Текст книги "Серебряная луна"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Глава 14
– Обопритесь на мою руку, как будто испытываете ко мне неземную любовь, – сказал Арман.
– Я вас ненавижу, – сквозь зубы процедила Иможен. – Молю Бога, чтобы солдаты императора перехватили нас и чтобы вы умирали долгой, мучительной смертью, которой заслуживаете!
– Едва ли ваши молитвы, пролежавшие так долго без употребления, долетят по назначению, – язвительно ответил Арман.
Иможен кусала губы и рыскала глазами по комнате, словно ища какое-нибудь оружие, которым можно совершить казнь. Но Арман уже начал претворять свой план в жизнь. Он заставил Иможен известить ее мажордома, что они немедленно отправляются к побережью. Мажордом принял новость с непроницаемым лицом хорошо вышколенного слуги. Он привык к причудам Иможен и вполне допускал, что она увлеклась красивым пленником и поэтому пытается оградить его от вмешательства императора или шпионов Фуше. К министру слуги герцогини питали такую же неприязнь, как и их хозяйка.
Арман распорядился насчет кареты и велел привести Рэв в серебряную гостиную. Она вошла с широко открытыми глазами и очень бледная. Рэв подозревала, что за этим требованием последуют другие неприятности, вероятно, немедленный переезд в Фонтенбло. Когда Арман объяснил ей положение – резко, не выискивая слова помягче, – она снова порозовела. Рэв говорила мало, просто смотрела на него, но так, что он поскорей отвернулся, боясь забыть обо всем на свете, кроме них двоих.
Только не задерживаться!
В любой момент Фуше может спохватиться и под каким-нибудь предлогом вернуться в Вальмон; могут прибыть солдаты императора или слуги графа де Дюрье. Арман прекрасно понимал, что его станут искать многие и избежать пленения будет нелегко. Нужно действовать быстро и неожиданно, тогда есть шанс сбить со следа своих преследователей. По требованию Армана наверх привели старика Жака, осторожно объяснили ему ситуацию и сказали, как он должен отвечать на вопросы. Старик соображал туго, но был бесконечно предан семье де Вальмон. Он обещал выполнить все указания Армана и со слезами на глазах поцеловал руку Рэв.
– Я старик, мадемуазель, – сказал он. – Боюсь, что никогда больше вас не увижу, но, пока дышу, я не забуду вас и каждую ночь буду молиться за вас!
Иможен презрительно засмеялась.
– В этих сентиментальных прощаниях нет необходимости, – заявила она. – Скажите вашему слуге, что если он захочет, то сможет увидеть вашу публичную казнь. Зрелище довольно интересное! Особенно когда видишь, как предатели Франции целуются с мадам Гильотиной!
В дверь постучали.
– Карета подана, ваша светлость.
Рэв накинула на плечи дорожный плащ и взяла сверток с одеждой, приготовленный Антуанеттой. Арман подошел к позолоченному столику у стены, на котором под стеклянным колпаком лежала украшенная драгоценными камнями шпага, принадлежавшая отцу Рэв: он был когда-то завзятым дуэлянтом и в молодости завоевал множество призов на соревнованиях по фехтованию. «Моя третья рука» – так называл ее отец. Шпага была среди тех немногих вещей, которые Антуанетта сумела хорошенько спрятать перед тем, как бежать с малышкой Рэв, и хотя в революцию дом был разграблен, тайник так и не нашли. А потом шпага вернулась на свое привычное место в серебряной гостиной; она напоминала Рэв об отце гораздо острее, чем портрет. Ей казалось, что дух отца витает возле оружия, которое он так любил и которое олицетворяло его мужество и гордость.
А вот теперь Арман взял шпагу и закрепил ее у пояса; Рэв обрадовалась, что он выбрал для такого опасного предприятия именно это оружие.
Арман взглянул на Иможен и учтиво подал ей руку.
– Вы сами будете отдавать распоряжения, – сказал он. – Вы помните, что ждет вас, если вы сделаете что-то не так или станете кричать?
– Не сомневайтесь, мадам, моя рука не дрогнет! – спокойно произнесла Антуанетта, сжимая нарядный маленький кинжальчик; Иможен с содроганием, которое не сумела побороть, отвернулась в сторону.
Итак, они готовы. Осталось только спуститься по широкой лестнице, подойти к двери, сесть в карету и – в путь. Рэв едва дыша последовала за Арманом и герцогиней, опиравшейся на его руку. Лакеи с поклонами усадили их в карету. Иможен и Рэв разместились на заднем сиденье, Арман с Антуанеттой – напротив. Дверцы кареты закрылись, кучер хлестнул кнутом, лошади тронулись. Все молчали.
На козлах сидели два кучера, двое лакеев стояли на запятках, впереди ехал форейтор, а за каретой следовал эскорт из полудюжины слуг герцогини на великолепных гнедых. В голове у Рэв промелькнуло, что Арман вернее добрался бы до побережья, если бы уехал в одиночку, на такой вот прекрасной лошади; но она уже понимала, что Арман ни за что не оставит ее! Да еще и Антуанетта – не бросать же ее на растерзание герцогине!
Нет, похоже, план Армана был единственно возможным выходом из положения. Рэв только оставалось удивляться, как успешно пока все складывалось. Она никак не могла поверить, что коварная Иможен настолько испугается, что пойдет на выполнение всех его требований! Но сейчас, сидя в карете, Иможен дала выход злобе.
– Глупец! – фыркнула она. – Чего вы добиваетесь? Вы думаете, Фуше, даже при всей неприязни ко мне, позволит вам убежать? Он твердо вознамерился лично доставить вас в Париж, как бы я ни старалась помешать ему!
– Я это учел, – просто ответил Арман. – Месье Фуше уверен, что остаток ночи вы проведете в Вальмоне, и никак не предполагает, что вы соберетесь в дорогу раньше полудня.
Иможен сжала губы, чтобы сдержать стон досады. Уж конечно, у Фуше есть основания так думать: ведь если бы не вероломное поведение Армана, она безусловно осталась бы в Вальмоне, и ничто не помешало бы ей наслаждаться долгожданной победой.
– По моим расчетам, при благоприятном стечении обстоятельств мы имеем десять – одиннадцать часов преимущества, – сказал Арман. – Единственная опасность заключается в возможной встрече с отрядом императора или чересчур бдительными представителями местных властей, поставленными в известность о моем бегстве!
Тут впервые вступила в разговор Рэв:
– А почему они должны думать, что вы направляетесь на север? Разве им известно, кто вы такой?
– Пусть ответит мадам герцогиня, – усмехнулся Арман.
Иможен тряхнула головой.
– Я не скажу ничего, что уменьшило бы вашу тревогу! – отрезала она. – Пусть страх смерти останется с вами, пока вы сами не выдадите себя!
Арман запрокинул голову и засмеялся:
– Представьте себе, мадам, мне не страшно! Что-то подсказывает мне, что мы благополучно доберемся до дому!
До дому… Он едет домой, а Рэв бежит из дома – опять! И все же пусть эта грустная мысль и посетила ее, сейчас расставание с домом не имеет для нее никакого значения! Рэв ясно и до конца осознала: она не просто покидает дом, но едет в другой! Где бы ни жил Арман, где бы им ни пришлось жить вместе, это будет и ее дом, отныне и вовеки! В прошлом она была почти совсем одинока. Теперь одиночество ей не грозит.
Арман рядом с ней; она стала его частью. Они душой принадлежали друг другу с первого мгновения, когда встретились их взгляды. Да, Рэв понимала, что вместе с любовью, которую дал ей Арман, она обретает дом, семью, защиту. Она обретает то, что у нее отобрали в детстве и чего ей так не хватало в юности!
Рэв умиротворенно улыбнулась Арману, и он подбодрил ее взглядом. Антуанетта подалась вперед и аккуратно подоткнула плед на ногах Рэв.
– Поспите, детка, и вы, месье. Я присмотрю за этой дамой!
Рэв казалось, что в подобных обстоятельствах спать невозможно, но треволнения прошедшего дня взяли свое, и очень скоро она почувствовала, что не в силах бороться со сном: глаза слипаются, а голова падает на мягкие подушки. Еще прежде она заметила, что Иможен уже спит, дыша ровно и ритмично. Руки с бриллиантовыми кольцами безжизненно лежали на коленях. «Во всяком случае, больная совесть ее не мучает», – подумала Рэв и тоже заснула.
Ее разбудили голоса: они въехали на постоялый двор. Подбежали конюхи, кучера слезли с козел, и начался обычный обмен приветствиями, вопросами, а то и руганью. Арман вышел из кареты и спокойно, властно начал:
– Мадам распорядилась, чтобы…
В этот момент давно проснувшаяся Иможен подалась вперед, быстро, кошачьим движением схватилась за ручку дверцы и через мгновение выскочила бы из кареты, если бы Антуанетта промедлила.
…Острый кончик кинжала оставил на запястье герцогини длинный порез. Иможен ойкнула и отпустила ручку, Антуанетта неслышно прикрыла дверцу.
– Как вы смеете! – прошипела Иможен. – Вы меня ранили! Посмотрите, что вы натворили!
В ответ Антуанетта вынула из кармана большой белый льняной носовой платок.
– Мне даны указания, мадам, – спокойно произнесла она. – Я готова их выполнять!
Иможен выхватила у нее платок и попыталась остановить кровь.
– Нужно немедленно позвать врача, или я умру от потери крови!
– Это всего лишь царапина, мадам, – вкрадчиво заметила Антуанетта. – Вам повезло, что я не выполнила указание месье полностью и не полоснула вас по лицу!
– Вам не удастся!
Антуанетта взяла у нее платок, разорвала его на ленты и аккуратно перевязала запястье.
– Мадам глубоко ошибается, если думает, что я остановлюсь перед чем-нибудь ради спасения тех, кого люблю! Но даже если бы речь шла не об их спасении, думаю, никто не осудил бы меня за то, что я лишила мадам красоты, которая принесла столько несчастья.
– О чем вы? – раздраженно спросила Иможен.
– В тот день, когда я уезжала из Фонтенбло в Вальмон, в соседних с нами апартаментах горько рыдала горничная старой графини де Мери. Графиня подавала императору петицию с просьбой вернуть ее сыну поместье в Лионе. Император удовлетворил ее просьбу, но нынешний владелец, граф де Мери, не захотел покинуть Фонтенбло, потому что его свела с ума очень красивая дама. Все остальное потеряло для него смысл. Но пока его мать молилась, чтобы он опомнился и оценил благо, которое для него сделали, дама сердца пресытилась им и юный граф покончил с собой. Для человека постороннего, вроде меня, это было потрясение, что уж говорить о матери, которая так любила своего единственного сына!
– Жюль вообще истеричный юноша, более уравновешенный человек никогда бы так не поступил, – с вызовом бросила Иможен.
– Более уравновешенный человек едва ли полюбил бы вас так беззаветно, мадам, – спокойно ответила Антуанетта.
Дверь в карету открылась, и появился Арман с подносом, на котором горкой лежали ломти свежего хлеба с румяной корочкой, намазанные маслом и покрытые тоненькими розовыми кусочками окорока.
– Это лучшее, что я смог раздобыть, хотя, пожалуй, такая пища не слишком подходит светским дамам, – улыбнулся он.
Рэв засмеялась.
– Светские дамы и простолюдинки не так уж отличаются друг от друга, когда голодны, – сказала она.
Она взяла кусок и вонзила белые зубы в хрустящую корочку. Иможен не утерпела и тоже протянула руку. Тогда-то Арман и заметил повязку.
– Вы поранились? – осведомился он.
Она одарила его злобным взглядом, но промолчала. Он не настаивал.
Свежие лошади живо тронулись в путь. Арман велел кучерам гнать как можно быстрее, но дорога была очень неровная, и карету качало из стороны в сторону. Настала очередь спать Антуанетте; у Рэв тоже отяжелели веки. Сквозь опущенные ресницы она вдруг заметила, что Иможен наклоняется к Арману, берет его руку… Послышался очень тихий, соблазнительный голос герцогини:
– Почему бы нам не прекратить борьбу? Давайте будем друзьями…
– А вы умеете дружить? – так же тихо, но не без удивления спросил Арман.
