Текст книги "1356 (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Да. И не нашел.

– О, дорогуша, конечно же, не нашел. Сомневаюсь, что он существует!

– Вероятно, не существует, – солгал Томас. Он знал, что Грааль существует, потому что нашел его, а когда нашел, то выбросил в океан, где он никому не принесет вреда. А меч, который он ищет? Его тоже придется прятать?

– Так чью же жену ты украл? – поинтересовалась графиня.

– Графа Лабруйяда.

Графиня захлопала.

– О, ты нравишься мне все больше и больше! Отличная работа! Лабруйяд – подлое создание! Мне всегда было жаль эту девочку, Бертийю.

Такая хорошенькая малышка! Не могу представить себе ее брачное ложе, вернее, наоборот, могу! Ужас. Это как быть покрытой хрюкающим мешком прогорклого сала. Разве она не сбежала с юным Вийоном?

– Да. Я вернул ее, а потом снова забрал.

– Все это звучит очень запутанно, так что тебе придется начать с начала, – графиня неожиданно замолчала, наклонилась вперед и зашипела сквозь зубы. Шипение превратилось в стон.

– Вы нездоровы, – сказал Томас.

– Я умираю, – ответила она. – Ты подумал бы, что доктора в этом городе могут что-то сделать, но они не могут. Что ж, один из них захотел меня разрезать, но я этого не позволила! Так что они понюхали мои воды и сказали, что я должна молиться. Молиться! Ладно, я молюсь.

– Разве нельзя найти лекарство?

– Не от прожитых восьмидесяти двух лет, дорогуша, это неизлечимо, – она раскачивалась взад и вперед на своем кресле, вцепившись в одеяло на груди.

Она глубоко вздохнула, казалось, боль медленно отпускает.

– В зеленой бутыли на столе есть немного вина из мандрагоры. Монахини из лазарета сварили его для меня, они очень добры.

Оно облегчает боль, хотя и туманит разум. Ты не нальешь мне кубок? Не разбавляй водой, дорогуша, а потом можешь рассказать мне свою историю.

Томас дал ей лекарство, а потом поведал свою историю, как его наняли, чтобы победить Вийона, и как Лабруйяд попытался надуть его.

– Так Бертийя находится в твоей крепости? – спросила графиня. – Потому что она нравится твоей жене?

– Да.

– У нее есть дети?

– У Бертийи? Нет.

– Какое счастье. Если бы у нее были дети, этот презренный Лабруйяд мог бы использовать их, чтобы заманить ее обратно. А теперь вместо этого ты можешь убить Лабруйяда и сделать ее вдовой! Это великолепное решение. Вдовы обладают гораздо большим выбором.

– Поэтому ты здесь?

Она пожала плечами.

– Это убежище, а полагаю. Мой сын меня не любит, его жена ненавидит, а я слишком стара, чтобы найти нового мужа. Так что я здесь, лишь я и Николя, – она погладила кота. – Так Лабруйяд жаждет твоей смерти, но он не в Монпелье, так? Так кто же преследует тебя?

– Лабруйяд послал человека, чтобы тот сразился со мной. Он начал эту охоту, а студенты к ней присоединились.

– Кого послал Лабруйяд?

– Его зовут Роланд де Веррек.

– О, дорогуша! – казалось, графиню это позабавило. – Юный Роланд? Я очень хорошо знала его бабушку, бедняжку. Слышала, что он прекрасный боец, но, дорогуша, совершенно без мозгов.

– Без мозгов?

– Их разрушили рыцарские романы, дорогуша. Он читает все эти смехотворные истории про рыцарскую доблесть и, поскольку мозгов у него нет, верит в них. Я виню в этом его мать, она очень напориста, все эти молитвы и упреки, а он, бедняжка, верит всему, что она говорит.

Она рассказывает ему, что рыцарство существует, я тоже так думаю, но только не в ее муже, он просто козел. Не то что сын! Рыцарь-девственник! – она хихикнула.

– Насколько глупым может быть юноша? А он очень глуп. Ты слышал о том, как ему явилась Дева Мария?

– Все об этом слышали.

– Он был просто глупым мальчишкой, и я думаю, что мать его напоила! Уверена, что что у Девы Марии есть и более интересные занятия, чем портить жизнь молодому человеку.

