Текст книги "Парижский поцелуй"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Нет. – В первый раз за время их знакомства Шина ощутила уверенность в себе. – Боюсь, что не поверю, но я-то уж точно не влюблюсь в вас. Я не буду такой глупой, как мисс Робинсон.

– Как вы можете быть в этом уверены? – усмехнулся виконт.

Шина опять почувствовала себя беззащитной и занервничала.

– Пора возвращаться, – резко сказала она. – Я пойду за детьми, и вы отвезете нас домой, иначе мы опоздаем к чаю.

Когда Шина побежала к Мэди и Педро, она услышала смех виконта – смех позабавившегося и удовлетворенного мужчины, но все же удовлетворенного не до конца. Он отозвался эхом в ушах Шины, иона почувствовала, что боится не столько его, сколько себя!

Глава 3

Утром Шину разбудила старшая горничная Жанна, пожилая, с властным характером; ее муж был лакеем. Она принесла Шине чай. Только она была удостоена чести выполнять эту обязанность. Жанна раздвинула шторы, открыла ставни величественным жестом и поставила поднос у изголовья Шининой кровати.

– Спасибо! Как это мило с вашей стороны, Жанна! – воскликнула Шина и, глядя на тонкий китайский фарфор на безупречно чистом подносе с ажурными краями, добавила: – Оказывается, французы пьют чай по утрам, а я думала, кофе.

– Так заведено в любом приличном французском доме, – сказала Жанна, шмыгая носом. – Хотя мадам Пелейо позволила его превосходительству нарушить наши национальные обычаи. Мы пьем чай из Южной Америки, – пренебрежительно добавила она.

Шина улыбнулась и налила себе чая в чашку:

– Но он так восхитительно смотрится!

– Я рада, что вам нравится, мадам, – ответила Жанна. – Лично я предпочитаю кофе. Что хорошего в чае? Окрашенная вода.

Шина рассмеялась. Максимализм Жанны явно не вязался с возрастом этой немолодой, дородной женщины, у которой уже начали расти усы над губами.

– Но я, как все англичане, люблю подкрашенную воду, особенно когда мне подают ее в постель. Дома я обычно подаю чай другим.

Однако Жанна не проявила никакого интереса к воспоминаниям Шины.

– А теперь, мадам, – сказала она с нетерпением, – расскажите, пожалуйста, мне о своих планах на сегодня.

– О моих планах? – удивилась Шина. – Но у меня еще нет никаких планов.

– Неужели вы забыли, что у вас сегодня выходной?

– Нет, мне никто не сказал, что он у меня будет.

– Конечно, будет, мадам. Все гувернантки непременно имеют один выходной день. Безусловно, мадам Пелейо позволит вам выбрать любой день недели для отдыха. Но мы должны согласовать это, потому что тогда с детьми должна буду оставаться я. А я могу только в среду.

– Хорошо, пускай будет среда, – улыбнулась Шина. – Будьте добры, скажите мне, с какого о времени я могу считать себя свободной?

– Как вы сочтете удобным для себя, хотя, например, мадемуазель Робинсон сама поднимала и одевала детей. Я обычно забирала их к одиннадцати часам.

– Меня это тоже устраивает, – сказала Шина. – Я должна выходить к обеду?

– Нет, нет, если вы хотите, вам принесут его в комнату. Но если вы намерены выйти, тогда скажите об этом мне, чтобы я предупредила повара. Как вы пожелаете, вам понятно? – Жанна вопросительно смотрела на Шину.

– Да. Спасибо. Жанна. Думаю… я хотела бы пообедать здесь, если это удобно, и пораньше, чтобы успеть пройтись по магазинам.

– Я предупрежу внизу, – сказала Жанна. – Я приду в детскую в одиннадцать часов, чтобы вынести детей на прогулку.

Старая служанка подошла к двери, но неожиданно вернулась.

– Простите, мадам! – воскликнула она. – Я забыла. Тут два письма для вас. Я положила их в карман передника, чтобы они не упали с подноса, когда я поднималась наверх. – Она подошла к кровати и протянула Шине два конверта.

