Текст книги "Орбитсвилль (сборник)"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 79 страниц)

ДИВНАЯ НОВАЯ ПЛАНЕТА
Courageous New Planet

Перевод с англ. © А.И. Кириченко, 2003.

Дикарь набычился в залитом ярким светом углу Столовой номер 127 и, сгорбившись, уставился на гладкую грязеотталкивающую поверхность стола. Сомабургер и стаканчик суррокофе по-прежнему стояли нетронутыми у его локтя. Внезапно, побуждаемый, очевидно, мрачным любопытством, он выдавил немного кетчупа из пластикового помидора на атомно-полированную поверхность стола, и та, естественно, тут же отвергла осквернение. Красная капля, как возбужденная амеба, метнулась к краю и, скатившись Дикарю на колени, моментально впиталась в непрочную ткань одежды XX века. Несколько секунд губы Дикаря беззвучно шевелились, а затем он снова впал в апатичную дрему.

– Хотелось бы знать, что ему не нравится, – проворчал Экспериментатор Гетсби, разглядывая удрученную фигуру через тайное наблюдательное устройство. – Ведь не отправь мы его сюда, в наше время, он бы погиб в той автокатастрофе. По-моему, он должен быть нам благодарен.

– Я пробовал обсудить с ним это, – отозвался Контролер Карсон. – И все, что он ответил: «Я чужак в земле чужой». Очевидно, цитировал своего современника Хайнц-Лайона, автора философского труда «57 истин».

Гетсби покачал головой:

– Но это же просто невероятно! Он так и не досмотрел до конца ни одной программы сенсовидения и от наших лучших нимфоботов нос воротит! Кстати, если мы не сумеем добиться успешной адаптации, это скажется на нашем продвижении по службе.

– Можно побеседовать с ним еще разок, – сказал Карсон и, повернувшись к ближайшему аптекомату, нажал на клавиши, набирая индекс капсулы для улучшения проницательности, психической ауры и способности разрешать проблемы. Через секунду в его ладонь скользнуло сияющее пластиковое яйцо. Карсон сунул его в рот и, подкрепившись таким образом, пружинистой походкой устремился на очередную встречу с Дикарем. Отказавшись от капсулы, Гетсби поплелся следом.

– Честно говоря, вы ставите меня в тупик, – пожаловался Карсон. – Мы перенесли вас в будущее, в мир, где не существует болезней, голода и войн. У нас никто не обязан работать, если сам того не захочет, и каждому доступно куда больше чувственных наслаждений, чем самым могущественным королям древности. О таком будущем люди вашей эры могли только мечтать, и все же вы недовольны. Почему? Пожалуйста, объясните нам.

– Если хотите знать, – ответствовал Дикарь, пощипывая бороду, – так это отчасти потому, что я был настоящим фанатом научной фантастики.

Повернувшись к коллеге, Карсон вопросительно поднял брови.

– Я выяснил значение этого выражения, когда Дикарь употребил его впервые, – сказал Гетсби. – По-видимому, он принадлежал к поклонникам небольшой кучки писателей со странными именами вроде Азимуф, Анни Логг и Фаннигут. Они занимались научным провидением и большую часть времени проводили в попытках представить будущее. Впрочем, не все они носили такие диковинные имена – скажем, одного из лучших звали Шоу.

Дикарь встрепенулся, и глаза его сверкнули.

– О, Шоу!

– Но это же ничего не объясняет, – возразил Карсон, – наоборот, еще больше сбивает с толку. Если вас так интересовало будущее, то вы должны быть просто на седьмом небе, оказавшись в нем взаправду. Почему же вы не счастливы?

– Почему? Почему? – Дикарь выпрямился, и лицо его отразило стремительную смену чувств – гнева, безнадежности, презрения. – Разве вам, пресмыкающимся, вам, ничтожным кротам, не ясно, что тут у вас чересчур много всего?! Не осталось места для выбора и поиска, сомнений и разочарований, которые придают жизни остроту. Вы живете в бесконечной пустыне изобилия, в пустыне, из которой невозможно убежать.

– Убежать?