Боже ты мой, бедный мальчик! Теперь юный Роланд мечтает стать таким рыцарем, как те, что за круглым столом вашего короля Артура. Боюсь, тебе придется убить его.

– Придется?

– Лучше бы тебе это сделать! Иначе он будет воспринимать тебя как часть своего рыцарского обета и преследовать до края земли.

– Он преследует меня здесь, – уныло заметил Томас.

– Но что тебя занесло в Монпелье?

– Хотел посоветоваться с ученым.

– Их тут полно, – заявила она с пренебрежением, – каких только нет. Они проводят время, споря друг с другом по поводу всяких глупостей, но, может, именно этим и занимаются ученые. Могу я спросить, о чем ты хотел посоветоваться?

– Я ищу одного святого.

– Их вечно не хватает! Какого рода святого?

– Я видел фреску, – сказал Томас, и описал коленопреклоненного на траве монаха, вокруг которого нападали сугробы. – Она рассказывает историю, – сказал Томас, – но, кажется, никто ее не знает и не может сказать мне, кто этот монах.

– Замерзший святой, судя по всему, но к чему тебе знать?

Томас поколебался.

– Мой ленный сеньор, – наконец произнес он, – приказал мне найти одну реликвию и, думаю, этот святой имеет к ней отношение.

– У тебя не все дома, как и у Роланда. Очередной рыцарский обет! – хохотнула она. – Где-то на столе лежит книга, принеси ее мне.

Но, прежде, чем Томас смог найти книгу, неподалеку послышались женские голоса, а затем раздался робкий стук в дверь.

– Мадам? Миледи? – позвал кто-то.

– Что нужно?

– Миледи, вы одна?

– У меня тут мужчина, – отозвалась графиня, – молодой и в самом соку. Ты была права, сестра Вероника, Бог внемлет молитвам.

Дверь толкнули, но она была заперта на засов.

– Мадам? – снова позвала сестра Вероника.

– Сестра, не будь такой дурой, – сказала графиня. – Я просто бормочу вслух, не более.

– Хорошо, мадам.

– Принеси мне книгу, – сказала графиня, слегка понизив голос. Это был небольшой томик, вряд ли больше ладони Томаса. Графиня развязала шнурки и развернула мягкую кожаную обложку.

– Это принадлежало моей свекрови, сказала графиня, – и она была милой женщиной! Бог его знает, как она родила такого монстра, как Анри. Полагаю, было плохое расположение звезд, когда она зачала его, или Сатурн восходил.

Из ребенка, зачатого при восходе Сатурна, не выйдет ничего путного. Люди никогда не задумываются о таких деталях, а на самом деле стоило бы. Довольно прелестная, что скажешь? – Она передала книгу Томасу.

Это был псалтырь. У отца Томаса имелся подобный, хотя и не так богато украшенный, как этот, в котором слова семи покаянных псалмов перемежались красиво выписанными иллюстрациями, оживленными сусальным золотом.

Буквы были очень большими, так что на одной странице помещалось только несколько слов.

– Свекровь плохо видела, – пояснила графиня, когда Томас отметил размер букв, – поэтому монахи сделали буквы большими. Любезно с их стороны.

Большинство картинок изображали святых. Была Радгонд с короной, нарисованная на фоне каменной кладки, а позади нее строилась большая церковь.

Он перевернул жесткую страницу и увидел ужасающую картину ослепления святого Леодегера – солдат протыкал шилом глаз епископа.

– Разве это не пугает?

Графиня наклонился вперед посмотреть картинку.

– Они вырвали и язык тоже. Анри всегда угрожал вырвать мой, но не сделал этого. Полагаю, я должна быть ему благодарна. Это Клементин.

– В мученичестве?

– О да, вырывание кишок – верный путь к святости, бедняжка. Затем последовал Святой Ремигий, совершающий крещение голого мужчины в большом котле. – Это крестят Хлодвига, – пояснила графиня, – не он ли был первый французским королем?

– Думаю, да.

– Полагаю, мы должны быть благодарны, что он стал христианином, – сказала графиня, затем наклонилась вперед, чтобы перевернуть страницу и явила святого Кристофера, несущего младенца Иисуса.

