Текст книги "Серебряные фонтаны"

Автор книги: Биверли Хьюздон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 48 страниц)

Глава сорок девятая

Наступил июль. Погода была сухой и теплой, после чая, я обычно гуляла с детьми в розовом парке. Мы любовались пухлыми махровыми цветами розовой «Дороти Перкинс», а затем шли поглядеть на «Блэйри», любимую розу Лео. Ее последние цветы осыпались, покрывая землю под кустами ковром лепестков. С восторженным криком Флора набирала пригоршни бело-розовых лепестков и подбрасывала их в воздух, затем принималась бегать по заросшему травой склону, а Роза нетвердыми шажками увязывалась за ней.

В один из таких дней Флора убежала к скульптуре бронзового мальчика. Когда я догнала ее, она уставилась на толстого дельфина, опираясь на мраморный край бассейна фонтана. Я, протянула было руку, чтобы предостеречь ее, но теперь глубина воды в бассейне не превышала двух дюймов – мы отключили фонтан из-за войны. Я еще раньше объяснила это Флоре, но она не переставала надеяться, что наступит день, когда серебряный поток воды польется из дельфиньего рта. Вместе с вертевшейся у моих ног Розой я пошла к розам «Гарланд». В этом году они отцвели чуть раньше, но последние кисти изящных белых цветов все еще вились по старой яблоне. Я огляделась вокруг – розы были еще прекрасны, но уже миновали первое буйное цветение, и если Лео, не вернется в ближайшее время...

– Лошадки, лошадки, мама? – потянула меня за юбку Роза.

Мы сходили в конюшню, а затем я отвела девочек в детскую. Там я побыла с ними еще немного и позволила себе посидеть у окна с малышом на руках. Под теплым солнцем я почти задремала, но вдруг услышала восторженный визг Флоры, за ней откликнулась Роза. Я подняла взгляд – в дверях стоял Лео.

Тяжелые ботинки, запыленные краги, мундир цвета хаки, коротко подстриженные седые волосы – в первое мгновение я приняла его за незнакомца, – но это был мой Лео, и теплая волна любви прокатилась по моему телу и прилила к щекам. С сыном на руках я встала и пошла к нему. Он наклонился, чтобы обнять Флору, но не сводил глаз с моего лица. Подойдя к нему, я потянулась, чтобы поцеловать его в губы, но Лео, мой застенчивый Лео, отвернулся, и мои губы оцарапались о щетину на его подбородке.

– Добро пожаловать домой, Лео.

Я положила руку ему на локоть, но он отстранился.

– Мне нужно принять ванну и переодеться. Я завшивел.

– Мне приходилось видеть вшей, – с улыбкой сказала ему я.

Лео встряхнул головой и проворчал:

– Я предпочел бы, чтобы ты не видела их снова. Конечно, он был прав, из-за Джеки. Я отступила немного и протянула ему малыша.

– Смотри, Лео, это твой сын.

Лео взглянул на Джеки, который подозрительно уставился на него своими круглыми голубыми глазками.

– У него нет волос.

Засмеявшись, я стянула с Джеки чепчик.

– Они у него есть, но мало.

– Когда родилась Роза, у нее вся голова была покрыта волосами.

Я улыбнулась ему, вспоминая радость рождения Розы.

– Да, они у нее были, но это редко встречается. У Джеки, только несколько завитков сзади, как у Флоры.

– Вот именно – как у Флоры, – услышав свое имя, она повисла у него на руке, чтобы привлечь к себе внимание. – Как ты поживаешь, моя Флора?

– Папа, идем поглядим на Овсянку и на кошку Таби... – Роза тоже подошла и потянулась к нему. Не знаю, как она запомнила своего отца, но она последовала за сестрой, моя Роза.

Лео улыбнулся дочерям, и я уступила.

– Я приготовлю тебе ванну, Лео.

– Незачем. Все необходимое сделают Клара и Тимс, – он наклонился к девочкам. – Папа сначала вымоется. Во Франции очень грязно.

Флора загрустила, но затем заявила:

– Я приду и спою тебе. Я могу петь очень громко, тебе будет слышно через дверь.

– И я, и я спою, – вмешалась Роза. Лео позволил им увести себя.

Я оставила Джеки с Элен и спустилась вниз. Флора и Роза вместе с Неллой сидели на корточках в коридоре у двери ванной и громко пели «Три слепые мышки». Я пошла в спальню Лео, но по всплескам воды догадалась, что он уже в ванной. Из двери, соединяющей спальню и ванную комнату, вышел мистер Тимс с охапкой одежды на вытянутых руках.

Я подошла, чтобы забрать у него одежду, но он покачал головой:

– Его светлость сказал, ее нужно отнести прямо в конюшню, к Джиму, тот знает, что с ней делать... и еще ботинки, – он взглянул на ботинки, и я быстро подошла и взяла их. Они воняли. Мистер Тимс скорбно покачал головой, забирая их у меня:

– Подумать только, его светлость был вынужден носить такое.

Когда Лео вышел из ванной, Флора и Роза следовали за ним повсюду. Они были так рады ему, а он с таким интересом выслушивал все их рассказы, что у меня не хватало духа отослать их наверх, хотя им давно было пора спать. Я была вместе с ними в конюшне, когда меня нашла Дора и сказала, что я нужна Джеки. И я оставила их.

Позже Лео пришел в детскую и сел в большое плетеное кресло, а Элен с Дорой стали укладывать девочек спать. Надев ночные рубашки, Флора и Роза взобрались к нему на колени, требуя сказок. Пора было идти на ужин, когда Лео, наконец уговорил их отпустить его.

– Сегодня только тушеный кролик с чечевицей, так что можешь не одеваться к ужину, если тебе не хочется, – сказала я.

– Разумеется, я оденусь, – отчужденно взглянул он на меня.

Поэтому я тоже пошла переодеваться. Мне хотелось зайти в гардеробную к Лео, чтобы спросить, есть ли у него все необходимое, но с ним все время был мистер Тимс – я слышала их голоса.

Клара сама дожидалась нас у стола, вместе с мистером Тимсом. Она выглядела очень довольной и сказала мне, что миссис Картер сделала особенный бисквит и пирожки с анчоусами на закуску. Она начала их стряпать сразу же, как приехал Лео.

Я снова извинилась перед ним за тушеного кролика:

– Мы не едим говядину чаще, чем раз в неделю. Конечно, мы можем брать с фермы печенку и прочий ливер, но я предпочитаю отдавать это другим. Женщины тяжело работают на полях, да и дети приходят помогать после школьных занятий – они должны есть мясо каждый день.

– Я вполне понимаю.

Лео мало говорил в течение всего ужина. После морковного супа он взглянул на меня и сказал:

– Не верится, что я здесь.

Точь в точь как мистер Уоллис. Поэтому я болтала о детях и розах, а Лео сидел, смотрел на мое лицо и слушал. Но когда Клара с мистером Тимсом убрали посуду со стола и накрыли десерт, Лео внезапно сказал:

– Я говорил себе, что невозможно стать красивее, чем ты, какой я тебя запомнил, но ты стала. Ты стала еще прелестнее.

Я залилась краской. Меня не так порадовали слова Лео, как его интонация. Он говорил так печально, потому что скучал по мне все это время.

– Ты пойдешь ко мне в гостиную пить кофе? – спросила я, когда он доел яблоко.

Лео взялся за звонок.

– Нет, лучше попить кофе здесь, если ты не возражаешь. Затем мы можем прогуляться и посмотреть на розы.

– Да, как в прежние времена, – улыбнулась я ему. – Только сначала я поднимусь наверх и накормлю Джеки – или лучше взять его с собой, как когда-то Розу?

– Нет, я хочу поговорить с тобой наедине, – тихо ответил Лео.

– Тогда я покормлю его прямо сейчас. Ему нужно много внимания, моему Джеки. Это потому, что он очень крупный мальчик. Когда он родился, то весил целых девять фунтов – наверное, оттого, что родился на две недели позже срока.

– Разве?

– Конечно. Ты должен это помнить.

