Текст книги "Серебряная луна"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

Арман стоял у окна своей спальни, выходящего на пруд с карпами; то и дело рыбы шлепали хвостами по воде, поднимая брызги…

Он рано оделся к обеду, заходящее солнце бросало теплый отсвет на его элегантный зеленый камзол, безупречные белые бриджи и хрустящие складки шейного платка. В отличие от остальных господ, приглашенных в этот вечер во дворец, он не стал надевать драгоценности. За эту последнюю неделю для него стало вопросом тщеславия обходиться без столь модных у мужчин колец, булавок для галстуков, цепочек и сверкающих пуговиц. Его преследовало необъяснимое желание все упростить – не только одежду мужчин и женщин, с которыми он общался, но сам дворец с его нарядными гостиными, расписными потолками, вычурной золоченой мебелью и ливрейными лакеями в блестящих позументах и кружевах.

Арман отдавал себе отчет, что вся эта нарочитость оскорбляет не просто его вкус, но и что-то более глубокое. В чем все-таки дело, он не понимал, но сейчас, глядя в сад, опять подумал, как часто думал в последнее время, что, если память к нему вернется, эти тайны разъяснятся сами собой.

Ему стало гораздо лучше. Врач решил, что в повязке больше нет необходимости. От ранения остался только след в виде длинного узкого шрама, бегущего от правой брови через висок к искусно уложенным волосам.

Однако внутренне ничего не изменилось с того момента, когда он впервые пришел в сознание и спросил: «Где я?» Ему не на что было опереться в прошлом.

Голова была как в тумане, порой сквозь него пробивались неясные образы. Арману со школьных лет был знаком знаменитый греческий девиз «Познай самого себя». Теперь он обнаружил, что вообще ничего о себе не знает. Иногда он поражался своей осведомленности. Вчера вечером поймал себя на том, что свободно рассуждает с господином Талейраном, министром иностранных дел, о сложных отношениях между Англией и Ирландией!

Поглощенный интересной дискуссией, он не сразу задумался, откуда ему так много известно об этом. Они коснулись смежной темы, заговорили о стремлении англичан расширять свои колонии, о натянутых отношениях Англии с Американскими Штатами. Арман блистал красноречием, а Талейран откинулся в кресле, закрыл глаза, плотно сжал губы и когтистыми руками вцепился в золотой набалдашник неизменной трости черного дерева. И вдруг посреди своей тирады Арман четко вспомнил фразу из какого-то разговора, касавшегося Талейрана. Где и с кем состоялся тот разговор, память не высветила, но в ушах ясно звучало: «Это напыщенный, наглый, бесстыдный лжец с мертвым лицом, висящим над расшитым шелком воротником мундира!» Арман так был этим поражен, что вмиг утратил красноречие, запнулся и понес нечто бессвязное. Талейран очень скоро заскучал и подыскал себе более интересного собеседника.

Ночью Арман проснулся, одолеваемый мыслью, почему он это вспомнил и кто ему мог сказать такое об одном из самых надежных и выдающихся наполеоновских министров? И кстати: почему он ничего не помнит о своих польских поместьях? То есть вообще ничего, никаких даже ассоциаций. При упоминании о них перед ним словно всплывает белое пятно. Император сказал Арману, что, по его сведениям, он бывал в Англии. И ему ясно виделась эта страна с ее зелеными парками, цветниками и величественными зданиями из серого камня. Он помнил лондонскую улицу, спускающуюся к дворцу с зубчатыми стенами, и часовых в красных мундирах. Он помнил эркер знаменитого клуба… по крайней мере, он чувствовал, что это, должно быть, клуб, но какой? Еще одна картинка: он скачет по городу верхом, потом входит в дверь, над которой висит табличка с номером 10. Но чей это дом и на какой улице находится – это пока за пределами доступного.

Такое впечатление, что каждый день прошлое по крупицам возвращается к нему. Однако эти воспоминания не складывались в мало-мальски стройную систему. К ним должен быть какой-то ключ, и если ему удастся найти его, все встанет на свои места.

А еще Рэв… Когда он думал о ней, его душа смягчалась. Она была с ним очень мила, но сам факт, что у него есть сестра, очень удивил его. Арману казалось, что ее не должно быть, что их отношения неестественны, но, разумеется, подобные измышления просто смехотворны! Но именно наедине с Рэв его чаще всего посещала навязчивая мысль, что он что-то обязан вспомнить и сделать. Стоило ей войти в комнату, как это чувство овладевало им. Он должен заставить себя вспомнить прошлое!

Иногда Арману казалось, будто все, что происходит вокруг, он наблюдает издалека, из-за невидимой стены. Это тяготило его еще больше, потому что такие переживания не поддавались описанию словами. Врачи помогали ему чем могли.

– Расскажите о ваших ранних годах, господин маркиз! – попросил его однажды доктор Корвизар. – Вспомните о вашем доме… поместьях… друзьях… слугах в Польше! – уговаривал его доктор. – Хоть одно лицо возникает перед вами?

Арман потер переносицу.

– Я вижу только мутное пятно на карте! Вижу, как я сам рисую карту Польши и закрашиваю ее коричневой краской. Очень приятной формы маленькая страна, подумал я…

– Да, да, но это ничего не дает! – утомленно произнес доктор Корвизар. – Вспомните ваши владения! Вы можете представить себе, что едете верхом по поместью на отличной лошади… что принимаете и развлекаете друзей… даете бал… обед?

Арману стало тошно.

– Если бы я мог что-нибудь вспомнить, доктор, я бы сказал вам! А пока мой ум – чистый лист бумаги!

Доктор Корвизар сначала расстроился, но досада тут же сменилась наигранным воодушевлением.

– Не огорчайтесь, месье! Память может вернуться к вам в любой момент, да хоть сегодня вечером! Стоит затронуть верную струну, и вперед! Все станет на свои места!

– Надеюсь, вы правы, доктор, – немного скептически произнес Арман и решил больше не обращаться к нему.

В данный момент с ним не происходит ничего плохого, разве что он оказался зрителем на обочине жизни. Все утешают его, что память со временем вернется. Он и сам в этом был уверен. Сомневался только, понравится ли ему то, что он о себе узнает.

Что же все-таки было до того, как он очнулся в кровати с пологом устричного цвета, и темные от тревоги глаза Рэв… При мысли о Рэв Арман нахмурился, отвернулся от окна и принялся вышагивать по комнате. Что за характер! Ведь она определенно не хочет стать женой графа де Дюрье, но не признается в этом! Подготовка бракосочетания была в полном разгаре, а Рэв что-то от него утаивает. Несколько раз она близка была к тому, чтобы открыться ему, он чувствовал это, но всякий раз ока уходила в себя или меняла тему разговора.

Сам он не смог составить определенное мнение о графе. Когда он появился в первый раз, Арман был в гостиной у Рэв и сразу заметил, что она боится.

Граф ступил в комнату медленно, с большим достоинством. Он был высок ростом, гораздо выше, чем ожидал Арман, и одет просто и строго. Но на черном бархатном камзоле горели кроваво-красные рубиновые застежки, а на пальце было кольцо с огромным рубином, выгодно подчеркивающим белизну тонких рук с искусно отполированными ногтями. Лицо у него тоже было белое, почти бескровное, а глаза, темные и живые, сверкали из-под тяжелых век, и, кажется, ничто не ускользнуло от его быстрого, оценивающего взгляда. Темные, ненапудренные волосы с сединой на висках, четкие, аристократические черты – действительно красивый мужчина! Но Арман с самого начала нашел в нем что-то отталкивающее. Отчего-то возникло сравнение с ядовитой змеей, готовой нанести удар.

Но это первое впечатление моментально рассеялось, лишь только граф заговорил. У него был ласкающий, почти гипнотический голос, который в минуты возбуждения вдруг повышался до высокого фальцета. Временами его обаянию трудно было противостоять.

– Мадемуазель, благодарю за оказанную мне честь, – тихо сказал он, учтиво целуя ледяные пальцы Рэв, и на некоторое время оставил ее в покое.

Повернувшись к Арману, граф завел с ним эмоциональный разговор, явно рассчитанный на то, чтобы произвести впечатление. Уже через несколько минут напряжение спало. Граф оказался забавным собеседником, искрился остроумием, а когда речь зашла о предстоящем браке, неожиданно смутился.

– Впервые в жизни мне захотелось на ком-то жениться, – признался он Арману. – Ваша сестра покорила меня с первого взгляда! Она сидела в приемной императорского дворца, ожидая очереди подать петицию. По пути в тронный зал я заметил ее, очень юную, очень изысканную и очень растерянную. Я справился о ней. Когда мне назвали ее имя, я вспомнил ее отца и других ее родных. Мне было ясно: она, и только она станет моей женой, или до конца своих дней я останусь холостяком!

За дежурными любезностями безошибочно угадывалась искренняя нотка восхищения, и все же Арману казалось, что горячей любви к Рэв граф не испытывает. Возможно, он просто умеет контролировать свои эмоции или дело в возрасте: ведь граф уже не мальчик, а зрелый муж. Он цветисто и красноречиво говорил о своей страсти, но никогда не выражал желания побыть наедине с невестой, и Арман понимал, что это устраивает Рэв, потому что она стремится избегать тет-а-тет с женихом. Он думал, что брак, начинающийся таким образом, не принесет счастья его очаровательной младшей сестре. К тому же его удручала мысль о разлуке с ней, что она уедет с графом, а он один вернется в Польшу. Ему хотелось, чтобы Рэв была рядом, хотелось смеяться вместе с ней и любоваться ее выразительным лицом. Если бы только она доверилась ему! Зачем ей этот барьер, разделяющий их?

Арман вздохнул. Часы на камине пробили полчаса. До обеда еще долго, он решил пойти пока в апартаменты Рэв.

Гостиная Рэв, нарядная и роскошная, походила на все комнаты во дворце. Золоченые кресла, обитые красным бархатом, в тон люстриновым занавескам с золотой бахромой, на расписном потолке хрустальная люстра. Рэв все это нравилось, но Арману хотелось простоты, пространства и ясных, четких линий, мебели без завитушек и гобеленов без бахромы. Он вдруг ясно представил, какая комната ему нравится. Это была большая комната с высокими окнами, выходящими в зеленый сад; солидная мебель, которая служила не одному поколению, и всего две-три прекрасные картины на гладких панелях стен.

Где же эта комната? Арман задумался, но тут же забыл о своих мыслях, потому что дверь открылась и из спальни выбежала Рэв. Она была в белом креповом платье почти греческого покроя, с высокой талией под маленькими, острыми грудями и с венком из свежих цветов на голове. Такой красивой Арман еще никогда ее не видел.

– Вам нравится? – нетерпеливо спросила она. – Это идея Антуанетты, но парикмахер ждет на тот случай, если вы сочтете, что цветы выглядят неуместно. Тогда я украшу голову лентой или ниткой жемчуга.

– Не трогайте, венок – чудо! – твердо заявил Арман.

– А платье? – беспокоилась Рэв.

– Тоже великолепно.

– Я рада, несказанно рада! – выдохнула Рэв.

Арман удивленно, испытующе взглянул на нее.

– Это так важно? – спросил он.

– Конечно важно, – ответила Рэв.

– Почему? Чтобы понравиться графу? – осведомился Арман почему-то с некоторой резкостью в голосе.

– Нет, конечно нет! – ответила Рэв. – Я хочу понравиться вам!

Их глаза встретились, и Арман почувствовал некую странную и неожиданную нить – ощущение, которому он не мог найти объяснения.

– Послушайте, Рэв, нам нужно поговорить, – сказал он. – Вы кое-что должны мне сказать.

И понял по глазам: барьер между ними рушится. Но в эту минуту дверь из спальни опять открылась, и в гостиную вошла Антуанетта.

– В чем дело, Антуанетта? – спросила Рэв неожиданно холодно.

– Парикмахер ждет, детка.

– Передай ему, что я довольна. Мне больше ничего не нужно.

Но от Антуанетты не так легко было отделаться.

– А мадемуазель уже сообщила вам? – обратилась она к Арману.

– О чем?

– Нет, еще не успела. Арман, мы с Антуанеттой решили, что ей надо съездить в Вальмон, чтобы собрать вещи. Деревенским девушкам это доверить нельзя, а император, как вы знаете, нетерпелив, и новые хозяева могут появиться там в любой момент. Это займет несколько дней, а на это время Антуанетта уже подыскала горничную. Как вы считаете, можем мы отпустить Антуанетту?

– Ну, конечно, – твердо ответил Арман и учтиво добавил: – Нам будет не хватать вас, Антуанетта, но я знаю, вы скоро вернетесь к вашей госпоже!

– Постараюсь обернуться как можно быстрее. Уеду завтра ранним утром. С мадемуазель я увижусь еще сегодня вечером, а с вами, месье, уже нет. До свидания! Обещайте, что будете оберегать мадемуазель как свою жизнь!

– Отчего вы так волнуетесь, Антуанетта? Мадемуазель здесь не грозит никакая опасность, разве что переесть за обедом или переутомиться, танцуя ночи напролет! Но вы, похоже, боитесь чего-то совсем иного.

Антуанетта сцепила пальцы.

– Не знаю, месье, но я и правда боюсь. Это как предчувствие. Я сама не понимаю… но оно есть.

– У тебя богатое воображение, – быстро, слишком быстро, как показалось Арману, возразила Рэв. – Тебе нечего опасаться. Поезжай в Вальмон и возвращайся скорее, а Арман пока будет охранять меня с мечом в руке!

Она засмеялась, считая, что шуткой сняла момент напряжения. Разговор пришлось прервать: уже подошло время обеда. Придворное общество во всем своем великолепии стекалось в приемную.

– Нам пора. – Арман подал ей руку.

Рэв взглянула на него сияющими глазами:

– Сегодня я счастлива!

– Я рад, очень рад, – ответил он.

Они вышли в коридор, по которому уже двигались гости, смеясь, болтая, кланяясь, приседая в реверансах, сплетничая и злословя.

На повороте у лестницы они нос к носу столкнулись с герцогиней де Монестье. На мгновение Рэв с Арманом замерли с широко раскрытыми глазами.

Всегда эффектная, всегда затмевающая всех прочих своей оригинальностью, Иможен де Монестье сегодня превзошла самое себя. Платье из переливающейся серебристой ткани так плотно облегало фигуру, что создавалось впечатление, будто она просто расписала серебром свое обнаженное тело. Единственным украшением было ожерелье из крупных, великолепных изумрудов. Фабьен несколько месяцев назад отобрал эти изумруды у русской княгини и прислал их с конвоем как особо ценные трофеи, а Фонсье, ювелир императора, сделал из них ожерелье. Они были так велики, что казались почти варварскими в своей красоте, и все же красота Иможен затмевала даже их. Зеленые глаза герцогини светились, как ее фантастические изумруды.

– Арман, мой храбрец!

Мягкий, бархатный, соблазнительный голос… Она протянула руку, и Арман поцеловал ее. Иможен сжала в ответ его пальцы, она брала его в плен – рукой, глазами.

– Сегодня вечером… я увижу вас? – спросила она.

– Ну, конечно, – ответил он. – Надеюсь, после обеда мы потанцуем.

Она чуть прикусила нижнюю губку, потом улыбнулась.

– Я оставлю вам последний вальс, мой друг, – прошелестела она и отвернулась.

Рэв глубоко вздохнула.

– Не-на-ви-жу ее, – произнесла она с такой страстью, что Арман изумился.

Он хотел что-то сказать, но в этот момент к ним подошел граф.

Жиль де Дюрье был в камзоле своего излюбленного черного цвета, но сегодня его грудь наискось пересекала пурпурная лента с наградами высшего достоинства: бриллиантовые звезды, Крест Гроба Господня, ордена Святого Николая, Святого Марино и Святого Константина. Он весь сверкал – почти так же, как Иможен. Зачем он навесил на себя столько бирюлек, подумал Арман, и вдруг заметил, что Рэв кокетливо улыбается ему.

Граф поднес ее руку к губам:

– Рад видеть вас обоих. Я только что от императора. Его величество удивлен, что я не пригласил вас к себе в замок. Так вот, поскольку завтра мне придется съездить туда для кое-какой проверки, я приглашаю вас обоих вместе со мной: посмотрите дом и поместье. Это недалеко от Парижа, орлу лететь пять миль, ехать немного больше. – Он улыбнулся своей шутке. – Если мы выедем утром, то к обеду будем на месте. Вы окажете мне честь?

– Да, конечно! Благодарим вас за приглашение, – оживленно ответила Рэв. – Наверное, будет очень интересно, правда, Арман?

– Да… да, разумеется, – согласился Арман. – Император прав: вам следует познакомиться с домом, в котором предстоит жить после свадьбы.

– Тогда договорились, – улыбнулась Рэв графу. – У вас настоящий замок?

– В старину он мог выдержать нападение любого врага, – ответил граф. – Вам он понравится. Я потратил на усовершенствование много денег и, что еще важнее, много времени. Император так им восхищается, что иногда я боюсь, как бы он не отнял его у меня!

Граф улыбнулся, Рэв и Арман понимали, что говорит он не всерьез: всем известно, что он пользуется расположением императора и привилегиями признанного фаворита.

Непривычно свободно беседуя с графом, Рэв шла к парадному залу, а Арман плелся за ними. Он улучил минутку, пока Дюрье приветствовал старого друга, и прошептал ей на ухо:

– Вы действительно хотите ехать? Вам нет необходимости принимать приглашение, если только вы на самом деле не хотите увидеть замок.

– А почему бы мне не поехать? – почти с вызовом спросила она.

Арман отступил:

– Просто меня удивило, что вы откликнулись с такой готовностью.

– Я подумала, что для нас обоих будет лучше уехать отсюда, – ответила Рэв.

– Возможно, вы правы. Если честно, мне здесь смертельно скучно. Но я считал, что вам нравится.

Рэв не ответила. Она глядела в конец зала, где герцогиня де Монестье скользила сквозь толпу придворных. Все лучше, подумала Рэв, чем сидеть в Фонтенбло и наблюдать, как эта ужасная женщина уводит Армана. Но не только ревность заставляла Рэв ненавидеть герцогиню, было еще кое-что. Внутреннее чутье подсказывало Рэв, что Иможен абсолютно безжалостна и ее не остановит никакое препятствие на пути к цели. Рэв ее страшилась! Арман этого не понимал, да и зачем ему?

Вдруг Рэв осенило, что из замка Кре сбежать будет легче, чем из Фонтенбло. Там она скажет Арману правду, откроет, кто он такой, и предупредит о грозящей опасности разоблачения.

Да, именно так она и сделает! Что толку продолжать притворяться! Она все расскажет Арману, а когда он решит вернуться в Англию, она упросит его взять ее с собой. Приняв решение, Рэв чуть не порхала от радости. Все будет забыто: опасности, увертки… и Иможен де Монестье! Счастье переполняло ее, будущее уже окрасилось в золотой цвет.

Рядом с Арманом остановился пожилой человек. По полной голубой парадной форме, расшитой золотом и украшенной чудовищно высоким алым воротником, Рэв догадалась, что это какой-то генерал.

Его белые лосины были расшиты спереди и по швам золотой нитью, а ботфорты перевязаны золотыми кисточками. Он был очень наряден, но Рэв привлек не его вид, а то обстоятельство, что генерал заговорил с Арманом очень тихо и доверительно.

– У меня для вас хорошая новость, маркиз, – сообщил он. – Император назначил вас одним из своих адъютантов. После обеда вам надлежит последовать за его величеством в зал совещаний.

Арман поклонился:

– Благодарю вас, генерал. И что же нам предстоит?

Вопрос удивил генерала, но кое-что он пояснил новичку:

– Император почти каждый вечер проводит военный совет. Обычно он приглашает различных людей обсудить военное положение, сегодня на совете будет генерал Молли. Ожидается, что он получит особые указания, но какие именно, пока ведомо одному императору.

– Звучит интересно, – сказал Арман. – Благодарю, месье, что передали мне распоряжение императора.

– К вашим услугам, месье, – ответил генерал.

Мужчины раскланялись, и в этот момент в зале появился церемониймейстер с золотым жезлом, чтобы построить гостей по порядку перед выходом императора. Рэв не успела перемолвиться с Арманом, лишь бросила на него предостерегающий взгляд, которого он не понял.

Всего через несколько минут дамы присядут до земли в глубоком, почтительном реверансе, приветствуя его императорское величество Наполеона Бонапарта, императора Франции и короля Италии.

Глава 10

Арман полулежал в кресле, лениво опустив веки, с усмешкой разглядывая Иможен де Монестье.

Она расположилась на кушетке, нежась на покрывале из русских соболей. Комната освещалась единственным канделябром в виде сплетенных золотых змей, держащих три высоких свечи.

Игра света и тени подчеркивала каждую линию тела Иможен в серебристом платье. При каждом повороте изящной головки посверкивали огромные изумруды ожерелья, резко выделявшиеся на белоснежной коже.

Некоторое время Иможен молча смотрела на Армана из-под длинных ресниц, потом примитивным соблазнительным жестом, древним, как райские кущи, запрокинула голову.

– Поговорите со мной, – тихо произнесла она.

– О чем? – поинтересовался Арман.

Глаза блеснули темным огнем, но голос прозвучал все так же сладко-тягуче:

– О нас, разумеется. Разве можно кого-то узнать в придворной толпе? Мне очень хотелось посмотреть, каким вы будете, когда мы останемся наедине… по-настоящему наедине, как сейчас.

Арман лениво повертел головой, исследуя тени по углам, такие же темные и таинственные, как и сама эта странная восьмиугольная комната с павлиньими перьями на стенах.

Мозаичные, зеленые с золотом двери вели в спальню Иможен, а с другой стороны был выход в сад, обнесенный стеной. Фонари, свисающие с ветвей, освещали бассейн из черного мрамора в окружении античных статуй. В саду были только белые цветы: лилии, розы, флоксы, гладиолусы, какие-то звездчатые цветы, открывающие свои лепестки ночью, – все это белое великолепие наполняло комнату дивным благоуханием.

Бассейн имел причудливую форму, и Арман подумал, что он похож на Иможен – великолепный, манящий и – искусственный.

– Я надеялась, сегодня мы побудем вместе, мой храбрец, и хотя вы не смогли поехать на прогулку со мной, я думала о вас, – тихо журчал голос.

Арман улыбнулся шире.

– И что же вы думали? – осведомился он.

– Я думала, что вы очень привлекательный молодой человек, а так как я тоже очень привлекательная женщина, нам надо лучше узнать друг друга! – ответила Иможен и потянулась, закинув руки за голову и чуть выгнув спину.

Арман коротко засмеялся:

– Как хорошо мне известны все эти уловки! Когда-то я знал одну даму; она была очень красива. Вы мне напоминаете ее, потому что она использовала те же самые приемы. Мягкий свет, белая кожа в тени, кошачья грация движений… Она имела громадный успех в Лондоне, – сказал он и осекся. – Я что-то вспомнил! Как же ее звали? Нет, имя ускользает… Но я помню, это было в Лондоне, в этом я уверен. Ясно вижу ее дом. Шесть ступенек, ведущих к входной двери, которую открывал черный паж. Окна ее спальни выходили на Грин-парк. Да, слава богу, теперь я ее вспомнил!

– А обо мне забыли! – упрекнула Иможен.

– Простите, но в последнее время я занят в основном тем, что стараюсь вспомнить свое прошлое, – ответил Арман.

– Многие решают ту же самую проблему, – многозначительно заметила Иможен.

– Откуда вам это известно? – быстро спросил Арман.

– Мне вообще многое известно, и кое-что из моих знаний очень удивит вас! Скажите, мой друг, что обсуждалось сегодня вечером на совете у императора?

– Вряд ли вы всерьез рассчитываете, что я отвечу вам.

Арман встал и подошел к высоким окнам, выходящим в сад.

– А если я очень попрошу? – Вкрадчивый голос раздался рядом с ним.

Арман не слышал ее шагов, но теперь ощутил терпкий экзотический запах ее духов. Она была очень красива, этого никто не мог отрицать. Глаза мерцали из-под длинных ресниц, яркие губы маняще улыбались над маленькими белыми зубками. Она придвинулась к нему вплотную и положила тонкую руку ему на грудь.

– Я женщина и потому любопытна! Войны и армия интересуют меня не меньше, чем любовь.

– Что говорилось в зале совещаний – секрет. Вы это понимаете, как и то, что ни вам, ни кому другому я не стану об этом рассказывать.

– Какая верность! Какое достоинство! – Иможен рассмеялась весело и дразняще. – Мой дорогой Арман, неужели вы действительно думаете, что мне нужно выуживать правду у неопытного новичка? Я сама скажу вам, какие решения были сегодня приняты! Генерал Молли получит шесть тысяч солдат, чтобы напасть на Тоскану и захватить владения Британии! Я не права?

– Как вы узнали? – поразился Арман.

– Так же, как узнаю все сплетни двора, – ответила она. – Если вам любопытно, генерал Молли моя давняя любовь. Он не покинет Фонтенбло не попрощавшись.

Арман выразительно пожал плечами:

– Ищите женщину.

– Как все хорошие французы, – договорила за него Иможен. – По слухам, сам император выбалтывает секреты, когда его голова возлежит на белом плечике. Но мне в такие моменты не до разговоров!

Арман вдруг схватил Иможен за локти. Он держал ее на расстоянии вытянутых рук и смотрел в ее лицо.

– Что вам от меня нужно? – спросил он. – Выудить из меня что-то или причислить меня к своей коллекции? Ответьте правду!

Он так крепко сжимал руки Иможен, что на них проступили пятна, но она только улыбалась – и даже загадочней, чем прежде.

– Мне нравятся сильные мужчины, – сказала она. – Причините мне боль! Я хочу, чтобы вы сделали мне больно!

Он тут же разжал пальцы и погладил ее руки.

– Я не хотел сегодня приходить сюда. Догадываюсь, чего от вас можно ждать. Если честно, у меня нет настроения заниматься любовью. Мне нужно вспомнить о себе, нужно подумать о моем новом положении в штате императора, о моей сестре и ее проблемах. Но вы ждали меня, вы захватили меня в плен и привели сюда фактически силой – ну так и принимайте меня таким, какой я есть!

Иможен чуть слышно вздохнула.

– Я вас не понимаю, – сказала она. – Вероятно, этим вы меня и привлекаете. Назвать вам мужчин, которые любили меня, – тех, кто с отчаянием и неутолимой жаждой искал моей благосклонности, отвергаемой вами? Уж не ослышалась ли я? А может быть, вы не тот, за кого я вас принимала, может быть, я ошиблась в мужчине?..

Арман усмехнулся.

– Вы испытываете меня? – спросил он. – Тогда вы действительно ошиблись. В прошлом я знал женщин. Да, это я помню, даже если не могу вспомнить их имена… и я уверен: я сам преследовал их! Я охотник, а не добыча!

Тело Иможен напряглось.

– Вы настолько самонадеянны, что считаете, будто я вас преследую? – спросила она.

– А вы не преследуете? – осведомился Арман.

У нее сузились глаза от ярости – вот сейчас она выплеснет на него всю силу своего гнева! Но вместо этого она шагнула к нему и быстрым движением обвила руками его шею, притянула к себе его голову.

– Вы устали и раздражены, – шептала она. – Но я хочу вас, Арман д'Ожерон! Вы привлекаете меня больше, чем любой мужчина, которого я знала. Я хочу вас! Любите меня и позвольте мне показать вам, что может значить для мужчины такая любовь, как моя!

– Полагаете, что, одурманив меня любовью, сумеете вытянуть из меня все, что вам нужно?

Иможен сняла руки с его плеч и отшатнулась, как от удара.

– Безумец! – воскликнула она. – Вы думаете, я шпионка, а вы можете сообщить мне нечто такое, чего я еще не знаю? Я просто проверяла вас, проверяла вашу преданность, а если вам так хочется, то знайте же: меня попросил об этом сам генерал Молли, потому что он вас подозревал.

– Меня? – Арман был ошеломлен.

– Вас это удивляет, не так ли? Люди не так легковерны, как вы думаете, молодой человек. Генерал увидел в вас какую-то странность. Он не мог сказать, что именно его насторожило, и попросил меня убедиться в вашей честности. Вы удовлетворены?

– Я все-таки не понимаю: что он заподозрил? Что я могу предать императора? Ради кого?

– Ради его врагов, – ответила Иможен. – У императора повсюду враги. Не только за границей, но и во Франции.

– Но сам император мне доверяет!

– Вы спасли ему жизнь, – ответила Иможен. – Наполеон Бонапарт храбрый человек, но он очень печется о своей безопасности. И он суеверен, а какой-то предсказатель напророчил ему, что в его жизни появится человек, который принесет ему удачу. Он считает, что это вы и есть. Прав он или нет – покажет время. Но не все его генералы верят в предсказания.

– Предположим, я предатель, предположим, генерал Молли прав и во мне есть что-то чуждое. Вы действительно думаете, что смогли бы обнаружить это здесь, сегодня?

– Конечно, – со спокойной уверенностью произнесла Иможен.

Арман засмеялся:

– Значит, спектакль с освещением, кушеткой и манящим женским телом окончен, мадам? Вы позволите мне удалиться?

– Нет! – страстно ответила Иможен.

Арман поднял брови.

– Нет! Я не хочу, чтобы вы уходили. Я назвала вам только одну причину, по которой пригласила вас сегодня сюда! Но это не главное!

Она опять подошла поближе, и при свечах ее лицо оказалось вдруг нежным, юным, простым и искренним.

– В первый же момент, когда я увидела вас во дворце, я поняла, что в вас есть что-то особенное, вы не похожи на других. С первого же мгновения что-то пробудилось в моем сердце; оно росло и становилось все сильнее. Я больше не могу этого скрывать: я люблю вас, Арман, и хочу вашей любви!

Она раскинула руки, словно полностью отдавалась его власти, но в ее позе не было ничего смиренного, ничего умоляющего. Перед ним стояла женщина торжествующая и совершенно уверенная в своей неотразимости.

Да, здесь был искус: прямо-таки богиня спустилась с Олимпа, чтобы предстать во всей своей сияющей красе перед простодушным мальчиком-пастушком, привлекшим ее внимание.

Однако врожденная гордость не позволяла Арману капитулировать. Он поаплодировал и невозмутимо произнес:

– Превосходная игра!

Иможен снисходительно посмеялась и объявила:

– Игра? Хорошо же, наслаждайтесь! Такие приемы вам едва ли успели надоесть!

Она отошла к канделябру и загасила свечи. Комната погрузилась во тьму, лишь свет фонарей струился в окна из сада.

Арман услышал легкий шорох, и на свет вышла Иможен, совершенно обнаженная.

Она медленно, грациозно спустилась к мраморному бассейну – еще один снежно-белый цветок среди лилий ее сада… Вот она оглянулась через плечо, и в ее кокетливом взгляде и улыбке читалось приглашение. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Арман шагнул за ней. И вдруг замер, ощутив что-то знакомое, что-то забытое…

Он был сейчас сторонним зрителем дивного спектакля: красивая обнаженная актриса с драгоценным ожерельем на шее, потайной сад, вода, мерцающая в бассейне. Свет софитов падает на ее лицо, грудь, бедра и руку, манящую его.

Арман стоял у двери в сад, крепко вцепившись пальцами в занавеси. Казалось, прошла вечность, и волны памяти то отступали, то накатывали на него, как морской прилив. Он знал только одно: все это уже было с ним раньше! Но где, когда и почему? Нет ответа. Только понимание, что здесь чего-то не хватает, что-то не так. Он должен вспомнить, должен…

Пока Арман боролся с пробелами в своей памяти, Иможен ждала. Она не заходила дальше в бассейн, остановилась на черной мраморной ступеньке, и вода ласкала ее лодыжки. Но время текло, и улыбка постепенно таяла; наконец зубки крепко закусили нижнюю губу, потому что Арман отвернулся от окна и исчез в глубине комнаты. Она слышала его шаги и хлопок двери: она его потеряла! Ее уловки, ее игра, как он это называет, не подействовали.