Текст книги "От Алари до Вьетнама"

Автор книги: Базыр Вампилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

В огне гражданской войны

Аларские большевики

Наступило лето 1918 г. В улусе творилось что-то невообразимое. В летнике можно было увидеть много незнакомых людей, а также местных жителей, только что прибывших с фронта.

Дядя Василий работал в го время конюхом в аларском медпункте, заведующим которого стал недавно демобилизованный фельдшер Антон Осипович Назаров, очень добродушный и сердечный человек, уважаемый всеми аларскими бурятами.

Антона Назарова я впервые увидел возле земской управы. Он тогда еще ходил в военной форме и выглядел как заправский офицер. Как-то дядя Вася остался ночевать у нас. Я притворился спящим и услышал, как он рассказывал отцу и матери о Назарове.

Антон Осипович родился в улусе Ныгды, окончил Иркутскую военно-фельдшерскую школу перед войной и в 1914 г. был призван в действующую армию. Госпитальное начальство относилось к нему благожелательно, не зная, что во время учебы Назаров посещал нелегальный кружок и изучал революционную литературу.

Василий возил Назарова по улусам, несколько раз ездил с ним в Черемхово, в аптекоуправление, за лекарствами. Как-то перед отъездом дядя забежал к нам. Матери не было. Тогда он попросил меня передать ей, что вместе с фельдшером поедет в Черемхово и завтра к вечеру вернется в Аларь.

Под вечер я сидел на крыльце с младшим братом. Тут ко мне подошел Евгений Манзанов, наш земляк, сын директора школы. За ним стоял его товарищ, постарше, и молча наблюдал за отцом, вышедшим из юрты на незнакомые голоса.

Евгений спросил, когда вернется фельдшер. Отец ничего не сказал. Тогда я вмешался в разговор, заявив, что Назаров с дядей вернутся из Черемхова завтра вечером. Товарищ Евгения представился отцу как Семен Николаев из улуса Ныгды и спросил, кем работает в Алари дядя. Я опять влез в разговор и объяснил, что дядя работает при медпункте конюхом и во всех поездках сопровождает Назарова. По-видимому, мой ответ удовлетворил Николаева, и вскоре они оба ушли, вежливо попрощавшись.

Евгений Манзанов был старше меня всего на три года, но выглядел уже вполне сформировавшимся юношей. В то время он руководил культурно-просветительным кружком, куда вовлекал аларскую молодежь. Семен Хабалович Николаев был подпольщиком, одним из первых коммунистов в Западной Бурятии ^{15} .

На другой день, под вечер, вернулись Назаров с дядей. Возле медпункта они встретились с Манзановым и Николаевым. Дядя завел лошадь во двор, стал ее распрягать. Назаров же с товарищами пошел к себе в кабинет.

Управившись с хозяйственными делами на медпункте, дядя на попутной лошади поехал в летник и сразу же пришел к нам в юрту. Он был чем-то сильно взволнован. Родителям он сказал, что для нас наступают черные дни. Меня тут же отправили на улицу «погулять». Я обиделся и выбежал из юрты.

Потом отец долго убеждал меня не обижаться на Василия, но обида не проходила. К тому же я стал замечать, что вскоре после ареста в Алари колчаковской милицией Кобзева отец и дядя вообще перестали при мне говорить об аларских делах.

Во всяком случае, на другой день после того обидного случая я встал рано, собираясь пойти с ребятами в лес.

Однако родители встали еше раньше. Во дворе уже была запряжена в арбу лошадь. Оказывается, они решили ехать в зимник. Мне этого очень не хотелось, тем более что обычно мы жили в летнике до начала сенокоса.

Ехали до зимника долго. Лошадь хромала, арба скрипела несмазанными колесами. Проехали через центр Алари. Здесь возле хошунной земской управы собралось много народу, некоторые были вооружены. Вообще, этот день в Алари был наполнен какой-то необъяснимой тревогой.

Наконец мы с отцом въехали во двор. Я распряг Рыжку, пустил пастись, подошел к отцу и молча сел рядом в надежде, что он объяснит мне, зачем мы вернулись. Отец долго молчал, но потом не выдержал и начал рассказывать. Оказывается, Василий привез из Черемхова плохие вести. Контрреволюционеры вместе с белочехами заняли на западе большую территорию и двинулись в Сибирь. Учреждения Советской власти начали эвакуацию из Иркутска на восток. Кобзева арестовали. Где наши остальные друзья-ссыльные, отец не знал и опасался, что белогвардейцы доберутся до него с Василием. Ведь аларские богачи и чиновники хорошо знали, с кем они были связаны. Дяде Василию вообще придется уехать, скорее всего в улус Отор, поближе к тайге.

– Никому не говори, – сказал мне отец, – что Семен Николаев и Женя Манзанов в Алари. Они – настоящие большевики. Недалеко то время, когда у нас установят Советскую власть. И ты станешь большевиком, когда подрастешь.

После этого разговора я не на шутку испугался, как бы отца и дядю не арестовали. По ночам мне стали сниться кошмары, будто бы за ними уже пришли.

Я хорошо знал наших аларских большевиков: Марию Сагадарову ^{16} , Дажуп Доржиева ^{17} , Евгения Манзанова ^{18} , Михея Ербанова ^{19} , Семена Николаева, Антона Назарова, Иннокентия Хабаева ^{20} , В. Н. Чайванова ^{21} и других.

Особенную симпатию вызывал у меня Антон Осипович Назаров. Его улыбка, глаза – все говорило о доброте этого человека. В медпункте он приветливо встречал приходящих к нему людей и всячески старался помогать им. Он любил прогуливаться к реке Голуметь и охотно брал меня с собой. Во время таких прогулок я допекал его вопросами и, в свою очередь, рассказывал об улусных новостях. От него я узнал о декабрьских событиях 1917 г. в Иркутске.

Белогвардейцы подняли тогда мятеж против Советской власти. Юнкера штурмом брали штаб большевиков «Белый дом» ^{22} , здание бывшей резиденции иркутского генерал-губернатора. Здесь забаррикадировалась группа большевиков, руководителей Иркутского губкома партии, в состав которого входили: П. Постышев, Я. Янсон, Я. Шумяцкий, Н. Гаврилов, А. Ширямов и другие.

Большевики держались десять суток, но силы оказались неравными. Марии Сахьяновой удалось вывести П. Постышева из здания под видом медсестры. М. Сахьянова со своей подругой О. Иогансон сумели спасти и других защитников «Белого дома».

Г борьбе с юнкерами в Иркутске большую роль сыграл добровольческий Тихвинский красногвардейский отряд под командованием И. А. Каландарашвили ^{23} , впоследствии одного из выдающихся деятелей партизанского движения в Сибири и на Дальнем Востоке. В течение девяти дней его отряд вел жестокие уличные бои. При помощи красногвардейцев, прибывших из Черемхова и Красноярска, отряд Каландарашвили ликвидировал эсеро-меньшевистское контрреволюционное восстание.

Далее последовали трагические для Сибири события: в июльские дни 1918 г. вспыхнул контрреволюционный мятеж белочехов. 12 июля был сдан Иркутск, 20 августа – Верхнеудинск и Чита. Иркутские большевики ушли в подполье.

* * *

Летом 1918 г. возвращавшиеся с фронта и поднявшие мятеж против Советской власти белочехи внезапно захватили Казань, в их руки попала большая часть золотого запаса России на сумму 600 миллионов рублей, который они вывезли в Западную Сибирь, в Омск, ставший в то время оплотом контрреволюционных сил. В Омске была создана «Директория» как символ «всероссийской» власти. Но власть «Директории» оказалась недолговечной. 18 ноября 1918 г. в Омске с ведома и при поддержке представителей Антанты произошел переворот, приведший к власти Колчака. На русское золото Колчак стал закупать за границей, главным образом в Англии, Японии и Америке, оружие и военное снаряжение. За короткий срок им было израсходовано одиннадцать с лишним тысяч пудов золота на сумму свыше 200 миллионов рублей.

Приведем выдержки из докладной записки колчаковского министерства финансов:

«Уже в минувшем июне (т. е. в июне 1919 г. – Б. В.)явилась необходимость отделить около 12 тыс. пудов из хранящегося в Омске золотого запаса и направить его во Владивосток в целях уплаты по иностранным обязательствам, сроки которых приближались. Несмотря на строжайшую экономию, за истекшие три месяца пришлось продать свыше 3 тыс. пудов и заключить займы в Токио и Лондоне, с которыми пока связано расходование еще 2 с половиной тыс. пудов. Далее предвидится, в случае успешного заключения дополнительной части этих двух операций, дальнейшее расходование 5 тыс. пудов желтого металла. Уже совершенные операции были использованы главным образом на уплаты по закупке патронов, винтовок, предметов снабжения, упряжи, медикаментов и других предметов врачебного ухода в Японии и Америке, на закупку сахара, а также на оказание помощи генералу Юденичу. Предстоящие же необходимы для наступающих платежей по приобретению ружей, обмундирования и другого военного снаряжения у американского правительства, патронов и винтовок от фирмы „Ремингтон“, пулеметов „Кольт“ и так далее. К этому следует добавить ряд текущих расходов по содержанию за границей дипломатических, военных, торговых и других представителей, а также телеграфные и другие расходы» ^{24} .

Так обстояло дело с военной помощью интервентов Колчаку. Значение ее было велико: без иностранных войск в Сибири и больших партий иностранного снаряжения сибирская контрреволюция не была бы такой грозной силой.

Под нажимом союзников, главным образом англичан, Деникин, Юденич, Миллер один за другим признали Колчака «верховным правителем» и верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами России.

* * *

В Алари председателем колчаковской земской управы стал кулак Иннокентий Гаврилович Салтыков. Среди купцов, золотопромышленников и чиновников Иркутска и Иркутской губернии Салтыков слыл состоятельным хозяином. В годы первой империалистической войны он выполнял для военного ведомства большие заказы. Доходы его возросли.

В 1917 г. Салтыков пристал к меньшевикам.

Он был высокого роста, толст, с бульдожьим лицом. Острый его взгляд сверкал из-под седеющих бровей. Подражая именитым русским купцам, он носил тройку из тонкого английского сукна. Салтыков имел хороших выездных лошадей, был большим любителем охоты. Став председателем управы, старался держать всех в страхе. Но его подводил голос, тоненький и писклявый. Салтыкова всегда сопровождал телохранитель – каратель из отряда Унгерна, человек недюжинной силы, высокий, сухопарый бурят. За поясом у него был револьвер, на боку – две гранаты, через плечо – японская винтовка. Он был откомандирован к Салтыкову из Черемхова в качестве связного.

Салтыков рьяно взялся за дело. Стараясь отличиться перед колчаковцами и карателями-белочехами, он добился разрешения на формирование отряда милиции при земской управе. Салтыков вызвал в управу всех кулаков и поручил им в течение десяти дней отрядить на службу в колчаковскую милицию тридцать-сорок молодых бурят. С трудом подручным Салтыкова, действовавшим с помощью кнута и пряника, удалось собрать около тридцати «добровольцев» и обманутых Салтыковым бедняков. «Не иначе как позарились на дармовой харч и обмундирование», – решил отец.

Подручный Салтыкова Григорий Балтырев был назначен командиром взвода, поэтому ему кроме винтовки с пятьюдесятью боевыми патронами выдали наган и две гранаты-лимонки. В его распоряжении оказалось двадцать хорошо вооруженных милиционеров.

Прапорщик Баланин обучил Балтырева азам Строевой подготовки, рассказал, как надо докладывать начальству. Когда Салтыков появился в отряде, Балтырев, красный как рак, пулей выскочил из строя и, приставив правую руку к голове – кепку он в горячке потерял, – залепетал что-то невразумительное под смех всего отряда. Салтыков рявкнул:

– Отставить! Доложите еще раз, как положено командиру, – а затем объявил перерыв на час.

Прапорщик гонял Балтырева по двору целый час, пока с того не полил пот градом, как с загнанной лошади. Остальные милиционеры испуганно наблюдали за этой сценой. Только один Бадрянов, прислонившись к бричке, спокойно раскуривал трубку: всем этим премудростям он был обучен еще на фронте.

В конце концов Балтырев построил свою «армию», подал команду «смирно» и сказал:

– Вот так учитесь, как я, чтобы оправдать казенный харч и обмундирование.

Вслед за ним выступил прапорщик Баланин и, в свою очередь, объявил, что новоиспеченные милиционеры теперь верные слуги «верховного правителя» Колчака, они во всем должны подчиняться Салтыкову – главному его представителю в Аларской управе.

– Мы никому не позволим растоптать знамя Колчака, – кричал Баланин. – Наша задача – до первого снега собрать надежную милицейскую дружину, чтобы истребить всех большевиков в аларских улусах. Вот вы пришли к нам – это хорошо.

Потом выступил Салтыков. Он заявил, что в его распоряжении имеется много оружия. Теперь оно будет передано старшему милиционеру Балтыреву. В ближайшее время при руководимом им Комитете общественной безопасности из бурят Иркутской губернии будет организована воинская часть.

По приказу Салтыкова милиционеры во главе с Балтыревым начали производить повальные обыски в Алари и других улусах. Салтыков арестовал более двадцати бурят и русских, в том числе наших соседей, а затем решил под охраной колчаковской милиции отправить их в черемховскую тюрьму.

Однако Балтырев, сказавшись больным, отказался сопровождать арестованных. Григорий был человеком хитрым, но трусоватым, избегая ответственности, старался скрыться за чужой спиной. Когда Салтыков получил донесение из Голуметской волости о том, что в пятнадцати-двадцати верстах от Голумети, в таежном селении, формируется красный партизанский отряд братьев Уваровых, он решил направить туда свою «дружину». Однако Балтырев уговорил Салтыкова выступить дней через десять. За это время Григорий сумел оформить в милицию своего сына Даниила и даже назначить его старшим милиционером вместо себя.

В канун отъезда милиционеров на операцию к Салтыкову подошел Даниил:

– Чему обязан, молодой человек? – спросил Салтыков.

– Прошу разрешить мне выехать в Голуметь во главе отряда.

– А где Балтырев?

– Отец болен, а я посильнее, да и похитрее его.

– Ну, валяй, я тебе верю, – сказал Салтыков.

В назначенный срок двадцать милиционеров во главе с Даниилом Балтыревым, вооруженные с головы до ног, собрались возле крыльца Аларской управы. Напротив здания управы выстроились вдоль черемховского шоссе в одну линию десять лошадей, запряженных, как на параде, в беговые кошевки, с возницами на облучках.

Провожать свое воинство вышли Салтыков и Григорий Балтырев.

По пути каратели грабили, убивали, насиловали, избивали крестьян за сочувствие партизанам. Однако в таежном поселке на берегу реки Белой карательный отряд был разгромлен Уваровыми, а Даниил убит.

Вскоре Салтыков по поручению штаба карателей из Черемхова отрядил во все улусы Западной Бурятии своих помощников ловить бурятских большевиков Ербанова и Маркизова.

Положение бедняков и середняков, не говоря уже о батраках, бурятских и русских деревень в 1918 г. еще более ухудшилось. С них не только тянули всякие налоги (монастырские, церковные и другие), но и различные поборы «на военные нужды». Их сыновей силой мобилизовали в колчаковские отряды и милицию; над теми, кто не подчинялся, устраивали самосуд.

В Алари и Ныгде колчаковцы убили двух бедняков. В это время там оказались демобилизованные фронтовики-буряты, люди не робкого десятка, в том числе Евгений Абашеев, молодой большевик. В отместку за самосуд они убили в улусе Киркей помощника Салтыкова, главаря Аларской колчаковской управы, который пытался мобилизовать местную молодежь в колчаковскую милицию.

В ту же ночь Салтыков на сорока пароконных телегах переправил из Черемхова в Аларь и Киркей два взвода белочешских карателей. Ранним утром каратели и аларские милиционеры, посланные Салтыковым для опознания местных большевиков, окружили улус. Абашееву удалось бежать. Вскоре друзья переправили его в таежную деревню Яньга к Иннокентию Верходубову, потомку политического ссыльного, члену черемховской подпольной группы большевиков.

Салтыков объявил мобилизацию в отряд, который назвал громким именем «Отряд общественного спасения». В его задачу входило преследование скрывающихся в ближайших от Алари населенных пунктах, а также в тайге красногвардейцев.

Прибывший в это время из Иркутска молодой коммунист Евгений Манзанов и ныгдинский большевик Семен Николаев повели агитацию среди населения, призывая молодежь не подчиняться приказу о мобилизации.

Салтыков арестовал Манзанова и заключил в каталажку при земской управе. Семен Николаев успел скрыться в Ныгде. Слух об аресте Манзанова моментально распространился по округе; обстановка в Алари накалилась. В день, назначенный для сбора мобилизованных, к земской управе явилось более ста взбудораженных «новобранцев». Салтыков стоял в окружении двенадцати вооруженных милиционеров; на них напирала разъяренная толпа. Раздались выкрики:

– Немедленно освободите Манзанова! Отмените мобилизацию!

Сыпались угрозы в адрес самого Салтыкова. По его приказу милиция открыла стрельбу в воздух с целью напугать и разогнать толпу, но была смята и обезоружена. Салтыков успел в этом переполохе скрыться.

После расправы с милицией часть мобилизованных ринулась в каталажку, сбила замок и освободила Евгения. Остальные схватили подъехавшего в этот момент на лошади начальника милиции Терскова, разоружили его и затолкали в каталажку вместо Манзанова.

На другой день отец Евгения узнал о том, что Салтыков для расправы с «бунтовщиками» вызвал со станции Забитуй карательный отряд белочехов. Манзанову и Николаеву пришлось уехать из Алари.

В ожидании карателей Аларь замерла. Участники событий скрылись в соседних улусах; их семьи выехали в летники. Родители Манзанова, забрав детей, спешно ушли в улус Хандагай. Отряд белочехов, который прибыл через три дня, обнаружил в управе лишь сторожа. Тот, притворившись дурачком, показал, что в тот день он ничего не видел и не слышал, так как был пьян и спал в амбаре. Каратели отбыли ни с чем.

Милиция усилила карательные меры в Алари, однако возмущение населения было столь велико, что Салтыков стал ездить домой в Ныгду под охраной, возле своего дома поставил два пулемета и ввел круглосуточное дежурство милиции.

В конце 1918 г. началось наступление Красной Армии. Колчаковцы и белочехи отступали по всей Сибири. Салтыков с семьей и двумя охранниками на семи пароконных подводах через Черемхово-Саянский тракт, Тункинский аймак направился в Монголию. Один его охранник, узнав, что Салтыков взял с собой все ценности, собрал своих друзей и ночью в Урге напал на него. Салтыков и вся его семья были убиты.

Конец адмирала Колчака

В конце апреля 1919 г. по указанию В. И. Ленина и по решению ЦК РКП (б) на Восточном фронте началось новое наступление Красной Армии.

В кровопролитных сражениях в Поволжье и на Урале Красная Армия сокрушила главные силы колчаковской армии и продолжала преследовать ее на просторах Сибири.

Особо отличилась в боях против колчаковщины 30-я стрелковая дивизия 3-й армии, в которую входили стрелковая бригада под командованием И. К. Грязнова и кавалерийский дивизион К– К– Рокоссовского…

Константин Константинович Рокоссовский принимал активное участие в разгроме колчаковской армии, начав свой боевой путь от небольшой реки Кильмез в Вятской губернии и дойдя до Иркутска.

Лето 1919 г. показало, что колчаковские дивизии больше не в состоянии не только наступать, но и сдерживать натиск Красной Армии. Сильные бои разгорелись уже под Омском, у села Вакоринского. Засевшие на господствующих высотах колчаковцы встретили здесь красноармейцев плотным ружейно-пулеметным огнем. К. Рокоссовский решил атаковать Вакоринское с фланга.

Один за другим эскадроны пошли в атаку. Белые, не ожидавшие столь мощного и стремительного удара, за несколько минут были выбиты со своих позиций. Однако на южной окраине села спешно развернулась вражеская батарея, прикрываемая ротой солдат. Во главе горстки храбрецов, выскочивших на конях из березняка, Рокоссовский понесся на батарею. Бой продолжался недолго: колчаковские солдаты побросали винтовки, два офицера, которые начали отстреливаться, были зарублены, и вся батарея попала в руки красных. Пленные артиллеристы, сагитированные К. Рокоссовским, повернули орудия и повели огонь против белоказаков. Надо отметить, что захваченная в этом бою бывшая колчаковская батарея прошла в составе 30-й дивизии весь путь до Иркутска.

Прорвав оборону белых на Ишиме, Красная Армия погнала колчаковцев дальше на восток, к Омску.

Разведка доложила, что в станице Караульной размешается штаб врага. Решено было послать в тыл врага кавалеристов Рокоссовского. Получив задание, Рокоссовский немедленно выступил с основными силами дивизиона. Через вражеские порядки прошли благодаря хорошим проводникам – пленным колчаковским солдатам. Конники тихо вошли в станицу, и уже через несколько минут она была в их руках…

Еще через полчаса дивизион покидает станицу, конвоируя обезоруженных штабных офицеров. За ним тянутся двуколки и подводы с войсковым имуществом.

В этом бою К. Рокоссовский был ранен. Для лечения он вернулся в Ишим, а части его армии продолжали продвигаться на восток.

В ноябре – декабре 1919 г. красноармейцам, преследующим колчаковцев, пришлось пережить тяжелые испытания. Еще в октябре отступающие белые стали оставлять первых больных тифом, а в ноябре на дорогах и улицах городов и сел лежали уже сотни и тысячи трупов. Все покинутые колчаковцами города были заполнены тысячами тифозных больных. Похоронные команды не успевали хоронить умерших. Колчаковцы часто оставляли больных в брошенных составах, и бойцам Красной Армии, ко многому привыкшим за два года гражданской войны, становилось жутко, когда приходилось разгружать целые эшелоны замерзших тифозных больных.

Вошь оказалась страшным врагом. Через местное население и пленных тиф передавался красноармейцам. Их ряды буквально таяли. Тысячи красных бойцов и командиров лежали в тифозном бреду, многие умирали. Болели тифом почти все члены Реввоенсовета 5-й армии, в том числе ее командующий Г. X. Эйхе. И все же наступление продолжалось.

Колчаковцы после поражения на Ишиме безостановочно катились к Омску. Попытки организовать его оборону ни к чему не привели. 10 ноября 1919 г. правительство Колчака бежало из Омска, а еще через четыре дня город был уже в руках красных. Но основная боевая мощь трех армий Колчака, прикрываясь сильными арьергардами, сумела оторваться от передовых частей Красной Армии и продолжала отходить.

Продвинувшись на восток еще на 40–50 километров, части 5-й армии, в состав которой была включена 30-я дивизия, после короткого отдыха возобновили преследование врага. С конца ноября единственная железнодорожная магистраль была до предела запружена эшелонами: эвакуировались белогвардейские военные и гражданские учреждения, удирали чиновники, офицеры, купцы и промышленники, впереди колчаковцев по этой же дороге, начиная от Новониколаевска, бежали от Красной Армии польские, румынские и чехословацкие легионеры. Все это воинство вскоре перемешалось, образовав одну огромную, растянувшуюся на сотни верст массу бегущих людей.

А на пятки отступающим колчаковцам, не давая им ни дня передышки, наступали полки 5-й армии. Сорок лет спустя, вспоминая об этом походе, Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский писал: «Я до сих пор не перестаю восхищаться мужеством воинов, которыми мне довелось командовать».

В начале декабря суровая сибирская зима полностью вступила в свои права. По обе стороны железной дороги и Сибирского тракта, по которым шло преследование врага, стояла глухая, непроходимая тайга; свернуть с дороги было невозможно: и люди и лошади тонули в глубоком снегу. Плохо одетые, нередко голодные, до предела усталые красноармейцы безостановочно преследовали врага.

Весь колчаковский обоз, насчитывавший около 10 тысяч подвод, застрял в тайге и достался красным. Чего только здесь не было! Артиллерийские орудия, пулеметы, винтовки, телефонно-телеграфное оборудование, продовольствие, личные вещи солдат и офицеров. Саперный батальон дивизии целые сутки убирал с дороги подводы; чтобы дать возможность продвинуться вперед нашим частям…

Под станцией Тайга красноармейские части 27-й и 30-й дивизий 5-й армии настигли интервентов, которые бежали впереди колчаковских войск.

Чехословацкие легионеры, за несколько месяцев до этого отведенные колчаковским командованием в тыл для охраны Сибирской магистрали, вели жестокую, но безуспешную борьбу с сибирскими партизанами, стремившимися перекрыть по ней движение. Вынужденные, в свою очередь, спасаться от Красной Армии, интервенты, по сути дела, захватили железную дорогу и не давали возможности колчаковским войскам воспользоваться ею.

Они спешили как можно быстрее уйти на восток с награбленным имуществом, всем тем, что могло уместиться в вагонах: мебелью, экипажами, станками, зеркалами, огромными запасами продовольствия, обмундирования, мануфактуры и т. п. Среди их бесконечных эшелонов затерялся и Колчак со своим поездом и Двумя составами, груженными золотым запасом России…

Основные силы 30-й дивизии были брошены в район станции Чернореченская. Подкрепленная артиллерией сводная армия, включавшая и дивизион Рокоссовского, двинулась к расположенной верстах в сорока станции Большой Кемчуг. Кавалеристы успешно справились со сложной задачей и после упорного боя захватили станцию, завершив тем самым окружение колчаковцев. Из двух армий около 10 тысяч белогвардейцев генерала Каппеля сумели вырваться из окружения.

В ночь на 7 января 1920 г. 5-я армия, приветствуемая населением города, вступила в Красноярск. Здесь сдались в плен 60 тысяч колчаковцев. К востоку от Красноярска 264-й головной полк дивизии настиг интервентов. Дивизия польских легионеров и несколько чехословацких частей сложили оружие. Армия Колчака перестала существовать. Но и части 30-й дивизии понесли серьезные потери. После Красноярской операции они вынуждены были отойти на отдых и переформирование.

* * *

В первых числах января 1920 г. в Иркутске вспыхнуло народное восстание. Руководил им штаб рабоче-крестьянских дружин во главе с Василием Людвиговичем Букатым. В это время власть в Иркутске находилась в руках политцентра ^{25} , который был создан еще в ноябре 1919 г., во время совещания уполномоченных от земств и городов. На нем присутствовали и делегаты от так называемых «высоких комиссаров Антанты». В состав политцентра вошли представители Всесибирского комитета партии эсеров и Бюро сибирских организаций меньшевиков.

Став начальником штаба рабоче-крестьянских дружин, В. Л. Букатый прежде всего навел порядок в самом штабе, обеспечил его четкую работу. Мобилизационный отдел штаба формировал все новые и новые дружины. К этому времени в Знаменское, под Иркутском, прибыл рабочий батальон из Глазкова и подкрепление из Черемхова. Таким образом, для решительной схватки с врагом в Знаменском сосредоточился довольно большой вооруженный отряд восставших. К городу начали стягиваться и партизаны. Первым пришел отряд Н. А. Каландарашвили, который остановился в 23 километрах от города, в селе Хомутово. К иркутским повстанцам примкнули и интернациональные части.

Начальник Иркутского гарнизона колчаковский генерал Сычев, поняв, что его дело проиграно, вступил в переговоры с политцентром. Между ними начался торг. Политцентровцы не хотели победы большевиков. Сычев же, воспользовавшись переговорами, бежал из Иркутска на восток, к атаману Семенову.

Но всем колчаковцам бежать не удалось. 5 января 1920 г. рабочие дружины и восставшие солдаты вступили в город. Были разоружены два военных училища, три сотни Иркутского казачьего полка, военно-инструкторская школа, унтер-офицерские роты и различные команды. 1<.олчаковских министров Червен-Водали (иностранных дел), Шумиловского (труда), Ларионова (путей сообщения), Степаненко (помощника министра путей сообщения), Грицианова (товарища министра внутренних дел), Краснова (государственного контролера) и других арестовали.

Так в Иркутске пала колчаковщина.

«С взятием города, – писал В. Л. Букатый, – перед партийной организацией встали три серьезные задачи. Первая – отстоять город от остатков колчаковской армии, которые с запада двигались на восток. Это были отборные офицерские и унтер-офицерские части. Вторая задача – отстоять золотой запас, и третья – захватить Колчака, бывшего верховного правителя» ^{26} .

Итак, в середине января 1920 г. над Иркутском, освобожденным от колчаковцев, нависла новая опасность. Разгромленные под Красноярском остатки колчаковской армии подступали к городу. Здесь имелись большие запасы одежды, хлеба, боеприпасов. Овладеть городом хотя бы на день, чтобы одеться, обогреться, было заветной мечтой белогвардейцев. Ведь дальше, за Байкалом, сотни верст пути, голод и холод. И армия генерала Каппеля, возглавляемая Войцеховским, двинулась на Иркутск. Ее отделяла от города со стороны железнодорожной станции только бурная, еще не замерзшая река Ангара.

Из-за Байкала каждый день можно было ожидать также есаула Семенова или японских оккупантов. 5-я армия была далеко. Положение в Иркутске осложнялось.

Политцентр, призванный оборонять Иркутск, никаких мер для этого не предпринимал. Его эсеро-меньшевистское руководство надеялось наконец осуществить свои контрреволюционные планы: договориться с каппелевцами и включить их в состав своей так называемой «народной армии». Возникла прямая угроза захвата Иркутска каппелевцами.

Хотя власть политцентра была номинальной, так как трудящиеся массы губернии шли за большевиками, за спиной эсеро-меньшевистского политцентра стояли силы интервентов. Иркутский комитет РКП (б) дал указание Центральному штабу рабоче-крестьянских дружин держать в боевой готовности рабочие отряды, усилить работу среди солдат «народной армии» политцентра, установить связь с партизанскими отрядами.

В. Л. Букатый выполнил все указания губкома партии. В партизанский отряд И. А. Каландарашвили он послал члена штаба А. Л. Сонскарева; были установлены связи и с другими партизанскими отрядами. Рабочие дружины пополнялись новыми бойцами. Во всех частях «народной армии» политцентра были созданы партячейки. Солдаты этой «армии» все чаще выражали недовольство порядками, которые мало чем отличались от колчаковских. Поэтому политцентр с каждым днем терял свои силы. Однако исход борьбы между большевиками и политцентром был еще далеко не ясен.

Большевикам стало понятно, что оставить власть в руках политцентра равносильно сдаче города врагу. Они образовали революционный комитет во главе с ветераном большевистской партии А. А. Ширямовым. Политцентру было предъявлено требование передать власть ревкому. Эсерам и меньшевикам, не получившим поддержки народа, пришлось подчиниться. 21 января 1920 г. в Иркутске была восстановлена Советская власть.