Текст книги "Поиграем?! (СИ)"

Автор книги: Beatrice Gromova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Когда Стужев наконец-то таки стянул с себя кофту и джинсы, я помогла ему откинуть боксеры и с удовольствием схватила уже налившийся кровью член, едва помещавшийся в моей ладошке.

Пару раз проведя от основания до головки и получив в ответ протяжный стон, направила его в себя.

Когда головка вошла полностью я остановилась и застонала, закидывая ноги на его талию, а руками охватывая широкие плечи.

Перехватив инициативу, Никита двинул бедрами чуть вперёд, входя в меня глубже и тихо стонать уже не получалось.

Эти рваные, даже не поцелуи-укусы, доводили до безумия. А его хаотичные движения приводили в полный восторг.

Кончили мы одновременно.

Устало откинувшись на диван, я уже хотела закрыть глаза, когда Стужев перевернул нас и я оказалась лежащей на парне. Он укрыл нас пледом, хотя в оранжерее было очень жарко, и теперь пахло не только цветами.

– Это твой день, Ярусь. – Услышала я на грани дремы и, получив легкий поцелуй в губы, хотела было заснуть, но потом вспомнила самое важное.

–Я люблю тебя, Стужев. – И теперь, с чувством выполненного долга, удобнее улеглась на парне, про себя отмечая, что сердце его заколотилось быстрее.

***

Вообще, меня сложно разбудить. Даже если тут пройдёт кавалерия с фанфарами, я просто накроюсь подушкой и продолжу посапывать. Но игнорировать настойчивое, но ласковое посасывание груди я была не в силах. Поэтому, глухо простонав, я схватила нарушителя спокойствия за волосы и подтянула к себе, целуя в губы.

– Это был лучший вечер в моей жизни, – прошептала я, уперевшись лбом в его лоб.

– Да, согласен, – и Никита потерся своим носом о мой.

Я улыбнулась. Фонарики все так же горели, а мы стали ещё ближе друг к другу.

– А сколько время?

– Полпервого. Тебе уже пора, – немного грустно ответили мне.

Я ободряюще улыбнулась и потянулась за новым поцелуем. Никита легко чмокнул меня в губы и поднялся, высматривая по комнате свои вещи. Я с улыбкой наблюдала за своим парнем. И как круто это звучит: «мой парень». Гордо даже!

Когда Никита был готов, он помог одеться и мне. Сам зашнуровал берцы, потом поднял на руки и донес до машины, пристегнул. А я, как дура, улыбалась, понимая, что нашла своё счастье, и отгрызу руки всяким там Лерам, если вдруг решат сунуться.

Когда машина остановилась напротив особняка, я, не говоря ни слова, поцеловала Никиту и, грустно улыбнувшись, вышла из машины. Ворота передо мной послушно отворились. Помахав уже уезжающей машине, я вошла на территорию хищника. Вся охрана смотрела на меня, как на врага народа намба ван. Нервно хихикнув, я плюнула на их недовольные рожи, показала ещё раз тот самый неприличный жест и, пока они не догнали и не надавали по заднице, скрылась в доме. А там меня ждал не самый приятный сюрприз: перед тлеющим камином в большом кожаном кресле сидел мужчина: плечи гордо расправлены, в руках закрытая книга, а от отблесков камина можно разглядеть небольшие морщины

Он чуть повернул голову в мою сторону и усмехнулся.

– Ну, здравствуй, дочь.

Комментарий к 7. “– Этот день только твой, Ярусь!”

Вот я и выложила седьмую часть. Я даже без понятия, сколько вы ее ждали, но недели две это точно.

И я бы хотела вас поздравить с наступающим Новым годом барана, голубого, если я не ошибаюсь.

С наступающим, Дорогие Читатели.

С уважением, РМ.

========== 8. “– Стужев, она замужем. – И почему я не удивлен!?” ==========

– Ну, здравствуй, дочь.

– Ну, здравствуй, зверь, – тихо пробормотала я, но вслух сказала: – Здравствуй, отче.

Хотелось сказать что-то вроде «и тебе не сдохнуть», но это было бы неприлично. Да и че уж греха таить – было тупо страшно говорить ему такое. Уж что не говори, а своего отца я боялась. Не так что бы сильно, но боялась.

– Поговорим? – спросил он, указывая на кресло рядом с собой.

– Нет, спасибо – постою, – я нервно оглядела комнату, уже планируя пути к отступлению.

– Может, все-таки сядешь?

– У тебя со слухом проблемы, или я невнятно сказала слово «нет»? – знаю, нельзя так разговаривать с ним, зная, что он заведомо сильнее, но я ничего не могу с собой поделать. Я нервничаю, а когда я нервничаю, я забываю про инстинкт самосохранения и начинаю нарываться, чем, собственно, и занимаюсь сейчас.

– Не надо огрызаться, – чуть устало ответил он и почесал затылок.

– Извини. Привычка.

– Я бы хотел поговорить с тобой о том случае…

– Когда ты ударил маму, или о том, когда я сломала тебе нос? – Немного резче, чем хотелось, произнесла я.

– Я не трогал Василису, – слишком спокойно сказал он, перекладывая из руки в руку дорогие золотые часы. Нервное, наверное.

– А, то есть тогда она просто решила полы помыть? Или линзу потеряла? – не упустила я возможности съязвить. Он бесил меня до крайности. Ударить маму, а сейчас так спокойно сидеть передо мной! – А не боишься, что я добавить могу?

– Не боюсь, – надо мной нагло насмехались, – у меня слишком много телохранителей.

– Взрыв направленного действия, и нет ни тебя, ни твоих телохранителей.

На меня посмотрели, как на маленького ребенка, заявившего «плибью» взрослому дяде.

Я больше не видела смысла в беседе. Тем более она явно зашла в тупик. Взглянув в коридор, я отметила, что Росс давно дома, а свой подарок я так и не получила.

Забыл? Сволочь!

Под заинтересованным взглядом отче, я спокойно достала из кладовки железное ведерко, сходила на улицу, набрала снега и пошла к Россу.

– И что ты собралась делать? – Насмешливо спросил рыжий.

– Увидишь, – хмыкнула я и продолжила свой подъем по лестнице.

Открыв дверь в срач, усиленный братом, я без зазрения совести прошла к кровати стряхнула с него одеяло. Пьяный в дрова братишка лежал в позе эмбриона и сладко посапывал. Тот факт, что спал он в одних трусах и одном носке меня не волновал. С минуту полюбовавшись премиленькой картиной, я с самой злорадной улыбкой вытряхнула все ведро на голову братца и равномерно распределила по телу.

Ор, последовавший за моими действиями, слышал, наверное, весь коттеджный посёлок.

– Ах, ты, маленькая рыжая сучка! Ты какого хуя это сделала? – орал братик, натягивая зимние штаны, а я с улыбкой наблюдала за ним и ждала момента, когда нужно будет бежать. И время пришло, когда Рос с диким рыком и уже одетый понесся на меня, а я визгом от него – на улицу. Отец наблюдал за нами с интересом, как на диковинные игрушки, но не мешал. Нашим легче.

Росс собрал с кровати пару комьев снега и, несясь за мной по длинным коридорам, пытался попасть в движущуюся цель. Хрен тебе!

На наши вопли из гостиной спальни вышла заспанная Лиза с непонятной зелёной фигней на лице. Издав испуганный вопль, я присела на корточки прямо перед ней и проскочила вперёд. Когда услышала вопли за спиной, повернула голову, но не остановилась. Как оказалось, именно в тот момент, когда я присела, Росс кинул последний снежок и попал аккурат по морде этой шлёндре. Издав победный клич, я запрыгнула на перила, скатилась по ним на первый этаж, а там, удобно приземлившись на ноги и скорчив рожу брату, понеслась на улицу.

Кувыркнувшись в сугроб, я слепила идеально ровненький снежок и стала ждать. Моя цель появилась сразу после меня. Прицелилась, выдох, бросок и громогласный ор Ростислава огласил дворик. Охрана повыскакивала со своих постов и тоже получила. А что? Эти сволочи чуть не испортили самое идеальное свидание!

При воспоминании о последнем тело сладко заныло, и я даже пропустила снаряд, попавший чётко в грудь. Посмотрев на снег на куртке, а потом и на Росса, я поняла, что мстить буду долго и страшно.

Выскочил из укрытия, согнувшись пополам, быстро сбиваю брата с ног и сажусь сверху.

– Молилась ли ты на ночь, Ростемона? – коварно спросила я, протягивая руки к накаченной шее братца.

– И за что мне такая кара? – спросил он, весело смеясь и прикрывая ребра от моих легких тычков.

Я замерла и с недоверием посмотрела, но лежащую подо мной тушу. Он реально забыл? Да как он мог? У нас он же в один день! Он не мог забыть! Не мог!

Я растерянно моргала глазами и не могла поверить, а туша подо мной лежала и невинно улыбалась. Всхлипнула, убрала руки в карманы и встала. И на душе так пакостно.

В окне дома стоял отче и взирал на нас взглядом хищника, сторожившего своих детенышей. Добили! Слепила снежок и кинула его в окно. Попала бы чётко отче в бубен, если бы не пластиковое окно. Рыжий даже с места не сдвинулся, лишь посмотрел на меня с превосходством в глазах. Я посмотрю, куда денется твоё самолюбие, когда вместо шампуня обнаружишь зеленку, чертов ублюдок.

Ко мне сразу подскочила охрана. Знакомые все лица. Глазастый все ещё дулся, блондин тупо стеснялся ко мне подходить, а вот со шрамом и тот, что трахает Лизу, очень активно пытались скрутить мне руки. Извернулась и со всей силы пнула лизиного хахаля в колено. А учитывая тяжесть берцов и шипы на подошве, мужику было больно. А то, что он взвыл на манер раненого ёжика и упал на снег, мои догадки только подтвердили. Ещё раз оглядев поле битвы, я пнула валяющегося охранника в живот, вымещая злобу на брата, и ломанулась в дом.

Буквально на ходу скидывая одежду, развязывая старательно завязанные Никитой шнурки и полностью игнорируя отца, я раненой рысью метнулась в ванну. Тяжело, очень тяжело.

Врубив на полную силу кран в раковине и в ванне, скинула с себя всю одежду, оставаясь в одном нижнем белье, села прямо на пол вдоль ванны и запустила руку в ледяную воду, откинувшись на стену.

Вот так, тяжело дыша и смахивая подступившие слёзы, я и сидела.

Он помнит имена всех своих баб, даже, если его ночью поднять, их в порядке живой очереди перечислит, а день рождения собственной сестры не помнит. Это ещё учитывая, что он у нас в один день! Хотя свой праздник, судя по восхитительному амбре вина, коньяка и пива, витающего в его комнате, отпраздновал он нехило.

Еще раз всхлипнув, я потянулась правой рукой, той, что лежала у меня на ногах, и поморщилась от очень сильной боли в плече. Сказывается полученная в пятнадцать годочков пуля. Ох, как же Ваня в тот день орал, пока вытаскивал дробь. Надо будет попросить его проверить снова, а то замахнулась пару раз и уже рука отваливается.

Нервно хихикнув и сменив холодную воду на практически кипяток, стала ждать, пока ванна наберется.

Телефон, сиротливо валявшийся на кафеле, загудел и заиграл мелодией с заставки одного сериала про ведьм в исполнении Мерлина Мэнсона.

Никита.

– Да? – ответила я и шмыгнула носом.

– Либо болеешь, либо плачешь, – констатировали на другом конце. – Что-то случилось?

– А почему не болею? – с улыбкой спросила я, опускаясь в горячую воду и закрывая кран.

– Потому что, когда я тебя отпускал, ты была полностью здорова. Так что случилось?

– Согласна. Да ничего: этот придурок забыл про мой день Рождения, – выпалила я, а потом, подумав, добавила: – Эти придурки.

– Эти?

– Папаша и Росс. Они даже не поздравили! Да даже не вспомнили! Хотя для Росса это было очень тяжело, ибо он у нас в один день, и обидно, капец как просто.

– Да ладно, Ярусь, не расстраивайся, – вот прям чувствую, что он улыбается. А потом очень хитро добавляет. – Я же тебя поздравил.

Вспомнила я, как он меня поздравил, и все тело снова сладко заныло.

– Стужев, зайка, если не хочешь, чтобы я самоудовлетворялась в одиночку, то напоминай о таких вещах только, когда ты рядом и сможешь оказать свою непосильную помощь.

– Извраще-е-енка, – протянул Стужев.

Несколько минут мы молчали, слушая дыхание друг друга. Приятно иметь человека, с которым можно просто помолчать.

– Никит, – заговорила я первой, – а давай махнем отсюда подальше.

– Куда, например? – тут же отреагировал он, будто только этого вопроса и ждал.

– Не знаю. Куда-нибудь, где тепло и солнышко.

– На острова?

– Ага. Только представь: море, горячий песочек, заброшенный пляж и я…

– В купальнике? – нагло перебил меня парень.

– М-м-м, нет… – я чуть подумала.– Только в прозрачном парео.

На том конце тяжело и чуть хрипло задышали. Я заподозрила неладное. Либо у него там приступ астмы, либо…

– Стужев, милый, ты чего там делаешь, онанист малолетний? – с прищуром спросила я, опускаясь в воду по шею и держа плечо с аккуратным кругловатым шрамом в тепле. Мышцы отлично расслабляет.

– М-м-м, Ярусь, мне сколько лет, чтобы сиротливо дрочить на голос девушки?

– Нет, ну мало ли, – я чуть смутилась.

– Кстати, Яр, вылазь давай из ванны. Там у Росса истерика, он мне даже на домашний позвонил. И, судя по тому, что я слышу из коридора, сейчас Денис ему доказывает, что я тебя уговариваю не кончать жизнь самоубийством.

– Ну, суицид дома – банально. Вот выпрыгнуть без парашюта, то да-а-а, – я мечтательно прикрыла глаза, вспоминая свой первый раз.

Я тогда ломалась долго, и парни в шутку столкнули меня, а, как оказалось, я в панике забыла рюкзак натянуть. Вот и вышло, что Ване пришлось прыгать за мной. Такого адреналина я в жизни не испытывала, зато с тех пор высоты не боюсь совершенно.

– Романова! Открой дверь, иначе я её выбью! – Проорал Росс за дверью и требовательно постучал.

– Пошёл нахуй, Романов! – так же громко крикнула я в ответ.

На другом конце что-то зашуршало, а потом Стужев громко сказал:

– Не, вены – банально! Она снотворное глотает! – а потом уже мне. – Так, все, выползай, а уже даже моя мама начала на меня подозрительно поглядывать. Да и Росс там что-то распсиховался.

В подтверждение его слов за дверью закопошились, а потом со всей силы что-то в неё врезалось.

Я подскочила в ванне и чуть не угрохала телефон. Лишь величайшем усилием воли поймала его в паре сантиметров над водой.

– Ладно, Никит, пойду изгонять демонов.

– Иди, но не увлекайся. Люблю тебя, рыжуль.

– Я тебя тоже, – я положила трубку на пол и стала выбираться из ванны.

Уже два часа ночи, а я тут купаюсь, блин.

Телефон пиликнул.

Выругавшись на манер портового работника, я обмоталась полотенцем и схватила с пола мобилу.

«А на острова мы махнем на зимних каникулах, после семестра. Как раз и Новый год там отпразднуем.»

Улыбнувшись экрану, я вышла из ванны и, никого не обнаружив под дверью, громко ею хлопнула, оповещая присутствующих, что я вышла и всё ещё жива.

Живая, и очень злая.

Спокойно и почти беспрепятственно пройдя в свою комнату, я надела только чёрные в сердечко пижамные штаны, я завалилась в кровать, моментально засыпая.

Я так вымоталась за день, ну, и вечер, само собой, что, когда на меня вылили ведро холодной воды, я выдала человеку, стоящему передо мной, всей красоты великого и могучего.

–… И что б не встал у тебя никогда, ебанный удодище! – закончила я свою гневную тираду и открыла глаза.

Передо мной стояла вся гоп-компания в лице моего папани и его четырех охранников.

– Ну и какого, простите, хуя здесь происходит? – спросила я.

А потом в ужасе поняла, что сижу перед мужиками, а на мне только лишь штаны! Опускаю голову, и выдыхаю от облегчения: на мне старая растянутая майка.

– Папик, а вот не боишься после таких приколов однажды не проснуться? – ну так, чисто для справки спрашиваю. А потом замечаю, что руки то у меня за спиной и связанны. – Э-э, батенька, это че за х…

Договорить мне не дал откровенно плохой взгляд того же бати. Не, а че они меня связали? Сами виноваты.

– Убивать буду медленно и мучительно! – спокойно, но крайне мрачно предупредила я, крутя запястьями и пытаясь развязать веревки. Хрен там. Завязывали качественно и со вкусом.

– Нам надо поговорить, – сказал отче, ставя передо мной стул спинкой ко мне и садясь на него, сложив локти на спинку.

– Говори, – благосклонно разрешила я, все ещё лелея в груди надежду развязать эти веревки и запихать в глотку этим недо-похитителям. Отец сжал кулаки, но тут же расслабился и устало провёл по рыжим волосам.

– Ты нагрубила моей девушке! – с укором сказал он. Эт, тип, он к совести взывает?

«А… Э… Что?» – с набитым ртом спросила оная.

«Кушай, сладенькая, кушай!» – успокоила ее печень, подкидывая конфеты.

– Она не представилась, а я не обязана проявлять чудеса дедукции! – я извернулась немыслимым образом, чтобы заглянуть себе за спину. Хрен там, нужного не увидела. – И вообще, тебе сколько лет, что ты себе девушку завел? А шлюху не проще, не?

На меня зарычали. Очень даже правдоподобно. Только такое не действует на меня. Мама отдельный случай.

– Не рычи! У меня рефлексы. Разочек по челюсти съезжу, и свистеть всю жизнь будешь! – кажется, я кому-то это уже говорила. Ниче, повторение – мать ученья.

– Нам срочно надо поговорить! – устало сказал рыжий, что каким-то странным образом является моим отцом. – Я не трогал Василису.

– Матерь божья! Да неужто прощения приходить просил? – ехидно спросила, ещё больше раскручивая узлы.

– Да, – серьёзно ответил он и посмотрел так, будто я должна была это знать. – И она почти простила меня. Ровно до того момента, как появилась ты.

– Бать, ты так говоришь, будто это я причина всех твоих проблем, – и снова красноречивый взгляд, по которому я поняла: да, я – проблема. – Ну так удавил бы в колыбели, кто тебе мешал? – почти равнодушно спросила я. Внутри выла буря. Так обидно. Родной папочка. У всех моих подруг, их очень мало, но они есть, папа – это олицетворение живого героя. Я всегда хотела, чтобы отец считал меня равной. А до той роковой встречи очень надеялась, что папочка вернется, извинится, и, как раньше, будет катать меня на спине, убегая от Росса.

Бредни маленькой девочки.

– Ярослава, ты не понимаешь. И тогда все не так поняла: твоя мама просто увидела жука на моём пиджаке и начала отходить, а я не понял, что произошло и, само собой, двинулся за ней, но Василиса споткнулась о полотенце, а я не успел её подхватить, и тут влетаешь ты и… – он явно засмущался.

– И сломала тебе нос. Ну что тут такого? – спросила я у ржущих мужиков.

Один взгляд батеньки – они заткнулись.

– Да, и сломала мне нос. И мне очень стыдно за то, что толкнул тогда и ты упала, – он опустил голову. – Мне действительно стыдно.

– Бать, не ссы, все хорошо, – я улыбнулась, когда он поднял голову. Не, я его простила, но месть никто не отменял. – Я не злюсь. Только скажи, почему ты тогда сказал, что я… – Не могу это сказать. Слова просто застряли в глотке. – …что я умру?

Он не отвечал. Возможно, ответа не было. Но он же это сказал. А я после этого реально умерла… только морально, но сути дела это не меняет.

– Не знаю… – тихий ответ. Только для меня. – Не знаю… Возможно, я хотел обидеть Васю, только не знал, что вы все услышите. И мне было очень плохо. А когда Вася отдала тебя в военный лагерь, я места себе не находил. Боялся, что тебе навредят.

– Да только эти лагеря и спасли меня. – В запале выпалила я, подаваясь всем телом вперед. Пытаясь донести до него свою мысль. Пытаясь заставить его услышать меня. – После того случая мне было очень плохо. Очень. Просто появилось ощущение, что я действительно умерла. И это у ребёнка в шесть лет! И целых полгода я ходила вся не своя, а потом, однажды днем мама кинула на стол путевку, сама собрала мои вещи и почти выпинала меня из машины на военном полигоне. Там на пессимистичные мысли времени банально не было. Семилетнюю, меня гоняли, как проклятую. Учили стрелять и перезаряжать оружие.

– И там тебя научили так профессионально ломать носы? – с усмешкой спросил он.

– Не, носы – это в академии. И не перебивай! А после, в одиннадцать, меня приняли в военную академию. Оказалось, что меня порекомендовал один из тренеров из лагеря, и я ему очень благодарна. Только тогда я крепко подсела на антидепрессанты, – я замолчала, придумывая, что ещё ему можно сказать. Он смотрел на меня заинтересованно. Уже не как на диковинную зверушку, а как отец на дочь, рассказывающую про успехи в школе. Только про самый тяжелый период в жизни мне не хотелось рассказывать. Только кому-то же надо. Тяжело вздохнув, я продолжила: – Жрала их, как аскорбинку. А взамен могла с улыбкой отвечать на постоянные издевки. Мне было так плохо. А они помогли хоть как-то выживать в том мире. Через год из всего этого дерьма меня вытащил Ваня. А к тому моменту у меня начались осложнения со здоровьем и крутая зависимость от этого…

Слёзы потекли по щекам, и я поспешила их вытереть, про себя отмечая, что громилы свалили, и руки у меня развязаны.

Отец, к моему удивлению, встал со своего места и… обнял меня! Прямо, как тогда, в детстве, когда я разбивала коленки, папа всегда обнимал меня и гладил по волосам, а потом относил на руках в дом и обрабатывал ранки. И я падала без страха, потому что знала, что придёт папа и успокоит. Даже первые пару месяцев в лагере падала и надеялась на его приход. И вот снова он так меня прижимает, гладит по волосам, успокаивает, а я, прямо как в детстве, обнимаю его за шею и доверчиво прижимаюсь.

– Снова доверяю, – бессвязно шепчу ему в шею, – я снова тебе доверяю. И умоляю, не предавай меня! Только не снова!

– Тише, девочка моя, тише, – он целует меня в макушку и поднимает на руки.

Пока меня несли по темным коридорам, я вырубилась: сказались бурные вечер и разборки с братом.

Среди ночи, меня разбудил телефон, который трезвонил о приходе нового сообщения, в котором значилось:

«Проси, что хочешь»

Отправив короткое «Добермашка» я перевернулась на другой бок и снова заснула.

Проснувшись утром, я сладко потянулась в своей постельке. На часах семь пятнадцать.

Ебанный в рот! Я опаздываю! Надо ж ещё до школы добраться.

Просто ураганом ношусь по комнате, натягивая джинсы и подкрашивая глаза.

Уже на лестнице доплетаю косу и вхожу в кухню.

– С утречком, – здоровается со мной отец, читая газету. – Иди, кстати, Ростислава разбуди.

Я в немом шоке поднялась обратно на лестницу и вошла в комнату к брату, где это недоразумение прыгало в одних трусах.

– Спанч Боб, рили? – скептично спросила я, поглядывая на жёлтые губки, которые «прыгали» по голубым труселям.

– Вон пошла, сколько раз тебе говорить, не врывайся ко мне в комнату! – заорал на меня Росс и кинул штаны, которые, пролетев мимо меня, врезались в стену в коридоре.

– Мудак! – бросила я, громко хлопнув дверью, и снова спустилась в кухню.

– Что у вас там произошло? – спросил отец, оторвав взгляд от газеты.

– Росс на меня наорал, – зло сказала я, ставя сковородку на плиту.

– Зашла, когда он передергивал? – спокойно спросил рыжий, возвращаясь к спортивной статье.

А я выпала. Просто застыла. Мой отец пошутил. Мой отец смешно пошутил! Я зависла, а к реальности вернулась только, когда сковородка начала жечь руки.

– Чёрт! – Воскликнула я, отдергивая руку от огня и засовывая её под холодную воду. Еб твою мать! Ожог – прекрасно. Хорошо хоть на правой руке: писать смогу. А вот от оружия придётся отказаться.

– Что случилось? – обеспокоено спросил отец, наблюдая за мной. Когда я ответила, что обожгла руку, он сказал: – Аптечка в боковом шкафу.

Цыкнув, я залезла на тумбу и принялась рыться в шкафчике. Белая коробочка нашлась почти сразу. Достав мазь от ожогов, с чувством выдавила пол тюбика на руку и равномерно размазала. Подождав, пока охлаждающая мазь впитается, я аккуратно замотала ранку эластичным бинтом. Ну, выглядит нормально.

Заварив себе чай, я села за стол, по правую руку от отца.

– Слушай, а насчёт передергивать… прецеденты уже были?

– Раза два. Первый раз его спалила Лиза, года три назад, а второй – уже я, примерно тогда же.

– Что ж, теперь я смело могу называть его «Задротом», – я хихикнула, а потом посмотрела на вход в комнату, где стоял красный, как рак, братишка.

Заржав еще громче, я уронила голову на столешницу.

Вообще, я на Росса в обиде, так что всё. Отсмеявшись, я подняла голову и в пару глотков допила чай с лимоном. В кухне показался Валя.

– Ярунчик, ты готова?

– Да, ща за сумкой сбегаю, – кинула я, вставая.

Короткий забег до комнаты, захват сумки и пару крутых штук.

Проходя мимо спальни Лизы, я мышкой вошла, нашла гель для волос и от души выдавила туда крема для депиляции. А потом со злорадной ухмылкой покинула поле действия.

Мина заложена – ждём взрыва.

Выйдя за пределы особняка, я счастливо улыбнулась. Валя уже ждёт меня. Впорхнув в машину, я кинула сумку на заднее сидение и приготовилась ждать.

– Не хлопай так, не холодильник, – проворчал Валя.

– Че злой такой?

– Я? Злой? Да я само добро! Но не в гребанную полночь, когда мне звонят и говорят, что не могут тебя найти, – он сжал руль так, что побелели костяшки пальцев.

– А в чем проблема? – с вызовом спросила я.

– Да не, это нормально. Но, когда мне сказали, что ты Юрчика избила, – он издевательски захохотал. Ясно, Валентин не любит этого придурка.

– Ну втащила пару раз, – я пожала плечами. – Нефиг было руки распускать!

Он снова захохотал. И остановил машину напротив входа в школу.

Пожелав телохранителю хорошего дня, я выпорхнула из Гелендвагена и снова хлопнула дверью. В вслед мне понеслось злобное: «Дома так у себя хлопать будешь»

А я широко улыбнулась и забежала в школу, отряхивая снежинки с меха куртки.

Сменив берцы на симпатичные синие найковские кроссовки, я пошлепала на биологию, когда меня перехватили за руку и втащили в кабинет.

Никита шёл по школьным коридорам, засунув руки в карманы, и беспечно насвистывал. Жизнь складывается, как нельзя удачно, ибо скоро кончится полугодие и они с Ярославой рванут в теплые края. Зажмурившись и представив, как они с Ярой будут развлекаться, хотя парень был уверен, что первые три дня не выпустит её из кровати, Стужев улыбнулся и пошёл на русский.

Проходя мимо кабинета математики, Никита остановился, прислушиваясь к ругани за дверью.

– Да ты охуел что ли, чукча австралийская? – бесновалась его девушка. И Никита снова улыбнулся. Его девушка…

– Успокойся, ничё ж такого не случилось, – беспечно ответил ей Ваня.

– Успокоиться? Да сюда едет эта шлюха с развитым самомнением! Как я об этом Стужеву скажу?

– Так и скажешь, тем более он уже минуты две нас слушает.

Обреченно вздохнув, Никита толкнул дверь в класс и смело вошёл, сразу наткнувшись на растерянную девушку и издевательски ухмыляющегося Гордова.

– Что ж, садись, сын мой, пришло время поговорить о насущном.

Пожав плечами, Никита, не стесняясь никого, сел за учительский стол и, сложив руки в замок, приготовился слушать. Ваня усмехнулся и, закатав рукава, тем самым показывая татуировки, покрывавшие большую часть его тела, сел к Яре за первую парту. Молчание затягивалось. Ярослава сидела и чуть не плакала, от чего Никита хотел обнять и прижать девушку к себе. А вот Ваня наоборот: сидел со счастливой миной и откровенно наслаждался ситуацией.

– Стужев… Понимаешь. Тут такое дело…

– Стужев, она замужем, – меланхолично заявил шатен, складывая ноги на стол.

– И почему я не удивлён, – пробормотал Никита, все ещё надеясь, что это шутка. Но нет.

– Ну я ж просила его подготовить! – взвыла Ярослава и уронила голову на парту.

– Готовить надо к анальному сексу, а тут резко надо, как с зубом. Раз – и все! – С умным видом заявил Ваня и уставился на Стужева, ожидая его реакции.

Реакции у Стужева не было. Парень просто завис. Ну да, не каждый день тебе заявляют, что ты – любовник замужней девушки. Хотя какой к черту замужней в восемнадцать то лет?

– Стужев, ты не подумай ничего такого, – начала объяснять девушка, – просто этот крендель так считает. Мол, любовь с первого взгляда и все дела, а потом накачал меня и увез в ЗАГС. И почему-то мой истерический смех приняли за «Да», но прежде, чем успели что-то официально оформить, ребята меня уволокли, так что ничего такого! А этот, ну, с ним тяжелее.

– И теперь этот Снупи едет сюда?

– Не едет, – ответил Ваня. – Уже приехал, только что пересек территорию школы. Это будет феерично! – и парень предвкушающе потер ладони, при этом достаточно злобно похихикивая.

И будто в подтверждение его слов где-то в конце коридора громко завизжали девушки.

– Ох, и что ещё этот придурок выдумал? – риторически спросил Гордов и вышел из кабинета.

– Позёр! – фыркнула Яра. Никита уже было поднялся, чтобы посмотреть, какую чушь они там вытворили, но не успел и пары шагов сделать, как у него на руке повисла девушка. – Не ходи, нехуй тебе там, зайка моя голубоглазая, делать.

Умильно улыбнувшись, он подхватил Романову под бедра и усадил на учительский стол.

– Плохой мальчик… – заговорчески прошептала Ярослава и обвела языком ушную раковину.

– Плохая девочка, – усмехнулся Никита и прикусил пульсирующую венку на шее.

– А что ты делаешь с плохими девочками?

– Наказываю! – и, больше не церемонясь, поцеловал девушку, сразу проникая языком мимо несопротивляющихся губ.

Пробежавшись пальцами по внутренней стороне бедра, брюнет ловко расстегнул пуговицу на джинсах и проскользнул под кружевные красные трусики.

Тихий стон девушки утонул в хлопке двери, которая с силой ударилась о стену, да так, что штукатурка посыпалась.

– А я смотрю вам тут весело, – похотливо ухмыльнулся вошедший шатен.

Спортивный костюм облегал дрыщавое, как сказала бы Яра, тельце, но костюмчик дорогой, что говорит о принадлежности юноши к высшему «сословию».

– Ну, до твоего прихода определенно было, – кинул Никита и снова поцеловал девушку, а та и не против.

– Милая, а ты чего молчишь? – спросил он, наконец-то посмотрев на предмет спора.

– Позы продумываю, – отстраненно ответила рыжая, перебирая чёрные пряди в пальцах.

– Какие позы?

– Те, в которых сегодня ночью буду рога тебе наставлять, – ехидно сказала Романова.

Шатен рыкнул и хотел, уже было, оторвать свою «жену» от недо-любовника, но его оперативно схватили за капюшон толстовки.

– Э, Снупи, крутого из себя не строй! – за шкирку его держал никто иной, как Ваня. Умел же этот парень появляться в нужных местах и в нужное время. Способность у него такая, что ли?

Буквально выволочив парня из класса, Гордов оставил парочку наедине.

– И вот как ты могла связаться с этим ушлепком? – риторически спросил Никита, не надеясь на ответ.

Ответа и не было, девушка лишь загадочно улыбнулась.

– Ярусик, пошли, провожу тебя до кабинета: звонок через пару минут.

– Пошли, – прошептала девушка и поцеловала его.

Сняв Яру со стола и поправив штаны, Никита взял ее за руку и вывел из кабинета.

Попрощавшись, Ярослава последний раз вошла к математику забрать сумку и уже переступила порог кабинета, чтобы тут же быть впихнутой в него обратно неизвестным в чёрной маске с черепом с автоматом наперерез.

– Опа-ся, какие люди, – удивленно сказала Ярослава, рассматривая вошедшего: чёрная форма с бронежилетом без опознавательных знаков, автомат, связка гранат, и повязка на пол лица.

– И откуда ж ты такой красивый? – не удержалась Романова.

– Заткнись! – пробасил мужик, рассматривая нечто в щелке двери.

– Не, ну в натуре, дядя, вы кто?

– Террорист я! – с гордостью ответил он и вернулся к своему делу.

– И сколько вас таких блатных?