Текст книги "Солнечный свет"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава 3
Если Хиона не могла заснуть, не в силах поверить в происшедшее, то и герцога одолела бессонница. Весь вечер он заставлял себя держаться с сэром Джарвисом как можно приветливее и доброжелательнее, чтобы исключить любые подозрения, которые могли бы насторожить его. Наконец он вошел к себе в спальню, где Хибберт уже ждал его, и молча разделся.
Слуга собирался выйти из комнаты, перекинув через руку вечерний костюм герцога, когда тот сказал:
– Хибберт, что ты думаешь об этом месте? Мне интересно узнать твое мнение.
Слуга внимательно посмотрел на хозяина, понимая: вопрос задан не без причины. В армии он служил у герцога ординарцем и очень ловко добывал в захваченных городках или деревнях такие сведения, какие не мог раздобыть ни один англичанин. Но Хибберт, хотя и носил английское имя, являл собой букет национальностей: легко говорил на французском и португальском.
Немного подумав, он медленно проговорил:
– Ваше сиятельство, у сэра Джарвиса чересчур много слуг, больше, чем в любом доме, где мы бывали. Но ваше сиятельство спрашивает мое мнение, и я могу сказать: здесь людям не очень хорошо живется.
– А почему?
– Я, конечно, не вполне уверен, но здесь какая-то другая жизнь. Я думаю, хотя, может, смешно, но здесь все чего-то боятся.
– Ничего смешного. Попытайся выяснить, чего они боятся, и вообще узнай все, что сможешь.
Ему показалось, что во взгляде Хибберта промелькнул азарт, как у терьера, учуявшего добычу. Вероятно, Хибберт, как и сам герцог, считал мирное, спокойное время скучным, а когда слуга вышел, он уже был убежден, что это так.
Жизнь протекала однообразно – вечеринка сменялась вечеринкой, где женщины были неоригинальны, в них не чувствовалось никакой индивидуальности; кругом царили скука и цинизм.
И вот теперь возникшая необходимость спасти Хиону воскресила в герцоге чувство, забытое со времен поражения Наполеона…
Он обдумал все, что рассказала ему Хиона, и представил общую картину. Да, будет нелегко доказать, пока Мидлтон не докопается до сути скандала, что сэр Джарвис платил большие деньги брату, дабы держать его за границей.
Как ни старался, герцог ничего не мог вспомнить, кроме каких-то обрывочных нехороших слухов о сэре Джарвисе.
«Наверное, это было слишком давно, – подумал он и вдруг вспомнил собственный ужас при виде рубцов на спине Хионы. – Девушку во что бы то ни стало надо спасти», – решил герцог, продолжая припоминать ее лицо со следами боли и унижения.
Ему хотелось хлестать и хлестать плетьми сэра Джарвиса, пока он не потеряет сознание. Отплатить ему той же монетой…
Сильнейший прилив ненависти, который герцог ощутил сейчас, переполнял его и тогда, когда он встретил хозяина дома на террасе, и лишь умение владеть собой позволило ему ответить сэру Джарвису льстивыми комплиментами сначала дочери, потом саду. Да, он – талантливый актер и будет играть свою роль и завтра, не вызывая и тени подозрения в том, что союз Клэрибел и Люсьена невозможен.
Однако мысли о подопечном заставили его забеспокоиться: Люсьена нелегко будет убедить в том, что любимая им девушка, как и ее отец, достойна порицания и презрения. Он знал особенности характера Люсьена – если открыто противиться его желанию жениться на Клэрибел, тем самым он заставит его еще решительнее добиваться поставленной цели независимо от воли опекуна.
«Я бы и сам так поступил», – подумал герцог. Ведь каждый влюбленный молодой человек безоглядно верит любимой женщине, нежели слухам, порочащим ее.
Да, это серьезное препятствие, которое предстоит преодолеть, чтобы воздать сэру Джарвису по заслугам.
Так же, как он разрабатывал тактику военных действий на полях сражений, герцог обдумывал предстоящие события и долго не мог заснуть.
Наутро перед завтраком он собрался прокатиться верхом, никогда не изменяя своему правилу – ни в имении, ни в Лондоне.
