Текст книги "Идущий по звездам"

Автор книги: Билли Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Подняв ее правую руку, он стал медленно водить по ней своими пальцами.

Лэйкен меньше удивилась бы, если бы он вдруг встал на голову. Он сосредоточил все свое внимание на их сцепленных руках, исследуя каждый палец, смакуя их, как будто ему никогда не встречалась рука, подобная этой.

Лэйкен глядела на него, чувствуя бешеное сердцебиение, а он гладил ее руки, плечи, шею и начало груди.

А затем, не давая ей привыкнуть к перемене, он встал и помог подняться ей.

Бросив на него косой взгляд, она сказала с улыбкой:

– Я забыла, как чешется грязь, когда она начнет засыхать у вас на теле.

Хотя он и улыбнулся в ответ, но ничего не сказал. Все еще держа ее за руку, он повел ее на другую сторону трясины вокруг изгиба, делаемого ручьем.

– Это похоже на страницу из сказки, – сказала Лэйкен, увидев небольшой водопад, низвергающийся в каменный бассейн.

– Нет, все вполне реально, – сказал он, когда они вошли в поток.

Когда Лэйкен все эти дни мыла в этом ручье посуду, она успела привыкнуть, что вода в нем ледяная. Но теперь – даже учитывая, каким горячим было ее тело – вода не казалась даже просто холодной.

Достигнув бассейна, они поплыли, погружаясь под воду, чтобы смыть с себя грязь. Затем, взяв ее за руку, он вскарабкался на каменную площадку, и они постояли рядом около водопада.

– Теперь моя очередь, – сказал он ей. И сразу же начал гладить ее тело, не отводя глаз от ее лица.

Что-то странное было в его темных глазах, сказала себе Лэйкен. Что-то странное… и отчасти пугающее. Как будто он проверял ее реакцию, анализируя, какое действие он на нее оказывает.

Лэйкен сопротивлялась действию его прикосновений. Она знала его. Она окажется больше чем в дурах, если позволит этому случиться.

В следующее мгновение, когда она почувствовала, что его пальцы гладят ее волосы и волна наслаждения постепенно распространяется по ее телу, она должна была смириться с тем фактом, что оказалась больше чем в дурах.

Закрыв глаза, она позволила чувству полностью захлестнуть ее. Она не только уступила ему, она наслаждалась.

– Я не смогу довести дело до конца, пока на вас одежда.

Звук его голоса заставила ее приоткрыть глаза. Он не ждал разрешения. Его руки уже скользили по ее плечам, спуская вниз узкие черные бретельки ее купальника.

И он, по-прежнему, не отрывал от нее взгляда своих темных глаз, пока его пальцы добрались до начала ее груди и медленно спустили купальник ниже.

Только теперь он перестал изучать ее лицо. Он наклонил голову и осмотрел белую кожу ее грудей и темные соски, столь же твердые, как галька на дне ручья.

Глухой звух одобрения поднялся из его груди, и он снова посмотрел ей в глаза. Глубокое замешательство распространилось вдоль его бровей, и он коротко качнул головой.

– Все должно быть иначе, – сказал он громким шепотом. – Черт возьми, все должно быть совсем по-другому.

Он со стоном наклонился и взял в рот ее темный сосок, сжав его губами с такой силой, как будто отчаянно нуждался в нем, но не мог получить всего, что хотел.

Слабый стон вырвался у Лэйкен, а затем она подалась к нему, прижимая к себе его голову.

Пока он переходил от одной груди к другой, ее руки соскользнули с его шеи ему на плечи. Теперь она знала это тело. Вчера, когда она мыла его, его требовали ее руки, а ночью его требовало ее сердце. Она знала каждый изгиб, каждый упругий мускул. И в этот миг они принадлежали ей.

Когда он спустил купальник ниже, его рот тоже двинулся ниже. Опустившись на колени, он провел руками по тыльной стороне ее ног.

В следующее мгновенье, когда она почувствовала, что его рот коснулся ее там, в самом центре, она запрокинула голову, и ее захлестнуло блаженство, равного которому она еще не знала.