– Да, именно это я и сказал. Я любил фантастику, потому что она давала шанс прорваться сквозь унылые баррикады XX века – ибо она была ярким пятном на темной палитре времени. Человеческая душа питается контрастами. Наслаждение уравновешивается болью, любовь – ненавистью…

– Но нимфоботов можно запрограммировать на причинение боли, – быстро отреагировал Карсон. – В определенных…

– …установленных пределах, – усмехнулся Дикарь. – А можно ли хотя бы представить, что какая-нибудь ваша механическая красотка попытается убить меня из ревности к одной из своих механических сестер? Нет, этот ваш совершенный пластиковый мир полностью стерилизован, и вам плевать, что сама по себе жизнь – это радужное пятно на белом сиянии вечности. Вы выжгли из нее все, что делает человека человеком. Реальные женщины непредсказуемы, а у настоящего пива всегда разный вкус! И боже мой, как не хватает мне шелеста и поцелуев дождя, перехватывающего дыхание запаха черного табака старичков пенсионеров, безумных политиков и священников, едва сдерживаемого насилия толпы футбольных болельщиков и…

– Постойте-ка, – перебил его Карсон. – Вы сказали – футбол? Так вы любите футбол?

– Если не считать фантастики, нет вещи, которую я любил бы больше, – выдохнул Дикарь. – Но, конечно, все это сметено вашим так называемым прогрессом.

Карсон покачал головой:

– Вы не правы, футбол – самый популярный у нас спорт.

– Что? – С отвисшей челюстью Дикарь переводил взгляд с одного собеседника на другого. Затем взор его прояснился. – А-а-а, понимаю, вы превратили его в мельтешение электронных пятен на поверхности катодной трубки.

– Но это свело бы на нет самую суть игры. – Карсон одарил Дикаря ободряющей улыбкой. – Футбол был и остается контактным спортом, испытанием человеческой силы, скорости и умения.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что футбольная лига живет и процветает в Британии XXV столетия, – ответил Карсон. – Обрадует вас, если мы завтра вечером сходим на футбольный матч здесь, в Лондоне? Я уверен, что даже в ваше время «Арсенал» и «Манчестер-Сити» были реальными претендентами на кубок Футбольной ассоциации.

– «Арсенал» и «Сити» в кубковом матче! – Дикарь поспешно потупил взор, но Карсон и Гетсби успели заметить слезы на его глазах. Обменявшись торжествующими взглядами, они на цыпочках вышли из комнаты.

Атмосфера большого матча не слишком изменилась за пять столетий, и все же Дикарь выглядел разочарованным.

Беспокойно расхаживая по директорской ложе, он глядел вниз на залитое светом прожекторов зеленое поле, на четкие движения двадцати двух игроков, на толпу, заполнившую трибуны. С каждой минутой первого тайма Дикарь приходил во все большее возбуждение, с хмурой усмешкой на бородатом лице обозревая толпящихся внизу болельщиков.

– Вас что-то огорчает? – спросил Гетсби, наблюдавший за ним с легкой тревогой.

– Эта люди так спокойны… и пассивны… – Дикарь в изумлении повернулся к Гетсби. – Я вижу только повязки «Арсенала». Они все болельщики «Арсенала»!

– Естественно.

– Ну а где же противники? Где болельщики «Манчестера»?

– В Манчестере, конечно. Они смотрят матч там.

– Тьфу! – Физиономия Дикаря выразила крайнее отвращение. – По телевизору!

Гетсби энергично замотал головой:

– Вовсе нет! Всякий знает, что телевидение не способно передать подлинную атмосферу футбольного матча, тут необходимо личное присутствие. В Манчестере смотрят настоящий матч – точно так же, как и мы здесь.

Дикарь с досадой сжал кулаки.

– Это какое-то недоразумение. Либо мы смотрим настоящий матч, либо…

– Возможно, мне следует кое-что объяснить, – мягко вмешался Контролер Карсон. – Видите ли, в конце XX столетия целые районы порой разрушались пришедшими в неистовство фанатиками, приехавшими на матч издалека, и все, казалось, шло к тому, что футбол запретят. Но наука, к счастью, нашла выход. Благодаря стремительному прогрессу роботехники удалось вообще избавиться от концепции матча «в гостях». Теперь каждая футбольная игра – это «домашний» матч. Думаю, вы согласитесь, что толпы пролов [3] гораздо легче контролировать на их собственной территории.