Хибберт разбудил герцога ровно в семь, молча помог одеться. Нарушив молчание, герцог сказал:
– Хибберт, попробуй выяснить, почему граф Дорсет, ухаживавший за мисс Клэрибел, внезапно отказался от нее и женился на другой.
– Я сделаю все, что от меня зависит. Но старшие слуги держатся очень замкнуто. В других домах я ничего подобного не видел – нас кормят каждого отдельно, у себя в комнате… Странно это…
Герцог изумленно поднял брови.
Он хорошо знал порядки в аристократических имениях: протокол соблюдался в людской еще строже, чем в гостиной. Так, Хибберт, будучи слугой герцога, за столом сидел по правую руку от домоправительницы, если не присутствовали слуги королевского двора. А камеристка супруги – если бы герцог был женат, – по правую руку от дворецкого. Каждый слуга как бы наследовал ранг хозяина и хозяйки. Герцог Алверстод мог поменять гостей местами у себя за столом, желая их развлечь и давая возможность им общаться. Но в людской все оставалось незыблемо.
– Да, странно, Хибберт, – согласился герцог. – И все же постарайся, что сможешь, выяснить. Я еще не помню случая, чтобы ты не добился успеха, – добавил он, зная, что подобной похвалой пробудит в слуге еще большее рвение. Он не сомневался в результате: Хибберт обязательно узнает что-нибудь до понедельника, когда намечен отъезд из Стэмфорд-Тауэрса.
В общем-то он готов был уехать и в воскресенье вечером, но Люсьен умолял кузена остаться в Стэмфорд-Тауэрсе на три ночи. Взволнованно он просил:
– В наших с Клэрибел интересах, чтобы ты за это время принял решение.
Герцог рассмеялся:
– Ты его ждешь почти как приговора судьи – казнят тебя или помилуют.
– Именно так! Ты же знаешь: я мечтаю жениться на Клэрибел! – пылко ответил Люсьен.
Герцога охватило дурное предчувствие: да-а, нелегко будет с Люсьеном, когда он сообщит ему, что скорее увидит его мертвым, чем породнившимся с сэром Джарвисом Стэмфордом.
Итак, войдя после верховой прогулки в утреннюю столовую, он невольно подумал: а завтракала ли Хиона?
Появилась Клэрибел в ослепительно дорогом наряде, не шедшем ни в какое сравнение с серым платьем Хионы, из-под которого виднелись потертые носки стареньких туфель… Вряд ли Клэрибел не знает о существовании кузины на заднем дворе. И герцогу стало ясно: сияющие невинные глаза на свежем лице – одно притворство, желание соответствовать ожиданиям окружающих. На самом деле она другая.
Тем временем сэр Джарвис ничуть не сомневался, что герцог Валериан Алверстод наслаждается пребыванием в Стэмфорд-Тауэрсе, и детально распланировал очередной день.
Дамы проснулись поздно, джентльменам предложили после завтрака посмотреть поединок двух местных боксеров, которые очень понравились герцогу.
Перед ленчем, когда появились и дамы, хозяин показал конюшни, и все понимающие толк в лошадях были в восхищении.
– У меня есть две лошади, которые на следующий год бросят вызов вашим, – сказал сэр Джарвис герцогу Алверстоду. А может быть, мы вместе бросим вызов всему остальному миру и завоюем все призы – зачем нам их делить?
Сэр Джарвис говорил горячо и уверенно, очевидно, считая, что к следующему году Клэрибел и виконт поженятся.
– Неплохая мысль, – заставил себя произнести герцог и тотчас переменил тему – принялся восхищаться лошадью, которую они рассматривали.
После ленча в двуколках приехали соседи сэра Джарвиса.
Дамы были в платьях из муслина, а милые шляпки прикрывали их лица от солнца. Эта элегантная публика вполне годилась бы и для королевской свиты.
На ипподроме, неподалеку от дома, состоялись скачки с препятствиями. Букмекер, не профессионал, а один из работников сэра Джарвиса, сообщил, что выигрыши будут поделены среди сделавших ставки в конце дня. Ставки оказались высокими, лошади-участницы – прекрасными, и герцог подумал, что мог бы получить удовольствие от этого развлечения, если бы не неотступная мысль о хозяине. По мере того как длился день, герцог все более критически относился абсолютно ко всем его словам и действиям, всюду подозревая обман.
Однако ничего особенного в приготовлении к вечернему балу не было. Сад украсили китайскими фонариками, расположив их среди цветов по обеим сторонам дорожек. Оркестр был заказан из Лондона, именно тот, под который очень любили танцевать молодые женщины.
– Ты, надеюсь, тоже наслаждаешься, кузен Валериан? – спросил Люсьен герцога, поднимаясь вместе с ним по лестнице к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину.
– Конечно, – ответил герцог.
Люсьен проследовал за ним в его спальню, а когда Хибберт тактично вышел, нетерпеливо осведомился:
– Я думаю, пока рано спрашивать о твоем решении?
– Насчет женитьбы?
– Я хотел бы сделать предложение Клэрибел сегодня вечером в саду…
– Тебе не кажется, что это выглядело бы довольно банально.
– Банально? Что ты имеешь в виду? – насторожился Люсьен.
– Неужели не ясно, мой дорогой? Звезды, луна, музыка… Ну просто идиллическая сцена из спектакля!
– А что в этом плохого?
– Знаешь, если бы я собирался сделать предложение или когда буду его делать, – строго заговорил герцог, – то подыщу необычный антураж. Чтобы такой момент запомнился нам обоим на всю жизнь.
Возникло неловкое молчание. Затем Люсьен сказал:
– Я понимаю, о чем ты.
– Ведь ты всегда хочешь чем-то выделиться, – продолжал герцог. – И более подходящий момент трудно себе представить – ты же просишь любимую женщину быть с тобой рядом всю оставшуюся жизнь! Тебе следует проявить при этом тонкий ум и оригинальность.
Прибегнув к хитрости, герцог опасался переиграть, но, на его счастье, Люсьен не почувствовал подвоха и, вздохнув, сказал:
– Ты совершенно прав, кузен Валериан, я никогда об этом раньше не думал. Танцы, луна, сад – в самом деле довольно тривиально.
– Я всегда так считал.
– Значит, если я придумаю что-нибудь оригинальное, ты даешь мне свое благословение?
– Да ничего такого я не говорил! И вообще я считаю, что сегодня еще слишком рано, да и хотелось бы узнать Клэрибел немного получше, прежде чем решить, достаточно ли хороша она для тебя.
– Достаточно ли хороша для меня? Да она же самая красивая девушка в Лондоне! – восторженно воскликнул виконт.
– А ты, с точки зрения многих, – самый красивый и, несомненно, самый элегантный молодой человек!
Герцог внимательно посмотрел на Люсьена, опасаясь, не перестарался ли с комплиментами. Решив, что лишние яйца в пудинге не улучшат его вкуса, перевел разговор на другую тему:
– Предлагаю тебе идти одеваться, поскольку нужно время, чтобы как следует завязать твой галстук. Нельзя опаздывать на ужин.
Виконт испуганно ойкнул и поспешил удалиться.
Когда Хибберт вернулся в комнату, герцог все еще улыбался. Слуга помог ему снять гессианские сапоги, умыться и переодеться.
Одеваясь, хозяин спросил:
– Есть ли новости, Хибберт?
– Пока ничего особенного, ваше сиятельство. Но я случайно подслушал разговор двух мужчин, один из них деревенский, приходил помогать…
– И с кем он говорил? – поторопил герцог слугу.
– С лакеем, он уже несколько лет здесь работает и старше других.
– И о чем они говорили?
– Деревенский мужчина сказал: «Да, я слыхал, тут свадьба намечается, вот бы на ней побывать. Праздник, фейерверк будет». – «Ага, свадьба, – сказал другой. – Но в прошлом месяце мы тоже готовились к свадьбе». – «Знаю, а отчего тогда-то не сладилось?» – «Не твое дело». – «Говорят, Джейк из «Собаки и утки» встрял в это дело?» – «Встрял, не встрял – держи язык за зубами. Не твое дело…»
Хибберт очень похоже изобразил собеседников, а потом добавил:
– Вот и все, ваше сиятельство.
– А как ты думаешь, кто такой Джейк?
– Не знаю, ваше сиятельство.
– Попытайся узнать.
– Узнаю, ваше сиятельство.
Направляясь вниз, герцог обнаружил, как и ожидал, что самая большая гостиная полна народу.
Он улыбнулся, отметив, что виконт превзошел всех мужчин элегантностью, а Клэрибел стояла среди молодых женщин, как орхидея в поле лютиков.
Соседками герцога за ужином оказались знакомые по Лондону утонченные красавицы, которые остановились в близлежащих домах.
– Нам сказали, – сообщила одна из них, – что вечер устраивается специально ради вас, и я едва могла в это поверить, пока не приехала сюда. Ведь вы никогда ни у кого не бываете, кроме ближайших друзей.
– Ну, из каждого правила есть исключение, – уклончиво ответил герцог.
– Вы нашли хорошее объяснение, – сказала собеседница. Не отрывая глаз от Клэрибел, она заметила: – Ей, конечно, незачем быть такой богатой, вполне хватило бы состояния виконта.
– О, я еще не встречал человека, которому было бы достаточно денег, – ухмыльнулся герцог.
И на этот раз повар превзошел самого себя. Меню было изысканным.
Джентльменам снова не позволили засидеться за портвейном – их пригласили в танцевальный зал. Сегодня у герцога не было желания здесь задерживаться.
Он поймал себя на том, что с нетерпением ждет момента исчезнуть и встретиться с Хионой.
Но надо соблюдать осторожность, чтобы ничего не испортить. Поэтому он заставил себя потанцевать с несколькими женщинами постарше, чего совсем не любил и обычно избегал. Потом пригласил Клэрибел, спросив, не окажет ли она ему честь стать его партнершей в вальсе? Он заметил, с какой радостью она приняла его приглашение. Да, девушка не из робких и, вне всякого сомнения, прекрасно танцует. После первого круга, проделанного в полном молчании, она наконец мягким и обаятельным голосом проговорила:
– Очень надеюсь, ваше сиятельство, что вам у нас нравится. Папа так старается доставить вам удовольствие. И я тоже.
– Я был бы слишком неблагодарным, не оценив ваших усилий, – ответил герцог.
– И мы ценим вас.
Клэрибел говорила приятным искренним голосом, способным обмануть любого, даже опытного мужчину, – так естественно он звучал.
– Люсьен боялся, что вам не захочется оставлять Лондон в середине сезона, – заметил герцог.
– Как он мог сказать такое? – возразила Клэрибел. – Я люблю имение, здесь так красиво, я так люблю возвращаться сюда из города, чтобы поразмышлять вдали от столичной суеты.
– И находите в этом удовольствие?
– Конечно. Зная, вашу ученость, ваше сиятельство, я боюсь, что вы сочтете меня недостаточно образованной, несмотря на то что по многим предметам я получила обширные знания.
«Она говорит так бойко, так изобретательно, – подумал герцог, – наверняка эти тексты придуманы сэром Джарвисом».
В ответ он произнес какую-то вполне светскую фразу и поблагодарил за вальс, затем потанцевал с дамой постарше и вывел ее через стеклянные двери зала в сад. Он чувствовал, что сэр Джарвис наблюдает за ним, и подумал: вот подходящий момент, чтобы удалиться.
Под деревьями стояли столы с напитками. Такой же стол был накрыт и в соседней с залом комнате. Вечер был теплый, и большинство гостей предпочло свежий воздух. Выведя партнершу в сад, герцог Алверстод направился к знакомым мужчинам.
– Привет, Доулиш! – подошел он к одному. – Не будешь ли так добр, не закажешь ли нам шампанского? Мы доставили удовольствие хозяину, потанцевали под его оркестр в этой толчее и, конечно, заслуживаем чего-то освежающего.
Доулиш рассмеялся:
– Вообще-то я удивился, увидев тебя танцующим, Алверстод. Я думал, ты никогда не танцуешь.
– Должен признаться, леди Мэри явилась искусительницей, – улыбнулся герцог. – Я думаю, вы знакомы?
Да, они виделись не впервые, и леди Мэри, не сомневаясь в своем очаровании, использовала его максимально, развлекая джентльменов.
Через некоторое время герцог сказал:
– Прошу прощения, я на минуту. Надо кое с кем поговорить.
– С мужчиной или женщиной? – кокетливо поинтересовалась леди Мэри.
– Конечно, с мужчиной и, конечно, о лошадях, – весело отозвался герцог.
Все расхохотались.
Отдалившись от них на несколько шагов, он исчез в тени деревьев и через неосвещенную часть сада быстро направился в сторону леса.
Звезды сверкали, высоко в небе сияла луна, вокруг было еще красивее, чем вчера на закате. Глаза герцога были устремлены к поваленному дереву, и с невероятным облегчением он увидел, что Хиона его ждет.
– Добрый вечер, – сказал он и сел рядом. – Мне было трудно уйти.
– Да, знаю. В общем-то я и не ожидала, что вы придете, потому что… потому что мне все это приснилось.
– Но я же не сон, я – абсолютно реальный и я все время думал о вас!
Ее большие глаза с мольбой были устремлены на него. В лунном свете лицо казалось очень бледным. Да и она сама показалась ему еще изящнее, чем вчера.
– Вы сегодня что-нибудь ели?
Хиона улыбнулась:
– Ну как вы можете помнить о таких пустяках? Обо мне все в общем-то забыли, у всех полно дел…
Герцог вынул сверток из-под полы вечернего костюма.
– Я подумал, может пригодиться. И принес… – И положил ей на колени красивый льняной носовой платок, в который были завернуты несколько сандвичей.
Хиона, посмотрев на них, спросила:
– Это паштет?
– Да.
– И как только вы могли догадаться? Ведь я почти забыла вкус паштета! По ночам даже иногда представляла, что я снова его ем. Ведь это не холодная баранина, которую каждый день едят слуги.
– Да, я решил, что эти сандвичи вам понравятся, – сказал герцог.
Хиона снова завернула их в платок и проговорила:
– Но я сейчас не стану их есть. Я хочу почувствовать вкус каждого кусочка, а здесь, рядом с вами, это невозможно.
– Хорошо, ешьте когда хотите. А теперь вот что я намерен вам сказать, – герцог серьезно посмотрел на девушку. – В понедельник, в восемь тридцать утра, я уезжаю, объяснив столь ранний час срочной необходимостью вернуться в Лондон.
Хиона вздрогнула – она никогда больше его не увидит!
Но герцог продолжал:
– И вы поедете со мной.
– Правда?
– Все, что надо решить, – это где я вас подберу.
Хиона минутку подумала, а потом сказала:
– Есть одно место, там очень густые деревья. Это в двух или трех сотнях ярдов от Мэйн-Лодж. За изгородью, которую легко преодолеть…
– Значит, вы будете там?
– Если вы всерьез говорите, что заберете меня с собой.
– Как вы поняли, я никогда не нарушаю обещаний.
– У меня немного вещей.
– Вам ничего не надо брать с собой, – сказал герцог. – Если кто-то увидит, что вы выходите из дома с узелком, сразу возникнет подозрение.
– Да, я и сама об этом подумала.
– Идите медленно, не спеша, как на прогулке, а остальное предоставьте мне.
Хиона сцепила пальцы.
– Это сон. Я знаю, что сплю.
– Нет, вы не спите, – твердо заявил герцог, – вы должны позаботиться, чтобы вам ничто не помешало оказаться на месте нашей встречи.
– Как я могу вас отблагодарить?
– На это нет времени. И еще – мне кажется, нам не стоит видеться до понедельника.
Согласно кивая, Хиона повернулась к нему, и герцог увидел в ее глазах такое доверие, почти обожание, которое показалось ему очень трогательным.
– Завтра держитесь подальше от сэра Джарвиса и помните: самый темный час – это час перед рассветом.
– И все же он не такой темный, каким был до встречи с вами, – благодарно ответила Хиона. – В моем сердце затеплилась надежда, будто свалившаяся с неба звездочка.
– Вот так и продолжайте думать до самого понедельника, – посоветовал герцог. – А теперь мне пора. Кстати, как ваша спина? Лучше?
– Да, да, намного лучше, – ответила Хиона, но герцог видел – она просто храбрится.
Он взял ее руки и поднес к губам.
– До понедельника, – сказал он. – И даже если случится наводнение или разверзнется бездна, все равно я буду ждать вас…
Девушка улыбнулась, по-своему оценив смысл сказанного. Через минуту герцог спросил:
– Хиона, вы не знаете, есть ли в доме работник по имени Джейк? Или кто-то из приходящих?
Хиона вздрогнула, и герцог понял: она испугалась.
– А зачем вам знать это?
– А у вас есть причина не говорить, кто он?
– Да нет, пожалуй… – помолчав секунду, Хиона сказала:
– Должно быть, речь идет о Джейке Хантсмэне.
– А что он делает? Работает на сэра Джарвиса?
– Он объезжает лошадей и тренирует.
– А что еще?
– Вам лучше спросить о нем кого-нибудь еще…
– Я спрашиваю вас. Не могу же я обратиться к сэру Джарвису! Он удивится: с какой стати я интересуюсь его людьми?
Герцог было подумал, не напрасно ли он так настойчив, но тут же уверил себя – здесь скрыта еще какая-то тайна. И чем раньше он ее разгадает, тем лучше.
Хиона же с беспокойством посмотрела на герцога и тихо проговорила:
– Он дает Клэрибел уроки верховой езды.
– Спасибо.
Герцог удовлетворил свой интерес: кажется, это именно то, что он и предполагал.
В лунном свете изящная фигурка девушки казалась почти эфемерной. В своем сером платье она была как бы частью теней, и лишь блеск глаз выдавал в ней живое существо.
– Спокойной ночи, Хиона. И прошу вас: позаботьтесь о себе до понедельника, нам предстоит долгий путь. Я бы не хотел, чтобы вы остались без сил.
– Нет, ничего подобного не случится! – поторопилась ответить девушка. – Спасибо вам за сандвичи.
– Надеюсь, очень скоро их у вас будет сколько душе угодно!
Он быстро скрылся между деревьями, и девушка вглядывалась в темноту до тех пор, пока шаги его не стихли. Потом она снова опустилась на поваленное дерево и долго еще смотрела вниз, на долину, залитую лунным светом, и молилась, молилась, чтобы план герцога удался.
Протанцевав до зари, гости разошлись по спальням, лишь когда погасли звезды, и на следующее утро все спали долго.
На прогулку верхом герцог отправился на час позже обычного, хотя проснулся довольно рано. На него сразу нахлынули мысли о Хионе, сэре Джарвисе и Люсьене, который час от часу все более привязывался к Клэрибел.
Однако никто не мог и подумать, что герцога занимают какие-то проблемы, – так легко и непринужденно он присоединился к мужчинам за завтраком. Большинство из них пили бренди. У стены на столе в серебряных блюдах и в жаровнях дымилось горячее. Но есть не хотелось.
– Ты потрясающе выглядишь, Алверстод, – заметил один из друзей, садясь за стол.
– А ты бы пил поменьше и тоже бы выглядел. Ведь не хуже меня знаешь: утро требует платы за каждый выпитый вечером стакан.
– О, знаю, – простонал тот, – но без рюмочки, как без лекарства, невозможно проснуться…
Герцог, как обычно, хорошо позавтракал, выпил две чашечки кофе и пошел узнать, нет ли газет. Дворецкий в холле сообщил, что они на столе в библиотеке. К счастью, библиотека была пуста.
Познакомившись с отчетами из парламента и новостями со скачек, герцог почти закончил шуршать страницами, когда в комнату вошел сэр Джарвис.
– Я узнал, что вы здесь, и пришел сообщить: мы собираемся пойти на конюшню. Мой человек объезжает нового жеребца. Превосходный скакун, я уверен, не оставит вас равнодушным.
Герцога это заинтересовало, и он без лишних вопросов пошел следом за сэром Джарвисом.
Когда они оказались рядом с загоном, сэр Джарвис приказал ожидавшему их мужчине:
– Выведи Руфуса, Джейк, а мы посмотрим, как ты им управляешь.
Герцог, услышав интересующее его имя, стал больше наблюдать за мужчиной, чем за лошадью.
На вид Джейку Хантсмэну было чуть больше тридцати, был он приятной наружности, но держался слегка развязно и несколько надменно. Стройный, широкоплечий, он, несомненно, имел успех у женщин, хотя и чувствовалось, что он не джентльмен.
Руфус же оказался жеребцом весьма буйного нрава, он не раз пытался сбросить седока, но безуспешно: Хантсмэн был опытным наездником. Правда, герцогу показалось, что Джейк слишком часто охаживает коня кнутом и впивается шпорами в его бока, желая подчинить себе молодую лошадь. Минут двадцать они наблюдали за этим поединком, пока сэр Джарвис не забеспокоился: не скучно ли гостю? И предложил:
– У меня есть еще несколько лошадей, достойных вашего внимания. Вчера они были на пастбищах, а сегодня их пригнали. Хотите взглянуть?
– Мне кажется, вы желаете вызвать во мне зависть, – засмеялся герцог.
– Наоборот, я заинтересован в нашем сотрудничестве.
«Интересно, что бы ответил сэр Джарвис, скажи я ему, что сотрудничать с ним – все равно что с дьяволом», – с издевкой подумал герцог Алверстод. Но вместо этого произнес туманную фразу:
– Всегда интересны новые идеи… – И сразу сменил тему – спросил сэра Джарвиса, какую лошадь он намерен выставить на скачках в Аскоте.
Для герцога день длился бесконечно, часы тянулись слишком медленно. А Люсьен тем временем все больше привязывался к Клэрибел. Они сидели, болтали, днем отправились кататься в одном из фаэтонов сэра Джарвиса. За ужином виконт сидел справа от Клэрибел, она внимала ему, даже не пытаясь перемолвиться хотя бы словом с соседом слева. После ужина некоторые гости вышли на террасу, а герцог сел за карточный столик и делал в игре большие ставки, пока один из противников не бросил карты на стол и не воскликнул:
– Тебе чертовски везет, Алверстод! А я чертовски хочу спать. Так что я пошел.
– И я тоже, – поднялся из-за стола партнер герцога. – Староват я для таких поздних игр.
Дамы выглядели не столь свежо, как накануне вечером, они тоже утомились и многие из них направились к лестнице, ведущей в спальни, неся перед собой золотые подсвечники с зажженными свечами.
Хибберт уже ждал герцога в его спальне, но, когда хотел помочь хозяину снять вечерний костюм, Алверстод удержал его:
– Хибберт, мне необходимо, чтобы ты узнал, как незаметно пробраться к конюшне.
– Подождите немного, ваше сиятельство. – И Хибберт ушел. Вернулся он минут через десять.
– Идемте, ваше сиятельство.
Герцог молча последовал за Хиббертом по коридору, в котором большая часть свечей уже была потушена, затем – вниз по узкой лестнице на первый этаж. Хибберт откинул засов двери, повозился с замком и открыл дверь, выпуская герцога.
– А вы найдете дорогу обратно, ваше сиятельство?
Герцог подумал: уж если он не заблудился в Португалии и во Франции, пользуясь совершенно неверными картами, то здесь наверняка доберется до своей спальни в Стэмфорд-Тауэрсе. Привыкнув к темноте, он отправился в сторону конюшен. Утром его внимание привлек большой сарай с сеном под высокими раскидистыми березами. Похоже, им не пользовались, а сено хранили на всякий случай. «Весьма романтическое местечко для рандеву, да и совсем рядом с домом», – отметил герцог.
Держась в тени, он направился туда, на ходу прикидывая, под каким кустом рододендрона ему лучше спрятаться.
Устроившись поудобнее, герцог размышлял: если он не ошибается в своих подозрениях, то ему осталось ждать недолго, скоро все откроется…
Интуиция, никогда раньше не подводившая, и теперь подсказывала, что он на верном пути.
Герцог провел в ожидании не более четверти часа, когда раздался легкий стук двери, и от дома отделилась фигурка в темно-синем бархатном плаще, накинутом на белое вечернее платье.
«Клэрибел», – сразу узнал ее герцог. Девушка держалась ближе к цветущей фуксии, высаженной в тени каштанов. Она уже почти подошла к сараю, и тут герцог заметил, что кто-то ждал ее, выступив из тени ей навстречу. Он вгляделся – Джейк Хантсмэн! В считанные секунды они скрылись в сарае.
Быстро, но совершенно бесшумно герцог пошел обратно к дому, неслышно миновал все коридоры первого этажа и поднялся наверх. Не останавливаясь возле своей спальни, он устремился дальше, к комнате Люсьена. Перед дверью он несколько поколебался, размышляя, верно ли поступает. Бесспорно, разочарование очень болезненно, от него надолго остается шрам на сердце. Но позволить Люсьену жениться на женщине, столь неразборчивой и вероломной, способной нарушить верность? Никогда!
Герцог стиснул зубы и без стука открыл дверь.
Отправляясь спать, Люсьен не замечал усталости. Слова Клэрибел взбудоражили его чувства.
– Ты только представь, как будет замечательно, когда мы поженимся! – говорила она чарующим голоском, сидя подле него на диване. – Мы сможем устраивать еще более прекрасные вечеринки, чем сегодняшняя.
– Меня не очень интересуют вечеринки, – признался Люсьен, – я выношу их только ради тебя, чтобы побыть вместе.
– А мы и будем вместе, – сказала Клэрибел. – Так хорошо – жить и развлекаться в доме твоего опекуна.
– Конечно, мне хочется показать тебе Алверстод, – сказал Люсьен, – но для меня важнее Фроум-Хаус. Он, правда, не такой большой и солидный, но красивый, и, когда мама была жива, все считали вечера во Фроум-Хаусе интереснее каких-либо других.
– А ты бывал на королевских приемах? – спросила Клэрибел.
– Королевские приемы очень скучны – одна пышность и всякие условности.
– Но мне так хочется посмотреть! Ты, конечно, устроишь мне это, правда?
– Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что хочешь, – с жаром ответил Люсьен. – Скажи мне, что любишь меня, что ни один мужчина в твоей жизни не значил для тебя больше, чем я.
– Ты же сам знаешь, я люблю тебя, – прошептала Клэрибел. – Но ты не должен быть ревнивым.
– А я ревнив, – настаивал Люсьен. – Я не люблю, когда ты танцуешь с кем-то, кроме меня, мне не нравится, как мужчины смотрят на тебя. И если, когда мы поженимся, они станут волочиться за тобой, клянусь, я убью каждого.
Клэрибел очень мило рассмеялась:
– О дорогой, нет причин для таких трагических сцен. Как только мы поженимся, я буду только твоей. Вот и все.
– Самой красивой, самой обаятельной и восхитительной, какой не было ни у одного мужчины на свете! – восторженно проговорил Люсьен.
Она положила свою руку поверх его руки, и он подумал: от такого прикосновения можно просто умереть…
Когда Люсьен добрался до своей комнаты, сразу сел писать стихи, посвященные Клэрибел, мечтая утром положить их на поднос с завтраком для его возлюбленной. Люсьен представил, как Клэрибел развернет и прочтет строки, вылившиеся из его сердца… О, как она будет мила при этом!..
Но рифмовать строки оказалось куда труднее, чем Люсьен ожидал. Он успел написать всего две строчки, которые ему понравились, как дверь от крылась, и он с изумлением увидел на пороге своей спальни опекуна.
Люсьен отложил гусиное перо и замер: с чем пришел герцог?
Тихо закрыв за собой дверь, Алверстод пересек комнату и твердо сказал:
– Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Люсьен. Мне надо тебе кое-что показать.
– В такой час?
– Знаю, что очень поздно. Но это важно.
– Конечно, я пойду, но я и представить не могу…
– Идем скорее! Но пообещай: как только мы выйдем из комнаты, ты не проронишь ни слова.
– Но почему?
– Просто пообещай.
– Конечно, если хочешь. Но я бы хотел понять…
– Нет времени на объяснения. Пойдем со мной, и помни: что бы ты ни увидел, что бы ни произошло, ты обещал ничего не говорить и ничего не делать.
Виконт растерянно улыбнулся:
– Все так таинственно и романтично…
Люсьен был заинтригован.
Герцог тем временем открыл дверь и вывел Люсьена в коридор.
Они спустились по лестнице, неслышно миновали коридор и через незапертую дверь вышли на улицу.
Люсьен отважно продирался за герцогом сквозь кусты. Высоко в небе сияла луна, освещая все окрест, словно дневное светило. Виконт оглядывался по сторонам, явно недоумевая: зачем опекун вытащил его сюда среди ночи, по какой необходимости? И вдруг подумал: уж не перебрал ли тот за ужином? Да нет, не похоже, значит, есть какая-то другая веская причина. Но какая?..
