Текст книги "Охотник (ЛП)"

Автор книги: Блэр Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Я ходил на эти гребаные похороны! Я выплакал свое разбитое сердце над ее бело-золотым гробом.

И для чего? Чтобы десять лет спустя узнать, что она, возможно, жива?

Меня разрывали изнутри сильнейшие эмоции. Мне хотелось впечатать кулак в стену, чтобы увидеть, как посыплется штукатурка, и в то же время желал послать всех к черту, чтобы реветь в одиночестве как сучка.

Десять лет.

Десять, мать вашу, лет!

Энцио Романо. Мой босс, ее отец, крестный отец семьи Романо. Теперь эти мысли крутились у меня в голове: ведь был чертов шанс, что он врал сквозь зубы, когда сообщал нам, что она мертва. Я помню его слезы, как на собрании он изо всех сил выдавливал из себя каждое слово – будто вытягивал паутину ужасной лжи. Как он всхлипывал, описывая аварию Дариена.

Он назвал это самоубийством. Якобы нашел записку в комнате Дариена.

Будто бы тот был безответно влюблен в Александрию и не смог смириться с тем, что она не собиралась разводиться с Энцио. Единственной возможностью быть вместе с ней оказалась смерть, поэтому bastardo⁴ убил bambina вместе с матерью.

Но, возможно, это была ложь… Каждое слово.

Я ненавидел его. Энцио. Хотел разорвать ему глотку голыми руками, но не мог. Я должен быть немым, должен притворяться, что мне все безразлично, должен быть убийцей, каким он меня воспитал.

Потому что именно таким я и был для него. Не тем человеком, которого любила его дочь. Не четырнадцатилетним мальчиком, пообещавшим его двенадцатилетней дочери, что никто не тронет ее и что однажды он женится на ней, чтобы доказать это.

Убийца.

Рожденный им, воспитанный и идеально обученный. Так много крови было на моих руках, что я с трудом видел линии на ладонях. Одному богу известно, почему мои кулаки покрыты шрамами, а пальцы мозолями, и я часто думаю, что только чудом ногти не черны от пороха после того, сколько раз спускал курок. Я не хотел думать о количестве. Мысленно или нет. Я ненавидел себя за то, кем являлся, но другого выбора не было.

Существовал только один способ покинуть семью – умереть.

Иногда мне казалось, что смерть будет желанным избавлением от чувства вины, которая преследовала меня из-за бесчисленного количества отнятых жизней. И безрассудством тоже… Даже в мыслях я никогда не жалел людей, которых мне поручали убрать. Ни их семьи, ни их друзей. Мужей, жен, матерей, братьев… детей.

Никого. Ни единой мысли.

Если бы я задумывался об этом, то никогда бы не смог спустить курок.

Выстрел был бы направлен в мою сторону.

Я пробежался пальцами по волосам и посмотрел в окно. Уверен, мы нарушали скоростной режим, но нам не дозволялось спорить с водителем Романо, исполнявшим приказ Энцио.

– Собирай вещи, – сказал он мне час назад, – у меня есть для тебя работа.

Поэтому я упаковал сумку и сел в машину, когда она подъехала. Ты не имеешь права спорить с Энцио Романо. Если, конечно, не хочешь умереть. Совру, если скажу, что никогда не задумывался об этом… Просто сбежать.

Я знал, что этот чертов побег никогда не осуществится. Я был слишком хорош в обращении с оружием, слишком вынослив, слишком меток. У меня не было ни единого шанса когда-нибудь стать частью общества или найти обычную работу. Это была моя вина. Мой собственный, глупый, врожденный, гребаный талант помогал мне выживать.

Потому что легче стрелять в других, нежели в самого себя.

Потому что я был чертовым цыпленком в логове волка.

Водитель повернул к Хэмптону. Мне пришло в голову, что, возможно, стоило узнать его имя, поинтересоваться, как проходят его дни и прочее подобное дерьмо, которое полагается спрашивать, но он никоим образом не намекнул, что хотел бы поговорить, так что я не настаивал.

Я был благодарен. Последнее, в чем нуждался, это говорить с кем-то, когда меня посылали на задание. Я хотел доехать до места, сделать свою работу и убраться оттуда. Без выкрутасов и энтузиазма.