Ее пальцы вцепились в его плечи, и в течение нескольких следующих минут для нее в мире не существовало ничего, кроме его рта и холодной воды.

Когда наслаждение достигло апогея, из нее вырвался глубокий стон и если бы он не встал, чтобы поддержать ее, она непременно потеряла бы равновесие.

Когда силы вернулись к ней, она с удивлением отметила, что воспоминание о любви Марка столь же действенно, как и само событие.

Она прильнула к его сильному телу – она еще не хотела заканчивать. Она покрывала настойчивыми поцелуями его плечи, шею, грудь. Ее губы бродили по его телу, этому изумительному телу, которое временно принадлежало ей.

Когда он взял в руки ее лицо и потянул вверх, чтобы она встала, вздох разочарования вырвался из нее. Она взяла его за руку, пытаясь пресечь мягкие поцелуи, которые он запечатлевал на ее губах.

– Не мешай мне, – прошептала она. – Я хочу этого. Я хочу, чтобы ты почувствовал то, что чувствую я. Я хочу, чтобы ты почувствовал удовольствие от моих пальцев и моих губ.

Он покачал головой.

– Нет, не сейчас, – пробормотал он. – На сегодня достаточно.

Выпрямившись, он убрал мокрые волосы с ее лица. Хотя жест был ласковый и нежный, что-то переменилось. Какой-то холод, никак не связанный с ледяной водой, пробежал по ее коже.

Он отстранил ее. И осторожно отошел на безопасное расстояние.

Она почувствовала острую боль и наклонила голову, чтобы не видеть его лица. Подобрав купальник, она вышла из воды и натянула его как следует.

Она потрясла головой, чтобы просушить волосы и почувствовала, что он снова смотрит на нее. Повернув голову, она встретилась с его взглядом.

И теперь она знала. Снова, не отдавая себе отчет, откуда идет это знание, она понимала, что происходит в его голове. Она знала, почему он отстранил ее.

Несколькими минутами раньше, когда он доставил ей столь сильное удовольствие, она была полностью в его власти. А он полностью владел собой. И он ни в коем случае не желал, чтобы они поменялись ролями.

Таков был Марк Аврелий Рид Идущий По Звездам. Который всю жизнь боролся за то, чтобы не оказаться в чьей-нибудь власти.

Прополоскав кофейник, Лэйкен опустилась на камень у самого ручья. Хотя жары еще не было, солнце светило ярко, и бесчисленные зайчики плясали на гладких камешках.

Можно сказать, что она бездельничала. Ей не хотелось возвращаться в лагерь прежде, чем она основательно все обдумает.

Судя по тому напряжению, которое установилось между ней и Марком прошедшей ночью и не ослабело наутро, ей нужно было более трезво взглянуть на положение дел.

Во-первых, дела обстояли так, что она любила его. Что-то в этом человеке, поставившим перед собой целью замкнуться от мира, коснулось той части ее души, которой прежде не касался никто. Она была всепоглощающе, окончательно и бесповоротно влюблена в Марка.

Во-вторых, несомненно, было то, что он не отвечал ей взаимностью. Эта несомненная истина доставляла ей боль, которая грозила сделаться продолжительной, однако от этого истина не становилась менее непреложной.

И наконец, третье. То, что чувствовала она, а Марк не чувствовал, играло второстепенную роль, пока Ч. Д. не поправится. Лэйкен не могла позволить кому-то из них уйти в сторону. Они должны сделать то, ради чего они сюда приехали.

Ситуация была достаточно щекотливая. Если бы не сцена у водопада, она могла делать вид, что все обстоит так же, как и раньше. Она могла скрывать тот факт, что любит его, а он – продолжать пренебрегать ею и окружающей жизнью в целом. Но то, что произошло, нельзя было сбросить со счета, оно стояло между ними подобно кирпичной стене.

Лэйкен принадлежала к людям того типа, который сам нарывается на трудности – гоняется за ними, чтобы схватить их за воротник и сказать: «Ну вот – теперь все в порядке».

Но у Марка все иначе. В его обычае было смотреть на высокие горы, в то время, как мысленно он добавлял новые кирпичи к этой стене.