На заднем плане было изображено избиение младенцев, но бородатый святой благополучно уносил младенца Христа с поля, на котором валялись десятки забрызганных кровью мертвых и умирающих детей.

– Выглядит так, будто Святой Кристофер вот-вот выронит младенца, правда? Всегда считала, что Иисус, должно быть, обмочил его, или что-то в этом роде. Мужчины довольно беспомощны с младенцами.

Ох, бедняжка, – последнее замечание относилось к святой Аполлине, которую двое солдат распиливали пополам. Живот был взрезан, кровь текла вниз страницы, а она молитвенно взирала на ангелов, выглядывающих из-за облака.

– Мне всегда было интересно, почему ангелы не спустились и не спасли ее, – заметила графиня. – Должно быть, очень неприятно смотреть, как ее распиливают пополам, но они просто болтались в облаках и ничего не предпринимали!

Не очень-то ангельское поведение. А этот человек просто глупец! – Томас перевернул страницу и увидел изображение Святого Маврикия, стоящего на коленях среди остатков своего легиона.

Маврикий убеждал своих людей, что лучше принять мученическую смерть, чем напасть на христианский город, и его товарищи-римляне прислушались к этому набожному желанию, и художник изобразил кучу переломанных окровавленных тел, разбросанных по полю, в то время как убийцы приближались к коленопреклоненному святому.

– Почему он не дрался? – спросила графиня. – Говорят, что у него было шестьсот солдат, но он вдохновил их на то, чтобы быть зарезанными как овцы. Иногда я думаю, что нужно быть редкостным дураком, чтобы стать святым.

Томас перевернул последнюю страницу и замер.

Потому что там был он, монах на снегу.

Графиня улыбнулась.

– Видишь? Тебе не нужен ученый, а всего лишь старая дама.

Рисунок отличался от того, что был в Авиньоне. Монах в книге не стоял на расчищенном клочке земли, а лежал, свернувшись во сне.

Там не было Святого Петра, но присутствовал маленький дом с правой стороны, и второй монах выглядывал в окно.

Спящий монах, над головой которого светился нимб, лежал на траве, но остальной пейзаж, как и крыша домика, был покрыт толстым слоем снега.

Была ночь, и на темно-синем небе были нарисованы звезды и одинокий ангел, смотрящий с этих звезд, а на полях страницы, разрисованных цветами, находилось имя святого.

– Святой Жуньен, – прочитал Томас. – Никогда о нем не слышал.

– Не думаю, что многие о нем слышали.

– Жуньен, – он повторил имя.

– Он был сыном человека высокого происхождения, – сказала графиня, – и, должно быть, очень набожным, потому что прошел долгий путь, чтобы учиться у Святого Аманда, но прибыл ночью, и Аманд запер дверь.

Поэтому Жуньен постучал в дверь. Но Святой Аманд подумал, что это, наверное, бандиты пришли его грабить, и отказался открывать. Не могу понять, почему Жуньен не объяснил, кто он такой.

Была зима, шел снег, а всё, что ему нужно было сделать – это сказать Аманду, кто он такой! Но очевидно, Жуньен был так же глуп, как и остальные, потому что не смог попасть в дом Аманда и прилег поспать в саду, и, как ты видишь, Господь любезно позаботился о том, чтобы снег на него на падал.

Так что он хорошо выспался и на следующий день непонимание было благополучно разрешено. Это не слишком волнующая история.

– Святой Жуньен, – Томас еще раз повторил это имя, разглядывая спящего монаха. – Но почему о нем написано в этой книге? – поинтересовался он.

– Посмотри на обложку, – предложила графиня.

Томас перевернул обратно негнущиеся страницы и увидел, что на самой первой был нарисован герб с изображением красного льва на белом поле, стоящего на задних лапах. Лев рычал, обнажив клыки.

– Мне незнакома эта эмблема, – сказал он.

– Моя свекровь была из Пуату, – объяснила графиня, – а красный лев – символ Пуату. Все святые в этой книге, дорогуша, связаны с Пуату, и я думаю, что просто не хватило тех, кто был ослеплен, обварен кипятком, обезглавлен, выпотрошен или распилен пополам, поэтому добавили бедняжку Жуньена, просто чтобы заполнить страницу.