В ответ пальчики Иможен погладили его ладонь.
– Вы уезжаете в Англию, – прошелестела она. – Если попросите, я поеду с вами!
– И откажетесь от всего, что имеете здесь? Как же положение, богатство, влияние при дворе? – поинтересовался Арман.
– Разве это имеет значение? – отвечала Иможен. – Мои приобретения – это просто часть игры, которую я веду против мира, одна против всех. Вы никогда не задумывались, как забавно сознавать, что твоя красота даст тебе все, что угодно? Еще в детстве я впервые ощутила свою силу, а потом, когда начала ею пользоваться, убедилась: пока в мире существуют мужчины, будь то дворники или императоры, я буду иметь все, что хочу, и даже больше!
– Опасная философия, – заметил Арман.
– Отчего же? – пожала плечами Иможен. – Все к этому стремятся, все, от Наполеона Бонапарта до простого конторщика, хотят богатства и власти – да, власти, власти, власти! Получать то, что хочешь, исполнять все свои желания, утолять жажду сердца!
– А чего хочется вам, ведь у вас и так все есть?
– Я хочу вас! – тихо и страстно выдохнула Иможен. – Вы единственный, кто отвернулся от меня, кто оттолкнул меня. Чтобы сделать вас своим, я последую за вами на край света! И что же, теперь, когда я призналась вам, вы сможете мне отказать?
Арман смотрел на нее удивительно мягко.
– Несколько месяцев назад мне бы, вероятно, польстили ваши слова – если б я не понял, что заставляет вас предложить мне себя. Но я ведь знаю, что вам нужно, и мне вас безнадежно жаль.
– Жаль? Почему вам – меня – жаль? – Иможен была озадачена.
– Потому что вы постоянно ищете, не зная, чего добиваетесь, и пока ваши поиски не увенчались успехом, – ответил Арман.
Иможен сдвинула красивые брови.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила она.
– Я хочу сказать, мадам, что вы находите жизнь пустой и скучной. Недавно так же было и со мной; я потому и согласился отправиться во Францию на поиски приключений. Жизнь щедро предлагает вам прекрасное и желанное, но в ваших руках все это обращается в пепел. Вам, как и мне когда-то, наскучили люди вокруг. Вам надоели те, кто вас домогается, вам надоели их желания, да и ваши тоже. Вы знаете, что вам чего-то не хватает, вы знаете, что ваша жизнь пуста; но вы не понимаете, чего вам хочется, и пока вы этого не узнаете и не получите, счастья вам не видать!
– Нет, знаю. Я хочу вас! – с вызовом произнесла Иможен.
– Ничего подобного, – покачал головой Арман. – Вы хотите меня только потому, что это оказалось трудно. Если бы я был легок, доступен, я бы уже давно вам надоел. Вам нужна любовь, настоящая любовь, но она не является по прихоти.
– Я хочу вашей любви! – уже с отчаянием объявила Иможен.
– Моя любовь отдана другой, – напомнил Арман. – Вероятно, вас удивляет, что в ней есть такого, чего нет в вас. Вы обе женственны, обе очень красивы. У вас огромный опыт; у вас были возможности развиваться, которых Рэв никогда не имела. Поэтому, может быть, вы считаете, что вам проще пленить мужчину, чем неискушенной, невинной девушке? На самом деле ни ваша красота, ни интеллект, ни опыт не имеют значения. Настоящая любовь между мужчиной и женщиной случается только раз в жизни и только с теми, кому повезет. Остальные могут никогда не найти ее. Я полюбил Рэв с первого взгляда. Мне сразу стало понятно, чего мне не хватало с тех пор, как я научился думать, чего я искал в каждой женщине, но не находил, чего я искал от жизни, но не мог выразить словами. Это и есть настоящая любовь!
– А как же я? – дрожащим голосом спросила Иможен. – Вы подумали, что станет со мной после этого? Я стану посмешищем всей Франции. Император обвинит меня в предательстве, в заговоре против него, раз я позволила вам бежать. Мне еще повезет, если я сумею убедить его, что вы меня перехитрили. Но если он и поверит этому, то вы можете себе представить, как будут ликовать мои враги! Фуше, который меня ненавидит, ревнивые жены, любовницы, брошенные ради меня! Я не глупа, я всегда смотрю в лицо фактам и хорошо понимаю, что меня ждет, если я вернусь в Фонтенбло одна. Возьмите меня с собой, возьмите меня в Англию! Вы говорите о любви, так позвольте же мне показать вам, что такое любовь!
– Что вы знаете о любви, кроме того, что это жажда тела? – вздохнул Арман. – Жажда, которую легко утолить и которую рано или поздно утоляет каждый, кто этого хочет… Нет, мадам, я говорю о другой любви – она и есть дорога, ведущая в рай. Любовь окрыленная, любовь души! Чувство, в существование которого я до сих пор не верил, совершенное единение мужчины и женщины, созданных друг для друга.
– Вы верите в подобную чушь? Тупица! – воскликнула Иможен. – Вот и позвольте мне быть счастливым в моей тупости, – ответил Арман. – Я больше ничего не прошу. Возвращайтесь в ваш дворец, к вашему императору и светским интригам. Вскоре вы забудете о моем существовании, а у ваших врагов появятся новые темы для пересудов. Вы сами сказали, что всегда получаете все, чего хотите. Я был исключением из вашего правила, но дальше все пойдет как обычно.
Иможен закрыла лицо руками.
– Где я? – вдруг испуганно спросила внезапно проснувшаяся Антуанетта. – Простите, месье, но мне приснился дурной сон, – прошептала она Арману. – Мне приснилось, что нас схватили!
– Не волнуйтесь. В жизни все происходит наоборот, – успокоил ее Арман.
Тем не менее слова Антуанетты его встревожили. Он опустил окно, высунул голову и осмотрелся.
Рэв не открывала глаз. Не нужно, чтобы Арман или герцогиня знали, что она все слышала. Слишком остро чувствуя собственное счастье, она не хотела ставить герцогиню в еще более неловкое положение. Рэв лучше, чем Арман, понимала, что ждет герцогиню по возвращении в Фонтенбло. Но еще страшнее, думала она, поставить все на карту, пожертвовать своей гордостью – и быть отвергнутой. Может ли что-нибудь быть горше?
День тянулся медленно. Поскольку заняться было нечем, они затеяли игру в карты, и Иможен обрадовалась как ребенок, когда несколько раз подряд выиграла в вист.
– А мне опять улыбается удача, – глядя из-под темных ресниц на Армана, сказала она. – Не повезло в одном, везет в другом! – Она смахнула деньги со столика к себе на колени и повторила со значением: – Мне везет. Вас это не пугает?
– Если честно, мы все чего-нибудь боимся, – откликнулась Рэв.
– Прекрасно, в таком случае я честно скажу, что боюсь столь удачного развития событий, – улыбнулся Арман. – Мы беспрепятственно выбрались из поместья, нашли почтовых лошадей, причем очень хороших, карета наша не сломалась, и нас пока не схватили.
– Ненавижу слово «пока»! – воскликнула Рэв. – И не говорите, что все складывается удачно. Это не к добру. Боги ревнивы.
– Добрый Бог нас хранит, – тихо произнесла Антуанетта.
Иможен собрала карты.
– Будем еще играть? – спросила она.
Арман выглянул в окно.
– Не стоит. Мы приближаемся к Кале.
– И что там? – с опаской спросила Рэв.
Вместо ответа Арман опустил окно и заговорил с кучером. Через минуту лошади повернули на узкую, пыльную дорожку, идущую вдоль прибрежных скал.
– Куда мы едем? – поинтересовалась Рэв.
Он ободряюще улыбнулся ей.
– Я еще кое-что вспомнил, – ответил он.
Карета остановилась возле маленькой рыбацкой деревушки. В этой части побережья было безлюдно, только босоногие ребятишки играли на берегу. Они во все глаза уставились на богатую, но пыльную карету со слугами в роскошных ливреях, совершенно не соответствующих усталым лицам.
Арман вышел.
– Стерегите герцогиню, – велел он Антуанетте и медленно пошел к хижинам.
Одна за другой скользили к берегу рыбацкие лодки с заплатанными парусами. Люди выгружали свой улов. Темнело, а Арман все не возвращался.
Рэв осторожно выглянула в окно. Она заметила его возле домишек. Арман разговаривал с местным жителем. Потом тот наклонился и стал зажигать огонь в большом фонаре, стоявшем у ног. Прошло несколько минут, пока свет разгорелся. Держа фонарь за дужку, рыбак высоко его поднял и принялся раскачивать взад-вперед, подавая кому-то сигналы в море. Там никого и ничего не было видно, может быть, не все лодки вернулись? А рыбак все размахивал фонарем, и Арман пристально всматривался в еле различимую линию горизонта, где сливались в сумерках море и небо.
Но вот издалека замигал ответный сигнал, правда, очень слабый. Он появился и исчез, опять вспыхнул и снова пропал.
Арман широким шагом вернулся к карете.
– Проедем еще милю, – велел он кучеру. – Остановитесь в песчаной бухте, первой, к которой мы подъедем. Ее трудно не заметить.
Он сел в карету и закрыл за собой дверь; карета задребезжала по ухабистой проселочной дороге. Рэв сразу передалось его возбуждение. Она ни о чем не спрашивала. К чему вопросы, и без того ясно: Арман связался с людьми, которые им помогут. Скорее всего, за ним выслано судно британского флота, где-то оно ждет в проливе.
А что, если бы к нему не вернулась память? Если бы он не знал, куда ехать и какие сигналы подавать? Ведь когда она рассказала ему о нем самом, он просто поверил ей, и они попробовали убежать из Кре. Теперь она понимала, что такой поступок вполне мог оказаться гибельным.
Карета остановилась. Дверца открылась, и лакей спросил:
– Это то место, месье? Кучер говорит, дальше лошади не пройдут.
– Можно и здесь, – согласился Арман.
– И мы распрощаемся? – томно, ни в коей мере не выдавая своих чувств, осведомилась Иможен.
– Пока нет, – ответил Арман. – Сожалею, но вынужден просить вас сопровождать нас до самой воды, мадам. Место уединенное, но всякое может случиться. Окажите любезность: покиньте карету. Я помогу вам спуститься.
В ответ Иможен пожала плечами и позволила Арману помочь ей сойти на узкую каменистую дорожку, немного шире козьей тропы, извивами опоясавшую скалу. В густых сумерках разобрать дорогу было сложно, они то и дело оступались, а слуги Иможен, которым она приказала ждать на вершине скалы, недоуменно наблюдали за спуском.
– Они гадают, вернусь ли я, – сказала она Арману, когда их уже не могли слышать.
– Они не будут разочарованы, – твердо произнес Арман. – А вы хорошо их вышколили, мадам!
– Они боятся меня больше, чем самого императора, – ответила Иможен. – Я умею расправляться со слугами-предателями.
Это прозвучало так жестко, что Рэв стало не по себе: сочувствовать герцогине – вот уж неуместное занятие! Эта женщина не знает жалости ни к кому и несет несчастье всем, кто с ней соприкасается.
Они добрались до бухты и ступили на мягкий песок; тишину нарушал только шелест волн. Ветер стих, море было спокойное. Арман подошел к самой кромке и впился глазами в море. Ничего, ни признака жизни в широком пространстве темной воды.
Вдруг Арман издал чуть слышный возглас – как вздох, но Рэв уловила его и тут же поняла причину. Из темноты к ним двигалась лодка; через несколько секунд уже стал слышен плеск весел. Лодка быстро и точно шла прямо на них. Спасение!
Рэв взяла Армана под руку. Она дрожала от возбуждения и по тому, как он быстро и больно сжал ее пальцы, догадалась, что он тоже порядком взволнован.
За спиной загремели камни, осыпающиеся от чьих-то неосторожных шагов. Рэв обернулась, – наверное, слуги герцогини бросились вниз – спасать ее от похищения… Сверху донесся голос:
– Быстрее, болваны, идиоты, быстрее! Они не могли далеко уйти!
Рэв окаменела. Она узнала этот голос, срывающийся на фальцет, с совершенно незабываемыми истерическими нотками.
