355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бернард Найт » Чаша с ядом » Текст книги (страница 2)
Чаша с ядом
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:57

Текст книги "Чаша с ядом"


Автор книги: Бернард Найт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Когда некоторое, время спустя Аэльфрик, вернулся домой, коронер коротко приказал ему изложить всю историю в подробностях. Присев на корточки подле огня, староста плотнее запахнулся в поношенную овчину, чтобы уберечься от сквозняков, которые свистели сквозь щели плохо пригнанной двери и ставен.

– Вот уже три дня, как Господь наслал на нас этот ураган, – проворчал он, наливая себе в кружку пива, сваренного дочерью. – Позапрошлой ночью – это было воскресенье, мы ходили в тот день в церковь – ветер дул так, словно наступил конец света. А утром на берегу мы нашли обломки и тела.

– Сколько именно тел и кто их нашел! – требовательно спросил Джон.

– Три тела, лежавшие на верхней границе прилива среди обломков досок и остатков такелажа, среди скал Ливермеда. А первым их увидел Освальд, рыбак, который живет в хижине у самой кромки воды.

– Мне нужно поговорить с ним: если он первым обнаружил их, то должен был сообщить об этом немедленно.

Аэльфрик тупо взглянул на него, его отвисшая нижняя губа обнажила желтые гнилые зубы.

– А он так и сделал! Он сразу же пришел ко мне и рассказал, – возразил старый саксонец.

– А ты передал его рассказ своему лорду или его дворецкому в поместье?

Согласно новому уложению, нежелание отдельных личностей или всей общины следовать букве закона каралось штрафом, и это подпитывало истощившуюся королевскую казну. Одним из таких нарушений считалось несоблюдение сложного набора правил в случае обнаружения мертвого тела и сохранения его в неприкосновенности до прибытия коронера, который должен был осмотреть труп и провести дознание.

– Но вы же здесь, коронер. Вас уведомили при первой возможности.

– Но только не благодаря тебе, староста! Нам пришлось положиться на законопослушность отшельника и Белых каноников. Это может обойтись тебе и твоей деревне в несколько марок.

Аэльфрик застонал:

– Мы здесь бедны– земля не родит богатого урожая в такой близости от соленой воды. И рыбная ловля совсем не такая обильная, как в Бриксхэме, на том берегу залива.

Джон оставил без внимания знакомые жалобы на бедность. В Англии все стали бедными с того дня, как Львиное Сердце выжал их досуха для организации Крестового похода и затем для выплаты выкупа, а теперь еще надо было платить за войны с Францией, чтобы вернуть земли, потерянные его братом Джоном, пока Ричард пребывал за границей.

– Как отшельник оказался замешанным в это дело? – спросил Гвин, подбрасывая в костер новое полено.

– Ульфстан приходит на берег, чтобы собрать плавник и поискать устриц в лужах. Он оказался там вскоре после того, как Освальд нашел мертвецов и мы стали хоронить их в песках. И, раз уж он так оказался, мы решили, что он может заодно и прочесть над ними молитву, чтобы отпустить им грехи, пусть даже он и не принадлежит к Святому ордену.

– А почему вы не позвали своего приходского священника? Он находится здесь в том числе и для этого.

В полумраке было заметно, как староста поежился.

– Он плохо чувствовал себя в тот день, коронер.

– Был пьян, ты хотел сказать, – оскалился в зловещей ухмылке Гвин, который вообще был невысокого мнения обо всех священнослужителях, включая Томаса де Пейна.

– Захоронение тел до того, как я успел осмотреть их, – это тоже нарушение, которое влечет за собой штраф, – сурово промолвил коронер.

– Мы не знали этого, сэр, – взмолился староста. – И мы не могли оставить их лежать на берегу там, где нашли. Во-первых, с луной прилив поднимается выше. И сегодня их уже наверняка унесло бы обратно в море.

Джон усмотрел в этом резон, но ничего не сказал.

– Откуда же мы можем знать, что они утонули? – строго спросил Гвин.

Аэльфрик посмотрел на него так, словно тот был несмышленым ребенком.

– А отчего еще могут умереть моряки, потерпевшие кораблекрушение? – спросил он. – Когда мы их поднимали, изо рта у них полилась вода.

– Руководства по определению утопленников не существует! Брось сухой труп в мельничный пруд, и труп наполнится водой. Ты видел пену у них в ноздрях и во рту?

Староста кивнул головой, явно обрадовавшись такому наводящему вопросу.

– Да, у одного из них. Молодой парень, совсем еще юноша.

Джон прервал их:

– Ты имеешь представление, что это мог быть за корабль?

Аэльфрик покачал головой, его грязные седые волосы на мгновение скрыли сухое, изможденное лицо.

– Там были доски и остатки такелажа, а еще несколько разбитых бочек. На одной из досок было что-то вырезано, но здесь никто не умеет читать, креме священника, – а я говорил вам, что он плохо себя чувствовал.

Собственная неграмотность Джона помешала ему презрительно отозваться о неспособности деревенских жителей определить название судна.

– Может, на берег вынесло какой-нибудь груз? Удалось спасти какие-нибудь товары?

Деревенский староста воздел руки в универсальном жесте отрицания.

– Одни обломки, сэр. У кромки воды валялось много сушеных фруктов, но их испортили вода и песок, так что они не годились даже на корм свиньям.

– А что там с этими бочками? – потребовал ответа Джон.

Староста отхлебнул большой глоток зля, прежде чем ответить.

– Я никогда не видел винных бочек, коронер, но я знаю, что у нашего лорда на Рождество два вода назад была одна такая. Эта гнутая бочарная клепка вполне могла принадлежать одной из разбитых бочек– хотя я слышал, что эти французские фрукты тоже перевозят в бочках.

Аэльфрик смог немногое добавить, и вскоре все они уже спали на охапках папоротников: староста с дочерью и сыновьями – у одной стены, сэр Джон со своими спутниками – у другой, чтобы оказаться как можно дальше от вони, исходящей из коровника.

Перед тем как заснуть, коронер еще раз мысленно перебрал проблемы, с которыми ему пришлось столкнуться. Он надеялся, что его секретарю удастся разузнать больше того, что они выудили из старосты. Джон с уважением относился к уму и проницательности бывшего священника, точно так же как и завидовал его умению обращаться с книгой и письменным слогом, но, будучи в душе солдатом, он не мог не презирать хилое телосложение и малодушие своего маленького секретаря. Он взял его к себе в отряд по настоятельной просьбе своего друга Джона де Алекона, одного из немногих высших сановников церкви, к которым коронер испытывал уважение.

– Он– мой племянник, да простит меня Господь, – сказал священник. – Моя сестра никогда больше не заговорит со мной, если я допущу, чтобы бедный малый умер с голоду. Он виртуозно обращается с пером и папирусом, даже при том, что имеет обыкновение запускать руку под юбку молоденьким девицам.

И когда возникла необходимость нанять кого-либо, кто мог хорошо читать и писать и не испытывать адских мук, выводя закорючку вместо собственной подписи, то Джон счел неразумным упускать подвернувшуюся возможность. Так что отныне Томас получал жалование два пенса в день и пользовался привилегией спать на собственном тюфяке в помещении для слуг в доме каноника, находившемся на территории собора.

Мысли коронера переключились на извечную болезненную тему. Его супруга Матильда приходилась сестрой шерифу. Женатый на ней вот уже шестнадцать лет, он достиг гармонии в браке благодаря своему почти постоянному отсутствию в доме из-за участия во всевозможных войнах. Но с тех пор, как в прошлом году он вернулся из злополучного крестового похода в Святую землю вместе с Ричардом Львиное Сердце, Джон прочно застрял в Эксетере вместе с Матильдой.

Поскольку у обоих супругов имелись свои недостатки; их отношения неуклонно ухудшались: они почти не разговаривали друг с другом, делая исключение лишь для того, чтобы обменяться взаимными упреками. Тем не менее Матильда приняла самое непосредственное участие в назначении Джона на эту должность, воспользовавшись влиянием своей семьи при неохотном содействии брата и его высокопоставленных церковных друзей – хотя, естественно, главной движущей силой ее поступков было стремление стать супругой важного королевского сановника.

Джон не мог решиться сразу дать согласие занять эту должность, хотя прочные военные связи с королем и его солдатом– юстициарием Хьюбертом Уолтером, делали его одним из наиболее вероятных кандидатов на этот пост. Однако, как только свободные граждане и члены парламента от Эксетера, поддавшись убеждению шерифа Девона, проголосовали в пользу создания института коронеров, Матильда сделала все от нее зависящее, чтобы ее брат преодолел свою неприязнь к ее мужу и поддержал его назначение. Де Ревелль и сам только-только успел вступить в должность шерифа, после того как на многие месяцы был отлучен от этого поста за связи с участниками восстания принца Джона. Хитроумный младший братец короля Ричарда воспользовался тем, что его брат, Львиное Сердце, находится в заточении в Австрии, и попытался захватить трон, но эта попытка окончилась сокрушительным поражением его сторонников.

Сначала планировалось назначить в графстве Девон трех коронеров, но к сентябрю удалось заполнить только две вакансии. В чем-то это объяснялось тем, что должность коронера не оплачивалась из королевской казны, а работа предстояла огромная, да еще в такой обширной и дикой местности. Собственно говоря, юстициарий даже издал указ, согласно которому должность коронера могли занимать только представители рыцарского сословия с доходом не менее двадцати фунтов год. Юстициарий исходил из предположения, что такие люди окажутся достаточно состоятельными и не станут присваивать деньги, предназначенные для королевской казны, как поступало большинство шерифов.

Вторым рыцарем был Роберт Фитцгоро, в обязанности которого входило отправление правосудия в сельской местности, главным образом на севере и западе графства, тогда как Джону достался Эксетер и более заселенный юг. Но за две недели до вступления в должность Фитцгоро упал с лошади на охоте и умер, оставив, таким образом, Джону в наследство весь Девон.

Хотя Матильде и удалось выдвинуть супруга в верхние эшелоны высшего общества графства, теперь она начала жаловаться на то, что обязанности коронера вынуждают его постоянно пренебрегать своим домом и ее обществом. Джон же вскоре обнаружил, что ему нравится его новая работа; более того, она позволяла ему избегать своей жены почти так же успешно, как и тогда, когда он принимал участие в бесконечных войнах. Она также давала ему полную свободу навещать своих многочисленных любовниц, особенно Несту, очень живую вдовушку из Уэльса, которая держала в Эксетере постоялый двор под названием «Буш».

Последней его мыслью перед тем, как благословенный сон сморил его в этом благоухающем жилище, был предстоящий через несколько дней визит Главного юстициария в Эксетер. Джон хорошо знал его, поскольку в Палестине Хьюберт Уолтер был первым заместителем Ричарда, и именно его король оставил во главе английской армии, после того как сам отплыл домой в сопровождении эскорта, в который входил и Джон.

Но свой грядущий приезд в Эксетер Хьюберт намеревался совершить в ранге главы англиканской церкви: за военные заслуги и талант администратора король назначил его архиепископом Кентерберийским.

И вот теперь, когда архиепископ наконец собрался с опозданием посетить свои епархии, он для начала намеревался завернуть в гости к Генри Маршаллу, епископу Эксетера и брату Уильяма Маршалла, самого могущественного барона в округе. Формально визит посвящался делам сугубо духовным, но на первый план неизбежно должна была выйти политика, а не исцеление заблудших душ в этой части королевства.

Но прежде чем Джон успел в сотый раз прокрутить в голове все эти соображения, сон неожиданно завладел им. Он негромко засопел, и ему снились мягкие руки и пышная грудь Несты.

Примерно в то же самое время, когда сэру Джону снилась его обожаемая любовница, его низкорослый секретарь заставлял себя пить, чего ему вовсе не хотелось, в сарае, который служил пристанищем деревенскому священнику.

За то короткое время, что он провел в свите коронера, Томас успел узнать, что одним из самых лучших источников информации о местных интригах всегда были тамошние священники. Как правило, ими зачастую оказывались бедные викарии: их отправляло в деревенские церкви уклоняющееся от отправления своих обязанностей привилегированное духовенство, которое наслаждалось жизнью и почти никогда не появлялось в собственных приходах. Оно предпочитало комфортабельное проживание в кафедральных городах, выплачивая скудное вспомоществование полуграмотным священникам за то, что те выполняли его обязанности.

Поэтому от лачуги старосты секретарь коронера сразу же направился к церкви, для чего ему пришлось перейти через утопающую в грязи дорогу, которая служила деревенской улицей. Дом Господень в Торре представлял собой второе по величине здание в деревне, а располагавшийся по соседству церковный амбар значительно превосходил его по размерам. Томас разглядел соломенную крышу церкви с простым деревянным крестом; лунный свет в просвете между быстро бегущими облаками хорошо освещал его. Подойдя ближе, он заметил с тыльной стороны здания пристройку, построенную из необработанных грубых деревянных досок. Сквозь трещины в ставне пробивались слабые лучики света, которые сказали ему, что священник, отправляющий службу в этом захудалом приходе, был на месте.

Спотыкаясь о разбросанный на тропинке мусор, де Пейн добрался до двери и забарабанил по грубым доскам. После продолжительной паузы он возобновил стук. На этот раз внутри послышалось чье-то невнятное бормотание, и неверными шагами к двери приблизился священник. Он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы подозрительно посмотреть в узкую щелочку: он не привык к визитам своих прихожан после наступления темноты, да и вообще в любое другое время, принимая во внимание ту нищету и заброшенность, в которой он прозябал.

Для таких случаев у Томаса уже была разработана специальная методика. Он быстро подтвердил свой религиозный статус, пробормотав на хорошей латыни подобающее приветствие и осенив себя крестным знамением. Озадаченный пастор, уже изрядно навеселе, с трудом распахнул дверь, пробурчав что-то невразумительное, что секретарь счел за приглашение войти.

Де Пейн протиснулся внутрь и обвел взглядом комнату, освещенную тусклым светом единственной свечи, явно оставшейся после возжигания на алтаре. Как и в жилище старосты, здесь почти совсем не было мебели, если не считать старого табурета для дойки, заменявшей стол каменной плиты, водруженной на два булыжника, и охапки соломы в углу, накрытой рваной рогожей, которая служила священнику постелью. В очаге в центре комнаты дотлевали угли, окруженные грязными горшками. Самыми заметными предметами были большой кувшин, стоявший рядом с табуреткой, и грязная глиняная кружка, наполненная красноватой жидкостью.

Чтобы усыпить подозрения, которые могли появиться у священника, Томас пустился в разглагольствования, заявив, что он – личный капеллан нового коронера, прибывшего для расследования смерти моряков, выброшенных на берег. Он заверил одурманенного винными парами местного служку, что он, Томас, прибыл сюда не для того, чтобы убивать его или завладеть его несуществующим имуществом. Тот дружелюбно махнул рукой в сторону табуретки, приглашая сесть, всунул еще одну грязную кружку ему в руку и налил в нее ярко-красной жидкости из кувшина. После чего сам со вздохом плюхнулся прямо на пол.

– Выпьем, брат, за встречу, – заплетающимся языком провозгласил он.

Томасу не пришлось долго ломать голову над тем, откуда у нищего священника образовался неограниченный запас хорошего французского вина: ответ казался очевидным, и он понял, что уже кое-чего достиг в своей шпионской операции, предпринятой на благо его господина. Он сделал вид, что пьет с жадностью, хотя спиртное его совершенно не интересовало. Воспользовавшись случаем, когда хозяин не смотрел в его сторону, он выплеснул большую часть своего напитка в камыш на полу. Томас намеревался сохранить ясность рассудка, чтобы уговорить священника поделиться с ним секретом об источнике своих запасов. Разговор, впрочем, оказался малопродуктивным. Священник, жалкое подобие человека, с желтой кожей и налитыми кровью глазами, впал в мрачное состояние духа. Оставалось только гадать, было ли это следствием долгих лет, проведенных в ссылке в забытой Богом деревушке, или результатом хронического алкоголизма. Томас рассудил про себя, что же было следствием, а что причиной: то ли священник пил оттого, что застрял здесь, то ли его сунули в эту дыру из-за чрезмерного пристрастия к спиртному. Как бы то ни было, тот явно избрал путь медленного самоубийства, поглощая алкоголь в неограниченных количествах.

Томас попытался выудить у него хоть какие-то подробности о кораблекрушении и утонувших моряках, но священник, чьего имени он так и не узнал, оказался в тот день «недееспособным». Он ничего не знал об этом деле, и его даже не попросили прочитать молитву над умершими, когда их хоронили в песке. Когда Томас поинтересовался, не знает ли он, как назывался корабль, тот пробормотал, что староста приволок обломок доски, на котором были вырезаны какие-то слова, но, поскольку с грамотой у него обстоит неважно, то расшифровать их он не смог. Томаса совсем не удивила неграмотность человека духовного сословия: хотя предполагалось, что священники должны уметь читать и писать, многие из них едва могли нацарапать собственную подпись.

Священника вскоре утомили расспросы де Пейна, и он неуверенно поднялся с пола, на котором сидел, прихватив с собой опустевший кувшин. Неверными шагами он направился к дыре в задней стене, которая вела в крохотную пристройку. Наклонившись, он протиснулся в отверстие, неловко гремя чем-то – чем именно, Томасу не было видно. Осторожно ступая по разбросанному на полу камышу, он подошел к дыре и заглянул внутрь. Глазам его предстал небольшой бочонок, вероятно самый чистый предмет во всей хибаре. Крышка была выбита, и священник как раз окунал пустой кувшин в его темно-красное содержимое.

Внезапно он ощутил присутствие секретаря у себя за спиной, и его худое лицо осветилось виноватой улыбкой.

– Дар от моих прихожан. – Он захихикал, нетвердой рукой расплескивая вино по полу. – То ли еще будет! – добавил он, подмигнув.

Шатаясь, он ввалился в комнату вместе со своим кувшином, и Томасу опять пришлось устраивать представление с выпивкой.

Хвастливое заявление викария о том, что где-то припрятан еще изрядный запас спиртного, подстегнуло любопытство Томаса, и при первой же возможности он удрал, решив продолжить шпионские поиски.

Стоя снаружи, в темноте, на пронизывающем холодном ветру, он принялся размышлять, где же могли находиться украденные товары. Самым очевидным местом – пожалуй, даже слишком очевидным – был церковный амбар, где хранилась принадлежащая церкви десятина всех произведенных в деревне товаров и продуктов.

Амбар высился рядом с лачугой священника, подавляя ее своими размерами, и Томас очень осторожно двинулся к нему: луна выбрала этот момент, чтобы скрыться в облаках. Ощупывая руками грубые доски и плетенные из прутьев стены, он на ощупь пробирался к воротам, которые были достаточно высоки, чтобы в них могла пройти запряженная волами повозка.

Он нащупал засов, которым запирались две шаткие половинки ворот, и приподнял его из пазов. Скрип отворяемой двери потонул в шуме ветра, и Томас проскользнул в образовавшуюся щель. Внутри было совершенно темно, хоть глаз выколи, и он вслепую двинулся вперед, выставив перед собой руки. Овес давным-давно был продан на рынке, так что в амбаре оставались только сено и корнеплоды на корм скоту, хотя деревенские жители, которые к концу зимы часто оказывались на грани голодной смерти, в феврале не брезговали наведаться сюда за турнепсом.

Добравшись до тюков с сеном, сложенных у стены до самого потолка, секретарь начал слепо шарить по сторонам, и тут, словно в ответ на его невысказанную молитву, из-за туч снова выглянула луна. Стены амбара змеились трещинами и провалами, сквозь которые неясный лунный свет освещал его внутренности. Глаза Томаса к этому моменту уже вполне привыкли к темноте, и он повалился на сладко пахнущее сено, погрузив в него обе руки, и быстро переползая с места на место. У самой стены его пальцы наткнулись на что-то твердое. Вскоре он понял, что обнаружил ряд бочек и ящиков разных форм и размеров, выстроенных вдоль стены и небрежно прикрытых тонким слоем сена. Он насчитал по меньшей мере полдюжины, включая несколько деревянных ящиков.

Луна продолжала светить, и Томас подбежал к насыпанной куче турнепса, но для того чтобы разгрести ее и посмотреть, нет ли чего внизу, понадобилось бы слишком много времени и усилий.

Но тут свет угас так же внезапно, как и появился, и ему пришлось прекратить свои поиски. Секретарь был чрезвычайно доволен своей находкой, справедливо полагая, что она изрядно улучшит отношение к нему строгого и сурового коронера. Он вновь забросал бочки сеном, чтобы скрыть следы своей шпионской деятельности, выскользнул из амбара и направился к дому старосты.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю