Текст книги "Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 1"

Автор книги: Бенджамин Франклин

Соавторы: Бенджамин Раш,Кедвалладер Колден,Итэн Ален
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Глава XIV

Раздел I. Исторического свидетельства о чудесах недостаточно для доказательства не постигаемых разумом учений

Защитники христианского откровения чаще всего доказывают его божественную силу ссылкой на чудеса, ради этого совершенные, то преданию, Моисеем и пророками, а также Христом и его апостолами. Эти чудеса они либо принимают на веру как факты, либо тщатся доказать их реальность посредством мало убедительных заключений, выведенных из старых историй о чудесах и главным образом из самих писаний. Такие исторические повествования о чудесах они называют моральными доказательствами, налагающими, по их словам, на людей, к которым они обращены, непреложный долг признать истинность этих чудес. Доказав, таким образом, как они полагают, реальность чудес, они затем ссылаются на них как на доказательство божественной силы откровения, словно чудеса эти – неоспоримая истина. При этом они стараются убедить, что с моральными совершенствами бога было бы несовместимо проявление его могущества для совершения чудес в подтверждение божественности откровения и назначения его проповедников, не будь оно установлено богом. В противном случае, говорят они, «бог, творя чудеса, скрепил бы своей печатью обман», и полагают, будто этим они доказали истину и божественную силу христианского откровения, – вывод, который следовало бы признать правильным, если бы господь на самом деле творил чудеса для этой цели. Но коль скоро мы признаем, что основные догматы их откровения или главное его содержание противоречат правильному рассуждению и божественному характеру, то отсюда должно следовать, что бог никогда не творил чудес в подтверждение его. В самом деле, совершая их, он (как в том предположительном случае) «скрепил бы своей печатью обман». Поэтому защитникам откровения абсолютно необходимо доказать доводами разума, что их откровения совместимы с истиной и моральными совершенствами бога, иначе у них нет оснований ссылаться на чудеса как доказательство божественности этих откровений или божественного назначения их проповедников. А это соображение, естественно, побуждает пытливых людей снова обратиться к содержащимся в предыдущих главах доводам относительно откровения и библейского учения о нем, дабы определить, убедительны они или нет. Если эти доводы правильны, то они вообще исключают всякое существование чудес в творении и провидении бота. Но если эти рассуждения считаются неубедительными, то все же, как нами было замечено выше, поскольку чудеса необходимы в качестве доказательства божественного установления откровения, постольку – если признаем, что основное учение о них противоречит разуму и истине, – это неизбежно делает недействительной самое ссылку на чудеса. Ибо, как справедливо заключают христиане, если бог сотворил чудеса в подтверждение откровения, то нам надлежит признать божественную силу последнего. Но если суть учения об откровении несовместима с разумом и нравственной чистотой, то отсюда следует, что бог не мог вершить чудеса в доказательство истинности откровения. Ведь с равным успехом можно ожидать от бога, чтобы он проявил свое всемогущество, творя чудеса в доказательство того, что противное разуму откровение есть его особое установление для разумных существ, а это недопустимо. Отсюда мы делаем вывод о невозможности при помощи доказательств, взятых из истории чудес, доказать истинность или божественную силу ложного по самому своему принципу или содержанию откровения, учения или положения. Напротив, такое откровение или учение о нем опровергает реальность чудес, на которые ссылаются в поддержку его. А так как Писание содержит свое собственное опровержение, – поскольку основные его учения противны разуму (как это было доказано раньше), – то будет в высшей степени неправильно, приводя доводы в пользу его божественности, ссылаться на (мнимые) чудеса, полагаясь в то же время – в доказательство самой реальности чудес – на ненадежные, устарелые, занимательные и недостоверные истории. Это наиболее слабое и обманчивое из всех возможных доказательств, тогда как доказательства против божественной силы откровения, опирающиеся на собственную его противоречивость (о чем наше поколение должно судить само), настолько вески, насколько разум может их придумать или насколько установленные богом истинность и сообразность вещей могут их сделать такими. Эти доказательства в огромной степени опрокидывают доводы в пользу реальности чудес, которые не могли быть совершены в подтверждение противоречий. А так как более веские доводы опровергают менее веские, то мы отвергаем историю чудес. Опираясь на разум, мы можем питать уверенность, что чудеса, совершенные, как гласит предание, Моисеем и пророками, а также Христом и его апостолами во свидетельство их откровения, на самом деле не были истинными, так как основные учения, проповедуемые ими миру, неразумны.

В мои намерения не входит подробное рассмотрение истории чудес, что слишком увеличило бы размеры книги, поэтому я ограничусь замечанием, что историческое изложение фактов, имевших место, по преданию, в отдаленные времена или в дальних частях света, не делает их ни истинными, ни ложными вследствие одного только существования таких историй. Равным образом не в нашей власти обнаружить искажение фактов, о которых повествует древняя история, за исключением тех случаев, когда они неправдоподобны или не могут быть истинными. Что же касается правдоподобных событий, т. е. таких, которые могли произойти и которые сообщены нам историей или преданием как происшедшие в далекие времена, то теперь мы не можем определить, истинны они или ложны, так как то, что правдоподобно или возможно, могло произойти, знаем ли мы об атом или нет. Но такое историческое изложение фактов, которое противоречиво само по себе или несовместимо с разумом и сообразностью вещей, разум дает нам право считать ошибочным или ложным. Например, историческое свидетельство, что два плюс три составляло четыре, не могло бы быть истинным, ибо сложение этих двух чисел дает в сумме пять. Подобное свидетельство не могло бы также сделать добродетель красной, белой или какого-либо другого цвета, составить справедливость из таких качеств, как прочность, форма, движение и протяженность, или заставить тело занять в одно и то же время два разных отрезка пространства. Далее, историческое свидетельство, что грех Адама есть мой грех или грех любого из его предполагаемых потомков, не могло быть истинным. То же самое относится к свидетельству, что заслуги или праведность Христа суть в то же время заслуги избранников. Иными словами, догмат о вменении не может быть истинным, как то доказывалось в главе 12-й. Точно так же не может быть истинным учение о сверхъестественном внушении или откровении, или о таинственном откровении, или о духовном общении незримых и неосязаемых существ с человечеством, что доказывалось в 6-й главе. Столь же невозможно, согласно доказательствам, приводимым в главе 7-й, чтобы чудеса были хоть сколько-нибудь истинны. Также и пророчество не могло быть ничем, кроме как хитростью или обманом, как это доказывалось в главе 8-й. И вера не может быть условием опасения души, что доказывалось в главе 9-й. И догмат о троице также не может быть истинным, что доказывалось в главе 10-й. Точно так же и все люди не могли произойти посредством обычной смены поколений от одних и тех же прародителей, что доказывалось в главе 11-й. И писаное или печатное откровение несовместимо с расширением познания и неприложимо к различным условиям действования и долга, затрагивающим человечество, которое в конечном счете должно усвоить религию природы или разума, как то доказывалось во 2-м разделе 5-й главы. Невозможны также идеальное составление или совершенный перевод писании с древних рукописей и мертвых языков, дошедший до нашего времени через все уточнения и превратности учености, как то доказывалось в главе 13-й. Упоминаемые нами здесь догматы образуют вместе с добавлениями основу системы христианского откровения, о разумности которой легче судить в наш просвещенный век, чем в те времена господства невежества и суеверий, когда она впервые проповедовалась. Никто не станет отрицать, что в наше время образованные народы земли продвинулись дальше первых христиан в области искусств, наук и логических рассуждений. Поэтому мы должны сами исследовать и честно критиковать, дабы минувшие века легковерия те навязали нам свои, противоречащие философии и разуму откровения как священную и непреложную истину. Нам давно пора очнуться от своей спячки и суеверий и потребовать, чтобы наши духовные наставники сделали основой нашей веры и доверия разум и веские доводы.

Если бы мы и признали, что чудеса были сотворены в подтверждение божественного авторитета раннего христианства и назначения его первых проповедников, то все же эти чудеса не могли бы подтвердить божественности нынешнего перевода Писания или авторитета нынешних проповедников. Ибо основная его система в том виде, как она дошла до нас, противоречит по своим принципам истине и моральному характеру бога, как это доказывалось в уже упомянутых главах. Отсюда мы заключаем, что если в раннюю эпоху проповеди христианского откровения чудеса совершались в подтверждение его (тогдашнего) авторитета, а также авторитета его проповедников, то с той поры оно по тем или другим причинам утратило свою предполагаемую первозданную чистоту; и что те чудеса не могут доказать истинность нынешних списков откровения или божественного авторитета нынешнего духовенства. Ибо существующие в наше время списки не выдерживают проверки разумом. Но если нынешние списки откровения остались полностью или по существу такими же, какими они были в пору их написания, то мы можем быть внутренне уверены, что бог никогда не творил чудес для увековечения и подтверждения содержащихся в них непостигаемых разумом учений к вящему ущербу для лелеемых человечеством ценностей и его суждений.

Раздел II. Нравственность, выводимая из естественной сообразности, а не из традиции

Те части или места Писания, кои внедряют нравственность, способны сослужить службу человечеству, как, надо полагать, и все прочие общедоступные исследования или учения о ней. Но они не становятся лучше или хуже от того, что включены в состав писаний, именуемых каноническими^{30}. Ибо нравственность обязана своей природой не книгам, а сообразности вещей, и, будь она изложена на страницах Корана, ее чистота и безупречность остались бы неизменными, так как нравственность основана на вечной справедливости. И предпочтение следует отдавать тем писаниям, книгам и устным рассуждениям, какие наилучшим образом поясняют или излагают эту науку о нравственности. Познание этой науки, как и всех прочих паук, приобретается с помощью разума и опыта и (по море того, как это постепенно достигается) с полным основанием может быть названо божественным откровением, которое бог вложил в устроение нашей разумной природы. Поскольку же оно сродни разуму и истине, то (в отличие от других откровений) не может быть причастно обману. Это естественная религия, которая может идти только от бота. В настоящем трактате я попытался очистить эту религию от наростов, которыми ее обременили, с одной стороны, обман, а с другой – невежество, и представить ее в ее естественной простоте, свободной от всякой примеси. На протяжении всей этой книги я обращался к разуму людей, а не к их страстям, старым обычаям или предрассудкам, вследствие чего она, вероятно, не встретит сколько-нибудь значительного одобрения.

Большая часть человечества по тем или иным причинам предубеждена против принципов религии разума. В нашей части Америки людей обычно учат, что они появляются на свет в состоянии вражды к богу и моральному добру и навлекли на себя его гнев и проклятие, что путь к небу и грядущему блаженству недоступен им и прегражден тайнами, раскрыть которые дано одним лишь священнослужителям, что мы должны «заново родиться», исповедовать определенную веру и возродиться, или, короче говоря, что человеческая природа, которую они называют сатанинской, должна быть уничтожена, извращена или изменена ими и ими же переделана заново, прежде чем она получит доступ в царство небесное. Такого рода суеверные представления, поскольку их придерживаются в мире, подчиняют человечество власти духовенства, которая зиждется на слабости человеческой природы. Те из людей, кто рвет оковы, мешающие их образованию, устраняют другие стоящие на их пути преграды, обладают достаточной твердостью, чтобы открыто говорить разумные вещи, ставят разум на подобающую ему высоту и защищают истину и пути божественного провидения в глазах людей, – такие люди, несомненно, будут заклеймены как безбожники, неверующие, богохульники и т. п. Но о таком человеке нередко говорят, что «он морально честен», и столь же часто возражают: «Что с того? Нравственность никого не приведет на небо». Таким образом, единственное удовлетворение, какое может иметь честный человек, когда суеверные люди грозят ему геенной огненной, это возразить им, что они в плену у духовенства.

Большая часть людей отождествляют религию с принятыми обрядами или просто с определенными установлениями, рассматриваемыми в отрыве от нравственной чистоты, – из чего религия не состоит и не может состоять – и тем самым обманывают себя пустым понятием о религии, в действительности состоящим из традиций и суеверий и не связанным с нравственным долгом. При этом забывают, что соответствие нравственной чистоте – а это, говоря отвлеченно, и есть мораль – составляет суть всякой религии, какая когда-либо была или может быть в мире. Ибо там, где отсутствует нравственный долг, не может быть и религии, если только мы не создадим религию, лишенную разумности, но в таком случае всякий дальнейший спор о ней становится бесполезным.

Так как способ существования и общения человеческих душ после вызванного смертью распада их тел непостижим для нас в этой жизни, а всякое общение между нами и отлетевшими душами неосуществимо, то это дает священникам возможность развлекать нас равного рода фантастическими представлениями о вещах в загробном мире, которые мы при жизни не можем опровергнуть опытом, служащим проверкой значительной части наших убеждений (особенно для людей заурядного ума). Введя таинства в свою религию, священники делают ее столь же непонятной для нас (в нашим нынешнем естественном состоянии), как и способ нашего загробного существования. Развенчивая же разум как плотский и порочный со ссылкой на Писание, они затем учат нас, опираясь на тот же источник, что «душевный человек не принимает того, что от духа божия, потому что он почитает это безумием, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» [I Кор., гл. 2, ст. 14]. Какой-нибудь вдохновенный проповедник знаком с царством божьим почти так же хорошо, как человек со своим наделом. Он знает путь к небу и вечному блаженству и с величайшей уверенностью направляет в райские сферы свои возлюбленные чада, раскрывая перед ними тайны канонических писаний и загробного мира. Они заражаются энтузиазмом и смотрят теми же духовными очами, которыми они могут проникнуть в суть религии, и постигают духовный смысл писаний, которые прежде были для них «мертвой буквой», особенно откровение св. Иоанна Богослова и содержащееся там упоминание о рогах^{31}. Самые неясные и непонятные места Библии предстают их духовному взору с такой же очевидностью, как цифры перед математиком. Они могут распевать стихи из Песни песней, заявляя: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему» [Песн. песн., гл. 2, ст. 16]. Будучи свободны от власти разума, они тешат себя любым угодным им фанатизмом, воображая, например, что они «выхвачены из огня словно головни, дабы пользоваться особым и вечным благоволением бога, не за какие-либо свои достоинства и заслуги, а единственно его высшей волей и соизволением, тогда как миллионы и миллионы людей, столь же хороших сто своей природе и деяниям, оставлены вечно корчиться под жгучим дождем божьей кары». При этом забывают, что если бы спасение их души было совместимо с совершенствами бога, то оно неминуемо распространилось бы равным образом на всех прочих, которые находятся в сходных условиях с ними или более достойны, чем они: ведь беспристрастное правосудие не может не применяться во всех случаях, когда в нем есть нужда. Но эти обманутые люди сводят божественное правление единственно к высшей власти: «Ей, отче! ибо таково было твое благоволение» [Лук., гл. 10, ст. 21]. А исключая разум и справедливость из своих воображаемых понятий о религии, они исключают их также из провидения и морального правления бога. В той части страны, где я воспитывался, очень часто можно слышать, как эти ослепленные люди, обращаясь в церкви или дома к своему творцу, признаются ему с кафедры или в других местах: «Когда бы, господи, ты судил людей по праведности их, мы давно уже были бы в могиле с мертвыми и в аду с осужденными». Такое обращение сотворенных существ к своему творцу есть святотатство и совершенно несовместимо с божественным характером. Нет никакого сомнения, что (если рассматривать вещи в их совокупности) провидение бога в отношении человека справедливо, ибо оно имеет божественное одобрение.

Таким образом, суеверные люди притязают на не зависящую от разума и противную ему духовную проницательность, и плоды их собственного воображения они выдают за непогрешимую истину. Поэтому они презирают последовательные и утомительные рассуждения философов (представляющие собой, надо признать, мучительный способ прийти к истине). Но так как это единственный способ достигнуть ее, то я следовал по старому естественному пути логического рассуждения, заключая, что если одного духовного прозрения совершенно недостаточно для того, чтобы справиться с жизненными заботами или содействовать познанию и усовершенствованию искусств и наук, то оно равным образом непонятно и не имеет значения в долах религии. Поэтому я прихожу к выводу, что если бы удалось убедить человечество в целом следовать здравому смыслу в религиозных делах, то все эти духовные вымыслы исчезли бы, уступив место разуму и истине.

Раздел III. О том, как важны для счастья человечества применение разума и привычка к нравственности

Срок жизни весьма неопределенен, и даже самая долгая жизнь коротка. За несколько лет мы переходим от детства к зрелости, еще несколько лет, и мы приходим к распаду. Боль, болезнь и смерть – неизбежные следствия животной жизни. Всю свою жизнь мы боремся с физическим злом, которое в конечном счете непременно разрушит нашу земную оболочку, и было бы благом, если бы на этом зло кончалось. Но увы! Моральное зло в той или иной степени преобладает в нашей деятельности, и хотя естественное зло неизбежно, но моральное зло можно предотвратить или исправить, проявляя добродетель. Поэтому нравственность для нас важнее любого приобретения или всех их вместе, поскольку она представляет собой свойство разума, которое мы должны посредством осознания нашей прошедшей деятельности в этой жизни принести с собой в грядущее состояние нашего бытия как принадлежность нашей разумной природы и необходимое средство достижения нами душевного счастья. Добродетель и порок – единственные вещи и этом мире, способные пережить смерть вместе с нашим душами. Первая есть разумная и единственно производящая причина всякого духовного счастья, второй же – причина осознанной вины и несчастья. Поэтому наш непреложный долг и конечная выгода – любить, насаждать и совершенствовать добродетель как средство достижения нами наивысшего блага и ненавидеть порок и воздерживаться от него как источника величайшего зла. А для этого нам следует настолько отвлечься от забот этого мира (которые слишком часто поглощают наше внимание), чтобы мы могли усвоить последовательную систему познания религиозного долга и постоянно стараться поступать, в соответствии с ним. Познание бытия, совершенств, творения и провидения бога и бессмертия наших душ есть основа религии, что подробно объяснено в четырех первых главах настоящего трактата. Поскольку языческие, еврейские, христианские и магометанские страны мира заполнены множеством разнящихся между собой откровений, которые, по утверждениям их проповедников, непосредственно внушены им божественным духом или сообщены им ангелами (как в случае с [явлением] незримого Гавриила Магомету), прячем большинство жителей некоторых стран мира (коим были навязаны эти откровения) восприняло их и уверовало в них как в сообщенные сверхъестественным путем богом или ангелами, и поскольку их догматы и наставления почти во всех отношениях противоречат друг другу, это неопровержимо доказывает их ложность. Таким образом, мы можем, не вдаваясь в долгие рассуждения, с уверенностью заявить, что самое большее только одно из них (если вообще какое-нибудь из них) могло исходить от бога, коль скоро они несовместимы друг с другом, что дает полное основание сомневаться в подлинности каждого из них.

Надо полагать, что действительно ниспосланное богом откровение должно быть абсолютно последовательным или единообразным и способным выдержать проверку истиной. Поэтому мы можем быть внутренне уверены, что такие мнимые откровения, которые преподносятся нам как предначертания небес, но не выдерживают такой проверки, либо с самого начала были обманом, либо со временем стали ложными вследствие подделки их. Далее, если мы признаем, что кое-какие из множества откровений, которые священнослужители провозгласили божественными, действительно обладали божественной силой, то все же как разумные существа мы в состоянии отличить их от всех прочих только при посредстве разума.

Поэтому разум должен быть мерилом, при помощи которого мы оцениваем притязания на откровение. Ибо в противном случае мы можем с одинаковым успехом признавать божественность как одного, так и другого откровения, или всех их вместе, или же ни одного их них. Подобным же образом, исходя из этого положения, мы должны вернуться к религии природы и разума, если разум отвергает целиком все откровения.

Нет никакого сомнения, что на нас лежит долг прилагать и совершенствовать ради нашего величайшего блага способности, которыми нас наделил наш творец; однако, насколько нашими умами владеют предрассудки и предубеждения, настолько разум исключается из нашей теории и практики. Поэтому, желая приобрести полезные знания, мы сперва должны избавиться от этих помех. Нужно искренне стараться найти истину и делать свои заключения, основываясь на разуме и правильных доводах, которые никогда не будут сообразоваться с нашими склонностями, интересами или воображением. Напротив, если мы хотим судить правильно, нам надлежит сообразоваться с разумом. Отправляясь от противных разуму посылок, мы наверняка приходим к ложному заключению. Поэтому наша мудрость состоит в том, чтобы сообразоваться с природой и разумным устройством вещей как в религиозных вопросах, так и в других науках. Было бы крайне нелепо отвергать применение разума в религиозных делах и в то же время руководствоваться им во всех прочих делах и случаях жизни. Все свои знания о вещах мы получаем от бота в пределах и посредством устроения природы, вне которого мы не в состоянии воспринимать и постигать что-либо или о чем-нибудь размышлять. Наши внешние чувства естественны, и таковы же наши души. При посредстве этих чувств мы воспринимаем чувственные объекты, а с помощью души размышляем о них. И все эти предметы также естественны, так что мы сами и все, что вокруг нас, а также приобретенные нами знания об этом не сверхъестественны, а естественны, как это доказано в главе 6-й.

Может случиться, и нередко случается, что мы неправильно или неуместно связываем или согласуем идеи по недостатку умения или рассудительности, или же по ошибке, или за отсутствием прилежания, или под влиянием предубеждений. Но во всех таких случаях источник заблуждения не сами идеи, а тот, кто их составляет, ибо правильно составленная система или расположение идей всегда содержат истину, неправильное же составление непременно содержит ошибку и ложь. Поэтому неправильная связь идей не заимствуется у природы, а возникает от несовершенства составления [их] человеком. Неверная связь идей есть то же, что и неверное суждение: она не обладает действительным существованием, будучи всего лишь плодом воображения. Но природа и истина реальны и единообразны, и правильный ум посредством рассуждения различает это единообразие и тем самым становится способным установить правильную связь идей, которая выдержит проверку истиной. Фантастические же картины, нарисованные легковерной и суеверной частью человечества, порождены слабостью и, поскольку они есть в мире, разрушают религию разума и истины.