355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бай Айран » Всадники Ветра (СИ) » Текст книги (страница 1)
Всадники Ветра (СИ)
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:06

Текст книги "Всадники Ветра (СИ)"


Автор книги: Бай Айран



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Бай Айран
Всадники Ветра

Пролог

Стоял абсолютно спокойный день, который купался в мягких солнечных лучах. Птицы привычно перекликались в зеленых, пышущих цветом и жизнью ветках дерева, озорной ручей бросался на гладкие камни, а мелкие зверьки деловито копошились в собственных норках. В лесу было одновременно тихо и спокойно, но при этом в нем царила вечная жизнь. В воздухе стоял крепкий запах цветов и отдаленное напоминание о скошенной траве. Будто все вокруг было пронизано миром, счастьем и лучами сияющего солнца.

На холме, покрытом зелеными волнами травы, обрисовалась четкая фигура человека. По бокам от него уверенно бежали две огромные собаки. С каждым мгновением они все приближались и приближались к равнине, на которой кое-где виднелись камни.

В тени многолетнего дуба, раскинувшего свои ветви выше к небу, примостилась, на первый взгляд, огромная куча мха. Вокруг нее жались веточки ландышей и сочные стебли щавеля. Но куча равномерно поднималась и опускалась. И в этот момент до нее донеслись звуки бегущих человека и собак.

Огромная зеленая голова с усилием оторвалась от земли. Комья мха полетели в разные стороны, когда дракон осторожно повернулся в сторону холма. Его темно-зеленая чешуя давно потеряла свой блеск и покрылась слоями грязи и мха, так что только морда выдавала его истинный окрас. Тяжелые кожаные веки с трудом поднялись, и круглые черные зрачки на голубом фоне сузились в маленькие полоски. Бока тяжело раздулись при очередном вздохе, и он умиротворенно опустил голову на вытянутые лапы. «А, Всадники…» – лениво появилась в мысль в его уставшем и одряхлевшем от времени сознании.

Девушка застыла на краю оврага, который срывался в бесконечную равнину, засыпанную камнями и поросшими дубами. Бока стоящих рядом волков часто вздымались, а розовые языки свешивались из пастей. Ее взгляд скользил по распростертой земле уверенно и смело. Она едва ли заметила старого дракона, спавшего в тени, все ее внимание мгновенно перенеслось на другое существо.

Серебряный взгляд пронзил ее до самых душевных глубин.

Он будет принадлежать только ей.

I. Эверин

«В Королевстве Дейстроу давно существовала традиция – правящая династия выбирала невесту для наследного принца из семьи герцога Фунтай. Ежели кандидатка не устраивала царствующего монарха, он мог обратить свой взор в семью Флуцбергов – благородная кровь бежала и по их жилам. Никто бы не смог сказать, где эта традиция берет свои истоки и почему правящая династия не протестует ей. Ведь браки наследных принцев заключались не из политических соображений, а в память своих предков.

Но принц Ялдон Жертвенный также выбрал себе невесту из семьи Фунтай – по согласию своего отца. Он погиб в пограничной схватке с Красной страной. Смерть наследника престола стала ударом для короля Энтраста и невесты его сына Дикси Фунтай»

История Королевства Дейстроу, писец Клэвэр

Я раздраженно зашипела, когда служанка неловко потянула мои волосы, зацепившись щеткой за небольшой колтун. Стиснув зубы, я бросила на ее отражение в зеркале полный ненависти взгляд. Хотя эта злоба почти мгновенно потухла, и девушка продолжила послушно расчесывать волосы и беспрерывно щебетать о разной чепухе. Какого цвета будет роскошное платье, какие камни будут пришиты на подоле, а какие на лифе. Что приказала госпожа герцогиня Фунтай уложить в дорогу, и зачем нам понадобиться в пути столько платьев и нарядов, и как на это отреагирует двор короля.

– Миледи! – осуждающе воскликнула служанка, когда я резко встала и выпрямилась. Меня даже не волновало, что на щетке остался порядочный клок волос. – Я должна подготовить вас! – она бросила на мое лицо умоляющий и взгляд, и я, негодуя, села на место.

Сердце мое разрывалось на куски. Одна часть моего внутреннего мира так восторженно хотела понестись на молодом жеребце в невиданные края, ощутить всем своим разумом чистоту и простоту мира, понять, что такое свобода. И, наконец, избавиться от чертовых платьев в кружевах. Другая же почтительно понимала, что у меня есть долг, который выполнить перед своими родителями я просто обязана, и другого выбора быть не могло даже в теории. Меня для этого и воспитывали, вся сознательная жизнь была основана на этих стремлениях. Это мой долг, что уж и говорить о мечтах, о свободе. Бессмысленно…

– Миледи Фунтай, ваша матушка пришла поговорить, – сообщила горничная, которая появилась в дверном проеме за минуту до своей госпожи.

В комнату вихрем ворвалась моя мать. О, что эта за женщина! В свои сорок восемь лет она купалась в мужском внимании, но при этом не забывала и про своего горячо любимого мужа. Своей красотой герцогиня Фунтай могла поставить в замешательство. В чертах ее лица не было ничего особо примечательного – гладкие скулы, прямой нос, округлый подбородок. Паутина мелких морщинок у губ, потому что она часто улыбалась, и одна глубокая линия посреди лба, свидетельствующая о долгой работе мысли. Слегка раскосые глаза, оттенка долголетнего бренди, черные, с посеребренными нитями, курчавые волосы. Фигура тоже была самая обыкновенная. Герцогиня не была высокого роста, едва доставала подбородком до груди мужа. Для своих лет она имела округлые, пышные формы, но не была полной. Вся ее магическая красота заключалась в умении себя держать и в проницательном взгляде. Мужчины и женщины млели под этим взглядом. Если она что-то приказывала, то все ей беспрекословно подчинялись. Если герцогиня улыбалась, то у всех на лицах безвольно тоже расплывалась улыбка. Красота ее таилась внутри, в силе духа и воле, а тело было лишь приятной окантовкой этого великолепного сокровища.

– Секевра Эверин Фунтай! – с хмурым взглядом официально бросила она. Я чувствовала ее недовольство, но никак не показала страха, который отчаянно закричал во мне. Как и все, я очень боялась крутого нрава матери, но единственная могла это не только скрывать, но и противоречить воле герцогини.

– Да? – я специально не добавила ни титула, ни ее имени, и дерзко вздернув подбородок, устремила свой взгляд на нее.

– Может, ты прекратишь сбегать от своих родителей?! – возмущенно спросила она. Слуги исчезли из комнаты, как только герцогиня обратилась ко мне. Никто не хотел попасть под удар ее праведного гнева.

– И вовсе не сбегала. Просто гуляла, – дерзко оправдалась я. Если мой голос и дрожал, то мать этого не заметила.

– Как ты не понимаешь, Эверин, ты дол…

– Я все понимаю, – резкий тон заставил мою мать замолчать. – И я здесь и готова сделать то, ради чего вы воспитывали свою дочь. Но ты и так прекрасно понимаешь, мама, есть две мои судьбы, и, если принц Скопдей сочтет меня непригодной, я выберу иной путь.

Герцогиня тяжело вздохнула. Ей сложно было представить, что случиться, если королевская семья не примет дочь, которую с раннего детства готовили для того, чтобы она стала женой наследного принца. Так было заведено в нашей семье, герцогов Фунтай. Каждое поколение воспитывало девочку, которая впоследствии становилась правящей королевой. Но так случалось не всегда – даже если девочку приготавливали надлежащим образом, принц мог отказаться от жены из семьи Фунтай, и тогда ему предоставляли выбор невесту из семьи Флуцбергов. С иными же людьми королевская семья не могла связать узами своего наследного принца. Таковы были законы нашего Королевства Дейстроу.

Семья Фунтай считалась правильной оттого, что в наших жилах текла древняя кровь, которая способствовала рождению сильного монарха. Силой духа, тела и разума. Чтобы не допустить смешения кровей, наши предки издали закон, при котором невыбранная невеста уходила из семьи, тем самым завершая кровную цепочку. Оттого мы даже не приходились родственниками царствующей семье.

С детства во мне прививались чувства долга и ответственности. Едва ли мне стукнуло шесть, как родители начали воспитывать во мне будущую принцессу – жену принца. Я не могла играть с другими детьми – почти постоянно я чему-то обучалась. Письму, чтению, манерам, вязанию или плетению кружев. Неважно. Но мне нельзя было отвлекаться, так как моя жизнь была разделена на две части, как кусок масла острым ножом. Во второй половине моего долгого и тяжелого дня начиналось обучение, готовящее меня к становлению на путь «отвергнутых». И путь этот был гораздо привлекательнее, чем долгая и скучная жизнь на тяготящем троне. После обеда давались уроки фехтования, верховой езды. Я много времени проводила в конюшнях, вычищая свою лошадь и ее стойло. Много времени занимала и охота, которая развивала быстроту и ловкость. Я не только фехтовала, но и стреляла из лука. В эти часы мои кружевные платья сменялись на удобные кожаные штаны, мягкие сапоги и короткую куртку. В эти часы я становилась сама собой. Судьба «отвергнутой» привлекала меня гораздо сильнее. Но печальный опыт прежних лет говорил о том, что королевские семьи редко отказываются от дара герцогов Фунтай. Так что мои родители и думать не хотели, что я стану той, о ком мечтаю. Жизнь при дворе была слишком тягостной, терпение не выдерживало постоянных случайных слухов, и мгновенная усталость овладевала сознанием, стоило лишь подумать о вечере в компании благовоспитанных аристократов. Я с удовольствием променяла бы эти часы на минуту пребывания в удобном седле на своем любимом жеребце. Но это лишь пустые мечты маленькой девочки, которая и по сей день жаждала сбежать от связывающего ее долга. Я должна думать не только о Королевстве, но и о своей семье, что тоже немаловажно. Ведь моя старшая сестра так и не стала правящей королевой.

О, сколько боли ей это принесло! Она, полная моя противоположность, всегда мечтала о придворной жизни. Ей не хотелось даже думать о том, что когда-нибудь король откажется взять ее в жены для своего сына. Дикси всю свою жизнь до шестнадцати лет посвятила изнурительной, на мой взгляд, подготовки. Что ж, король ЭнтрАст Справедливый принял дар от нашей семьи, но, к сожалению, старший сын ЯлдОн Жертвенный погиб в пограничной схватке с нашими соседями. Дикси так и не стала женой наследного принца. Все что ей оставалось – это вести жизнь придворной леди, у которой была перспектива стать королевой.

Я прекрасно понимала, что сестра очень надеется, что из меня выйдет подходящая партия для младшего принца – тогда бы она смогла гордиться не только мной, но и собой. Ведь оставшиеся годы ее цветущей молодости она провела в попытках приручить мой буйный нрав к обычаям истинных аристократов. Удались ли ей это? Не знаю. Но подвести Дикси, нанести ей еще больший ущерб, нежели смерть Ялдона, казалось для меня невозможным, как и предать долг перед своими родителями. Сердце мое постоянно находилось в подвешенном состоянии, никак не находя выхода из этого нервного состояния. Я боялась не только согласия на мой брак, но и отказа. Ведь каким бы не был принц, мое предназначение в том, чтобы не опозорить собственную семью.

Часть меня до дрожи в коленках боялась увидеть принца. Ведь СилЕнс СкопдЕй Могучий уже исполнял некоторые обязанности короля – он достиг семнадцатилетия. Насколько мне было известно, он редко занимался придворной жизнью, предпочитая обществу аристократов непринужденное общение с солдатами и животными. Этой весной ему минул двадцатый год, и принц был просто обязан жениться, не на мне, так на невесте из семьи Флуцбергов. До конца я не понимала, чего же на самом деле боюсь и хочу. Во мне до такой степени перемешались все чувства, что мысли никак не могли сформироваться, лишь разбегаясь по моей голове, будто перепуганное стадо овец.

– Ох, Эверин, знала бы ты как мне сложно отдавать вторую дочь королевскому трону! – сдавленно произнесла герцогиня. Я удивленно подняла на нее свой взгляд. Лицо моей матери заметно постарело от явных переживаний. Морщина на лбу, казалось бы, за несколько мгновений пролегла еще глубже, а сияющая молодостью улыбка превратилась в тонкую линию сжатых губ. Теперь я наконец полностью осознала, что значило для нее неудавшееся замужество Дикси. Вот почему моя мать так отчаянно готовила меня к этой роли. Когда погиб Ялдон, мне как раз исполнилось шесть, и обучение мое началось.

– Миледи, я обещаю Вам, – неожиданно официально начала я, – что сделаю все, на что только способна. Ваши усилия не пропадут даром, я уверена в этом. – Я подошла к ней и осторожно взяла ее руки в свои ладони. Мою мать била легкая дрожь, она бросила на меня отчаянный взгляд, полный мольбы. О Боже, нужно срочно позвать сюда слуг для свидетельства слабости всесильной герцогини. Горькая усмешка не помогла мне справиться с собственной паникой, которая как листья крапивы жгла мою грудь и горло. Слезы лишь на мгновение заволокли картину передо мной, но я тут же взяла себя в руки, и минутная слабость как будто испарилась.

Герцогиня в это же время пыталась совладать с собой. Осторожным движением она поправила волосы, отдернула платье и постаралась придать своему лицу обезоруживающее выражение и слегка надменный вид. Я усмехнулась. Моя мать, как всегда, была неподражаема. Только она способна на то, чтобы быть надменной, когда отчаянно хочется получить чью-то помощь.

– Что ж, я рада, – едва ли не холодно ответила герцогиня, но в глубине ее глаз я заметила следы благодарности – герцогиня вряд ли могла произнести это вслух.

Я легко присела в реверансе и кивком головы показала, что готова продолжить приготовления к предстоящему отъезду. Герцогиня бросила на меня последний взгляд, словно оценивая всю силу моего обещания, и повелительным тоном начала раздавать приказания, как только переступила порог моей спальни. Минутная передышка была для меня моментом ностальгии. Я рассеяно оглядела свою комнату и слабо улыбнулась тому, что увидела, и собственным воспоминаниям.

Эта небольшая комната перешла в мои владения, как только родители посчитали меня достаточно взрослой, то есть около восьми лет назад. Конечно, не настолько взрослой, как могло показаться на первый взгляд, но их решения было достаточно, чтобы я начала жить самостоятельно. Огромная кровать занимала большую часть комнаты, расположившись к югу от двери, которая вела в мою гостиную. Светлое дерево своим оттенком напоминало мне отцовскую загорелую кожу, поэтому, когда во время летних ночных гроз мне становилось особенно страшно, я зажигала большую восковую свечу и глядела на блики, которые плясали на панели кровати, мне становилось легко и радостно. Мягкая перина очень часто манила к себе после долгого и изнурительного дня, а свежее и чистое белье, ароматизированное запахом душистых трав, свидетельствовало об отменной работе моей служанки Уэн. Слева от кровати в комнату проникало очень много света через огромное окно, практически во всю восточную стену. Ставни сейчас были закрыты, так как на улице бушевал весенний дождь, и я с сожалением вздохнула. Как много времени я провела, глядя на великолепные просторы, которые расстилались за территорией нашего поместья. Глаза мои с восхищением глядели на белоснежные шапки далеких пик гор, на вечнозеленые деревья и буйство красок настоящей жизни, которая начиналась за невысокой оградой. Но та свобода была мне недоступна. Помимо кровати в комнате стоял комод, на панель которого давным-давно приставили большое зеркало с позолотой и разнообразными завитушками на углах. Креслом и небольшим очагом заканчивалась моя небольшая, но собственная комната. Ах, мой очаг! Как часто я находила у него утешения, беспристрастно окунаясь в магию пляшущего пламени! Друзей у меня почти не было, разве что старшая сестра, но даже она заботилась лишь о том, чтобы воспитать во мне достойную принцессу, не замечая за моим долгом ранимую и чуткую душу. Я фыркнула. Неужели отъезд из родного поместья заставлял саму себя жалеть или мне действительно этого хотелось? Задумываться над этим вовсе не хотелось, ведь я всегда боялась показать свой страх и неуверенность. Одиночество воспитало во мне силу воли, которая крошилась под натиском проблем и тревог, но никто кроме меня не должен узнать об этих не столь значительных рассуждениях. Когда Уэн поспешно зашла в комнату, мой взгляд был прикован к гобелену, имя автора которого давно потеряно во времени. Именно на этом полотне я чаще всего находила оттенки собственной души. Будто девушка и волк когда-то являлись частью моей души, хотя в действительности это было просто напросто невозможно.

– Мисс Фунтай? – робко спросила служанка, и я с трудом повернулась в ее сторону. Взгляд Уэн говорил, что она хотела бы продолжить работу над моей прической. С тяжелым вздохом я опустилась на табурет, и ловкие руки начали прочесывать пряди.

– Уэн, я так не хочу ехать, – горестно призналась я. Это было не похоже на мое привычное поведение, но душа отчаянно хотела поделиться тревогами хоть с кем-то.

– Я понимаю вас, миледи.

– Как? Тебе тоже приходилось проходить через нечто подобное? – Удивление слегка оживило меня.

– Нет, конечно, моя герцогиня, не совсем так, – сквозь улыбку ответила Уэн. – Но когда меня отправили в поместье вашей семьи, чтобы я стала служанкой для юной леди, обуревали подобные чувства.

– Это совсем другое…

– Не скажите, – дерзко перебила она. – Простите, миледи! – тут же потупилась служанка. – Просто моя мечта состояла совсем в другом стремлении. Я хотела стать свечницей, а не служанкой, но это мои родители нуждались во мне, они не могли оплатить должного обучения в мастерской, и я не сумела предать их ожидания, – пояснила Уэн. – Думаю, вы испытываете нечто схожее.

– С чего ты вдруг решила, что я не хочу стать принцессой? – Меня неожиданно разозлило то, что моя слабость была обнажена перед каким-то человеком. Обычно доверие мое не распространялось на людей, тем более мне не близких. Нет, дело не в том, что она служанка, дело в моей пугливой и скрытной натуре.

– О, мисс Фунтай! – служанка рассмеялась, но тут же покраснела, но не стала извиняться. – Думаете, никто не замечает, какую страсть вы испытываете во второй половине дня? Как сверкают ваши прелестные глаза? Как вы преображаетесь и становитесь в стократ красивее, чем когда на вас платье?

Я фыркнула. Красивее! Я вообще не считала себя миловидной особой. Я привлекательной себя назвать не могла, не то что бы красивой, поэтому слова Уэн слегка меня позабавили. Неужели в ней говорят истинные чувства или только правила приличия?

– Может и так, Уэн, но я не намерена отступать от своей цели, а, значит, я обязана стать женой принца. – Слова дались с превеликим трудом. Обычно мне эта цель не казалась такой уж сложной, но как только слова обрели форму, ком застрял в моем горле, и слезы едва не брызнули из глаз. Но годы, проведенные в строгости и одиночестве, позволили справиться со слабостью, и я дерзко вздернула подбородок. Щеки раскраснелись, что я очень ненавидела в себе.

– Вы так мило краснеете, моя леди… – девушка запнулась, заметив мой яростный взгляд, и уже в тишине продолжила расчесывать мои волосы, чуть ли не доводя их до состояния шелка.

Я не ощутила никакого удовольствия, когда Уэн принесла из соседней комнаты темно-синее платье. Моя благодарность не знала предела, когда я не увидела на платье кружев. О, боги! Моя мать сжалилась надо мной и не настаивала на пышном украшении платья, ограничившись лифом на шнуровке и пышными юбками. Пока Уэн управлялась со шнурками, я мрачно глядела на себя в зеркало. Платье было сшито на славу. Его формы подчеркивали мою фигуру, выделяя достоинство и скрывая недостатки. Декольте практически закрыто, но спина наполовину обнажена. Синий цвет выгодно оттенял белоснежные плечи, а пышные юбки на крахмале лежали великолепными складками. Служанка что-то мурлыкала себе под нос, и я невольно улыбнулась, ощущая, как ее ловкие пальцы скользят под лифом, продергивая шнурки и стягивая корсет, который был его основой. С каждым ее легким движением я должна была тяжелее дышать, но стройное тело позволяло сколь угодно стягивать талию, подчеркивая ее плавные линии.

В сознании появилось неожиданное спокойствие. Скорее всего, я просто смирилась с тем, что меня ожидало. Но легкость души нельзя было объяснить пониманием. Я поежилась. Обычно такое ощущение свидетельствовало о предчувствии. То было начало таинственной магии, которая вместе с древней кровью текла по моим жилам. Никто об этом не знал – я просто не нашлась, кому довериться. Если бы родители слегка иначе относились ко мне, они давно бы узнали о моих едва заметных, но присутствующих, способностях. Поэтому с каждым днем крепла моя уверенность в том, что, скорее всего, я буду отвергнута принцем. Потому что девушки с магией Динео редко становились королевами.

– Мисс Фунтай, ваша матушка ждет вас внизу, пора отправляться! – сообщил лакей, предварительно постучавшийся в дверь. Уэн кивнула ему, и он поспешно удалился.

Последний раз я заставила себя привести чувства в порядок, и, гордо вскинув подбородок, пошла по знакомым коридорам. Деревянные полы приятно отзывались под моими шагами, знакомые картины напоминали о годах, проведенных в этих теплых и уютных стенах. Я понимала, что могу никогда сюда не вернуться – если стану «отвергнутой», и еще, что хуже, этот дом может стать для меня чужим. Не знаю, почему лишь грустные мысли овладевали мной, когда я смотрела на резные подсвечники и оплавляющийся воск. Почему привычный запах трав внушал лишь страх перед неизвестным будущим, а лица слуг заставляли испытывать тоску?

Несмотря на то, что я была дочерью герцога, я не привыкла к большому вниманию слуг. Да, у меня была Уэн, многое в доме выполняла и другая прислуга, но некоторые их обязанности порою осуществлялись моими собственными руками. Поэтому, выйдя из высоких дверей дома, несмотря на мелкий дождик, я уверенно направилась в сторону конюшен, которые заманчиво темнели в грозовых сумерках. Запах сена и животных мгновенно уничтожил все мои сомнения и страхи. Лошади мерно дышали в своих стойлах, иногда принимаясь за угощение или топая копытами по вычищенной земле. Наше поместье было не столь большим, оттого и конюшни не являлись огромными, но все же для меня они воплощали в себе образ родного дома. Как часто, когда родители не могли меня отыскать, маленькой девочкой я зарывалась в кучу сена в стойле моей лошади. Старая кобылка умерла два года назад, чем повергла в шок не только меня, но и нашего конюшего, который предсказывал ей долгую и спокойную старость. Вместо кобылки мне предоставили ее однолетнего жеребенка. Пришлось постараться и набраться терпения, прежде чем он ко мне привык, и я смогла бы ездить на нем верхом. Но за прошедшие два года Шудо стал мне верным другом, в котором я могла полностью увериться.

Жеребец призывно заржал, как только я зашла в его стойло, несмотря на протесты служанок, беспокоящихся за мое прелестное платье. Я одобрительно похлопала Шудо по мерно вздымающемуся боку и позволила конюшенному мальчику оседлать коня. Шудо не был особо доволен, что это сделала не я, поэтому мне пришлось подогнать упряжь так, как он привык. Взяв его под уздцы, я повела его к выходу. Каждый мой шаг был сродни прощальному шествию. Глаза с горечью бегали по масляным фонарям, по фыркающим лошадям, и сердце наполнялось тяжелой истомой. Темно-вишневые доски, желтоватое сено, терпко пахнущий овес и сладковатый дух слегка подгнивших яблок – с каким отчаяньем мне хотелось окунуться в этот привычный, простой и примитивный мир. Шудо недовольно потянул меня вперед, непривыкший так медленно двигаться. Его молодость давала о себе знать – он предпочитал резвый галоп мерному шагу, и я прекрасно понимала его чувства, ведь сама готова была сорваться вихрем в путь, дабы избавиться от этой странной боли в груди.

На улице прекратился дождь, но влага тяжким грузом стояла в воздухе, а темные тучи даже лишали надежды хоть на крошечный лучик солнца. Отъезд начался в довольно мрачной обстановке. Или мне только показалось?

Грумы оживленно переговаривались между собой, подводя лошадей к господам или впрягая их в кареты. Слуги сновали туда-сюда, укладывая оставшиеся вещи и припасы еды. Два крепких конюшенных мальчика резво катили большую бочку, наполненную свежей и чистой водой. Три таких же уже стояли на телеге и были надежно прикреплены к ее бортам. Герцог слабо улыбался, наблюдая за своей женой, застенчиво флиртовавшей с каким-то мелким аристократом, который должен был нас сопровождать до столицы Дейстроу. Его пегой мерин бодал хозяина головой, а главный конюший безуспешно пытался удержать Багрода от этих действий. Мой отец задумчиво провел по рыжим, завитым к верху усам, едва тронутым сединой, и неодобрительно покачал головой. Он был высок – даже я рядом с ним чувствовала себя маленькой, хотя была не намного ниже герцога. Широкие плечи и могучий торс говорили о том, что даже в своем возрасте и положении он не забывает, что такое обычный физический труд. Стоял герцог уверенно, широко расставив ноги, и сложив руки на груди. Пронзительный зеленый взгляд коснулся и меня, и папа тепло улыбнулся. Я видела в его лице напряженность, страх за меня и болезненную ревность по отношению к матери. Упрекнуть его я бы не посмела – как? Я, как никто другой, понимала, насколько сильна любовь отца. Он пошел против воли родителей и женился тайно, не получив благословления. Моя матушка была из простой семьи, из крестьянской хижины – не пристало герцогу крупных земель и главе линии Фунтай жениться на простолюдинке. Но Содлон не ошибся – из Лендри вышла отличная герцогиня, перед которой все благоговели.

– Миледи, – тихий голос вывел меня из задумчивости. Уэн жалобно смотрела на своего буйного жеребца, который единственный не был задействован в процессии, оттого был поручен служанке, которая должна сопровождать свою леди. Естественно, как и я, верхом. Сердце мое сжалось. Она не привыкла к такому.

– Уэн, ты можешь поехать в моей карете! – ответила я, и девушка бросила на меня взгляд, преисполненный благодарности.

– Как и вы, юная леди! – строго сказала Лендри Фунтай.

– Мама, нет…

– Ты можешь со мной не спорить – именно по этой причине на тебе надето столь простое, но все же шикарное платье. Оно вместо дорожного костюма.

– Так мне…

– Да, тебе предназначен другой наряд для встречи с принцем. – Сердце мое упало. Что там такого наваяла моя мать? – Немедленно в карету!

– Но как же Шудо? – с надеждой спросила я.

– Грумы привяжут его поводья…

– Нет! Нельзя так с ним! – живо запротестовала я.

– Эверин! Не перечь матери! – Глаза герцогини метали молнии. Я вздохнула и покорно пошла в сторону кареты. Как только мы с Уэн были скрыты от ее все замечающего взора, я зашептала:

– Уэн, где…

– Я сейчас все достану, – покорно сказала служанка, даже не дослушав меня до конца. Видимо, ей было слегка обидно оттого, что я сейчас избавлюсь от платья, которое она так бережно разглаживала по моей фигуре и с таким трудом зашнуровывала корсет.

Она некоторое время покопалась в дорожных сумках и вскоре обнаружила то, что я предпочитала шелку и кружевам. Обычные добротные штаны из мягкой кожи, сапоги из того же материала, но другого цвета, на легких подвязках, обычная льняная белая рубаха и короткая темно-коричневая куртка с капюшоном и легким соболевым мехом. На улице было слегка прохладно, так что мех пришелся в самый раз.

– Уэн! – Служанка посмотрела на меня глазами расстроенной лани. – Ты прекрасно поработала над моим нарядом! Не ты виновата в том, что твоя леди предпочитает обычную одежду охотницы! – после моих слов лицо Уэн просияло.

Неудобно изогнувшись, с помощью девушки я избавилась от платья, чулок и туфель, и вскоре была облачена в более практичный наряд. Процессия еще не двинулась, поэтому я выскользнула из кареты и подошла к Шудо. Жеребец радостно загарцевал, когда я отвязала его поводья от кареты. Он смиренно застыл, когда моя нога коснулась стремени, и позволил легко забраться в седло. Ощущение свободы и легкости заполнило меня до краев. Я провела пальцами по гладкой смоляной гриве и нежно пригладила шерстку более темного цвета. На лбу у моего жеребца была белая звезда, а красивые карие глаза поражали меня умом и живостью.

Шудо разделил со мной ощущения, и стал спокойно ожидать начала пути. Хотя в нем горело нетерпение, он научен ждать – моим трудом и терпением долгих уроков. Глаза герцогини пораженно расширились, когда она увидела меня на коне, слева от кареты, в которой я должна была провести весь путь, но она лишь поджала губы и отвернулась в другую сторону.

Наконец, наша небольшая процессия тронулась. По толпе людей и животных пробежалась волна возбуждения и радости. Я разделила эти чувства с удовольствием.

Несмотря на то, что дождь прекратился, тучи так и не захотели расползаться по небу в разные стороны, но даже в легком сумраке наша процессия двигалась оживленно. Повсюду слышались голоса, полные любопытства и некоторого страха, фыркали лошади, и доносилась далекая песня менестреля, что ехал рядом с моим отцом во главе кортежа. Я удовлетворенно вздохнула и улыбнулась собственным мыслям.

Ветер легонько щекотал мои щеки и трепал волосы, забираясь под полы куртки, охлаждая разгорячившуюся от волнения кожу. Шудо подо мной едва не танцевал, явно ожидая, что я отпущу поводья и дам ему волю, но жеребцу пришлось смиренно идти ровным шагом. Он рвался вперед, мешая мне сосредоточиться на волнующих мыслях. Тронув пятками бока, я позволила Шудо вырваться вперед и догнать отца. Музыка менестреля теперь звучала отчетливее, и я с интересом посмотрела в ту сторону, чтобы выяснить каким образом он играет во время пути.

Возле пегого мерина отца ехала телега, впряженная в мула. Животное тяжело переставляло ноги, будто тащило за собой каменную глыбу. Задний борт был снят, и на краю телеги сидели уставшие грумы, которые через некоторое время менялись с теми, кто работал. Свежая солома устилала пол из сосновых досок, а внутри было сделано специальное сидение, устланное объемистыми подушками. Вот на нем то и восседал менестрель. Мужчина преклонных лет с удивительной резвостью в крючковатых пальцах играл на арфе. Приятные звуки обволакивали со всех сторон, распространяли на все шествие особенную, успокаивающую магию. Седые волосы струились по угловатым плечам, нос по орлиному был задран вверх, а глаза уже выцвели с возрастом. Но арфист производил неизгладимое впечатление полного жизнью человека. И не только музыка, созданная им, усиливала это ощущение, но и проникновенный голос. Менестрель запел. Сложные, интересные звуки так легко полились из его тощей груди. Глаза приняли выражение глубокой задумчивости. Язык не был мне знаком, но та тягостная мысль, что звучала на протяжении всей песни, явилась понятой. Старик пел о войне, но слова его не стремились к грусти, горечи и печали, они взывали к геройским помыслам. Густой баритон увлекал в водоворот ощущений, перед моими глазами невольно возникла картина боя. Боя, который велся из последних сил, но был полон отваги и могущества. На время, мое тело забыло, как дышать, и лишь благоговейно погрузилось в звуки прелестной и горькой песни. Казалось, вся жизнь вверх и вниз по дороге застыла, вслушиваясь в таинственные слова. Я перевела восхищенный взгляд на арфиста, он доигрывал последнее аккорды, в которых звучала вся гордость. Лицо мужчины сияло, в обесцветших глазах стояли слезы. Пальцы задели последнюю струну, и на нас обрушилась неожиданная тишина. Жизнь вокруг кортежа и в нем самом медленно начала приходить в себя после произведенного эффекта.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю