Текст книги "Состоятельная женщина. Книга 1"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
Эмма вспыхнула.
– Я не понимаю, о чем ты, – прошептала она, внезапно смутившись. – Ну а расскажи-ка мне, что творится в Лидсе, и поподробнее, Блэки. Чем ты там занимался в последнее время?
– Да новостей немного, – осторожно ответил Блэки, подозрительно глядя на девушку. Ее лицо опять приняло то выражение, которое появлялось всегда, когда она упоминала о Лидсе.
– Мне кажется, там ничего не изменилось. Увы, ничего потрясающего я не могу тебе рассказать, крошка. Все, чем я занимался со дня нашей последней встречи в марте, – это много работал. У нас с дядей Пэтом было в эти дни больше работы, чем мы могли выполнить. Спасибо сквайру, ведь именно он помог нам преуспеть в нашем деле. Он дал нам рекомендации и все такое прочее. – Не в силах больше скрывать свое ликование, он напыщенно проговорил, даже не подумав, какое впечатление на девушку могут произвести его слова: – Я не солгу, Эмма, если скажу, что бизнес все больше процветает в Лидсе.
Эмма внимательно посмотрела на него и подумала:
„В таком случае мне поскорее нужно туда поехать”, но сказала другое:
– А какой интерес сквайру рекомендовать вас на эту работу?
Блэки запрокинул свою крупную голову и захохотал до слез.
– Никакого интереса. Откуда у тебя такие мысли, моя милая? – Он достал из кармана красный платок, промокнул глаза и вытер нос.
– Потому что я знаю сквайра и то, что он никогда ничего не делает просто так, – сказала она с презрительной усмешкой, попав в самую точку. – У него такое суровое лицо, что на нем можно гвозди выпрямлять.
Блэки опять засмеялся и хлопнул себя по колену.
– Ах, Эмма, Эмма! Не все ведь делается ради барышей и корысти, – мягко возразил он. – Особенно это относится к такому господину, как сквайр. Он просто дал нам рекомендации, потому что знает, как мы работаем. Он знает нас с дядей Пэтом как хороших каменщиков и строителей. В этом все дело. – Ирландец помолчал и добавил уверенно: – Я думаю, он рекомендовал нас еще и потому, что мы ему нравимся.
– Ах, вот как? – сухо обронила Эмма, с сомнением глядя на него. Ей трудно было в это поверить.
Блэки наклонился через стол и доверительно сказал:
– Пожалуй, это больше чем симпатия. Знаешь, крошка, мой дядя Пэт три года назад спас сквайру жизнь, и он благодарен ему.
– Спас сквайру жизнь, – холодно повторила Эмма. – И как же ему это удалось?
– Сквайр ехал в своей двуколке через Лидс, кажется, это было у Даун Бриггейт, и его лошадь понесла. Дядя Пэт увидел это и, отважно вскочив на лошадь, с большим трудом успокоил ее. Думаю, это была страшная картина. – Блэки невольно расправил плечи. – Мой дядя – крепкий и сильный мужчина, но ему пришлось постараться изо всех сил. Сквайр наверняка мог погибнуть и погиб бы, если б не дядя Пэт. Опасность была очень серьезная. Лошадь чуть не затоптала дядю и не покалечила его на всю жизнь.
Блэки лукаво взглянул на Эмму.
– Во всяком случае, сквайр, как я уже сказал, был благодарен и потрясен храбростью дяди Пэта. Он хотел отблагодарить его. – Блэки покачал головой и насмешливо продолжал: – Но мой дядя ни за что бы не взял денег. „Только варвар берет деньги за то, что спас человеку жизнь”, – ответил он сквайру. И вот из неизменного чувства благодарности он дает нам работу и рекомендации, – торжествующе закончил Блэки, кивая головой. – И мы очень рады получать и то и другое, моя дорогая.
– Твой дядя, должно быть, очень смелый, – сказала Эмма. Она подумала немного и, сжав губы, жестко добавила: – Надеюсь, вы прилично берете со сквайра и с тех, кому он вас рекомендует.
– Эмма Харт! Да что такое ты говоришь! – вскричал Блэки, притворно ужаснувшись. Он подавил усмешку и воскликнул: – Да я вижу, ты превращаешься в настоящую практичную йоркширскую барышню.
– Чай готов, – объявила кухарка, прервав их разговор. – Эмма, достань лучшие чашки и блюдца и накрой стол самой лучшей кружевной скатертью, ведь сегодня воскресенье и у нас гости. – Переваливаясь с одного бока на другой, она принесла поднос с чаем.
– Чем я могу вам помочь, миссис Тернер? – спросил Блэки, резко вскочив.
– Не беспокойся, мальчик. Усаживайся. Через пару минут все будет готово. – Она заторопилась и несколько минут спустя вернулась с другим подносом, на котором были разложены большие бутерброды с ветчиной, куски чудесного пирога с телятиной и окороком, горячие мясные рулеты, а на маленьких тарелочках – маринованный лук, свекла, острые пикули, теплые лепешки с маслом, ежевичный джем, а еще – огромный кекс с тмином.
– Клянусь, я сроду не был на таком чаепитии, миссис Тернер, – сказал Блэки. – Вы просто превзошли себя, голубушка. Это, без сомнения, самый роскошный пир, какой я только видел.
– Ты говоришь так, будто перед отъездом из Ирландии приложился к Камню лести, – проворчала кухарка, но глаза ее смеялись и искрились весельем. Она с теплотой посмотрела на Блэки и хлопнула его по плечу. – Ну тебя, парень! Будешь льстить такой старухе, как я, многого не добьешься!
В этот момент горничная Энни спустилась со второго этажа. Это была высокая и крепкая девушка, кровь с молоком, у нее были льняные волосы и светло-голубые глаза. Со своими степенными манерами она больше походила на типичную молочницу, чем на горничную.
Расставляя чашки и блюдца, Эмма взглянула на нее и спросила:
– Ты все закончила наверху, Энни? Все в порядке, дорогуша?
Энни важно кивнула, но на ее лице не было обычного безмятежного выражения. Эмма тотчас заметила это.
– Тогда пойди к умывальнику и вымой руки, милочка, сейчас будем пить чай, – быстро проговорила Эмма, отводя Энни в другой угол кухни, и, когда кухарка не могла их слышать, спросила: – Ты что-нибудь разбила?
– Нет, Эмма. Я была очень осторожна, как ты мне наказывала.
– В чем же дело? Ты кажешься до смерти напуганной. Да ты просто на себя не похожа!
– Это все миссис Фарли, – заговорщически зашептала Энни, – это она напугала меня.
– Что случилось? – Эмма открыла кран и сделала вид, что моет руки, чтобы заглушить их голоса.
– Я поднялась к госпоже, как ты мне говорила, после того, как накрыла на стол. Когда я постучалась в дверь, она не отозвалась. Я все же вошла в гостиную и увидела, что она сидит в темноте и болтает без умолку...
– Ну и что ж такого? – нетерпеливо перебила ее Эмма.
– Как ты не понимаешь! Она была одна. Она обращалась к пустому стулу, – прошептала Энни, и глаза ее округлились, как блюдца.
– Да нет, Энни, милочка, этого не может быть. Может, госпожа Уэйнрайт тоже была там? Наверно, она была где-нибудь в комнате, а ты ее не заметила, – возразила, нахмурившись, Эмма, хотя уже начала понимать, что, возможно, горничная права.
– Миссис Уэйнрайт еще не вернулась из Киркенда, – проговорила Энни. – Во всяком случае, когда хозяйка увидела меня, она перестала разговаривать со стулом. Я спросила, будет ли она пить чай. Я спросила очень-очень вежливо, как ты мне и наказывала. Она ответила, что не будет, но просила передать тебе, что поужинает позже в своей комнате, – сообщила Энни. Она вздохнула немного свободнее от того, что была уже в полной безопасности, вернувшись на кухню.
– Я, пожалуй, поднимусь к ней, – озабоченно предложила Эмма.
– Нет, Эмма, не надо. Госпожа сказала мне, что устала, и я помогла ей лечь в постель. Она улеглась и почти тотчас же уснула. – Энни умолкла и взяла Эмму за руку. – Эмма, – робко начала она и снова замолчала.
– Да, милочка, что такое? – спросила девушка.
– От госпожи Фарли так странно пахло. От нее пахло виски. Во всяком случае, мне так показалось, – сообщила Энни.
Глаза Эммы сузились, но она заговорила с недоверием:.
– Ах, Энни, ты просто выдумываешь.
– Нет, Эмма, честное слово!
Эмма строго взглянула на нее.
– Во-первых, Энни Стед, откуда ты знаешь, как пахнет виски? Ведь твой отец пьет только пиво. – Она строго посмотрела на горничную и покровительственно добавила: – Миссис Фарли принимает особое лекарство. Это оно так пахнет, Энни Стед.
– Ну, если ты так говоришь... – произнесла Энни, благоговевшая перед Эммой и к тому же побаивавшаяся ее. Все же она собралась с духом и добавила: – И все-таки госпожа разговаривала сама с собой. Я не ошиблась.
Эмма, чувствуя себя обязанной защищать Адель Фарли, быстро сообразила и понимающе усмехнулась:
– Да, я вспомнила, что госпожа Фарли часто читает вслух. Возможно, она как раз этим и занималась, когда ты вошла к ней. Ты просто не заметила книгу, вот и все. – Девушка так строго посмотрела на Энни, что та побледнела и отвела глаза.
– Но если ты так беспокоишься, я поднимусь к ней прямо сейчас, – сухо добавила Эмма.
Энни покачала головой:
– Нет-нет! Оставь ее в покое, Эмма. Когда я выходила из комнаты, она уже крепко спала.
– Эй, вы, девицы! Что вы там все шепчетесь у умывальника? Вы знаете, что мне такие выходки не нравятся, – сердито крикнула миссис Тернер. Она захлопала в ладоши. – Эмма! Энни! Сейчас же идите пить чай! Я не потерплю, чтобы вы там шептались!
– Ничего не говори кухарке, – предупредила Эмма.
Она завернула кран, вытерла руки и попыталась выглядеть непринужденно. „Итак, Энни тоже почувствовала запах спиртного”, – с тревогой подумала она. Но, сев за стол, решила, что нет смысла идти наверх, раз госпожа Фарли уже спит. „Для нее это сейчас самое лучшее”, – решила Эмма с присущим ей здравым смыслом.
Под напором кипучей жизнерадостности Блэки Эмма вскоре повеселела. Он был чудесным рассказчиком и все время, пока они пили чай, не переставая смешил их своими забавными историями и шутками. Эмма обнаружила, что может совсем не думать об этой истории с Аделью Фарли, и принялась веселиться не меньше остальных. Она все время смеялась, к большому удовольствию Блэки. По его мнению, Эмма всегда была слишком серьезной, и теперь он очень радовался ее хорошему настроению.
Обстановка царила самая что ни на есть непринужденная: под сводами кухни звенели безудержный хохот Блэки и хихиканье визжавших от восторга девушек, а кухарка лишь добродушно увещевала их „шуметь потише”, сама захлебываясь от смеха.
Наконец они покончили с едой, и Эмма попросила:
– Спой нам, Блэки, пожалуйста!
– Ну, конечно, спою, крошка. А что бы ты хотела услышать?
– Спой песню „Дэнни бой”, Блэки. Миссис Тернер нравится, что... – Эмма запнулась и уставилась на дверь черного хода, широко распахнувшуюся и качавшуюся на петлях на ветру. Девушка была поражена, увидев на пороге своего брата Фрэнка. Он с силой захлопнул дверь и слетел вниз, стуча каблуками по каменным ступеням. Его лицо было бледным и суровым, все его хрупкое тело, облаченное в поношенный пиджак, буквально сотрясалось.
