигателей.

– Это не объяснение. Какая сила в них используется?

– Сила голубых кристаллов, мой господин.

– О каких кристаллах идет речь? Сапфиры? Аметисты?

– У тебя нет для них названия, ибо в других краях они встречаются в изобилии, но их почти невозможно найти в землях ислама. Достаточно сказать, что голубые кристаллы имеют силу, которая в одном отношении даже больше моей, ибо она не знает преград. Помести ее в самый прочный сосуд, она все равно вскоре вырвется наружу. Но, как ты сам убедился, люди научатся использовать ее и заставят служить себе на благо. И тогда самый последний крестьянин разбогатеет, точно князь… А теперь, – завершил Эмад, – назови свое третье и последнее желание. Уверен, ты, как и все остальные, пожелаешь вернуть себе юность и здоровье.

– Не так быстро. Я не заметил процветания ни в моих владениях, ни в какой-либо иной части Аравии.

– Я уже объяснял: в этих местах нет запасов голубых кристаллов. Но не огорчайся, мой господин, – успокаивающе произнес Эмад. – Другие народы будут щедры в своих дарах – еде и лекарствах. Они не позволят вашим детям погибнуть от голода.

Зухайн наполовину обнажил кинжал:

– Если ты дорожишь своей жизнью, собака, не говори со мной подобным образом.

– Я трепещу, – насмешливо сказал Эмад, увеличившись в росте и почти сравнявшись размерами с центральным фонтаном в саду. – Торопись, старик, загадывай желание. Каким ты хочешь стать? Двадцатилетним? Пятнадцатилетним?

– Ты прав, я – старик, – ответил Зухайн, сдерживая гнев. – Мне недолго осталось жить, и было бы, конечно, неплохо еще раз вкусить сладкий мед молодости. Но что такое жизнь по сравнению с вечностью? Семьдесят лет, которые ты мне предлагаешь, пролетят так же быстро, как те, что уже за плечами.

– А что, если я предложу тебе вечную жизнь?

– У меня нет желания навсегда захлопнуть перед собой врата в Рай.

– Ты глупец, ибн Зухайн, – сказал Эмад. – Так каково же твое последнее желание?

– Повелеваю тебе очистить мир от этих проклятых голубых кристаллов и вручить мне равный им по силе талисман.

Эмад помолчал, а когда заговорил вновь, его голос, казалось, стал глуше:

– Даже для тебя, владыки Большой долины, подобные притязания слишком…

– Исполняй что велено! – крикнул Зухайн.

Затем он выхватил кинжал и метнул его в гигантский силуэт. Сверкнула вспышка, по небу рябью пробежала тень, и Эмад исчез.

Зухайн огляделся вокруг в поисках драгоценного камня, ради которого пожертвовал вечной юностью, и его плечи поникли, когда он понял, что его жестоко обманули. Никакого сокровища, никакого сверкающего талисмана, который помог бы его потомкам приоткрыть дверь в только что виденное им будущее. Похоже, он бы только выиграл, если бы обращался с Эмадом любезнее и осмотрительнее, но не таков владыка Большой долины.

Удрученный и разгневанный Зухайн уже собрался покинуть сад, но тут едва уловимое изменение в напеве струй высокого фонтана насторожило его. Зухайн обернулся, и глаза его сузились от ярости, когда он полностью оценил всю степень зловредности и коварства джинна-искусителя.

Чистая вода фонтана – последнее утешение на склоне лет – иссякла, а вместо нее струилась черная и зловонная маслянистая жидкость, уже начавшая уродовать окрестности.