Текст книги "Серебряные фонтаны"

Автор книги: Биверли Хьюздон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)

– Лео, я люблю тебя, – прошептала я, склонившись к его уху, но он был глухим и не слышал меня. Он тихонько захрапел и, похрапывая, продолжал спать.

Сидя, рядом с Лео на стуле и глядя на его бедное, разбитое лицо, я поняла, что, наверное, давно любила его, неосознанно, потому что эта любовь была не похожа на любовь к Фрэнку, и я не узнавала ее. Кроме того, я никогда не представляла, никогда не думала, что женщина может любить так по-разному. Доверие, уважение, привязанность – все это переросло в любовь, а я даже и не догадывалась об этом.

Рука Лео совсем расслабилась, и он погрузился в глубокий, целительный сон, а я осторожно освободила пальцы и откинулась на спинку стула, чтобы разогнуть ноющую спину. Мои мысли вернулись в Истон, в детскую, где спали мои дочери. Они будут скучать по мне, когда проснутся утром, а я тосковала по ним сейчас. Если бы только у меня было волшебное зеркало Зверя, и я хоть одним глазком могла бы поглядеть на их личики! Но этой ночью мое место было рядом с Лео, моим мужем. Мои веки закрывались, когда я почувствовала прикосновение руки к своему плечу. Я подскочила на стуле и увидела улыбающееся лицо медсестры. Приложив палец к губам, она поманила меня за собой.

– Сиделка рассказала мне, что ваш муж просыпался и видел, что вы здесь, поэтому теперь вам нужно пойти и немного поспать, – сказала она, когда мы вышли из палаты. – Идти в гостиницу слишком поздно, поэтому я отведу вас на койку одной из сестер, которые сейчас на ночном дежурстве. Завтра после обеда вы можете вернуться сюда и повидаться с мужем.

Мы пошли между бараками. Я спотыкалась, следуя за слабым огоньком ее лампы, пока мы не вышли на главный проход, где фонари на столбах освещали наш путь.

– Это умывальный барак, а здесь туалеты, – указала медсестра.

– Здесь я буду спать? Она засмеялась.

– Нет, дорогая, просто вы, может быть, захотите воспользоваться этими удобствами перед сном. А теперь сюда, в крайний домик – там вы найдете две койки. С вами все в порядке?

– Да, сестра, спасибо, вы так добры, – она повернулась, чтобы уйти, но я остановила ее. – Сестра, спасибо, что вы рассказали мне эту историю. Старая леди была права – я так вам благодарна.

– Я очень рада, дорогая. Доброй ночи.

В домике я поставила корзину на пол, затем сходила в туалет и умылась. Вернувшись, я с трудом сняла с себя пальто, туфли, юбку, и повалилась на постель. Я заснула, даже не успев, улечься поудобнее.

– Кто спит на моей кровати?!

Надо мной стояла незнакомая сиделка и смотрела на меня.

– Я очень извиняюсь, я не догадалась... – забормотала я, подскочив на постели.

– Ничего, – ободряюще сказала вторая сиделка. – Сестра сказала нам про вас, Тинли просто шутит.

– Согласись, Мэк, она ужасно похожа на Златовласку, со своими косами, рассыпавшимися по подушке. Да, сестра просила передать вам, что капрал Ворминстер проспал ночь спокойно. Значит, он поправляется. Ваше появление выглядит несколько загадочным, потому что за вами вроде бы не посылали. Но почему бы и нет, да и приятное разнообразие – сообщить хорошие новости приехавшей родственнице, – она нагнулась и стала расшнуровывать туфли. – Ох, нет! Опять дыра на чулке! Я, наверное, зацепилась за тот стерилизатор. Я так ненавижу штопать, кроме того, у меня кончились нитки, – она взглянула на меня. – Вот что, вас все равно не пропустят в палату до обеда – не сходите ли вы в гостиничный магазин?

– Не говори глупостей, Тинли, – прервала ее сиделка, которую звали Мэк. – Она не поймет там ни слова.

Я, наконец собралась с мыслями.

– Конечно, я куплю вам ниток, я могу говорить по-французски, и даже могу заштопать вам чулки, если хотите.

Они обе уставились на меня.

– Неудивительно, что жена капрала Ворминстера умеет штопать чулки, но говорить по-французски... – сощурилась Тинли. – Нет, не подсказывайте, дайте догадаться. Вы были служанкой перед замужеством? – я кивнула. – Горничной у леди?

– Да, была! – удивленно воскликнула я. Тинли взорвалась смехом.

– Элементарно, мой дорогой Ватсон! Ну, если вас не затруднит сходить в магазин, я дам вам денег. Вы это серьезно, насчет починки?

– Да, буду рада. Я люблю, когда у меня руки заняты. Может быть, вы хотите, чтобы я починила еще что-нибудь?

– Починить еще что-нибудь – ох, вы просто чудо! – восхитилась Мэк. – Она не Златовласка, Тинли, она ангел.

– Не англы, но ангелы – помнишь изящный каламбур святого Себастьяна! – обе сиделки засмеялись.

– Ты перепутала пол, старушка. Это ангелица.

– Вот радость-то для суфражисток! Ну, так какую же рвань, я оплакивала? Какое счастье, что наш домик в конце ряда – сестра могла бы послать вас отдыхать к этой лентяйке Хантер, и тогда вы достались бы ей. Настоящая горничная леди предлагает мне выполнить всю починку – я никогда еще так не радовалась с тех пор, как мы приступили к дежурствам!

Слушая ее, я почувствовала, что мне тоже стало веселее. Конечно, я скучала по Розе и Флоре, но, с другой стороны, с моих плеч, словно гора свалилась. Все получилось так, как нужно, я полюбила Лео.

Глава тридцать четвертая

Я любила Лео. Это было такое облегчение, что я почти вприпрыжку выбежала из ворот госпиталя. Я пыталась представить, как он чувствовал себя этим утром. Он был неудобно привязан к деревянной раме, но после обеда я могла прийти и подбодрить его. Я решила, что посмотрю в магазине, нельзя ли купить ему фруктов – конечно, он скучал по ним.

В гостинице для родственников раненых меня встретила горничная и пригласила в кухню, выпить утреннюю чашку кофе с ней и поваром. Французские слова и фразы легко соскальзывали с моего языка, так как я выучила их в тот год, когда жила во Франции. Тараторя и жестикулируя, француженки объяснили мне, где можно поменять английские деньги на франки, и рассказали, где находится телеграф. Я в первую очередь собиралась послать успокаивающее сообщение в Истон.

С легким сердцем я занялась покупками. Конечно, сиделки были правы – Лео был не так плох, чтобы посылать за его женой, но я была рада, что приехала. И я знала, что Лео тоже рад – я была нужна ему, чтобы присматривать за ним, когда он будет плохо себя чувствовать. Я купила штопальные нитки и немного замечательных яблок для Лео, а затем пошла искать, чем можно покормить его. Я нашла то, что нужно, в epicerie[8]8
  Epicene – бакалейный магазин (фр.).


[Закрыть] – банки консервированных фруктов в сиропе – и купила банку абрикосов и банку инжира. Не удержавшись, я купила еще и банку вишен, потому что она была такой красивой, точь в точь, как толстая палочка леденцового сахара, и мне показалось, что Лео понравится, как она будет смотреться у него в тумбочке. Напоследок я купила эмалированную миску и ложку, чтобы можно было кормить Лео самой, не докучая сиделкам.

За обедом я села за стол вместе с матерью Джейми. Утром она ходила в госпиталь навещать сына, и теперь ее глаза были полны еле сдерживаемых слез. Ее Джейми умирал, но все-таки она должна была оставаться с ним до конца, поэтому заставляла себя есть, и рассказывала мне, каким он был хорошим мальчиком.

Поев, мы пошли по оживленной дороге в госпиталь и вошли в ворота этого странного города из брезента и парусины, где все жители носили военную форму. Я последовала за матерью Джейми. Она вошла в парусиновую палату, где лежал ее сын, а я пошла дальше, к большим шатрам, и нашла палату Лео.

На мгновение, пока я поднималась по деревянным ступеням, моя уверенность дрогнула. А вдруг при свете дня окажется, что я не люблю Лео? Но как только я увидела его сгорбленное тело и руку, привязанную к раме, то поняла, что люблю его, и люблю давно. Ничего не изменилось, кроме того, что теперь я сознавала это, и осознание любви наполнило меня облегчением и благодарностью. Лео высматривал меня, его голова была повернута набок, так, чтобы видеть вход в палату. Он не сводил с меня глаз, пока я шла по проходу. Когда я подошла к нему, Лео смотрел на меня, словно не мог поверить, что я здесь. Я улыбнулась ему.

– Все хорошо, мой Лео, я буду ухаживать за тобой, – наклонившись, я погладила его по щетинистой щеке и увидела, как кривая улыбка медленно осветила его опухшее лицо.

Я поставила корзину и пошла за стулом. Мужчина в хаки поспешил мне навстречу.

– Эй, милашка, позволь, я донесу его тебе. Ты приехала к дедушке?

Я покачала головой, радуясь, что Лео ничего не слышит.

– Нет, к мужу.

Склонившись над Лео, я взяла банку с инжиром и изобразила на лице вопрос – сейчас или попозже? Лео понял и ответил хриплым голосом:

– Пожалуйста, чуть попозже, Эми, – он снова улыбнулся, а я улыбнулась в ответ, а затем вынула из корзины один из рваных чулков сиделки. К счастью, в магазине оказался штопальный грибок, поэтому моя игла быстро засновала вверх-вниз.

Лео молча наблюдал за мной, а затем задал вопрос, медленно, словно каждое слово причиняло ему боль.

– Как поживают дети?

Отложив чулок, я взяла его ладонь и стала пальцем писать на ней буквы – О-Н-И. Взглянув на Лео и увидев, что он понял, я продолжила: ОБЕ ЗДОРОВЫ.

– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Как ты сюда попала? – Это было легко объяснить – я просто достала из кармана пропуск Красного Креста и показала ему. Лео слегка удивился, затем медленно проговорил: – Я не ожидал, что мое состояние потребует твоего вызова, но рад, что ты приехала. Спасибо, Эми, спасибо.

Письмо, его письмо, предательски высунулось уголком из моего кармана, и я замерла – потому что Лео никогда не собирался отправлять его, а сейчас было не время и не место для объяснений. Кроме того, Лео все равно был глухим.

Закончив штопать первую пару чулок, я скатала их вместе, засунула иголку в отворот жакета и открыла первую из своих банок. Вынув четыре замечательные ин-жирины, я порезала их на мелкие кусочки ребром ложки и принялась кормить Лео, стараясь осторожно вкладывать каждый кусочек в неповрежденную сторону рта. Когда они кончились, я убрала миску с ложкой в тумбочку и взялась за вторую пару чулок. Глядя на большую дыру в чулке, который я натягивала на грибок, Лео спросил:

– Ты привезла с собой целую корзину таких чулок?

– Это, не мои, – возмутилась я. – Я никогда бы не довела свои чулки до такого состояния! – затем я вспомнила, что Лео меня не слышит, и написала на его ладони – ЭТО ЧУЛКИ СИДЕЛОК.

– Ясно.

Больше он ничего не сказал, а просто лежал, глядя, как снует моя иголка. Между починкой я покормила его вишнями, пока не наступило время чая. Увидев, что сиделки разносят еду, я оставила штопку, и пошла помогать им. Затем я снова села рядом с Лео, пока чай не был выпит, и не настало время уносить посуду на ту забавную парусиновую кухню. Я помыла чайные приборы, поставила посуду на место и вернулась к штопке.

Когда настала пора возвращаться в гостиницу, я взяла руку Лео и написала – ДОБРОЙ НОЧИ, ЛЕО – на его ладони.

– Ты придешь завтра? – прохрипел он.

– Да, – энергично кивнула я и увидела облегчение на его лице. Лео показался мне таким беззащитным. Он лежал и смотрел на меня словно ребенок на мать. Волна нежности поднялась во мне: – Не тревожься, Лео, я буду присматривать за тобой.

