Текст книги "Чаша с ядом"

Автор книги: Бернард Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Ты где, Стиганд, жирный урод?

Послышались звяканье ключей и невнятное бормотание, после чего грязный, невообразимо тучный мужчина, одетый в поношенную рабочую одежду, шаркающими шагами приблизился к решетке с другой стороны, вглядываясь сквозь нее в посетителей.

– Кто там? – требовательно спросил он.

– Это коронер – или ты настолько пьян, что уже ничего не видишь? – резко ответил ему Джон. Стиганд, сакс, ранее работавший забойщиком скота на бойне, не принадлежал к числу его друзей. – Впусти нас, я хочу поговорить с Эдгаром из Топшема.

Что-то ворча себе под нос, тюремщик отпер решетчатые ворота и распахнул их, на что ржавые петли отозвались протестующим скрипом. Задыхаясь и с трудом перемещая свое громоздкое и неповоротливое тело, он отступил назад в темный проход за воротами.

– Он здесь, слева, – пробурчал тюремщик, махнув связкой ключей в сторону.

По обе стороны прохода тянулись шесть или семь узких дверей, которые вели в крошечные камеры. В дальнем конце располагалась камера побольше, куда загнали человек двенадцать заключенных. Джон узнал старосту и двух мужчин из Торра, которые уставились на него с нескрываемой злобой.

Он махнул рукой в сторону камеры по левую сторону от них.

– Открой ее, черт тебя побери! – скомандовал он, и тюремщик медленно отпер и распахнул дверь. Внутри на каменной плите, заменявшей кровать, отрешенно сидел Эдгар, а над головой у него зияла узкая щель, сквозь которую на грязную и вонючую солому на полу падал тоненький лучик света. Единственным предметом мебели было кожаное ведро.

Ученик аптекаря вскочил на ноги и бросился на шею своему отцу, потом судорожно стиснул руку Эрика Пико, к которому относился, как к родному дядюшке. Последовали бессвязные восклицания и обмен словами. Эдгар громко заявил о своей невиновности, а двое других проклинали и Ричарда де Ревелля, и Фитцосберна.

Когда волнение несколько поутихло, коронеру удалось вставить несколько слов.

– Имеешь ли ты какое-либо отношение к отравлению Фитцосберна, если оно послужило причиной того, что он потерял сознание? – сурово спросил он.

Эдгар, грязный и взъерошенный после стольких часов, проведенных в тюрьме, горячо отрицал свою вину.

– Конечно лет, сэр Джон! Я хотел бы, чтобы он умер, признаю, но я предпочел бы убить его в открытом бою, а не отравить ядом, – это противоречит моей клятве аптекаря! Последовали еще уверения в том же духе, и на Джона не могла не произвести впечатления искренность долговязого ученика аптекаря. Но тут, к большому удивлению коронера, в проходе послышался лязг ножен, и в камеру в сопровождении сержанта Габриэля вошел шериф.

– Я услышал, что вы здесь, и пришел удостовериться, что здесь не происходит ничего противозаконного, – высокомерно заявил Ричард.

Его слова не подействовали на Джозефа из Топшема, который вплотную подступил к де Ревеллю и ткнул его в грудь.

– Что это за ерунда, Ричард? Ты не имеешь никакого права обвинять моего сына, не говоря уже о том, чтобы волочь его в тюрьму, как обычного уголовника. Где у тебя доказательства?

Шериф чуточку сник, поскольку судовладелец из Топшема был влиятельным человеком в торговой среде. Но решил все-таки не сдаваться.

– Несколько дней назад он напал на Фитцосберна и угрожал убить его. Будучи неопытным юнцом, он не мог сделать этого открыто, и потому прибегнул к своему искусству лекаря, чтобы избавиться от него тайно.

Джозеф упер свою седую бороду чуть ли не в самое лицо Ричарда.

– Чушь! Это чистой воды домыслы, чтобы облегчить себе задачу. Скажи ему, Джон, что обнаружил аптекарь;

Не без некоторого удовлетворения де Вулф сообщил, что Николас испытал еду и вино на животных, даже сам допил остатки вина, причем безо всяких неприятных последствий.

– И он, и брат Саульф из больницы монастыря Святого Джона говорят, что это мог быть апоплексический удар, вызванный естественными причинами, – заключил он.

Ричард покраснел, начал было задираться и возмущаться, но Джон кивком головы пригласил его выйти из камеры, взял за плечо и отвел на другой конец сырого и промозглого прохода.

– Есть еще кое-что, дорогой шурин, о чем им пока лучше не знать. У меня есть причины полагать, что Николас из Бристоля и есть человек, сделавший роковой аборт, от которого умерла Адель де Курси. Если он совершил одно преступление, то его легче заподозрить и в другом. – Сам коронер в это не верил, но не видел причины, по которой нельзя было бы воспользоваться этим предположением, чтобы хотя бы на время отвести угрозу от Эдгара.

Шериф уставился на Джона, который буквально слышал, как вертятся шестеренки в голове его шурина, сопоставлявшего полученные сведения с тем, что произошло с Феррарсами и де Курси.

– Это необходимо тщательно расследовать, – промямлил в конце концов он.

Они вернулись в камеру, и Джозеф незамедлительно перешел в атаку.

– Если ты не освободишь моего сына и не отменишь свою угрозу пытками вырвать у него признание, я обращусь к самому королю, где бы он ни находился. Я воспользуюсь одним из своих собственных кораблей, чтобы отправиться во Францию и вручить петицию ему лично – и я откажусь платить тебе все налоги, а мои корабли больше не будут экспортировать шерсть из Девона, даже если это разорит меня. Зато тебе точно придет конец, когда наступит время отчитаться перед лордом-канцлером в Вестминстере о том, почему упали доходы графства! И я лично обращусь с просьбой об аудиенции к Главному юстициарию, чтобы рассказать, почему я так поступил.

Ричард понял, что купец говорит совершенно искренне. Не только взимание налогов окажется под угрозой, если прекратится перевозка грузов через Ла-Манш, но и Ричард потеряет свои деньги, поскольку, подобно де Вулфу и многим другим, он имел значительный собственный интерес в экспортной торговле шерстью, которая служила основой местной экономики. Так что ему оставалось только попытаться сохранить лицо.

– Это заявление аптекаря, вкупе с другими сведениями, которые я только что получил, позволяют мне в данный момент проявить определенную снисходительность. Вы можете забрать своего сына, но он не должен покидать Эксетер до окончательного разрешения этого дела.

Он повернулся на каблуках и зашагал прочь, неестественно расправив плечи; его острая бородка торчала, как нос корабля. Габриэль последовал за ним, незаметно подмигнув Джону.

* * *

Когда арьергард кортежа юстициария скрылся за поворотом Магдален-стрит, которая вела из города на восток, жители Эксетера, кажется, издали общий вздох облегчения, и жизнь начала возвращаться в привычную колею. Шериф и констебль, взяв с собой добрую половину гарнизона, отправились сопровождать кавалькаду высокого гостя до самого Хонитона, но к полуночи собирались вернуться обратно.

Тем временем перед коронером встала необычная задача, которую ему предстояло решить после полудня, причем в первый раз. Остатки груза с корабля «Морская Мэри» были доставлены повозками из Торра и переданы на хранение на склад в гавани у Морских ворот.

В качестве коронера он являлся также и уполномоченным по последствиям кораблекрушения, в его обязанности входил осмотр остатков судна (что он уже проделал в Торбее), даже если эти остатки представляли собой всего лишь несколько досок. Потом он обязан был потребовать передачи всего спасенного имущества в пользу короны, оценить его и созвать жюри, чтобы определить, куда должны будут поступить доходы – хотя для себя Джон уже решил, что вернет груз его очевидным владельцам.

– А что там с убийством моряков? – поинтересовался Гвин, пока они шагали из «Буша» к гавани, а за ними с трудом поспевал на своих коротеньких ножках Томас.

– К данному вопросу оно не имеет отношения, – ответил Джон. – Это было чистой воды убийство и, поскольку виновные известны, полагаю, что должен предоставить это дело шерифу, ведь они уже находятся в его тюрьме. Все, что мне остается сделать, это зарегистрировать их повешение и конфисковать имущество, так как они являются уголовными преступниками.

Он по-прежнему испытывал некоторое внутреннее неудобство, поскольку, согласно закону, правонарушители из Торра должны были содержаться в тюрьме до тех пор, пока в Эксетере не состоится выездная сессия суда присяжных. И только потому, что он вроде бы пообещал Хьюберту Уолтеру польстить самолюбию шерифа, Джон намеревался передать преступников в руки де Ревелля. Он утешал себя тем, что какая бы судебная процедура ни была к ним применена, их все равно наверняка повесят.

Они достигли гавани и отправились инспектировать груз. Бочонки с вином и ящики с сушеными фруктами, общим числом около сорока, были сложены в сарае под соломенной крышей, поблизости от причала ниже по течению от Экс-айленда. Как портовый город Эксетер намного уступал Топшему в объеме грузооборота: он был расположен выше по реке, где глубина была настолько незначительной, что даже во время самого высокого прилива в гавань могли заходить только небольшие суда. Поэтому большая часть товаров теперь поступала из Топшема, где их перегружали с океанских судов на речные баржи.

Гвину удалось убедить несколько десятков местных жителей выступить в качестве присяжных, хотя строго говоря, их следовало набрать в Торре и в его окрестностях, то есть там, где произошло кораблекрушение. Другие заинтересованные стороны были представлены Джозефом из Топшема и Эриком Пико, которые оставались единственными получателями груза, находившегося на борту злополучного корабля.

Процедура завершилась быстро и без осложнений. Гвин загнал озадаченных и смущенных присяжных в сарай. Они встали рядом с вышеозначенными товарами, которые были сложены с одной стороны просторного помещения, тогда как оставшуюся его часть занимали тюки шерсти, камвольной ткани и мешки с зерном, ожидающие отправки из Экса. Чуть в стороне от простолюдинов стояли Джозеф и Эрик со счетными палочками в руках. Ни тот, ни другой не умели читать или писать, но зато оба привыкли вести точный учет своих товаров с помощью палочек с насечками, точно так же как управляющий поместьем подсчитывал на палочках все произведенные в его поместье товары. Для дальнейшей проверки здесь присутствовали старый Леонард, клерк из Топшема, у которого имелась письменная опись товаров, подлежащих доставке из Нормандии. Не теряя времени даром, де Вулф сразу перешел к делу.

– Все остатки кораблекрушения на море в водах Англии принадлежат королю Ричарду, – заявил он громким голосом. – Остов судна, в том случае, если он представляет какую-либо ценность, и, разумеется, все спасенные приспособления и товары должны быть описаны и оценены. Потом коронер и его жюри принимают решение, как с ними следует поступить. По закону ценности должны быть переданы в королевскую казну, лорду-канцлеру казначейства.

Он суровым взглядом обвел ничего не выражающие лица присяжных, большинство из которых проживало в близлежащем Бретэйне и на улочках вокруг церкви Всех Святых. Растерянные и смущенные, они ждали, чтобы им сказали, что делать дальше.

– Судно было полностью уничтожено штормом, так что говорить о нем больше не стоит. Однако основную часть груза вынесло на берег, и вот она лежит перед вами. – Джон махнул рукой в сторону штабеля бочек, и присяжные послушно повернули головы, чтобы обозреть их. – Все, что нам остается сделать, это доказать происхождение судна, и, хотя весь экипаж погиб, это можно легко сделать. – Он вежливо пригласил Джозефа выйти вперед. Гвин приволок из угла расщепленную доску с борта судна и продемонстрировал собравшимся грубо вырезанные на ней буквы.

– Джозеф из Топшема, вы узнаете эту обшивную доску?

Тот кивнул, и его седая борода качнулась вместе с ним.

– Признаю. Она с моего собственного судна «Морская Мэри», которое шло из Барфлера в Нормандии в Топшем.

– А это действительно часть того груза, который оно перевозило? – спросил Джон, снова сделав указующий жест пальцем.

– Действительно. Часть его – это мои собственные товары, импортируемые из Англии. Остальное принадлежит находящемуся здесь Эрику Пико.

– Что представлял собой груз целиком?

Оба купца вновь взялись за свои счетные палочки.

– У меня было сорок шесть бочек и шестнадцать ящиков сушеных фруктов, которые я заказал у своих поставщиков из Котентена. Похоже, что уцелела только треть из всего, – сказал Джозеф.

Коронер обернулся к Пико и жестом приказал ему говорить.

– Как и Джозеф, я регулярно импортирую вино через Ла-Манш. Нынешняя поставка составляла… – он снова посмотрел на свои палочки, – шестьдесят бочек, из которых здесь находятся только двадцать две.

Джон потер подбородок.

– Получается, что даже если вам будут возвращены эти товары, вы потеряли более половины своих вложений?

Оба торговца мрачно кивнули в знак согласия.

– Боюсь, нынешней зимой цены на вино и фрукты возрастут, – сказал Джозеф. – Нам нужно как-то возместить потери.

– А что будет, если уцелевшие товары попадут в королевскую казну?

Пико многозначительно закатил глаза.

– Может, это меня и не разорит, но потеря прибыли даже с учетом двадцати двух оставшихся бочонков еще долго не позволит мне снова приобрести полный груз.

Джозеф согласился со своим другом, и Джон повернулся к присяжным.

– Пожалуй, этот вопрос надлежит разрешить наиболее естественным и справедливым путем. Эти двое честных купцов ожидали прибытия своего груза в гавань, когда по воле Божьей ураган бросил их судно вместе с грузом на скалы. Больше половины груза погибло, остальную часть вынесло на берег. По моему мнению, к которому я настоятельно рекомендую вам прислушаться, эти бочонки и ящики всегда были собственностью Джозефа и Эрика. Даже то, что они были украдены деревенскими жителями Торра, не меняет дела – это можно считать незаконным и временным отклонением. – Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. – Все обстояло бы совершенно иначе, если бы на берегу были найдены неизвестные товары с неизвестного судна. Тогда корона вполне законно могла бы предъявить свои права на них. Но нам известен корабль, мы знаем поименно каждого погибшего моряка, и товары были совершенно очевидно опознаны. Как же они могли стать еще чьей-либо собственностью, если никогда не выходили из владения Джозефа и Эрика? – Он обвел пристальным взглядом строй робких и глуповатых присяжных. – Что ты можешь сказать? – требовательно обратился он к огромному мужчине, стоявшему в конце передней шеренги.

Неожиданно назначенный старшина неловко переступил с ноги на ногу и бросил быстрый взгляд на своих соседей и через плечо – на тех, кто стоял сзади. Не дожидаясь ответа, он проговорил:

– Мы согласны, коронер.

Чтобы не дать разгореться дискуссии и не допустить сомнений относительно сказанного, Гвин сбил присяжных в кучу и выпроводил их восвояси, подобно овчарке, пасущей стадо овец. Джозеф с Эриком подошли поблагодарить Джона за его сноровку и ловкость и тоже ушли со склада, предварительно договорившись со сторожем, что заберут товар попозже. Вместе с Джоном и Гвином они дошли до городских ворот, позади за ними трусил секретарь коронера.

Разговор перешел на другие темы.

– Эдгар сказал мне, что он обсуждал ужасные события последней недели с Кристиной, – начал Джозеф. – Морально она уже почти оправилась, слава Богу, ведь она такая жизнерадостная молодая женщина. В разговоре с ней Эдгар предположил, что, может быть, ей все-таки удастся узнать насильника по голосу или по каким-то характерным признакам поведения, если она столкнется с ним лицом к лицу.

Джон позволил себе усомниться в этом.

– Она упорно отрицает, что заметила хоть что-то, что может помочь опознать преступника.

Судовладелец вздохнул.

– Я знаю, и, вероятно, так оно и есть. Но Эдгар отчаянно старается добиться какого-нибудь успеха в этом деле – и ради нее самой, и чтобы отвести от себя подозрения в том, что он пытался убить Фитцосберна.

– Ну, и что же он предлагает? – спросил Джон, когда они зашагали по круто поднимающейся в гору Рэк-лейн к Саутгейт-стрит.

– Чтобы Кристина встретилась с Годфри Фитцосберном: Эдгар надеется, что эта встреча пробудит у нее какие-нибудь воспоминания.

– Он может не согласиться на это, – возразил Эрик.

– Согласится, будь он проклят! – взорвался Джозеф. – Его надо заставить дать согласие. Как страж законности и служащий суда, вы ведь обладаете такими правами, де Вулф?

Джон некоторое время размышлял.

– Даже не знаю, обладаю я ими или нет, – откровенно признался он. – Но, с другой стороны, и Фитцосберн этого не знает, так что я могу обманом заставить его согласиться на такую встречу.

– А как насчет согласия шерифа? – спросил Эрик.

– Пошел он к черту. Он изо всех сил старается выгородить этого человека, потому что тот занимает видное место в гильдии и в городской иерархии, – ответил Джон. – Не думаю, что его согласие или отказ что-либо изменят.

Они расстались, чтобы отправиться по домам, предварительно договорившись о том, что Джон заглянет к Риффордам, чтобы заручиться согласием Генри на визит Кристины на Мартин-лейн, когда Фитцосберн вернется в свой дом из больницы монастыря Святого Джона.

* * *

День уже был на исходе, темнело, и на небе собирались тяжелые дождевые облака. Джон явился домой и закрепил свой семейный мир с женой, которая все еще находилась в состоянии эйфории, охватившей ее после нескольких последних дней бурной общественной жизни. Они поужинали и уселись перед огнем, и он посвятил ее в подробности прошедшего дня. Напоследок он коснулся Кристины Риффорд, и это в значительной мере охладило пыл Матильды.

– Я думаю, что вы дурно обошлись с бедным мастером Годфри, – заметила она, защищая мужчину, который время от времени хотя бы делал вид, что она ему нравится.

– Со своей женой он обошелся еще более дурно, – осмелился возразить Джон. – Она навсегда оставила его после того, как он избил ее, если верить торговцу вином Пико. Я сам видел, как он отвесил ей такой удар, каким можно свалить с ног быка.

Матильда прищелкнула языком.

– Его изрядно разозлили. Этот глупец, ученик аптекаря, осмелился оскорбить Годфри на пороге его же собственного дома, и сын Феррарсов, пусть он и знатного рода, не имел никакого нрава набрасываться на него. А потом его отравили, и нет никакого сомнения, что это сделал тот идиот из Топшема, – словом, это уже чересчур.

Джон попытался успокоить ее:

– Ну, быть может, если Кристина скажет, что он не напоминает напавшего на нее негодяя, то все подозрения с Фитцосберна будут сняты.

Кажется, такой ход пришелся по душе его супруге.

– Тогда приведи ее ко мне. Ты же не можешь сам отвести бедную девочку к нему домой. Договорись о времени с мастером Годфри, доставь сюда молодую женщину, и я пригляжу за ней, когда ты устроишь им свидание.

После такого дружеского заверения Джон поудобнее устроился в кресле и, лениво почесывая Брута за ухом, задремал перед камином, не обращая внимания на ветер, который гремел ставнями и холодом обвевал его ноги.

Глава пятнадцатая,
в которой коронеру Джону доводится услышать признание

Как и ожидал коронер, Годфри Фитцосберн пришел в неописуемую ярость, услышав предложение о встрече с Кристиной Риффорд, но после нескольких убедительных аргументов сменил гнев на милость и неохотно согласился.

Джон вышел из собственного дома после обильного завтрака, которыми частенько потчевала его Мэри, и направился к двери своего соседа. Серебряных дел мастера в лавке не было, там возились только двое подмастерьев, которые сразу же притихли, завидев его, и только исподтишка воровато поглядывали на стража законности. Старик, который вел хозяйство в доме после того, как Мабель ушла отсюда вместе со служанкой, отвел коронера наверх, в жилые комнаты Фитцосберна, где он и обнаружил гильдейского мастера. Тот все еще безвольно сидел на краю кровати, одетый в ночную сорочку-тунику.

Он выглядел бледным и больным, жалкой тенью того прежнего живого, общительного, известного всему городу видного мужчины, у которого всегда были в запасе улыбка и доброе словцо для женщин. Джон заметил, что руки у него дрожали крупной дрожью.

Коронер начал с расспросов о самочувствии Годфри после того, как тот покинул больницу монастыря Святого Джона, что вызвало взрыв негодования у Фитцосберна.

– Я болен, де Вулф, чертовски болен! Отравлен этим проклятым сумасшедшим сыном Джозефа. Когда я поправлюсь, то подам на него иск за попытку убийства.

– Но аптекарь утверждает, что в еде и вине не было яда.

– Чушь! Разумеется, меня отравили! Стоило мне только попробовать их, как во рту у меня разгорелся огонь, перехватило горло, скрутило живот, а сердце забилось так, словно собиралось выскочить из груди.

Джон пожал плечами.

– Следов яда не обнаружено. Николас из Бристоля продемонстрировал мне кошку и крысу, которые отведали вашей еды и вина. Они нисколько не пострадали.

Фитцосберн сидел на кровати, обхватив голову руками.

– Он давал им тот порошок из трав? Яд был или в нем, или в вине.

– А почему не в пище? Птица могла испортиться до того, как ее приготовили.

– Да она и близко не лежала рядом с лавкой аптекаря, где этот чокнутый мальчишка мог отравить ее.

Джон навострил уши.

– Вы хотите сказать, что вино было оттуда?

– Ну, разумеется, откуда же еще! Николас дал мне порошок для раны на шее и велел запивать каждую дозу этим особым вином, в котором якобы содержались какие-то лечебные примеси, усиливающие действие травы.

Джон задумался над тем, почему Николас ни словом не обмолвился о вине – хотя если в нем не было токсинов, особой роли это не играло.

Годфри поднял голову и взглянул на него.

– Вы пришли сюда только для того, чтобы справиться о моем здоровье?

После того как коронер высказал предложение устроить очную ставку между ним и Кристиной, последовал ожидаемый взрыв негодования. Ему понадобилось много времени, чтобы убедить Фитцосберна в том, что единственный способ рассеять подозрения – это доказать, что девушка не признает в нем насильника. Если Годфри действительно невиновен, как он неоднократно утверждал, то подобное свидание только в его интересах.

В конце концов Годфри неохотно согласился, поставив условие, чтобы при очной ставке не присутствовали другие члены семьи Риффордов, а также не было никого из семейства Джозефа из Тошпема. Они договорились, что девушка придет в двенадцать часов, и Джон ушел, бросив подозрительный взгляд на Альфреда и Гарта, трудившихся в душной и задымленной мастерской, где вовсю горела плавильная печь.

Следующий свой визит он нанес в дом Риффорда, где объяснил Генри и Кристине условия своей договоренности с Фитцосберном. Старая тетка Бернис отведет девушку к Матильде, а там Джон с супругой проводят ее в соседний дом. У Риффордов торчал Эдгар, и они с Генри весьма неохотно смирились с тем, что их исключили из депутации, которая отправится на Мартин-лейн, но Джон настоял на этом, заверив их, что Фитцосберн не станет сотрудничать в их присутствии.

Затем коронер направился в свою комнату в замке Рогмонт и выслушал Гвина и Томаса, которые рассказали ему о новых делах, требовавших его внимания. Остаток утра прошел за осмотром тела мальчишки, свалившегося в мельничный лоток на реке, – его тело выловили из воды неподалеку от ткацкой фабрики.

Вернувшись домой, Джон, к своему неудовольствию, обнаружил там своего шурина в компании Матильды и Кристины. Каким-то образом шериф пронюхал об очной ставке и явился выразить протест, по-прежнему выступая в роли ангела-хранителя гильдейского мастера.

– По какому праву ты полагаешь, что можешь так поступать? – накинулся он на Джона, стоя в его зале в своей модной зеленой накидке, наброшенной на одно плечо, и выставляя напоказ поддетую под нее желтую тунику.

– Потому что мне предписано регистрировать все уголовные дела, Ричард, а изнасилование, вне всякого сомнения, является достаточно серьезным преступлением, чтобы его рассматривал Верховный королевский суду а не суд графства. Посему я имею полное право проводить собственное расследование, результаты которого представлю королевским судьям, когда они прибудут сюда.

Поскольку подобное предписание было дано самим Хьюбертом Уолтером всего лишь накануне, Ричард вряд ли мог ему воспрепятствовать, но на лице его отразилось неудовольствие, которое он не преминул высказать коронеру.

– Ну, что же, будем продолжать этот фарс. Фитцосберн угрожает подать в суд на всех, кто настроен против него, за нападение, попытку убийства и Бог знает за что еще!

Матильда и Кристина сидели возле огня, напряженно прислушиваясь к перебранке.

– Если это причинит Эдгару и моему отцу такие неприятности, то, может быть, мне не стоит соглашаться на очную ставку, – робко заметила девушка,

Джон протестующе выставил ладонь.

– Это часть моего дознания. От очной ставки не будет никакого вреда. – Он обернулся к шерифу, стремясь хотя бы отчасти направить его пыл в другое русло. – Вчера мой помощник установил, что Адель де Курси рекомендовали аптекаря Николаса как человека, который может помочь ей избавиться от ребенка. Разумеется, он это отрицает, но в его лавке мы нашли палочки вяза, которые, по его утверждению, предназначаются для других целей.

У шерифа загорелись глаза – подобные вести действительно отвлекли его. Это давало ему возможность вернуть расположение семейства де Курси и особенно клана Феррарсов, которые обвиняли его в бездеятельности и неумении найти виновных в смерти Адели.

– Не обнаружили ли вы каких-либо ниточек, указывающих на личность отца ребенка? – тут же пожелал узнать он.

– Нет, ничего. И у нас нет никаких доказательств того, что Николас действительно замешан в этом деле, только показания старой карги, которая утверждает, что когда молодая женщина впервые обратилась к ней, она рекомендовала ей Николаса как единственного, кто мог бы ей помочь.

Кафедральный колокол пробил полдень, они покинули жилище коронера и направились к серебряных дел мастеру. И снова оба подмастерья съежились за своими верстаками, когда мимо них прошагали коронер с шерифом, убежденные, что те пришли повторно, чтобы арестовать их. Но процессия направилась в заднюю комнату, по-прежнему душную и полную едкого дыма от горна, ярко горевшего в углу.

– Поднимайтесь, если вам так уж хочется, – донесся до них голос с верхней площадки лестницы. Они увидели стоящего там Фитцосберна, уже переодетого в темную тунику и возвращающегося в свои жилые апартаменты. Гости последовали за ним; Матильда заботливо поддерживала явно нервничающую Кристину. Наверху, в центре комнаты, повернувшись спиной к обеденному столу, с вызывающим видом стоял серебряных дел мастер.

– Что вам от меня нужно? Давайте покончим с этой глупостью как можно быстрее, чтобы не расстраивать этих леди, – резко бросил он. Хотя и по-прежнему бледный, с дрожащими руками, он выглядел намного лучше, чем несколько часов назад.

– Это идея коронера, Фитцосберн, а не моя, – заявил Ричард де Ревелль, мгновенно открещиваясь от любой ответственности, которая могла плохо отразиться на нем.

Джон взял за руку красавицу-брюнетку и подвел ее вплотную к Фитцосберну.

– Не спешите, Кристина. Посмотрите на этого мужчину с разных сторон. Вслушайтесь в его голос, закройте глаза и подождите, не вернутся ли к вам какие-то воспоминания.

Гильдейский мастер возмущенно фыркнул:

– Какую несусветную глупость вы затеяли, де Вулф! Она видела меня в городе в течение всей своей сознательной жизни– и совсем недавно заходила ко мне в лавку добрый десяток раз. Мы стояли рядом и касались друг друга руками, когда я примерял ей браслет. Как, ради Бога, она может не узнать меня?

Втайне Джон вполне разделял его взгляды, потому что это было совсем не то, как если бы Кристине предъявили выбранного наугад незнакомца из толпы. Но он хотел покончить с ее воспоминаниями раз и навсегда, чтобы успокоить Джозефа, Эдгара и Генри Риффорда.

По знаку коронера Годфри повернулся на месте, с лица его при этом не сходила презрительная усмешка. Потом Кристина обошла его кругом, и еще раз, но уже с закрытыми глазами.

– Пока ничего не говорите, девочка моя. Мы обо всем побеседуем снаружи, – распорядился Джон.

Внезапно Кристина расплакалась и в отчаянии опустилась на колени. Матильда подбежала к ней и подняла ее, обняв за плечи и что-то нашептывая на ухо. Она бросила гневный взгляд на своего супруга и даже на брата, как будто видела в них всех представителей сильной половины рода человеческого, процветающих за счет бедных женщин, а затем повела всхлипывающую девушку сначала к лестнице, а потом к себе домой.

Джона странным образом тронула чуткость жены, которую она никогда не проявляла по отношению к нему. В этой женщине с лошадиным лицом внезапно проснулись материнские чувства, и Джон подумал, а как бы она вела себя, если бы у них были дети?

– Вы покончили со своими дурацкими играми? – требовательно спросил Фитцосберн, тяжело опускаясь на скамью.

– Будем надеяться, этим все и закончится, – примирительным тоном заявил Ричард. – Думаю, мне нужно обратить внимание на другие обстоятельства в этом деле.

Джон не представлял, что его шурин имеет в виду, но они последовали за женщинами обратно в его дом, где обнаружили Кристину, с покрасневшими глазами и хлюпающую носом, съежившуюся на скамье у огня. Матильда все еще старалась ее утешить.

– Надеюсь, вы удовлетворены тем, что так расстроили бедную девочку, – возмущенно заявила она. – И все без толку, готова держать пари.

Джон подошел к Кристине и склонился над ней.

– Ну что, госпожа Риффорд, какие впечатления? – негромко спросил он. Она высморкалась и промокнула носик платком, вытащив его из широкого рукава своей красной накидки.

– Все так, как он и говорил, – я хорошо его знаю, особенно после посещений его лавки, как и в ту ночь… когда это случилось.

Джон был разочарован, но ни в коей мере не удивлен.

– Так что никаких воспоминаний?

– Нет, наверное, нет, – ответила Кристина, но так медленно, что напряженно внимавший ей коронер уловил в ее голосе нотку сомнения.

– Подождите минутку – вы точно уверены, что ничего не вспомнили?

Девушка подняла на него глаза, ее милое личико было обрамлено белым полотняным кругом головной ленты – барбета.

– Я уже говорила вам, что никого не видела, он находился позади меня. Но сейчас, что-то такое… нет, это был не образ, что-то, когда у меня были закрыты глаза. – Она сокрушенно покачала головой. – Наверное, это все воображение.

– Что, Кристина? Что это было? – настойчиво спросил Джон.

– Запах– нет, даже не запах. Какое-то ощущение в носу. Я не знаю, что это такое, не могу сказать. Но что-то оно мне напомнило – и расстроило.

Она снова заплакала навзрыд, и вновь обретенное материнское чувство заставило Матильду выгнать двоих мужчин прочь.