Текст книги "Откровение"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

10

Поездка в Феникс прошла самым обычным образом. Ни Гордон, ни Марина не испытывали особого желания беседовать, поэтому до шоссе Черного Каньона они доехали просто молча, слушая шорох шин и деланно веселые голоса утренних ди-джеев по радио. Они выехали рано, шоссе было пустынным. Оставалось только молча смотреть на проплывающие мимо скалистые утесы, глубокие ущелья и густые леса Коконино, и предаваться собственным мыслям.

В Долину они попали задолго до полудня и провели утро в Скоттсдэйле, разглядывая мириады дорогих магазинчиков на Пятой авеню, при этом откровенно и сознательно разговаривали исключительно о событиях третьестепенной значимости, абсолютно не связанных с предстоящими заботами.

Быстро и молча перекусив в открытом кафе псевдофранцузского стиля, они поехали дальше, в Феникс. В больницу.

Гордон с изумлением уставился на облупившуюся побелку ветхого здания административного корпуса больницы. Из салона машины ему не было видно верхней части здания, но несколько разбитых окон на третьем этаже он все-таки успел разглядеть. По низу, выходящему на улицу, затейливо вились неприличные надписи, сделанные из баллончика с краской. Окна первого этажа огорожены столбиками с цепями. Ему не приходилось раньше бывать в больнице Св. Луки, и внешний вид оказался для него полной неожиданностью. Гордон с опаской взглянул на Марину.

– Не предполагал, что тут все такое старое, – произнес он.

– Не волнуйся, – успокаивающе улыбнулась жена. – Это хорошая больница. А кроме того, нам вон туда, – показала она рукой за административный корпус, где возвышалось гигантское сооружение из стекла и бетона. – Настоящая больница – там. Думаю, этим они даже не пользуются.

Она оказалась права. Гордон заехал на стоянку и, следуя указаниям белых стрелок, нарисованных на асфальте, подрулил к новому крылу, где нашел место рядом со входом, по соседству с площадкой для лиц с ограниченными физическими возможностями. Они выбрались из джипа и вошли через раздвижные стеклянные двери в кондиционированное пространство больничного вестибюля. Марина села в мягкое кресло и взяла в руки журнал, в то время как Гордон решительным шагом направился по ковровому покрытию к столику регистратуры. Женщина в наушниках с микрофоном внимательно перебирала какие-то карточки.

– Прошу прощения, – кашлянув, обозначил свое присутствие Гордон.

– Чем могу помочь? – подняла голову женщина.

– Я привез жену на консультацию к доктору Каплан.

– Ей назначен прием? – спросила женщина, раскрывая большую амбарную книгу.

– Да, на час дня.

– Имя?

– Льюис. Марина Льюис.

Палец женщины заскользил вниз по строчкам и замер посередине страницы.

– Одну минутку.

Нажав кнопку на приборной доске, она заговорила в микрофон.

– Доктор Каплан? К вам миссис Льюис. – Пауза. – Да. – Опять пауза. – Хорошо, спасибо, доктор. – Женщина взглянула на Гордона. – Доктор Каплан ее примет. Сейчас спустится нянечка с креслом и отвезет ее в смотровой кабинет.

Гордон пересек вестибюль в обратном направлении. Марина по-прежнему читала журнал. За огромным разлапистым креслом на стене с недоделанными деревянными панелями висела в рамочке картина Дэна Наминги. Она так и не подняла голову, поэтому Гордону пришлось громко, нарочито прокашляться.

– Итак? – взглянув на мужа, с улыбкой спросила жена.

– Итак, сейчас появится нянечка и препроводит тебя к доктору Каплан. – Он усмехнулся. – Тебя принимают по полной программе.

– На каталке? – фыркнула Марина.

– Угадала, – рассмеялся Гордон, сел в соседнее кресло вежливо снял журнал с ее колен и положил на низенький столик. Потом взял ее руки в свои и заглянул в глаза. – Надеюсь, все будет хорошо.

– А ты не пойдешь со мной? – кивнув, спросила она.

– Не думаю, что мне разрешат. Кроме того, мне надо заполнить бумаги на страховку и все такое. Я подожду тебя здесь.

– Ты просто боишься, – весело улыбнулась жена.

– Ты права, – улыбнулся он в ответ.

– Слабак!

Худенькая пожилая нянечка в традиционном белом халате и белой шляпке появилась из распашных дверей рядом с регистратурой, толкая перед собой кресло на колесиках. Посмотрев на табличку, которая была при ней, женщина громко произнесла, оглядывая вестибюль:

– Миссис Льюис!

– Это тебя, – сказал Гордон. Он встал и подошел вместе с женой к креслу. Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу, прекрасно понимая мысли и чувства другого, потом она крепко обняла его.

– Не волнуйся. Все будет хорошо. Садясь в кресло, она улыбнулась, но улыбка вышла не столь беспечной, как раньше, с легким оттенком грусти.

– Будем надеяться, – добавила она, подняв два скрещенных пальца.

Нянечка укатила ее в глубины больницы. Улыбка сползла с лица Гордона тотчас же, как за ними захлопнулись створки дверей. Чувствуя усталость и эмоциональную опустошенность, он подошел к регистратуре. Господи, только бы асе было хорошо. Внутренний голос твердил, что анализы Марины окажутся плохими, мозг требовал готовиться к худшему, но какая-то часть сознания хотела верить в лучшее и Надеялась на лучшее.

От женщины за столом регистратуры он получил стопку форм в двух экземплярах, ручку и направился к ближайшему креслу. Усевшись, он покрутил головой, стараясь снять напряжение в шее, и на несколько секунд прикрыл глаза. Потом пробежал взглядом бумаги и принялся заполнять первый лист.

– "Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей".

При звуках глубокого ораторского голоса Гордон оторвал взгляд от лежащих на коленях бумаг и увидел стоящего перед собой высокого, в деловом костюме мужчину, прижимающего правой рукой к груди книжку в черном переплете, похожую на Библию. В опущенной левой руке мужчина держал стопку тоненьких брошюр. Седеющие волосы были коротко и аккуратно подстрижены и зачесаны на пробор. Лицо выглядело почти приятным. Но черные, бездонные глаза светились яростным, фанатичным напряжением. Еще Гордон заметил, что булавка его галстука была выполнена в форме креста.

– Книга Бытия, глава третья, стих шестнадцатый, – добавил мужчина.

– Не интересуюсь, – коротко отреагировал Гордон. Опустив голову, он вновь погрузился в бумаги, надеясь, что человек уйдет восвояси. Но незнакомец неожиданно сел в соседнее кресло. Гордон продолжал писать, пытаясь не обращать внимания, но остро чувствовал присутствие этого человека и был уверен, даже не поднимая головы, что эти горящие черные глаза просто впились в него. Примерно через минуту он все-таки поднял голову. Разумеется, мужчина продолжал пристально смотреть на него.

– Что вы хотите? – спросил Гордон.

– Мое имя брат Элиас, – ответил мужчина. – Я хочу помочь вам.

– Мне не нужна ничья помощь, – отрезал Гордон и вернулся к заполнению страховки.

– Нужна. Ваша жена собирается рожать. Возникнут проблемы.

Гордон, потрясенный и, помимо воли, слегка испуганный, вскинул голову.

– Что вы хотите сказать? Кто вы такой, черт побери?

Брат Элиас обезоруживающе улыбнулся и взялся рукой за булавку галстука.

– Вы не задумывались, – заговорил он, – что если бы Христос принял смерть от ножа, а не на кресте, мы бы сегодня поклонялись ножу? И эта булавка была бы в виде ножа. – Он выразительно взмахнул рукой. – И над входами наших церквей висели бы изображения ножа.

Шизофреник, подумал Гордон. Трудно было сказать, был ли брат Элиас бывшим хиппи, который обратился к Христу, потому что поехала крыша, или сбившимся с пути фундаменталистом, но одно Гордон почувствовал наверняка: этот человек – отнюдь не ординарный любитель поразлагольствовать о Библии. Гордон взял ручку, сложил листки бумаги и встал с намерением пересесть в другое кресло.

Брат Элиас поднялся одновременно с ним.