– Господи, Боже мой! Что все это значит? – вскричала кухарка.
Эмма вскочила и пронеслась через всю кухню к брату.
– Фрэнк, мальчик мой, что случилось? – воскликнула она, притягивая его к себе.
Фрэнк с трудом переводил дыхание, на его лице выступили веснушки, а глаза были широко раскрыты от страха. Эмма подвела его к огню, по-матерински суетясь и мягко похлопывая по плечу. Мальчик с трудом восстановил дыхание, но все еще не мог говорить, ведь он пробежал весь путь от деревни до усадьбы. Наконец он смог выдохнуть:
– Отец велел тебе сейчас же прийти, Эмма. Скорее!
– Да что же произошло? – закричала Эмма, с тревогой вглядываясь в лицо брата, в голове ее лихорадочно роились мысли.
У Фрэнка навернулись слезы на глаза, и не успел он вымолвить слово, как Эмма интуитивно почувствовала, что именно он скажет. Она затаила дыхание и умоляла Господа, чтоб это было не так.
– Эмма, наша мама... Отец велел сказать тебе, что ей очень плохо. И доктор Мак там. Бежим! – выкрикнул он, сильно дернув ее за руку.
Лицо Эммы стало белым как мел, от страха ее глаза стали темно-зелеными, как малахит. Она сорвала с себя фартук, подбежала к шкафу и, ни слова не говоря, схватила свои пальто и шарф. Блэки и миссис Тернер встревоженно переглянулись.
– Ну что ты, девочка, я уверена, что ничего страшного не случится. Не мучай себя понапрасну. Ты же знаешь, что твоей маме стало гораздо лучше в последнее время, – проговорила кухарка, стараясь успокоить девушку, но на ее округлом лице было видно, что и она обеспокоена.
Блэки встал и заботливо помог Эмме надеть пальто. Он сжал ее руку и сказал, утешая:
– Миссис Тернер права. Не бойся. Врач хорошо позаботится о маме. – Он умолк и посмотрел в ее напряженное лицо. – Может, мне пойти с тобой?
Эмма взглянула на него и покачала головой.
– Но ведь раз доктор Мак там, значит, что-то серьезное. – Голос девушки задрожал, глаза наполнились слезами.
– И все же не спеши делать выводы, – возразил Блэки как можно мягче, стараясь унять ее страх. – Твоя матушка поправится, моя милая. Обязательно поправится.
Эмма горестно взглянула на него и ничего не ответила. Он обнял ее своей сильной рукой и привлек к себе. Чуть погодя он отпустил ее и нежно коснулся ее щеки.
– Ты должна надеяться на лучшее, – произнес он тихо, глядя ей в глаза.
– Да, Блэки, – прошептала девушка, завязывая шарф. Она схватила Фрэнка за руку и побежала к двери. – Боюсь, я не успею вернуться, чтоб помочь вам с ужином, миссис Тернер, – крикнула она, взбегая по ступеням. – Но я постараюсь.
Дверь за ними захлопнулась. Кухарка тяжело опустилась на стул.
– Вряд ли ей это удастся. То, что ее мать чувствовала себя лучше последние несколько недель, это затишье перед бурей, если вам угодно знать мое мнение, – сурово пробормотала она. – Бедное дитя, ей было так хорошо сегодня.
– Давайте не будем думать о плохом, миссис Тернер. У ее матери, может быть, легкий приступ, и только. Возможно, это ложная тревога, – возразил Блэки с напускным спокойствием, но на сердце у него было тяжело, и в его черных глазах стояла грусть.
Когда они оказались на улице, Эмма даже не пыталась расспросить Фрэнка. В глубине души она знала, что ей необходимо было попасть домой как можно скорее, не теряя ни минуты драгоценного времени. Отец не послал бы за ней, если бы у мамы не наступило ухудшение. Эмма была в этом уверена, несмотря на все старания Блэки и миссис Тернер утешить ее. Она дрожала всем телом, и ее встревоженное сердце сжимал холодный страх.
Взявшись за руки, Эмма и Фрэнк пробежали через конюшенный двор, вниз по тропинке в дубраве и через Бэптист Филд. Они взобрались по склону на пригорок, поросший вереском, и побежали по широкой проселочной дороге в деревню. Фрэнку стало трудно дышать, и он с трудом поспевал за Эммой, бежавшей все быстрее. Она крепче сжала его руку и неумолимо тащила за собой, не обращая внимания на возражения и захлебывающийся крик.
Фрэнк споткнулся и упал, но Эмма не остановилась и даже не обернулась. Из последних сил он тащился за ней, и его хрупкое тело безвольно волочилось по грязи. Наконец его пронзительные крики и причитания достигли ее сознания, и она резко остановилась.
– Фрэнк! Ради Бога! – не своим голосом закричала она, гневно уставившись на него. – Вставай же, мальчик! Сейчас же!
Она попыталась поставить его на ноги, но Фрэнк бессильно лежал на дороге.
– Мне не поспеть за тобой, Эмма.
Эмма, сострадательная от природы, сейчас находилась на грани истерики. Ее единственной мыслью было добежать домой к маме, которая в ней нуждалась сейчас. Поэтому она холодно крикнула: „Тогда догоняй меня!” и пустилась бежать по неровной, поросшей вереском дороге, гонимая какой-то сверхъестественной силой. Она неслась все быстрее, и ее юбка развевалась за ней на ветру. И лишь одна мысль стучала в ее голове: „Пусть моя мамочка будет жива!" Это была даже не мысль, а молитва, и она беспрестанно, снова и снова, исступленно твердила ее: „Господи, сделай так, чтобы моя мамочка не умирала!”
Добежав до холма Рэмсден Гилл, Эмма остановилась и оглянулась. Она увидела бегущего вдалеке Фрэнка. Но ей нельзя было ждать его, и она бросилась вниз по холму, не сбавляя шага. В какой-то миг она споткнулась и чуть не упала, но, выправившись, полетела дальше. В ущелье было темно, нависшие скалы своей гигантской тенью вытесняли малейший солнечный луч, но девушка не заметила, как мрачно и угрюмо там было. Вот она уже взбирается по тропинке на другую сторону ущелья и снова вырывается из темноты на свет. Дыхание ее сбилось, и все же Эмма не останавливалась, неслась по горной тропе вперед и вперед, пока наконец, валясь с ног, всхлипывая и не в силах вздохнуть, не добралась до скал Рэмсден Крэгз. Она прислонилась к каменной глыбе, пытаясь перевести дух.
Вдруг тишину взорвал стук лошадиных копыт. Эмма, вздрогнув, оглянулась. Ее изумлению не было конца, когда она увидела, что за ней скачет во весь опор Блэки на одной из лошадей сквайра, перед ним сидел Фрэнк.
Блэки придержал скакуна, и Эмма узнала в нем Рассета Дона, гнедого жеребца, принадлежащего молодому хозяину Эдвину. Блэки наклонился и подал ей свою ручищу. Затем он выставил ногу и крикнул:
– Прыгай, Эмма. Обопрись на мою ногу.
Эмма сделала, как он велел, и вскочила на лошадь позади него.
– Держись! – прокричал он, и они понеслись легким галопом. Вскоре показался церковный шпиль, а еще через несколько минут они подъехали к Топ Фолд.
20
Когда Эмма, тихо прикрыв за собой дверь, вошла в кухню дома Хартов, там не было ни души. В свете заходящего солнца кухня казалась мрачной и заброшенной. Огонь прогорел, и на каминной решетке осталась куча остывшей золы. Пахло капустой, жареным луком и подгоревшей в горшках пищей. „Папа опять угробил воскресный ужин”, – рассеянно подумала Эмма, снимая пальто, шарф и осматриваясь.
В доме стояла зловещая тишина, и Эмма, дрожа всем телом, стала подниматься по каменным ступенькам в комнату матери. Сердце ее отчаянно колотилось в такт нарастающей тревоге.
Она увидела отца, склонившегося над Элизабет. Он легонько промокал тряпицей пот на ее лице и нежно гладил ее влажные спутавшиеся волосы. Отец взглянул на Эмму, вошедшую на цыпочках в комнату. Его глаза были печальны и задумчивы, в них стояла неизбывная тоска. Лицо его казалось суровым и неподвижным, а подкравшиеся сумерки окрасили его в мрачный свинцовый цвет.
– Мамочка... что с ней? – хрипло прошептала Эмма.
Джек устало покачал головой.
– Доктор Мак говорит, что это рецидив болезни. В последние дни она все больше слабела. У нее не осталось сил сопротивляться, – с трудом произнес он чужим голосом. – Врач только что уехал. Надежды нет... – Голос его надломился, и он поспешно отвел глаза, пытаясь спрятать свое горе и с трудом глотая закипающие в горле слезы.
– Не говори так, папа! – воскликнула Эмма негромко, но крик ее был полон страстного протеста. Она огляделась. – А где же наш Уинстон?
– Я послал его за тетей Лили.
Элизабет беспокойно зашевелилась. Джек тотчас повернулся к ней и вновь, мягко и нежно, промокнул ей лицо.
– Можешь подойти к кровати, Эмма. Только тихо. Твоей маме нужен покой, – глухо и печально промолвил Джек. Он отступил немного, так что Эмма смогла сесть на низкую табуретку. Отец легонько тронул ее за плечо и шепнул: – Мама спрашивала о тебе.
Эмма взяла безвольную руку матери в свою. Она была холодна как лед и казалась безжизненной.
Элизабет медленно приоткрыла глаза, словно ей стоило громадных усилий поднять веки. Невидящим взглядом она посмотрела на дочь.
– Мамочка, это я, – тихо произнесла Эмма, и на ее глаза навернулись слезы. В лице матери не было ни кровинки, и от него словно исходило сияние. Кожа вокруг глаз окрасилась в бледно-лиловый цвет, а ее тонкие губы были белыми как полотно. Она все так же изумленно смотрела на Эмму. Девушка сильнее сжала руку матери, и волна страха накатилась на нее. Она все настойчивее повторяла: – Мама! Мамочка! Это я, Эмма.
Элизабет слабо улыбнулась, в глазах появился свет – она узнала дочь, и взгляд ее стал осмысленным.
– Эмма, милая, – чуть слышно сказала она и попыталась дотянуться до лица дочери, но силы покинули ее и рука безвольно упала на постель. – Я ждала тебя, Эмма.
Дыхание с трудом вырывалось из ее груди, она дышала часто и тяжело, дрожа под шерстяными одеялами.
– Мама! Мамочка! Ты ведь поправишься, правда? – воскликнула Эмма, стараясь изо всех сил отогнать мрачные предчувствия. – Тебе ведь станет лучше, мама?!
– Мне уже лучше, дорогая моя, – отозвалась Элизабет. Слабая улыбка заиграла на ее губах. Она глубоко вздохнула. – Ты славная девочка, Эмма. – Она умолкла, в груди у нее заклокотало. – Обещай, что ты приглядишь за Уинстоном и Фрэнком. И за отцом. – Голос ее стал еле слышным.
– Не говори так, мама! – вскричала Эмма.
– Обещай мне! – Глаза Элизабет широко раскрылись в немой мольбе.
– Я обещаю, мама, – с трудом выдохнула Эмма. Слезы тихо катились по ее щекам. Она наклонилась, коснулась осунувшегося лица матери, поцеловала ее в губы и положила свою голову на ее подушку.
– Позаботься об отце, – только и смогла выдохнуть Элизабет, собрав последние угасающие силы.
Эмма повернулась и жестом подозвала отца, стоявшего у окна. Он широкими шагами подошел к кровати, сел, обнял Элизабет и в отчаянии прижал ее к себе. Ему казалось, острый нож режет его плоть и душу, сердце разрывалось в груди. Он не представлял, как сможет вынести эту боль – ее предсмертную агонию.
Элизабет откинулась на подушки. Ее восковое лицо посерело. Она открыла глаза, и он увидел, что в них появился новый лучезарный свет. Элизабет попыталась ухватиться за его руку, но была слишком слаба, и ее дрожащая рука бессильно упала. Он наклонился к ней. Она шептала, а он кивал, не в силах вымолвить ни слова, так велико было захлестнувшее его горе.
Джек откинул простыни и, подняв Элизабет, осторожно понес ее на своих сильных руках к окну. Она была легкой, как опавший осенний лист, едва трепещущий в его руках. Окно было открыто, вечерний ветерок колыхал занавески. Ее темные волосы растрепались на ветру. Он взглянул на нее – на ее лице был восторг, глаза сияли. Элизабет вдыхала свежий воздух; Джек почувствовал, как напряглись все ее мышцы, когда она приподняла голову и посмотрела в окно, всем своим существом устремившись в вересковую долину.
– Вершина Мира, – произнесла Элизабет, и голос ее звучал так чисто, сильно и молодо, что он вздрогнул от неожиданности. Звук этот гулко прокатился по комнате, отозвавшись во всех углах. Она откинулась ему на руки. Слабая улыбка затрепетала на ее устах. Она глубоко вздохнула несколько раз, задрожав всем телом. И замерла.
– Элизабет! – закричал Джек. Он качал ее на руках, как ребенка, прижав к себе, и слезы бежали по его щекам.
– Мамочка! – пронзительно закричала Эмма и подлетела к отцу.
Джек обернулся и невидящими глазами посмотрел на дочь, лицо его было мокрым от слез. Он покачал головой.
– Ее больше нет, девочка, – произнес он и, положив тело Элизабет на кровать, накрыл простынями. Он сложил ее руки на груди, убрал волосы с лица, такого спокойного перед ликом смерти, и коснулся ее век. Он наклонился и поцеловал ее в холодные как лед уста, его губы тряслись от боли и отчаяния.
Эмма рыдала, прильнув к нему.
– Папа, ах, папа! – кричала она.
Он выпрямился и посмотрел в ее заплаканное лицо. Потом обнял и прижал к себе, утешая:
– Теперь она освободилась, Эмма. Она наконец освободилась от ужасных страданий.
Он подавил рыдания и сильнее прижал к себе Эмму. Он гладил ее по волосам, успокаивая. Они долго сидели, прижавшись друг к другу, объятые общей болью. Наконец Джек произнес:
– На все Божья воля. – И вздохнул.
Эмма отодвинулась от него и подняла заплаканное лицо:
– Божья воля! – медленно повторила она, и ее юный голос прозвучал слишком хрипло и непреклонно. – Бога нет! – крикнула Эмма, глаза ее горели. – Теперь я знаю это. Ведь если б Господь был, он не позволил бы моей маме страдать столько лет, и он не дал бы ей умереть!
Ошеломленный, Джек молча смотрел на нее, и прежде чем он успел ей что-нибудь ответить, она выбежала из комнаты. Он слышал, как ее каблучки простучали по ступенькам, а затем входная дверь захлопнулась за ней.
Он устало повернулся, сразу такой ссутулившийся и постаревший, и посмотрел на мертвую жену. Комок вновь подкатил к горлу, и внезапно мрак застлал ему глаза. Как во сне, спотыкаясь, добрел он до окна и выглянул наружу. Смутно, сквозь пелену боли он увидел, как Эмма бежит по склону Топ Фолд к вересковой долине.
Шафрановый закат кровоточил алыми всполохами: солнце, дрожа, катилось за мрачные холмы. Его последние мерцающие лучи мелькнули над Рэмсденскими скалами, едва заметными в сумерках.
– Не иначе как Элизабет сейчас там, – прошептал он. – На Вершине Мира.
