355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Картленд » Серебряная луна » Текст книги (страница 3)
Серебряная луна
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 02:59

Текст книги "Серебряная луна"


Автор книги: Барбара Картленд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

Рэв проснулась оттого, что узкие золотые лучи солнца, пробившись сквозь неплотно задернутые шторы, упали ей на лицо.

Она спала здесь еще ребенком, а вернувшись в поместье, опять выбрала для себя эту комнату в наивной надежде вновь обрести счастье, довольство и мир, в котором она жила до революции – до того дня, когда пьяная толпа рвалась в ворота, а прекрасный и спокойный ее отец приподнял за подбородок ее мордашку и сказал: «Бояться, дочь моя, нужно только одного – своего страха», а потом коротко кивнул Антуанетте, и няня унесла Рэв тайным ходом, прорытым под озером, где было сыро и противно пахло.

Спокойствие и мужество отца дали ему небольшую отсрочку: его увезли в Париж, бросили в тюрьму и только потом вынесли смертный приговор. А поместье подверглось полному разграблению. Десять лет Антуанетта прятала девочку – а потом уж и девушку – у чужих людей.

Когда поползли слухи, что эмигрантам и скитальцам позволено вернуться домой и Наполеон возвращает им поместья и дома, которых они лишились во время революции, Рэв решила:

– Я буду говорить с самим императором!

Три недели Рэв вместе с другими просителями ждала подходящего случая в приемной дворца Тюильри. И вот однажды… После окончания аудиенции император проходил через приемную. Все почтительно расступились, а Рэв бросилась вперед и упала перед ним на колени. Прежде чем ее успели убрать с его пути, она взглянула ему в лицо.

– Я умоляю вас о милости, сир!

Наполеон чуть повернул голову, и его холодные серо-стальные глаза сразу оценили ее молодость и красоту, а он никогда не мог устоять перед женственностью.

– Кто вы? – резко, почти по-военному спросил он.

– Я графиня Рэв де Вальмон, пришла просить вернуть мне поместье в Сен-Дени.

Вперед выступил человек средних лет с надменным лицом.

– Эта просьба, ваше величество, должна быть рассмотрена членами комиссии, назначенной вами специально для таких дел. Этой молодой женщине незачем утруждать вас лично.

Наполеон проигнорировал вмешательство чиновника. Он смотрел в огромные глаза Рэв.

– Де Вальмон! – мрачно произнес он. – Ваш отец… граф Максим де Вальмон?

– Да, сир.

– Он жив?

– Нет, сир. Его гильотинировали.

– Сколько ему было бы лет, останься он в живых?

– Он родился в 1761 году, сир.

Наполеон кивнул:

– Я так и думал. Мы с ним учились в военной школе в Бриенне. Однажды он сделал для меня доброе дело: пригласил поужинать, когда я был голоден! Поместье будет возвращено вам. Я обещаю!

Он отдал приказ министру, и не успела Рэв опомниться от удивления, как великий человек удалился, а приемная опустела.

Однако Рэв добилась своего. Сделать дом пригодным для жилья помогли люди, мучимые угрызениями совести за разорение усадьбы. А когда с юга привезли мебель старой герцогини, дом стал даже обретать понемногу утраченную изысканность. Правда, распаковывать весь багаж герцогини не было смысла, потому что вся прислуга состояла из Антуанетты, старика Жака с женой, которые служили еще при графе, да двух деревенских девушек.

Иногда Рэв чувствовала, что все это фарс, что жизнь, которую она пытается воссоздать среди руин прошлого, пуста и бессмысленна. В такие дни только здоровый юмор герцогини удерживал ее от пропасти отчаяния. Постепенно, когда на смену хаосу пришло упорядоченное существование, возникли другие осложнения, которые не на шутку испугали Рэв.

Да, испугали; и сейчас, лежа в постели, Рэв призналась себе, что панически боится… будущего. Она спрыгнула с постели, прошлепала ногами к окну и отдернула шторы. Чистая гладь озера лежала прямо под окном ее спальни. Только теперь она окончательно поняла, что произошло вчера вечером.

Как это удивительно, неожиданно и чудесно! Она не знала, что можно чувствовать себя такой счастливой, не знала, что способна на такую сильную страсть. Значит, это и есть любовь! Любовь, поднимающая тебя на орлиных крыльях в ослепительную синь поднебесья, растворяющая тебя в прозрачной радости, заставляющая дрожать от робости, но и забывать все на свете, кроме этого пламенеющего счастья!

Рэв глубоко вздохнула. Она влюблена! И все же на голубом небе ее счастья темнеет облачко. Вчера вечером им не удалось поговорить. Конечно, им было не до разговоров: ведь ей хотелось только слышать, как сердце Армана бьется в унисон с ее сердцем, чувствовать настойчивость его губ и нежность рук. Но теперь, ясным утром, Рэв понимала, как много им надо сказать друг другу. Только теперь она пожалела, что так мало узнала об Армане, а он о ней. Они знают только самое основное: они любят и принадлежат друг другу, как, может быть, принадлежали друг другу в прошлой жизни. Это даже не любовь с первого взгляда, а союз двух людей, которые наверняка были вместе в каком-нибудь предыдущем существовании, а теперь снова обрели друг друга. Они нашли друг друга, и их тела узнали то, что забыла их память и их мозг. Она знала, что пробудила в нем пламя страсти, и только железное самообладание не позволило ему унести ее в темную тень павильона. «Скоро, скоро, – говорила она себе, – я увижу его!»

А потом ей показалось, будто тень набежала на солнце: она вспомнила, что еще раньше, может быть, в поместье приедет ее брат. Она так долго его ждала, но сейчас впервые испугалась его приезда и пожалела, что не помешала бабушке написать ему.

Арман, маркиз д'Ожерон, был сыном матери Рэв от первого брака. Она была отчаянно несчастлива в замужестве с этим человеком, годившимся ей в деды, и после его смерти вернулась в родной дом. Но родня мужа не позволила ей взять с собой ребенка, и мальчика, наследника титула, увезли в польские имения отцовских предков. Связь между ними прервалась, мать вышла замуж за графа де Вальмона. Рэв никогда не видела брата, знала только, что он на пятнадцать лет старше ее и что ее мама очень горевала о нем. Рассказала об этом девочке Антуанетта, потому что мама умерла, когда Рэв было всего два года, от какой-то мучительной болезни, которую врачи не умеют лечить.

Герцогиня настояла, чтобы брату Рэв сообщили, что она вернулась в замок, и попросили к ней приехать. Рэв отчего-то упрямилась; только когда встал вопрос о замужестве, она согласилась вызвать Армана д'Ожерона.

– Мне не подобает устраивать твой брак, ведь у тебя есть более близкий родственник, – объяснила герцогиня. – Я, конечно, сделаю для тебя, детка, все возможное, но когда речь заходит о замужестве, здесь более, чем в других делах, необходимо соблюдение всех формальностей. Нужна еще и проницательность, а я старею, от финансов и цифр мне становится дурно, я в них не разбираюсь. Твоей руки просит очень богатый человек, и свадьба должна быть очень пышной, но я боюсь вступать в столь деликатные переговоры. Давай пригласим сюда твоего брата. Он занимает важное положение, и его поместья не пострадали от революции. Он все устроит гораздо лучше меня. Послушайся меня хоть в этом.

Рэв согласилась, и одной из причин было то, что, пока они дожидаются приезда Армана, переговоры о свадьбе будут отложены. Она ничего не знала о графе де Дюрье, который просит ее руки. Она никогда не видела его, но знакомая написала герцогине, что он видел Рэв, когда она была в Париже, и влюбился в нее. Сама герцогиня уже не бывала в обществе, поэтому о графе знала не больше, чем Рэв.

– Его дед был красивый мужчина, – улыбнулась она. – Однажды я танцевала с ним в Версале, но это и все, что я помню о семействе Дюрье. Твой брат должен будет навести справки и разузнать, действительно ли они богаты и так ли безупречно их происхождение.

Рэв прекрасно понимала, что должна выйти замуж и что брак должен был заключен по всем правилам, принятым в ее стране. Но ей не хотелось покидать Вальмон и свой дом, куда она совсем недавно вернулась. Поэтому она испытала облегчение, узнав, что понадобится время, чтобы связаться с ее братом в Польше и пригласить его в Вальмон.

Ответ на письмо герцогини был получен через два месяца. Во Франции становилось неспокойно, Наполеон перебрасывал свои войска с места на место, шла война с Россией, так что когда гонец вернулся, он больше рассказывал о тяготах пути, нежели о маркизе д'Ожероне.

По-видимому, маркиз не произвел на него большого впечатления, зато месье де Фремон… этот господин – друг, компаньон или доверенное лицо маркиза – явно вызвал в посланце враждебные чувства, но так или иначе, а письмо герцогини сделало свое дело. Арман любезно ответил, что понимает положение и постарается как можно скорее приехать в Вальмон. Ожидалось, что он приедет месяца через два. Но два месяца уже миновали, а о нем ни слуху ни духу.

Вместо этого пришло еще одно письмо от графа де Дюрье, в котором он просил поскорее провести переговоры и намекал, что в его помолвке заинтересован сам император.

Рэв охватила паника. Кто такой граф де Дюрье? Что она о нем знает? Почему он так настойчив? А теперь, встретив человека, к которому ее сердце, должно быть, стремилось с тех пор, как она стала взрослой, Рэв поняла, что ни за кого другого не выйдет замуж. Стоя у окна и глядя на озеро, она думала о том, как мало ей известно о господине де Сегюри. Только то, что зовут его Арман, как и ее брата, что он прибыл из Нормандии и что она его любит. Больше ничего она не знает, да имеет ли значение все остальное? Лишь одно действительно важно: она любит его, а он любит ее. Может быть, он женат, может быть, у него нет ни единого су в кармане, может быть, за его голову назначена награда, но значение имеет только то, что они любят друг друга. «Моя любовь… моя жизнь… Обожаю тебя!» Она слышала его глубокий, проникновенный голос, чувствовала биение своего сердца под его рукой.

– Моя… моя!

Торжествующая нота… мужчина, победитель! Разве ей нужно что-то еще, кроме того, чтобы чувствовать себя побежденной – им? Когда приедет брат, она расскажет ему, что влюбилась, что графу де Дюрье надо отказать и что следует начать переговоры с семьей Армана де Сегюри.

И сделать это надо быстро! Рэв покраснела, когда подумала о своем нетерпении. Она хочет замуж, хочет принадлежать ему сердцем и умом, душой и телом.

«Арман де Сегюри!» Она повторила про себя это имя, и оно ей понравилось. Затем, улыбнувшись и сказав себе, что ей понравилось бы любое его имя, даже самое банальное, самое обычное, она чуть слышно вздохнула и отошла от окна.

Надо спуститься и позавтракать в спальне бабушки, подумала она. Конечно, трудно будет скрыть свою радость от проницательных глаз старой дамы, которая обо всем догадывается прежде, чем ты сам это осознаешь. Рэв боялась, что герцогиня все поняла еще вчера. Когда Арман ушел, старая дама несколько минут хранила молчание. А потом заговорила задумчиво:

– Красивый молодой человек! И за привлекательной внешностью чувствуется характер и ум. Тебе он нравится, дитя мое?

Рэв усилием воли заставила себя равнодушно ответить:

– Я нахожу его довольно приятным, мадам.

– И уж конечно, он так же экстравагантно думает о тебе, – с усмешкой сказала герцогиня, и Рэв поняла, что не обманула ее своим безразличным тоном. – Жаль, что я мало помню о его семье, а мальчик мне по душе. В нем видны благородное происхождение и благородная личность. Сейчас, когда на гребне волны оказались приказчики и поварята, таких молодых людей не так уж много.

Рэв ничего не ответила из страха выдать себя, и минуту спустя старая дама положила ей руку на плечо.

– Увы, – сказала она. – Будем надеяться, что твой брат скоро будет здесь и устроит твое будущее.

Рэв начала одеваться, выбрала самое красивое платье и потратила значительное, по своим понятиям, время на прическу. Она напевала ту же милую мелодию, что тем вечером у озера, – теперь ей казалось, что это было бесконечно давно.

В дверь постучали, и в комнату, не дожидаясь разрешения, вошла служанка, деревенская девушка, большое, неуклюжее создание с заячьей губой.

– Манмзель! О, манмзель! – вскрикивала она возбужденно и уж совсем невнятно, даже хуже, чем всегда.

Рэв удивленно на нее посмотрела.

– В чем дело, Лили? Ты чем-то напугана?

А Лили сцепила на мощной груди большие красные руки и плачущим голосом причитала что-то о «старой хозяйке» и чтобы «манмзель» скорее, скорее…

Девушкам не раз наказывали не называть герцогиню «старой хозяйкой», но сейчас Рэв не заметила этой оплошности. Она вскочила и кинулась мимо Лили к покоям герцогини.

Дверь была открыта, шторы отдернуты, и Рэв с облегчением увидела у изголовья Антуанетту. Ну, значит, это просто Антуанетта послала за ней бестолковую Лили.

Но, подойдя к кровати, задрапированной пологом цвета устриц, она увидела на подушках лицо герцогини и поняла, что Лили силилась ей сказать.

Герцогиня была очень стара, но пламя жизни ярко и молодо горело в ее дряхлом теле, и не верилось, что настанет день, когда она покинет мир, в котором находит столько интересного.

Антуанетта обняла Рэв за плечи:

– Это была счастливая смерть, детка. Не надо горевать. Именно о такой смерти она и мечтала.

– Но как же мы будем без нее, Антуанетта? – тихим, ломающимся голосом спросила Рэв.

– Ах, дорогая, мы рыдаем о себе. Жизнь-то продолжается! Нам нужно только помнить, что мы стали богаче, узнав Madame.

– Да, это верно, – сказала Рэв, опустив голову на плечо няни. – Мы стали гораздо богаче оттого, что узнали ее. Какая ты мудрая, Антуанетта! Ты всегда знаешь, что сказать, что сделать. Иногда мне хочется быть такой же старой, как мадам, и такой же мудрой, как ты.

Она говорила, а слезы текли по ее щекам. Антуанетта понимающе прижала ее крепче, утешая, как обиженного ребенка.

– Я понимаю, детка, – сказала она. – Все мы иногда чувствуем то же самое. Но ваша жизнь только начинается, и нельзя тратить ее на бесполезные сожаления. Мадам герцогиня не стала бы так делать. Она всегда жила полной жизнью. Она часто мне говорила: «Антуанетта, единственное, о чем я сожалею, так это о том, что иногда говорила нет. Но это было не так уж часто».

Рэв улыбнулась сквозь слезы:

– Я так и слышу, как она это говорит.

– Мадам всегда тянула руки к жизни. Она обнимала ее, проживала каждый ее момент с радостью, удовольствием и мужеством. Главное – это мужество, дорогая.

Рэв подняла голову и посмотрела на няню. Антуанетте было за пятьдесят. Но это милое, доброжелательное лицо без морщин оставалось молодым, хоть и под седыми волосами. Такое выражение, как у нее, Рэв видела иногда на лицах монахинь, посвятивших себя уходу за больными и страдающими. Это было выражение преданности и святости, которое происходит от внутренней философии силы и решительности. Антуанетта обладала всеми этими качествами, и Рэв знала, что няня посвятила ей свою жизнь почти с самого ее рождения в Бальмонте.

Она порывисто обняла няню и прижалась к ней щекой:

– Я попытаюсь, Антуанетта, быть такой же мужественной, как мадам, и такой же понимающей, как ты.

Антуанетта поцеловала ее и произнесла спокойно, без всяких эмоций:

– Нам много предстоит сделать, родная. Пошлите Жака в деревню сообщить всем. Он знает, кого привести. А вы идите в сад и нарвите цветов, потом принесете их к ногам мадам, когда она будет лежать в Большом зале.

Рэв понимала, что ее прогоняют, но подчинилась без возражений. Она уже слышала истерический плач слуг и, выйдя в сад через боковую дверь, почувствовала на миг, будто сбежала на свободу и на солнечный свет. Но она знала, что ни от этого, ни от чего-либо другого не убежать. Надо смело смотреть в лицо будущему.

Она набрала охапку цветов: одичавшие без садовника розы, голубые, как небо, дельфиниумы и огненные гладиолусы, которые особенно любила ее двоюродная бабушка. Уже у входа в дом до нее донесся стук копыт, и, к своему удивлению, она увидела, как человек в светло-голубом камзоле с серебряной тесьмой вокруг ворота спешивается с коня в отличной упряжи и ищет звонок у передней двери.

– У вас к кому-то сообщение? – осведомилась она.

Мужчина обернулся на голос, почтительно ей поклонился, и она узнала на нем ливрею личных слуг императора.

– У меня сообщение для графини Рэв де Вальмон, мадемуазель.

– Я графиня де Вальмон, – сказала Рэв. – Давайте ваше послание.

Он достал письмо с красной печатью и с поклоном протянул его.

– От императора, мадам, – произнес он.

Чтобы открыть конверт, ей надо было положить куда-то цветы. Она отошла в сторону и устроила их на перилах террасы, потом распечатала письмо. С минуту она смотрела на строчки, словно не могла их разобрать.

«Император Наполеон Бонапарт кланяется графине Рэв де Вальмон и окажет ей честь своим визитом вечером 16 августа, когда будет проезжать через Сен-Дени в Париж».

И все! У Рэв слова затанцевали перед глазами; только увидев знаменитое «N» на печати, она осознала, что это не сон. Но как же?.. Наверху лежит умершая герцогиня, внизу – анфилада пустых комнат, у Жака трясутся руки, а Лили полная неумеха! И Арман… Сегодня он будет ждать ее у озера. Рэв решительно повернулась к гонцу.

– Я сожалею… – начала она и тут же умолкла: он ушел – уехал, ускакал, пока она читала письмо и предавалась раздумьям, а она и не заметила! Об ответе теперь не может быть речи.

Император отдал приказ, и тот, кто получил его, должен подчиняться.

Глава 4

Рэв вышла через стеклянную дверь в сад. Еще не было восьми, а она знала, что Армана раньше девяти не будет, но в доме ей было невыносимо. Весь день она слушала вой и причитания слуг, профессиональные соболезнования организаторов похорон, дежурные утешительные фразы священника, и все это время ей удавалось сдерживать слезы и держать свои чувства под контролем. Она была на пределе. Все, довольно. Нужно на воздух.

Четыре часа Рэв отстояла возле бабушки, горюя о ней, но чувствуя, что разумнее молиться за себя. Старая дама избежала трудностей, невзгод и превратностей земной жизни. Повезет ли так тем, кто остался в живых?

Герцогиня всегда спокойно относилась к смерти и порой подшучивала над ней: «Смерть – это последний поцелуй, который получает женщина! Слава богу, это искусный любовник! По крайней мере, опытный!» Нет, герцогиня не стала бы расстраиваться из-за бедности похоронного кортежа или плачевного состояния церкви, где будет проходить погребальная служба! Но сейчас Рэв волновало другое. Прогуливаясь по зеленой лужайке и свернув на тропинку, огибающую озеро, она поймала себя на том, что находится во власти опустошающего чувства, которое испытывала и раньше… Одиночество! Но никогда за все годы скитаний с Антуанеттой оно не давило так сильно.

В детстве ей было легко цепляться за Антуанетту, которая заменила ей и мать, и няню, и семью, и дом. Но, став старше, Рэв поняла, что ей нужно руководство светского человека. Когда двоюродная бабушка приехала к ней в Вальмон Рэв, как губка, готова была впитывать все, что предписывало ей общественное положение. Герцогиня была строгой воспитательницей. Она требовала безупречных манер и традиционного поведения дебютантки. Сама она в юности произвела сенсацию, когда ее представляли ко двору; выйдя замуж, стала хозяйкой самого замечательного культурного салона, где бывали все видные личности ее времени: государственные деятели, писатели, дипломаты. До встречи с герцогиней Рэв и понятия не имела, сколько ей предстоит узнать и каким увлекательным может быть процесс познания.

Она часто думала, что Антуанетта научила ее основополагающим нормам жизни: душевной доброте, великодушию, состраданию, мужеству. А бабушка научила ее тому, что важно знать в светской жизни. Рэв узнала, что такое искрометное искусство беседы, она овладевала изысканным изяществом, умением перехитрить или победить другого, как фехтовальщик побеждает соперника, и научилась тому, как подобает держаться знатной даме в любых возможных обстоятельствах.

А теперь урокам настал конец. Занавес упал, и представление закончилось. Рэв почему-то с трудом верилось, что старая дама, которая так много ей дала, ушла от нее, даже не попрощавшись, даже не обняв.

Впервые с того утреннего момента шока у Рэв защипало в глазах и к горлу подступил комок, но она не позволила себе расплакаться. Она опять подумала об Армане: он скоро придет к ней. Именно мысль о нем помогала ей весь этот кошмарный день, притупляла чувство потери, немного смягчала трагедию одиночества и страх перед будущим. Она корила себя за то, что смеет думать о мужчине после такой тяжелой утраты, но и жалела, что не отважилась рассказать герцогине об Армане, – старая бабушка поняла бы ее как никто!

Дойдя до леса, она вышла к павильону тайной тропинкой, которую больше никто и не знал. В детстве это был ее любимый укромный уголок, а вернувшись в поместье, она обнаружила, что только здесь она может снова по-настоящему быть дома и в мире сама с собой. И теперь тоже словно кто-то накрыл ее целительной рукой, и тяжкое бремя горя свалилось с плеч. Она прошептала короткую молитву и почувствовала, что эти слова от сердца вернее найдут путь к Богу, чем все затверженные молитвы, которые она произносила в течение всего дня в Большом зале среди людей.

Из-под мраморных сводов храма-павильона Рэв вынесла несколько подушек, положила их на ступеньки между колоннами и села, вспоминая позапрошлую ночь, как стояла на этом самом месте и смотрела в глаза Арману. Тогда она была напугана, чуть не парализована паническим страхом, который преследовал ее с детства и до сих пор иногда посещал ее. Но он заговорил, и она инстинктивно поняла, что бояться нечего. Он порядочный человек, ему можно верить. Она поняла это, несмотря на унижение и стыд, который испытала, догадавшись, что он видел ее обнаженной.

Да, это любовь. Но не та, что нежно зреет в теплом солнечном свете дружбы, это любовь завоеватель и победитель – как сильный орел, падающий с небес на свою добычу.

Рэв запрокинула голову на подушки и прикрыла глаза. И все же – кто он? Где он жил? Чем занимался? Кого знал? Не то чтобы ее особенно волновало его положение в обществе. Не важно, кто отец Армана, кузнец или принц, она все равно его любит. Если она и любопытствует, то только потому, что все в нем ей драгоценно. Она хочет разделить с ним все: великое и пустячное.

Хрустнула сломанная ветка, послышались шаги, и Рэв тотчас вся вспыхнула, поднялась на ноги, сердце у нее бешено забилось. Арман! Она вглядывалась в тень деревьев – никого. И вдруг у нее за спиной раздался голос. Она вздрогнула, обернулась, но увидела не Армана, а другого человека. Он был молод, модно одет и не лишен своеобразной красоты, но Рэв, смущенная и встревоженная его неожиданным появлением, усмотрела в нем зло и угрозу.

– Рэв де Вальмон? – спросил он, и она отметила оценивающий прищур его наглых темных глаз.

Хотя она была застигнута врасплох, ее голос прозвучал холодно и ровно:

– Я графиня Рэв де Вальмон.

– В шато мне сказали, что я найду вас здесь! Позвольте представиться: Поль де Фремон.

– Вот как! И вы хотели меня видеть?

Когда она слышала это имя? И что делать? В любой момент здесь может появиться Арман и наткнуться на этого незваного гостя.

– Мне прямо-таки не терпелось вас увидеть, малышка Рэв.

Она подняла брови.

– Могу ли я поинтересоваться, месье, по какому праву вы так фамильярно ко мне обращаетесь?

– Конечно, – и вы все поймете! Мне так часто говорили о вас, что, кажется, я давно вас знаю!

– Кто же? – в недоумении спросила Рэв.

– Ваш брат Арман д'Ожерон.

– Мой брат? Так он здесь?

Поль де Фремон покачал головой:

– Давайте сядем. Долго рассказывать.

– Может быть, месье, лучше пройти в дом? – предложила Рэв.

– Нет, разумнее поговорить тут! Не нужно посвящать других в эту историю.

Рэв очень не хотела соглашаться, но промолчала в надежде поскорее от него избавиться. У него был наглый, почти разбойничий вид. Цепким взглядом он шарил по ее фигуре, прилипая к декольте вечернего платья, и у нее возникло ощущение, что он мысленно раздевает ее. Рэв покраснела от гнева. Она опять опустилась на подушку, а он бесцеремонно устроился рядом и вытянул ноги. Все в нем не нравилось ей: небрежная поза, циничный взгляд и чуть заметная усмешка на полных губах. Ее оскорблял его фамильярный тон, но оставалось только ждать, пока он изложит причину своего визита.

– Вы хотели мне что-то сообщить, месье, – поторопила его Рэв.

– Многое, моя дорогая, но сначала позвольте объяснить, кто я такой. Последние пять лет я был другом вашего брата. Мы вместе жили, вместе охотились, вместе выпивали, и никто лучше не знал вашего брата, чем я.

– Значит, мой брат прислал вас, чтобы известить о своем приезде? – спросила Рэв. – Мы уже два месяца ждем его.

Поль де Фремон посмотрел ей в лицо.

– Ваш брат умер, малышка Рэв!

– Умер?

Рэв переспросила почти бесстрастно. Она еще не осознала смысл его слов. Слишком неожиданно. И с облегчением поняла, что это известие почти не задело ее.

– Да, умер, – повторил Поль. – Это произошло в Амстердаме две недели назад. Мы остановились там на несколько дней, дать отдых лошадям. Должен открыться: ваш брат обладал неуемной жаждой жизни. Он мало в чем себе отказывал, а если город нравился ему и он встречал там красивых женщин, то никогда не спешил с отъездом.

– Пожалуйста, скажите, что стало причиной смерти моего брата, – плотно сжав губы, быстро произнесла Рэв.

– Если вам не будет противно это слышать.

Короткий сальный смешок Поля де Фремона разнесся эхом над озером, разрушая покой и чистоту здешних мест.

– Я бы хотела услышать правду, – спокойно произнесла Рэв.

– Знаете, я не выбираю слов, – ответил он. – Значит, так. Мы остановились в Амстердаме, и ваш брат волочился за одной дамой, женой почтенного бюргера, довольно хорошенькой, но не в моем вкусе. Как бы то ни было, ваш брат ухаживал за ней, и ей это не было противно, совсем наоборот. Она сказала, что муж отправился снабжать армию Наполеона сапогами. В его отсутствие мы устроили превосходную вечеринку у них в доме. Но к сожалению, когда веселье было в самом разгаре, а ваш брат оказался в компрометирующей близости со своей избранницей, двери отворились и бюргер вернулся, но не один: с ним был друг и еще парочка дюжих молодцов. Завязалась драка, в которой большинство гостей не могло принять активного участия из-за обильной еды и возлияний. Арман сражался красиво, но преимущество было не на его стороне. У бюргера была хитрая трость с вкладной шпагой, вот он и проткнул маркиза насквозь. Мы все бросились на улицу, и на грязных булыжниках, мокрых от дождя, я нашел тело вашего брата.

– Он умер при весьма трагических обстоятельствах, – резко произнесла Рэв.

Поль де Фремон пожал плечами:

– Ваш брат любил жизнь, моя дорогая; он был богат, холост и не без определенного обаяния. Если женщины легко ему отдавались, то не нам его судить.

– Я так ждала его приезда, чтобы он устроил мой брак.

– Он говорил об этом; мы с ним часто это обсуждали. Все решено, – ответил Поль де Фремон.

– Мой брат умер, и ничего не поделаешь.

– Напротив, вы ведь захотите выполнить его последнее желание.

– Откуда он или вы можете знать о его последнем желании, если, как вы говорите, он умер без покаяния и священника?

– Он доверял мне, – принялся объяснять Поль де Фремон. – Когда пришло письмо вашей бабушки, в котором она просила его приехать сюда и заняться вашим браком, мы с ним все обсудили. В конце концов он решил, что вы должны выйти замуж за меня!

Рэв вскочила.

– За вас?! – вскрикнула она. – Вы с ума сошли?

Поль де Фремон смотрел на нее, не выказывая намерения встать.

– Отнюдь. Я совершенно здоров. Вы привлекательны – этого следовало ожидать, но я и не догадывался, что вы такая красавица. Уверяю вас, что даже при столь кратком знакомстве я полностью доволен договором.

– По-моему, месье, вы меня оскорбляете, – холодно и четко вымолвила Рэв.

Она испугалась, но ничем не выдала своего страха, даже гордо вскинула голову. Помолчав, она продолжила:

– Учитывая принесенное вами известие о смерти моего брата, я должна просить вас – хотя мне следовало сделать это раньше – предъявить ваши бумаги, чтобы я могла судить о вашей личности и правдивости ваших слов.

– Ваша решительность впечатляет, но мне нет нужды доказывать правдивость своих слов, – улыбнулся Поль де Фремон. – Вы не хуже меня это понимаете. Арман умер, но он хотел, чтобы я женился на вас, и я женюсь. Кстати, дорогая моя, он сделал вас своей наследницей. Бумаги заверены нотариусом в его поместье. Мы сейчас же можем послать за ними.

– Ах, наследницей! – процедила Рэв, и ее глаза потемнели, – Значит, вот почему вы хотите жениться на мне! Ведь брат был богат!

Поль де Фремон продолжал улыбаться.

– Пожалуйста, не торопитесь, не говорите того, о чем потом пожалеете. Но будем откровенны друг с другом. Я, дорогая моя Рэв, гол как сокол. И всегда был. Я жил в эмиграции в Англии… меня называли сиротой революции! Мое плачевное состояние вызвало слезы у дворянина, который знавал моего отца в лучшие дни. Он воспитал меня со своими родными детьми в довольно комфортных условиях. Потом, к сожалению, он невзлюбил меня – и не оставил мне ни пенни. Я был вынужден покинуть Англию по некоторым причинам, но это скучно объяснять. Ваш брат дал мне приют. Но если он был моим благодетелем, то и я был полезен ему. Я его развлекал. Его жизнь стала гораздо веселей. Я умею добиваться своего. Ваш брат часто бывал непрактичен, многого не умел, и я ему пригодился. Именно я убедил его составить завещание в вашу пользу – как раз перед отъездом из поместья. Я в высшей степени рационален, а в нынешнем опасном мире осторожность никогда не бывает лишней.

– Я вот думаю, не вы ли сами и убили его, – с горечью сказала Рэв. – Ведь совершенно очевидно, что, если вы собрались жениться на мне, его смерть играла вам на руку.

– У вас нет резона для таких подозрений, – вкрадчиво ответил Поль де Фремон. – При жизни ваш брат был столь же полезен мне, как и после смерти. Я владел его деньгами, потому что имел право отдавать любые распоряжения. Я был ему одновременно мажордомом, адъютантом, компаньоном, женой и нянькой. Но я не говорю, что не получал за это щедрого вознаграждения. Работник, моя дорогая, достоин того, что ему платят.

Насмешливый голос смолк, но так как Рэв не откликнулась, через несколько секунд он замурлыкал снова:

– Вообще-то сам Арман и решил, что нам следует пожениться. Он говорил мне, как я ему необходим, и сетовал, что вот приходится заботиться о сестре, которую никогда не видел; добавил, что эти заботы лягут и на меня тоже, а потом, словно его осенило, заявил: «А еще лучше – женись на ней. Это все упростит». Даю вам слово, в тот момент я не загорелся этой мыслью, только позже понял, что это разумно; Арман умер, но его волю необходимо выполнить.

– Значит, вы решили разбогатеть! – с сарказмом закончила Рэв. – Я позабочусь, чтобы вам заплатили за службу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю