Текст книги "Парижский поцелуй"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Так вот оно что! – Мадам Пелейо была явно удивлена. – Конечно, миссис Лоусон, вашей вины нет в том, что вы приняли подарки. Но обноски звезды «Казино де Пари» вовсе неуместны в вашем положении.
– Я буду носить самые скромные из ее вещей при исполнении своих служебных обязанностей, – сказала Шина. Однако тон ее не был кротким. Неделю назад ее уже оскорбил гнев супруги посла, и теперь она опять рассердилась.
– Да, этот костюм достаточно прост, – неохотно признала мадам Пелейо, но затем с внезапной вспышкой раздражительности добавила: – Но дело не только в вашей одежде, миссис Лоусон. Я просила, чтобы мне порекомендовали солидную женщину среднего возраста на место гувернантки. Но графиня так настаивала, чтобы я взяла вас.
– И вы бы хотели, чтобы я оставила это место? – спросила Шина глухим голосом. Произнося эти слова, она осознавала, что не хочет уходить. Уехать из Парижа в тот отвратительный дом в Лондоне, опять скитаться с дядей Патриком, когда здесь приключения только начинаются…
– Нет, не хочу, и вы прекрасно это понимаете, – раздраженно сказала мадам Пелейо. Дети полюбили вас и слушаются. Но вы должны знать, Париж полон искушений для молодых женщин. Когда вы приехали, я увидела, что вы выглядите слишком молодо… – Мадам Пелейо замолчала, почувствовав, что скажет сейчас что-то лишнее. Минуту она колебалась, но затем развернулась, юбка ее бархатного платья колыхнулась. – Давайте остановимся на этом, миссис Лоусон. – И она быстро вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Шина посмотрела ей вслед. Ее самолюбие было уязвлено.
– Нет, я буду носить эту одежду, – громко сказала она. – Я не хочу больше плохо выглядеть.
Она вспомнила свой пиджак, юбку и пальто в руках Фифи Фонтес. Какая она мудрая женщина! Теперь поздно, их уже не вернешь, как бы ни желала этого мадам Пелейо. Ей нечего носить, кроме той красивой одежды, которую супруга посла так пылко не одобрила.
Теперь, когда Шина вывела детей на прогулку, она чувствовала на себе мужские взгляды. Мужчины ей улыбались, она видела восхищение в их глазах, такое же, как у Анри де Кормеля. И только когда дети легли спать, она вспомнила о дяде Патрике. Почему он ничего не объяснил ей?
Она привыкла слушаться его и не задавать вопросов. Но теперь она чувствовала себя самостоятельной и не стала бы подчиняться никому без объяснений.
Шина легла спать рано. Но даже в мягкой, удобной кровати она не могла уснуть. Она лежала с открытыми глазами, ворочалась, думая о дяде Патрике, о том, в какие неприятности втянули его эти друзья, возымев такую власть над ним.
Она не знала, кто они, насколько они опасны. Ее неотступно преследовала мысль о контракте. Посол оставил его на столе. Он все еще там или заперт в сейфе. Если бы она могла увидеть и изучить его? Люди, принесшие контракт утром, должны быть связаны с человеком, говорившим с ней по телефону. Если бы речь в контракте шла об оружии, она бы поняла, что эти так называемые друзья дяди Патрика интересуются оружием. А может быть, это железные дороги, суда? Все, что угодно. Но узнать об этом можно было только из контракта. Внезапно Шина села на кровати. Она включила ночник и увидела, что уже около двух часов ночи. Мгновение она колебалась, но вдруг решилась, встала с кровати, надела халат из бледно-синего атласа, который дала ей Фифи, завязала розовый шифоновый пояс.
Озабоченная своими мыслями, Шина даже не посмотрела в зеркало. Она надела тапочки и на цыпочках прошла в детскую. В комнате было темно; не включая света, Шина подошла к шкафу с детскими игрушками, нащупала там фонарик и двинулась в путь, светя себе фонариком. Время от времени она останавливалась и прислушивалась. В доме было тихо. Мадам Пелейо уже вернулась. Она слышала, как подъехал ее автомобиль. Если посол и его жена дома, то все должны были спать.