– Но не Святого Петра, – сказал Томас.

– Не думаю, что Святой Петр когда-либо бывал в Пуату, так с чего бы ему находиться в книге?

– Я думал, святой Жуньен с ним встречался.

– Уверена, что все святые навещают друг друга, дорогуша, просто поболтать о таких прекрасных вещах, как бормотание молитв, или о том, кто из их друзей был в последнее время сожжен или освежеван заживо, но Святой Петр умер задолго до того, как Жуньен застрял в снегу.

– Конечно, он умер, – сказал Томас, – но есть какая-то связь между Жуньеном и Петром.

– Мне она неведома, – сказала графиня.

– Но кто-то должен знать, – предположил Томас, – в Пуату.

– В Пуату – да, возможно, но сначала тебе нужно выбраться из Монпелье, – произнесла графиня, развеселившись.

Томас криво улыбнулся.

– Обратно через стену монастыря, полагаю.

– Уверена, что те, кто тебя ищет, присматривают за монастырем. Но если бы ты смог подождать но прихода ночи...

– Если вы не возражаете, – галантно ответил Томас.

– Можешь уйти с наступлением темноты. После вечернего богослужения монахини любят поспать. Выходи из двери и иди по коридору, там будет выход на улицу через комнату раздатчика милостыни, что в самом дальнем конце.

Это не займет больше минуты, но до этого времени мы должны провести несколько часов вместе, – она с сомнением посмотрела на него, но потом ее лицо внезапно просветлело. – Скажи мне, ты играешь в шахматы?

– Немного, – ответил Томас.

– Раньше я неплохо играла, – заявила графиня, – но возраст..., – она вздохнула и опустила взгляд на кота. – Мой разум стал таким же мягким, как твоя шерсть, правда?

– Если вам будет угодно сыграть, – сказал Томас.

– Я буду играть плохо, – печально произнесла она, – но всё равно, внесем интригу и сыграем на деньги?

– Если хотите, – отозвался Томас.

– Скажем, леопард за каждую игру?. – предложила она.

Томас вздрогнул. Леопард стоил почти пять шиллингов на английские деньги, недельная оплата высококвалифицированного ремесленника.

– Леопард? – спросил он уклончиво.

– Просто чтобы было интереснее. Но ты должен простить мне забывчивость. Мандрагора вызывает у меня сонливость. Боюсь, – ее голос звучал нечетко, но потом она взяла себя в руки, – сильную сонливость, и я совершаю глупейшие ошибки.

– Тогда, возможно, нам не стоит играть на деньги.

– Я могу позволить себе проиграть несколько леопардов, – сказала она искушающе, – может, пару штук, и это добавит в игру остроты, правда ведь?

– Значит, леопард, – согласился Томас.

Графиня улыбнулась и жестом велела ему перенести шахматную доску и фигуры на столик рядом с ее креслом.

– Можешь играть белыми, дорогуша, – сказала она, все еще улыбаясь, когда Томас передвинул первую пешку.

– Это причинит тебе боль, – продолжала она, ее голос звучат совсем нечетко, – очень сильную!

Глава шестая

Выбраться из монастыря оказалось легче, чем смел надеяться Томас. Графиня была права. По коридору, через комнату, заваленную вонючей поношенной одеждой, которая была приготовлена для раздачи бедным, и на улицу, через дверь с единственной щеколдой.

Томас получил урок по шахматам и стал беднее на семь леопардов, но узнал имя святого, принимающего меч Петра, хотя это знание было бесполезным, если бы он не смог сбежать из Монпелье.

Он дожидался глубокой ночи до того как покинуть монастырь, зная, что городские ворота будут закрыты до рассвета. До тех пор ему пришлось бы ждать, потому что он сомневался, что сможет спуститься со стен.

Городской крепостной вал, увешенный знаменами, выглядел слишком высоким и, несомненно, хорошо охранялся.

Он завернулся в свой темный плащ. Дождь прекратился, но улицы еще были мокрыми, на мостовой сияло дрожащее отражение тусклого фонаря, висящего в дверном проеме дома напротив. Ему нужно было где-то спрятаться до рассвета и везение, чтобы ускользнуть от людей, которые, без сомнения, его преследовали.

– Солдат, говорящий на латыни, – раздался голос, – ну разве это не чудо в наше время? – Томас быстро повернулся и замер. Вилы с двумя зубцами были направлены на его живот, а держал их высокий ирландский студент, мастер Кин.

Он был в своем студенческом одеянии, чернеющим в ночи.

– Полагаю, нож еще при тебе, – сказал Кин, – но думаю, что вилы вонзятся в твои кишки до того, как ты перережешь мне горло.

– Я не хочу тебя убивать, – сказал Томас.

– Какое облегчение это слышать, а я-то беспокоился, что умру до утренней молитвы.

– Просто поставь вилы, – сказал Томас.

– Мне и с ними хорошо, – заявил Кин, – я даже некоторым образом доволен собой.

– Почему?

– Они преследовали тебя как свора щенков, загоняющих оленя, но я рассудил, что ты мог лишь спрыгнуть в обитель Святой Дорки, и я был прав. И разве я не умен?

– Очень умен, – произнес Томас. – Так это потому ты отправил их подальше от Святой Дорки?

– Подальше?

– Я слышал как ты кричал, что я ушел в другую сторону.

– Потому что они предложили деньги тому, кто схватит тебя! Для бедного студента это большой соблазн! Зачем делиться деньгами с остальными? Я просто подержу вилы там, где они сейчас находятся, и получу пару месяцев бесплатного эля, шлюх, вина и песнопений.

– Я предложу тебе больше, – сказал Томас.

– Приятно это слышать. Песнопения, конечно, и так бесплатны, но эль, вино и шлюхи? Дороговаты в этом городе. Ты замечал когда-нибудь, как поднимаются цены на шлюх в городе, где много служителей церкви?

Это странно, или, возможно, не учитывает, сколько у девиц клиентов, а это факт. Так сколько ты мне заплатишь?

– Пощажу твою жизнь.

– Бог мой, мышь предлагает жизнь кошке!

– Брось вилы, – предложил Томас, – помоги мне выбраться из города, и я заплачу тебе достаточно, чтобы ходить к шлюхам весь год.

– Твою женщину схватили, – сказал Кин.

Томас похолодел. Он уставился на молодого ирландца.

– Это правда?

– Остановили у северных ворот, взяли с тремя мужчинами и ребенком. Она у сира Роланда, он схватил ее.

– Боже мой, – произнес Томас. – Ты знаешь, где она?

– По слухам, рыцарь-девственник ведет ее на запад, в Тулузу, но это то, что говорят в таверне "Аист", а половина того, что там можно услышать – выдумки.

В прошлом году говорили, что конец света наступит в день Святого Арнульфа, но мы всё еще дышим. Ты думаешь, он и правда девственник?

– Откуда мне знать?

– Просто мне кажется это странным. Девственник! И такой красавчик.

Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву забрали. Церковь по-прежнему преследует ее, потому что когда Томас впервые ее встретил, она находилась в камере приговоренных, ожидая сожжения по обвинению в том, что она бегинка [19], еретичка. Он выругался.

– Нет смысла выражаться, – сказал Кин.

Томас по-прежнему не открывал глаза.

– Я заберу у тебя эти вилы, – произнес он с горечью, – и воткну их тебе в живот.

– Не лучшая твоя идея, – сказал Кин, – потому что я не принесу тебе пользы с вилами в кишках.

Томас открыл глаза. Вилы опустились и теперь были направлены к его ногам.

– Хочешь мне помочь?

– Мой отец лорд, видишь ли. А я – третий сын, а это как у собаки пятая нога, так что он захотел, чтобы я стал священником, да поможет мне Господь, потому что всегда полезно иметь в семье священника.

Делает отпущение грехов более удобным, но мне не по вкусу. Мои старшие братья будут сражаться, а я обречен молиться, но я не собираюсь проводить лучшие годы на коленях.

Так что мне просто нужно, чтобы кто-нибудь дал мне лошадь, кольчугу и меч, и я стану гораздо счастливее.

– О Боже, ты с братом Майклом...?

– Тем монахом? Я подумал, что он с тобой, но никто мне не поверил. Он не выглядел сильно испуганным, когда ты приставил тот нож к его глотке.

– Как тебя зовут? – спросил Томас.

– Эамонн Ог О Кин, – ответил Кин, – но не обращай внимания на Ог.

– Почему?

– Просто не обращай внимания. Это означает, что я моложе своего отца, но ведь все мы моложе отцов, так ведь? В раю будет странный день, когда мы станем старше отцов.

– Ладно, Эамонн Ог О Кин, – произнес Томас, – теперь ты один из моих латников.

– И благодарю Господа за это, – заявил Кин, опуская вилы на мостовую. – больше никакого мелкого дерьма вроде Рожера де Бофора. Как он может верить в то, что дитя обречено на ад? Но он верит! Этот кретин и слизняк в конце концов станет Папой, попомни мои слова.

Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? Где бы она ни была, единственное, в чем Томас был уверен, это что ему необходимо выбраться из этого города.

– Твоим первым заданием, – сказал он ирландцу, – будет провести нас через ворота.

– Это будет сложно. Они предложили очень большую награду за твою поимку.

– Они?

– Городской совет.

– Так выведи меня из города, – сказал Томас.

– Дерьмо, – произнес Кин, немного помолчав.

– Дерьмо?

– Телеги с дерьмом, повозки с нечистотами, – сказал ирландец. – Они собирают дерьмо и вывозят на телеге из города, по крайней мере из домов богатых горожан. Беднякам приходится тонуть в дерьме, но и богачей достаточно, чтобы телеги продолжали ездить.

Обычно пара повозок ждет открытия ворот, чтобы покинуть город, и, – он помедлил и бросил убедительный взгляд на Томаса, – поверь мне, стражники не особо старательно осматривают эти телеги.

Они делают шаг назад, затыкают нос и машут им, чтобы скорей проезжали, со всей скоростью, что Бог дает.

– Но сначала, – промолвил Томас, – сходи к таверне у церкви Сен-Пьера и...

– Ты имеешь в виду "Слепые титьки"?

– Таверна у церкви Сен-Пьера...

– "Слепые титьки", – сказа Кин, – так ее называют в городе из-за того, что на вывеске Святая Лючия без глаз, но с крепкой парой...

– Просто сходи туда, – велел Томас, – и найди брата Майкла. – Неохотно отправившийся в эту поездку монах остановился в таверне, и Томас надеялся, что у него есть достоверные сведения о судьбе Женевьевы.

– Я там всех перебужу, – в голосе Кина звучало сомнение.

– Так разбуди, – Томас не осмелился пойти сам, потому что не был уверен, что за таверной не следят. Он достал из кошеля монету. – Купи вина, оно развяжет им языки. Поищи этого монаха, брата Майкла. Посмотрим, знает ли он, что случилось с Женевьевой.

– Она твоя жена, да? – спросил Кин, а потом нахмурился. – Ты веришь в то, что Святая Лючия выковыряла собственные глаза? Иисусе! И все потому, что мужчина похвалил их? Благодарение Господу, ему не понравились ее титьки! Но она все равно стала бы хорошей женой.

Томас взглянул на юного ирландца.

– Хорошей женой?

– Мой отец всегда говорит, что лучший брак – это союз слепой и глухого. Так где я смогу тебя найти после того, как развяжу языки?

Томас указал на переулок рядом с монастырем.

– Я буду ждать там.

– И тогда мы станем сборщиками дерьма. Иисусе, мне нравится быть латником. Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл к нам присоединился?

– Господи, нет. Скажи ему, что его долг – изучать медицину.

– Бедняга. Он собирается пробовать на вкус мочу?

– Отправляйся, – сказал Томас, и Кин ушел.

Томас скрылся в переулке, в черной, как монашеская сутана, тени. Он слышал, как в мусоре скребутся крысы, как какой-то человек храпит за закрытым ставнями окном, как плачет ребенок.

Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не взглянули в сторону переулка, где Томас молился о Женевьеве с закрытыми глазами.

Если Роланд де Веррек отдал ее церкви, то ее могли снова приговорить. Но наверняка, думал он, рыцарь-девственник будет удерживать ее ради выкупа, а этим выкупом являлась Бертийя, графиня Лабруйяд, а это означало, что де Веррек будет беречь ее, пока не свершится обмен.

Меч Святого Петра мог подождать, сначала Томас разберется с рыцарем-девственником.

Уже почти наступила заря, когда вернулся Кин.

– Твоего монаха там не было, – сказал он, – но был один конюх с языком без костей. И у тебя проблемы, потому что городской страже велели искать человека с искалеченной левой рукой. Это была битва?

– Пытки доминиканцев.

Кин вздрогнул, взглянув на руку.

– И что они сделали?

– Винтовой пресс.

– А, они не допускают, чтобы потекла кровь, да, потому что Бог ее не любит, но эти ребята все равно могут разбудить тебя, как бы крепко ты не спал.

– Брата Майкла не было в таверне?

– Нет, и тот парень его не видел и, кажется, даже не знал, о ком я говорю.

– Хорошо, значит, он отправился изучать медицину.

– Всю жизнь хлебать мочу, – скривился Кин, – но конюх сказал мне, что другой твой дружок вчера уехал из города.

– Роланд де Веррек?

– Он самый. Он забрал твою жену и ребенка на запад.

– На запад? – озадаченно спросил Томас.

– Он был в этом уверен.

Значит, де Веррек едет в Тулузу? Что там, в Тулузе? Вопросов было масса, но безответных, всё, в чем Томас мог быть уверен, так это в том, что Роланд уехал из Монпелье, что предполагало, что Томас рыцарю-девственнику больше не интересен.

У него была Женевьева, и он, должно быть, знал, что сможет обменять ее на Бертийю, а Томаса, как предполагал Роланд, захватит стража Монпелье.

– Где эти повозки с дерьмом?

Кин повел его в западном направлении. Начали открываться первые двери домов. Женщины несли ведра к городским колодцам, а крупная девушка продавала козье молоко около каменного распятия.

Томас прятал свою искалеченную руку под плащом, пока Кин вел его по переулкам и улочкам, мимо дворов с мычащими коровами.

Зазвонил колокол городской церкви, призывая верующих к ранней молитве. Томас следовал за ирландцем вниз по холму, туда, где улицы не были замощены, и грязь смешивалась с кровью.

Там разделывали скот и жили бедняки, запах нечистот привел их на небольшую площадь, где стояли три телеги.

В каждую было впряжено по паре буйволов, телеги были нагружены широкими бочками.

– Боже ты мой, но дерьмо богатых воняет, – отметил Кин.

– Где возницы?

– Пьют во "Вдове", – Кин указал на маленькую таверну, – а вдова – упрямая старая склочница, которой и принадлежат повозки, а вино входит в оплату.

Они предполагают отправиться в путь, когда откроют ворота, но обычно задерживаются из-за вина, что удивительно.

– Удивительно?

– Вино просто ужасно. На вкус как коровья моча.

– Откуда ты знаешь?

– Вот вопрос, достойный доктора Люциуса. Ты уверен, что хочешь это сделать?

– Как еще я могу выбраться из этого города, черт возьми?

– Фокус в том, чтобы втиснуться между двумя бочками. Просто пролезь в центр телеги, и никто никогда не узнает, что ты там. Я дам тебе знать, когда ты сможешь безопасно туда забраться.

– Ты не спрячешься вместе со мной?

– Меня они не ищут! – сказал ирландец. – Это ты – тот парень, которого хотят повесить.

– Повесить?

– Господи, ты же англичанин! Томас из Хуктона! Главарь эллекенов! Конечно, тебя хотят повесить! Соберется толпа побольше, чем в воскресенье шлюх!

– Что за воскресенье шлюх?

– Ближайшее воскресенье к празднику Святого Николая. Предполагается, что в этот день девушки должны отдаваться мужчинам, но я не видел, чтобы такое происходило. И у тебя не так много времени.

Он замолчал, потому что на противоположной стороне площади наверху открылись ставни. Из окна выглянул человек, зевнул и исчез. По всему городу кукарекали петухи.

На углу площади зашевелилась кипа тряпья, и Томас понял, что там спит нищий.

– Совсем немного времени, – продолжил Кин. – Ворота открыты, так что довольно скоро повозки поедут.

– Боже мой! – произнес Томас.

– Когда ты это сделаешь, ты будешь пахнуть скорее как Иуда Искариот. Я бы залез сейчас, никто не смотрит.

Томас перебежал маленькую площадь и протиснулся в последнюю повозку. Запах просто сбивал с ног.

Бочки были старыми, текли или, скорее, сочились, и днище повозки было на дюйм покрыто слизью. Он услышал смешок Кина, затем глубоко вздохнул и протиснулся между двумя огромными бочками.

Между рядами пузатых бочек едва хватало места, чтобы спрятаться. Что-то капало ему на голову. Мухи ползали по лицу и шее.

Он пытался дышать неглубоко, пока, извиваясь, прокладывал ​​путь в середину повозки, где накинул на голову капюшон. Кольчуга с кожаной подкладкой давала небольшую защиту от склизкой грязи, но он чувствовал, как она просачивается под кольчугу, чтобы пропитать его рубашку, охлаждая кожу.

Ему не пришлось долго ждать. Он услышал голоса, почувствовал, как повозка накренилась, когда двое мужчин взобрались на передние бочки, а затем раздалось щелканье хлыста.

Телега тронулась, ее единственная ось заскрипела. При каждом толчке Томас ударялся головой о протекающую бочку.

Поездка казалась бесконечной, но, по крайней мере, Кин оказался прав по поводу стражников, которые просто махнули телегам рукой и выпустили их через ворота, не предприняв никаких попыток осмотреть, потому что повозка не останавливаясь выехала из тени города на солнечный свет сельской местности.

Кин шел рядом с буйволами, радостно болтая с возницами, а потом телегу сильно тряхануло, когда она поехала вниз, в сторону реки.

Жидкость перелилась через края бочек, и какая-то часть попала Томасу на спину. Он выругался про себя, потом ругнулся еще раз, потому что повозку затрясло, когда она проехала по каким-то корням.

Кин рассказывал длинную историю про собаку, стащившую ногу барашка из монастыря Святого Стефана, но внезапно перешел на английский.

– Выбирайся прямо сейчас!

Ирландец продолжал рассказывать свою историю, а Томас осторожно протиснулся назад по только что вылившемуся дерьму, с каждым толчком телеги все больше нечистот проникало в его одежду.

Он спрыгнул на берег, приземлившись на перешеек между колеями от телеги. Возница, так и не узнав, что вез пассажира, прогромыхал дальше. Кин вернулся к нему, ухмыляясь.

– Иисусе, ты выглядишь просто жутко.

– Спасибо.

– Я вывел тебя из города, так ведь?

– Ты просто живой святой, – сказал Томас. – Теперь нам нужно найти лошадей, оружие и способ, как опередить Роланда.

Он стоял на тропинке между двумя высокими валами, за ними росли оливы. Тропинка спускалась к берегу реки, в которую опорожнялись бочки из первой телеги. Коричневая субстанция плыла вниз по течению.

– И как мы найдем лошадей? – с тоской в голосе спросил Кин.

– Всё по порядку, – сказал Томас. Он прихлопнул муху, а потом взобрался на край дороги и зашагал на север мимо олив.

– Так каков порядок? – спросил Кин.

– Сначала река.

Томас шел, пока не скрылись из вида три телеги, потом сорвал с себя одежду и погрузился в воду. Она была холодной.

– Иисусе, да ты весь в шрамах, – произнес Кин.

– Если хочешь остаться красивым, – заметил Томас, – не становись солдатом. И брось мне мою одежду.

Кин пинком отправил одежду в реку, не прикоснувшись к ней. Томас полоскал ее, топтал и тер камнем, до тех пор пока вода перестала окрашиваться, потом опустил в воду кольчугу, пытаясь избавить металл и кожу от вони.

Он в последний раз опустил голову в воду, пробежался пальцами по волосам и выбрался на берег. Он выжал одежду как только смог, а потом надел ее, все еще мокрую.

Кольчугу он понес в руках. День обещал быть теплым, и рубаха с чулками должны были быстро высохнуть.

– На север, – коротко сказал он. Сначала нужно было найти латников, которых он оставил у развалин мельницы.

– Лошади и оружие, говоришь? – поинтересовался Кин.

– Какую награду за меня предлагают?

– Вес твоей правой руки в золотых монетах, как я слышал.

– Моей руки? – спросил Томас, а потом понял. – Потому что я лучник.