Текст книги "Танос. Титан-разрушитель (СИ)"

Автор книги: Барри Лига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Определенно как Танос, – заключила девушка и подняла голову. – При таком освещении у тебя кожа как будто и не фиолетовая.

Он не знал, что на это ответить. Он не был виноват в многочисленных мутациях генов, ответственных за перенос растворенных веществ, из-за которых его кожа была такого цвета. И все-таки всю свою жизнь этого стыдился.

– Тогда, надо сказать, мне тут нравится, – нашелся Танос.

Девушка пожала плечами.

– А мне нравится фиолетовый. Мой любимый цвет.

Он моргнул. А потом еще раз. По этой ли причине Синтаа пригласил именно ее? Потому что ее не оттолкнет цвет его кожи? Признаться, что фиолетовый – любимый цвет... На Титане можно было с тем же успехом сказать: смерть – любимая часть жизни.

Пока Танос размышлял об этом, девушка разглядывала его с выражением, похожим на восхищение. Наконец, будто до этого она задерживала дыхание, она громко спросила:

– Ты что, правда меня не помнишь?

Он замер.

– В смысле? – Несмотря на вынужденное одиночество, с кем-то за свою жизнь Танос все-таки успел познакомиться. Как же он мог забыть кого-то из этих немногих?

– Я Гвинт, – сообщила она. – Гвинт Фалар. Мы познакомились, когда ты на целых четыре знаменательных часа появился в школе.

На Таноса нахлынули воспоминания. Проекция его капли крови. Укол иглой, который запустил шквал детских криков. И девочка, которая невинно и безо всякого отторжения спрашивала его о цвете кожи.

– Ты так изменилась, – сказал он. Только произнеся это, он понял, что можно было придумать ответ и получше.

Она заливисто засмеялась.

– Бывает. А ты нет. Просто стал больше. Поверить не могу, что это ты. Так здорово снова тебя увидеть.

Танос аккуратно потряс ее руку, стараясь не сжимать ее слишком сильно.

– Я рад с тобой познакомиться, Гвинт Фалар. Познакомиться заново.

– Синтаа говорил, что ты гений.

– Синтаа много чего говорит.

– То есть он не прав?

Танос вдруг понял, что ему нравится... это... то, что происходит. Кажется, это называют «подтрунивать». Мило играть словами. Он слышал об этом, но слова обычно использовал только для споров с отцом и управления андроидами.

– Этого я не говорил. Просто сказал, что он много болтает.

Губы девушки изогнулись в одном уголке – так она, похоже, ухмыльнулась. Танос и Гвинт двинулись сквозь толпу, держась за руки. Перед ними расступались. На них смотрели с нескрываемым испугом и отвращением, и Таносу казалось, что он обязан извиниться перед девушкой за взгляды, которые на нее бросают.

Она пожала плечами.

– Когда Синтаа сказал, что он твой друг, ему никто не поверил, – произнесла она.

– Не поверили, что у меня может быть друг или что я в состоянии его вытерпеть? – поинтересовался Танос.

Гвинт засмеялась.

– А ты веселый. И что еще смешнее, даже не пытаешься таким быть. Просто не поверили. Все о тебе знали. Ты не показывался на людях, но был известен.

– Скорее, печально известен, – поправил он.

Она хмыкнула, будто протестуя против его определения.

– Наши родители постоянно о тебе говорили, особенно когда узнали, что ты пойдешь в школу, и снова говорили, когда ты ушел. Они обсуждали, что у А’Ларса и Сьюи-Сан родился... – Гвинт не договорила.

– Я уже слышал все эти слова. – успокоил ее Танос. –Монстр? Вероятно, чудовище? Уродец?

– Мы – не наши родители, – глядя под ноги, заявила она. – Мы не боимся и не ненавидим то, что на нас не похоже. – Гвинт сердито глянула на прохожего, который пялился на них с открытым ртом. – В отличие от придурков, которые никак не смирятся с чем-то незнакомым. От тех, кто боится, потому что это проще, чем думать.

– Их страх вполне объясним, – возразил Танос, неожиданно отметив, что занимает их сторону. – Даже логичен. С точки зрения эволюции. Безопасность сообщества зависит от того, чтобы держаться подальше от чуждых элементов. Так что страх и ненависть по отношению к «другому» или «не такому» разумен.

– Может, тысячи лет назад, когда мы меньше жили, не имели медицины, так и было, – не согласилась Гвинт. – Но в наши-то времена? Это пережиток прошлого. Бессмысленный предрассудок.

Танос остановился и посмотрел на девушку. Она улыбнулась с легкой издевкой.

– Я, конечно, не гений, но и не тупица. Прекрати защищать тех, кто тебя ненавидит.

Танос потянул ее сквозь толпу в сторону платформы, зависшей над тротуаром. Это был подъемник для андроидов-уборщиков, сейчас не занятый.

Фиолетовый титан своими огромными руками обхватил девушку за талию и поставил на платформу, а сам забрался следом. Место, которое они занимали на дороге, тут же заполнилось другими прохожими, будто пары там никогда и не было.

– Я не могу их презирать, – признался Танос. – Пока мы с тобой не встретились, я думал, что только Синтаа не боится меня и не испытывает ко мне ненависти.

Гвинт с грустью посмотрела на него.

– Серьезно? Только Синтаа? А как же отец?

Танос покачал головой.

– А’Ларс меня не боится. И, по-честному, вряд ли ненавидит. Но я ему отвратителен.

– Лицемер, – горячо проговорила она. – Он же твой отец. Ты произошел от него.

Танос задумался.

– Возможно, поэтому я ему и противен. – Он указал в сторону Менторплекса. – Посмотри на его труды. Они вокруг нас. Этот город – его настоящее детище, о котором он мечтал. Красивый, идеальный, покорный, основательный.

– И перенаселенный, – сухо ответила Гвинт.

Усмехнувшись, Танос указал в сторону остова будущего Менторплекса II.

– И это отец исправит.

Вдруг он ощутил то, чего раньше с ним не происходило: прикосновение к лицу. Если точнее, к неровному подбородку. Гвинт провела своей маленькой мягкой ручкой по его массивному подбородку. Танос склонил голову, чтобы слегка опереться на ее ладонь.

– А ты целуешься? – спросила она.

Он мучительно думал, как же ему ответить: напустить бравады или нарочитой мужественности, а может, уклониться от ответа или просто согласиться – сотни вариантов крутились у него на языке.

Танос решил отвечать честно.

– Хотелось бы попробовать.

Она ничего не сказала, только наклонилась и прижала к его губам свои.

Поцелуешься с кем-нибудь, и сразу поймешь. Поймешь связь. Единство всех вещей. В голове снова и снова звучало обещание Синтаа.

Во время поцелуя с Гвинт Танос ощущал... влажное легкое давление ее губ. Ее дыхание грело щеку.

И еще он ощущал...

Радость.

Пока Танос до конца не разобрался, он никак не называл это ощущение, но теперь понял, что не ошибается. Радость. В те секунды, когда их губы соприкасались, он впервые в жизни чувствовал себя по-настоящему счастливым. Будто они двое составляют некое новое единство, нечто непостижимое до этого самого момента.

Его сердце – просто орган, сложный биологический насос, эволюционировавший из целома примитивных многоклеточных. И все же... и все же оно, кажется, пело.

От простого поцелуя.

– О чем думаешь? – поинтересовалась Гвинт, отстранившись и глядя на него светящимися глазами.

– Ни о чем, – потрясенно ответил Танос. – Впервые в жизни, кажется, я вообще ни о чем не думаю. – Он помолчал и потом спросил: – А ты? О чем думаешь после поцелуя с омерзительным Таносом?

– Что поцелуй такой же, как со всеми остальными, – с притворным изумлением проговорила она, будто делясь чудесным открытием.

