Текст книги "Против течения"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Барбара Картланд
Против течения

1

– Спорим, я прав.

– Ставлю шиллинг – нет!

– Да у тебя же нет шиллинга.

– Ах да. Ну тогда двухпенсовик, вот.

– По рукам! Но смотри, тебе придется платить.

– Это тебе придется платить.

– О чем вы тут болтаете?

– Ох, Майра, ты видела папиного пациента? Энтониета думает, что он умер.

– Ничего подобного. Он просто спит. Или мог бы спать, если бы тут не трещали так громко.

– Но он совсем не шевелится. Я уверена, он умер.

– Чепуха. Дайте-ка взглянуть.

– Ну и как ты считаешь?

– Я считаю, что он красивый. Даже очень красивый.

Мужчина, лежавший на кровати, улыбнулся про себя.

Он слышал разговор сквозь полудрему. Все еще сонный и усталый, он попробовал повернуться и неожиданно ощутил пронизывающую боль в боку.

И вся картина всплыла в памяти…

Выскочивший навстречу на огромной скорости автомобиль, визг тормозов, собственный гневный крик – и лязг железа. Должно быть, его оглушило, и, возможно, прошло довольно много времени, прежде чем он обнаружил, что придавлен, не в состоянии двинуться в перевернувшейся на бок машине.

Джарвис. Что с ним? Джарвис испытал всю силу удара, который пришелся на его сторону. Он вспомнил, как звал на помощь, и, когда помощь подоспела, повторял: «Врача, врача для Джарвиса!»

Все, что произошло потом, ускользало. Он снова ощутил невыносимую боль, когда его подняли и положили на носилки, и потерял сознание.

Что же было дальше? В памяти остались обрывки впечатлений: весь мир кружится, он лежит в постели, какой-то человек – по всей вероятности, врач – подносит к его губам стакан и говорит: «Выпейте это, и никаких вопросов». Он даже не сознавал, что задает вопросы, но был уверен, что спрашивал о Джарвисе…

Больше он не мог вспомнить ничего, вплоть до того момента, когда его смутные и несвязные сны были развеяны юными голосами. Говорили, конечно, о нем.

– Ну нет, он совсем некрасивый. Он же старый. – Голос ребенка.

– Вам, конечно, он может показаться старым. – Более взрослый голос с покровительственными нотками.

– Что вы тут делаете, дети? – В разговор вступило новое лицо.

«Да там их целая толпа», – подумал мужчина.

– О Энн, мы смотрели на папиного пациента, и Майра говорит, что он красивый.

– Вы же знаете, что нельзя мешать больному. Уходите немедленно, поиграйте в другом конце сада. А Майре пора быть умнее и не поощрять вас к озорству.

– Не будь такой сердитой, Энн. Ты же понимаешь, насколько это потрясающе. Подумать только, мы ведь даже не знаем, кто он. А вдруг переодетый принц?

– Или коммивояжер. Попридержи свои романтические фантазии, Майра.

– А почему бы нет? Кто знает? Увидишь, я права. Только представь себе, Энн, он окажется миллионером и скажет папе: «Доктор Шеффорд, в благодарность за услуги – вот вам тысяча фунтов. Прошу потратить их на ваших очаровательных детей».

– Полагаю, мы не услышим ничего подобного. Если он похож на прочих папиных больных, он, конечно, поблагодарит нас, но забудет заплатить по счету. А сейчас намерена ли ты убрать свою постель? Твоя комната выглядит как после бомбежки.

– Оставь в покое мою комнату! Я просто заболеваю от этой работы по дому.

– Не могу понять, как такое может быть, если учесть, как мало ты этим занята.

– Ну почему бы миссис Бриггс не убрать мою комнату, когда она убирала лестницу?

– Ох, Майра! Не начинай сначала. Сегодня и без того полно дел.

– Ладно. Мне суждено страдать безмолвно. Но не забудь: если он окажется миллионером, первой участок застолбила я. – Раздался звонкий смех и звук удаляющихся от окна шагов.

Мужчина в постели открыл глаза и осторожно повернул голову. Он увидел, что занавески на окне чуть раздвинуты и узкий солнечный луч проникает в небольшую спальню с открытым французским окном, выходящим в сад.

Он огляделся.

Медная кровать, на которой он лежал, была старомодной, как и вся остальная чрезвычайно разнохарактерная мебель. Комната свидетельствовала о том, что у ее хозяев очень мало денег и не так много вкуса, однако все сверкало безукоризненной чистотой. На туалетном столике стояла большая ваза с розами, а простыни и наволочки источали сладковатый аромат лаванды.

Мужчина обнаружил, что пытается разобраться с семейством доктора Шеффорда. Энтониета и ее напарник, судя по голосу мальчик, очевидно, очень любопытны, Майра – особа романтичная, а Энн строга и практична. Ему понравилось, как они говорили, а в голосе Энн, несмотря на нотку властности, звучала пленительно-спокойная ласка. Он был разборчив: голоса большинства из тех, кого он знал, казались грубыми или пронзительными. А голос этой незнакомки был нежным и мелодичным.

В дверь постучали. Прежде чем он успел ответить, дверь открылась, пропуская грузную, пожилую рыжеволосую женщину. Она прошла к окну и с шумом раздвинула занавески. Ослепительно-золотой солнечный свет хлынул в комнату.

– Вы не спите, сэр?

– Нет. Я проснулся.

– Доктор велел сказать вам, что его вызвали к больному, но он надеется быстро вернуться и чтобы вы не беспокоились.

– Спасибо.

– Мисс Энн сейчас принесет завтрак. Доктор сказал, если вам что-нибудь надо, обратитесь к ней.

– Спасибо, я так и сделаю.

– Если я могу чем-то услужить вам, сэр, я все сделаю с удовольствием, только увольте меня от ран и перевязок, я никогда не выносила этого. В войну я посещала курсы первой помощи, но это мне не пригодилось. Доктор так и сказал мне: «Миссис Бриггс!» Это мое имя, сэр. «Миссис Бриггс, – сказал он, – держитесь ближе к кухне».

– Значит, вы кухарка, миссис Бриггс?

– О, я не настолько заносчива, чтобы считать себя кухаркой. Просто я справляюсь со всякой работой по дому. Уборка – вот моя специальность, но я не совру, если скажу, что умею готовить ничуть не хуже, а может, и лучше, чем любая другая женщина в этой деревне.

– Я вам верю.

– Не то чтобы вам требовалось много еды сейчас, после всего, что вы испытали вчера. Я видела катастрофу своими глазами и сказала доктору: «Чудо, что кто-то вышел живым из этой мясорубки. Чудо, что…» А! Вот и мисс Энн с вашим завтраком.

За дверью послышалось легкое дребезжание, и мужчина повернул голову, чтобы увидеть, как в комнату входит девушка с подносом.

– Доброе утро.

Ее улыбка была такой же нежной, как и голос, который он слышал за окном. Темные волосы обрамляли овальное лицо, и брови, как тонкие крылья, взметнулись над большими и удивительно синими глазами.

«Так вот какая Энн, – подумал мужчина. – Хороша, очень хороша».

Энн поставила поднос рядом с кроватью.

– Я не знала, голодны ли вы, но на всякий случай захватила яйцо. Думаю, вы с ним справитесь.

– Сейчас, когда я подумал об этом, я понял, что проголодался.

– Чудесно. Утром отец заглянул к вам перед тем как уйти. Он сказал, что вы спите спокойно и почувствуете себя лучше, когда проснетесь.

– Ваш отец очень добр. Я чрезвычайно благодарен ему за то, что он доставил меня сюда. Я помню очень немногое из того, что случилось после… столкновения.

– Это произошло неподалеку, и, к счастью, папа был дома.

Она застенчиво улыбнулась мужчине, лежавшему в кровати. «Он симпатичный, – подумала она, – только внушает некоторое благоговение». Ясные, хорошо вылепленные черты лица мужчины были изящными, но, даже лежа на спине в кровати, он производил впечатление человека, облеченного властью и привыкшего приказывать.

Она ждала, что он улыбнется в ответ, но вдруг осознала, что его глаза, строгие и проницательные, рассматривают ее оценивающе.

Она почувствовала, что краснеет.

Миссис Бриггс все еще стояла, подбоченясь, по другую сторону кровати. Энн посмотрела на нее:

– Кажется, я слышала звонок, миссис Бриггс.

– Ничего удивительного, – ответила миссис Бриггс. – Как только примешься за работу в этом доме, раздается звонок в дверь. Я передавала джентльмену распоряжения вашего отца.

– Спасибо, миссис Бриггс.

Женщина удалилась, и Энн, поправив поднос, сказала:

– Не знаю, о чем говорила миссис Бриггс, но сестра придет в девять. Если вам что-то нужно сейчас, скажите, пожалуйста, мне.

– Ничего, спасибо. Единственное, что я хотел бы знать: что с моим шофером?

Энн колебалась. Ее глаза потемнели, и мужчина знал, что услышит, прежде чем она тихо произнесла:

– Полагаю, вам лучше услышать правду. Он погиб. Сразу.

– У меня было именно такое ощущение. Спасибо, что сказали.

Как будто поняв, что ему хочется побыть одному, Энн выскользнула из комнаты.

Бедняга Джарвис! Небольшое утешение знать, что он умер без страданий. Похоже, можно действительно считать чудом, как выразилась миссис Бриггс, что он сам отделался так легко. Он вполне мог сидеть за рулем, и тогда они поменялись бы местами: Джарвис лежал бы здесь, а его нашли бы мертвым.

И к чему бы это привело?

Он задал себе вопрос и попытался ответить честно. Было бы это для кого-то потерей? И если да, то кто горевал бы о нем? Для избирателей это стало бы досадным неудобством – дополнительный выборы всегда связаны с суетой. С другой стороны…

Он мысленно пожал плечами. Воображаешь себя таким важным, но достаточно соприкоснуться со смертью, чтобы убедиться в обратном.

Что же в действительности имеет значение? Власть, авторитет, собственность, деньги – что такое все это? Ничто, если сравнить их даже с простым дыханием. Остановите его, и все остальное станет не более чем ненужным багажом, пустой оболочкой.

Он думал о Джарвисе. Пятнадцать лет преданной службы; человек, который был незаменимым. И вот – ему не только найдут замену, но и забудут со временем. С этим трудно смириться, но еще труднее принять факт, что никто, в том числе и ты сам, по-настоящему миру не нужен.

Лежа в кровати, мужчина думал о той битве, через которую только что прошел, о настоящем сражении, разгоревшемся вокруг финансирования закона о фабриках. Страсти накалились. Оппозиция казалась не только обструктивной, но и злобной. Его собственная партия вела себя апатично, что и злило, и обижало его.

А сейчас он думал: имело ли все это значение? Если реформы необходимы, рано или поздно они станут законом. По меньшей мере ребячеством считать, что он сам или его идеи необходимы для прогресса.

Мужчина утомленно провел рукой по глазам. Он знал, что такого рода самоанализ не характерен для него. Он борец, всегда был борцом. А еще он деспот. Он ненавидел противодействие, и любая оппозиция рождала в нем твердое решение идти своим путем.

Похоже, он ставит под сомнение свою непогрешимость. Почему?

«Из-за Джарвиса, – сказал он себе, и цинично добавил: – Это всего лишь реакция».

И тем не менее он удивлялся… Удивлялся себе.

Завтрак остывал. Он осторожно подвинулся, преодолевая боль в боку, – чтобы принять позу поудобнее.

Несмотря ни на что, он проголодался.

«По-видимому, хороший ночной сон стер последствия шока, – подумал он. – Интересно, что за снотворное дал мне доктор? Надо попросить рецепт».

Он вспомнил ночи, когда часами лежал без сна – с ясным умом, рассчитывающим, встревоженным – и безуспешно перепробовал всевозможные снотворные таблетки. Очевидно, этот деревенский врач имеет в запасе что-то новое… «Или что-то очень подходящее мне», – добавил он про себя.

Открылась дверь, и вошел доктор Шеффорд, человек средних лет с сединой в волосах, в поношенном костюме с потертыми обшлагами, – ничего примечательного. Но как только он улыбнулся, в его лице сразу появились и сочувствие, и легкий юмор.

– Доброе утро. Как вы себя чувствуете?

Голос был мягким и располагающим к доверию.

– Я хорошо спал ночью и, как видите, хорошо позавтракал.

– Превосходно. Вы не будете возражать, если я быстренько осмотрю вас? Мне удалось вырваться из заточения. Я пытался объяснить очень взволнованному будущему отцу, что его отпрыск не появится раньше, чем через три часа, но он мне не верит, и телефон может зазвонить в любую минуту.

Мужчина в постели засмеялся.

– Я не спешу, – сказал он, – и не хотел бы стать причиной страданий другого пациента.

– В любом случае мне надо взглянуть на вас, – ответил доктор и, откинув одеяла, принялся осматривать больного.

Мужчина смог наконец увидеть собственную перевязанную ногу в шине. На его вопрос доктор легко ответил:

– Всего лишь перелом. Это меня не тревожит. Вот здесь… и здесь… Болит? Вдохните поглубже. – Осмотр закончился, доктор Шеффорд прикрыл больного и кивнул: – Слава Богу, у вас все в порядке.

– Чего вы опасались?

– Внутренних повреждений. Если бы вы видели, что случилось с шофером, вы поняли бы меня. Моя дочь сказала вам, что он умер?

– Да.

– Его увезли в морг. Чувствуете ли вы себя настолько хорошо, чтобы ответить на ряд вопросов? Полиция захочет расспросить вас о катастрофе, я хочу узнать кое-что о вас.

– Я могу дать всю необходимую информацию о Джарвисе.

– А о себе?

– Что вы хотите знать?

– Первое: кому вы желаете сообщить о происшествии? Второе: не желаете ли, чтобы вас перевезли?

– Перевезли? Почему меня должны перевозить?

– Это одна из причин, по которым мне не терпелось осмотреть вас. Когда вчера вас принесли сюда, я должен был выбирать одну из двух возможностей: либо сразу отправлять вас в ближайшую больницу для рентгеноскопии и лучшего лечения, чем могу обеспечить я, или оставить вас здесь. Но ведь до больницы пятнадцать миль. А я сторонник лечения шока в первую очередь, а всего остального – потом. И я послушался своего инстинкта.

– За что я вам очень благодарен. И, смею добавить, мне здесь вполне удобно.

Доктор Шеффорд улыбнулся:

– Спасибо. Эта комната всегда готова для непредвиденных случаев. Не странно ли, что такие вещи случаются нередко, хотя мы живем в удаленном от больших дорог месте?

– Не имею ни малейшего понятия, где я.

– Название нашей деревни Литтл Копл. Это несколько в стороне от шоссе, примерно в двадцати милях от Мелчестера.

– О да, теперь я представляю, где это.

– Так вот о вас. Семья или родственники? Если желаете, я могу позвонить им. Или вы предпочитаете написать или послать телеграмму?

– Можно не спешить. Достаточно ли я крепок, чтобы вернуться домой?

Доктор Шеффорд задумался:

– Я бы хотел, чтобы вы отдохнули два-три дня, прежде чем принимать решение. Конечно, если ваш отъезд абсолютно необходим…

– Вы не станете возражать, если я останусь здесь?

– Конечно нет. В сущности, я предпочитаю оставить вас, если это возможно. Одна из вещей, которые мне не по душе, – это бросать недоделанную работу.

– Я сторонник того же.

– Прекрасно. Если вы хотите остаться, я с удовольствием оставлю вас. А теперь… – Его прервал стук в дверь. – Кто там?

– Папа, звонит мистер Ноулис. Он говорит, чтобы ты приехал немедленно.

– Скажи ему, я выезжаю. – Доктор подошел к двери. – Ну вот, видите? Уж эти нервные папаши! И никакой надежды на то, что ребенок появится на свет раньше, чем через два часа. Там не менее мой долг поддержать дух семейства. К счастью, это всего в полумиле отсюда вниз по дороге. С минуты на минуту должна подойти сестра. Она вас вымоет и причешет. Это великолепная женщина. Все, что вам нужно, просите у нее. До свидания.

Доктор Шеффорд поспешно покинул комнату, и, только когда Энн, поджидавшая отца в холле, подала ему сумку и шляпу, он вспомнил, что до сих пор не знает имени своего пациента.

– Держи больного на легкой диете, Энн, милая, – сказал он. – И узнай его имя. Я забыл.

– Очень похоже на тебя, папа, – улыбнулась Энн и помахала рукой, когда маленькая старая машина тронулась с места.

Тем не менее она не пошла прямо к больному: туда направилась сестра с горячей водой и полотенцами, и Энн рассудила, что имя пациента может подождать до тех пор, пока он не будет вымыт и побрит. И она пошла на кухню.

Майра у раковины чистила картофель для ленча и одновременно читала роман, пристроенный на подоконнике.

– Майра, ну на что это похоже? – засмеялась Энн. Ее позабавила ситуация, хотя она и привыкла к маленьким хитростям сестры.

– О Энн, ты должна прочесть эту книгу! – откликнулась Майра. – Абсолютно захватывающе! Послушай только: «Извивающаяся и неуловимая, как змея, она была одета в платье из серебристой ткани, которое скорее обнажало, чем скрывало ее фигуру, а вокруг ее шеи цвета слоновой кости сверкало ожерелье из кроваво-красных рубинов, подаренное раджой в Бомбее». Разве это звучит не чудесно?

– По мне, это звучит странно, – ответила Энн. – Почему она взяла кроваво-красные рубины у раджи?

– Я дам тебе три выпуска.

– Не надо. Где ты берешь эти книги и зачем читаешь? Это же просто макулатура.

– Они совершенно захватывающие. – Майра бросилась на защиту романов. – Кроме того, должно же быть в моей жизни хоть немного ярких красок!

Энн улыбнулась:

– О Майра, какие смешные вещи ты говоришь!

– Ничуть. Все так и есть. Я влачу серое, бесцветное существование без всякой надежды на перемены. Кто мечтает о коммерческих курсах? К тому же я не в состоянии одолеть их премудрости.

– Майра, на этот раз ты должна сдать экзамен.

– А я уверена, что не смогу. Если бы ты только знала, как трудно читать собственную стенографию, ты бы посочувствовала мне.

– Но ты же обещала папе, что будешь упорно работать.

– Я так и делала, – ответила Майра. – Но мне не нравится коммерция. Лучше бы вы позволили мне стать продавщицей или пойти на сцену.

Энн вздохнула. Все это они обсуждали не раз. Она беспокоилась о будущем Майры: девочка была прелестна, но превращалась в безмозглую дурочку, как только дело касалось практических вопросов. Однако сердиться на нее было невозможно. Энн смотрела на сестру и думала, как уже много раз до этого, что та рождена исключительно для жизни полной удовольствий. Волосы девушки, глубокого орехово-коричневого цвета с золотисто-красноватым оттенком, вьющиеся от природы, тяжелой массой укрывали ее небольшую головку. Голубые глаза, обрамленные длинными черными ресницами, сияли на круглом детском лице с чуть вздернутым носом. Если отбросить простое, дешевое, поношенное платье и картофель, которым были заняты руки девушки, в этот момент Майра казалась только что сошедшей с обложки журнала.

Единственное, что огорчало девушку в ее семнадцать лет, – это некоторая склонность к полноте, и хотя она старалась не отступать от диеты, ее решимость была не более зрелой, чем возраст: рано или поздно она капитулировала перед едой, от которой полнела. Шоколад и торты были неотразимы для тех, чья голодная юность страдала от рациона военного времени. Еще одной характерной чертой Майры было безошибочное умение избрать линию наименьшего сопротивления. Но никто не мог долго сердиться на нее. Ведь она была так забавна и мила, так добродушна и расположена к людям и неисправимо романтична. Она всегда воображала себя героиней, а в каждом встреченном мужчине видела потенциального героя. Даже Энн, которая баловала сестру, иногда была уверена, что «мистер Райт в «роллс-ройсе» ждет ее прямо за углом».

Тем не менее проблема будущего Майры оставалась реальной. Доктор Шеффорд уже истратил на ее образование больше, чем мог позволить себе, и было ясно, что ей пора начать самой зарабатывать деньги, поскольку то, что они могли бы отложить, следовало оставить для близнецов.

Им исполнилось двенадцать лет, и пока еще они ходили в деревенскую школу. Однако Энн, надеясь на чудо, мечтала в ближайшие два года отправить Энтони в закрытую частную школу для мальчиков. А Энтониета, по всей вероятности, получит такое же бессистемное, случайное образование, какое досталось ей самой.

Энтони и Энтониета, до смешного похожие, невысокие для своего возраста, были по-своему очень привлекательны, хотя и лишены спокойной нежности Энн и яркой прелести Майры. Отчаянно озорные, они обладали особым свойством: при всем обилии совершенных ими проказ в обществе они выглядели чрезмерно серьезными для своих лет, умели вести себя, и люди с трудом верили, что эти дети придумали и претворили в жизнь свои возмутительные проделки.

Обычно близнецы устраивали тайное совещание где-нибудь в укромном уголке, обдумывая очередную вылазку. А после того как акция завершалась, они ухитрялись выглядеть обезоруживающе невинными, и только тот, кто хорошо знал их, мог быть уверенным в том, что настоящие преступники – близнецы.

Многолетний опыт научил Энн достаточно точно определять, когда близнецы что-то натворили, поскольку именно в эти минуты они становились особенно серьезными, неестественно спокойными и вежливыми.

И хотя соседи имели все основания клеймить их как юных негодяев, о них обычно говорили с улыбкой и любовно: «Эти близнецы». Несмотря на то что их имена были длинными и легко поддающимися сокращению, к ним все обращались, называя их полным именем – Энтони и Энтониета. И это, возможно, объяснялось тем, что в них ощущались характер и оригинальность. В самом деле, близнецы были наделены естественным чувством собственного достоинства. Только оставшись один на один, они пользовались прозвищами, которое каждый из них дал другому, но никому их не раскрывали.

Была суббота и ни у Майры, ни у близнецов занятий в школе не было. Энн принялась готовить ленч и думала, куда могли подеваться эти двое и чем они сейчас заняты. Майра уткнулась в книгу и часто перелистывала страницы пальцем с прилипшей к нему влажной картофельной кожурой.

– Что тебе хотелось бы к ленчу, – спросила Энн, – вишни или малину? Есть и то, и другое.

Некоторое время прошло в молчании, потом Майра с блаженным вздохом подняла глаза:

– Что ты сказала?

– Извини, что прервала, – сказала Энн с сарказмом. – Что поделывает раджа?

– Становится все более зловещим.

– Я так и знала, что он захочет что-то получить за свои рубины, – засмеялась Энн. – Знаешь, я не люблю читать нравоучений, но я бы очень хотела, чтобы ты так же сосредоточенно занималась своей стенографией. Ты должна знать, Майра, скоро нам потребуется много денег. Мы задолжали ренту, и я не представляю, каким будет счет из лавки за этот месяц.

– Не переживай. Новый постоялец оплатит.

– Кто? О, ты имеешь в виду пациента? Кажется, он приятный человек.

– Ты видела его? – воскликнула Майра. – Расскажи о нем. Что он сказал? Кто он?

– Не знаю. И папа забыл у него спросить. Очень похоже на папу, да?

– Точно, – ответила Майра и задумалась. – Он, должно быть, богат, ты видела багаж, когда его вытаскивали из машины? Чемодан из свиной кожи стоит фунты и фунты. Да и машина из дорогих.

– Может, это вовсе не его машина.

– Конечно его, – возразила Майра. – С гербом на дверце.

– Откуда ты знаешь?

– Я пошла и посмотрела. Лебедь с какой-то веткой в клюве. О Энн, я уверена, он герцог.

Энн засмеялась:

– Что в этом хорошего для нас?

– Было бы потрясающе познакомиться с живым герцогом. Но, вполне возможно, он самый скучный тип. И я подозреваю, у него уже есть жена и шестеро детей. У них всегда жены и дети.

– Что значит всегда? – удивилась Энн.

– В настоящей жизни, – объяснила Майра. – Однажды в поезде я познакомилась с очаровательным мужчиной – это было, когда вы отправили меня в Истбурн после кори. Он был таким милым, даже угостил меня шоколадом.

– Ох, Майра! Я же наказывала тебе не вступать в разговоры с незнакомыми мужчинами в поездах!

– С этим все было в порядке. В этом же купе ехали несколько страшно респектабельных старушек с корзинами. Я была убеждена, что он кто-то безумно потрясающий и важный. А он высадился на следующей станции, и там его ждала огромная толстая женщина в мешковатом клетчатом костюме и трое грязных мальчишек, которые просто взревели: «Папочка!» – так что можно было безошибочно определить, что он – отец семейства!

– Бедная Майра! Это следовало воспринять как урок: не будь такой романтичной.

– Родник надежды не иссякнет вечно!.. – драматично воскликнула Майра.

– Ну хорошо. Я пойду спрошу нашего гостя, – улыбнулась Энн. – Я скажу: «Будьте добры, сэр, мы хотели бы знать ваше имя, адрес, есть ли у вас жена и сколько детей?» Я что-нибудь упустила?

– Разумеется! Ты забыла самое главное.

– И что же это?

– «Есть ли у вас деньги?» И если их у него нет, лучше бы он заплатил вперед.

– Звучит по-ирландски, – заметила Энн.

Однако она смеялась, выходя их кухни.