Одно письмо было от дяди Патрика, и Шина в нетерпении распечатала его. Это была первая весточка от него после ее отъезда из Лондона. Внезапно Шина затосковала – не по высокому и грязному дому, темному и душному, с крутыми лестницами и канализационной вонью, а по дяде Патрику, его южному говору, по сиянию его глаз, по его широкой улыбке, от которой так радостно становилось на сердце. Шина держала письмо в руках, и строчки прыгали перед ее глазами. Как ей не хватало его! После смерти родителей они почти не расставались, самое большее, на несколько недель. Чувство одиночества не покидало ее с тех пор, как они попрощались на вокзале.

– До свидания, моя дорогая девочка, надеюсь, до скорого, – сказал он, но она удерживала его.

– О нет, дядя Патрик, я не хочу расставаться с тобой! – умоляла она.

На минуту он прижал ее к своей широкой груди и затем втолкнул в вагон:

– Это ненадолго, моя девочка, ненадолго.

Только когда поезд тронулся и Шина помахала ему из окна, до нее дошло, что Патрик не сказал на сколько. Как много вопросов ей хотелось ему задать, и она их задавала, но он всякий раз избегал ответа…

Шина пыталась разобрать неразборчивый почерк дядиного послания, написанного на дешевой бумаге.

«Как дела, моя красавица? Сегодня утром я получил твое письмо. Слава богу, ты добралась благополучно. Интереснее всего для меня был твой рассказ о жизни в посольстве. У нас холодно и сыро, к несчастью, я простудился на скачках. Было бы хорошо, если бы ты выслала мне немного денег. Конечно, по почте нельзя, но ты можешь переправить их через посольство на имя Джона Лоусона в Лондон.

Береги себя, моя дорогая, да хранит тебя Бог.

С любовью, дядя Патрик».

Шина прочитала письмо дважды и затем с чувством прижала его к лицу. Оно пахло табаком дяди Патрика. Она закрыла глаза и представила, как он сидит и пишет это письмо, морщит лоб, пытаясь сосредоточиться.

Но дела его шли плохо. Шина вздохнула, подумав об этом. Дядя никогда не заботился о своей одежде. Даже в сильные холода он не носил пальто, которого у него, впрочем, никогда и не было.

Если бы она могла быть рядом. Шина была в отчаянии от своей беспомощности. И в этот момент она вспомнила, что он нуждается в деньгах. По крайней мере, она может выслать ему денег, но сколько и как, она не знала. Что означает – через посольство? Она где-то слышала, что посольства других стран не подчиняются местным законам и ограничениям. В волнении Шина пожала плечами. Нужно выяснить. Но как? И тут она вспомнила о личном секретаре посла, милой девушке, с которой она ежедневно виделась. Вот у кого нужно спросить. И как можно скорее. Шина быстро вскочила с кровати, и на пол упало другое письмо. Шина совсем о нем забыла. Письмо было без обратного адреса. Она надорвала конверт, пальцем вытащила записку на тонкой бумаге, где было напечатано несколько слов:

«При первой возможности подойдите к книжному магазину на перекрестке улиц Сан-Франсуа и Риволи. Захватите свой паспорт. Там для вас будет пакет. Не говорите об этом никому».

Шина прочитала записку еще раз. Что это значит? Что за странные инструкции, что за пакет? Она не ждала никакой посылки. И почему такая таинственность?

Наконец она подумала о дяде Патрике. Может быть, это он выслал что-то через посольство. Как бы то ни было, у нее была возможность забрать это сегодня. Она уже запланировала пройтись по ювелирным магазинам на улице Риволи, которые она заметила, проезжая с детьми в такси. Пакет! Что дядя Патрик мог прислать ей? Затем она вспомнила о письме дяди Патрика. Если бы он не был так далеко, она смогла бы позвонить ему. Но это было нереально. У нее не хватит денег на международный звонок.