Я пробыла во Франции еще четыре дня. Хотя я уже не чувствовала такой паники, как в первую ночь, мне все равно нелегко было находиться в госпитале, где запах дезинфицирующих средств боролся с запахом гнили. Каждый раз, когда я проходила мимо сверкающих инструментов, лежащих в белой эмалированной ванночке, мои ноги превращались в студень. Но мне помогало то, что у меня всегда было занятие – я набрала множество вещей для починки у других сиделок и сестер и каждый раз, идя в палату к Лео, брала с собой корзину с работой. Там я либо сидела рядом с Лео и штопала, либо помогала сиделкам и другим пациентам, а Лео наблюдал за мной. Когда я возвращалась к его койке, он улыбался мне. Сам он говорил мало, я говорила еще меньше, понимая, что он меня не слышит. Я купила в Этапле писчей бумаги, чтобы писать домой письма, но почти не использовала ее, ограничиваясь короткими сообщениями, хотя каждый день брала ее с собой в госпиталь. Лео, казалось, был доволен тем, что просто лежал, наблюдая, как я штопаю, дожидаясь конца починки очередной тряпки и открывая рот для ломтика яблока или кусочка инжира. Однако эти кусочки с каждым днем становились все больше, потому что порез в углу губы Лео заживал, и его разбитый рот постепенно принимал свою обычную искривленную форму.

Ранения Лео тоже заживали – так сказала медсестра. Она объяснила, что его раны регулярно промываются через резиновые трубочки – это называлось ирригацией и предотвращало воспаление – и сказала мне, что доктор вскоре сможет зашить эти раны.

– Доктор Адаме, так же умело пользуется иголкой, как и вы, миссис Ворминстер, – улыбнулась она. – После сшивания ран ваш муж будет чувствовать себя гораздо лучше, но сначала должны срастись кости его руки. Я уверена, что скоро его отошлют в Англию. Разве это не будет прекрасно для вас обоих? Однако нам будет жалко расставаться с вами, миссис Ворминстер. Вы очень помогаете нам и в палате, и с починкой – у вас такие мелкие и ровные стежки. Сиделки сказали мне, что до замужества вы были горничной у леди. Это правда?

– Да.

– А ваш муж? Чем он занимался перед тем, как записаться в армию? Хотя он говорит мало, я заметила, что речь у него превосходная, и подумала, что он тоже был в хорошем обществе.

Я замялась с ответом – я понимала, что Лео будет противно удивление и восклицания, когда вокруг узнают, что он лорд. Вдруг меня осенило, и я решительно сказала:

– Он был садовником, – и это было правдой.

– Как мило, – улыбнулась медсестра. – Я уверена, он будет рад вернуться к своей работе, когда война закончится. Какая отвага – пойти в добровольцы в его возрасте и с его недостатками, – ее позвали, и она унеслась, а я вернулась к Лео.

В конце недели Лео стало заметно лучше, а моя койка в гостинице для родственников понадобилась другой женщине, поэтому я решила, что пора возвращаться в Англию. Мы знали, что скоро Лео приедет вслед за мной, а Флора с Розой скучают без меня. Сиделки сделали мне подарок – книгу детских сказок на французском языке, написанную каким-то Эзопом. В ней были чудесные иллюстрации, на которых были изображены животные. Я решила, что когда вернусь, покажу ее дочкам, а затем уберу, пока они не научатся читать по-французски.

Я попрощалась с матерью Джейми, круглосуточное бдение которой подходило к горестному концу. Мы поплакали вместе, обнялись и расцеловались на прощание. Затем я долго ехала до Булони и, наконец, поднялась по сходням отплывающего вскоре корабля.

Стоя на палубе и глядя на серое море, я вспомнила свое недавнее путешествие во Францию, свою панику и страх, ужасный миг отчаяния, когда я увидела белокурого молодого офицера и подумала, что моя поездка бесполезна. Но к счастью, это оказалось не так. Вскоре облака разошлись, и я увидела утесы Англии – Англии, где меня ждали дети. Мое сердце подскочило от волнения и нетерпения.

Несколько дней спустя мы узнали, что Лео перевели в бристольский военный госпиталь. Я стала регулярно навещать его. Руку Лео поместили в другой лубок, теперь она была уже согнута в локте и лежала вплотную к груди. Лео мог вставать и гулять, хотя его нога еще болела. Его слух постепенно возвращался к норме, но мы, кажется, оставили привычку разговаривать друг с другом, или, может быть, присутствие других людей стесняло нас. Теперь я не сидела рядом с ним за шитьем, как во Франции. Я предпочитала ездить в Бристоль с мистером Селби – не говоря уже о том, что он составлял мне компанию в поезде, Лео лучше слышал его голос, чем мой. То же можно было сказать и о мистере Уоллисе.

Мистер Уоллис приехал в отпуск неделю спустя после того, как Лео вернулся в Англию. Он сказал, что хочет сельской тишины и спокойствия, и собирался снять комнату в деревне, но я настояла, чтобы он занял свою прежнюю комнату в Истоне:

– Оставайтесь у нас сколько угодно, мистер Уоллис, мы всегда рады вам.

Поблагодарив меня, он сказал:

– Вы не представляете, как я был поражен, когда получил письмо Клары, где говорилось, что его светлость записался в армию! Но потом я подумал, что, пожалуй, это неудивительно – кровь сказывается, знаете ли. Я съезжу и повидаюсь с ним, пока в отпуске.

На следующий же день мистер Уоллис поехал со мной в Бристоль. Им с Лео, конечно, было о чем поговорить – ведь они оба побывали в армии. Когда мы уезжали, они пожали друг другу руки, а Лео указал на три нашивки на рукаве мистера Уоллиса:

– Теперь вы старше по чину, чем я, – и они засмеялись.

В поезде мистер Уоллис сказал мне:

– Знаете, пребывание в рядовых пошло ему на пользу – обкатало кое-какие острые углы, должен признать. Он слишком много времени проводил, ухаживая за своими розами и носясь со своими проблемами, но теперь у него есть и другие темы для размышлений, – он взглянул на меня и улыбнулся. – Кстати, по-моему, его взбодрила не только армия. Когда вы вошли в палату, моя леди, у него был такой вид, будто он потерял пенни, а взамен нашел драгоценности имперской короны! – мои щеки вспыхнули, но я тоже заметила это выражение на лице Лео. Я была так рада, что наконец, полюбила его.

За три недели, проведенные в Бристоле, слух Лео восстановился почти полностью. Лео еще хромал, но отказался от трости, осторожно прогуливаясь без нее. Медсестра сказала мне, что скоро его переведут в госпиталь для выздоравливающих, но не приняла в расчет самого Лео. Едва услышав об этом, он послал мистера Селби в Лондон с письмом к генералу, с которым вместе учился в Итоне, и на следующий день получил записку об освобождении из госпиталя. Ему разрешили выздоравливать дома, под присмотром доктора Маттеуса.

Глава тридцать пятая

Мистер Хикс поехал вместе с мистером Селби, чтобы забрать Лео из госпиталя, на случай, если тому станет плохо в поезде. Когда экипаж уехал на станцию, я с детьми села в большой гостиной дожидаться его возвращения. Едва заслышав шорох колес по гравию, Флора с Неллой выбежали в холл. Мистер Тимс открыл дверь, и мы увидели, как Лео под присмотром мистера Селби выкарабкивается из экипажа. Флора взвизгнула: «Папа!» и побежала вниз по ступеням, но Нелла опередила ее. Роза наблюдала за ними с моих рук, изумленно раскрыв рот – она совсем не помнила отца.

Когда мы пили чай, Роза все еще дичилась его. Но, увидев, что Флора сидит рядом с Лео и вовсю болтает, она наконец, решила признать его. Зажав в вытянутой ручонке кусок торта, Роза доковыляла до дивана и вручила лакомство Лео.

– Она уже хорошо ходит, – гордо улыбнулась я.

– Лучше, чем я сейчас. Спасибо, Роза, очень мило.

Лео выглядел очень бледным к концу чаепития – поездка явно утомила его. Я сказала ему, что вечером сюда обещал зайти доктор Маттеус, а к его приходу пациент должен лежать в постели. Лео пытался сопротивляться, но я настояла:

– Ты еще не выздоровел. Мистер Тимс принесет тебе ужин в постель.

Посетив Лео, доктор Маттеус зашел ко мне в гостиную.

– Ничего страшного, леди Ворминстер. Однако он устал с дороги, будет лучше, если он позавтракает в постели, и не будет вставать без моего разрешения. Я зайду к нему завтра после утреннего приема.

Доктор уже выходил, когда я окликнула его:

– Доктор Маттеус, может быть, вы завтра расскажете Лео, что говорил лондонский доктор – что его кривая шея не передается по наследству? – я покраснела от смущения.

– Разве вы не написали ему? – удивился доктор Маттеус.

Я отрицательно покачала головой.

– Ладно, разумеется. Утром я вставлю об этом словцо.

Я была рада, что об этом поговорит доктор Маттеус, потому что у меня были другие слова для Лео – теперь, когда он снова хорошо слышал, я хотела рассказать ему, что наконец, полюбила его. Но я не знала, как начать.

Когда после ужина я постучалась и робко вошла в спальню Лео, было ясно, что сейчас некстати говорить об этом, потому что он почти заснул.

– Доброй ночи, Лео, приятных снов, – тихонько сказала я и погладила его теплую щеку, а затем на цыпочках вышла из спальни.

На следующий день опять было некстати – доктор Маттеус сообщил Лео свои сведения, и каждый раз, когда я с детьми заглядывала в библиотеку, Лео покрывался кирпично-красным румянцем и не поднимал на меня глаз. Когда мы, взяв детей на прогулку, пошли в розовый парк, Лео, не обратился ко мне ни с единым словом. Я решила, что должна взять дело в свои руки, или мы не будем разговаривать неделями.

Как только Элен после чая увела детей в детскую, я спросила его:

– Лео, доктор Маттеус говорил с тобой?

– Да... да, говорил, – его лицо начало покрываться румянцем.

– Это хорошая новость, правда?

– Мне... э-э... мне... – Лео сильно заикался, но затем взял себя в руки. – Мне трудно... принять это. Я слишком долго... верил в обратное. – Он добавил, понизив голос: – Так долго... я считал, что обречен судьбой на безбрачие.

– Ну, для этого тебе было незачем жениться, – вырвалось у меня. Я смутилась, поняв, что сказала: – То есть, даже если ты не хотел жениться... я имею в виду... у мужчин есть свои потребности...

– Нет, – голос Лео прозвучал решительно. – Когда я был молодым человеком... еще до того, как я составил полное... представление... о своей внешности, я поддавался таким соблазнам. Мое положение в обществе позволяет это. Но я считаю, что... любовный акт... не должен совершаться без взаимного доверия и привязанности. Чувствуя это, я решил, что... для меня... подобные действия возможны только... в браке. Я всегда был верен этому решению... и буду, верен в дальнейшем, – внезапно он поднялся с кресла и направился к двери. – Я пойду в библиотеку.

Лео вышел так быстро, что я не успела сказать ни слова, что было, пожалуй, к лучшему, потому что я не знала, что ответить. Я удивлялась его словам – до сих пор я считала, что только женщины чувствуют такое. Но с другой стороны, Лео всегда был не похож на других мужчин, и я радовалась услышанному.

Я пошла в детскую купать дочерей. Лео пришел туда, когда я читала им сказку на ночь. Флора вскочила и потянула его на диван – как только он сел, она взобралась к нему на колени. К концу сказки темная головка Розы доверчиво прислонилась к руке Лео. Он выглядел таким довольным, снова оказавшись вместе со своими дочками.

Одеваясь к ужину, я вспомнила, как Лео предвкушал появление внуков, когда мисс Аннабел ждала первого ребенка. Теперь у него были свои дочери, а скоро я дам ему сына. Мое сердце трепетало от восторга при этой мысли.

На следующий год в это же время я, может быть, снова буду держать на руках младенца.

За ужином мы разговаривали о розах. Сейчас они уже набивали бутоны, потому что последние недели были теплыми. Даже посевы оправились после суровой зимы, и это было такое облегчение. Но все время, пока мы говорили о розах, я не переставала думать о том, что скажу Лео позже.

Мы пили кофе в моей гостиной, поэтому Лео, не нужно было идти вниз. Когда наступило время вечерней прогулки Неллы, ее вывела Клара, чтобы избавить Лео от необходимости спускаться по лестнице – это пока еще было ему трудно из-за раненой ноги. Я предложила Лео пользоваться палкой, ведь истонский особняк был такой большой, но, конечно, он отказался, заявив, что он не инвалид. Он даже отказался от моей помощи, когда я предложила ему опереться на меня.

– Он всегда был таким, леди Ворминстер, – сказал мне как-то мистер Селби. – Он терпеть не может, когда его жалеют.

Поэтому я притворялась, что не замечаю, как тяжело дышит Лео, поднимаясь по лестнице, как блестят капли пота на его лбу.

Когда он уселся в кресло с кофе в руке, я набралась смелости и сказала:

– Лео, по-моему, теперь было бы хорошо завести мальчика, вслед за Розой, – Лео промолчал, поэтому я добавила: – Смею надеяться, что тебе будет приятно иметь сына, правда?

Лео сделал глоток кофе.

– Нет, мне так не кажется, – ответил, наконец он.

– Ты больше хочешь другую девочку? Я знаю, что ты предпочитаешь девочек.

– Да, но я полностью удовлетворен, что у меня уже есть две. Они – прекрасные дети.

Разочарование понемногу охватывало меня. Я поняла, что обманулась в своих мечтах дать Лео сына. Здесь только я хотела ребенка. Подумав, что Лео увлекся кофе и не придал значения моим словам, я еще раз набралась смелости и спросила:

– Как ты смотришь на то, если я заведу еще одного малыша?

Лео поднял голову.

– Ты хочешь привлечь меня к этому... мероприятию? Я изумленно уставилась на него.

– Ну конечно! Ты же мой муж.

– Я не уверен, что смогу... зачать тебе ребенка, – тихо сказал он.

– Но разве доктор Маттеус не объяснил тебе? Он сказал, что ты можешь.

– Он сказал, что нет препятствий со стороны наследственности. Это не означает, что я способен зачать ребенка.

– Но доктор же сказал...

– Я после стольких лет не могу воспользоваться этой идеей.

Я упала духом.

– Мне следовало бы написать тебе осенью, чтобы у тебя было время свыкнуться с ней.

– Проблема не только во времени, она глубже, – Лео побагровел, но все-таки попытался объяснить: – Обстоятельства таковы, что я признаю нормальное оплодотворение возможным, – он взглянул на меня, – однако тревога может оказаться препятствием к моим... действиям... как мужа... которые потребуются для этого.

Я почувствовала, что мое лицо скисло.

– Ты, я вижу, разочарована, – продолжил Лео. – Мне очень жаль... – он запнулся, – нет, не жаль, если честно. Мы, таким образом, избавлены от опасностей родов. Мне не хотелось бы снова подвергать тебя этому. Здесь, видимо, сказывается другой наследственный фактор.

Я не нашлась, что возразить, а Лео снова завел разговор о розах. Но, когда он закончил пить кофе и неуклюже поднялся на ноги, я сообразила, что должна сказать ему кое-что еще.

– Лео... – он остановился. Я заговорила, чувствуя, как горит мое лицо. – Лео, а тревога окажется препятствием... для твоих действий как мужа, если возможности зачатия не будет?

Я поняла ответ еще до того, как Лео заговорил – он был написан на его лице.

– Ты говоришь, что хочешь восстановить супружеские отношения, даже если я буду... предохраняться?

– Конечно.

– Ну, если ты уверена в этом, я... – он попытался пошевелить рукой и разочарованно взглянул на лубок. – Боюсь, что это проклятое приспособление не позволит...

– Нет проблем, Лео, – прервала его я. – Мы сумеем. В конце концов, у нас есть три здоровых руки.

Он заулыбался.

Но он снова занервничал, когда пришел в мою спальню в пижаме. Но странно, чем больше он волновался, тем увереннее чувствовала себя я. Он выглядел как большой неуклюжий медведь, и я решилась помочь ему.

– У тебя с собой, твоя перчаточка? Тогда я отвернусь, пока ты надеваешь ее.

Это заняло у Лео некоторое время, потому что он действовал одной рукой, но наконец, он повернулся ко мне.

– Нет, Эми, я не смогу – этот проклятый лубок, зашибет тебя.

– Тогда ты ляг на спину, а я лягу сверху.

– Но разве у нас получится...