Сердце Шины бешено колотилось. Она начала спускаться по лестнице, освещая себе дорогу фонариком и стараясь ступать как можно бесшумнее.
Вот дверь кабинета посла. Шина повернула ручку. Дверь открылась. Крадучись, она вошла в кабинет, закрыв за собой дверь. В комнате стоял запах сигаретного дыма, смешанный с ароматом гвоздик. Ваза с гвоздиками стояла на письменном столе.
Обмирая от страха, она подошла к столу. На нем лежали стопки документов. Здесь ли контракт?
Шина отодвинула стул, чтобы дотянуться до документов. И тут послышался щелчок. Свет в комнате зажегся, ослепив ее на мгновение. Она услышала знакомый голос:
– Не двигайтесь!
Шину как будто парализовало, и тут она увидела Люсьена Мансфильда. Его зловещий взгляд был страшнее револьвера, который он держал в руке.
Глава 7
У Шины перехватило дыхание, в глазах потемнело, и она почувствовала, что проваливается в темноту. Краем сознания она успела уловить, что ее подхватили чьи-то сильные руки и что ее куда-то несут. Когда она открыла глаза, она была в большом мягком кресле. В камине горел огонь, согревая ее своим благодатным теплом.
– Выпейте это, – настоятельно произнес чей-то голос.
Шина хотела возразить, но стакан уже был поднесен к губам, и она проглотила, закашлявшись, пламенную жидкость, которая обожгла ей горло.
– Нет… не надо больше, – смогла только выговорить она, сама не узнавая свой собственный голос.
– Вы уверены? – спросил Люсьен Мансфильд.
Теперь, увидев его, она вспомнила все. Эти воспоминания вызвали у нее тошнотворное чувство праха.
Он застал ее у стола посла. Что она теперь скажет ему? Как объяснит? В панике она вспомнила про дядю Патрика. Если она попалась, то он тоже. Ведь ясно, что она это делала не для себя, а для кого-то. Что она могла сказать? Что? Этот вопрос пульсировал в ее мозгу, и ей хотелось закричать. Она должна придумать, разыграть, объяснить. Шина закрыла глаза.
– Выпейте еще бренди, – сказал Люсьен Мансфильд. – Вам просто необходимо это.
Ослабев от страха, она повиновалась. Потом протянула ему стакан. Он подхватил его.
– Больше не надо… сейчас… пожалуйста.
– Вы все еще выглядите бледной. – Мансфильд опустился на одно колено и начал растирать ей руки. Она не предполагала в нем такой нежности. Она считала его серьезным и сильным и, когда его руки коснулись ее, почувствовала смущение. И затем, прежде чем она успела что-то сказать, он поднял ее ноги на скамеечку, снял одну тапочку и начал с той же нежностью растирать ее ногу.
– Пожалуйста, не надо… – возражала она, но он улыбался.
– Расслабьтесь. У вас был шок. Вам надо согреться.
Страх заставлял ее повиноваться. Она почувствовала, как кровь приливает к ногам, как по всему телу разливается тепло от выпитого бренди. Шина поняла, что находится в кабинете Люсьена Мансфильда. При свете камина его строгий кабинет казался уютным. Это немного сняло владевшее ею напряжение.
«Что я скажу? Что я скажу?»
Он продолжал легко массировать ее ноги. Поленья потрескивали в камине, их огромные тени, отбрасываемые из-за горевшего огня, плясали на потолке.
«Что я скажу? Что я скажу? Что я скажу?» Она повторяла мысленно эти слова, почти молясь, чтобы к ней пришел ответ на них, и наконец сообразила, как следует себя повести. Изобразить из себя наивную простушку. Изобрести какой-нибудь незначительный повод, почему она оказалась в кабинете поздней ночью. Это нужно было сделать не для себя, для дяди Патрика. Одно ее неосторожное слово, и его жизнь окажется в опасности.
– Я… как жаль, что так глупо…
– И часто вы падаете в обмороки? – спросил Люсьен Мансфильд.
