Текст книги "Парижский поцелуй"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Боюсь, вы застали меня врасплох, – холодно сказала она. – Я только что начала приводить в порядок свои волосы, когда услышала крик детей.

– Боже, как я испугалась! – Невозможно было не заметить насмешливые искорки в его глазах, а улыбка, казалось, никогда не покидала его лица. – Но я совершенно не опасен, миссис. Могу ли я остаться на чай?

– О, дядя Анри, останьтесь на чай, останьтесь! – закричали дети.

– Видите, они просят за меня.

– Поступайте как знаете, – сказала Шина. – Я не уверена, что могу позволить себе тоже приглашать вас, поскольку вижу вас впервые.

С этими словами она повернулась и пошла прочь из комнаты, стараясь по возможности сохранять достоинство, только в своей спальне Шина позволила себе тихонько рассмеяться.

Безусловно, с дядей Анри будет трудно. Ничего удивительного, что у той гувернантки были из-за него проблемы. «Я должна быть очень осмотрительной», – сказала себе Шина и затем поняла, что, даже говоря это, она совсем не чувствует себя осмотрительной. С того момента, как она вышла из поезда, жажда приключений овладела ею.

Это был совершенно новый для нее мир – не только сам Париж, с его парками, дворцами, непривычными людьми, но и роскошь посольства. Картины, шторы, ковры – все было так не похоже на ее бедную жизнь с Патриком О’Донованом, с вечным беспокойством о завтрашнем дне. И почему бы ей не принять это. Общаться только с дядей Патриком из месяца в месяц. А сейчас в течение часа она познакомилась с тремя людьми, заинтересовавшими ее. Полковник Мансфильд – серьезный и довольно осторожный. Мадам Пелейо, женщина редкой красоты, как будто сошедшая со страниц дорогого журнала. И теперь Анри де Кормель – очаровательный весельчак. Сердце подсказывало Шине, что она должна завоевывать этот мир шаг за шагом.

Она подошла к окну и посмотрела в сад. Солнце село, и бледно-голубые сумерки опускались на землю. Было что-то волшебное в этих тенях под цветущими кустами внизу и в темном бархате неба. Неужели все это действительно с ней случилось? Внезапно Шина поняла, что все происшедшее с ней – лишь прелюдия к приключению, такому волнующему и захватывающему, что она затаила дыхание от волнения. Через закрытую дверь она услышала смех детей и поспешила к туалетному столику. Быстро, боясь отказаться от решения выглядеть серьезно и респектабельно, она заколола обратно волосы, стараясь пригладить непослушные завитки на висках. И затем, даже не взглянув на себя в зеркало, прошла через комнату и открыла дверь в детскую.

Глава 2

– Можно войти?

Дверь детской открылась, и Шина, подняв глаза от белого носочка, который она штопала, увидела полковника Мансфильда, стоящего в дверном проеме.

– Конечно, – ответила она с опаской. Проницательный взгляд его серых глаз всегда пугал ее.

В полковнике чувствовалась сильная и неординарная личность, которую нельзя было обойти вниманием. Даже в присутствии красавицы мадам Пелейо, ее брата и самого посла он все равно был заметен. В первые два дня после приезда Шина почти его не видела, и, возможно, к счастью, потому что она находилась в чрезвычайном смятении. Так много нужно было узнать, впитать в себя, так много нового, абсолютно неизвестного, что она все время боялась ошибиться и обнаружить незнание не только своей работы, но и той жизни, в которую окунулась.

Но сейчас, когда полковник Мансфильд вошел в комнату, Шина смогла взять себя в руки. По крайней мере, в ней было больше уверенности, чем в первый день ее приезда.

Люсьен Мансфильд непринужденно подошел к камину и, встав спиной к огню, оглядел роскошную детскую.

– Дети отдыхают, – сказал он. Это было не вопросом, а утверждением.

– Да, я укладываю их на час после обеда.

– Я слышал о вашем нововведении. Хорошая мысль.

Шина быстро взглянула на него. Похоже, полковник Мансфильд был в курсе всего, что происходит в посольстве. Ничего не отвечая, она продолжала штопать носок Мэди.

– Надеюсь, вас все устраивает, мадам Лоусон, – продолжал Мансфильд. – Вопреки моим ожиданиям, от вас не поступило ни жалоб, ни вопросов.

– Простите, если разочаровала вас, – улыбнулась Шина. – Но мне не на что жаловаться. Здесь все так замечательно.

– Вы не похожи на ваших предшественниц, – сухо пояснил Мансфильд. – У меня к вам дело, скорее, два дела. Во-первых, могу я попросить ваш паспорт? Нужно закончить с некоторыми формальностями.

– Да, конечно, – ответила Шина.

Она поднялась и быстро прошла через детскую в свою спальню. Паспорт лежал на туалетном столике. Она взяла его и быстро взглянула на себя в зеркало. Бледная, с аккуратно зачесанными назад волосами, она выглядела скромно и неброско – неприметная девушка, которую любой возьмет в гувернантки.

Она вернулась в детскую. Полковник Мансфильд стоял там же и, казалось, хмурился. Шина протянула ему паспорт, и он улыбнулся. И сразу же стал выглядеть очень молодо, почти как юноша, и она впервые заметила, насколько он красив. Его квадратная челюсть свидетельствовала о целеустремленности, а тонкая линия губ – об упрямом, решительном характере. Его улыбка была настолько заразительной, что Шина не могла не улыбнуться в ответ.

– Спасибо, – сказал он. – А теперь у меня к вам несколько вопросов. – Мансфильд достал из кармана бумагу и сел за детский столик. Затем открыл паспорт и тщательно изучил его.

В комнате воцарилось молчание, и, несмотря на свое решение сохранять спокойствие, Шина почувствовала, как ее пальцы задрожали.

– У вас, вероятно, была очень счастливая и спокойная жизнь, – заметил Люсьен Мансфильд, нарушив эту зловещую тишину.

– Почему… почему вы так решили? – удивилась Шина.

– Потому что вы очень молодо выглядите. Почти невозможно поверить, что вам столько лет, сколько указано в паспорте. Но паспорт не может лгать.

– Нет, конечно нет, – быстро сказала Шина. И затем, почувствовав, что от нее ждут пояснений, добавила: – У нас в роду все выглядят молодо. – Она вспомнила о дяде Патрике. Он действительно выглядел намного моложе своих лет.

– Да, что касается вашей семьи, я как раз собирался об этом спросить. Как я понимаю, ваша девичья фамилия Ашбертон?

Минуту Шина не могла ничего ответить. Ей было забавно слышать фамилию, которую ей строго-настрого запретили произносить.

– Я дал тебе свою фамилию, Меворнин, – ос зал ей дядя Патрик, – когда взял тебя к себе, это также фамилия твоей матери. И я попросил бы не произносить имя дьявола, отнявшего у меня мою единственную сестру. Лишь один хороший поступок этот англичанин совершил в своей жизни – произвел на свет такого чудного ребенка, как ты, моя дорогая девочка.

– Почему вы считаете его таким плохим, дядя Патрик? За что вы ненавидели его?

– Он был англичанин, дитя мое, а я их всех ненавижу, будь они прокляты!

– Но мама, наверное, любила его! – В памяти Шины всплыло воспоминание о том, как она произносит эти слова. Тогда ей было девять лет, и она уже понимала, что происходит вокруг, и пыталась вспомнить, какими были ее отец и мать. Она смутно помнила их голоса, руки, смех. Ей было только пять, когда они утонули в море. Ни один здравомыслящий рыбак не отважился бы, как они, отправиться кататься во время бури в заливе на маленькой, совершенно непригодной для этого лодке (о чем все их предупреждали), но и дядя Патрик, и все, кто их знал, говорили Шине, что это было очень похоже на них. Молодые, смелые, опрометчивые, они рисковали жизнью, потому что любили риск…

– Да, моя девичья фамилия Ашбертон, – с удовольствием произнесла Шина. Прекрасная фамилия и все же так не любимая дядей Патриком.

– Когда-то я очень хорошо знал одних Ашбертонов, – заметил полковник Мансфильд. – Главу семьи, конечно, лорда Эйвена. Вы ему, случайно, не доводитесь родней?

– Насколько мне известно, нет, – ответила Шина. – Боюсь, я не имею к нему отношения, я сирота, мои отец и мать утонули, когда я была совсем маленькой.

– Печальная история, – почти искренне посочувствовал Люсьен Мансфильд. – Я еще хочу вас спросить, – продолжал он, – кто ваш самый близкий родственник?

– У меня… у меня есть дядя, – ответила Шина после небольшой паузы. – Вам необходимо знать его имя?

– Боюсь, что да, на всякий случай, вдруг вы упадете с лестницы. Или попадете под машину, – настаивал полковник Мансфильд, его губы немного изогнулись.

– Ну, тогда действительно мне следует сообщить вам имя и адрес моего дяди. Правда, мы с ним очень редко виделись за прошедшие годы. – Шина почувствовала, как запылали ее щеки от этой лжи, но она следовала советам дяди Патрика.

– Не упоминай моего имени в Париже, – предупредил он ее. – Помни: я ирландец, истинный ирландец, благодарение богу. Будем надеяться, что никто этого не заподозрит, когда ты приступишь к работе.

– Заподозрят что? – спросила Шина. – О, дядя Патрик, объясни же, что все это значит. Почему я все должна буду скрывать? Скажи мне, чего ты опасаешься и зачем мы должны устраивать весь этот спектакль, когда мне было бы намного лучше остаться с тобой. Ведь в глубине души ты не хочешь, чтобы я уезжала, – взывала к нему Шина, но тщетно. Патрик О’Донован никогда не отвечал на прямо поставленный вопрос.

– Конечно, моя дорогая, – уговаривал он, – мне будет все время тебя не хватать, но чему быть, того не миновать. Держи свой язычок за зубами и не раскрывай свои карты.

– У меня нет никаких карт, – беспомощно сказала ему тогда Шина.

И сейчас она почувствовала, что хочет сказать то же самое этому молодому человеку с серьезным лицом, задающему ей вопросы, на которые почти невозможно было ответить. Если бы она могла сказать ему правду. Если бы только она могла сказать: «Я не гувернантка и никогда не была ею на самом деле. Я оказалась здесь по ложной рекомендации, и теперь, когда я увидела Париж, вам стоит лучше отправить меня назад».

И все же, несмотря на эти несерьезные мысли, приходящие ей в голову. Шина ни в коем случае не хотела отступать. Она увидела Париж, но этого слишком мало. Этот город уже успел околдовать ее. Она хотела большего. И она проговорила слишком быстро, чтобы можно было успеть записать.

– Моего дядю зовут Патрик О’Донован; его адрес: Фулхэм-роуд, 339, Лондон.

– Но на этот адрес мы писали вам? – удивился полковник Мансфильд.

– Да, дядя там не проживает. Письмо было бы переправлено, – на ходу сориентировалась Шина, поняв свою ошибку.

– В настоящее время ваш дядя живет в Англии или в Ирландии?

– Не имею ни малейшего представления, я не видела его несколько лет. – Шина чувствовала, что румянец на ее щеках разгорелся еще ярче, и склонила голову над дыркой, которую штопала.

Полковник Мансфильд что-то записал и затем спросил:

– Когда умер ваш муж?

– Два года назад или три, – ответила Шина, отчаянно пытаясь вспомнить, что говорил ей дядя Патрик по этому поводу.

– Простите, что беспокою вас этими вопросами, – продолжал полковник. – Но уверяю вас, они необходимы. Вы не будете возражать, если я спрошу вас, отчего он умер?

– Он… он погиб в автомобильной катастрофе.

– И чем он занимался?

Шина готова была закричать, так как вопросы следовали один за другим. Почему она не подумала об этом раньше? Почему дядя Патрик не предупредил ее, что потребуются такие подробности? Чем занимался ее муж? Что она могла на это ответить? Вопрос казался нелепым, но затем она поняла, на чем ее хотят поймать. Если у него была приличная должность, то его вдова должна получать пенсию. А если он жил на собственный капитал, то ей достались бы по наследству его деньги.

– У него не было работы, когда он погиб, – тихо сказала она. – Он как раз… искал ее.

– Ясно. А дети?

– У нас не было детей.

Резкость ее ответа явно удивила полковника Мансфильда. Шина наклонила голову еще ниже. Руки ее дрожали. К ее великому облегчению, он закрыл паспорт и положил его в карман вместе со своими записями:

– Думаю, это все, мадам Лоусон. Не сочтите за дерзость, но мне очень жаль, что вы вынуждены сами зарабатывать себе на жизнь.

Допрос закончился, и Шина могла говорить свободно.

– Но почему? Ведь многие девушки так живут?

– Да, наверное, многие, – согласился Люсьен Мансфильд. – Но для замужней женщины это трудно. Когда вы выходили замуж, вы, должно быть, думали о своем доме и, возможно, о собственных детях, а не о том, чтобы тратить свою жизнь, присматривая за чужими.

– Ну, в общем… да, конечно.

– Могу вас порадовать, – улыбнулся Люсьен Мансфильд, – мадам Пелейо сказала мне вчера вечером, что дети привязались к вам и вы, кажется, прижились здесь.

– Они – чудные дети, – ответила Шина. – И вопреки вашему мнению, совсем не избалованные.

– Всегда нужно думать о худшем, чтобы получить лучшее, – заметил он. – Не в этом ли заключается великая мудрость?

Шина восприняла эту мысль серьезно.

– Нет, я так не думаю, – задумчиво сказала она. – Я не люблю думать о плохом и всегда верю в лучшее, пока удача не отворачивается от меня.

– У вас, наверное, было много разочарований?

– Да нет. Париж, например, меня совсем не разочаровал.

– Но вы еще ничего здесь не видели! – воскликнул полковник. – Возможно, однажды… – Он внезапно замолчал, и Шине стало интересно, что он хотел сказать. Затем он встал и посмотрел на нее сверху.

– Когда я впервые увидел вас, меня заинтересовало, – задумчиво произнес он, – почему вы не похожи на англичанку. Теперь я знаю. Потому что у вас глаза ирландки.

– Голубые, потертые грязным пальцем, – рассмеялась Шина. – Так всегда говорил дядя Патрик.

Эти слова сорвались с языка прежде, чем Шина успела подумать. «Почему я должна все время лгать? – спрашивала она себя в отчаянии. – Ведь сколько веревочке ни виться, конец всегда будет».

– Описание вашего дяди очень предвзято, – сухо заметил Люсьен Мансфильд.

Шина поняла, что опять начался допрос, поскольку она совершила ошибку, процитировав дядю, которого, по ее словам, так редко видела.

– Вы хорошо знаете Ирландию? – последовал вопрос.

– Я жила там в детстве, до того, как утонули мои родители, – ответила Шина. Во всяком случае, это было почти правдой.

– И кто же воспитывал вас после их смерти?

Шина глубоко вздохнула и затем поднесла палец к губам:

– Тише! Кажется, дети проснулись. – Из соседней комнаты не доносилось ни звука, но она поспешно вскочила на ноги. – По-моему, Мэди зовет меня, – пролепетала она и, не дожидаясь ответа полковника Мансфильда, выбежала из комнаты.

Дети лежали в своих кроватях, Мэди рассматривала книгу с картинками, а Педро еще спал.

– Пора вставать? – спросила Мэди.

– Нет еще, – ответила Шина.

Она прошла по комнате, сделала вид, будто вынимает что-то из комода, затем задернула поплотнее шторы, чтобы не проникал солнечный свет, минуту или две перебирала какую-то одежду, а затем вернулась в детскую. К счастью, комната была пуста. Полковник Мансфильд ушел. Шина села на свой стул у камина и приложила ладони к горящим щекам Как все тяжело и сложно! И зачем только ее втянули в эту безумную авантюру? Но у нее не было выбора. Когда Патрик О’Донован на что-то решался, от этого невозможно было уклониться. Он не желал ничего слушать. Она должна была ехать в Париж. Что связывало его с этими людьми? Почему он так слушался их? Шина не имела понятия. Но она знала, что рассорится с дядей навсегда, если откажется. Она внезапно затосковала по спокойной жизни в Ирландии. Патрик всегда был то, что называется перекати-поле. Он появился в их доме после смерти родителей. Шина жила там тогда со старой Мари. Он бывал наездами и никогда не говорил, откуда приехал. О его местонахождении можно было судить только по красочным открыткам, которые он иногда присылал. Когда Шина стала старше и начала задавать вопросы, он говорил ей, что участвует в скачках.

– Несомненно, моя дорогая, вряд ли ты когда-нибудь встречала ирландца, отказавшегося бы от скачек на лошадях, – бывало, говаривал он.

Шина верила ему, пока не повзрослела.

Когда ей исполнилось четырнадцать лет, они начали путешествовать вместе. От этого времени у нее остались воспоминания о темных и унылых комнатах в больших городах. Со временем она хорошо узнала Дублин. Белфаст Корк. Она ездила с дядей Патриком на скачки, соревнования по боксу, футбольные матчи, одним словом, повсюду, где собирались толпы народа. За несколько лет она приобрела много знакомых, но ни одного друга. Они никогда нигде не задерживались настолько, чтобы начавшиеся отношения могли перерасти в дружбу.

Но были периоды настоящего счастья, отдыха, когда у дяди Патрика наступал отпуск и они возвращались в маленький домик на утесах, омываемых морскими волнами.

Какая это была радость для нее! Везде, где бы она ни была, ей хотелось ощутить морские брызги на лице, увидеть изумрудно-зеленую траву на холмах. Патрик был прав, когда говорил, что он заменил ей отца и мать, всех родственников, иными словами, семью. Он вырастил ее. Он любил ее как своего собственного ребенка. Что стало бы с ней, если бы не он? Шина пугалась при мысли, что могла оказаться в приюте, если бы дядя не взял ее к себе.

– Некому больше было, – часто повторял Патрик. – Семья твоего отца, конечно, знала о его гибели. Я написал им, но ответа не последовало. Они не любили твою мать, считали ее недостойной рода Ашбертонов. Хотя мы, О’Донованы, прямые потомки ирландских королей. Наши предки были королями, моя дорогая, когда эти английские выскочки были никем. И стоит ли нам беспокоиться? Ты – ирландка до мозга костей. В тебе кровь О’Донованов, помни это.

И Шина помнила. Но она не могла заставить себя ненавидеть англичан, как дядя Патрик. Ее отец был англичанином. Возможно, он был плохим, но он был ее отцом, что бы ни говорил дядя Патрик.

Вопросы полковника Мансфильда впервые пробудили ее любопытство. Имела ли она какое-либо отношение к лорду Эйвену? Шину тревожило, что она так мало знала об отце. И почему она не удосужилась узнать ничего о нем раньше? Она поражалась самой себе. Но потом вспомнила, что из Патрика О’Донована об этом нельзя было и слова вытянуть.

Разговоры об отце приводили дядю в ярость. И Шина еще совсем маленькой научилась избегать этих вопросов, чтобы не расстраивать его. «Когда я опять увижусь с ним, я докопаюсь до истины», – подумала Шина и удивленно улыбнулась. Неужели она осмелится на это?

Каминные часы пробили час, и она поднялась. Она не успела заштопать носок Мэди, потратив время, отвечая на вопросы полковника Мансфильда и на свои мысли, которые только растревожили ее.

Когда она укладывала носок в свою рабочую корзинку, дверь открылась и на пороге появился виконт де Кормель.

– Здравствуйте, мадам. Я пришел за детьми, – улыбнулся он. – У меня новая машина, и я обещал неделю назад прокатить их на ней.

– Я сейчас соберу их. – Шина направилась было в спальню.

Молодой виконт быстро преградил ей путь:

– Не стоит торопиться.

– Но им пора вставать, – возразила Шина.

– Пускай подождут, – сказал он. – А то еще переволнуются, узнав, что мы за ними пришли.

Шина подняла брови:

– Мы? Я не думала, что поеду с вами.

– Разве бы я тогда за ними зашел? – спросил де Кормель. Он смерил ее оценивающим взглядом.

– Думаю, нам было бы намного лучше прогуляться пешком, – попыталась возразить Шина.

Анри де Кормель рассмеялся и схватил ее за руки прежде, чем она смогла их отдернуть.

– О Шина, Шина! – воскликнул он. – Знаете ли вы, что сегодня впервые я услышал ваше имя. Какое чудесное имя для чудной девушки! Шина! Я никогда не встречал девушки с таким именем.

– Меня зовут миссис Лоусон, месье, – сказала Шина как можно серьезнее. Но было трудно оставаться серьезной рядом с таким привлекательным молодым человеком, который к тому же держал ее руки в своих ладонях, слегка раскачивая их.

Виконт был невысокого роста, но прекрасно сложен, гибок и грациозен, как молодой олень. Шина внезапно представила ветвистые рога в его вьющихся волосах.

– Мы поедем в Булонский лес, – весело произнес он. – Я хочу показать вам лес. Деревья уже зазеленели, а под ними, обнявшись, гуляют влюбленные, которые ничего не замечают вокруг. Мы поедем вдоль Сены, и я хочу посмотреть на выражение вашего лица, когда вы увидите реку, посеребренную солнцем, баржи, плывущие по ней, здания, отражающиеся в воде, и птиц, подлетающих к берегу напиться.

– Я… я пойду соберусь. – Шина попыталась освободить свои руки.

Но он не пускал ее:

– Вы так молоды. Вот уже два дня я наблюдаю за вами. Вы похожи на спящую красавицу, пробудившуюся от поцелуя. Каким был ваш муж?

Этот вопрос застал Шину врасплох, и она стремительно высвободилась, прежде чем виконт смог задержать ее.

– Я сейчас позову детей, – сказала она и поспешила выйти из комнаты.

– Дети, вставайте! – громко произнесла она. Пришел дядя Анри, он собирается покатать вас своей новой машине.

Дети закричали от восторга. Шина надела на них белые шерстяные рейтузы, чтобы они не замерзли, и затем ботинки. Она застегнула на них яркие красные пальто, надела на Педро белый берет, а на Мэди – красную шляпку с отделкой из белого горностая.

– Теперь идите к дяде Анри, пока я буду одеваться, – скомандовала она.

Дети выбежали с радостными возгласами. Шина вошла в свою комнату и достала из шкафа старое пальто, которое носила уже пять лет, и простенькую коричневую шляпу, в которой приехала в Париж за неимением лучшего. Внезапно она почувствовала внутренний протест. Ей так опротивели пиджак из коричневого твида, выцветшее бежевое пальто и вечно убранные под шляпу волосы.

Сегодня утром она видела госпожу Пелейо, выходящую из дома в темно-красном бархатном пальто с огромным воротником и манжетами из горностая. И впервые в жизни Шине захотелось быть такой же ухоженной, изысканной, красиво одетой, как ее хозяйка и другие дамы, приходящие в посольство. Она мельком видела их, когда выводила детей из гостиной после чая или когда госпожа Пелейо заходила на минуту в детскую со своими друзьями.

Для Шины открывался новый мир, где женщины были красивы, нарядны и восхитительны. Но она чувствовала, что нравится Анри Кормелю и без этого лоска, и ей страшно хотелось узнать, возникли бы между ними какие-нибудь отношения, если бы они встретились при других обстоятельствах. Однако она немедленно прогнала эти мысли и, захватив сумочку и перчатки, скромно вошла в детскую. Дети тянули дядю к двери, болтая по-французски. Но он посмотрел на Шину и спросил по-английски:

– Вы готовы к нашей экспедиции?

– Да, я готова.

– Булонский лес всегда выглядит очень романтично весной. Вы готовы к этому? – Взгляд виконта был дерзким.

Но Шина не смогла удержаться от смеха, услышав этот вопрос.

– Да, я готова ко всему, – ответила она.

Дети побежали вперед, крича и смеясь, они спустились с лестницы. Тут Педро остановился, чтобы Шина взяла его за руку. Но вместо этого она подхватила мальчика и понесла вниз по широкой лестнице. Внезапно она почувствовала себя беззащитной. Ей захотелось сосредоточиться на своей работе. Ребенок был тяжелый, и из-за этого Шина почти не видела ступенек. Только спустившись и пройдя через холл, она заметила Люсьена Мансфильда. Он стоял у двери, ведущей в кабинет посла:

– Вы поедете кататься на машине?

Шина надеялась, что этот вопрос был адресован виконту. Однако она увидела, что Мансфильд смотрит на нее, и ей стало неловко.

– Да, – ответила она. – Мы поедем на машине месье де Кормеля. Он захотел покатать Мэди и Педро.

– Как им повезло! – В голосе Люсьена Мансфильда чувствовался явный сарказм.

Шина тревожно поглядывала то на него, то на виконта.

– Вы что-то хотели сказать?

Анри де Кормель воспринял эти слова как прямой вызов:

– Многое. Но наверняка вы этого не поймете.

– Тогда, может быть, не стоит себя утруждать.

– Да, вам не следует утруждать себя.

Между этими людьми чувствовалась вражда. Минуту они смотрели друг на друга в упор. Серые глаза на серьезном, почти окаменевшем лице Люсьена Мансфильда излучали стальной блеск. Он не отводил взгляда от красивого лица виконта. Анри де Кормель отвернулся.

– Я не вторгаюсь в вашу личную жизнь, – усмехнулся он. – И прошу не трогать меня.

Шина не совсем поняла, как это случилось, но она не успела услышать ответ Мансфильда, так как виконт увлек их за собой и они оказались в его большой машине.

Все поместились на переднем сиденье. Мэди уселась между Шиной и дядей, а Педро – у нее на коленях. Лакей укрыл их колени пледом, захлопнул дверцу, и они тронулись с места. Большой автомобиль урчал, как сытая кошка, когда виконт ловко вел его по тихим улочкам и через Елисейские Поля.

– Быстрее, быстрее, дядя Анри! – закричала Мэди, когда они проехали мимо Триумфальной арки и покатились по направлению к Булонскому лесу.

Париж купался в бледном золоте солнца, но было холодно, и Шина застегнула верхнюю пуговицу на пальто Мэди и прижала ее к себе.

– Вы не замерзли? – заботливо спросил виконт.

– Нет, все чудесно, – ответила Шина.

– Восхитительный день, и принадлежит он восхитительным людям, – сказал он, и это прозвучало комплиментом для Шины. Она опустила глаза, а его взгляд был направлен на дорогу. Он разгонялся все быстрее и быстрее.

Даже дети замолчали. Наконец они въехали в Булонский лес и остановились под уже зазеленевшими каштанами.

– Можно мы здесь побегам? – спросила Мэди. – Ну пожалуйста, дядя Анри!

– Вы должны просить разрешения у миссис Лоусон, – ответил он.

– Да, конечно. – Шина хотела открыть дверцу, но виконт опередил ее. Он сам открыл дверцу машины, взял у Шины Педро и поставил его на землю.

– Иди побегай, старина, – распорядился он, а затем, наклонившись, поднял Мэди в воздух и опустил ее рядом с братом. – И ты с ним, малышка.

– Я должна пойти с детьми, – спохватилась Шина. Она попыталась встать, но де Кормель не позволил ей этого сделать.

– Не стоит торопиться. Пускай они сами позаботятся о себе. Рано или поздно им надо привыкать к самостоятельности.

– Но я должна присматривать за ними, – убеждала Шина.

– С ними ничего не случится. Мы не будем упускать их из виду. Я хочу поговорить с вами.

– О чем?

– О многом. Я хочу спросить вас, что вы думаете обо всех нас? Нам так много нужно обсудить. – Говоря это, виконт смотрел на губы Шины, на покрывающиеся краской щеки. Она застенчиво отвела взгляд. – Конечно, вы не хотите об этом говорить, – продолжал он. – Тогда поговорим о любви.

– О любви! – Шина широко раскрыла глаза.

– Ну конечно. Разве это тема не объединяет наши сердца? Тема, где неизбежно мужчина и женщина вместе.

– Так думают французы. – Шина пыталась говорить спокойно, но ее голос дрожал.

Виконт не слушал; он облокотился на дверь автомобиля так, что его лицо оказалось почти рядом с ее, и спокойно сказал:

– Вы были бы прекрасны, и вы это знаете, если бы как следует следили за собой.

– Что вы имеете в виду? – спросила Шина.

– Думаю, вы понимаете. Вы женщина, и этим все сказано. Вы знаете, как вы выглядели в первый вечер, когда вошли в детскую и увидели меня? Ваши распущенные волосы – мягкие, золотистые, цвета утреннего солнца… Я ожидал увидеть пожилую гувернантку, а увидел девушку, почти ребенка, прекрасную, как ангел.

Шина рассмеялась:

– Вы застали меня врасплох. И составили обо мне неправильное представление.