– Роботехника? – Дикарь растерянно уставился на фигуры, перемещающиеся по ярко освещенному полю. – Вы хотите сказать, что это соревнование между роботами?

Карсон громко рассмеялся.

– Ну что вы, конечно, нет! Состязание роботов – плохая замена традиционной схватке двух команд людей из плоти и крови.

– Но…

– Вы не понимаете? Одна из команд, команда гостей, действительно состоит из роботов, но каждый из них полностью связан и контролируется человеческим двойником в Манчестере. Точно так же все игроки «Арсенала» связаны с роботами-двойниками, которых отправили в Манчестер сегодня утром. Малейшее движение любого человеческого игрока с величайшей точностью и совершенством воспроизводится на другом поле, равно как и траектория мяча со всеми его подскоками и вращениями. Один и тот же матч разыгрывается одновременно в двух разных местах на глазах двух толп болельщиков, которые наблюдают игру дома, – это полностью устранило извечную проблему хулиганства на матчах «в гостях».

– Но это же просто чушь! – воскликнул Дикарь. – Так вот почему матч такой мертвый. Ведь людей-игроков не воспламеняет, не воодушевляет и не бросает в бой эмоциональная энергия, которую излучает толпа. А где же чувство племенного конфликта, катарсис личного участия в игре и хотя бы намек на опасность? Постойте-ка! Неужели болельщики приняли эту дурацкую систему так спокойно и пассивно? Почему они по-прежнему не ездят в другие города, как всегда это делали?

Карсон положил в рот капсулу и проглотил ее.

– Поначалу некоторые пробовали, но затем Правительство осознало, что в интересах каждого жителя следует ограничить передвижение пролов. Геосинхронные спутники накрыли страну особым излучением, которое у любого – кроме особо защищенных персон, – кто пытается путешествовать на расстояние более чем пять километров, вызывает боль и тошноту. Кстати, в известном смысле это сделало идею двойных матчей почти излишней за исключением тех преимуществ, что игроки не тратят времени, путешествуя лично, и никогда не встречаются лицом к лицу с враждебной толпой чужаков. В целом система оказалась весьма эффективной.

– Но это же безнравственно и антигуманно, – прошептал Дикарь, и на его лице, похожем теперь на застывшую маску, грозно запылали глаза. – Скажите-ка, мои добрые друзья, а я защищен от вашего проклятого излучения, которое держит в невидимых силках простых людей?

– Ваши передвижения никак не ограничены, – заверил его Гетсби, – но я не понимаю…

– Поймете, это я вам обещаю! – Шагнув к краю директорской ложи, Дикарь мощным плавным движением перескочил через балюстраду и исчез в толпе. В этот момент один из игроков забил гол, и стадион откликнулся вежливыми сдержанными аплодисментами.

– Что будем делать? – спросил Гетсби, когда хлопки утихли. – Сообщим в полицию?

– Не беспокойтесь, – небрежно отозвался Карсон. – Мне Дикарь уже изрядно надоел, а он скоро сам убедится, что ровным счетом ничего не может сделать, чтобы поколебать систему.

Контролеру Карсону пришлось вспомнить собственные слова всего лишь месяц спустя, когда на финальном матче кубка футбольной ассоциации он схлопотал пивной бутылкой по голове. Удар был с нечеловеческой точностью нанесен рукой хулиганствующего робота-болельщика, члена многочисленной банды, которая под предводительством бородатого мужика с дикими глазами начала весьма по-человечески терроризировать стадионы по всей стране.

ПРОВЕРЕННЫЙ СПОСОБ ПОХУДЕТЬ
Cutting Down

Перевод с англ. © А. Жаворонкова, 2003.

Проснулся Брайн Херли от возни, которую подняла жена, встающая с постели. Чтобы не видеть ее обнаженного тела, он глаз не открывал, а лишь напряженно вслушивался. Вот зашлепали по полу босые ноги, затрещали электрические разряды. Сообразив, что жена снимает ночную рубашку, он непроизвольно плотнее сомкнул веки. Вот зашуршала ткань. Одевается. Брайн расслабился, и тотчас сквозь ресницы сияющими иголочками проникло утреннее солнце.

– Что будешь на завтрак, дорогой? – спросила его Джун Херли.

– Как обычно – чашку кофе и сигарету, – по-прежнему избегая смотреть на нее, ответил Брайн, а про себя добавил: «Сейчас скажет – маловато. Завтрак должен быть питательным».

Задержавшись в дверях спальни, жена послушно произнесла:

– Маловато. Завтрак должен быть питательным.

– В таком случае – чашку кофе и две сигареты.

– Все шутишь.

Она вышла, и Брайн услышал, как его супруга медленно, неуклюже переваливаясь, спускается по лестнице.

Вставать Брайн не спешил. Закинув руки за голову, он привычно размышлял, что же случилось с девушкой, на которой он женился всего лишь восемь лет назад. Как такое тоненькое подвижное создание стало безнадежной толстухой? Почему аккуратные остренькие груди расплылись выменем, а мальчишеские ягодицы и бедра превратились в мешки жира, на которых даже от легкого шлепка остаются обширные, не проходящие неделями синяки. Правда, за ставшими чужими чертами Брайну изредка удавалось разглядеть прежнюю Джун, но в последнее время такое, к сожалению, случалось все реже и реже.

Временами ему казалось, что бесповоротно изменилось не только тело любимой, но и ее разум, и в результате она превратилась в совершенно иного человека. Такое объяснение вызывало отвращение и даже приводило в ярость, но в самом деле: та, знакомая ему, хрупкая, тоненькая Джун непременно бы бежала из жирной тюрьмы плоти, а эта чужачка, с которой он в последние годы делил кров, была ее полной противоположностью. Ведь не могла же, не могла прежняя Джун быть столь снисходительной к топившим ее волнам бледной плоти, не стала бы так беспечно потворствовать тирании собственного обезумевшего желудка. Нет, всему виной толстуха, что возится сейчас на кухне с завтраком. К примеру, последний ее самообман – диета, согласно которой из рациона полностью исключаются углеводы, а жиров и белков, наоборот, можно лопать сколько душе угодно.

Помогла ли такая диета хоть кому-нибудь, Брайн не знал, но мог поспорить, что Джун от нее проку не будет. Ведь жена использует диету не для того, чтобы похудеть, а лишь для оправдания трех, а то и четырех обильных трапез у него на глазах и безудержного поглощения сладостей в его отсутствие.

Запах жарящегося окорока из кухни сообщил Брайну о том, что жена по-прежнему придерживается новой формы самообмана. Он встал, бесшумно ступая босыми ногами, спустился по лестнице и резко распахнул дверь кухни. Джун, склонившись над открытым мусорным ведром, пожирала из пластикового стаканчика шоколадное мороженое. Увидев мужа, она испуганно вскрикнула, бросила стаканчик в ведро, отпустила педаль и едва слышно прошептала:

– Там оставалось на самом донышке, и я только…

– Не кори себя, дорогая. Преступления ты не совершила. Да и что за жизнь без удовольствия от еды?

– А я боялась, что ты… – Во взгляде жены хоть и не было полного доверия, но все же читалось явное облегчение. – Что ты ненавидишь меня за то, какая я.

– Чепуха!

Брайн обнял и привлек к себе жену, привычно поборов страх перед ее расплывшейся плотью и неприязнь к нелепым и безвкусным тряпкам на ней.

Самому Брайну недавно стукнуло тридцать, и был он высоким, стройным, подтянутым малым с рельефной мускулатурой под тугой эластичной кожей, как на рисунках Леонардо. Страшась стать таким же жирным и безобразным, как Джун, он неукоснительно соблюдал строжайшую диету, нередко ел всего раз в день и трижды в неделю усердно занимался атлетикой.