Дверь открылась, и в нее заглянула Дора.

– Моя леди, мастер Квинхэм зовет вас.

– Сейчас иду, Дора, – я обернулась к Лео. – Не жди меня к кофе. Я попью наверху, пока кормлю Джеки. Может быть, ты тоже хочешь попить кофе в детской?

– Нет, я буду курить сигару, – отказался он.

– Тогда я спущусь сюда, как только покормлю. Наверху я стала немного беспокоиться. Джеки не был таким покладистым, как Роза. Мне нужно будет уложить его в кроватку, когда Лео впервые придет ко мне в спальню, а Джеки это очень не любит. Может быть, попросить Элен посидеть с ним, но, когда я взглянула на нее, мирно шьющую что-то у огня камина, то не могла заставить себя это сделать. Нагнувшись, я прошептала Джеки на ушко:

– Ты должен быть хорошим, послушным мальчиком.

Накормив, Джеки, я отдала его Элен. Малыш захныкал, но она стала ласково укачивать его, и через несколько минут, он успокоился – может быть, мне удастся ненадолго оставить его здесь. Когда мы вернемся с прогулки, я забегу сюда и проверю – если он будет спать, тогда я попрошу Элен посидеть с ним.

Спускаясь по лестнице, я думала о прогулке с Лео по розовому саду и останавливала себя, чтобы не пуститься вниз бегом. Я волновалась как девчонка. Лео ждал меня в холле. Я хотела поцеловать его, но здесь был мистер Тиме – Лео разговаривал с ним о мистере Уоллисе. Когда мы пошли по парку, Лео так спешил к своим розам, что я едва успевала за ним. Однако я решила дождаться, пока он не поцелует меня первым – мне не хотелось, чтобы он счел меня навязчивой.

Розы у входа в парк были прекрасны, но Лео, не задержался здесь, и я поняла, почему – мы пошли прямо к розе «Гарланд». Когда мы шли по тропинке к лестнице, я сказала ему:

– «Гарланд» пока еще в цвету, хотя ты, наверное, уже упустил лучшее.

– Да, это мне не впервые.

– Нет, прошлым летом ты застал полное цветение, – встряхнула я головой. – Но в этом году они, конечно, цвели лучше.

Мы спустились по первому пролету лестницы, и я пошла к скамейке на террасе, но Лео прошел дальше по склону, к следующей скамье, откуда открывался вид на фонтан. Он остановился около нее, дожидаясь, пока я сяду. Розы «Гарланд» остались позади, но в воздухе еще витал притягательный след их медово-апельсинового запаха. Нелла улеглась в траву рядом со мной, но Лео остался стоять, глядя в бассейн фонтана, заваленный листьями и грязевым осадком.

– Прости, что он не сверкает чистотой, как ты привык видеть, но не хватало рабочих, чтобы послать их сюда, – сказала я извиняющимся тоном.

– Ничего, пустяки.

Лео сел, но на некотором расстоянии от меня, чтобы можно было смотреть мне в лицо. Он выглядел так, словно хотел сказать мне что-то, но не знал, как начать. Я вспомнила, что недавно сидела на этой скамье с мистером Уоллисом, и подсказала:

– Мистер Уоллис говорил, что приходилось трудно, когда немцы пошли в наступление.

– Да, было очень трудно, – тихо ответил Лео. Запнувшись на мгновение, он начал рассказывать: – Мы знали, что это должно было случиться, но действительность, никогда не бывает похожа на ожидаемое. Видишь ли, до сих пор у нас не было опыта отступления. Много раненых при наступлении – это одно, но бегство – совсем другое. Естественно, в таких обстоятельствах затруднена эвакуация раненых, но проблем с боевым духом у нас было еще больше – мы вдруг поняли, что терпим поражение. Мы выполняли обычную медицинскую работу, какая требовалась в окопах, но, должен признать, что несмотря, на угрозу нападения врага, я думал в основном о тебе. Я был озабочен твоими родами.

Упоминание об его озабоченности согрело меня, а он продолжал:

– Затем началась бомбардировка. Я ожидал, что меня направят на один из основных перевязочных пунктов – там были два, один в Догни, другой на свекольной фабрике в Боупаме по дороге на Камбре. Мы работали там в последние три месяца, укрепляли их, устанавливали приспособления для лежачих раненых – обычные дела. Пустая трата времени, как оказались, оба пункта подверглись такому обстрелу, что в первые же часы, перестали существовать.

У меня пересохло во рту.

– Но... где же был ты? – спросила я.

– Меня перевели в Бьемец, на временный санитарный пункт.

– А все остальные погибли?

– Нет, хотя пострадали многие. Выживших взяли в плен. Но тогда мы еще не знали бо этом. Один из офицеров медицинской службы пытался пробраться на свекольную фабрику, но был вынужден вернуться. А затем пришло сообщение из Догни, в котором говорилось, что туда пришлось несколько прямых попаданий – газовые бомбы – и там есть пострадавшие, которых нужно эвакуировать. И туда послали три конных санитарных фургона. Мы уже проехали полпути, как вдруг увидели полчища солдат в серой форме, приближающиеся к нам. Я скомандовал поворачивать, но возницы уже сами стали разворачивать фургоны. К счастью, выстрелы не попали ни в одну лошадь, и мы дьявольским галопом понеслись обратно в Бьемец.

После этого мы больше не совались на оба эти перевязочных пункта. Долго не было телефонной связи, несколько мотоциклистов пытались туда пробраться, но... – Лео слегка пожал плечами. – И мы занялись местными ранеными. Никто не знал, что же происходит на самом деле. Появились слухи, что серые мундиры замечены за соседним холмом, но мы не могли эвакуироваться, потому что у нас не было транспорта. Тогда наш командир спросил: «Кто-нибудь знает немецкий? Это может понадобиться. Как вы, Ворминстер, у вас, кажется, есть какое-то образование?» «Извините, сэр, – сказал я ему. – Увы, я знаю только греческий». «Слишком жирно будет, – заметил он. – Греция на нашей стороне». А я ответил: «В любом случае, я знаю только древнегреческий». И мы засмеялись. А что еще нам оставалось? Затем этот офицер куда-то исчез, а я остался с группой санитаров в Бьемеце с приказом действовать в режиме базового перевязочного пункта и поддерживать связь с санитарными пунктами, которые, возможно, еще остались на передовой. Но уже на следующий день началось отступление по всей линии фронта, и мы сами превратились в передовой санитарный пункт.

– Но Альби говорил, что они расположены на самой линии фронта! – воскликнула я.

– Да, но разницы мало, если никто не знает, где эта линия, – Лео замолчал, а затем резко добавил: – Но я не собирался рассказывать тебе об этом. Я хотел рассказать совсем другую историю...

– Но ты вернулся благополучно? – прервала его я.

– Это очевидно, иначе бы меня здесь не было.

– Но как?..

– Дивизию вывели с фронта. Шесть дней спустя после того, как все началось – однако казалось, что прошло гораздо больше.

Лео замолчал, и я подсказала:

– Ты вернулся, но твоя открытка была опять написана карандашом.

– Отступление, затем атака, потом мы снова уходили с линии фронта, – неуклюже повел плечами Лео. – Тогда был четверг, у меня выдалось немного свободного времени, и я сел писать тебе письмо. Я обещал себе это маленькое удовольствие, если... – он поправился, – когда мы вернемся, но только начал писать, как ко мне пришел посыльный от моего командира. В лагерь внезапно приехала штабная машина, и офицер вызвал меня к себе. Приехал Дуглас Кайстер – мы были из одного итонского выпуска, я время от времени встречался с ним в клубе. Он подошел ко мне и положил руку на мое плечо, его лицо было очень серьезным. «Ворминстер, – сказал он, – боюсь, у меня для тебя очень плохие новости».

Лео поднял на меня взгляд:

– Я подумал, что это о тебе – Бог знает, откуда Кайстер мог узнать об этом. Но он продолжил: «Твой сын был ранен в последнем сражении, и, боюсь, он очень плох». Я содрогнулся, хотя ночь была теплая. Знакомый полковник был с докладом в штабе дивизии и рассказал там, что я поблизости, в полевом санитарном пункте. Кайстер уточнил, где я нахожусь, и завернул сюда, потому что ехал в том же направлении. Он описал мне местонахождение полевого госпиталя, где лежал Фрэнсис. Это было всего в двадцати километрах от нас.

– Я не представляла, что вы были так близко, – прошептала я.

– Ничего удивительного. Все-таки мы с Фрэнсисом были в одной и той же дивизии. Забавно – дивизия называется Шотландской, а мы оба не шотландцы. Для меня это был шанс – там нуждались в пополнении, когда я завербовался, но Фрэнсис... – Лео замолчал, затем тихо продолжил: – Может быть, он втянулся в это из-за союзнического договора с Францией. Все-таки по крови он был француз. Кайстер сказал, что не может подбросить меня туда сам, потому что спешит с поручением, но он привез мне пропуск. Он сказал: «Конечно, вы захотите навестить его, Ворминстер». Я так и сделал, – сказал Лео дрогнувшим голосом. – Я захотел навестить его. Я обещал ей, что буду относиться к нему как к сыну, хотя мало что для него сделал как отец. Я подумал, что это-то я могу для него сделать. Кайстер посоветовал мне одолжить лошадь, но мы потеряли их слишком много, и нечего было выделить для поездки, поэтому кто-то из парней нашел мне велосипед.

– Я не знала, что ты умеешь ездить на велосипеде.

– Я и не умею. Вернее, не умел – а теперь, наверное, могу. Чему только не выучишься на войне. Сначала я падал, но затем выучился держать равновесие. Главное – не забывать крутить педали. Дорога была ухабистой, но, по крайней мере, не разбитой снарядами, потому что мы отступили далеко в тыл. И я поехал.

Это было странное путешествие. Я вспоминал свое путешествие во Францию перед рождением Фрэнсиса. Тогда я еще ничего не знал и возлагал большие надежды на будущего ребенка – я надеялся, что родится мальчик. Я представлял, что он пойдет в армию и осуществит то, чего не смог я. Когда же он родился, и я узнал, что он не мой сын, мои надежды были разбиты. Но, крутя педали этой адской машины, я думал – нет, они не разбиты. Он пошел в армию и сражался храбро, все эти три года он провел на передовой. Кайстер сказал мне: «Вы должны гордиться им, Ворминстер», – и я наконец, почувствовал, что горжусь им. Я думал – только бы приехать вовремя, чтобы сказать ему об этом. Я знал, что он умирает, Кайстер ясно дал мне это понять, но я надеялся успеть – тогда, по крайней мере, он умрет не в одиночестве.

Эта проклятая дорога – я проколол шину, когда мне оставалось около десяти километров. Я прошел довольно много, таща за собой велосипед, потому что по дороге ездили мало. Затем меня догнала санитарная машина и предложила подвезти. Узнав, что она едет в госпиталь, я бросил велосипед в канаву и взобрался на сиденье рядом с водителем. Я обрадовался – может быть, еще успею. Госпиталь располагался в бывшей школе. Водитель высадил меня у дверей, и я вбежал внутрь. Из палаты вышла медсестра. «Сестра! – крикнул я. – Капитан Квинхэм, мой сын... я его отец...» И я увидел ее лицо. Он умер за полчаса до моего прибытия.

Меня трясло, но Лео, не смотрел на меня. Вместо этого он смотрел на фонтан, на бронзового мальчика, потускневшего и зеленоватого, на широко открытый рот дельфина, из которого сейчас не стекала вода.

– Его тело было уже подготовлено для похорон. Медсестре было неловко, но по моей кокарде RAMC она видела, что я все понимаю. – Лео снова взглянул на меня. – Там нет времени для мертвых, оно в первую очередь нужно живым. Военное министерство уже было извещено, похороны были назначены на следующее утро. Мне дали поесть, и нашли койку в бараке, где жили мужчины, Я очень устал, но не мог заснуть – меня одолевали мысли. Я думал о тебе, о Флоре – и о ней, его матери. С годами я научился не думать о ней, но в эту ночь ничего не мог с собой поделать. Я вспоминал ее лицо, когда родился Фрэнсис. Я тогда так напугал ее, что поклялся больше никогда не срывать гнев на женщине.