Шина разбудила и одела детей. Вместе они позавтракали в детской. После этого она провела занятия, и ровно в одиннадцать часов Жанна вошла в комнату.

– Мадам желает поговорить с вами. Я сообщила ей, что сегодня у вас выходной. Но она хотела бы вам кое-что сказать, пока вы не ушли.

– Да, конечно. – Шина встала. – Мне сейчас к ней идти?

– Да, – сказала Жанна. – Мадам уже позавтракала. Не стоит заставлять ее ждать. Она всегда не в духе по утрам. – Старая служанка считала, что может позволить себе обсуждать господ.

Ничего не ответив, Шина спустилась в покои мадам Пелейо, с окнами, выходящими в большой тихий сад. Она постучалась, и ей ответили: «Входите!»

Шина впервые оказалась в спальне мадам Пелейо. На мгновение она замерла в восхищении. Огромная кровать с окантовкой из резного серебра в форме ракушки возвышалась в глубине комнаты. Балдахин из розового шифона с летящими купидонами наверху свисал пышными складками подвязанный по краям кровати огромными серебряными бантами. На окнах были шторы из мягкой розовой тафты. Ковер, тоже розовый, с длинным ворсом, покрывавший весь пол, чудесно гармонировал с изящной испанской мебелью из орехового дерева с инкрустацией. Огромные горшки с цветами, такие же, как в гостиной, и тонкий запах дорогих духов, витавший повсюду, довершали картину.

Мадам Пелейо сидела в кровати. Ее темные волосы разметались по кружевным подушкам. На покрывале из розового атласа, обшитом белой норкой, лежали утренние газеты и большая стопка писем и приглашений.

Когда Шина вошла, мадам Пелейо отложила письмо, которое читала, и сняла очки. Она надевала их только при чтении. Без них, с распущенными волосами, супруга посла выглядела как девочка. Но с Шиной она заговорила резким тоном:

– Доброе утро, миссис Лоусон. Я хочу поговорить с вами.

– Доброе утро, мадам.

Шина подошла к кровати. Стул был рядом, но мадам Пелейо не предложила ей сесть.

– Насколько мне известно, миссис Лоусон, вчера вы катались с моим братом в машине.

– Да, мадам. Он обещал детям покатать их в своей новой машине. Мы ездили в Булонский лес.

– Мне доложили, что вы отсутствовали почти два часа.

– Примерно так, мадам.

– Теперь слушайте, миссис Лоусон, чтобы больше этого не было. Мой брат очень импульсивный и щедрый человек. Он любит развлекать детей, а еще больше тех, кому этого не положено. Хотя это делает ему честь, но вас за это не похвалят. Я ясно говорю?

Шину рассердил тон мадам Пелейо.

– Я не напрашивалась, – ответила она спокойно. – Я не думала, что в мои обязанности входит не разрешать детям кататься с дядей.

– Миссис Лоусон! Вы замужняя женщина и должны были предотвратить подобную ситуацию. Думаю, вы меня хорошо понимаете? Вы не должны допускать этого снова. Нужно ли мне объяснять дальше?

– Нет, мадам, я поняла.

– Теперь я могу говорить откровенно, – продолжала мадам Пелейо. – Я была разочарована, увидев вас. Я же ясно дала понять, что мне нужна гувернантка намного старше, не падкая на все парижские искушения. А вы кажетесь не только очень молодой, но и неопытной.

Шина была оскорблена:

– Внешность обманчива, мадам. Я не разочарую вас больше.

Она повернулась к выходу, и мадам Пелейо посмотрела на нее с удивлением – она не ожидала такого ответа.

В этот момент дверь открылась и вошел посол. Он был старше жены лет на тридцать. Низкого роста, малопривлекательный, но в нем чувствовалась сила характера и мощный интеллект.

– Доброе утро, Ивонна! – поздоровался он с женой. Я убегаю на заседание комитета. Я думал, вы уже встали. Доброе утро, миссис Лоусон.

– Доброе утро, ваше превосходительство! – ответила Шина и хотела выскользнуть из комнаты, но посол остановил ее:

– Минуточку, миссис Лоусон. – Повернувшись к жене, он продолжил: – Послушайте, Ивонна, у меня возникла одна мысль. Вчера вечером я подумал о том, что мы очень мало видим детей. Они уже стали старше и умеют себя прилично вести… благодаря стараниям миссис Лоусон. Я думаю, мы могли бы обедать с ними в семейном кругу. Без гостей, разумеется Люсьен и Анри, конечно, не в счет. Они тоже привязаны к детям и были бы рады пообщаться с ними. Что вы об этом думаете, моя дорогая?

– То же, что и вы, Карлос, – равнодушно ответила жена. – Правда, у нас часто бывают гости, и тогда дети должны оставаться в детской.

– Решено, – сказал посол. – В следующий раз вы приведете их на обед, миссис Лоусон.

– Но не сегодня, – заметила мадам Пелейо. – Сегодня у миссис Лоусон выходной.

– Тогда завтра, – уступил посол. – Мы будем ждать вас, миссис Лоусон.

– Спасибо.

Шина вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Она была вне себя от гнева. Как могли ее так унизить? Выходит, она пошла на поводу у виконта. И все же, если честно, разве ей не хотелось покататься на машине? Разве она не принимала его ухаживания? О боже, как сложно! Но в следующий раз она будет непреклонна. Она больше не попадется на эту удочку и будет вести себя как подобает.

«Молодая и неопытная…» – вспомнила Шина слова жены посла и вздрогнула, потому что это было так. Если они узнают, что ей только двадцать и она никогда не была гувернанткой до этого…

Как будто убегая от этих мыслей, Шина быстро спустилась вниз в маленький кабинет за библиотекой, где сидела личная секретарша посла. Она печатала, когда вошла Шина, и ее пальцы быстро мелькали в воздухе. Дойдя до конца строки, она остановилась, подняла голову и улыбнулась:

– Доброе утро, миссис Лоусон!

– Доброе утро, мадемуазель. Я пришла к вам за помощью.

– Да, конечно, что я могу сделать для вас?

– Я хочу спросить вас о своем жалованье.

– Как ни странно, я как раз собирался поговорить с вами об этом сегодня утром, – услышала Шина позади себя низкий голос. Она повернулась и увидела полковника Мансфильда в дверном проеме. – Простите мне мою оплошность, – продолжал он, так как Шина молчала. – Зайдите ко мне на минутку, и мы проясним все вопросы.

Шина хотела было отказаться. Но она не нашлась что ответить. Любой ответ был бы грубым или смешным; к тому же секретарша, думая, что ее помощь больше не нужна, опять начала печатать на своей машинке. Чувствуя себя провинившейся ученицей, входящей в кабинет директора, Шина последовала за полковником Мансфильдом. Она никогда не была в его кабинете. Он оказался скромным, почти пустым, в отличие от роскоши остальной части посольства. Стены, облицованные панелями. Несколько хороших картин. Бросались в глаза большой письменный стол посреди комнаты и удобное кресло перед камином. Все остальное не представляло никакого интереса. Полковник Мансфильд указал на стул:

– Не соизволите ли присесть, миссис Лоусон?

Шина повиновалась.

– Простите, что не обсудил с вами этот вопрос прежде. Я с самого начала хотел предложить вам понедельную выплату, хотя по договору вы должны получать деньги в конце месяца. Полагаю, что вам так будет удобнее в плане наличных денег, поскольку вы находитесь за границей. К сожалению, это вылетело у меня из головы. Вы простите меня? – Он улыбнулся, и Шина улыбнулась ему в ответ:

– Да, конечно.

– Я только утром услышал, что у вас сегодня выходной, – продолжал Люсьен Мансфильд. – И к тому же меня задержали телефонные звонки. А теперь, если позволите, перейдем к делу. Поскольку вы работаете больше недели, я предлагаю оплатить вам две недели сразу. Что вы на это скажете?

– Спасибо, – сказала Шина.

Полковник открыл стол и вынул пачку денег. Он отсчитал несколько купюр и положил их перед Шиной:

– Здесь четырнадцать тысяч франков. Позвольте получить с вас расписку?

– Четырнадцать тысяч франков! – удивилась Шина.

– Да, ваше жалованье семь тысяч в неделю, если вы помните.

– Да… да, конечно, – кивнула Шина.

– Во франках эта сумма кажется большой, – улыбнулся полковник Мансфильд. – На самом деле это чуть больше семи фунтов в неделю.

Она не ожидала получить так много и сразу же, подумав о дяде Патрике, спросила:

– Скажите, пожалуйста, я могу отослать часть денег в Англию? Можно… сделать это через посольство?

– Вы знаете, что можно отправить деньги через посольство? – улыбнулся Люсьен Мансфильд. – И затем сказал: – Но если вы хотите положить деньги в банк, я могу переводить туда эту сумму через наше посольство в Лондоне.

– Нет, я не хочу в банк. Я хочу отослать их одному своему знакомому. – И тут она поняла свою ошибку. Ведь она говорила, что у нее нет знакомых. И затем, поколебавшись немного, поскольку она не привыкла лгать, добавила: – То есть… не моему… а моего мужа. У него плохо идут дела, и ему нужны деньги. Я подумала… если бы я могла отослать ему немного…

– Ну конечно, – сказал Люсьен Мансфильд. – Это ваши деньги. Вы можете ими распорядиться, как считаете нужным. Кому и сколько вы хотите послать? Посольство в Лондоне сделает все необходимое.

– Они могли бы оставить их в конверте до востребования? – спросила Шина.

– Я так и думал. Но зачем так усложнять, если можно переправить прямо по адресу.

– Нет, лучше до востребования, – настаивала Шина.

В отчаянии она спрашивала себя, почему у дяди Патрика все так сложно. Она взглянула на полковника Мансфильда и поняла, что он считает это странным. Ей нечего было сказать.

– Имя джентльмена? – спросил Люсьен Мансфильд.

– Мистер Джон Лоусон.

– Это брат вашего мужа?

– Нет-нет! Дальний родственник.

– И сколько вы хотите послать?

– Всю сумму, – нетерпеливо произнесла Шина. И затем, видя удивленный взгляд полковника Мансфильда и осознав, что у нее лишь несколько франков в кошельке, передумала. – Пожалуй, я оставлю тысячу франков, но прошу вас, отошлите остальные деньги.

– Вы уверены, что поступаете разумно? В Париже существует так много всего, что вы, возможно, захотите купить.

– О нет! Все правильно. Я ни в чем не нуждаюсь. У меня все есть.

– Правда? Тогда вы не похожи на большинство женщин, попавших в Париж впервые.

Полковник взглянул на ее скромную белую блузку, твидовый пиджак, сшитый не по размеру, и Шина поняла, что ненавидит этого человека не только за то, что он внушает ей страх, но и за то, что он заставляет ее почувствовать свою наивность и неопытность.

– Это мои деньги, – сердито сказала она. – И я знаю, как ими распорядиться.

Мансфильд поднял брови, удивленный ее вспыльчивостью, и спокойно произнес:

– Да, конечно! Как вы говорите, это – ваши деньги, хотя вы получили намного больше, чем ожидали. – Он подождал минуту и, поскольку она ничего не ответила, добавил: – Разве вы не читали мое письмо, где оговаривались сроки и сумма оплаты?

«Это ловушка, – испуганно подумала Шина, – надо быть осторожнее, чтобы не попасть в нее».

– Я очень забывчива на этот счет, – ответила она, поднимаясь со стула.

Говоря это, она не смотрела на полковника, и все же ей было неловко, потому что она чувствовала на себе его взгляд. Держа тысячефранковую купюру в руке, она двинулась к двери. Но он преградил ей путь:

– Надеюсь, вы используете ваш первый выходной с толком. Не теряйтесь и развлекайтесь.

Он улыбался, но Шина сохраняла серьезность.

– Надеюсь, у меня хватит ума не делать этого, – отчеканила она.

Она поспешила вверх по лестнице, чувствуя себя неуютно от того, что он провожает ее взглядом. В своей спальне она сунула деньги в сумочку, надела шляпу и пальто и быстро вошла в детскую. Жанна только что одела детей для прогулки.

– Я передумала, – сказала ей Шина. – Не будете ли вы так любезны передать, что я сегодня не буду обедать в посольстве?

– Да, конечно, – ответила Жанна. – Но если вы хотите пообедать в городе, не шикуйте. Здесь много маленьких кафе, где можно хорошо поесть и выпить вина всего за триста франков.

– Я не буду шиковать, – пообещала Шина.

Она не стала объяснять Жанне, что не собирается обедать. Ей достаточно было завтрака, чтобы не проголодаться до ужина. После разговора с полковником Мансфильдом ей не терпелось вырваться из посольства. Она задыхалась. Так трудно было лгать.

Шина вышла из дома и почувствовала, что спасена. Светило солнце, воздух был наполнен ароматом мимозы. Свет слепил ей глаза, когда она шла по тихой улочке. И вот она оказалась в шумной сутолоке на площади Согласия. Крошечные радуги переливались в струях фонтанов среди мраморных фигур. Затем, идя наугад, она прошла сад Тюильри и остановилась на берегу Сены. Река была прекрасна, как и описал ее Анри де Кормель, ведь они таки не увидели ее вчера, потому что поехали из Булонского леса прямо домой.

Река казалась синей, отражая небо. Проходящие баржи покрывали воду серебряной рябью. Мерцающие отражения зданий колыхались в воде. Облокотившись на парапет, Шина сама превратилась в часть этого пейзажа. Только спустя некоторое время она осознала, что очень тихо напевает песню, хотя и ирландскую, но очень созвучную с очарованием Сены.

Постояв, Шина вновь зашагала вперед и тут перед ее взглядом открылось, как чудо, величественное серое сооружение – собор Парижской Богоматери. Затем пошли мосты, дома и церкви, шпили которых упирались в небо, лавки букинистов на берегу реки, старики с удочками, хотя, очевидно, клева здесь никогда не было. Шина еще не видела такого захватывающего и волнующего зрелища, как Париж весной. И она открывала для себя этот чудесный, этот восхитительный город.

Наконец Шина спохватилась, что не побывала ни в одном магазине. Медленно она повернула назад. Не раз у нее возникало желание посидеть в кафе, заказав кофе с булочкой. Но она постеснялась: за столиками сидели парочки – мужчины и женщины.

И так она бродила, останавливаясь то тут то там, посидела на лавочке. И наконец решительно направилась на улицу Сан-Франсуа, чтобы узнать, какую посылку ей прислал дядя Патрик. Подробно расспросив полицейского, она нашла эту узкую улицу с высокими домами и магазинами.

Книжный магазин, который она искала, спрятался за двумя домами с закрытыми ставнями, по-видимому нежилыми. Магазин оказался очень маленьким. Когда Шина вошла, там был только один покупатель. Она дождалась, когда он уйдет, и подошла к прилавку, за которым пожилой седовласый мужчина в пенсне разбирал книги.

Он вопросительно посмотрел на нее:

– Да, мадемуазель?

– Я пришла за пакетом, – сказала Шина. – Я миссис Лоусон, вот мой паспорт.

Она достала паспорт из сумочки и протянула старику. Он взял его в руки, медленно раскрыл, сначала прочитал имя, а потом стал рассматривать фотографию. В течение нескольких секунд он смотрел сначала на Шину, потом на фотографию. Затем молча вернул паспорт и вышел. Шина ждала. Ей казалось, что он долго ищет пакет. Она полистала журналы на прилавке. Иллюстрации были неприличными, и, прочитав подпись под одним из рисунков, Шина покраснела и быстро закрыла журнал.

