Текст книги "1356 (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Третьего солдата рвало в сточную канаву. В горящем доме обвалилась балка, выпустив наружу порыв горячего воздуха с кружащимися искрами.

Брат Майкл пошел вверх по улице, держась на расстоянии от трупов, а потом увидел человека, сидящего у бочки с дождевой водой и пытающегося остановить кровотечение из раны на животе.

Молодой монах когда-то помогал в монастырском лазарете, поэтому подошел поближе к раненому солдату.

– Я могу это забинтовать, – сказал он, становясь на колени, но раненый огрызнулся и бросился на него с ножом, удара которого брат Майкл смог избежать, опрокинувшись на бок. Он вскочил на ноги и отпрянул.

– Сними свою рясу, – сказал раненый, пытаясь преследовать монаха, но брат Майкл побежал вверх по холму. Человек снова упал, изрыгая проклятия.

– Вернись, – прокричал тот, – вернись!

Под кожаным жилетом он носил стеганный жиппон с изображением золотого сокола на красном поле, и брат Майкл, пытаясь в потрясении разобраться в хаосе, творящемся вокруг, понял, что эта золотая птица была символом защитников города и что раненый хотел сбежать, украв монашеское одеяние для маскировки, но вместо этого был схвачен двумя солдатами в бело-зеленом, перерезавшими ему глотку.

Некоторые мужчины носили эмблемы с изображением желтого посоха епископа, окруженного четырьмя черными тевтонскими крестами, и брат Майкл решил, что это, должно быть, солдаты епископа, а те войска, что носили изображение зеленой лошади на белом поле, служили графу Лабруйяду.

Большинство мертвецов были в одежде с золотым соколом, и монах отметил, сколько этих тел было насажено на длинные английские стрелы с забрызганным кровью белым оперением.

Сражение прошло в этой части города, предоставив ему гореть. Огонь перебирался с одной соломенной крыши на другую, а в тех местах, куда не добрался огонь, орды пьяных и утративших дисциплину солдат занимались грабежом и насилием в клубах дыма.

Заплакал ребенок, пронзительно закричала женщина, а потом слепой с источающими кровавые слезы глазницами вместо глаз пошатываясь вышел из переулка и столкнулся с монахом. Человек отпрянул и заскулил, держа руки так, чтобы отгородиться от возможного удара.

– Я не причиню тебе боль, – сказал брат Майкл по-французски, на языке, который он выучил, будучи послушником, чтобы продолжить обучение в Монпелье, но ослепленный не обратил внимания на его слова и спотыкаясь побрел вниз по улице.

Где-то запел хор, такой неуместный в этой крови, дыму и криках, и монах подумал, не сон ли это, но голоса были реальны, столь же реальны, как вопящие женщины, рыдающие дети и лающие собаки.

Теперь он шел с осторожностью, потому что переулки были темны, а солдаты необузданны. Он прошел мимо лавки кожевенника, которая горела, и увидел человека, утопленного в чане с мочой, используемой для обработки шкур.

Он вышел на небольшую площадь, украшенную каменным крестом, и там был атакован сзади бородатым дикарем в ливрее цветов епископа.

Монах упал, и мужчина наклонился, чтобы срезать кошель, висящий на веревке, служившей ремнем.

– Убирайся! Убирайся! – в панике брат Майкл позабыл, где он, и кричал по-английски.

Человек ухмыльнулся и поднес нож к глазам монаха, потом широко открыл собственные, как будто в ужасе, и озаренная пожаром ночь потемнела из-за струи крови, когда человек медленно завалился.

Брат Майкл был забрызган кровью и увидел, что в шее нападавшего торчит стрела. Человек задыхался, цеплялся руками за стрелу, потом задрожал, и кровь хлынула из его открытого рта.

– Ты англичанин, брат? – спросили его по-английски, и брат Майкл поднял глаза и заметил человека в черной ливрее с белым гербом, который перечеркивала по диагонали косая черта, знак незаконнорожденного. – Ты англичанин? – снова спросил человек.

– Англичанин, – наконец смог произнести брат Майкл.

– Тебе следовало стукнуть его по башке, сказал мужчина, поднимая посох брата Майкла, а затем помогая монаху встать на ноги. – Стукнуть его посильнее, и он бы свалился. Все эти ублюдки пьяны.

– Я англичанин, – повторил брат Майкл. Он дрожал и почувствовал тепло свежей крови на щеке. Он содрогнулся.

– И ты чертовски далеко от дома, брат, – сказал мужчина. На его мускулистом плече висел большой боевой лук.

Он нагнулся над обидчиком монаха, вытащил нож и вырезал стрелу из его горла, прикончив его в процессе.

– Стрелы тяжело достать, – объяснил он, – так что мы пытаемся их сохранить. Если увидишь их, подбери.

Майкл отряхнул свою белую рясу, а потом взглянул на эмблему, нашитую на жиппон своего спасителя. На ней красовалось странное животное, держащее в пасти кубок.

– Ты служишь..., – начал он.

– Бастарду, – прервал его мужчина. – Мы Эллекены [10], брат.

– Эллекены?

– Дьявольские души, – сказал человек, ухмыльнувшись, – а какого дьявола ты здесь делаешь?

– У меня послание для твоего господина, Бастарда.

– Тогда давай найдем его. Меня зовут Сэм.

Имя хорошо подходило лучнику, с его мальчишеским приветливым лицом, всегда готовым улыбнуться. Он повел монаха мимо церкви, которую он охранял вместе с двумя другими Эллекенами, потому что она служила прибежищем для некоторых горожан.

– Бастард не одобряет насилие, – объяснил он.

– И не должен, – ответил Майкл с сознанием долга.

– Он с таким же успехом может и дождь не одобрять, – весело заметил Сэм, входя на площадь большего размера, где ожидали полдюжины всадников с обнаженными мечами.

Они были в кольчугах и шлемах и все носили ливреи цветов епископа, а позади них находился хор – несколько мальчиков, поющих псалом.

– Domine eduxisti, – пели они, – de inferno animam meam vivificasti me ne descenderem in lacum.

– Он бы знал, что это означает, – сказал Сэм, похлопав по своей эмблеме и очевидно имея в виду Бастарда.

– Это означает, что Господь вытащил наши души из ада, – ответил брат Майкл, – и дал нам жизнь, и будет хранить нас от падения.

– Очень мило со стороны Господа, – отметил Сэм. Он небрежно поклонился всадникам и дотронулся рукой до шлема.

– Это епископ, – объяснил он, и брат Майкл увидел высокого человека со смуглым лицом в стальном шлеме, сидящего на лошади рядом со знаменем с посохом и крестами.

– Он ждет, – объяснил Сэм, – чтобы мы победили за него в битве. Все они так делают. Приходи и бейся за нас, говорят они, а потом напиваются в стельку, пока мы убиваем.

Но именно за это нам и платят. Осторожней тут, брат, становится опасно, – он снял лук с плеча и повел монаха вниз по переулку, а потом выглянул из-за угла и посмотрел вокруг.

– Чертовски опасно, – добавил он.

Брат Майкл, зачарованный и одновременно испытывающий отвращение от резни, творящейся вокруг, высунулся из-за Сэма и обнаружил, что они достигли самой высокой точки города и находились на краю большого открытого пространства, возможно, рыночной площади, и на ее дальней стороне начиналась дорога, выдолбленная в черной скале и ведущая к воротам замка.

Надвратная башня, освещенная пожарами нижнего города, была увешана большими знаменами.

Некоторые взывали к помощи святых, а на других красовалась эмблема с золотым соколом. Арбалетный болт вонзился в стену рядом со священнослужителем, а потом упал на булыжную мостовую.

– Если мы захватим замок к завтрашнему закату, – сказал Сэм, прикладывая стрелу к тетиве, – нам заплатят вдвойне.

– Вдвойне? Почему?

– Потому что завтра день святой Бертийи, а жену нашего нанимателя зовут Бертийя, так что падение замка докажет, что Бог на нашей стороне, а не на ее.

Брат Майкл подумал, что это сомнительная теория, но он не стал с этим спорить.

– Она и есть та жена, что сбежала?

– Не могу ее винить. Он настоящая свинья, этот граф, но брак есть брак, не так ли? И в аду похолодает, когда женщина сможет выбирать мужа. Но мне все-таки жаль, что она замужем за этой свиньей.

Он наполовину натянул лук, сделав шаг за угол в поисках цели, но ничего не нашел и отступил назад.

– В общем, бедняжка там, – продолжал он, – а свинья заплатит нам вдвое, если мы приведем ее быстро.

Брат Майкл высунулся из-за угла, потом резко отпрянул, потому что два арбалетных болта мелькнули в свете пожара. Болты ударились в стену рядом с ним, а потом рикошетом упали в переулок.

– Повезло тебе, да? – весело сказал Сэм. – Ублюдки увидели меня, взяли прицел, а потом показался ты. Ты мог бы быть уже на небесах, если бы ублюдки умели стрелять прямо.

– Вы никогда не достанете леди из этого места, – высказал свое предположение брат Майкл.

– Не достанем?

– Крепость слишком неприступна!

– Мы Эллекены, – сказал Сэм, – это означает, что бедняжке осталось провести около часа со своим любовничком. Надеюсь, он потратит его с пользой, чтобы она его запомнила.

Майкл незаметно покраснел. Женщины его волновали. Большую часть жизни это искушение не имело для него значения, потому что, запертый в цистерцианском монастыре, он вообще редко видел женщин, но путешествие из Карлайла разбросало на его пути тысячи дьявольских ловушек.

В Тулузе шлюха обхватила его сзади, стала гладить, и он вырвался на свободу, трясясь от смятения, и упал на колени.

Воспоминание о ее смехе жгло ему душу, как и воспоминания обо всех девушках, которых он видел, на которых пялился и которыми интересовался. Он вспомнил белую кожу обнаженной девушки около городских ворот и понял, что дьявол искушает его снова, и собирался произнести молитву для укрепления духа, когда отвлекся на жужжащий звук и увидел ливень арбалетных болтов, накрывший рынок.

Некоторые со снопом ярких искр врезались в булыжники мостовой, и брат Майкл удивился, почему защитники стреляют, затем понял, что солдаты в темных плащах бегут изо всех переулков, чтобы пересечь открытое пространство.

Это были лучники, начавшие выпускать стрелы в направлении высоких зубчатых стен. Град стрел – не коротких металлических болтов с кожаным оперением, а длинных английских стрел с белыми перьями – бесшумно летел к вершине стены, выпущенный из больших тисовых боевых луков с пеньковой тетивой, издававшей резкий щелчок при каждом выстреле.

Стрелы дрожали, высвободившись из тетивы, а затем, подхваченные ветром, устремились вверх, словно вспышки света в темноте, огонь отражался в их наконечниках, и монах заметил, как стрелы защищавшихся, которых только что было множество, внезапно поредели.

Лучники осыпали защитников замка стрелами, вынуждая арбалетчиков укрыться за парапетом, в то время как другие стрелки целились по смотровым щелям промежуточных башен.

Стальные наконечники ударяли в стены замка, как град по булыжной мостовой. Один лучник упал, в его грудь вонзился арбалетный болт, но монах увидел только одного погибшего, затем он услышал скрип колёс.

– Отойди, – предупредил его Сэм, и монах сделал шаг назад, в переулок, где мимо него прогромыхала телега. Она была небольшой, достаточно легкой, чтобы ее можно было толкать вшестером, но теперь отяжелела, потому что спереди и по бокам, чтобы защитить людей, толкающих телегу, нагруженную маленькими деревянными бочками, были приколочены десять больших павез – щитов высотой с человеческий рост, предназначенных для защиты арбалетчиков, пока те перезаряжают свое громоздкое оружие.

– Может быть, меньше часа, – сказал Сэм, отступая к улице, когда телега проехала мимо. Он вытащил свой большой лук и послал стрелу в сторону ворот замка.

Стояла странная тишина. Брат Майкл ожидал, что битва будет шумной, ожидал услышать, как солдаты призывают Господа спасти их души, услышать, как они кричат от боли и страха, но единственными звуками были вопли женщин в нижнем городе, потрескивание пламени, свист луков, стук колес телеги по булыжникам и удары болтов и стрел о камень. Майкл глядел в благоговейном страхе, как Сэм продолжает стрелять, казалось, не целясь, просто посылая стрелу за стрелой в сторону зубчатых стен замка.

– Хорошо, что мы можем всё видеть, – сказал Сэм, выпуская очередную стрелу.

– Ты имеешь в виду огонь?

– Потому мы и поджигаем дома, – объяснил Сэм, чтобы осветить ублюдков, – он снова спустил тетиву, как казалось, без усилий. Когда брат Майкл однажды попытался выстрелить из тисового лука, он не смог натянуть тетиву больше, чем на ширину ладони.

Телега теперь достигла ворот замка. Там она остановилась, черной тенью внутри темноты арочного проема, и брат Майкл увидел, как в этой тьме возникла вспышка света, погасла, снова ожила, а затем превратилась в постоянный тусклый огонек, когда шестеро мужчин, толкавшие телегу, побежали обратно к лучникам.

Один из них упал, очевидно, настигнутый арбалетным болтом. Двое других схватили его под руки и оттащили, и именно тогда монах впервые увидел Бастарда.

– Вот он, – произнес Сэм с нежностью, – наш проклятый Бастард.

Брат Майкл увидел высокого человека, одетого в черную кольчугу с поясом. На нем были высокие сапоги, черные ножны, его шлем был простым бацинетом [11], таким же черным, как и кольчуга.

Он держал меч в руке, подгоняя им дюжину воинов, строя их в линию с сомкнутыми щитами на открытом пространстве.

Он взглянул в сторону брата Майкла, заметившего, что нос у бастарда сломан, а на щеке шрам, но он также увидел в этом лице силу и ярость и понял, почему аббат в Павиле говорил об этом человеке с таким трепетом.

Брат Майкл ожидал, что Бастард окажется старше, и удивился, что этот солдат в черных доспехах был так молод. Потом Бастард заметил Сэма.

– Я думал, ты охраняешь церковь, Сэм, – сказал он.

– Щербатый и Джонни всё ещё там, – ответил Сэм, – а я привел этого парня, он хочет тебя видеть, – он мотнул головой в сторону брата Майкла.

Монах сделал шаг вперед и почувствовал всю силу взгляда Бастарда. Он внезапно занервничал, а в горле пересохло от страха.

– У меня есть для тебя послание, – он запнулся, – оно от...

– Потом, – прервал его Бастард. Слуга принес ему щит, который он закрепил на левой руке, а потом повернулся и посмотрел на замок.

Из которого внезапно повалило пламя и дым. Дым был черным c красным, пронизанный языками пламени, и ночь наполнилась грохотом, из-за которого брат Майкл съежился от страха.

Горящие обломки рассекли ночь, а горячий воздух ворвался в переулок.

Дым покрыл все открытое пространство завесой, а шум взрыва отразился эхом от противоположной стороны переулка.

Птицы, гнездящиеся в расщелинах стены замка, хлопали крыльями в дыму, а одно из больших знамен, призывающее на помощь Святого Иосифа, загорелось ярким пятном на фоне стен.

– Порох, – лаконично объяснил Сэм.

– Порох?

– Он умный ублюдок, наш Бастард, – сказа Сэм. – Быстро снес ворота, да? Кстати, это дорого стоит. Свинье, лишившейся жены, пришлось заплатить вдвойне, раз он хотел, чтобы мы использовали порох. Должно быть, он так страстно желает сучку, раз столько платит! Надеюсь, она того стоит.

Брат Майкл увидел небольшие языки пламени, мерцающие в густом дыму в арочном проходе. Теперь он понял, почему вход в город выглядел так, как будто почерневшие ворота выдернули и сломали дьявольским кулаком.

Бастард проделал себе путь в город с помощью пороха и повторил этот трюк, чтобы снести большие деревянные ворота замка. Теперь он повел двадцать своих воинов в сторону обломков.

– Лучники! – прокричал другой человек, и лучники, включая Сэма, последовали за воином в сторону ворот. Они продвигались молча, и это тоже ужасало.

Эти люди в своих черно-белых ливреях, подумал брат Майкл, научились жить хладнокровно и безжалостно драться в темной долине смерти. Ни один из них не выглядел пьяным. Они были дисциплинированы, умелы и устрашающи.

Бастард исчез в дыму. Из замка послышались крики, но монах не видел, что там происходит, хотя было очевидно, что атакующие находятся внутри, потому что лучники теперь вбегали в дымящиеся ворота.

За ними следовали другие воины с эмблемами епископа и графа в поисках новой наживы в обреченной крепости.

– Это может быть опасно, – предупредил Сэм молодого монаха.

– С нами Бог, – ответил брат Майкл, удивляясь тому свирепому возбуждению, которое почувствовал, настолько свирепому, что он поднял посох пилигрима, как будто тот был оружием.

Со стороны переулка замок выглядел большим, но как только они протиснулись внутрь через спаленные ворота, брат Майкл увидел, что он гораздо меньше, чем казался.

В нем не было ни двора, ни цитадели, лишь надвратная башня и еще одна высокая башня, отделенная небольшим двором с дюжиной трупов арбалетчиков в красно-золотых ливреях.

Один из них был выпотрошен взрывом у ворот, и хотя его внутренности растеклись по камням, он был еще жив и стонал.

Монах помедлил, чтобы помочь ему, а потом отпрыгнул обратно, когда Сэм с легкостью, настолько непроизвольной, что она выглядела бессердечной, перерезал ему горло.

– Ты убил его! – в ужасе произнес брат Майкл.

– Конечно, я убил его, черт возьми! – бодро отозвался Сэм. – А что я еще мог был сделать? Поцеловать его? Надеюсь, кто-нибудь сделает то же самое и для меня, если я буду в таком состоянии, – он вытер кровь с короткого ножа.

Защитник замка закричал, падая с парапета надвратной башни, а другой спустился, пошатываясь, по лестнице основной башни и рухнул у ее подножия.

Наверху лестницы была дверь, но ее не обороняли, или мужество защитников испарилось, когда взорвались ворота, так что люди Бастарда вбегали в башню. Брат Майкл последовал за ними, потом повернулся на звук горна.

Кавалькада всадников, все в бело-зеленом, прокладывала себе путь через ворота замка, используя мечи, чтобы отогнать с пути собственных людей.

В центре кавалькады, под прикрытием оружия остальных всадников, находился чудовищно жирный человек в кольчуге и броне, восседавший на огромном коне.

Кавалькада остановилась у подножия лестницы, потребовались усилия четырех мужчин, чтобы вытащить толстяка из седла и поставить его на ноги.

– Его свинская светлость, – язвительно отметил Сэм.

– Граф Лабруйяд?

– Один из наших нанимателей, – сказал Сэм, – а вот и второй.

Епископ со своими людьми последовал за графом через ворота, и Сэм с братом Майклом встали на колени, пока два предводителя поднимались по ступеням и входили в башню.

Сэм и брат Майкл последовали за людьми епископа и вошли в помещение, поднялись по пологим ступеням в большой зал, представлявший собой высокую комнату с колоннами, освещенную дюжиной дымящихся факелов и завешенную гобеленами с золотым соколом на красном поле.

В зале находилось уже по меньшей мере шестьдесят человек, теперь жавшихся по углам, чтобы позволить графу Лабруйяду и епископу Лавансу медленно подойти к возвышению, на котором двое людей Бастарда держали побежденного и коленопреклоненного лорда.

Позади них, высокий, в черной броне, стоял сам Бастард, его лицо ничего не выражало, а рядом с ним – молодая женщина в красном платье.

– Это Бертийя? – спросил брат Майкл.

– Должно быть, – согласился Сэм. – Симпатичная кобылка!

У брата Майкла перехватило дыхание, он уставился на нее и в какой-то еретический момент пожалел о том, что принес священные обеты. Бертийя, вероломная графиня Лабруйяд, была не просто симпатичной кобылкой, она была настоящей красавицей.

Ей вряд ли было больше двадцати, и ее прелестное лицо с полными губами и темными глазами не было испорчено ни шрамами, ни болезнями,

Он подумал, что никогда не видел столь прекрасного создания, а потом у него снова перехватило дыхание, и он перекрестился и про себя пробормотал молитву, чтобы Святая Дева и Святой Михаил сберегли его от искушения.

– Она стоила цены, заплаченной за порох, я бы сказал, – весело прокомментировал Сэм.

Брат Майкл посмотрел на мужа Бертийи, который снял шлем, обнажив голову с сальными седыми волосами и грубое свинячье лицо, и проковылял в ее сторону. Он тяжело дышал, потому что ему стоило больших усилий передвигаться в тяжелой броне.

Он остановился в нескольких шагах от помоста и уставился на верхнюю часть платья своей жены, где красовался золотой сокол, символ ее поверженного возлюбленного.

– Мне кажется, мадам, – сказал граф, – что у вас плохой вкус в одежде.

Графиня упала на колени, протянув сжатые руки в сторону графа. Она хотела заговорить, но лишь всхлипнула. В слезах на ее щеке отражалось пламя факелов.

Брат Майкл напомнил себе, что она совершила прелюбодеяние, что она грешница и недостойна милости, а Сэм взглянул на молодого монаха и подумал, что однажды женщина принесет ему неприятности.

– Снимите с нее эту эмблему, – приказал граф своим воинам, показывая на золотого сокола, вышитого на платье его жены, и двое мужчин, чьи кольчуги звенели, а сапоги тяжело ступали по плитам пола, взобрались на помост и схватили графиню.

Она пыталась сопротивляться, вскрикнула, но потом покорилась, как только один из мужчин заломил ей руки за спину и вытащил широкий нож из-за пояса.

Брат Майкл инстинктивно сдвинулся с места, чтобы прийти ей на помощь, но Сэм остановил его одной рукой.

– Она жена графа, брат, – тихо произнес лучник, – то есть его собственность. Он может делать с ней, что хочет, а если ты вмешаешься, то вспорет тебе живот.

– Я не..., – начал брат Майкл, но потом предпочел замолчать, чтобы не солгать, потому что он собирался вмешаться, или по меньшей мере запротестовать, но теперь он просто наблюдал, как воин разрезал дорогую ткань, отрывая золотые нити от алой ткани, и лиф платья упал на талию графини, а воин в конце концов оторвал вышитого сокола и бросил его к ногам своего господина.

Графиня, высвободившись из рук второго воина, скорчилась и прижала остатки платья к груди.

– Вийон! – скомандовал граф. – Посмотри на меня!

Человек, удерживаемый двумя солдатами Бастарда, неохотно взглянул на своего врага. Он был молод, привлекателен как сокол и еще час назад был правителем этих мест, лордом земель и владельцем крестьян, но теперь он стал никем.

Он был в кольчуге, нагрудном панцире и поножах, и пятно крови в его темных волосах указывало, что он дрался с осаждающими, но теперь он находился в их руках и был вынужден смотреть, как жирный граф шарит по его кольчуге.

Никто в зале не пошевелился и не заговорил, все просто наблюдали, как граф срывает кожу и сталь, а потом с улыбкой на лице мочится на сокола, вырванного из платья жены.

У него был мочевой пузырь как у буйвола, и моча лилась очень долго. Где-то в замке закричал человек, и крик все не прекращался, но, к счастью, в конце концов затих.

В это же время закончил и граф, затем протянул руку к своему оруженосцу, который дал ему небольшой нож с жутким изогнутым лезвием.

– Видишь это, Вийон? – граф поднял нож, так что лезвие сверкнуло в огнях. – Знаешь, что это?

Вийон, удерживаемый двумя воинами, промолчал.

– Это для тебя, – сказал граф. – Она, – он указал ножом на графиню, – отправится обратно в Лабруйяд, и ты тоже, но сначала мы тебя порежем.

Люди в бело-зеленых ливреях ухмыльнулись, предвкушая предстоящую боль и удовольствие. Нож, чье лезвие было ржавым, а ручка – лишь куском обветшалой древесины, был ножом для кастрации, которым оскопляли баранов, телят или мальчиков, предназначенных для хоров больших церквей.

– Разденьте его, – приказал граф своим людям.

– О Господи! – пробормотал брат Майкл.

– Недостаточно крепкий желудок для такого, брат? – спросил Сэм.

– Он хорошо сражался, – вмешался новый голос, и монах увидел, что Бастард подошел к краю помоста. – Он храбро сражался и заслуживает умереть как мужчина.

Некоторые из воинов графа положили руки на рукояти мечей, но епископ успокоил их.

– Он преступил закон Божий и человеческий, – заявил он Бастарду, – и поставил себя вне рыцарского кодекса.

– Это мой с ним спор, а не твой, – огрызнулся граф на Бастарда.

– Он мой пленник, – сказал Бастард.

– Когда я тебя нанял, – продолжил епископ, – мы договорились, что все пленники будут принадлежать нам с графом, вне зависимости от того, кто их захватил. – Разве это не так?

Бастард поколебался, но было очевидно, что епископ сказал правду. Высокий человек в черных доспехах оглядел комнату, но люди епископа и графа превосходили числом воинов Бастарда. – Тогда я взываю к тебе, – сказал он епископу, – позволь ему отправиться к Господу как мужчина.

– Он прелюбодей и грешник, – ответил епископ, – так что я отдаю его графу, и пусть делает с ним, что захочет. А я напомню тебе, что твоя оплата зависит от повиновения всем нашим разумным приказам.

– Этот – неразумный, – настаивал Бастард.

– Приказ сделать шаг назад – вполне разумный, – заявил епископ, – и я даю его тебе.

Воины графа ударили щитами об пол в знак одобрения, и Бастард, зная, что проиграл спор, а противник превосходит его числом, пожал плечами и отступил.

Брат Майкл увидел, как воин взял нож для кастрации и, не в силах вынести то, что вот-вот должно было случиться, выбежал по лестнице из башни и вдохнул дымный ночной воздух.

Он хотел бежать дальше, но кто-то из людей графа нашел в конюшнях замка быка и теперь они мучили животное, тыкая его копьями и мечами и отскакивая, когда бык неуклюже поворачивался, чтобы напасть на них, и не смея попробовать проложить себе путь через поле этой жестокой игры. Потом в замке снова послышались крики.

На его плечо легла рука, и он оглянулся, подняв тяжелый посох, но увидел лишь священника, старика, который предложил монаху мех с вином.

– Кажется, – сказал старик, – ты не одобряешь то, что делает граф?

– А ты одобряешь?

Священник пожал плечами.

– Вийон забрал жену графа, так чего же он ожидал? А наша церковь благословляет месть графа, и на то есть причины. Вийон – презренный человек.

– А граф нет? – брат Майкл решил, что ненавидит жирного графа, с его сальными волосами и тяжелыми челюстями.

– Я его капеллан и духовник, – сказал старый священник, – так что я знаю, каков он, – его голос звучал холодно. – А ты, – спросил он монаха, – что привело тебя в это место?

– Я принес послание для Бастарда, – ответил брат Майкл.

– Какое послание?

Английский монах покачал головой.

– Я не читал его.

– Всегда следует читать послания, – произнес старик с улыбкой.

– Оно запечатано.

– Горячий нож с этим справится.

Брат Майкл нахмурился.

– Мне было велено не читать его.

– Кем?

– Графом Нортгемптоном. Он сказал, что оно срочное и тайное.

– Срочное?

Брат Майкл перекрестился.

– Он сказал, что принц Уэльский собирает очередную армию. Я думаю, Бастарду приказано присоединиться к ней, – он пожал плечами. – В любом случае, это звучит здраво.

– Да.

Разговор отвлек брата Майкла от жутких криков, что слышались внутри замка. Эти крики постепенно затихали, превращаясь в жалкое всхлипывание, и только тогда графский капеллан повел монаха обратно, к огням комнаты с колоннами.

Брат Майкл не смотрел на нечто обнаженное, лежавшее на окровавленном полу. Он остался в глубине зала, скрывшись от оскопленного мужчины за толпой солдат в кольчугах.

– Мы закончили, – сказал граф Лабруйяд Бастарду.

– Мы закончили, милорд, – согласился Бастард, но ты должен нам дополнительных денег за то, что мы взяли это место быстро.

– Я вам должен, – согласился граф, – и деньги будут ждать вас в Павиле.

– Тогда мы отправимся в Павиль, милорд, – Бастард отвесил графу поклон, а потом хлопнул в ладони, привлекая внимание своих воинов. – Вы знаете, что делать! Так за дело!

Люди Бастарда забрали своих раненых, подобрали мертвых и стрелы, выпущенные во время битвы, потому что в Бургундии, Тулузе и Провансе трудно было достать английские стрелы.

К тому времени, как люди Бастарда вышли из разрушенных городских ворот, уже наступила заря, они пересекли мост в долине и повернули на восток.

Раненых везли на телегах, но все остальные ехали верхом, и брат Майкл, которому удалось вздремнуть несколько часов, смог наконец-то рассчитывать на компанию Бастарда.

Он узнал, что некоторые из Эллекенов до сих пор охраняли замок в Кастийоне, который был их убежищем, но войско Бастарда все равно было устрашающим.

Оно насчитывало лишь чуть больше шестидесяти лучников, все англичане или валлийцы, и тридцать два латника, большинство из Гаскони, несколько из Бургундии и дюжина англичан, а некоторые – из дальних стран, все они были искателями приключений в поисках денег, которые и нашли у Бастарда.

Вместе со слугами и оруженосцами они сформировали отряд наемников, который мог нанять любой лорд, имевший достаточно денег, чтобы позволить себе лучшее, хотя любому лорду, пожелавшему драться с англичанами и их гасконскими союзниками, пришлось бы искать помощи в другом месте, потому что Бастард не стал бы этого делать.

Он любил говорить, что помогает врагам Англии убивать друг друга, а враги платят ему за эту помощь.

Они были наемниками и называли себя Эллекенами, любимцами дьявола, и хвастались, что их нельзя победить, потому что их души уже отправились в ад.

И брат Майкл, впервые в жизни ставший свидетелем битвы, верил в это.

Глава вторая

Граф Лабруйяд торопился покинуть Вийон и укрыться в безопасности собственной крепости, которая, поскольку имела ров и подъемный мост, была защищена от того способа проникновения через ворота с помощью пороха, которым пользовался Бастард, а графу нужно было находиться в безопасности, потому что он был уверен, что скоро будет иметь разногласия с Бастардом.

Так что он предоставил людям епископа удерживать только что захваченный замок Вийон, а сам вместе со своим войском, шестьюдесятью латниками и сорока тремя арбалетчиками поспешил домой, в Лабруйяд.

Однако его путешествие было замедленно пленными. Он подумывал избить Бертийю в Вийоне и даже приказал слугам принести кнут из конюшен замка, но потом отложил наказание, чтобы ускорить возвращение домой.

Он по-прежнему хотел ее унизить и на этот случай привез из Лабруйяда повозку. Она находилась на конюшне сколько он помнил, и на ней была укреплена клетка, достаточно просторная, чтобы держать там танцующего медведя или быка для боев, именно для этой цели она, скорее всего, и была сделана.

Или, возможно, его предки использовали повозку для заключенных или для перевозки жестоких мастифов, используемых для охоты на медведя, но каким бы ни было ее изначальное предназначение, сейчас это была клетка для его жены. Графа Вийона, слабого и истекающего кровью, везли в другой клетке.

Если этот человек выживет, граф планировал держать его голым на цепи во дворе в качестве предмета для людских насмешек и столба, на который будут задирать лапу собаки, и эта перспектива ободряла графа по мере того, как он медленно продвигался на юг.

Он отправил дюжину легко вооруженных всадников на восток. Их задачей было проследить за наемниками Бастарда и вернуться с докладом, если англичанин решит его преследовать.

Хотя сейчас это и казалось маловероятным, потому что у капеллана были хорошие новости.

– Подозреваю, что его вызвал сеньор, сир, – сказал капеллан графу.