– Лео, нам нужно всего лишь поместить одну вещь в другую, – решительно сказала я. – Неважно, как мы это сделаем. Нет никаких законов на этот счет – по крайней мере, я о них не слышала.

Я почувствовала, что тело Лео вздрагивает, и догадалась, что он смеется. Я не совсем понимала, что тут смешного, но, к счастью, это оживило и его член. Я изогнулась так, что мое лоно оказалось рядом с ним, и дала Лео наставление:

– А теперь опусти руку вниз и вставь его, – так он и сделал, а я сказала: – Ладно, раз в таком положении ты не можешь свободно двигаться вверх и вниз, это буду делать я. Ты просто лежи смирно.

Сначала это было нелегкое занятие, но затем я втянулась в ритм, и дело пошло, как в танце. Лео закрыл глаза, но выглядел так, будто получал от этого удовольствие. Чтобы убедиться в этом, я спросила:

– С тобой все в порядке, Лео?

Он открыл глаза и пристально взглянул на меня.

– Это... несравненное наслаждение, Эми. Услышав это, я с удивлением ощутила в своем теле нарастающие волны удовольствия, и спустя мгновение сладкая судорога свела низ моего живота. В миг завершения его бедра вздрогнули и приподнялись, почувствовав это, я покрепче прижалась к нему своим лоном, и Лео застонал от удовольствия. Я оставалась на нем, глядя ему в лицо и слушая его тихие стоны.

Нам было несколько неудобно из-за этой перчаточки. Я лежала на спине рядом с Лео, пока он пытался одной рукой снять и убрать ее. Насколько было бы легче, если бы он позволил... я отбросила эту мысль и осталась лежать, дожидаясь, пока он повернется ко мне, чтобы приласкать меня.

Я с нетерпением ждала этой ласки, решив, что теперь настал момент сказать Лео, что я полюбила его – но мы провозились, устраивая его лубок поудобнее, а затем он заснул. Я была немного раздосадована, лежа в раздумьях и ощущая тяжесть его головы на своей руке. Все-таки только я тратила силы, чтобы проделать это самое – но затем я вспомнила, что Лео только что из госпиталя. Кроме того, я нашла новый и очень приятный способ заниматься этим самым с Лео. С этими размышлениями я и заснула.

Наверное, позже Лео осторожно выбрался из моей постели, так, что я даже не почувствовала этого. Утром, когда я проснулась, только вмятина на подушке указывала, что он побывал здесь.

Когда я спустилась вниз, Клара сказала мне, что он спал сегодня допоздна:

– Мистер Тимс заглянул в дверь, но он даже не шевельнулся, поэтому мы оставили его отдыхать, ведь он только что из госпиталя.

Меня это немного встревожило – может быть, мне следовало подождать со своим предложением, пока Лео, не окрепнет. Но ближе к полудню, когда Лео пришел в кабинет имения, он выглядел бодрым, и я решила, что все-таки поступила правильно. Он перемолвился словом с мистером Селби, а затем спросил:

– Увидимся за обедом, Эми?

– Да, конечно.

Он ушел на прогулку вместе с Неллой, а мы с мистером Селби вернулись к рассуждениям о том, сколько акров засеять овсом в следующем году.

За обедом Лео рассказал мне, что ходил смотреть золотистую розу – мою розу – и что у нее скоро раскроются первые бутоны. Я вспомнила вечер, когда он подарил ее мне, вспомнила разочарование на его лице, потому что тогда я не любила его. Затем я представила его радость, когда он узнает, что я полюбила его, и почувствовала душевный подъем. Я скажу ему об этом сегодня вечером.

Однако леди Бартон опередила меня. Конечно, она сказала Лео, не об этом, но она рассказала ему о письме. Мне казалось, что было неуместно упоминать о нем – в конце концов, Лео, не собирался посылать его, но остановить леди Бартон было не легче, чем остановить наводнение.

Она вплыла в большую гостиную, окруженная запахом фиалок.

– Леонидас, ты вернулся! Нет, не вставай, пожалуйста. Мы должны баловать наших раненых героев. Как гордилась бы тобой твоя мать! – взяв его руку, леди Бартон пожала ее обеими руками. Лео безнадежно огляделся в поисках избавления.