Мужчина все не возвращался. Может быть, он забыл о ее существовании? В магазин вошла новая покупательница. Под мышкой у нее был зажат длинный французский батон, несколько сумок она держала в руках. Она вздохнула и села на свои тюки.

Шина подумала, что, возможно, стоит постучать старику в дверь. Пока она колебалась, тот вернулся, но с пустыми руками. Ее первой мыслью было, что он затерял или не получил пакет.

– Вас просят к телефону, – бесстрастно произнес он.

Шина уставилась на него, думая, что ослышалась или неправильно поняла его слова, но он указал на дверь, откуда вышел:

– Туда, туда. Быстрей!

От удивления Шина не стала спорить и вошла в комнату за прилавком. Она была маленькая, довольно темная, с ящиками и стопками книг. На полу валялись рваная бумага и частично распакованные пакеты. В углу на стене висел телефон старого образца, а под ним на грязном столике лежала трубка. Шина подошла и, после того как дверь закрылась, взяла ее:

– Алло!

– Шина О’Донован? – спросил низкий мужской голос по-английски, но с иностранным акцентом.

– Да, с кем я говорю?

– Не важно. Вы получили письмо сегодня утром? Оно не было вскрыто?

– Вскрыто?

– Да, отвечайте.

– Нет, не думаю. Кто вы?

– Послушайте, Шина, не задавайте лишних вопросов!

– Разве я не могу спросить, с кем говорю. Откуда вы знаете мою фамилию?

– Надо ли мне объяснить вам, что я друг вашего дяди?

– Друг дяди Патрика! У вас новости от него? Я получила сегодня его письмо. Он болен? Вы его видели?

– Одни вопросы. Вы не даете мне вставить ни слова. Послушайте, я друг вашего дяди, который выхлопотал для вас эту работу в Париже. Ясно?

– Да, да, кажется, понимаю.

– Тогда скажите мне, как идут ваши дела в посольстве?

– По-моему, хорошо.

– Они доверяют вам?

– Думаю, да.

– Они о чем-нибудь подозревают?

– Подозревают? – переспросила Шина.

– Ну же, не старайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле. О том, кто вы и зачем вы там находитесь?

– Простите, я не понимаю, что вы имеете в виду? Если вы отвечаете за мою работу, то, может быть, вы объясните мне, почему…

– Я просил вас не задавать вопросов. А теперь слушайте меня внимательно. Вы должны внимательно прислушиваться ко всему, что говорится в посольстве. Возможно, вы сможете что-нибудь узнать о заключаемых контрактах, особенно если они имеют отношение к Марипозе. Вы должны разузнать как можно больше о деятельности посольства, понятно? Будьте осторожны, когда будете задавать вопросы. Если у вас появится какая-нибудь информация, не важно, будет ли это что-нибудь незначительное или, наоборот, очень серьезное, вы должны прийти сюда, как сегодня, и спросить пакет.

– Но что все это значит? – не могла понять Шина. – Что я должна сделать?

– Делайте то, что вам говорят.

– Но это нереально. Как я смогу узнать о контрактах?

– Постарайтесь. У вас хорошие отношения с полковником Мансфильдом. Он может рассказать многое, если захочет.

– Я не могу говорить с ним о подобных вещах.

– Сможете, если постараетесь.

– Но почему я? – спросила Шина.

– На этот вопрос я готов ответить. Вы любите дядю?

– Конечно!

– Если бы с ним что-нибудь случилось, вы бы огорчились?

– Да, я бы очень расстроилась! – воскликнула Шина. – К чему вы клоните? Что вы хотите сказать?

– Я пытаюсь сказать вам, что это очень важно для вашего дяди – для его здоровья и материального благополучия. И вы должны делать то, что вам говорят.

– Ну конечно, вы не ожидаете…

– Это приказ. Все.

– Но послушайте… я должна…

Но он положил трубку.

Шина постояла, уставившись на телефон, и затем очень медленно села на ящик. Что означает этот странный разговор не столько для нее, сколько для дяди Патрика? Но она уже знала ответ и в ужасе шептала: «Нет! Нет! Нет!»