Текст книги "Чаша с ядом"

Автор книги: Бернард Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

* * *

Очередное заседание суда графства, происходящее один раз в две недели, должно было состояться на следующий день, в пятницу, поэтому первую половину дня Джон провел в своей крошечной конторе, заставив Томаса еще раз просмотреть представленные к рассмотрению дела.

Хотя председательствовал на таких заседаниях обычно шериф, не считая тех случаев, когда в город прибывал Королевский суд, коронер по ряду причин финансового или административного характера имел право присутствовать на слушаниях – и обычно им пользовался.

Поскольку читать он так пока и не научился, ему приходилось полагаться на Томаса: тот записывал все вопросы по мере их возникновения, а потом пересказывал их ему в суде. Пока сгорбленный секретарь монотонно бубнил список наложенных штрафов, произведенных арестов, перечень охранников, которые должны были присутствовать вовремя заседания, и всякой всячины, требовавшей внимания коронера; Гвин стоял у окна, тщательно подправляя края их мечей, лежащих на мягком песчанике подоконника. Он жалел, что теперь ему редко выпадает возможность помахать клинком, особенно в сравнении с прежними временами, когда они с сэром Джоном частенько оказывались в самой гуще схватки, но он все равно внимательно следил за своим мечом в надежде, что подвернется какая-нибудь нечаянная драка.

Через несколько мгновений, пока коронер со своим секретарем все еще разбирались со списком дел для суда, равномерное движение меча Гвина по оселку было прервано долетевшими снизу криками. Из узкого оконного проема даже при полностью открытых ставнях можно было разглядеть всего лишь несколько ярдов дороги, ведущей к подъемному мосту внизу. Протестующие крики и команды солдат привлекли его внимание к плотной группе людей, которые быстро миновали доступное ему для обозрения пространство.

Корнуоллец, чьи непокорные рыжие кудри выглядели как растрепанный ураганом стог сена, повернулся к коронеру.

– Очень странно. Габриэль и двое его людей только что приволокли двух подмастерьев из мастерской Фитцосберна, и я совершенно уверен, что с ними были и молодой Эдгар, и его учитель-аптекарь.

Де Вулф резко поднял голову.

– Приволокли? Ты хочешь сказать, их привели под стражей?

– Похоже на то, если судить по шуму, который они подняли.

Джон поднялся на ноги и подхватил свою мантилью со стола.

– Что еще задумал этот идиот? Может статься, именно это он и имел в виду сегодня утром, когда говорил, что ему нужно обратить внимание на другие обстоятельства, – Он накинул плащ на плечи и направился к лестнице. – Лучше пойдем со мной, Гвин, а ты проверишь остальное завтра, Томас. Я должен посмотреть, какую новую пакость придумал шериф.

Они последовали за узниками до подвала главной башни замка и обнаружили их всех, согнанных вместе, в холодной и мрачной комнате перед решетчатыми воротами в темницу. Это место, с заплесневелым запахом промозглой сырости и струйками воды, сбегающими по зеленым стенам, живо напомнило Джону пещеру, в которой ему как-то пришлось скрываться во время французской кампании. В задней части низкого помещения, под одной из сводчатых арок, жирный тюремщик Стиганд подбрасывал дрова в огонь.

Командовал группой сержант-пристав, который явно чувствовал себя; не в своей тарелке, зная о разных взглядах на это дело коронера и шерифа.

– Сэр Ричард лично отдал приказ привести их сюда, коронер, менее часа назад, – извиняющимся тоном произнес он.

Только один из четверых задержанных, Эдгар из Топшема, осмелился протестовать, и Гвин узнал его голос, он слышал его еще из окна. Эдгар безуспешно пытался освободиться от хватки державшего его солдата, и его растрепанные волосы лезли ему в глаза больше обычного.

– Он пообещал моему отцу, что все закончено! – закричал он Джону. – Вот уже второй раз шериф распорядился приволочь меня сюда. Чего он надеется этим добиться?

Позади них раздался голос – это вошел незамеченным Ричард де Ревелль, в сопровождении Ральфа Морина, констебля замка.

– Я надеюсь добиться правды, потому что терпение мое иссякло, и уговоры ни к чему не привели. – Он повернулся к коронеру. – Тот факт, что госпожа Риффорд не смогла подтвердить несправедливые обвинения, выдвинутые против Годфри Фитцосберна, а также сведения, которые вы сообщили мне о находящемся здесь аптекаре, укрепили мою решимость прибегнуть к более действенным методам.

Его слова зловещим эхом раскатились по сырому подземелью.

– Не понимаю, чего вы надеетесь добиться, когда нет никаких явных доказательств, – бросил Джон, который, похоже, уже слишком хорошо представлял себе, что задумал шериф.

– Я надеюсь добиться признания, коронер! Ваши методы расследования преступлений, которые захлестнули Эксетер на прошлой неделе, не дали никаких результатов. Так что теперь позвольте мне попытаться сделать по-своему.

Он высокомерно обернулся к двум рабочим из мастерской Фитцосберна, которые старались спрятаться за спинами аптекаря и его ученика. Дурные предчувствия, посетившие их нынешним утром, когда в мастерскую приходили представители закона, похоже сбывались с ужасающей быстротой.

– Альфред и Гарт, так, мне помнится, вас зовут, – угрожающе начал шериф, – я подозреваю вас, каждого по отдельности и обоих вместе, в надругательстве над Кристиной Риффорд. Вы признаетесь в совершении этого преступления?

Оба разразились негодующими восклицаниями, все отрицая, Альфред даже упал на колени на холодный, скользкий пол, умоляющи воздев руки над головой. Шериф нетерпеливо махнул стражникам, и те заставили двоих мужчин замолчать, рывком подняв старшего из них на ноги, а грубияна Гарта огрели по голове дубинкой, чтобы тот закрыл рот.

– Отлично, посмотрим, может, мы сумеем немножко развязать вам языки. Но сначала я займусь тобой, Эдгар из Топшема.

По знаку Морина Габриэль подтолкнул вперед ученика аптекаря, так что тот очутился прямо перед де Ревеллем. Он уже начал было, как всегда, громко протестовать, но шериф рукой в перчатке ударил его по лицу.

– Молчать, мальчишка, когда я с тобой разговариваю. Твоего отца здесь нет сейчас, чтобы угрожать мне.

Джон, молча наблюдавший за поведением своего шурина, почувствовал, что тот сам создает себе проблемы, разве что он знал нечто, неизвестное Джону, в чем тот сомневался.

– Я уверен, что наш серебряных дел мастер был отравлен, чтобы там ни говорил лекарь, и очень скоро я еще вернусь к этому. Он не умер только благодаря нашим добрым братьям из больницы монастыря Святого Джона, но попытка убийства влечет за собой такое же наказание, как и удавшееся покушение. – Де Ревелль подался вперед, чтобы лицо его оказалось ближе к лицу Эдгара – молодой человек был почти такого же роста, как шериф, так что они буквально стояли вплотную друг к другу. – Я думаю, что это ты дал яд Фитцосберну, ты, который неоднократно угрожал ему, публично заявлял о том, что желаешь ему смерти, и набросился на него на пороге его собственного дома. – Голос его поднялся до громового крещендо, эхом отражаясь от холодных каменных стен. – Кто еще лучше тебя подходит на роль убийцы, а?

Эдгар вновь принялся все отрицать, но на этот раз в голосе его зазвучала истерическая нотка – он понял, к чему все идет. Но солдат, стоявший позади него, ударил его под колени, и юноша распростерся на полу перед шерифом.

Ричард отступил на шаг и посмотрел вниз на молодого человека.

– Если ты откажешься признаться, закон дозволяет мне применить реinе forte et dure – пытку тяжелым грузом, чтобы освежить твою память, и не надо быть большим грамотеем, чтобы понять, что это значит.

Эдгар, стоя на четвереньках в грязи, поднял голову, и на лице его отразился ужас, он не верил своим ушам.

– Вы не можете пытать меня – мой отец подаст петицию королю, он сам вам так сказал.

– Король далеко, за морем. Твоему отцу потребуется не один месяц, чтобы добраться туда и найти его – если он вообще вернется, поскольку, похоже, его корабли имеют тенденцию тонуть. А мы с тобой находимся здесь и сейчас. У меня нет нескольких лишних месяцев.

Джон почувствовал, что пришло время вмешаться.

– Попытка убийства является уголовным преступлением, как и изнасилование. Вы не можете взять на себя ответственность решать этот вопрос методом упрощенного судопроизводства.

Ричард только злобно оскалился в ответ:

– Неправильно, сэр коронер! Фитцосберн подал иск на Эдгара за попытку лишить его жизни, и это дело будет завтра рассмотрено в суде графства. Никакие присяжные с функциями расследования и предания суду не обратились к королевским судьям с просьбой рассмотреть это дело, так что оно не касается короны. И сегодня я не пытаюсь решить дело испытанием, я просто стараюсь получить показания и улики с помощью общепризнанного метода пытки тяжелым грузом. Так что это не твое дело, Джон, разве только ты решишь вызвать его на судебный поединок или объявишь его вне закона, если он попытается сбежать. – Шериф с победным видом отступил на шаг.

Джон отчаянно старался придумать что-нибудь, но не мог найти законного возражения, даже несмотря на то, что королевские чиновники с большим неудовольствием относились к тому, что их полномочия нарушаются с помощью местных древних законов.

Де Ревелль махнул рукой в сторону Стиганда и его костра.

– Отведите его туда. Эта отвратительная старая свинья уже должен скоро раскалить свои железки, чтобы добиться желаемого.

Солдаты поволокли уже не протестующего, а просто вопящего от ужаса Эдгара под арку, туда, где жирный тюремщик, пыхтя он натуги, совал тяжелые железные прутья в самый огонь.

Шериф принялся расхаживать по комнате, оставив двух подмастерьев серебряных дел мастера дрожать в ожидании собственной ужасной участи, стоя между своими стражами. Николас из Бристоля, который не произнес ни слова с того самого момента, как его привели в замок, побледнел, но, тем не менее, равнодушно взирал на происходящее, и из уголка его перекошенного рта безостановочно струилась слюна.

У костра Ральф Морин что-то тихо втолковывал своему сержанту, потом оба подошли и негромко заговорили с шерифом, который нетерпеливо качнул головой. Подобно де Вулфу, Морин считал сегодняшнюю затею бессмысленной и вредной – не потому, что он имел что-либо против пытки как таковой, поскольку это был освященный веками метод поддержания закона, а потому, что считал ошибкой применять ее к сыну такого влиятельного человека, как Джозеф из Топшема.

Габриэль, повинуясь команде своего начальника, подошел вплотную к Эдгару и одним движением разорвал его тунику от шеи до пояса, спустив лохмотья с плеч юноши.

Эдгара, теперь уже истерически визжащего и вырывающегося из рук двух солдат, которые равнодушно удерживали его за локти, подтолкнули ближе к огню, Стиганд вытащил из костра прут и с профессиональным интересом принялся изучать раскаленную докрасна крестовину. Он плюнул на нее и с явным одобрением выслушал резкое шипение.

– Я спрашиваю тебя снова и в последний раз, Эдгар из Топшема, – нараспев протянул шериф, – ты признаешься в отравлении Годфри Фитцосберна?

– Да поможет мне Господь! Как я могу признаться в том, чего не совершал? – пронзительно выкрикнул молодой человек, видя, как внушающий омерзение тюремщик, удовлетворенный накалом своего прута, приближается к нему, нацелившись в грудь раскаленной крестовиной.

– У нас много железа – и костер горит хорошо, – небрежно заметил Ричард.

Клеймо оказалось уже так близко к телу молодого человека, что волоски у него на груди завернулись от жара, когда позади раздался крик:

– Стойте! Это не он. Он ничего не знает об этом!

Стиганд заколебался, и шериф сделал ему знак отойти. Все дружно обернулись и посмотрели в сторону входа, где между двумя стражниками стоял Николас из Бристоля.

– Отпустите Эдгара. Я признаюсь в отравлении – и во многом другом.

* * *

В сгущающихся сумерках Джон вышагивал рядом с Нестой по верху городской стены, протянувшейся между башнями Южных и Водных ворот. После трудного дня на постоялом дворе ей захотелось подышать свежим воздухом, и они прогуливались по бастиону за зубчатой стеной, подобно юным влюбленным, держась за руки. Погода улучшилась, и, хотя по-прежнему было холодно, в облаках на западе появились разрывы, сквозь которые заходящее солнце окрашивало горизонт в розовые тона. Неста намотала на голову зеленый шарф и надела толстую тускло-коричневую шерстяную накидку до пят.

– Они повесят его конечно? – спросила она, когда они остановились полюбоваться закатом.

– Скорее всего – а может быть, предложат ему, судебный поединок либо испытание огнем или водой. Кто-то все равно лишится жизни, так или иначе, – согласился Джон, обнимая ее за талию. – Но ситуация сама по себе странная, и все зависит от того, что случится с Фитцосберном.

Несколько мгновений они стояли молча, глядя вниз на огороды, принадлежавшие обитателям Роклейна. Справа от них высилась громада собора, а внутри городских стен дома всех форм и размеров, сбившиеся в кучи, выбрасывали струйки дыма в вечернее небо, пронзенное шпилями четырнадцати церквей.

– Не понимаю я всего этого, Джон, – наконец произнесла Неста.

Он принялся объяснять ей все сложности происшедшего:

– Предположительно серебряных дел мастер собирался подать иск против Эдгара за покушение на убийство, как заявил де Ревелль, хотя я не знаю, можно ли ему верить. Потом, когда Эдгар уже готов был под угрозой пытки раскаленным железом сделать ложное признание, Николас не выдержал и признался.

Неста сжала его руку.

– Должно быть, он был очень привязан к юноше, раз отдал за него жизнь.

– Мне кажется, многие ученики пробуждают отцовские чувства в своих учителях. Как бы то ни было, чертов шериф оказался в выигрыше – он заявил, что был уверен: Николас признается до того, как Эдгара начнут пытать, но я опять ему не верю. Я считаю, что Ричарду просто повезло: ведь если бы он заклеймил Эдгара каленым железом, Джозеф вышел бы из себя и причинил массу неприятностей де Ревеллю. – Он умолк и крепче прижал Несту к себе. – Если бы аптекарь промолчал, Эдгар признался бы в том, чего не делал; и был бы осужден. Теперь вместо него у шерифа есть Николас, но; думаю, шерифу все равно, кто виноват на самом деле, лишь бы только обвиняемый был у него в руках.

Они повернулись и посмотрели поверх зубчатых крепостных стен на юг и на восток, за пределы города. Стоя на высоте почти тридцати футов, они могли видеть на несколько миль окрест, и взгляд их устремился к дорожной развилке на Топшем и Хонитон. Прямо под ними обнесенные изгородями поля спускались в небольшую долину Щитбрук (Вонючий ручей.), названную так еще во времена древних саксов из-за сточных вод, вытекающих из-под стены и впадающих в ручей.

– В чем именно признался Николас, Джон? – спросила Неста.

– Он сказал, что всыпал экстракт аконита в вино, которое отдал Фитцосберну. Оно должно было убить его, но, вероятно, тот выпил недостаточно.

Возлюбленная Джона слегка вздрогнула, то ли от холода, то ли при мысли о том, каково это – быть отравленным.

– Получается, его так называемый тест на яд оказался фальшивым?

Джон криво улыбнулся.

– Это камешек в мой огород, любовь моя. Только такой идиот, как я, мог отнести предполагаемый яд на анализ к отравителю!

– Значит, он не давал его ни кошке, ни крысе, – сказала она.

– Нет, и его драматический жест, когда он выпил подозрительное вино, тоже был чистой воды притворством. Естественно, он заменил отравленное вино в кубке нормальным.

– Но ведь он же не мог знать, что серебряных дел мастер придет к нему в лавку в тот день, – возразила она.

– Должно быть, он просто воспользовался представившейся возможностью. Аптекарь ненавидел мастера, и тут ему подвернулся случай избавиться от него. Смерть могли приписать последствиям раны на шее, и в этом случае вся вина легла бы на Хью Феррарса. Я уверен, что Николасу и в голову не могло прийти, что во всем обвинят его ученика.

Они прошли еще немного в сторону Южных ворот, под ними лежали поля Саутернхэй.

– И ты говоришь, он сделал это потому, что Фитцосберн шантажировал его?

С востока налетел внезапный порыв ветра, и Джон поглубже натянул на голову кожаный капюшон своего плаща. Остроконечный капюшон уравновешивал его большой крючковатый нос, и от этого коронер еще сильнее напоминал хищную птицу.

– Все было так. Николас утверждает, что Фитцосберн – отец ребенка Адели. Он соблазнил ее, когда она пришла заказывать украшения на свадьбу. Николас говорит, что он хвастался, будто Адель вовсе не была влюблена в Хью Феррарса, что это был брак по расчету, который навязал ей ее отец.

– Если Фитцосберн соблазнил одну из своих клиенток, наверняка можно предполагать, что то же самое случилось с Кристиной? – обеспокоенно спросила Неста.

Коронер пожал плечами.

– Это совсем другое дело. Господь свидетель, нас ждут крупные неприятности, когда первая часть признания Николаса станет известна семейству Феррарсов и де Курси – и неважно, правда это или ложь!

Они дошли до массивной башни, сложенной из красного кирпича, – боковой части Южных ворот, под которой разместилась городская тюрьма. Вместо того чтобы спуститься по ступенькам на землю, Джон и Неста повернули и медленно двинулись в обратный путь.

– Я все равно не могу взять в толк, почему Николас хотел убить Фитцосберна? Он кажется таким слабым, беззащитным человечком, совсем как его ученик.

– Когда Адель по совету Бородатой Люси пришла к Николасу, тот отказался делать ей аборт. Аптекарь сказал ей, что в прошлом у него были из-за этого жуткие неприятности и что он поклялся больше никогда не помогать женщинам в таком положении.

– И что же случилось дальше?

– Адель в отчаянии отправилась к Фитцосберну и сказала ему, что, если у нее родится ребенок– или что если ее беременность станет заметна, а это должно было вскоре произойти, – разразится шумный скандал, который наверняка погубит не только ее, но и его. Скорее всего, он лишится жизни, если она хоть немного разбирается в характере Феррарсов, заявила Адель. Поэтому Годфри наведался к Николасу и пригрозил аптекарю, что расскажет о его прошлом и разорит, если тот не сделает Адели аборт. – Неста остановилась и повернулась к Джону, просунув руки под его накидку и спрятав лицо у него на груди.

– Как он мог разорить его? – спросила она приглушенным голосом, по-прежнему тесно прижимаясь к нему.

– В течение долгого времени Николас пытался выдвинуться на первые роли в гильдии аптекарей, но Фитцосберн, будучи старшим гильдейским мастером в Девоне, противился этому. Он даже хотел вообще добиться его исключения из гильдии, а это означало бы, что Николас больше не смог бы заниматься своим ремеслом.

Она оторвала от его груди свое милое круглое личико, все еще прижимаясь к нему. Как приятно было ей вырваться из таверны и целиком заполучить Джона в свое распоряжение! Нынешний флирт с мужчиной живо напомнил ей беззаботные дни молодости, хотя это было не так давно– каких-нибудь десять лет назад. Неста попросту тянула время, заставляя его рассказывать всю историю: будучи от природы весьма любопытной особой, она очень хотела услышать ее.

Джон крепче обнял ее и продолжил свое повествование:

– Решая, достоин ли Николас быть членом гильдии, Фитцосберн обратился за советом ко всем остальным мастерам в западной части Англии. Он обнаружил, что лекаря вынудили покинуть Бристоль несколько лет назад, потому что на него пало подозрение в совершении абортов.

– И Николас во всем этом признался? – Неста не могла поверить своим ушам.

– У него не оставалось выбора. Он понимает, что обречен, так что ему даже хочется излить душу. Фитцосберн обнаружил, что аптекарь сбежал из Бристоля; чтобы не отвечать за вред, который он причинил некоторым женщинам и их семьям – а также от недовольства и гнева своих собратьев по профессии. Год или два он где-то отсиживался, а потом появился здесь, в Эксетере;

Его спутница вздрогнула снова, и они зашагали к лестнице возле Водных ворот.

– Получается, что если бы Николас отказался помочь Адели, Годфри угрожал сделать достоянием гласности его прошлые грешки в Бристоле? – заметила она.

– Да, у него не было выбора. Хотя, если учесть, что я видел в его аптеке эти палочки вяза, я склонен полагать, что Николас не так уж невинен, как хочет казаться. Может быть, он помогал и другим женщинам в Эксетере. Ну, как бы то ни было, попытка оказалась неудачной, и Адель умерла, что дало Фитцосберну еще большую власть над ним.

– Что же на самом деле случилось с бедной Аделью?

– Николас не слишком-то охотно распространялся на эту тему, но, похоже, у нее почти сразу же началось сильное кровотечение. Она пришла к нему в аптеку после того, как он отослал Эдгара домой на ночь. Аптекарь подчеркнул этот, факт, чтобы снять с парня любые и всяческие подозрения, и я ему верю.

– А как тело попало во двор церкви Святого Варфоломея?

Они начали спускаться по ступенькам, Джон шел впереди, чтобы поддержать ее, если она поскользнется на неровных камнях. Он ответил:

– По словам аптекаря, женщина умерла от кровотечения в течение примерно часа. Он подождал до полуночи, потом вывел из конюшни в саду своего пони и погрузил на него тело, завернутое в одеяло. Он проехал по маленьким улочкам Бретэйна, где люди не склонны задавать лишние вопросы, а потом свалил тело под стену церкви Святого Варфоломея.

В молчании они прошли между двумя огородами на Прист-стрит и далее на Айдл-лейн, где их приветливо дожидалась сложенная, из сосновых бревен гостиница под соломенной крышей.

– Что сталось с Эдгаром после всех треволнений сегодняшнего дня? – спросила хозяйка постоялого двора, когда они остановились у дверей ее дома.

– Его освободили, и он пошел домой к отцу. Он был безутешен оттого, что Николас уже никогда не выйдет из тюрьмы, разве только для того, чтобы отправиться к месту казни.

– А Фитцосберн? Что будет с ним?

Джон последовал за Нестой в теплое нутро дома и помог ей освободиться от накидки.

– Я даже не уверен, что он совершил что-либо противозаконное. Вероятно, то, что он вынудил Николаса сделать аборт, и можно считать преступлением, но он сможет отрицать это, если пожелает. Других доказательств, кроме слов лекаря, у нас нет.

– Похоже, шерифа отнюдь не беспокоит наличие или отсутствие доказательств, – с сарказмом заметила Неста. Она пошла вперед к столу у огня и сделала знак Эдвину принести эль. В таверне сидело несколько завсегдатаев, но после суеты, которую принес с собой визит архиепископа, в зале в этот ранний вечерний час было тихо.

Они сидели и разговаривали еще некоторое время, и посетители уже были в курсе драматических событий, непосредственно касавшихся самого известного городского лекаря, – Джона всегда изумляла скорость, с которой по Эксетеру распространялись новости и слухи.

Когда за окнами стемнело, он неохотно встал из-за стола, почти касаясь головой грубо оструганных балок, поддерживающих второй этаж.

– Мне пора отправляться, Неста, – произнес он на смеси корнуолльского и валлийского, на которой они всегда разговаривали, оставаясь вдвоем. – Сегодня на ужин Мэри приготовит вареную телятину, и моя дражайшая супруга уже сгорает от нетерпения – ей хочется поскорее услышать последние новости из уст непосредственного участника событий.

Она проводила его до двери, он поцеловал ее на прощание и направился в сгустившихся сумерках к дому на Мартин-лейн и к семейному счастью.