Они засмеялись. Настроение Таноса поднялось. А потом он кое-что понял. Нечто старое и новое одновременно. И между ними встала неумолимая преграда осознания.

– Мне нужно идти, – заявил он. – Извини, но у меня неотложное дело.

– Настолько неотложное? – она посмотрела на него округлившимися глазами.

Он не дал ей времени возразить. Помог ей спуститься с платформы и оставил одну среди толпы, а сам пустился прочь, впервые радуясь тому, что перед ним расступаются.

– Танос! – крикнула Гвинт, растерянно глядя ему вслед. – Танос!

Он не обернулся. У него не было выбора. Кусочек мозаики, который он всю жизнь не мог отыскать, наконец нашелся, встал на место и открыл ему...

Возможности. Наконец-то.

ГЛАВА 5

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ лечебница ничуть не изменилась с тех пор, как Танос впервые туда пришел, но теперь он понимал, что за ней стоит. В детстве он думал: это место для тех, кто, как и его мать, страдает неизлечимыми заболеваниями разума. Место, которое А’Ларс построил и предназначил для тех жителей Титана, которым не повезло.

После первого визита Танос узнал правду: лечебницу построили исключительно из-за и для Сьюи-Сан. Там была одна палата с единственным пациентом. А5Ларс создал и охранял это место не из щедрости духа, а из-за отвращения и желания сбежать от происходящего. Он поместил туда Сьюи-Сан, чтобы убрать с глаз долой.

Вот оно. Целое здание, нужное только для того, чтобы присматривать за единственным пациентом. Сьюи-Сан. Сбежавшей матерью. Безумной с Титана.

Интересно, думал Танос, приходила ли А’Ларсу в голову мысль отправить туда же своего уродливого сына? Как получилось, что Танос избежал судьбы своей матери и не оказался в клетке рядом с ней? Повезло? Конечно, дело не в сострадании – у отца его не было.

Мой мозг, решил Танос. А’Ларс заметил, что его сын умен, и решил: его способности могут пригодиться. Это была единственная разумная причина оставить уродца при себе.

Год за годом, с самого рождения, Таносу приходилось доказывать, что он достоин этой милости со стороны отца. Сколько еще А’Ларс будет мириться с его присутствием?

Поцелуй Гвинт пробудил его и зародил мысли о возможной семье, любви, о его месте в жизни. Танос боялся Камеры изоляции больше, чем смерти, и до этого момента ему в голову не пришло бы пойти сюда снова. Но этот поцелуй... Он заставил Таноса понять, что фиолетовый мутант все же может стать частью существующего мира. Может стать в нем своим. Он заслуживает этого.

Однажды Синтаа сказал, что у каждого живого существа есть мать. Танос понимал, что у него в душе пустота, которую должна была бы занять мать и ее любовь. Он никогда не думал, что заслуживает этого, но доброта и поцелуй Гвинт убедили его: он ошибался. Теперь ему необходимо было увидеть Сьюи-Сан и обрести эту связь, хотя бы попробовать.

Если не получится, он, по крайней мере, сможет взять у матери образец ДНК. Возможно, она не скажет ему того, что он хочет услышать или узнать; возможно, она даже не станет с ним разговаривать. Но хотя бы ДНК можно получить. Выяснить, что произошло с ним у нее в лоне. И, возможно, – всего лишь возможно – все исправить.

Облизывая губы, Танос зашел в лечебницу. Волна воспоминаний окатила его и разлилась под ногами. В детстве здание показалось ему большим и светлым, а сейчас – потускневшим и обветшавшим. Теперь Танос понимал, что звукопоглощающие стены должны были заглушать крики Сьюи-Сан.

Раскрыв ладонь, он прижал руку к стене и почувствовал ее твердость. Сколько криков о помощи впитали эти стены?

В груди Таноса вспыхнул огонь ненависти. Нельзя такое спускать. Каким бы ни было положение А’Ларса в обществе, он не может так обращаться со своей женой.

Танос зашел в приемную, куда первый раз ступил еще в детстве. Тогда мозгом ребенка он не до конца понимал собственный характер и эмоции. Теперь же он стал почти взрослым мужчиной.

Перед ним стоял двуногий синтет в такой же черной тунике, как и «врач», которого Танос избил до смерти в свой первый визит. Выглядел он точь-в-точь как тот первый робот. Такой же или новая модель? Ладони вдруг увлажнились. Это был его пот, а не биотопливо, которое много лет назад он принял за кровь. И все же воспоминание было живо и почти осязаемо.

– Танос, – в голосе синтета послышалось неодобрение. – Меня предупреждали, что ты придешь.

Следующую фразу он отчеканил:

– Сенсоры системы безопасности определили твое присутствие и передали его в синтетическую кору моего мозга, после чего запустился запрограммированный алгоритм действий. Твой отец предусмотрел все, включая повторное появление.

Силясь подавить злость на Ментора, Танос заставил себя вспомнить, что давным-давно говорил А’Ларс: «Этот “врач” – синтетическая форма жизни, которую я вывел специально, чтобы заботиться о твоей матери. В них предусмотрена более интенсивная эмпатия и сострадание. Поздравляю, Танос. Ты забил до смерти то, что никогда по-настоящему не жило... и то, что по сути своей не знало, как давать сдачи».

Интенсивная эмпатия и сострадание...

Танос развел руки, выставив ладони вперед в знак мирных намерений, и сказал:

– Прошу простить мое вторжение. Я не хочу никому причинить вреда или проявить неуважение.

За долю секунды, в которую замешкался синтет, Танос понял, что у того изменились параметры ответных действий. Теперь, когда титан знал, что имеет дело с искусственным, запрограммированным созданием, он понял, как можно им манипулировать, используя код.

– Ты не причинил никому вреда, – мягко произнес синтет.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Танос самым жалобным тоном, на который был способен, стараясь не скатиться в откровенное нытье. Интенсивная эмпатия и сострадание. Он пытался запустить прописанные у синтета протоколы оказания поддержки, для чего нужно было показаться слабым, беззащитным и беспомощным. – Пожалуйста, – попросил Танос. – Помоги мне. Я без тебя не справлюсь.

Синтет склонил голову набок.

– Согласно моим инструкциям я должен попросить тебя покинуть помещение.

– Я и сам хочу уйти отсюда, – ложь далась Таносу легко, – но не могу. Для этого мне и нужна твоя помощь.

Синтет улыбнулся.

– С радостью помогу в этом твоем намерении, Танос.

Тот угрюмо кивнул.

– Я хочу уйти отсюда, но для этого мне нужно сначала поговорить со Сьюи-Сан. Поможешь это сделать?

Синтет покачал головой, но Танос заметил, что теперь в роботе конфликтуют две противоречащие друг другу функции – об этом говорили едва заметные подергивания глаз, когда биопрограммы старались выполнить противоположные протоколы. Помогать. Не пускать Таноса. Две несовместимые директивы.

– Пожалуйста, – повторил Танос, размышляя, стоит ли падать на колени. А’Ларс наверняка предполагал такой театральный жест и прописал в программе отрицательную реакцию на него. Значит, нужны менее красноречивые и более осмысленные средства.

– Помоги мне обрести себя, – произнес он. Эти слова получились сами собой. Это была правда, без тени лукавства. – Я не знал своей матери. Я видел ее только во сне. Я хочу увидеть ее/ чтобы узнать, чтобы понять, кто я такой. Пожалуйста, – снова повторил Танос. – Позволь мне взглянуть на нее. Поговорить с ней. Только она может рассказать мне, кто я и что я. Только ей есть до меня дело.

Синтет переводил взгляд из стороны в сторону, нервно поднимал и опускал глаза. Выражение лица сменилось с равнодушного на сочувственное, а затем посуровело, и когда Танос уже потерял всякую надежду, губы синтета внезапно растянулись в улыбке.

– Хорошо, Танос. Позволь тебя проводить.

Шли они недолго – одному пациенту не нужно много пространства. Синтет провел Таноса по коридору, затем они повернули. По пути встречались другие роботы, одетые в те же черные туники, и радушно им улыбались.

– Пришли, – произнес синтет, указав на дверь. Танос нажал на рычажок, но ничего не произошло.

Довольный робот прижал к панели доступа свой палец, и дверь отворилась. Танос замялся.

– Это ее комната, – радостно и уверенно проговорил синтет.

Танос знал это. Он знал, что за дверью комната Сьюи– Сан, но вдруг ноги отказались его слушаться.

– Ты заболел? – поинтересовался синтет. – При необходимости я могу создать подходящее лекарство. Опиши симптомы.

Заботливый тон робота будто толкнул Таноса вперед. Ноги начали слушаться и переместили его внутрь; дверь за ним заперлась.

Маленькая комната была ярко освещена. Стены покрывала мягкая обивка, и уже это многое говорило о состоянии Сьюи-Сан. Вероятно, она часто на них бросалась.

У стены парила кровать, другой мебели не было. Как понял Танос, не было и личных вещей его матери. Он разозлился на А’Ларса. Сьюи-Сан не лечили. Просто убрали с глаз долой, как старую мебель в чулан.

Ее «хранили» здесь. Прямо здесь, где стоял теперь Танос. Он видел ее впервые в жизни.

Он сразу заметил, как она красива.

Может быть, все дети по умолчанию воспринимают родителей приятными глазу. Хотя вряд ли: А’Ларс на вид казался ему ничем не примечательным. А вот мать – исключительно красивой.

Ее красота освещала даже эту давящую, пропитанную антисептиком палату. Кожа Сбюи-Сан сияла, волосы чернильным потоком струились по плечам. Танос смотрел на нее и думал, что, должно быть, весь мир только и спрашивал: как такая красота могла породить это чудовище?

Сьюи-Сан, скрестив ноги и положив руки на колени, сидела на полу. Глаза ее были закрыты. Она ровно дышала. Злость на А’Ларса испарилась. Таносу показалось, что его мать здорова, спокойна и расслабленна. Возможно, ей даже нравилось жить в такой обстановке. Никакого перегруза сенсорной информацией. Ничего, что могло бы ее расстроить.

Пока Танос смотрел на мать, она склоняла голову то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз, будто рисуя в воздухе знак бесконечности, и тихо напевала.

Он сделал шаг вперед и прочистил горло. Сьюи-Сан медленно, как бы просыпаясь ото сна, открыла глаза.

– Мама. Это я. Твой сын. Танос.

Ее голова все еще лениво описывала восьмерку, взгляд блуждал. Танос подошел ближе, нежно взялся пальцами за ее подбородок и приподнял его, чтобы привлечь к себе внимание.

– Мама, – повторил он. Ее глаза все еще смотрели в пустоту. Зрачки были не больше булавочной головки. – Мама, это я. Я пришел помочь тебе.

И тут Сьюи-Сан наконец посмотрела на него. Она широко распахнула глаза, резко оттолкнула от себя руку Таноса, по-крабьи отодвинулась от него и в ужасе закричала.

Танос оглянулся через плечо, но вдруг вспомнил о местной звукоизоляции. Никто ничего не услышит.

– Мама, – снова начал он, вытягивая руки в знак того, что не опасен. – Мама, я твой сын, твое дитя.

– Ты! – выкрикнула она, прижимаясь к стене. – Ты! Я тебя видела! Видела твое лицо!

– Да, видела. Когда я только родился. А ты держала меня на руках, да? – на глазах Таноса заблестели слезы. Он осторожно, так, чтобы не напугать мать еще больше, приблизился к ней.

Сьюи-Сан шумно выдохнула и еще сильнее вжалась в угол.

– Демон! – закричала она. – Ты – смерть! Я видела ее в твоих глазах! Она текла из твоих ушей, заливала кровью мою грудь! Ты смерть! Ты смерть!

Танос, протянувший руку, чтобы убрать волосы с ее лба, застыл.

– Нет, мама, – сказал он, вытерев готовые литься слезы. – Я просто твой сын.

– Смерть! – Она закричала, свернулась клубком и уткнулась лицом в пол. – Смерть! Смерть! Смерть! Ты ей дышишь! Ты питаешься ей, она сочится из твоих пор! Ты – смерть! Смерть! Смерть!

Она снова и снова повторяла это слово, пока оно не слилось в поток неразборчивых звуков. Ее зубы так сильно стучали на первой «с», что Танос удивился, как она их себе не выбила. Стоило ему попытаться приблизиться с намерением утешить мать, как та откидывала голову назад и выла, пронзая его барабанные перепонки и душу высоким, невыносимым звуком. Танос отступил и замер в центре комнаты. Помочь ей он не мог, но нельзя ведь оставить ее в таком состоянии?

Поразмыслив, он на ощупь двинулся спиной к двери, открыл ее и, спотыкаясь, вышел в коридор, где его дожидался синтет.

– Ей нужна твоя помощь.

Едва Танос проговорил эти слова, робот тут же вбежал в комнату, а за ним – два неотличимых от него синтета. Они опустились перед Сьюи-Сан и ввели ей ярко-синее лекарство. Танос смотрел, что происходит в палате, пока дверь не закрылась, поглотив звуки и свет.

* * *

Танос вышел из лечебницы и едва не упал в обморок, но успел опереться на стену.

Его мать.

Его родная мать.

Он даже не взял образец ДНК. Встреча оказалась мучительной, он струсил. Как мальчик, который пускается прочь при первых признаках опасности.... Танос стиснул зубы и ударил мощным кулаком в стену. Эта была термостена, укрепленная редким стальным сплавом, – она даже не дрогнула под ударом. Танос ударил снова, еще и еще... Он бил, пока локти не пронзила боль, а пальцы не онемели.

Он поднял взгляд на звезды вокруг Гипериона, маленького, кособокого брата Титана, бородавки на темном полотне космоса.

Упал на колени и привалился к стене. Его одолела глубокая тьма, а за ней накатила безбрежная слабость.

Мир расплывался, цвета перемешивались между собой. Когда Танос нашел в себе силы поднять глаза, небо уже было залито разноцветными пятнами – отражениями городских огней на фоне черноты космоса с яркими точками звезд и голубоватым свечением Гипериона.

Это уже не были отдельные пятна света. Их грани размылись. Они составили целое. Отдельные части неразрывного единства.

Он подумал о том, что случилось тем вечером – о прикосновении губ Гвинт.

Вот тогда Танос чувствовал связь. Тогда он не был изгоем. Он был частью Титана, хотел того мир или нет.

Танос любил Титан, пусть планета его и отвергала.

Легко ответить ненавистью на ненависть и страхом на страх. Разминая пальцы и сжимая кулаки, Танос думал о том, что может стать для Титана не просто уродливым братцем вроде Гипериона. Он может сделать что-то значимое.

Сьюи-Сан пока помочь нечем. Он не понимал причин ее безумия и не знал, как с ним справиться. Но это только пока.

Танос решил, что ответит на страх любовью. Отец говорил, что никто не может изменить того, как относится к нему Титан, а значит, надо измениться самому. Возможно, наконец, их чувства станут взаимны. Возможно, нет. Но и это будет лучше, чем ничего. В худшем случае придется помогать народу и не ждать от него похвалы. Но помогать он все равно будет, пусть они и приучатся лишь скрывать ненависть и страх под личиной бесконечного доброжелательного пренебрежения.

Он подарит миру ту любовь, которую питает к своей обезумевшей матери. Он будет любить Титан и каждое его живое существо. Потому что может.

Танос вернулся домой.

Ему многое надо сделать.