Услышав его шаги по прибрежной гальке, Лэйкен, образно говоря, подпоясала чресла и посмотрела на него.

– Нам нужен перерыв, – сказал он, не глядя на нее.

Подняв одну бровь, она встала на ноги и спросила:

– Как это?

– Попробую сказать иначе. – Он помедлил, проведя ладонью по волосам. м Мне нужен перерыв. У моего друга – того, что одолжил мне джип, есть ранчо в двухстах пятидесяти километрах отсюда. Его зовут Леон Гай-дучек. Возможно, вы о нем слышали. – Он перевел глаза в ее сторону и поймал ее выжидающий взгляд. – А возможно и нет. Раза два в году он приглашает на уик-энд две-три сотни гостей. Лучших из лучших. – В его голосе слышалось презрение.

Кирпичная стена была закончена, но они неожиданно оказались в самом начале. Марк смотрел и говорил, как усталый циник, которого она встретила в первый день в его офисе.

Слегка вздохнув, Лэйкен почесала кончик носа.

– Неплохо звучит… Правда, я не большая любительница вечеринок, на которых собираются люди, считающие себя «лучшими из лучших». Это не предрассудок, просто я предпочитаю…

– Семейные обеды?

Нескрываемая насмешка в его голосе заставила ее губы сжаться, но, тем не менее, она кивнула ему.

– Да-да. Только почему вы не оставили меня в том маленьком мотеле возле фактории, где я могла спокойно дожидаться вас?

– Я не считал это возможным. – Хотя он старался говорить ровно, подавленный гнев блестел в его глубоко посаженных глазах. – Должен ли я напомнить вам, что вы нуждаетесь во мне? Врачеватель командует парадом.

– Мне кажется, что эта отговорка немного устарела, – сказала она уже в его удаляющуюся спину.

Когда она подошла к джипу, вещи уже были уложены. Мотор работал, и Марк сидел за рулем. Бросив то, что относилось к завтраку, в заднюю часть машины, она забралась на сиденье позади него и захлопнула дверцу.

Когда он нажал на газ, и машина резко рванулась, отбросив голову Лэйкен назад, она решила, что если отнестись к этому со всей серьезностью, она сможет вырвать из себя эту любовь.

Первая сотня километров прошла в молчании – он сердился и использовал свой гнев, чтобы держаться от нее на расстоянии.

Так и должно быть, говорила она себе. Открытое, искреннее изъявление чувств было слишком низкопробным для Мистера Всемогущего Господа Рида.

– Послушайте, – сказала она наконец. – Если мне предстоит в этом участвовать, не следует ли посвятить меня в кое-какие детали? Какого рода увеселения предпочитает ваш друг? Мы будем говорить об охоте или мне надо позвонить Роз и попросить ее привезти мою диадему?

Не отрывая глаз от пыльной дороги, он сказал:

– Леон – художник. В пятидесятые годы его работы пользовались большой популярностью. Он уже давно не пишет, но в его доме всегда может найти помощь многообещающий новичок, а также тот, кому нужно укрыться от мира. Раз в году он приглашает нескольких своих друзей и большое количество преуспевающих в искусстве людей на уик-энд. Первый вечер обычно отдается просмотру работ его протеже. Едят, пьют, общаются, заводят новые знакомства. Обычно на веранде играет небольшой оркестр для желающих потанцевать. В таком вот духе.

Она несколько минут изучала его лицо, а потом сказала:

– Это похоже на вечеринку, для которой у меня в данный момент нет подходящего платья.

Он пожал плечами.

– Ближайший городок, Брэди, очень мал, но ввиду приезда большого количества гостей его магазины приспосабливаются к потребностям избранного общества.

Он сказал, что Брэди – маленький городок. Однако каждое здание, каждый дом могли быть названы произведением искусства. Это был выдуманный город для выдуманных людей.

Они покружили по городу и остановились перед гостиницей величественного вида, построенной в начале века. Заказав две комнаты, Марк оставил ее одну разбираться со взглядами любопытных в холле и человека, который доставил ее грязный саквояж в комнату.

Лэйкен только мельком взглянула на роскошную спальню. Она прямиком направилась в ванную и включила воду.

К черту Марка Аврелия Рида Идущего По Звездам, сказала она себе, погружаясь в теплую воду, смягченную ароматной пеной из бутылки, заботливо приготовленной отелем. Если он думает, что его идиотское поведение заставит ее дрожать, он глубоко заблуждается.

Ванна постепенно успокоила ее и около часа спустя, услышав стук в дверь, Лэйкен чувствовала себя почти умиротворенной.

Она завернулась в просторный банный халат, также приготовленный отелем, и, продолжая вытирать волосы, подошла к двери.

Едва отворив ее, она почувствовала, что у нее в руках оказалась пара коробок.

– Вот, – сказал Марк. – Теперь вы перестанете жаловаться.

Она посмотрела на коробки, а потом опять на него.

– Что это?

Он не ответил. Он смотрел на ее волосы, на влажные, блестящие локоны, спускавшиеся по ее плечам.

Потом он кашлянул и кивнул на коробки:

– Откройте их.

Поставив коробки на кровать, она развязала тесемки на большей из них. Внутри, под слоем розовой бумаги было атласное платье цвета морской волны. Перебирая складки, Лэйкен наткнулась на чек и дыхание у нее прервалось.

Он подошел к ней ближе. Наклонившись вперед, он взял платье у нее из рук и приложил к ней, откинув прядь золотистых волос, так что они рассыпались по изумрудному атласу.

– Осторожно, – сказала она отстраняя от себя платье. – Если на него попадет капля воды, они не возьмут его обратно.

Он непонимающе уставился на нее.

– Почему они должны брать его обратно? Разве размер не тот?

– Нет, размер тот, и я уверена, что это говорит о вашей опытности в отношении женщин, – произнесла она сухо. – Однако вам придется отнести его назад. Я не могу принять его.

Взяв платье из его рук, она начала складывать его, когда он резко вырвал платье у нее из рук.

– Это подарок, – сказал он твердо и бросил его на кровать.

Она с улыбкой покачала головой:

– К сожалению, я не могу принять такой подарок. Если хотите, можете оставить платье у себя. Оно не вашего размера и я не уверена, что зеленое вам к лицу, но это ваш собственный выбор. О своей одежде я позабочусь сама.

Он провел рукой по лицу и отвел взгляд в сторону.

– Это глупо, – произнес он медленно. – Эти расходы не имеют отношения к основному предприятию. Мы приехали сюда из-за меня, поэтому ваше плебейское нравственное чувство не должно пострадать. Будьте готовы к семи часам и, ради Бога… – он повысил голос, и в его темных глазах снова блеснула ярость, – лучше бы вы надели это чертово платье.

Когда он развернулся и вышел, хлопнув дверью, Лэйкен изумленно вскинула брови.

Может быть, это плод ее фантазии, но ей показалось, что старое Каменное Сердце слегка дрогнуло.

Ровно в семь часов, когда она красила губы, он вернулся. Сняв со спинки стула шарф, она подошла к двери и открыла ее.

Он переоделся в темный выходной костюм и выглядел весьма привлекательно. Подтянутый и слегка аристократичный, бесконечно далекий от того человека, в обществе которого она провела последние несколько дней.

И снова его взгляд первым делом скользнул по ее волосам. Хотя она и зачесала их наверх, она не сделала ни малейшей попытки пригладить локоны. Вместо этого она позволила им свободно виться, где угодно, образуя рамку, в котором помещалось ее лицо.

Потом он оглядел ее лицо, задержавшись на родинке над верхней губой.

Когда она почувствовала, что ее губы задрожали в попытке невольно что-то ответить, она сказала:

– Я готова.

Только тогда он, наконец, заметил, что на ней надето.

Ей посчастливилось найти белое шифоновое платье. Ткань была добротная, покрой превосходный, а цена значительно снижена по случаю окончания сезона. Но даже в разгар сезона это платье не стоило столько, сколько зеленый атлас. Это было платье, которое Лэйкен могла позволить себе купить.

Хотя она ожидала новой вспышки гнева, ничего подобного не произошло. Никакого гнева, никакой сдерживаемой ярости. Напротив – бросив сначала быстрый взгляд на глубокий V-образный вырез, он заметил золотые браслеты у нее на запястье.

Непроизвольная улыбка появилась у него на губах:

– Вы думаете, вам нужна удача сегодня вечером?

– А вам?

Ей показалось, он хотел что-то ответить, но улыбка быстро исчезла, он взял ее под руку, и они вышли из комнаты.

Было еще светло, когда они въехали под белую арку, ведущую на ранчо его друга. Проехав с километр или около того, джип поднялся на пригорок, и она увидела красную черепичную крышу центрального здания. Дом был квадратным по форме и в центре него был бассейн, окруженный пальмами. В стороне от дома виднелось строение, напоминавшее амбар. Оно состояло главным образом из стекла, имело в высоту три этажа и в лучах заходящего солнца отливало золотом.

Миновав дом, они подъехали к стеклянному сооружению. Машины были припаркованы впритык друг к другу на покрытой щебнем стоянке и прилегающем к ней пространстве. Когда он остановился перед двойной дверью, один слуга, одетый в униформу, распахнул пассажирскую дверь, а другой взял у Марка ключи.

Когда возле дверей он догнал ее, она прошептала:

– Мне нужно было взять фотоаппарат. Кажется, он хихикнул в ответ, но она не

была в этом уверена.

Войдя внутрь, Лэйкен остановилась и несколько раз закрыла и снова открыла глаза, чтобы сосредоточиться. Внутри находилось несколько сот человек, державших бокалы с шампанским; они разговаривали и смеялись.

Чуть раньше, одеваясь к этому вечеру, Лэйкен пыталась представить себе, как все будет, поэтому она не удивилась, когда Марк обернулся к ней и сказал:

– Я вижу друзей. Сможете побыть без меня несколько минут?

– Конечно. Я прекрасно себя чувствую. Он прищурился, глядя на нее. Затем повернулся и отошел прочь.

Он ожидал, что ее обескуражит или оскорбит его отсутствие. Ее покорность смутила его. Вот и славно. Ему будет, о чем подумать.

Взяв бокал у проходившего официанта, она стала продвигаться к центру огромного помещения, где были установлены перегородки. Там висели картины.

Остановившись возле одной из них, она отхлебнула из бокала и сосредоточила свое внимание на картине. На заднем плане был приятный, хотя и искаженный пейзаж. А передний план занимали уродливые фигуры, чьи тела и волосы были написаны красками, не существующими в действительности. Большинство лиц были искажены смехом, но внимание Лэйкен привлекла одна из фигур. Маленькая, почти незаметная в хохочущей толпе. Она не была подвержена смеху. Ее темные, чрезмерно большие глаза таили в себе что-то такое, что заставило ее отступить на шаг дальше.

– Вы никак не можете оторваться от картины?

Повернув голову, Лэйкен обнаружила рядом с собой какого-то мужчину. Он был высокого роста, худощавый с серо-стальными волосами, которые он заплел в хвост. Хотя все остальные гости были одеты очень строго, на этом человеке была черная футболка и черные джинсы. В его острых чертах было что-то декадентское, что-то такое, что напомнило ей тех людей, что отправились в Германию в те страшные дни накануне Второй Мировой войны.

Хотя он смотрел на нее с приятной улыбкой, у Лэйкен было такое чувство, что этот человек может быть довольно злонамеренным, когда захочет.

С ответной улыбкой она повернулась обратно к картине.

– Да, вы правы. Я хочу отойти от нее, но не могу. В ней есть что-то притягательное, принудительное и раздражающее.

– Она вам нравится?

– Дело не в этом. Нравиться может маленькая девочка с розовыми щечками, которая висит на стене в моей спальне, или же группа катающихся на коньках по замерзшему пруду, висящая у меня в гостиной. Но это нечто иное.

Вместо того, чтобы вызывать улыбку, когда вы смотрите на нее, она вызывает легкую боль вот здесь. – Лэйкен приложила руку к груди. – Я бы не хотела иметь ее у себя в доме.

– Вы выражаетесь столь определенно. – Он помедлил. – Значит, вы не хотите иметь ее в своем доме из-за этой легкой боли?

Почесав кончик носа, она собралась с мыслями и сказала:

– Да, но это не единственная причина. Первое время, когда вы будете проходить мимо нее, она будет давать вам некоторую встряску. Но потом вы привыкнете. Она станет частью обстановки подобно уродливой керамической статуэтке, которую вы держите, потому что жена вашего босса дала ее вам и вы не знаете, когда она ей снова понадобиться. – Лэйкен посмотрела на него. – И это уже никуда не годится. Я имею в виду, что она утратит свое влияние на вас. Вы должны что-то чувствовать, глядя на нее. Это очень важно, чтобы вы что-то чувствовали. – Она улыбнулась и слегка повела плечами. – Есть в этом какой-то смысл?

– Очень интересно, – пробормотал он, по-прежнему изучая ее лицо. – Вы не первая, кого я спрашиваю об этой картине, но первый раз я получаю ответ, лишенный дежурных фраз.

– Значит, мой ответ не так уж плох? Он кивнул.

– Это очень хороший ответ.

– Что же я выиграла?

Похихикав, он взял ее под руку и подвел к следующей картине:

– Вы выиграли возможность рассказать мне об этом произведении.

Лэйкен повернулась, чтобы посмотреть на картину. Она была огромных размеров и занимала почти всю стену. На ярко-желтом фоне была изображена тарелка с едой. Вареные яйца, ломтики ветчины и два золотисто-коричневых бисквита. Пока она смотрела на это, ее желудок протестующе заурчал.

Мужчина посмотрел на нее, подняв одну из бровей:

– Весьма проницательное наблюдение, моя дорогая. Тут все весьма реалистично. И если ваш желудок отвечает таким образом, значит вам немедленно необходима еда.

– Настоящая еда? – спросила она с надеждой. – Я мельком видела, что находится на тех серебряных подносах, но мне нужно не менее полудюжины, чтобы удовлетворить аппетит.

– Настоящая, – сказал он, снова беря ее под руку и ведя на другую сторону залы.

Спустя полчаса они были в маленькой кухне вне основного помещения. Ее странствующий рыцарь с конским хвостом сидел на краешке небольшого деревянного стола, глядя как она приканчивает яйца, бекон и тосты.

С удовлетворением выдохнув воздух, Лэйкен подняла на него глаза:

– Я думаю, вы понимаете, что если бы вы дали мне земляничный джем вместо виноградного желе, я продала бы свое тело за это угощение.

Он ухмыльнулся:

– А я думаю, вы понимаете, что если бы я не был геем, я бы отдал все силы на поиски земляничного джема.

Рассмеявшись, она вытерла рот салфеткой и откинулась на спинку стула.

– Таким образом – вот что я о вас знаю. Я знаю, что вы образованны и умеете хорошо обходиться с женщинами, даже если не хотите переспать с ними. Чего я не знаю, так это вашего имени. Я подозреваю, что вы можете оказаться хозяином всего этого заведения. Леон Какой-то, оканчивающийся на «чек».

– Леон Гайдучек. Это – я. А вы – милая леди, прибывшая с великолепным Марком Аврелием и тут же брошенная им.

– Лэйкен Мерфи. Это – я. – Она окинула его пытливым взором. – Вы не его ищете? Надеюсь, что нет, потому что должна вам сказать, что никогда не встречала мужчину до такой степени гетеросексуального.

Он покачал головой.

– Он прекрасный мужчина, но слишком волевой для меня.

– Вот-вот. Он хихикнул.

– А вы, я думаю, та редкая вещь, которая зовется честной женщиной.

– Судя по всему, мы оба оказались в дураках, – сказала она сухо. – Я не думала, что вы женофоб.

– Вы отрицаете, что женщины по природе своей лживы?

– Естественно. Природа здесь ни при чем. – Улыбнувшись его понимающему взрыву смеха, она продолжала: – На протяжении человеческой истории все пишут о лживости женщин. Однако поэты и историки редко говорят о том, что, поскольку эти женщины жили в таких обществах, которые отказывали им в значимости, им приходилось использовать ложь, чтобы выжить.

– Я вас понял, – сказал он, кивнув. – Однако вы должны признать, что были и такие, которые использовали ложь, чтобы завоевать власть.

– Конечно, они это делали. Но сколько мужчин делали то же самое? Разница лишь в том, что когда женщина лжет, она делает это сознательно. А мужчины не отдают себе в том отчета. Они лгут не только женщинам, они обманывают самих себя.

– Занятно, – проговорил он. – А не хотите ли вы рассказать мне… что произошло между вами и Ледяным? Почему он взял вас сюда?

Она пожала плечами:

– Кто знает…

– Я думаю, вы знаете. Я также думаю, что вы знаете – какой бы ни оказалась причина, она не может быть особенно приятной.

Лэйкен рассмеялась.

– Нет, приятность не то слово, которое я использовала бы для описания Марка. Но мужчине не обязательно быть приятным, чтобы сходить по нему с ума.

Он вздохнул.

– Это неправда.

Когда она засмеялась, он сделал то же и слез со стола.

– Пора возвращаться. Послушайте, милая, я счел бы за честь, если бы вы позволили мне представить вас кое-кому из моих друзей и знакомых.

Хотя Леон был по-прежнему вежлив, Лэйкен нельзя было обмануть. Он был в высшей степени учтивым сотником, приглашающим бедного христианина узнать львов немного лучше.

Марк раздраженно поставил на стол свой бокал. Черт возьми, как он мог потерять ее? Уже почти час он повсюду разыскивал Лэйкен, но ее нигде не было.

Хотя он нарочно оставил ее одну, он предполагал, что она будет находиться там, где он сможет ее видеть. Сначала она рассматривала картины, а потом исчезла. Он даже пошел на стоянку и проверил, на месте ли джип.

И когда он уже решил, что пора прибегнуть к помощи Леона, чтобы найти Лэйкен, он ее увидел. Она была на другом конце залы, в центре группы гостей. Ее глаза – в данный момент ярко-голубые – искрились смехом. Леон стоял рядом, внимательно смотря на нее. Слишком внимательно. Он почувствовал укол ревности, особенно когда заметил, что Леон не единственный человек, кто смотрит на нее.

И другие мужчины не были голубыми.

Джеф Дэвис, высокий блондин справа от Лэйкен, владевший несколькими известными картинными галереями, имел обыкновение спать со всеми женщинами в зале, которым было менее шестидесяти и которые достигли брачного возраста.

Губы Марка злобно сжались, и он начал двигаться по направлению к ней. Но прежде чем он сделал два шага, Дэвис наклонился к Лэйкен и что-то сказал ей. С обворожительной улыбкой она протянула свой стакан Леону и пошла прочь с Дэвисом.

Обходя зал по краю, Марк игнорировал людей, пытавшихся заговорить с ним, и настойчиво пробирался к веранде. Когда он добрался до нее, оркестр заиграл танго. Другие пары расступились, чтобы посмотреть на Лэйкен и Дэвиса.

Марк сжал кулаки, стоя вместе с остальными. Никогда танго не казалось ему столь бесстыдно-эротическим танцем, как сейчас. Белое шифоновое платье обмоталось вокруг ее ног, а бедра Дэвиса крепко прижимались к ее бедрам, их тела терлись одно о другое, потом расходились и снова сливались вместе.

И все это время ее синие глаза горели воодушевлением, она была само удовлетворение.

Чтоб она провалилась.

В тот момент, когда смолкла последняя нота, а она продолжала улыбаться Дэвису, Марк оказался рядом с ними и крепко взял ее за руку.

– Следующий танец мой. – Он слышал, как резко прозвучал его голос, в котором чувствовался неприкрытый гнев, но он ничего не мог с собой поделать.

Лэйкен, очевидно, слышала то же самое. На ее лице появилось задумчивое выражение, пока Дэвис благодарил ее за танец. Потом она повернулась к Марку.

Несколько секунд они стояли друг перед другом, не двигаясь с места.

– Вы хорошо танцуете, – сказал он.

– В этом нет ничего удивительного, – сказала она с улыбкой. – Обыкновенный танец низшего класса. Когда умерли родители, я немного работала учительницей танцев.

– Я хочу, чтобы вы танцевали танго со мной.

Она кивнула в сторону оркестра:

– Но они играют вальс. Он притянул ее к себе:

– Хорошо, пусть будет вальс. Когда-нибудь мы станцуем и танго.

Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц:

– Это похоже на угрозу.

– Очень может быть.

Было почти два часа ночи, когда они остановились перед дверью гостиничного номера Лэйкен. Открыв замок, она помедлила, а потом подняла глаза на него:

– Все было не так, как вы ожидали?

– Не так, – произнес он отрывисто. Наконец-то он не пытался этого отрицать.

– Вы хотели, чтобы я опростоволосилась перед вашими великосветскими друзьями, – сказала она, вздыхая.

– Да, верно.

Она окинула взглядом его сердитые, напряженные черты:

– Почему?

– Я приехал сюда, потому что хотел вернуться к реальности. И увидеть вас такой, какая вы есть.

Она покачала головой:

– Не понимаю.

Он издал резкий смешок:

– Я и не надеюсь на это.

В следующее мгновение она оказалась распростертой по поверхности двери. Немного раньше она мечтала о том, чтобы он вышел из-под своего крепко подбитого фасада. И теперь неожиданно ее желание осуществилось.

Его руки дрожали, когда он обхватил ее шею и она почувствовала на своих губах поцелуй, который перевернул в ней все.

– Я хочу тебя, – прошептал он ей прямо в губы. – Ты это понимаешь? Черт побери, это не просто желание, это наваждение. Я не предполагал, что так может быть. Не предполагал, что такое возможно, пока оно не захватило меня целиком, так что я не могу думать ни о чем другом. Я привез тебя сюда, чтобы убедиться, что ты – самая обычная женщина. Просто женщина. Но это было ложью. – Слова звучали крепко и четко. Он протянул руку и толкнул дверь. – Презренной ложью. Посреди тысячной толпы ты была той же, что и там, в горах. Я хочу тебя. Иногда мне кажется, что иначе я умру.

Она не успела ничего ответить, как они оказались на кровати. И когда его обнаженное тело легло поверх ее тела, Лэйкен сказала себе, что не должна допускать этого. Не будет ничего, кроме боли. Ради собственного благополучия она должна остановить его, пока не стало слишком поздно.

Но было уже слишком поздно. С того момента, когда он коснулся ее, она не могла думать ни о чем другом, кроме его прикосновений. Ничто не могло остановить этого. Это было неизбежно и неотвратимо, как вращение Земли вокруг Солнца.

Когда он раздвинул ее ноги, она была готова к этому, как будто ждала такого мгновенья всю жизнь. Теперь они были единым целым. Частью друг друга. И что бы ни случилось в будущем, ничто не могло изменить того, что происходило сейчас.

Он больше не сохранял дистанции. Его самообладание ушло, и он оказался беспомощным перед своим влечением к ней – так же, как она, была беспомощна перед своим влечением к нему. Ей еще не приходилось видеть его таким свободным. Он больше не задумывался над теми движениями, которые производил, и резкими звуками, которые издавал, когда она касалась его.

Достигнув высшего возбуждения и почувствовав, как волны наслаждения разлились по ее телу, она сделала над собой усилие и приоткрыла глаза, чтобы видеть, как этот момент переживает он. Его голова была откинута назад, вены на шее вздулись.

Необузданность его оргазма взволновала ее и еще одна волна наслаждения прокатилась по ее телу.

Она сделала это для него. На краткий миг она сделала его свободным.

Когда Лэйкен очнулась, она была в постели одна. Она осмотрелась вокруг, почувствовав, что его отсутствие автоматически ввергает ее в панику.

В следующую секунду она увидела его стоящего у окна. Когда биение ее пульса замедлилось, Лэйкен стала пытливо смотреть на его лицо, освещенное лунным светом. Он не знал об этом и не контролировал себя. Это походило на рассматривание его фотографии, где он был снят в возрасте двенадцати лет. Ранимый. Беспомощный в своем одиночестве.