Он все еще держал ее крошечную ножку в своих больших руках. Он улыбался. Грудь Шины вздымалась, дыхание перехватывало при каждом произносимом им слове. Она улыбнулась в ответ:
– В последний раз в церкви.
– В школьные годы я всегда падал в обморок в церкви, чтоб не слушать скучную проповедь.
– Это совсем другое, – сказала Шина. – Я так испугалась, увидев, что вы держите в руке.
– Я думал, что это грабитель.
Шина сделала удивленные глаза:
– Что грабителю искать в библиотеке, когда наверху замечательные драгоценности мадам? Я искала лишь книгу.
При этом она сделала над собой усилие и прямо посмотрела полковнику в глаза. Он пронизывал ее своим взглядом. Но тут догоревшее полено упало в камине, и это позволило Шине повернуться к огню, чтобы он не увидел, как она покраснела.
– Книгу? – спокойно, но с сомнением переспросил Люсьен Мансфильд.
– Да, что-нибудь почитать. Я не могла уснуть, а в детской только книги для детей. С тех пор как я здесь, я еще не прочла ни строчки.
– Какое упущение! – воскликнул Люсьен Мансфильд. – Как можно так долго не читать?
– Сегодня вечером я не выдержала, – сказала Шина. И пошла в библиотеку за книжкой. Разве это запрещено?
– Конечно нет. Но я боюсь, что книги, которые находятся там, покажутся вам скучными. Они все либо об истории Марипозы, либо о международном праве и политике. Я могу предложить вам книги из моей личной библиотеки. Здесь вы скорее обнаружите то, что вас может заинтересовать. – В темноте он указал в дальний конец комнаты.
– Нет, не сегодня, – быстро произнесла Шина. Ей противно было лгать дальше.
– Пусть не сегодня. – Он надел ей шлепанцы на уже согревшиеся ноги.
– Я должна идти спать, – сказала Шина.
– Но почему? – спросил он. – Вы не хотите спать, да и я ложусь спать намного позже.
– Позже? Почему? – ответила вопросом на вопрос Шина.
– Я работаю. Видите ли, днем я не могу распоряжаться своим временем. Либо я нужен послу, либо сопровождаю мадам Пелейо, либо должен консультировать секретарей; множество мелочей, требующих моего внимания, отнимают время. И только ночью, когда меня никто не отрывает, я могу работать.
– Вы, наверное, очень сильно устаете? – спросила Шина. – Когда же вы спите?
– Урывками, как многие политики. Но, в общем, я успеваю выспаться, ведь в этом доме все встают достаточно поздно.
– Я должна идти… – Она колебалась.
Люсьен покачал головой, стянул подушку со стула, положил ее на коврик и облокотился на нее.
Так странно было смотреть на него сверху вниз. Обычно он казался таким высоким, важным, недоступным. Но теперь, при свете камина, лежа у ее ног, он был обычным человеком, с которым можно запросто поговорить. Импульсивно, расхрабрившись от бренди, она попросила:
– Пожалуйста, расскажите мне о себе.
– Что вы хотите узнать? Мне тридцать два года, холост, весь в работе.
– Я первый раз встречаю такого человека.
– Интересно, это комплимент? – улыбнулся он. – У меня сложилось такое впечатление, что вы вообще мало кого встречали.
– Почему вы так думаете? – насторожилась Шина.
– Не знаю, – уклончиво ответил он. – Но вы попросили меня рассказать о себе, и я с удовольствием это сделаю. Я уже говорил вам, что моя мать – марипозанка. От нее я унаследовал обширные земельные владения. Но это целинные земли, и юс обладатели влачат жалкое существование. Они очень красивы, но нужно трудиться в поте лица, чтобы обработать их. Я хотел бы показать вам пампасы, где в траве множество цветов, а над ними летают птицы и бабочки, яркие, словно сказочные существа. Иногда можно увидеть вдалеке бегущих страусов и услышать глухое рычание пумы на склонах гор, вздымающихся высоко в небо.
– Как вы красиво рассказываете! – воскликнула Шина. – Почему же вы уехали оттуда? Как вы могли оставить все это?
– Я здесь, потому что защищаю интересы своего народа, своей страны, которой я принадлежу. Ведь мой отец – англичанин!
Шина улыбнулась на это.
– Впервые увидев вас, я подумала, что вы чистокровный англичанин, – сказала она. – Но затем поняла, что нет.
– Мой отец пытался меня сделать таким, – тоже улыбнулся Люсьен.
– Затем Харроу и Кембридж, но тщетно. Внешне я англичанин, но сердце мое принадлежит Марипозе.
– Расскажите мне о ней еще, – попросила Шина. Она слушала его как ребенок, которому рассказывают сказку.
Мансфильд говорил о старых зданиях и укреплениях, оставленных испанскими завоевателями, об Индейцах, которые являются последними носителями знании о древних ремеслах и старинных языческих обрядах, о гаучо с их отделанными серебром ремнями и седлами, их занятиях и обычаях.
Он говорил о фиестах под летним небом и фандаго [1]1
Фандаго – испанский танец в умеренном темпе.
[Закрыть]. Только истинный испанец может танцевать их, об особенном вкусе вина из местных сортов винограда и о матэ – чае, который жители Южной Америки пьют из тыквы.
– Как бы я хотела попасть туда! – воскликнула Шина, когда Люсьен замолчал.
Она не представляла, насколько восхитительно выглядела в этот момент, подавшись вперед и озаренная светом пламени. Ее губы приоткрылись, настолько его рассказ заворожил ее, а широко открытые глаза выражали восхищение.
– Возможно, когда-нибудь вы там побываете.
– Как бы это было замечательно! Но если посол и мадам Пелейо возвратятся на родину, им не потребуется английская гувернантка.
Говоря это, Шина понимала, что, когда Пелейо уедут, ее миссия в посольстве будет закончена. Как прислали ее в Париж странные друзья дяди Патрика, так и отошлют обратно, когда она выполнит задание или из-за того, что провалит его.
Но она не хотела покидать этот красочный мир, где минуты ужаса сменялись восхищением.
– Я должна идти наверх, – произнесла тихо Шина, но сама не двигалась.
– Как жалко, что в таком очаровательном халате вы оказались в пустой библиотеке. – Люсьен Мансфильд смотрел на нее не отрываясь.
– А вы думаете, что я ожидала встретить там вас? – наивно спросила Шина.
– Нет, конечно, – улыбнулся он.
Она опустила глаза и пододвинулась на край стула:
– Спасибо, что были так добры ко мне.
– Я – добр? А я счел себя эгоистом, – проговорил он грустно. – Я тоже иногда чувствую себя одиноким.
– Вы чувствуете себя одиноким? – удивилась Шина. – Это невозможно.
– Нет, правда. Днем я забочусь о других. Я не жалуюсь. Это моя работа. Но сегодня вечером вы позволили мне быть эгоистом. Я говорил о себе. А теперь ваша очередь.
– Я должна идти.
– Но это несправедливо. В беседе всегда принимают участие два человека.
– Что я могу рассказать? – спросила Шина. – Моя жизнь очень скучна, бедна событиями.
– Но все же есть в этом мире любимое вами место, ваш дом, например?
– Да, дом, где я провела детство.
Шина вспомнила маленький домик на утесах, волны, набегающие на морской берег. Что страшного в том, если она расскажет о своих детских воспоминаниях об Ирландии.
Шина не видела, каким выразительным было ее лицо, когда она говорила. Она рассказала, как утонули отец и мать и она несколько лет провела в домике на утесах со старой француженкой Мари, служанкой ее матери.
– Ирландия – удивительно зеленая, – рассказывала Шина. – Я ощущаю до сих пор особый запах после дождя, сильный и сладкий запах моря, слышу крики чаек, кружащих над утесами. Для вас самое чудесное место в мире – Марипоза, а для меня – Ирландия.
– Вы все еще называете это место Ирландией? – спросил Люсьен.
– Да, конечно! – вскричала Шина. – Я ненавижу название Эйре, и дядя Патрик всегда говорил… – Тут она остановилась. Ну почему, почему она опять проговорилась про дядю Патрика?
– Так что говорил дядя Патрик? – допытывался Люсьен.
– Это было так давно, я была ребенком. Он иногда приезжал к нам, и я хорошо помню его фразу: «Ирландцем я был, ирландцем и останусь, и мне плевать, как всякие политиканы называют мою родину».
Люсьен рассмеялся:
– Это звучит как «ирландцы, объединяйтесь». Сдается мне, что ваш дядя был из тех оригиналов, которые, приходя домой, говорят: «Что мне до правительства. Я сам себе голова».
Шина рассмеялась. Она уже больше не боялась Мансфильда. Наверное, потому, что он так отозвался о дяде Патрике. А может быть, потому, что лежал у ее ног, с таким увлечением рассказывая ей о Марипозе. Сейчас она не чувствовала скованности, находясь рядом с ним. И глаза его не были такими пугающими.
– Я догадывался, что вы были единственным ребенком.
– Что вы имеете в виду?
– Я тоже рос один, – сказал он. – И у нас есть поэтому что-то общее. Мне, например, приходилось изобретать себе приятелей, потому что не с кем было играть.
Шина подалась вперед:
– Вы придумали себе другого ребенка для игр и захватывающих приключений?
– Да, конечно! – ответил Люсьен. – Этот мальчик был чуть старше, но чрезвычайно храбр и жесток. Его звали Рупертон.
– А у меня была маленькая девочка, которая умела делать то, чего я не могла! – воскликнула Шина. – Она могла летать, плавать под водой очень долго, петь, как ангел, говорить с гномами.
– Интересно, что с ними теперь? – усмехнулся Люсьен.
– Я думаю, они ушли в небытие и ждут, когда мы позовем их снова.
– Если это случится.
– Но мы есть! Мы были одиноки в детстве и, возможно, проживем так всю жизнь, – вздохнула Шина.
– Но если мы находим кого-то, кто ищет нас, это потому, что мы сами их ищем, – заметил Люсьен.
– Я не совсем понимаю, – нахмурилась Шина.
– Думаю, вы понимаете, – ответил он. – Мы придумали себе друзей не только от одиночества. Мы искали свою половину, как и все в этом мире.
– По-моему, ее невозможно найти.
– Вы не верите в любовь?
– Верю, конечно, но я мало об этом знаю.
Шина чувствовала, что от этого человека исходит необъяснимый магнетизм. Очарованная, она смотрела в его глаза, словно нашла то, что искала всю жизнь.
Она ощутила странное покалывание в кончиках пальцев и испугалась, поэтому решила немедленно уйти. Она вскочила на ноги:
– Теперь мне действительно нужно идти. А то я утром буду уставшей и не смогу дать урок английского Мэди и Педро.
Понимая, что не сможет больше задержать ее, Люсьен медленно поднялся:
– Я получил огромное удовольствие от нашего разговора. А вы?
– Конечно! – ответила Шина.
– А вы не против, чтобы мы поговорили с вами как-нибудь еще?
– Да, естественно. Вы так добры. Не знаю, как благодарить вас.
– Не стоит благодарности, – ответил он. – Может быть, нам встретиться снова? Я так хочу еще раз услышать об Ирландии и о вашей вымышленной подружке, говорящей на языке гномов.
– Одно время я верила, что сама могу делать это, – улыбнулась ему Шина.
– Вы должны рассказать мне об этом, – сказал он. – Вы поужинаете со мной завтра вечером?
Сначала Шине показалось, что она ослышалась.
– Но… как я могу? Я… я не могу выйти до следующей недели.
– Нет, вы можете. Разве вам не сказали, что вы свободны по вечерам, после того как уложите детей спать. То же было позволено и мисс Робинсон, сестра которой работала секретарем в ООН. Жанна всегда останется с детьми, если ее попросить, хотя, конечно, за небольшое вознаграждение. Так что не волнуйтесь. Я сам обо всем позабочусь. Только скажите, принимаете ли вы мое приглашение?
– Я хотела бы, – сказала Шина.
– Посла и мадам Пелейо не будет завтра вечером, – продолжал Мансфильд. – Так что я свободен и приглашаю вас.