Я ненавидел выкрутасы и чертов энтузиазм.

Я наблюдал за каплями дождя, стекающими по стеклу. Сосредоточился исключительно на них, очищая сознание от посторонних мыслей и отрешаясь от каждой эмоции, которую испытывал. Простые дорожки сбегающих по стеклу капель были приятны.

Простота – это хорошо. Простота безвкусна. Оцепенение, бесчувственность. Простота была необходима.

Машина остановилась возле огромного дома, который я прекрасно знал. Сердце семьи Романо и ничего не подозревающая крепость Энцио Романо.

Я толкнул дверь и вышел, не дожидаясь, пока это сделает водитель. Я не нуждался в его помощи, чтобы выбраться из чертовой тачки. Оставил свои вещи внутри, потому что следующей моей остановкой будет частная взлетно-посадочная полоса, где ожидал самолет Энцио, чтобы доставить меня до места назначения. Машина не двигалась.

Парадная дверь открылась, когда входил. Я смял ткань своего пальто, проходя мимо дворецкого Энцио – никогда не запоминал его имени и не думаю, что когда-нибудь сделаю это. Мои ботинки скрипели на безупречно-чистом полу, и я повернул в сторону коридора, ведущему в кабинет Энцио. Его телохранитель, известный всем только как Соцци, стоял снаружи, скрестив руки на груди. Массивная дверь из красного дерева, которую он охранял, делала его маленьким, хотя я знал, что в нем шесть футов и, по меньшей мере, триста фунтов чистой мускулатуры.

Если бы я не знал, что могу всадить ему пулю между глаз быстрее, чем он успеет до меня добраться, то боялся бы его.

Соцци протянул назад руку и открыл дверь с отрывистым кивком в мою сторону. Я согласно кивнул в ответ и прошел внутрь, засунув руки в карманы пальто.

Энцио сидел за столом, его лицо было спрятано за книгой. Что не скрывало его волос: черных, с серебристыми прожилками, выдававшими возраст. Он не замечал моего присутствия, пока я не сел, вытащив руки из карманов и положив на колени.

– Карло.

– Босс, – я склонил голову в его сторону.

Он закрыл книгу и положил на стол. Его руки, грубые, как у меня, легли на стол перед ним, касаясь поверхности только кончиками пальцев. Он посмотрел на меня. Его карие глаза были настолько темными, что люди, которые не знали этого человека, думали, что они черные.

Бездушные.

Глаза опасного человека.

– У меня есть работа для тебя.

– Я готов.

– Возможно, – сказал он. Его голос был ровным. – Я не знаю этого наверняка.

– Почему бы тебе не рассказать мне и не позволить самому судить об этом?

Он впился в меня взглядом. Воздух затрещал от напряжения, уверен, будь я кем-то другим, то почувствовал бы, как его кулак врезается за это мне в челюсть.

– Моя жена и дочь, – медленно произнес он, наблюдая за моей реакцией.

Я боролся с собой, чтобы не выдать эмоций.

– Погибли, Босс.

– Не погибли, – он быстро поправил меня, его слова падали, словно куски льда. – Кажется, они и не умирали.

Сердце болезненно сжалось. Слухи оказались правдой.

– Я не понимаю.

– Александрия и Адриана живы, и они в Лос-Анжелесе. Могу предполагать, хотя у меня нет доказательств, что они под защитой семьи Понтарелли.

– Так накажите Понтарелли. – Каждое слово ранило. Дьявол!

– Они – полезные союзники. Следят за происходящим на юге границы. Сдерживают эти чертовы cartels⁵, становящиеся слишком обширными для их дешевых задниц, – он ухмыльнулся. – Но моя жена и дочь живы, а это ставит меня в невыгодное положение, Карло.

Я не ответил. Он и не ждал. Я мог читать мысли, скрывавшиеся за выражением его глаз, когда он поднялся.

– За пределами и внутри этой семьи есть люди, которые верят в их смерть. Так и должно оставаться, либо нам грозит война. Я не желаю этого.

Ящик заскрипел, когда он выдвинул его и достал пистолет. Он положил его на стол рядом с книгой. Медленно, как же, черт возьми, медленно, он заскользил ко мне по столешнице.

Взгляд следовал за ним. Это был Кольт М1911, 45 калибра. Это оружие не было моим предпочтительным средством убийства, но если его выбрал Хозяин… Я потянулся и аккуратно взял, не касаясь пальцем курка, осмотрел его. Рядом обнаружил две пули, лежавшие возле глушителя. Я посмотрел на золотые капсулы со смертоносной начинкой, прежде чем поднял глаза и встретил вопросительный взгляд Энцио.

Он закрыл ящик и наклонился вперед, сложив руки на столе. Его глаза, если это вообще было возможным, стали еще холоднее и темнее… В них не было ничего человеческого, когда они с силой впились в мои.

– Твоя задача – убить Александрию и Адриану Романо. По одному выстрелу на каждую. Позаботься об этом.

Я сделал глубокий вдох. В голове гудело. Мозг сходил с ума от слухов и того, что они подтвердились, мысли блокировали все эмоции.

Пистолет вдруг стал в десять раз тяжелее. Он был похож на тонну гранита в моей ладони.

И Энцио прав.

Я был не готов.

Я положил пистолет на стол, ощущая пристальный взгляд Энцио, внимательно следящего за каждым моим движением. Я распахнул пальто и потянулся за глушителем и пулями. Убрал их в правый внутренний карман, затем взял 1911 и проверил магазин. Он был пуст, и я защелкнул его обратно.

И положил в левый внутренний карман пальто.

Поднялся.

Губы Энцио изогнулись в грязной ухмылке.

– Тебя ждет самолет. Полетишь в Неваду, там о тебе позаботятся. У тебя есть три дня, чтобы вернуться с выполненным заданием, либо тебя ждет та же участь.

Я посмотрел ему в глаза, чтобы ответить, что понял, но не доверял своему языку. Если заговорю, то потом пожалею о сказанном. Поэтому повернулся и вышел из кабинета без единого слова.

Когда я сел на заднее сиденье автомобиля и откинул голову назад, закрыв глаза, то осознал, что действительно хочу разорвать его глотку собственными руками. Он просил меня убить королеву семьи Романо. Он был крестным отцом, но Александрия, черт побери, была истинной королевой! Желанной и уважаемой, ее боялись даже больше, чем Энцио.

Возможно, поэтому он и желал ее смерти. Она дала ему все, что он хотел, но не оправдала его надежд в единственном, в чем тот настолько сильно нуждался. Дала ему власть, но не сына. Он хотел забрать ее жизнь, и не важно, по какой причине.

Хотел ее крови.

И Адрианы. Это страшнее, чем Александрия. Он хотел, чтобы я убил принцессу. Мою principessa⁶.

Дьявол!

Глава 3. Адриана

Росси беззаботно прошелся лапами по клавиатуре. Я скептически посмотрела на своего черно-белого кота, когда хаотичный набор букв, символов и цифр появился на экране.

– Ты закончил, Росси?

Он повернул голову в мою сторону, встретившись со мной взглядом своих черных глаз, и плюхнулся на клавиатуру. Он свернулся клубком, продолжая наблюдать за мной. Если бы кошки могли ухмыляться, то он бы сделал это прямо сейчас. Я вздохнула, провела пальцем по тачпаду и кликнула «Файл», чтобы сохранить наполовину написанное эссе, работу над которым теперь продолжать не имело смысла. Закрыла текстовый редактор, выключила ноутбук и отодвинула стул от стола.

– Твоя взяла, кот. Как обычно.

Я была его сучкой.

Имею в виду, что как будто этот жалкий, состоящий из семи сотен слов документ не должен был через сорок восемь часов превратиться в пятитысячный. Ничего особенного. Я могла бы напечатать его во сне, без проблем.

Тяжко вздохнула и оставила его спать на своем ноутбуке в лучах солнечного света. У кого-то было на это право, да? Он собирался так проваляться на протяжении следующих нескольких часов, а затем спуститься вниз и попросить, чтобы его накормили. А мне между тем было положено беспокоиться по поводу эссе, ожидая, пока он соизволит освободить клавиатуру.

Piccolo bastardo ⁷ .

Маленький ублюдок.

На холодильнике заметила записку, когда проходила через кухню, поэтому отцепила ее от магнита и просмотрела.

«Эдди.

Ты занималась, и я не хотел тебе мешать. Ушел на работу, увидимся в десять. Позвони, если буду нужен.

Дар».

Вау! Я даже не знала, что он ушел. Видимо, была так сильно погружена в свои мысли, пока не нагрянул Росси, как кошачья лавина. Ар-р! Мне никогда не сдать эссе вовремя.

Эхо звонка телефона достигло моих ушей.

– Черт, – пробормотала, отложив записку и поворачиваясь. Я побежала обратно в кабинет и вытащила телефон со своего места на книжном шкафу.

Гайдж. Ну конечно.

– Что ты хочешь, Понтарелли? – ответила на звонок.

– Твои трусики, Романо, – выпалил он со смехом. – Хотел проверить тебя. Узнать, что все в порядке.

– Все нормально, – я спустилась обратно на кухню и открыла холодильник. – Почему что-то должно быть не так?

– О, даже представить не могу, почему.

– Не говори со мной таким тоном, Гайдж. Иначе я отобью тебе яйца деревянной ложкой.

– Так по-итальянски!

– Vaffanculo⁸, – ответила ему. Пошел ты. – Я сказала тебе, что все хорошо. Если ты будешь мне нужен, или моя жизнь внезапно окажется в опасности, то позвоню тебе.

– Эдди, если твоя жизнь внезапно окажется в опасности, велика вероятность, что ты не сможешь позвонить мне, – протянул он. Боже, как я ненавидела этот его чертов сухой тон.

– Твой сарказм начинает выводить меня из себя, придурок, – достала бутылку воды из холодильника, – в таком случае когда я тебе не позвоню, тогда и беспокойся.

– Ты никогда не звонишь мне. Как будто мне одному это надо.

– Бу-бу-бу! Povero bambino⁹.

– Несчастный малыш? Иисусе, ты сегодня много говоришь по-итальянски.

– Ты только что сказал мне, что я «такая итальянка», и, веришь или нет, итальянцы говорят на итальянском.

– Таких хамок, как ты, свет еще не видывал.

– И это говорит человек, который только и делал, что хамил на протяжении всего разговора.

Гайдж рассмеялся.

– Ну ладно, ладно. Просто свяжемся позже, ага?

– Да-да, я поняла. Постарайся за это время не разбить ничье сердце.

– Меня не интересуют сердца, Эдди. Только киски.

– Ми-и-ло, – пробормотала я, повесив трубку.

Мне совершенно не обязательно знать об этом. Нахрен не нужно!

Положила телефон на стойку в центре кухни и включила духовку. Я даже не осознавала, что уже время обеда, поэтому достала из морозилки пиццу. Богохульство, знаю, но из нас двоих, живущих в этом доме, Дариен был единственным, кто мог сделать сносную основу для пиццы. Я могу сделать соус, но основу?

Нет. Ни единого шанса.

Ему приходилось замораживать для меня основы для пиццы. Это был всего лишь очередной пункт, по которому я его доставала. Мне действительно повезло, что этот мужчина любит меня. Если бы не это, он бы убивал меня едва ли не каждый день.

Я засунула пиццу в духовку и поставила таймер, чтобы не спалить ее, что случалось не единожды, и пошла в гостиную посмотреть телевизор. Я понятия не имела, что включить, поэтому знала, что в итоге остановлюсь на Netflix¹⁰.

Самое печальное во всем этом то, что знала, что в итоге выберу Netflix, но все еще сомневалась, что, черт возьми, хотела бы посмотреть.

Я все равно его включу. Почему нет? Я ничего не могла поделать со своим котом, оккупировавшим ноутбук, и была привязана к дому. Конечно, я могла бы позвонить Гайджу и куда-нибудь поехать, но у меня не было настроения терпеть его заигрывания. К тому же была пятница, а он всегда занят в эти дни.

И занят не работой – ничуть. Занят «кисками», как он выразился.

Иногда мне с трудом верилось, что ему двадцать четыре.

Что-то стукнуло в районе кабинета, и я вытянула шею, хоть и не могла видеть из-за двери.

– Росси! – позвала его. Последовала тишина, и я снова повернулась к телевизору, и мое бессмысленное прищёлкивание каналов добралось до Netflix.

Смотреть, смотреть. Не прекращая, хотя это и было дерьмово. Смотреть. Не желать, но смотреть, смотреть, смотреть.

Похоже, у меня проблемы с Netflix.

В это время с лестницы раздался очередной звук, и я тяжело вздохнула.

– Росси! – во второй раз крикнула я, положила пульт от телевизора и поднялась. Заглянула в кабинет, но его там больше не было, так что, должно быть, он наверху и пытается удрать из моего окна. Я взялась за перила и начала подниматься. – Ты знаешь, как выйти. Завязывай переворачивать чертов дом, Росси. – Я изобразила «кис-кис», подзывая его, но он не пришел.

Я остановилась.

– Росси? – позвала мягче. – Иди сюда, котик.

Ничего.

Сглотнула и двинулась обратно вниз. Я была практически уверена, что оставила окно в своей спальне открытым, и он, скорее всего, выпрыгнул на крышу гаража. Это было не так уж далеко.

Но я чувствовала себя немного… не по себе.

Отмахнувшись от странного предчувствия, проверила пиццу. Отлично. На этот раз поставила таймер правильно, потому что через десять минут она будет идеально готовой. Холодок пробежал по рукам. Я потерла их вверх-вниз и вернулась в гостиную.

Едва успела услышать шаги позади себя, когда мой рот закрыла чья-то ладонь.

Я закричала, когда меня качнуло назад на твердое тело, но звук заглушила перчатка, закрывавшая мне рот. Страх пронесся сквозь тело от ощущения холодного металла оружия на виске.

Я метнула взгляд в зеркало, и мой мир остановился.

Стальные серые глаза, сверкавшие серебром, смотрели на меня в отражении.

Не нужно было снимать балаклаву, чтобы узнать, кто стоял за спиной с 45 калибром, прижатым к моей голове.

– Ты собираешься убить меня, Хантер? – шепот был едва слышен, заглушаемый толстой тканью перчатки, но я видела, как сверкнули глаза, когда назвала его по имени. Я с трудом сглотнула, сердце сжималось в груди.

Эти глаза. О, Господи. Его глаза!

Я узнаю их где угодно.

Он сильнее придавил пистолет к виску, не произнося ни слова. Однако тело выдало его. Палец дрожал всего лишь в сантиметре от спускового крючка, не касаясь его. Рука, закрывавшая мне рот, дернулась и немного сдвинулась, позволив мне нормально дышать. Едва уловимый намек на нерешительность промелькнул в его взгляде. ОН был тяжелым… холодным… даже ледяным.

Я закрыла глаза.

– Сделай это, – прошептала. Прочистила горло и повторила громче. – Сделай это, Хантер, это не сложно. Нажми на курок, сделай свою работу.

Он резко вдохнул.

– Как… Как ты узнала меня?

Несмотря на пистолет у моего лица, я улыбнулась, открыв глаза.

– Я могу забыть, как звучит твой голос и каково ощущать твои прикосновения, но никогда не забуду твои глаза. – И мое сердце никогда не забудет пропустить удар, когда он так близко, а душа никогда не перестанет тянуться к его. – Я слишком часто в них смотрела, чтобы забыть.

– Дьявол! – Хантер отступил назад, отпуская меня. Опустил пистолет, убрав его от моего виска, и, когда я обернулась, стащил балаклаву с головы.

Я не была способна описать словами то чувство, что захлестнуло мое тело, когда он бросил маску на журнальный столик и сверху положил пистолет. Туда же последовали перчатки, а потом он выпрямился и посмотрел на меня.

Я не знаю, чего ожидала, но точно не такого.

Он выглядел так же, каким запомнила его, но ничего подобного мне и не снилось.

Его волосы были такими же темно-коричневыми, но по бокам подстрижены очень коротко, а на макушке подлиннее – длинные пряди откинуты с лица. А его лицо... Бог мой! Он выглядел как Хантер... но это был уже не тот пятнадцатилетний мальчик, которого я оставила.

Его лицо казалось жестче и суровее из-за теней, подчеркивающих скулы, щетины на остром подбородке и выступающей линии бровей, которые были напряженно нахмурены. Он был мужчиной.

Настоящим, стопроцентным мужчиной.

Но его глаза. Всегда его глаза. Они внимательно изучали, заставляя меня ерзать, а кровь бешено понеслась по телу, когда он пробежался по мне взглядом от макушки до пальцев ног. Если бы я не была настолько ошеломлена его внешностью, то острее осознала бы тот факт, что на мне непростительно обтягивающие штаны для йоги и майка. Я знала, что он мог видеть все впадинки и изгибы моего тела, и каждая из них ощущала на себе его горящий взгляд.

Во рту пересохло, но мне было необходимо что-нибудь сказать. Я не могла больше выносить эту тишину. Не знала, что с этим делать, хотя раньше мы могли часами проводить время в молчании. Теперь это казалось чужим, неестественным, хотелось прервать тишину.

– Так это правда. Он нашел меня, – сказала я, и мой охрипший голос разрушил напряжение, возникшее между нами, – и послал тебя, чтобы убить меня. Как мило.

Хантер провел рукой по лицу, и белые шрамы на его костяшках сразу же бросились мне в глаза.

– И Александрию.

– Тебе повезло, – протянула я, – матушка-природа тебя опередила. – Я прошествовала мимо него, когда духовка издала сигнал.

– Что ты имеешь в виду? – он последовал за мной на кухню, все еще одетый в длинное черное пальто, в котором появился. Мужчина, ему должно быть жарко в этом.

– Я имею в виду, – сказала, открывая духовку и хватая кухонное полотенце, чтобы попытаться достать пиццу, – что она умерла два года назад. Рак груди.

– Черт. Мне жаль, Эдди.

– Адриана, – закрыла дверцу, не глядя на него. Не могла слышать, как он называет меня прозвищем. Я ненавидела то, как его голос упал в начале. И ненавидела тот факт, что хотела слышать, как он говорит это снова и снова. – И ты не сожалеешь. Если бы сожалел, то не приставил бы только что пушку к моей голове.

– Ты думаешь, я хотел это сделать?

– Ты думаешь, имеет значение, хотел ты или нет? – развернулась, адреналин спал, позволяя гневу занять его место. Я могла чувствовать, как горячие волны разочарования поднимаются по венам. – Ты все равно это сделаешь. Ведь ты ворвался в мой гребаный дом и пытался убить меня!

Его лицо застыло.

– Если бы я пытался тебя убить, ты бы уже была мертва, Адриана.

Я захлопнула ящик, выхватив оттуда резак для пиццы.

– Тогда тебе придется немного потрудиться, чтобы закончить работу, не так ли?

– Господи, я не хочу тебя убивать.

– Тогда проваливай обратно в Нью-Йорк и оставь меня в покое! – в горле образовался ком. Я бросила колесико ножа на пиццу, и оно покатилось. Он слишком долго стоял передо мной.

Я проводила бесконечные часы и бесчисленное количество ночей, представляя, каково было бы вновь увидеть его, но теперь понимала, что это были мечты безнадежного романтика. О том, как наши глаза встречаются в баре, как мы сталкиваемся в магазине, возможно, он даже следил за мной... Мы бы увидели друг друга и все еще были влюблены, и все было бы замечательно.

Чушь собачья!

– Я не могу вернуться в Нью-Йорк, – тихо ответил он, прищурившись. – Либо твоя жизнь, либо моя.

– Значит, тебе нужно сделать выбор, – я отложила нож и бросила кусочки на тарелку, – судя по тому, что ты здесь, выбирать особо не будешь. Просто сделаешь то, что тебе сказали, верно? – подняла брови, проходя мимо него.

Кухня, гостиная, кухня, гостиная.

Я чувствовала себя подобно Росси, когда сходя с ума от неизрасходованной энергии, он так же бесцельно носился из комнаты в комнату.

Поставила тарелку на журнальный столик и повернулась к Хантеру, уперев руки в бока.

– Ну? Я права, да? Ты его чертов лакей. Боже упаси этому pezzo di merda¹¹ замарать свои руки кровью.

Хантер расстегнул тяжелое пальто и сбросил с плеч, положив на подлокотник кресла.

Мой взгляд оказался прикован к его рукам. Они были такими мускулистыми и напряженными, что натягивали ткань футболки, правый бицепс украшала татуировка. Мне потребовались все силы, чтобы не продолжать пялиться на его подтянутое тело и широкие плечи.

– Остаешься, да? Полагаешь, меня будет легче убить во сне?

Он снова провел рукой по лицу и ничего не ответил.

– Пытаешься решить, чья жизнь дороже, верно? Вероятно, мое существование не сделает комфортнее твое. Убей меня, и все будут счастливы, правильно? Я жалкая помеха для отца, желающего сохранить свою империю, и ты позаботишься об этом.

Он смотрел на меня, и выражение его лица казалось измученным. Я была жестока, знаю. Но я должна была. Легче провоцировать и злиться на него, чем смириться с ужасной болью, поселившейся в моем сердце.

– Адриана... – слабость. Его голос звучал слабо.

Я хотела бы игнорировать нерешительность на его лице, но не могла.

Он обдумывал это.

Действительно делал это.

Я тихо посмеялась над ним и схватила пистолет со столика. Маска и перчатки упали на пол, но он и не пошевелился, чтобы поднять их. Пушка была на предохранителе, и я протянула ее.

– Вот, возьми. Мне плевать, Хантер. Я не так уж и много теряю в этой жизни, когда приходится постоянно скрываться.

Он даже не посмотрел на пистолет. Его серебристый взгляд не отрывался от меня. Хотела бы, чтобы он отвел глаза, потому что в них я видела Хантера, которого знала. Мальчика, который однажды порвал свою лучшую рубашку, чтобы остановить кровь, когда я упала и порезала ногу, и потом отнес меня домой. Мальчик, предложивший пописать на мою ступню, когда меня ужалила медуза на отдыхе в Мексике в семь лет.

Мальчик, которого я любила еще до того, как узнала, что такое любовь.

– Ты слаб, Хантер, – прошептала я. Медленно развернула пистолет на себя и приставила к своему виску так же, как это делал он. Его челюсти сжались, когда мой палец двинулся к кольцу вокруг спускового крючка, и он сорвался с места.

Подобно вспышке молнии бросился ко мне, выхватил пистолет из рук и отбросил на диван. Тот отскочил, но остался на сидении. Хантер повернулся ко мне с пылающими глазами.

– Не надо, – выдохнул он, его руки напряглись и стали еще больше, – никогда, мать твою, не приставляй это к своей голове снова!

– Почему? Я спасала твою работу.

Слова едва слетели с моих губ, когда он набросился на меня. То, как он сжал ладонями мое лицо и накрыл мой рот своим, было убийственным. Я прижалась к стене, задыхаясь от напора его движений. Шок парализовал все тело, когда он резко поцеловал меня. Его язык пробежался вдоль сомкнутого рта, в ответ я сжала рубашку на его спине и укусила за нижнюю губу.

Низкое рычание вырвалось из его горла, но он не смягчился. Лишь поцеловал еще сильнее. Целовал до тех пор, пока все не закружилось к чертовой матери, и я с трудом могла собрать мысли в кучу. Пока все мое тело не загорелось от его прикосновений и не стало реагировать на каждое его движение.

Он был подобен виски. Яркий, богатый вкус его губ опьянял и усиливал разрушающую силу его прикосновений.

И тогда... меня словно ударило. Он прикасался ко мне. Целовал меня.

Двадцать минут назад он мог убить меня!

Эта мысль придала мне сил оттолкнуть его. Я закрыла рот руками, когда его взгляд обжег меня таким злым огнем, которого никогда не видела. Сердце тяжело билось, что ощущала его во всем теле, и не могла отдышаться, но как он, черт побери, посмел?!

– Как ты посмел, – выдохнула, глотая воздух. – Как, мать твою, ты посмел прийти в мой дом и поступить так со мной?! – Я ударила ладонями его по груди, но он не пошевелился. – Блядь, Хантер! Что за черт? – Я толкала его снова и снова, но он был слишком силен для меня. С тем же успехом можно было бить кирпичную стену, несмотря на то что вкладывала в удары все свои силы.

Его руки резко поднялись и схватили мои запястья, чтобы остановить. Хватка была железной, но не болезненной, кожу покалывало в тех местах, где терлись его грубоватые ладони.

– Как я посмел? – его голос был убийственно-тихим. – Как я посмел?! С девушкой, чьи последние слова были «я абсолютно уверена, что однажды выйду за тебя замуж». С девушкой, которая дала гребаное обещание, что всегда будет моей, и без единого, нахрен, слова исчезла через двадцать четыре, мать твою, часа, а, Эдди? Как, блядь, я посмел, когда ты сбежала от своей семьи, от всех, кто любил тебя?! Как я посмел разбить свое чертово сердце и плакать гребаные дни, когда думал, что ты умерла???

– Мы должны были уйти! – не хотела повышать голос, но вышел именно крик, и такой грубый, что горло засаднило. Я так сильно дернулась в его руках, что ему пришлось отпустить меня. Зажмурилась, пропустив пальцы сквозь волосы. – Ты думаешь, мы так хотели уезжать? Серьезно, мать твою?! Я хотела рассказать тебе, где нахожусь, но не могла. Слишком рискованно. Это не было капризом или сиюминутным желанием.

– Зачем? – спросил он хрипло. – Зачем ты ушла?

– Он продал меня! – я отошла и обняла себя руками. Это все еще ранило, даже теперь, десять лет спустя. Он был моим отцом, и я любила его больше жизни до того момента, как осознала, что была для него всего лишь пешкой.

Хантер замер. Выражение его лица стало угрожающим, а напряжение, пронизывающее верхнюю часть тела, оправдывало данное ему прозвище. Каждый дюйм его тела выдавал охотника.

– Он сделал что?

– О! – я рассмеялась, хотя радоваться было нечему. Смех вышел горьким и саркастичным. – Твой драгоценный крестный отец не рассказал тебе, не так ли? Твой любимый босс не сообщил, что задолжал чужой семье и продал меня, чтобы расплатиться.

Он не двигался... все еще. Он походил на статую, хотя, я уверена, что внутри кипели эмоции. Как ад, готовый извергнуться. Для человека было неестественно настолько себя контролировать.

Был ли он вообще человеком?

Не знаю. Когда посмотрела на него, как смотрят на хищника, готового нанести смертельный удар, я поняла, что это не мой Хантер. Он был незнакомцем, тем, кого я должна была бы знать, но и за всю жизнь не смогла бы этого сделать. Шрамы на его кулаках доказывали, насколько опасным он был, мозоли на ладонях демонстрировали, что не боится драки.

Было ли у него настоящее сердце? Я была уверена, что только что видела что-то, но было ли это лишь отражением прежних чувств или все же настоящими эмоциями?

Он не выглядел человеком. Не похоже, что в его мощном теле был хотя бы намек на человечность.

Он выглядел так, как будто продал свою душу дьяволу.

Глава 4. Хантер

Чувство ненависти переполняло меня.

Меня учили быть бесчувственным и всегда спокойным. В моей работе нет места эмоциям.

Я – убийца. Тихий, смертоносный.

Позволь себе почувствовать хоть что-нибудь, и все пойдет наперекосяк. Ты не сможешь убить, если волнуешься. Не сможешь забрать чью-то жизнь, если переживаешь о боли, которую приносишь.

Вот почему Адриана стояла передо мной, а не лежала на полу в луже крове.

И, черт возьми! Она была здесь. Женщина. Чертова женщина! Высокая, подтянутая, прекраснее, чем в моих воспоминаниях, хотя в моих глазах она всегда была красивой. Теперь же она стала потрясающей. Не знаю, было ли это из-за того, как ее темно-каштановые волосы рассыпались по плечам, или из-за ее больших сапфирово-голубых глаз, мерцавших из-под длинных темных ресниц. А может причина в том, как касались меня ее мягкие губы.

Может, потому что на вкус она была как микс из кока-колы с конфетой.

А может, просто потому что она была Адрианой, и никто другой не сможет сравниться с ней.

Она превратила меня из убийцы в жертву за считанные мгновения. Хватило всего лишь секунды, за которую наши взгляды встретились в отражении зеркала, и с ее губ слетело мое имя. Я знаю, настоящим убийцей здесь была она. Эта худенькая бесстрашная женщина, которая держала пистолет у своего виска, потому что понимала – либо она, либо я.

И теперь я знаю, знаю, почему она исчезла. Почему Энцио подстроил ее смерть и Александрии. Он никогда бы не признался, что сделал со своей семьей, иначе был бы свергнут. И наверняка убит.