Текст книги "Орбитсвилль (сборник)"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 79 страниц)

Глава 4

Решение можно было отложить всего на три дня.

В течение этого времени "Биссендорф" будет лететь только к югу Галактики, гонясь за единственным блуждающим ионным пучком, отставшим от погодного фронта. Как только он его перехватит, магнитные поля корабельных реакторов сразу заработают на полную мощность. Корабль, выплевывая реактивные струи, начнет набирать скорость, которая затем достигнет световой и будет расти.

Лет сто назад прадедушки звездолетов типа "Биссендорфа" едва не опровергли бедного Эйнштейна. Первые испытательные полеты сначала подтвердили предсказанное увеличение массы движущихся тел, однако растяжения времени не произошло. Не оказалось также никакого непреодолимого барьера скорости света. Физикам пришлось создать новую теорию, основанную, главным образом, на работах канадского математика Артура, где были учтены свежие эмпирические данные. Согласно Артуру, применимость старой физики для массивных тел, окруженных ощутимым гравитационным полем, ограничивалась скоростями порядка двух десятых световой. Выше этой границы движение материальных объектов следовало рассматривать в рамках новой теории относительности. Корабль, преодолевший порог, создавал вокруг себя собственную локальную вселенную, в которой действовали локальные законы. Например, великой универсальной постоянной там оказалась не скорость света, а время.

Прежде, отправляясь в полет, капитан радовался ограниченности физики Эйнштейна, согласно которой собственное время космического путешественника должно замедляться относительно времени неподвижного наблюдателя. Гарамонда ничуть не привлекала перспектива через год вернуться к жене, состарившейся на десять лет, и к сыну, обогнавшему по возрасту отца. Но теперь, последний раз стартовав в качестве капитана Звездного флота и взяв с собой семью, он пожалел об ошибочности теории Эйнштейна. Будь она верна, ему стоило бы описать гигантский круг по Галактике и вернуться на Землю, когда Элизабет Линдстром сойдет со сцены. Это устранило бы многие трудности, но артуровская физика наложила запрет на парадокс близнецов, перекрыла лазейку, поэтому предстояло решить: где провести этот год, украденный у судьбы?

На выбор Гарамонда повлияли два соображения. Во-первых, капитан не считал себя вправе приговаривать четыреста пятьдесят человек команды к медленной смерти в неизведанной части Галактики. Кораблю необходимо вернуться на Землю, следовательно, область доступного пространства ограничивалась сферой радиуса шестимесячного полета. Значит, даже двигаясь по прямой к заранее выбранной цели, корабль не выйдет за пределы неплохо исследованной области. Вероятность того, что этот отчаянный полет приведет к открытию обитаемого мира, где можно скрыться, была и так ничтожно мала, с поправкой же на фактор расстояния она и вовсе становилась фантазией. Второе соображение касалось самого капитана: он давно хотел слетать в определенное место, но не сумел убедить чиновников в плодотворности своей идеи.

– По-моему, лучше всего отправиться в скопление 803, – сказал Клиффорд Нейпир. Развалясь в капитанском кресле, он покачивал в огромной лапище стакан виски с ликером, оценивая его цвет и аромат. Полуприкрытые набрякшими веками, карие глаза старпома ничего не выражали. – Если тебя ждет удача, то лишь там. Времени хватит с избытком. Среднее расстояние между тамошними солнцами – всего половина светового года, и мы успеем обследовать большинство систем. Ты ведь сам знаешь, Вэнс, это очень многообещающее скопление. Недаром начальство рекомендовало разведать его в первую очередь.

Гарамонд отпил виски, наслаждаясь теплом и букетом забытого лета.

– Верно, смысл в этом есть.

Некоторое время друзья сидели молча, прислушиваясь к гулу насосов, нагнетавших охлаждающую смесь в систему сверхпроводящих обмоток. Гул никогда не прекращался и был слышен даже в звукоизолированных апартаментах капитана.

– Смысл есть, но идти туда ты не хочешь, правильно? – нарушил молчание Нейпир.

– Вот именно. Чересчур много смысла. Штабным крысам не хуже нас известно, что такое восемьсот третье скопление; им достанет ума послать в те края сотню, а то и тысячу кораблей-перехватчиков.

– Думаешь, нас засекут?

– Вполне возможно, – ответил Гарамонд. – А дальше – дело техники. Ведь доказано, что четверка фликервингов, пристроившихся впереди пятого, может, согласуя свои скорости, управлять им успешнее собственного капитана. Достаточно попросту дозировать плотность потока ионов, пропускаемых к перехваченному кораблю.

Нейпир пожал плечами.

– Ну, ладно, Вэнс, убедил. Доставай свою карту.

– Какую карту?

– Ту, на которой отмечена звезда Пенгелли. Ты ведь к ней собрался, признайся?

Гарамонд почувствовал досаду на Нейпира, который столь точно угадал его сокровенные мысли.

– Ты прав. Видишь ли, мой отец был некогда знаком с Руфусом Пенгелли, – произнес он, словно оправдываясь. – Он говорил, будто не встречал человека, менее способного на мошенничество. В чем-чем, а уж в человеческом характере отец… – Капитан оборвал свою речь, потому что Нейпир громко рассмеялся.

– Ты меня агитируешь, Вэнс? Какая разница, куда лететь, раз вероятность найти то, что надо, везде одинаково ничтожна?

Досада Гарамонда сменилась облегчением. Подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и вынул четыре большие фотогравюры, изображавшие сероватые поверхности с металлическим отливом и разбросанными по ним темными пятнышками. Расположение пятен наводило на мысль о созвездиях, а их размытость и зернистость фона свидетельствовала о том, что кадры реконструированы с помощью компьютера.

Ведь подлинные карты звездного неба, снимки которых хранил Гарамонд, давным-давно уничтожил пожар. "Не простой пожар, – подумал он. – Пожар, отнявший у землян соседей".

Люди открыли Саганию в эпоху ранних исследовательских полетов. Планета обращалась вокруг звезды, удаленной от Солнца меньше, чем на сто световых лет. Именитые теоретики на основе статистических расчетов утверждали, будто среднее расстояние между техническими цивилизациями должно быть вчетверо большим. Еще более удивительным казалось совпадение во времени. По геологическим меркам период зарождения и развития разумной жизни на Сагании и на Земле – все равно, что час в жизни человека. И все же этот "час" на одной планете частично перекрыл тот же "час" на другой. Вопреки любым законам вероятности, цивилизации людей и саганцев существовали одновременно и в пределах досягаемости. Родное светило саганцев можно было наблюдать в ночном небе Земли невооруженным глазом. Развитие обеих цивилизаций шло по пути применения машин и достигло уровня овладения ядерной энергией. Оба мира стремились к освоению космоса и планировали постройку звездолетов. Их солнца мерцали в черноте пространства, словно трепещущее пламя свечи в далеком окне. Саганцы неизбежно должны были когда-нибудь встретиться с людьми.

Но кто-то ошибся. Случилось это, когда земляне основали первые государства Междуречья. Неважно, по чьей вине – зарвавшихся политиков или недобросовестных ученых – наступила роковая развязка. Неуправляемая ядерная реакция затопила Саганию океаном белого пламени. Планета потеряла атмосферу, и жизнь на ней пресеклась.

Понаехавшим семь тысяч лет спустя землянам-археологам удалось выяснить немногое. Существа, достигшие наивысшего расцвета, уничтожили все следы своего обитания на планете. А то, что осталось и было обнаружено с помощью электронного зондирования, относилось к более древней и не столь высокоразвитой культуре. Среди найденных предметов искусственного происхождения попалось несколько фрагментов изображения звездного неба. Довольно точных, хотя некоторые исследователи обратили внимание на один из участков карты, где была отмечена несуществующая звезда.

– Это самый ранний фрагмент, – сказал Гарамонд, выкладывая на стол первый снимок, и ткнул пальцем в туманное пятнышко. – А это звезда, которую мы окрестили в честь Пенгелли. Вот вторая карта, датированная более поздним периодом. Как видишь, через пять веков никакой звезды Пенгелли уже нет. Напрашивается вывод, что звезда за этот промежуток каким-то образом исчезла.

– Ее могли пропустить по ошибке, – подсказал старпом, поняв, что его капитан хочет вновь перебрать все доводы "за" и "против".

– Исключено, поскольку у нас есть еще более поздняя карта того же участка, сделанная тоже спустя несколько столетий, и звезда здесь также отсутствует. Кроме того, ее не видно в современные телескопы.

– Что доказывает ее гибель.

– Такое объяснение напрашивается в первую очередь. Короткая яркая вспышка, медленное угасание – один из вариантов звездной эволюции. Однако у нас есть снимок четвертой карты, найденной доктором Пенгелли. Здесь, как видишь, наша звезда появилась снова.

– Что свидетельствует о более древнем происхождении четвертой карты по сравнению со второй и третьей.

– Пенгелли утверждал, будто откопал ее в самом верхнем культурном слое, то есть, она – самая поздняя.

– Что наводит на подозрение в недобросовестности доктора. – Нейпир постучал толстым пальцем по глянцевым отпечаткам. – Ученые, Вэнс, тоже люди и во все времена не гнушались фальсификаций. Помнится, я читал, как несколько веков назад разразился грандиозный скандал из-за раскопок на Крите. Археологи зачастую…

– Да-да, намеренно устраивают шумиху. Только Пенгелли шумиха не сулила никакой выгоды, ему было незачем лгать. Лично я верю, что эта карта составлена всего за десять лет перед Великим взрывом, уже в саганскую космическую эру. – В голосе Гарамонда крепла убежденность, не поколебленная давно выдвинутыми возражениями. – Но заметь: на последней карте звезда Пенгелли изображена не просто точкой. Она заключена, если приглядеться, в какой-то еле различимый кружок.

Нейпир пожал плечами и, наконец, принялся за виски.

– Видимо, карта отмечала положение всех, в том числе и погасших, звезд.

– Возможно. Звучит довольно правдоподобно. Только я готов поспорить, что саганская космическая техника была гораздо более совершенной, чем принято считать, и что кружком звезда Пенгелли обведена неспроста. Мне кажется, она представляла для саганцев какую-то особую ценность. Например, тем, что они открыли возле нее обитаемую планету.

– После того, как солнце погасло, планета не могла остаться обитаемой.

– Разумеется. Но на ней могли остаться какие-то сооружения, подземные укрытия, да мало ли что еще? Хотя бы другие карты звездного неба. –Внезапно Гарамонд будто услышал себя со стороны и осознал всю шаткость логических построений. Он непроизвольно оглянулся на дверь, за которой спали Эйлин с Крисом.

Чуткий, как всегда, Нейпир не спешил с ответом, и оба астронавта долго пили в молчании. По каюте плавали декоративные объемные фигуры, создаваемые стереоустановкой. Они пересекались, проникали друг в друга и сливались в случайные разноцветные узоры. Изменчивые отражения словно оживили золотую улитку на столе Гарамонда.

– Не найдено ни единого саганского звездолета.

– Это не означает, что их не было. Мы искали только около сожженной планеты. – Снова наступило молчание. Цветные полупрозрачные призмы, похожие на невесомое желе, продолжали дрейфовать по комнате.

Нейпир покончил со своим коктейлем и встал, чтобы наполнить стакан.

– Ты уже приводил все эти доводы, пытаясь отстоять свою точку зрения. Почему же Разведывательный корпус не согласился с ними?

– Давай говорить начистоту. Неужели ты до сих пор веришь, будто "Старфлайт" заинтересован в открытии обитаемых миров?

– Хм…

– Он заполучил Терранову и распродает ее клочками по гектару, словно какой-нибудь Лонг-Айленд в незапамятном прошлом. "Старфлайт" –единственный владелец космолетов, а на Земле людям стало уже совсем невмоготу, поэтому многие готовы полжизни вкалывать на корпорацию, лишь бы заработать на билет, и хоть вторую половину провести сносно, возделывая собственный участок. Такое положение дел устраивает "Старфлайт" по всем статьям, и новые планеты для него нежелательны. Потому-то, Клифф, в Разведкорпусе так мало исследовательских судов.

– Однако…

– Погоди, я не договорил. Эта система действует тоньше, чем железнодорожные и горнорудные компании в Штатах, когда те строили городишки для собственных трудяг, но суть методики – прежняя. Что ты хотел сказать?

– Я пытаюсь согласиться с тобой. – Нейпир пихнул кулаком сияющий лимонно-желтый куб, который никак не отреагировав, проплыл мимо. – Скорее всего, неважно, куда мы подадимся в ближайший год, поэтому я готов поохотиться вместе с тобой за звездой Пенгелли. Какие имеются соображения насчет ее местонахождения?

– Кое-какие есть. – У Гарамонда гора свалилась с плеч. Согласие Нейпира придавало затее видимость здравого смысла. Он встал и двинулся к универсальному компьютеру, стоящему в углу каюты. Войдя в зону звукоприема, приказал спроектировать заготовленную карту. – Взгляни сюда. В воздухе над консолью возникло трехмерное изображение звездного неба. За каждой звездой тянулся искривленный зеленый след галактического дрейфа, и только одна оставляла за собой красный пунктир.

– Разумеется, прямых указаний на удаленность звезды Пенгелли от Сагании не существует, – продолжал Гарамонд. – Но можно оценить ее светимость, исходя из предположения, что это была звезда типа нашего Солнца. Диаметр пятнышка на самой ранней саганской карте приблизительно соответствует размерам известных звезд первой величины. Отсюда получаем возможное расстояние.

– Слишком много допущений, – с сомнением произнес Нейпир.

– Не так уж много. Все звезды в этой части Галактики движутся с близкими скоростями и примерно в одном направлении. Поэтому, несмотря на долгий семитысячелетний путь, можно довольно уверенно утверждать, что звезда Пенгелли находится в пределах этой пунктирной линии.

– Утверждать-то можно… А каково расчетное время полета? Месяцев пять?

– Даже меньше, если поймаем облако пыли погуще.

– Ну, за этим дело не станет, – задумчиво высказался Нейпир. – Должно же в этом мире хоть кому-то повезти.

Позже, когда старший помощник отправился на боковую, Гарамонд приказал компьютеру превратить целую стену в один большой экран переднего обзора и, не прикасаясь к выпивке, надолго замер в глубоком кресле перед звездной бесконечностью.

Он размышлял над последним замечанием Нейпира. Клифф имел в виду, что многие невидимые галактические потоки, которые "Биссендорф" использовал для заправки топливом, возникли, когда кому-то крупно не повезло. Наиболее желанный для звездоплавателя урожаи – это тяжелые осколки ядер, выброшенные в пространство силой взрыва сверхновой. Опытный пилот фликервинга, ощутив усиление вибрации под ногами, сразу скажет, что впускные клапаны реактора начали всасывать облако таких осколков. Однако звезда, ставшая сверхновой, пожирает свои планеты, превращая их в раскаленную плазму, поэтому Гарамонд при любом ощутимом рывке корабля задавался вопросом, не питается ли реактор призраками уничтоженных разумных созданий, сжигая их души и окончательно хороня мечты.

Он заснул перед экраном на краю темной бездны.

Около недели Эйлин Гарамонд провела в постели. Болезнь была вызвана отчасти потрясением вследствие внезапной перемены в жизни и переживаний, а отчасти, как с удивлением обнаружил Гарамонд, повышенной чувствительностью к скачкам ускорения при пересечении кораблем погодных зон. Он объяснил ей, что реактор "Биссендорфа" работает главным образом на межзвездном водороде. Постоянно горящий перед кораблем электронный пучок ионизирует атомы, а электромагнитные поля захватывают протоны и всасывают их через приемный клапан. Если плотность водорода равномерна, то ускорение постоянно, и команда наслаждается стабильной силой тяжести. Однако космическое пространство – не изотропный неизменный вакуум земных астрономов-домоседов. Его пронизывают блуждающие облака заряженных частиц, испускаемых множеством источников. Они налетают, словно порывы ветра, накатывают мощной приливной волной, сливаются и разлетаются, сталкиваются и бушуют беззвучными незримыми штормами.

– На одном водороде далеко не уедешь, – просвещал капитан жену. – С его помощью можно приобрести ускорение, в лучшем случае, равное половине земного ускорения свободного падения, а то и меньше. Поэтому так ценны космические ионные потоки, и штурманы стараются прокладывать курс сквозь активные области. Но за это приходится платить колебаниями веса, которые ты время от времени ощущаешь.

Эйлин на минутку задумалась.

– А нельзя менять коэффициент полезного действия двигателя? Так, чтобы сгладить эти колебания, а лишние ионы как-нибудь накапливать про запас?

– Ого! – Гарамонд восхищенно рассмеялся. – Так обычно и поступают на пассажирских судах. Их реакторы постоянно загружены, скажем, на девять десятых полной мощности, а при пересечении границ насыщенных или, наоборот, обедненных ионами областей пространства она автоматически скачком снижается или повышается, поэтому сила тяжести на судне остается постоянной. Но корабли Разведывательного корпуса всегда идут на всех парах. А уж в нашем положении… – Гарамонд замолчал.

– Продолжай, Вэнс. – Эйлин села в постели. Красивая, загорелая. – Тебе трудно сохранять спокойствие, когда за тобой охотятся, да?

– Дело даже не в охоте. Чтобы сполна использовать отпущенное время, мы должны лететь как можно быстрее.

Эйлин встала и подошла к его креслу. Ее нагота казалась неуместной в насквозь функциональной обстановке капитанских апартаментов.

– Значит, мы летим не на Терранову?

Гарамонд прижался лицом к ее теплому животу.

– Корабль рассчитан на автономный полет в течение года. А потом…

– То есть, не найдя новой планеты, на которой можно жить…

– Ну, почему же? Хотя вероятность, конечно, невелика.

– Какова же эта вероятность?

– Целому флоту потребовалось столетие поисков, чтобы найти одну пригодную для обитания планету. Суди сама.

– Ясно. – Эйлин постояла, рассеянно поглаживая его волосы, потом с решительным видом отстранилась. – Ты обещал показать нам корабль.

По-моему, время настало.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

– Ничего, хватит мне киснуть. Все будет в порядке, – пообещала она. Капитан воспрянул духом. Он даже не ожидал, что после всего случившегося сможет когда-нибудь почувствовать себя почти счастливым. Он кивнул и прошел в соседнюю комнату, где Крис заканчивал завтрак. Сынишка, оправившись от тяжелого полета на челноке, быстро осваивался в новой обстановке. Гарамонд в меру сил способствовал этому, редко появляясь на мостике, и старшие офицеры во главе с Нейпиром почти самостоятельно управляли "Биссендорфом".

Капитан помог сыну переодеться. Вскоре к ним присоединилась Эйлин во взятом у интенданта сизо-сером комбинезоне сестры милосердия, в котором она чувствовала себя неловко.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказал Гарамонд, предупреждая извечный вопрос.

Эйлин критически осмотрела себя в зеркало.

– Где мое платье? Чем оно тебя не устраивает?

– Ничем, когда ты идешь куда-нибудь в зону отдыха, но на остальных палубах лучше появляться в рабочей одежде. На борту ни у кого, кроме меня, нет жены, и мне не хотелось бы будоражить экипаж.

– А кто говорил, что треть экипажа – женщины?

– Так-то оно так. Если быть точным, их у нас сто пятьдесят. В дальние рейсы часто уходят парами, иногда даже женятся прямо на борту. Но никого не берут за красивые глаза, все выполняют свои обязанности.

– Не будь таким занудой, Вэнс. – Эйлин взглянула на сына, потом снова на мужа. – А Кристофер? Кто-нибудь знает, почему мы летим с тобой?

– Не должны. Я с челнока блокировал каналы связи. Только один человек посвящен во всю историю целиком. Клифф Нейпир. Остальные, ясное дело, догадываются, что я попал в переплет, но вряд ли это их чересчур волнует. – Гарамонд усмехнулся, вспомнив бородатую шутку фликервинг-пилотов о единственном неизменно наблюдаемом релятивистском эффекте: "Чем быстрее смываешься, тем мельче становится президент".

– Разве никто до сих пор ничего не услышал по радио?

Гарамонд выразительно покачал головой.

– Пока фликервинг в пути, с ним невозможно связаться, сигналы не пробиваются сквозь наведенные поля. Скорее всего, люди считают, что я обошелся с Элизабет так же, как один командир по имени Вич. – Он вздохнул. – Подобный жест только поднял меня в их глазах.

Начав с капитанского мостика и "верхней" палубы, они двинулись "вниз", минуя палубы управления, технические и ремонтные отсеки. Напоследок осмотрели генераторы полей, насосную станцию и термоядерный реактор. Весь осмотр занял больше часа. Возвращаясь в каюту, Гарамонд внезапно поразился: пока длилась эта экскурсия, он совершенно забыл о том, что вместе с женой и сыном приговорен к смерти.

Богатые ионные потоки разгоняли корабль со средним ускорением 13,2 метра в секунду за секунду. Людям приходилось трудновато: вес каждого члена команды увеличился на треть. Если бы масса движущихся тел зависела от скорости по эйнштейновским законам, "Биссендорфу", чтобы достичь световой скорости, понадобились бы долгие месяцы. Однако через семь недель, набрав скорость порядка пятидесяти миллионов метров в секунду, корабль преодолел магический порог, за которым вступила в права артуровская физика, и начали проявляться новые свойства пространства-времени, необъяснимые законами физики низких скоростей.

Находящимся на борту ускорение казалось прежним, но всего через двенадцать дней "Биссендорф" достиг середины маршрута, а его скорость в огромное число раз превысила световую. Знак ускорения поменялся на отрицательный, и временной график пройденного расстояния прошел через центр симметрии. Четыре месяца пролетели незаметно. "Биссендорф" приближался к расчетной точке, где согласно компьютерным данным следовало искать звезду Пенгелли.

– Мне очень жаль, Вэнс. – Тяжелое, словно вырубленное из камня лицо Нейпира было мрачнее тучи. – Никаких признаков погасшей звезды в радиусе десяти световых лет. Ямото утверждает, что приборы не пропустили бы ее.

– Он уверен?

– Абсолютно уверен. Мало того, космический фон даже ниже обычного.

"Я не позволю, не допущу этого!" – билась в мозгу Гарамонда иррациональная мысль.

– Сходим-ка в обсерваторию, нужно поговорить с Ямото, – сказал он вслух.

– Можно вызвать его по видеофону.

– Нет, мне надо увидеться с ним лично. – Гарамонд встал из-за главной командирской консоли и передал управление второму помощнику Гантеру.

Этого момента капитан страшился с той самой минуты, как заглушил двигатели "Биссендорфа", чтобы всепоглощающее поле-уловитель не мешало радиационному сканированию окружающего пространства. Огромное внутреннее напряжение требовало выхода, поэтому он решил сам спуститься в обсерваторию и хоть немного размяться. Это напряжение возникло у капитана в резиденции Элизабет, немного ослабло во время перелета, а сейчас вернулось. Гарамонду захотелось немедленно исчезнуть с мостика, подальше от зорких глаз вахтенных.

Нейпир всегда с трудом приспосабливался к невесомости и на пути к шахте лифта совершал рискованные движения. Лишь магнитные подошвы удерживали его массивное тело от сомнительных авантюр.

– Мне очень жаль, Вэнс.

– Ты уже говорил.

– Знаю. Видишь ли, я уже совсем было поверил, что удастся набрести на что-нибудь стоящее. Боюсь, в этом провале есть доля моей вины.

– Мы оба знали, что поступаем безрассудно, пытаясь поразить цель выстрелом наугад, – ответил Гарамонд.

"Лжешь, – мысленно сказал он себе, – ты вовсе не считал попытку безнадежной. Ты убедил себя, что отыщешь путь к обитаемому миру. Тебе просто невыносима мысль о смертном приговоре жене и ребенку".

Пока лифт шел вниз, Гарамонд, наверное, в тысячный раз вспоминал злополучный вечер на террасе Старфлайт-Хауса. Ему нужно было только не спускать глаз с Харальда Линдстрома, не разрешать ему резвиться, в общем, делать то, что сделал бы на его месте любой другой. Вместо этого он пошел на поводу у мальчишки, дал провести себя. Взыграла гордыня капитана дальнего звездоплавания. Да он еще и размечтался, повернувшись к Харальду спиной. А тот карабкался, карабкался… Сам же он так медленно, безумно медленно бежал сквозь загустевший воздух, когда появился роковой просвет. И мальчик падал…

Падал…

Падал!

– Приехали, Вэнс.

Голос Нейпира прогнал наваждение. Двери раздвинулись, открыв сводчатый коридор, ведущий в обсерваторию "Биссендорфа". Там стоял Сэмми Ямото в белом халате и махал им рукой.

– Хм. Что-то Сэмми слишком возбужден для человека, обескураженного неудачей, – заметил Нейпир.

Гарамонд заставил себя встряхнуться, гоня прочь черные мысли. Ямото торопился навстречу.

– Есть! Есть кое-что! – Его губы цвета спелой сливы дрожали. – После разговора с мистером Нейпиром меня разобрало любопытство: почему впереди такая низкая плотность материи, будто все частицы смело полем пролетающего гиганта? Ведь поблизости нет ни одной звезды.

– И в чем же дело?

– Электромагнитный спектр я уже проверял и знал, что тут не может быть никакого солнца. Вдруг меня осенило: лайка, думаю, проверю еще и гравитационный. – Главному астроному перевалило за пятьдесят, он перевидал немало чудес, и все же сейчас выглядел потрясенным. Гарамонд внутренне сжался, боясь ошибиться, спугнуть удачу, но уже чувствуя первый трепет восторга.

– Ну, не тяни же! – воскликнул из-за плеча капитана Нейпир.

– Я обнаружил гравитационный источник звездной величины. Меньше, чем в одной десятой светового года отсюда. Поэтому…

– Я так и знал! – Нейпир охрип от волнения. – Мы все-таки нашли ее, звезду Пенгелли.

Гарамонд не спускал глаз с лица астронома.

– Дай мистеру Ямото договорить.

– Поэтому я решил заодно определить размеры объекта и характеристики поверхности. Посмотрел на тахионный спектр… Вы не поверите, мистер Гарамонд.

– А вы попытайтесь, вдруг поверю?

– Насколько можно судить… – Ямото с трудом проглотил воображаемую слюну. – Насколько я могу судить, обнаруженный объект – это…

Космический корабль. Диаметром более трехсот миллионов километров!