– Вы хотите пригласить именно меня?
– А кого же еще?
– О, благодарю вас!
Шина почувствовала сильное смущение. Они стояли очень близко друг к другу. Он был такой высокий и сильный. Она представила, как он нес ее из библиотеки сюда, такую маленькую по сравнению с ним. Как просто ему носить ее на руках. Но она решительно повернулась к двери:
– Мне нужно идти.
И опять желание быть с ним остановило Шину.
– Дивная ночь, – услышала она.
Шина уже повернула дверную ручку, но Люсьен оказался рядом.
– Я включу свет, – сказал он тихо.
– Нет-нет, – запротестовала она. – Вдруг кто-нибудь услышит. У меня есть фонарик Педро.
Шина попыталась улыбнуться, но теперь, вдали от огня, она не увидела выражения его лица. Она только чувствовала его близость. Шина быстро повернула дверную ручку и поспешила вверх по лестнице.
Она добралась до детской и, затаив дыхание, остановилась и прислушалась. В темноте не было слышно ничего, кроме биения ее собственного сердца. Интересно, сколько она отсутствовала? Наверное, час, а может быть, дольше? Шина понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор, как она спустилась вниз, чтобы найти этот контракт.
Поверил ли Люсьен в то, что она искала там книгу. Наверное, да. Иначе он не был бы так добр и любезен. Ей вдруг стало жаль, что его нет рядом. Почему она ушла? Почему не захотела продолжать беседу?
Напуганная этими мыслями, Шина поспешила в спальню. Она была уверена, что не заснет. Но только ее голова коснулась подушки, она погрузилась в глубокий сон и проснулась, лишь когда горничная принесла ей чай.
Она тут же вспомнила, что ее ждет очень много дел. Мадам Пелейо должна отвести детей фотографироваться в десять часов. Оттуда их на автомобиле повезут в магазин на улице Сан-Оноре, чтобы выбрать демисезонные пальто.
К обеду ожидались гости, следовательно, дети обедали в детской на полчаса раньше обычного. Шина была разочарована. Значит, она не увидит сегодня Люсьена Мансфильда?
Но тут она вспомнила о приглашении на ужин сегодня вечером и почувствовала себя необыкновенно счастливой. Боже, она приглашена на ужин в Париже! Она думала, что этого никогда не случится. И в то же самое время Шина еще не верила в это до конца. Теперь, днем, она не понимала, как могла рассказать ему об Ирландии, о своем детстве. Она никогда никому не рассказывала о таких сокровенных вещах. Но он был так мягок, искренен, хотя от него она меньше всего этого ожидала.
Когда дети спали после обеда, дверь открылась и в детскую вошел виконт.
– Я только на минуточку, пока сестра надевает шляпу. Как дела, моя самая восхитительная маленькая Шина? – Он стремительно приблизился к ней, взял ее руки и поднес их к губам.
Шина покраснела и попыталась отнять свои руки.
– Вы околдовали меня, – сказал он. – Я все время о вас думаю. Я хочу увидеться с вами наедине.
– Это невозможно, – покачала головой Шина.
– Все возможно. Когда у вас выходной? – спросил он.
– В следующую среду.
– Я что-нибудь придумаю. Мы возьмем мою машину и поедем за город. Я знаю небольшую гостиницу, там мы можем поужинать и хорошо провести время, если вы будете добры ко мне. – В эти простые слова виконт вкладывал двойной смысл.
Шина высвободила свои руки и с достоинством произнесла:
– Вы оскорбляете меня своими намеками.
– Ну почему же вы сердитесь, ведь я же люблю вас! – вскричал Анри де Кормель. – О Шина, Шина! Как вы жестоки ко мне! Какая холодность! Какое безразличие! После нашего поцелуя я не мыслю без вас своей жизни.
– Я думаю, месье, что вам пора идти, – сказала Шина. – Мадам уже надела шляпу, и, если она застанет вас здесь, она очень рассердится.
– Но мне нужно встретиться с вами, – настаивал виконт почти с отчаянием в голосе, – встретиться, во что бы то ни стало.
– Не стоит так рисковать, месье, – предостерегла его Шина. – А теперь уходите, пожалуйста.
– Да, я уйду, – сказал он неохотно. – Но позвольте… – Он потянулся к ней, но она быстро отскочила за стол:
– Быстрее, быстрее, месье. Мадам будет очень недовольна.
– И еще говорят, что англичанки не умеют флиртовать! – воскликнул виконт, всплеснув руками в отчаянии. Но затем поспешил к двери, послал Шине воздушный поцелуй и исчез.
Шина снова села и с удивлением почувствовала, что испытывает облегчение оттого, что он ушел. Было что-то театральное в его манере говорить, жестах. Но, несмотря на это, она помнила, как он очаровал ее в Булонском лесу и потом, после ужина в детской.
«Наверное, я повзрослела», – сказала себе Шина. Теперь она с нетерпением ждала вечера. Как интересно увидеть вечерний Париж, поужинать в ресторане и поехать домой в автомобиле или такси при свете уличных фонарей! А на небе будет сиять луна. Так хочется это испытать, а также опять увидеться с этим человеком.
Еще так недавно она боялась и почти ненавидела Люсьена Мансфильда. Но вчера он был совсем другим. Возможно, днем он опять бы разочаровал ее. Сегодня вечером он, возможно, будет таким же, как при свете камина – близким и дружелюбным.
Время пролетело очень быстро.
– Вы сегодня счастливы, Лои? – спросила Мэди днем, когда Шина пошла с ними гулять.
– Почему ты так решила? – удивилась Шина.
– Вы улыбаетесь и что-то напеваете. – Мэди была проницательна и почти все замечала.
– Да, я счастлива! – призналась Шина. – Потому что я в Париже и вы так хорошо себя ведете сегодня.
Дети немного подумали над ее словами, и затем Педро спросил:
– Только поэтому, Лои?
– Конечно. Потому что вы не огорчаете меня.
– Мы любим вас, Лои, вы такая добрая, – простодушно сказала Мэди, – поэтому слушаемся. Мисс Робинсон не любила нас вообще.
– О, этого не может быть, – торопливо возразила Шина.
– Нет, правда, – настаивала Мэди. – Она обычно говорила: «Тише, от вас одни неприятности». Она даже могла отшлепать нас без причины.
– Ладно, забудьте о ней, – посоветовала Шина. – Теперь с вами я, и я никогда не буду вас шлепать, обещаю.
– Вы никогда не наказываете нас, – рассмеялся Педро.
– Не наказываете, – передразнила мальчика Шина. – Я, наверное, забыла.
– Мы вас очень любим, Лои, – сказала Мэди. – Вы не оставите нас, ведь правда?
– Нет, если это будет зависеть от меня, – улыбнулась Шина.
– Тогда не пускайте дядю Анри в детскую, – торжественно заявила Мэди. – Это очень раздражает маму.
Шина глубоко вздохнула. Как жаль, что эти бедные дети вовлечены в любовные интриги взрослых.
– Ты права, Мэди, – сказала она. – Мы не должны пускать дядю Анри в детскую. Вы будете видеться с ним внизу.
Теперь Шина смотрела на все другими глазами. Виконт был первым мужчиной, кто объяснился ей в любви. Сначала это было романтично, но теперь казалось противным, неискренним. Она почувствовала себя виноватой в том, что дала себя поцеловать в губы. Теперь это казалось наглостью с его стороны. Она не вкладывала в этот поцелуй прежний смысл. Не о таком поцелуе Шина мечтала. Как многие девушки, она ждала принца, который будет просить ее руки. Теперь она знала, что у Анри де Кормеля не было серьезных намерений по отношению к ней, все его поведение – такой же дешевый флирт, как с бедной глупой влюбленной мисс Робинсон. Его просто забавляет искушать молодых и неопытных девушек.
«Какая же я была дура», – подумала Шина, и ей стало стыдно за себя. Опять ее самолюбие было задето.
«Никогда, никогда больше!» – обещала она себе, и детские шаги по тротуару звучали в такт ее словам.
«Никогда, никогда больше!»