Сочтя, что вытерпел контакт с телом жены достаточно долго, Брайн отстранил ее от себя и сказал:

– Дай знать, как только кофе будет готов. Мне через тридцать минут выходить.

– У тебя же сегодня выходной, – удивилась Джун.

– Ничего не поделаешь, выходным придется пожертвовать. Сегодня беру интервью у Хеймиша Коркорана.

– А почему не в рабочий день?

– После ухода из госпиталя Коркоран живет затворником, и мне повезло, что он вообще согласился на встречу со мной.

– Бедняжка этот Коркоран! – посочувствовала Джун. – Говорят, несчастный случай с женой свел его с ума.

Брайн интересовался лишь одним примечательным аспектом работы известного биохимика, а отнюдь не его личной жизнью, поэтому он, слегка пожав плечами, бросил:

– Всякое болтают.

– Сухарь ты бесчувственный! – неожиданно взвилась Джун. – Подозреваю, что, придя однажды домой и обнаружив располосованное каким-нибудь маньяком мое остывающее тело, ты вот так же равнодушно пожмешь плечами и отправишься на поиски новой женщины!

– Не раньше, чем похороню тебя, дорогая. – Увидев ужас на лице жены, Брайн расхохотался. – Не мели ерунды, глупышка. Тебя я ни на кого не променяю. Женился я раз и на всю жизнь.

Джун, тяжело вздохнув, пробормотала:

– Хотелось бы верить.

Брайн, с наслаждением подточив на ремне опасную бритву, чисто выбрился, не спеша выпил чашку крепкого черного кофе без сахара и направился к двери. Джун по-прежнему сидела на кухне, и складки ее бедер свешивались со стула.

«Поглощенных ею за завтраком калорий с лихвой хватит на весь день, но выходить из-за стола она, судя по всему, не намеревается, – пронеслось в голове Брайна. – Все же не стоит на нее сердиться. Особенно сегодня…»

Торопясь на утренний поезд, милю до вокзала Олдесли Брайн преодолел быстрым пружинистым шагом.

Хеймиш Коркоран, пока работал в госпитале, жил в Олдесли, но, уволившись, перебрался в пригород Ридинга – небольшого городка милях в шестидесяти от Лондона. Поездка туда обещала быть утомительной, но встреча с Коркораном, по мнению Брайна, с лихвой окупит дорожную скуку. Постоянно Брайн работал редактором в «Олдест пост» и лишь изредка в свободное время строчил статьи. Свой досуг он чрезвычайно ценил и даже в поисках журналистского материала поездок далее чем на несколько миль обычно не совершал, но сегодня случай был особый.

Сойдя с поезда в Ридинге, Брайн, как и опасался, довольно долго ждал автобуса, затем с полчаса терпел духоту пропахшего бензином и дорожной пылью салона и лишь к полудню оказался на чистой, ухоженной улице, где жил Коркоран. Вдоль дороги росли высокие буки, за ними тянулись аккуратно подстриженные залитые солнцем лужайки, а дальше – особнячки. Выстроенный в классическом стиле прошлого века дом Коркорана был скрыт от любопытных взоров плотными зарослями кустарника. Шагая по гравиевой дорожке, Брайн ощутил приступ зависти. Оказывается, эксцентричность Коркорана, помешавшая, по слухам, его карьере в госпитале, на материальном благосостоянии биохимика существенно не сказалась.

Поднявшись на крыльцо, Брайн позвонил, и дверь, к его удивлению, открыл не дворецкий, а седовласый мужчина лет шестидесяти – без сомнения, сам хозяин дома. Был он сутул и худощав, на продолговатом лице светились насмешливые голубые глаза и сияла белозубая улыбка. Одет он был, несмотря на летнюю жару, в толстый джемпер, а шею замотал шарфом, из-под которого виднелись накрахмаленный воротничок сорочки и узел голубого галстука.

– Здравствуйте, мистер Коркоран. Я – Брайн Херли из «Пост». Если помните, вчера я договорился с вами по телефону о встрече.

– Как же, как же. – Коркоран одарил Брайна широкой улыбкой. – Входите, мой мальчик, входите. Весьма лестно, что ваша редакция интересуется моей работой.

– Да, «Пост» не раз писала об исследованиях в госпитале Олдесли. – Брайн воздержался от упоминания того, что о его визите сюда в редакции не известно ни единой живой душе. – Мы считаем, что нашим читателям следует знать о них поподробнее. И из самых достоверных источников.

– Совершенно верно! Надеюсь, вы, как и все прочие известные мне журналисты, не откажетесь от капельки спиртного с дороги?

– В такую погоду промочить горло – святое дело.

Старик провел Брайна в прохладную полутемную комнату в глубине дома и, усадив в огромное кожаное кресло, занялся выпивкой. Брайн внимательно оглядел многочисленные полки на стенах, заваленные книгами, справочниками и электронным оборудованием неизвестного назначения. Коркоран вручил ему высокий хрустальный бокал с изрядной порцией виски, уселся в такое же кожаное кресло по другую сторону резного стола и, хлебнув из своего бокала, непринужденно спросил:

– Что нового в Олдесли?

– Да вроде все по-прежнему.

– Выходит, там не произошло ничего достойного упоминания, особенно – после столь долгого пути, который вы проделали.

Коркоран глотнул еще виски, и Брайн вдруг понял, что хозяин уже изрядно навеселе.

– Мистер Коркоран, расскажите, пожалуйста, о «быстрых» и «медленных» мышцах. Слышать я о них уже слышал, но, признаюсь, разницы так и не уловил.

Коркоран пустился в пространное описание своей работы по изучению химического состава нервных волокон. По готовности, с какой он повел рассказ, и по блеску его глаз сразу стало ясно, что возможности обсудить с кем-нибудь столь волнующую тему он был лишен давно. Брайн изредка чиркал в блокноте и всем своим видом выказывал живой интерес, но на самом деле выжидал подходящей минуты перевести разговор на главное. Как ему уже было известно, исследовательский отдел в «Олдесли дженерал» доказал, что «быстрые» мускулы, такие, например, как на ногах, иногда из-за размыкания и последующего неверного соединения нервных волокон превращаются в «медленные», типичные для брюшной полости. Из этого следовало, что тип мускулатуры обусловлен отнюдь не жестким генетическим кодом, как считалось прежде, а деятельностью нервов в организме человека. Хеймиш Коркоран выдвинул смелую гипотезу, согласно которой феномен изменения мышечной ткани вызывается неизвестным прежде химическим веществом, поступающим от трофических [4] нервов к мышцам. Он было уже приступил к работе над анализом и выделением в свободном виде этого химического вещества, но исследования сначала были приостановлены трагической смертью его жены, а затем и вовсе прерваны из-за его отставки – по слухам вынужденной. Поговаривали, что он повредился рассудком, но благодаря энергичным мерам руководства, как зеницей ока дорожащего репутацией госпиталя, достоверные подробности этого дела в печать не просочились.

– Как выяснилось, я ошибался насчет химической природы превращения «быстрых» мышц в «медленные», – вещал меж тем Коркоран. – Сейчас однозначно установлено, что причина кроется в электрических токах, циркулирующих в нервных волокнах. Для нормальной жизнедеятельности «медленные» мышцы непрерывно получают слабые сигналы низкой частоты, «быстрые» же – короткие высокочастотные импульсы. Но в том-то и прелесть науки, что и ошибка иной раз оказывается весьма ценной. Так, можно, отправившись, скажем, в Китай, открыть Америку. В моем случае Америкой стало абсолютно эффективное лекарство от ожирения.

– Эффективное лекарство от ожирения? – переспросил Брайн, чувствуя себя точно облитым холодной водой. – Весьма любопытно! Уверен, что эффективному лекарству от ожирения гарантирован коммерческий успех.

– Ошибаетесь, мой мальчик.

– Неужели? Значит, лекарство невозможно изготовить?

– Ничего подобного! Я берусь изготовить хоть цистерну такого лекарства.

Коркоран кинул непроизвольный взгляд на полку справа, а затем, обнаружив, что его бокал пуст, поднялся, подошел к бару и налил себе третью за время интервью порцию выпивки. Брайн, воспользовавшись благоприятной возможностью, внимательно рассмотрел со своего места шкаф, на который, невольно указал хозяин. Среди бесчисленных безделушек его внимание привлекла дешевая красная коробочка с орнаментом, какие во множестве штампуют на сувениры для невзыскательных иностранных туристов, и он с торжеством подумал, что именно в ней и лежат таблетки.

В дом Коркорана Брайна привела случайная встреча в баре. Несколько дней назад некий лаборант-выпивоха из госпиталя пространно вещал о преступной халатности врачей при лечении. Брайн слушал его вполуха, как вдруг из потока пустопорожней болтовни вырвалось упоминание тайного чудо-лекарства от ожирения. Хотя Брайн, как часто делают профессиональные репортеры, искусно скрыл свой интерес к этому вопросу, подробности все же обошлись ему недешево. По капле выжатая из лаборанта информация звучала весьма правдоподобно, но лишь после того, как Коркоран украдкой взглянул на красную коробочку, Брайн окончательно поверил в существование эффективного лекарства от ожирения.

– А вы, молодой человек, почему не пьете? – возвращаясь к столу, с шутливым недовольством поинтересовался Коркоран.

Хотя голос его был по-прежнему бодр и чист, на скулах выступили малиновые пятна, а походка стала нетвердой. Пригубив из бокала, Брайн ответил:

– Одной порции на пустой желудок мне более чем достаточно.

Коркоран смерил взглядом его стройную фигуру.

– А вы, похоже, и едите немного.

– Совсем немного. Слежу за весом.

Биохимик кивнул:

– Весьма разумно. Ведь либо вы управляете своим весом, либо он – вами.

– Лично я своему весу не оставил никаких шансов, – сказал Брайн с улыбкой.

– В моем утверждении нет ничего смешного, молодой человек, – слегка раздраженно заметил Коркоран. – Запомните, достигнув критической массы, жировая ткань в теле человека начинает в буквальном смысле управлять его действиями, а подчас даже руководить всей его жизнью.

С первых минут интервью Брайн придирчиво выискивал в несколько своеобразной речи хозяина нелепости, которые бы подтвердили упорно ходящие о нем слухи. Явных признаков помешательства обнаружить не удалось, но от последних слов Коркорана у Брайна по спине пробежал холодок. Ведь и сам он частенько спрашивал себя, как случилось, что так рьяно заботившаяся прежде о своей внешности Джун позволила аппетиту взять над собой верх.

– У некоторых просто-напросто слабая сила воли, – сказал Брайн. – Вот и возникает привычка к перееданию.

– Вы, юноша, в самом деле так считаете?

– Да. Но я…

– К примеру, молодая женщина приобрела избыточный вес, – перебил его Коркоран и, сверкая голубыми глазами, заговорил весьма быстро: – Женщину я приплел потому, что они вообще уделяют своей внешности повышенное внимание. Допустим, вес женщины увеличился на шестьдесят процентов от нормы. Она стала уродливой, жалкой, больной. Она вынуждена либо постоянно сносить остроты в свой адрес, либо как можно реже бывать на людях. Ее шансы получить сексуальное удовлетворение равны нулю, и дальнейшая жизнь не сулит ей ничего, кроме болезней, одиночества и отвращения к себе. Представляете такую ситуацию?

– Да. – Брайн поерзал в кресле.

– Тогда перейдем к сути проблемы. Женщине прекрасно известно, что ее страдания не фатальны, она отчетливо осознает, что избавится от мучений, изменив свой физический облик. В ее силах, заплатив буквально гроши, стать стройной, здоровой, привлекательной – достаточно лишь строго придерживаться нормальной диеты. И, зная все это, как же обычно поступает молодая особа? – Стукнув зубами о край бокала, Коркоран сделал очередной приличный глоток.

– Отчетливо представляю, как она поступает, – сказал Брайн, пораженный тем, какой оборот принял их разговор. – Она с каждым днем ест все больше и больше.

– И не просто больше, а гораздо больше! Со стороны кажется, что она переедает. Ан нет! Она съедает ровно столько, сколько необходимо для питания ее растущего жирового органа.

Брайну становилось все более не по себе.

– Простите, боюсь, я не уловил…

– Что вы, молодой человек, знаете о жире? – с жаром спросил Коркоран.

– Ну… Жир – это вещество вроде сала.

– Общепринятое заблуждение! Человеческий жир – весьма сложное образование, ведущее себя аналогично самостоятельному органу. Многие считают, что поскольку жир – бледного цвета и при разрезании не кровоточит, то в нем мало кровеносных сосудов. В действительности жир пронизан капиллярами гуще, чем, скажем, мышцы. По количеству кровеносных сосудов на единицу объема жир занимает второе место после печени. Жировой орган также располагает собственной сетью нервов, активно взаимодействующей с центральной нервной системой. – Коркоран сделал очередной глоток и, глядя поверх бокала, спросил: – Вы понимаете, к чему я веду?

– В общих чертах. – Брайн неуверенно усмехнулся.

Раскрасневшийся Коркоран подался вперед.

– Я утверждаю, что жировой орган подобно паразиту живет в нашем организме собственной жизнью. Он успешно управляет окружающей его микросредой и, следовательно, своим тучным хозяином, вынуждает его постоянно переедать и оставаться толстым.

Брайн глядел на старика с нарастающей тревогой. Безумцев он боялся с детства и теперь испытывал сильнейшее желание бежать. Чтобы избавиться от сухости во рту, он хлебнул из бокала и нашел в себе силы пробормотать:

– Весьма… э-э… интересная теория…

– Больше, чем просто теория, молодой человек. Надеюсь, теперь вам ясно, почему желающим похудеть день ото дня все труднее соблюдать диету?

– Признаюсь, не совсем.

– Жировой орган не позволяет им убить себя. Люди часто скидывают некоторое количество жировой ткани, но почти всегда вскоре наращивают ее вновь. Это происходит оттого, что жировой орган, едва почувствовав угрозу, начинает бороться за свою жизнь и заставляет хозяина бросить диету. Лишь в исключительно редких случаях задумавшим похудеть удается, снизив массу жирового органа ниже критической, уморить его голодом. Тогда им внезапно становится легко придерживаться даже самой строгой диеты и оставаться стройными, здоровыми, сильными.

Брайн все с большим трудом сохранял внешнее спокойствие.

– Ваши идеи просто замечательны, но я не вижу, какая связь между ними и эффективным лекарством от ожирения.

– Принцип действия лекарства основан на умерщвлении жирового органа.

– Понятно. Но производство лекарства, наверное, связано со значительными техническими сложностями и стоит немалых денег?

– Отнюдь. Признаюсь по секрету, с весьма малыми затратами я уже изготовил в условиях домашней лаборатории пробную партию. – Коркоран вновь покосился на шкаф. – Для гарантированной нормализации веса взрослого человека достаточно четырех доз лекарства по одному кубическому сантиметру.

– Но тогда почему же вы уверяете, что лекарство не будет иметь коммерческого успеха?

– Все дело в самом жировом органе, – со снисходительной усмешкой ответил Коркоран. – Он весьма действенно сражается против медленной гибели. Да иначе и быть не может! После первой же дозы пациент, не понимая, что происходит внутри его тела, вдруг почувствует сильнейшее отвращение к лекарству и под тысячью предлогов откажется от дальнейшего лечения. Вот почему я уверен, что пользоваться спросом лекарство не будет.

«Его речи становятся все бредовее», – подумал Брайн, а вслух сказал:

– А что, если, например, незаметно подмешивать лекарство в пищу? Или давать его пациенту силой?

– Сомневаюсь, что удастся обмануть жировой орган. А что касается вашего второго предложения, то напомню вам о существовании такого понятия, как врачебная этика.

Брайн настороженно следил за постепенно возбуждающимся Коркораном и пытался предугадать, что же он выкинет дальше. Теперь было очевидно, почему администрация «Олдесли дженерал» так ревностно хранила в тайне связь компании с Коркораном. Несмотря на то что имя ученого было широко известно в научных кругах, сам он пребывал в невменяемом состоянии.