– Вовсе нет, – ответил виконт. – Я вижу лишь маленькую девочку, разыгрывающую из себя взрослую и искушенную женщину, а на самом деле невинную и неопытную в любви.

Его голос завораживал. Шина шевельнула рукой, и ее обручальное кольцо заблестело на солнце.

– Вы забываете, что я вдова, – строго сказала она. – И знаю жизнь намного лучше, чем вы думаете, а сейчас мне нужно идти к детям. – Она решительно открыла дверцу автомобиля, и, к ее удивлению, де Кормель не остановил ее.

– Теперь вы убегаете, но однажды вы перестанете убегать, и я поймаю вас.

– Какая чушь! – воскликнула Шина. Хотя ей стоило труда выйти из машины, теперь она не хотела уходить.

Дети находились в поле зрения. Они искали под деревьями первоцветы. Она их хорошо видела. Бессмысленно было бегать за ними или убегать, как сказал виконт. Он почувствовал ее нерешительность и тихо засмеялся:

– Вы очень строги со мной, госпожа Лоусон. – Он сделал ударение на ее фамилии.

Он опять рассмешил Шину.

– Так лучше, месье. Вам следует всегда называть меня по фамилии. Полагаю, ее превосходительству вряд ли понравится, если вы будете звать меня по имени.

– Безусловно, – согласился виконт. – Поэтому я буду очень осторожен. Я буду звать вас Шиной, когда мы будем наедине, и в моих постоянных мыслях о вас, и когда я буду лелеять вас в своем сердце.

– Вам не следует мне об этом говорить.

– Отчего же?

Она должна была ответить на этот вопрос.

– Потому что… о, потому что так нельзя, – запнулась она. – Я всего лишь гувернантка, и вы знаете, что и послу и мадам очень не понравились бы ваши слова. И потом… ну… потом, потому что вы говорите неправду.

– Вы в этом уверены? – улыбнулся виконт. – О боже, какая прелесть! Ни тени кокетства! Наверное, за вами никто не ухаживал… или же это был мрачный англичанин-самодур, который не знает, что такое любовь и тем более женщины.

– Но у меня нет никакого желания флиртовать, месье, – возразила Шина. – Я действительно никогда этим не занималась. Именно поэтому вы не должны говорить мне подобные вещи. Я не понимаю ваши игры и не хочу, чтобы меня дурачили.

– Моя прелесть! Вы действительно думаете, что я вас дурачу? – спросил виконт. – Вы плохо меня знаете.

– Полагаю, месье, вы напрасно тратите со мной время. В Париже много красивых и элегантных женщин. Им бы понравились ваши речи, и к тому же они не такие недотроги, как я.

– А вы не думаете, что неопытность возбуждает? – мягко спросил виконт. Он вдруг взял ее руку и поднес к губам. – Позвольте мне быть вашим учителем.

Шина быстро отдернула руку:

– Нет, месье. Так нельзя. Оставьте меня в покое, иначе я… – Шина внезапно замолчала, поскольку не знала, что бы она сделала.

Видя ее замешательство, виконт рассмеялся:

– Да? И что бы вы сделали?

– О, пожалуйста, прошу вас, – совсем растерялась Шина. – Вы ставите меня в неловкое положение. Я не знаю, что сказать.

– Почему бы не сказать правду. Ведь я вам немного нравлюсь?

– Возможно, и так. Но если мадам Пелейо узнает о вашем поведении, я потеряю работу. Меня уволят, как мисс Робинсон.

Эти слова слегка озадачили де Кормеля, но через минуту он рассмеялся:

– Так, интересно, кто же рассказывает подобные сказки? Наверное, это наш безупречный полковник проинформировал вас о мисс Робинсон?

– Полковник Мансфильд! Конечно нет! – запротестовала Шина. – Он не стал бы обсуждать это со мной. Дети рассказали мне об этом случае, и еще ваша сестра намекала…

– Мисс Робинсон была очень глупа, – сказал виконт.

Шина почувствовала, что он лжет.

– Наверное, потому, что влюбилась в вас? – не удержалась она.

Он пожал плечами:

– Я здесь ни при чем, уверяю вас, поверьте, я действительно ни в чем не виноват.