Лео немного помолчал, затем заговорил приглушенным голосом:

– В ту ночь я почти не спал. Я не ожидал, что буду так горевать, но он был еще таким молодым. Кроме того, странное дело, но с нашей встречи в окопах я думал о нем как о товарище.

– Он то же самое говорил о тебе, – сказала я, глотая слезы.

– Разве? Рад это слышать, потому что чувствую вину перед ним. По правде говоря, я никогда не был ему отцом. Я это понял, когда родилась Флора.

Похороны состоялись рано утром, – продолжил рассказ Лео. – Гроб накрыли британским флагом, святой отец подошел поговорить со мной, и я увидел, что он – католический священник. Он сказал мне: «Ваш сын принял перед смертью католическую веру». Итак, Фрэнсис наконец, присоединился к вере матери. Она обрадовалась бы, узнав об этом.

Я стоял на краю могилы и смотрел, как тело Фрэнсиса хоронят в грязи Франции. Шел сильный ливень. – Лео поднял голову. – Из-за этого ливня я вернулся в госпиталь, надеясь найти там кусок прорезиненной ткани, чтобы укрыться в дороге. И вдруг я вспомнил, что не поблагодарил медсестру. Она начала говорить: «Он умер спокойно... – но затем ее взгляд упал на мои нашивки, и она просто добавила: – ...гораздо спокойнее многих». Я еще раз поблагодарил ее и повернулся, чтобы уйти, но она окликнула меня вслед: «Сержант, у меня остались личные вещи вашего сына. Я хотела отослать их сегодня, но по нынешним временам будет надежнее, если я отдам их вам. Кстати, он женат?» «Уже нет, сестра», – ответил я ей. «Тем более надо отдать их вам. Это небольшой сверток». Она вернулась с пакетом и вручила его мне: «Может быть, это утешит вас».

Я поискал попутную машину, и часть пути меня подвезли. Дальше я пошел пешком, но дождь все еще лил, а моя накидка все время сползала с плеч. Через некоторое время я набрел на медицинский пункт. Это было хоть маленькое, но укрытие, и я решил выпить там чая и подождать другую попутную машину.

Я уселся с кружкой, но она была слишком горячей для питья, и я открыл пакет. В нем оказались часы Фрэнка, которые я подарил ему на двадцать первый день рождения. Я был удивлен, что он носил их с собой. Удивлен – и тронут. Кроме часов, там было несколько фотографий. На одной из них была она, Жанетта. Она была очень красива. Было странным сидеть в таком месте и смотреть на ее лицо, столько лет спустя. Там было и венчальное кольцо – наверное, ее кольцо.

– Нет, – вмешалась я. – Это кольцо мисс Аннабел, она вернула его Фрэнку.

– А-а, понятно. Еще там был католический молитвенник, новенький, а в нем лежало несколько полученных писем. Фрэнк положил их на хранение туда, как это принято. Затем я нашел и несколько готовых к отправке писем, они были с ним, когда он был ранен. На войне многие носят их с собой на всякий случай – так и получилось. Одно письмо было адресовано Аннабел, второе – какому-то капитану французской армии. Дойдя до третьего письма, я увидел в адресе слово «Ворминстер» и подумал, что это мне. У меня возникла абсурдная надежда, что Фрэнк решил помириться со мной после смерти, но затем я понял, что там не мое имя, а твое. Письмо было не мне, а моей жене.

Лео полез в карман своего вечернего пиджака и вынул письмо.

– Вот оно, Эми, – он встал. – Я оставлю тебя, пока ты его читаешь.

Я осталась с письмом в руке, а он пошел к фонтану и, встав ко мне спиной, закурил сигару. Мгновение я смотрела на конверт, затем дрожащими руками открыла клапан и вынула письмо.