– Я знаю, что постигло вас и ваших близких, и я хочу помочь вам, – проговорил брат Элиас. – Вы страдаете за прегрешения нечестивцев. – Он быстро опустился на колени и протянул руку, стараясь увлечь Гордона за собой. – Встаньте и молитесь со мной, и мы все исправим.

Гордон отпрянул и встряхнул головой, с изумлением глядя на коленопреклоненного.

– Нет.

– "Поле есть мир; доброе семя, это – сыны Царствия, а плевелы – сыны лукавого. Враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века". От Матфея, глава тринадцатая, стих тридцать девятый.

Гордон огляделся, нет ли кого в вестибюле, кто мог бы видеть эту сцену. Но те немногие, что сидели, глубоко погрузившись в мягкие кресла, либо смотрели сквозь затемненные окна на улицу, либо себе под ноги, полностью погрузившись в свои собственные беды и тяготы. На брата Элиаса никто внимания не обращал.

– Хвалите Иисуса! – воскликнул брат Элиас и склонил голову. – Хвалите Господа!

Почему этому психу вздумалось прицепиться именно ко мне, недоумевал Гордон.

Брат Элиас поднял голову:

– Если бы Христос был повешен, а не распят, мы бы сегодня поклонялись петле.

Гордон направился к регистратуре и постучал костяшками пальцев по белой столешнице, чтобы привлечь внимание женщины в наушниках.

– Простите, мисс, но этому человеку полагается находиться здесь? – кивнул он в сторону брата Элиаса, все еще стоящего на коленях на полу вестибюля.

Женщине хватило одного взгляда на солидно одетого проповедника с Библией и стопкой брошюрок, чтобы нажать красную кнопку на приборной доске.

– Охрана! – произнесла она в микрофон. – Его преподобие опять здесь. Вы не могли бы его проводить из здания больницы?.. Спасибо. – Посмотрев на Гордона, она кивнула, показывая, что сейчас все уладят.

Гордон вернулся к своему креслу, но на сей раз брат Элиас не стал садиться с ним рядом.

– Молитесь, – бросил он, спокойно направляясь к стеклянным раздвижным дверям главного входа. Потом обернулся и добавил: – Молитесь за вашу жену. Молитесь за вашу дочь. "Ибо я пришел восстановить сына против отца своего и дочь против матери своей". – Черные зрачки на секунду впились в глаза Гордона, и он исчез, вышел из здания ровно в тот момент, как из другой двери в вестибюле появились двое охранников.

Гордон снова взял ручку и стопку формуляров.

Сверху лежала дешевая брошюрка. На обложке крупными жирными буквами значилось:

САТАНА ИСПОЛЬЗУЕТ ВАС! ОН УЖЕ ЗДЕСЬ!

Не затрудняя себя чтением брошюры. Гордон скомкал ее и бросил в большую урну, расположенную по соседству с креслом.

Ему надо было заполнить документы медицинского страхования.

* * *

Было почти четыре часа, когда наконец из распашных дверей появилась Марина на каталке, которую везла уже другая нянечка. Гордон, покойно расположившийся в кресле у окна, выходившего на улицу, немедленно встал при ее появлении. Она выглядела усталой, но на лице блуждала улыбка. Увидев его, она быстро встала с кресла.

– Хорошие новости, – заявила она.

– Правда? – не веря своим ушам, переспросил Гордон. Он готовился к самому худшему, и это заявление застало его врасплох.

– Я так думаю. Предварительные анализы обнадеживают. Но наверняка мы сможем узнать только завтра. – Она улыбнулась и подмигнула. – Советую начать думать над именем девочки.

– Ты уверена?

– Шутка.

– Что, действительно все в порядке?

– Похоже на то, – рассмеялась Марина. Он крепко обнял ее и поцеловал.

– Это дело надо отметить, – заявил Гордон. – Поехали пообедаем в каком-нибудь шикарном ресторане.

– Не стоит, – покачала головой Марина. – На самом деле, я не очень хорошо себя чувствую. Все эти анализы, понимаешь... – Она закатила глаза, оставив фразу недосказанной. – Давай лучше поедем домой.

– Может, лучше нам остаться переночевать в Вэлли и вернуться сюда утром?

– Тебе завтра на работу.

– Скажусь больным. Брэду все равно. Она посмотрела на него так, словно услышала несусветную чушь.

– Согласен, – с улыбкой кивнул Гордон.

– А кроме того, нам теперь надо экономить, если мы хотим быть достойными родителями.

Он вспомнил о том, что она не так давно говорила насчет аборта, и решил было спросить об этом, но передумал.

– Намек понял, улыбнулся Гордон и подал жене согнутую в локте руку. – Тогда лучше поехать, если хотим до темноты попасть домой.

Под руку они вышли из вестибюля на стоянку. Несмотря на близость вечера, температура зашкаливала далеко за тридцать. Солнце еще стояло высоко в ясном безоблачном небе. В фениксе не бывало муссонов, избавляющих от палящей жары. Они сели в машину и осторожно прислонились к спинкам сидений. Раскаленные виниловые чехлы чувствовались даже сквозь одежду. Гордон опустил окно и включил на полную мощность кондиционер, спеша разогнать застоявшийся адски раскаленный воздух. Он уже взмок от пота.

– Слава Богу, что мы не живем здесь, – сказала Марина.

– Это точно.

Они выехали на Вашингтон-авеню и направились на запад, в сторону шоссе Черного Каньона.

Спустя несколько минут они миновали брата Элиаса, который в своем деловом костюме спокойно стоял на обочине, пытаясь поймать попутную машину. Проповедник, глядя прямо в глаза Гордону, улыбнулся и помахал рукой.

Откуда он знает мою машину? – подумал Гордон, но проехал мимо, не снижая скорости. Казалось, жгучий взгляд черных глаз проник сквозь лобовое стекло и пронзил его насквозь. Марина ничего не заметила.

Выехав из Феникса, они остановились в "Молочной Королеве", где как следует перекусили перед долгой дорогой домой.

11

Пожилая миссис Перри собралась рожать. Фил Джонсон, директор рэндоллского дома престарелых, перечитал докладную врача, покачал головой и швырнул измятую скрепку в корзинку для бумаг. Немыслимое дело! Женщине далеко за восемьдесят. Явное старческое слабоумие. В лучшие дни и то едва адекватна. В худшие – старуха, бубнящая себе под нос, как младенец.

Он вздохнул, встал, закрыл папку и положил ее в верхний ящик, в компанию еще с несколькими. Потом выключил настольную лампу и двинулся по стерильно-белому коридору к комнате миссис Перри. Медленно и осторожно он открыл дверь. В полумраке комнаты слышалось хриплое дыхание. Судорожно вздымалась мертвенно-бледная грудь. Женщина спала, подложив под спину несколько подушек, отчего характерно вздувшийся живот выпирал еще более явственно. Фил вгляделся в лицо. Узенькая полоска жидкости стекала из маленького носа по усам и заканчивалась на потрескавшихся пересохших губах. Даже во сне ее что-то беспокоило. Вздернутые брови, морщины на лбу, рот, искривленный в болезненной гримасе.

Фил Джонсон еще раз покачал головой. Как она могла забеременеть?

С кем, черт побери, она могла переспать?

И только сейчас он осознал всю дикость этого вопроса.

Какому идиоту могла прийти в голову мысль заняться сексом с восьмидесятилетней старухой?

Да и как могла возникнуть беременность? У старухи давным-давно закончились все женские дела. Оплодотворение просто физически невозможно.

Однако доктор Уотерстон несколько раз и весьма тщательно проверял ее. Вздутие живота возникло не от переедания, неправильного питания, какой-то болезни или множества прочих возможностей, которые рассматривались изначально. Оно возникло в результате роста живого зародыша в ее организме.

Фил тихо вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и пошел по коридору на кухню, где у них находилась кофеварка. Он сам виноват, что дело зашло так далеко. Он должен был обратить внимание раньше, должен быть более внимателен к ней, должен был...

Но в доме престарелых много других пациентов, которые тоже требуют постоянного внимания. Слишком много. При такой нехватке сотрудников вообще чудо, что не возникает более серьезных проблем.

Делать аборт слишком поздно. В своем докладе доктор Уотерстон написал, что на этой стадии беременности подобная процедура может почти наверняка оказаться смертельной как для матери, так и для плода. С учетом возраста миссис Перри и ее слабого физического состояния летальный исход практически неизбежен.

Фил вошел на кухню, взял из стопки пластиковый стаканчик и нацедил себе кофе. В помещении было темно, но он не стал включать лампу. Достаточно света из коридора. Углы кухни терялись во мраке. Представив себе, на что может быть похож несчастный младенец, Фил поежился и передернул плечами.

Давно, еще во время службы в армии, он, как медик, помогал принимать роды примерно у такой же пожилой женщины в маленьком итальянском городке. Это было не самое приятное зрелище. Ребенок появился на свет жутким уродцем, едва различимым в кровавом последе, и умер почти мгновенно. После этого его несколько лет мучили ночные кошмары.

Проглотив полстаканчика тепловатого кофе, он налил себе еще. Лунный свет падал через неплотно задернутые занавески, освещая циферблат настенных часов над холодильником. Часы показывали два тридцать. Он мысленно отнял час, прибавил десять минут и получил истинное время – час сорок. До очередной процедуры миссис Стоу – четыре часа двадцать минут. Можно и прикорнуть.

Допив кофе, он перешел из кухни в свою спальню. Поставив маленький будильник на шесть утра, он присел на кровать и начал снимать обувь.

Резкий вопль разорвал ночную тишину дома.

Фил вскочил, совершенно не понимая, что происходит. Вопль повторился – дикий нечеловеческий крик физической боли. Фил выбежал в коридор. Инстинктивный страх исчез так же быстро, как и появился, уступив место отточенному чувству профессионального долга. Вопль доносился из комнаты миссис Перри. Толкнув дверь, он влетел внутрь.

Старуха сидела на постели. По искаженному болью лицу из широко раскрытых остановившихся глаз лились слезы; из разверстого рта вырывался безостановочный крик.

– Что случилось? – крикнул Фил. – В чем дело?

Понимая, что ждать ответа бесполезно, он подскочил.к женщине и сдернул покрывало.

И на мгновение оцепенел.

Постель была в крови. Кровь лилась из промежности, образуя на простыне быстро увеличивающийся полукруг.

Женщина собралась рожать.

Фил слегка подтолкнул ее, показывая, что лучше лечь на спину. Стараясь не удариться в панику, он начал объяснять, что все будет хорошо, ей только надо расслабиться. К этому времени в коридоре уже собралась толпа, и он крикнул, чтобы кто-нибудь позвонил доктору Уотерстону. Джон Джекобс, отставной военный летчик и наиболее физически сильный из обитателей дома, быстро пошел выполнять поручение.

– Все будет хорошо, – повторил Фил, оборачиваясь к пожилой женщине. – Не волнуйтесь.

Но сам он в этом не был уверен. Судя по всему, она уже потеряла слишком много крови, и это выглядело ненормальным. Кровь продолжала литься из промежности. Глубоко вздохнув, он одной рукой придавил к кровати ее костлявую грудь, а другой попытался раздвинуть ноги.

Роды шли вовсю.

У Фила перехватило горло. Головка младенца, уже полностью вышедшая из отверстия, безжизненно болталась на слишком тоненькой шейке. Очевидно, своими паническими телодвижениями миссис Перри просто сломала ему шею. Задержав дыхание и глядя в сторону, чтобы самому не удариться в панику, он просунул руку в межножье и подвел ладонь под голову младенца. Она оказалась мягкой, липкой и скользкой – как пульсирующий кусок кишки. Подавив чувство омерзительного отвращения, Фил потянул на себя.

Младенец легко выскользнул наружу.

– Полотенце! – крикнул Фил. – Подайте мне полотенце!

Какая-то женщина протянула простыню, и он обернул новорожденное существо, вытирая кровь. Потом приложил ухо к маленькой грудке, но не услышал ни дыхания, ни сердцебиения. Младенец не шевелился. Повинуясь инстинкту, Фил шлепнул ладонью по попке и начал надавливать на живот, пытаясь заставить его вздохнуть. Когда это не помогло, он прижался губами к маленькому ротику и с силой выдохнул воздух. Он почувствовал на языке тошнотворно резкий вкус крови и ощутил запах тухлятины, от чего его чуть не стошнило. Однако Фил смог подавить рвотный рефлекс и продолжил делать искусственное дыхание рот в рот.

Через пару минут, устав и запыхавшись, он прекратил это занятие и приложил ухо к груди младенца.

Тишина.

Он с силой пару раз сжал костлявую грудную клетку, надеясь этим оживить сердце, и снова начал делать искусственное дыхание.

Впрочем, это было бесполезно. Он уже понял, что все бесполезно.

Младенец был мертв.

Сделав еще несколько отчаянных попыток оживить мертвое тельце, Фил сдался. Выпрямившись, он отер пот со лба и наконец взглянул на ребенка. Это была девочка. Точнее, могла бы стать девочкой. Лицо, как он и боялся, как уже понял, было страшно изуродовано. На лице был лишь один широко раскрытый глаз, а носа вообще не было. Рот заехал почти вертикально на правую щеку. Ручки и ножки ужасающе перекручены.

Накрыв младенца простыней. Фил поднял голову. Пока он пытался оживить его, прибежала Джилл. Она стояла у изножья кровати, полуодетая, но полностью проснувшаяся, с озабоченным выражением социального работника на лице. Фил попросил ее последить за миссис Перри до прихода доктора Уотерстона.

– А вы, – махнул он рукой собравшимся зрителям, – все быстро в постель. К утру мы тут со всем разберемся, а в десять часов приходите в гостиную. Я отвечу на все ваши вопросы.

Пациенты неохотно зашаркали по коридору, разбредаясь по своим комнатам и негромко переговариваясь между собой. Фил подхватил мертвое тельце и отнес в изолятор. Там он положил его на длинный металлический стол, тянущийся вдоль всей южной стены помещения, проверил, хорошо ли оно завернуто, и вернулся помогать Джилл. Через пятнадцать минут приехал доктор.

– Что у вас стряслось? – выпалил он с порога.

– Миссис Перри родила.

– Что за бред! Ей еще месяц до срока, – возмутился Уотерстон, быстрым шагом направляясь к известной ему комнате. Фил только пожал плечами, не найдя слов.

– Почему не позвонили мне раньше? – продолжал доктор. – Когда начались схватки?

– Не было никаких схваток, – ответил Фил. – После полуночи я заглядывал к ней проверить, она спала крепким сном. Успел после этого выпить стакан кофе, она начала кричать, я прибежал и увидел, что она вся в крови.

– Что вы делали?

– Она сидела. Я уложил ее, потом раздвинул ноги и посмотрел. И увидел, что головка ребенка уже наполовину вышла.

– Так не бывает.

– Тем не менее. Мне показалось, что у ребенка сломана шея.

Они вошли в комнату миссис Перри. Доктор быстро достал из саквояжа иглу, шприц, протер руку женщины спиртом и сделал укол. Лекарство подействовало почти мгновенно, и потное, искаженное от боли, залитое слезами лицо старой женщины расслабилось. Она впала в забытье.

Доктор Уотерстон принялся осматривать мать. Послушал сердце, легкие, приподнял веки и заглянул в зрачки, тщательно обследовал расширенную вагину, после чего обернулся к Филу.

– Давайте посмотрим младенца.

Фил, ни слова не говоря, повел доктора по коридору в изолятор. Открыл дверь, включил свет... и увидел, что ребенок исчез.

– Что за черт?..

Он подбежал к тому месту, куда положил мертвое тельце. Окровавленная простыня валялась на полу, но ребенка нигде не было.

– Вы здесь оставили младенца? – послышался за спиной голос доктора. Фил кивнул.

– Не представляю, кто мог... не понимаю, зачем кому-то могло понадобиться... – Он проглотил комок в горле, мысленно представив деформированное лицо и перекрученные конечности. – Неужели кто-то из наших пациентов? – в полной растерянности бормотал Фил, перебирая список своих наиболее психически неуравновешенных обитателей дома.

Доктор наклонился, внимательно изучая линолеум на полу.

– Возможно, – негромко произнес он. – А возможно, и нет. – Выпрямившись, он показал на маленькую лужицу крови, оставшуюся на металлическом столе после младенца. В крови были отчетливо видны следы когтей. А от смятой простыни по полу тянулись бледно-розовые следы маленьких ножек.