Текст книги "Наказание любовью"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Барбара Картленд
Наказание любовью

Посвящается Марджори Созербай «Сочувствие и понимание – ее богатство».

Пролог

– Диана! Диана! – непрерывно повторял больной, вскрикивая и простирая руки, сбивая скудное белье на постели, сделанной наспех на земляном полу. Высокий, крупный мужчина проскользнул в палатку и в очередной раз успокоил его, подняв ему голову и напоив водой.

Снаружи лежали изнуренные тяжелым дневным переходом туземцы-носильщики. Костер догорал, ночь близилась к концу. В глубине джунглей раздавался рев диких зверей, высматривающих добычу, и вой шакалов.

В палатке больной забылся тяжелым сном. Его спутник тихо опустился на коврик, лежащий около кровати, и тоже быстро заснул, как человек, привыкший отдыхать урывками.

Через час первый луч африканского солнца осветил лица спящих. Ян Кастэрс спал, откинув назад голову и подняв над ней свою сильную руку. Это был мужчина могучего телосложения ростом около шести футов, пяти дюймов. Он был в отличной форме, сильный, гибкий и загорелый. Все выдавало в этом человеке внутреннюю решительность, твердый характер, а не просто грубую силу.

Его товарищ двадцати пяти лет был более хрупкого телосложения. В его лице угадывалось богатое воображение, юношеская впечатлительность и мечтательность.

Он открыл глаза, постепенно приходя в сознание. Движение его было едва заметным, но Ян тут же поднялся и поспешил к больному. Он откинул назад прямые волосы со лба молодого человека и смочил водой запекшиеся губы.

– Получше себя чувствуешь? – спросил он.

Джек Мельбурн кивнул.

– Я не смогу продолжить сегодня путь, – прошептал он.

– Чепуха, – ответил Ян. – Нам осталось всего около пятидесяти миль, ребята понесут тебя как можно осторожнее.

Джек покачал головой.

– Нет, – прошептал он. – Я не могу больше.

Снаружи чернокожие носильщики уже собирали скарб, распакованный прошлой ночью, и готовили самодельные носилки, на которых они несли больного много изнурительных дней.

Ян наклонился к больному, и, хотя слова его были резкими, голос звучал мягко.

– Джек, ты должен это сделать, – сказал он.

– Я не могу, Ян, правда, не могу. Я умру, и даже ты не сможешь меня остановить.

Эти слова дались ему слишком тяжело. Приступ кашля сотрясал его тело, пот скатывался со лба, он тщетно пытался смахнуть его с глаз. Его сильно знобило, совершенно обессиленный, он откинулся назад, сжимая руки, усилием воли пытался заставить себя не потерять самообладания.

Ян молча посмотрел на него. Пятьдесят миль, о которых он говорил, были сильно преуменьшены. Оставалось двести миль тяжелейшего перехода до первого поселения и, что еще более важно, до воды. Пищи у них было достаточно, но воды оставалось совсем мало.

Их продвижение затруднялось необходимостью нести больного. Джунгли были достаточно легко проходимы, если идти цепочкой, но люди шли с носилками на плечах, расчищая тропу впереди себя.

Ян тщетно пытался разрешить эту задачу. Рука Джека заставила его нагнуться к больному, чтобы разобрать тихий шепот.

– Ты не сможешь этого сделать, старина. Уходите и оставьте меня. Что такое одна жизнь по сравнению с девятью?

Ответа не было. Ян опустился на колени перед другом и закрыл лицо руками.

Чернокожий юноша, которого Ян поставил во главе других, подошел ко входу в палатку.

– Хозяин, пора уходить, – сказал он.

Ян поднялся и вышел, чтобы переговорить с ним.

– Мы не сможем выйти сегодня, Джо.

– Мы должны, господин. Воды хватит только на три дня, а дальше нам придется умирать от жажды, пока мы не дойдем до поселения.

– Мы не можем его оставить, – заявил Ян, показывая на палатку.

– Другого выхода нет, господин.

– Нет, есть. Я понесу его на себе, – ответил Ян.

Не успел он произнести эти слова, как из палатки раздался выстрел, заставивший всех оцепенеть.

Он как бы расколол неподвижный воздух, туземцы поспешили за Яном в палатку.

Джек лежал на полу. В руке у него был револьвер, из груди на песок стекала кровь.

– Джек! Джек!

В отчаянии Ян поднял его на руки.

Умирающий дважды пытался что-то сказать и наконец в последних конвульсиях с большим усилием едва слышно произнес:

– Скажи Диане, что я ее любил.

Кровь хлынула у него изо рта, и он умер.

Глава 1

Леди Диана Стэнлиэр, без сомнения, была самой красивой. Молодые люди, представляющие лондонский высший свет, с огромным удовольствием приглашали на все рауты Диану.

Она была не очень высокой, но имела гордую осанку Стэнлиэров, которую многочисленные предки сделали такой же известной, как и история, которую они создали. У нее были золотистые волосы с красноватым оттенком, темные глаза и выразительный рот. В свои двадцать пять лет она была предметом разговоров всей Англии.

Ее красота вызывала зависть и восхищение женщин. Фотографии помещались в витринах фотосалонов, мелькали в иллюстрированных печатных изданиях, ее портреты выставляли в залах Академии художеств.

Ее выбирали Королевой красоты, она возглавляла благотворительные общества, руководила акциями или национальными маршами протеста, выигрывала скачки, лихо справлялась со штурвалом самолета, бесстрашно выигрывала автомобильные гонки, управляла катером. К тому же была очень богата и славилась острым умом.

У нее было много поклонников, но до сих пор она отказывалась выходить замуж за кого-либо из них. Они забавляли ее, но быстро надоедали, и пылкий поклонник обнаруживал, что дверь в дом на Гросвенор Сквер перед ним закрыта.

Мать и отец безумно любили ее. Диана была очень счастлива и слишком избалована. Ее капризы были известны в обществе, ее проделки порой доходили до глупости, но момент веселья проходил, и она очень раскаивалась в содеянном, увидев свое имя в прессе.

Сегодня на танцах у Верайтисов она нашла новое развлечение. Оно обещало быть мимолетным, но Диану не остановило это, она была азартна, играла до конца и не думала о последствиях, которые неизбежно ждут ее. Как всегда, она не колебалась ни минуты, будущее ее не касалось, она всегда жила настоящим.

Ее новым развлечением был молодой член парламента, успех на выборах совершенно вскружил ему голову. Считая себя неотразимым, он всем надоедал до тех пор, пока не добился того, чтобы его представили Диане. И теперь, не видя улыбок, вызываемых его высокомерием, не сознавая, что предупрежденная Диана увлекала его в свою игру, самодовольно красовался перед ней.

В саду, сжимая ей руку, ободренный молчаливым согласием, он попросил разрешения проводить ее домой.

Диана разрешила, и он не смог удержаться от того, чтобы не упомянуть об этом слегка небрежно своим знакомым.

О последующих событиях этого вечера у него остались горькие воспоминания. Унижение и боль, презрение Дианы, когда в такси он попытался ее поцеловать, и несколько синяков напоминали о том, как около ее дома он был схвачен веселыми проказниками, ожидающими их прибытия, и брошен в фонтан.

В мокрой одежде, стуча зубами от холода, бежал он с Гросвенор Сквер в бессильной ярости и, сгорая от стыда, продолжал слышать колкости и насмешки в свой адрес. Диана, которой быстро все надоело, выгнала своих друзей из дома и, уставшая, отправилась спать.

В спальне она долго стояла у зеркала, вглядываясь в свое отражение. На нее смотрело очаровательное существо. В белом платье, подчеркивающем нежную кожу, она как бы сошла с одной из картин Лоуренса, висевших внизу в столовой. Но между глаз у нее залегла строгая морщинка, а яркие губы выражали крайнее недовольство.

С раздражением она отвернулась от зеркала, сняла платье, надела халат, подняла жалюзи и распахнула окно.

Ее комната выходила на площадь. Уже почти светало, и в отдалении можно было услышать грохот грузовиков, подвозивших овощи и цветы в Ковент Гарден. Сад на площади казался голубым и таинственным в неподвижных тенях. Такси развозили припозднившихся гуляк по домам, полицейский замедлил шаг, чтобы проверить, все ли двери закрыты.

Посмотрев на противоположную сторону улицы, она почувствовала, что в тени раскидистого дерева стоит человек. Он стоял настолько неподвижно, что сначала она даже не заметила его. Приглядевшись, она увидела, что он очень высок, широкоплеч и, к ее удивлению, смотрел прямо на их дом. Он держал руки в карманах пальто, был без шляпы и, казалось, что, несмотря на ранний час, просто вышел погулять.

Как только она пошевелилась, он поднял голову и стал вглядываться, как будто старался узнать ее. Их разделяло значительное расстояние. Когда же она отступила в темноту комнаты, он повернулся и медленно ушел. Она наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду, ни разу не обернувшись.

Диана рассеянно подумала о том, кто бы это мог быть и почему он здесь оказался. Это было не впервые, отчаявшиеся молодые люди безутешно бродили под ее окнами, но она была уверена, хотя едва различила его черты, что этого человека она раньше никогда не видела.

Так или иначе совершенно без всякой причины он заинтересовал ее. На минуту у нее возникла идея спуститься и заговорить с ним, но, посмеявшись над собой, она опустила жалюзи и через десять минут крепко заснула.

Утром она снова корила себя за легкомыслие. Ей было жаль глупого молодого человека, получившего чересчур жестокое наказание за свою самонадеянность. Вдруг она почувствовала отвращение к тому, что позволила себя втянуть в то, что больше соответствовало бездумным проделкам младших школьников. Однако ее гордость не позволила признаться матери в своем проступке, и когда та упрекнула ее, в ответ она тихо рассмеялась.

Стэнлиэры всегда отличались гордостью. Даже когда Джеймс Первый был возведен в титул графа, глава семейства отказался принять этот титул под каким-либо другим именем. Это сегодня и сделало родословную Стэнлиэров уникальной. Графский титул Стэнлиэров давал наследникам право на почетный титул виконта Стэнлиэр, и все остальные потомки тоже носили только имя Стэнлиэр.

Диана была единственным ребенком нынешнего седьмого графа. От чрезмерной избалованности гипертрофированное чувство собственного достоинства переродилось в черствость и безразличие к другим, граничащие с бессердечностью. Смелость, которой отличался ее прадедушка, принявший даже смерть с улыбкой, мужество другого Стэнлиэра, который пошел в атаку, когда только отступление могло спасти его жизнь, не проявились в Диане, когда речь шла о настоящих и глубоких чувствах.

В ней не было сострадания к слабости, она презирала людей, особенно женщин, когда видела малейшие ее признаки. Но поскольку в жизни она не сталкивалась с более серьезными проблемами, чем подумать над предложениями о замужестве, она была плохим товарищем, жизнь преподносила ей радостные минуты, но всего лишь на мгновенье.

Она была очаровательна, умна, но никто еще не покорил ее сердце. Семья давно оставила попытки повлиять на нее. Когда речь шла о предложениях, она раздражалась и совершенно не прислушивалась к материнскому совету по поводу положительных качеств женихов, поэтому леди Стэнлиэр приходилось довольствоваться старинной поговоркой: «Свет не клином сошелся…»

Одетая для верховой езды, Диана сбегала вниз по лестнице, когда мать встретила ее в холле.

– Здесь какой-то мистер Кастэрс к тебе, дорогая, – сказала она. – Он говорит, что это важно.

– Проклятье! Кто он? Что ему надо?

В это утро Диана была в плохом настроении, ее все раздражало.

– Он настаивает на встрече с тобой, – ответила леди Стэнлиэр. – Кажется, он очень мил. Думаю, что не встречала его раньше.

Диана остановилась, раздумывая над словами матери. Она была в бриджах и бледно-голубой рубашке, без шляпы и жакета, которые могли бы стеснять свободу движений, в руке она держала небольшой хлыст.

Нет, она не могла вспомнить это имя. Возможно, кто-то из прессы, она горячо надеялась, что вчерашний инцидент еще не достиг ушей вездесущих журналистов.

– Я не думаю, чтобы это было так важно, – сказала она матери и вошла в библиотеку. На ковре перед камином стоял очень красивый мужчина. Что-то неуловимо знакомое было в его лице, но она не могла вспомнить, где и когда его встречала.

– Добрый день.

Он пожал протянутую ею руку.

– Прошу прощения за то, что задержал вашу прогулку, леди Диана, – произнес он. – Но мне надо передать вам поручение, хотя прошло слишком много времени, больше года.

– Поручение? Мне?

Диана вопросительно подняла брови.

– От Джека Мельбурна, – проговорил он.

Диана нахмурилась.

– Джек Мельбурн? Я не могу… – Она задумалась, затем после паузы продолжила: – О, да, я помню. Я знала его несколько лет тому назад. Как он? И почему посылает вас ко мне с поручением?

Легкая тень удивления проскользнула по лицу Яна, когда Диана сказала, что не помнит Джека. Слишком хорошо он помнил его крик: «Диана! Диана!» Он вновь увидел лицо Джека, услышал его последнее обращение к любимой, вспомнил о его мучениях в самые тяжелые дни болезни и понял, что перед кончиной Джек ни на минуту не расставался с образом любимой.

В этот момент Ян охотно убил бы Диану за ее красоту и легкомыслие по отношению к человеку, для которого она так много значила.

И он ответил сурово:

– Джек Мельбурн умер.

На какой-то момент она растерялась. Потом тихо сказала:

– Очень жаль.

– Он умер, – повторил Ян, – чтобы помочь своим товарищам. Застрелившись, он спас девять жизней, включая мою. Я только что вернулся из Африки, и я считаю своим долгом передать вам его последние слова.

– Да?

Диана ждала, ее темные глаза пристально смотрели на него со странным выражением, и Ян не мог понять, о чем она думает.

– Когда он умирал, – сказал Ян, – он прошептал: «Скажи Диане, что я любил ее».

Произнося эти слова, голос его непроизвольно смягчился, но опять сразу же стал суровым, и он добавил:

– Надеюсь, что теперь вы его вспомните.

Диана сжалась от презрения, сквозившего в его голосе. Она не привыкла к тому, чтобы мужчины говорили с ней таким тоном. Осторожно и тихо ответила:

– Конечно, я теперь вспомнила. Когда вы упомянули его имя, вы захватили меня врасплох, ведь я не видела Джека два года.

– Я не знал, – произнес Ян с горечью, – что женщина так легко забывает человека, который ее любит.

– Возможно, вы вообще ничего не знаете о любви, – ответила Диана.

– Да, о такой, как ваша, действительно не знаю, – ответил Ян.

Минуту они стояли, пристально глядя друг на друга. Между ними была объявлена война.

Диане хотелось, чтобы он склонился в привычном для нее благоговении. Она была уязвлена его презрением точно так же, как римская патрицианка могла считать себя оскорбленной дерзостью раба. А Ян, хотя и был взбешен, не мог не поддаться ее очарованию. С откинутой назад головой и горящими глазами она была хороша.

– Как вы смеете грубить? – воскликнула Диана в ярости. – Вы считаете, что можете прийти сюда и оскорблять меня только потому, что я забыла какого-то ничтожного молодого человека. Можно подумать, что через минуту я могу вспомнить всех глупцов, которые когда-либо в меня влюблялись! Джек Мельбурн был сентиментальным, влюбленным идиотом, которого я не выносила, и если он ушел из этой жизни, тем лучше, и, ради Бога, оставьте эту чепуху о «высокой любви»…

– Прекратите!

Ян подскочил и схватил ее за запястье.

– Не смейте говорить так о Джеке! Он был слишком хорош, чтобы вы могли понять его, теперь я знаю это! Да, действительно, может быть, для него смерть – это лучший выход, он не знал, что был влюблен в такую, как вы.

Диана постаралась высвободить руку, которую, сам того не сознавая, все сильнее сжимал Ян. Она, потеряв над собой контроль, подняла хлыст и ударила его по лицу.

Глава 2

Длинная красная полоса пересекла щеку Яна, он стоял как вкопанный, сжимая пальцы так, что побелели суставы. Как только прошла волна гнева, лицо Дианы залилось краской, а затем покрылось смертельной бледностью. Но она не дрогнула, она бросала ему вызов.

Неизвестно, что бы произошло в следующую минуту, если бы дверь в библиотеку не открылась и не вошел лорд Стэнлиэр.

– Диана, дорогая, – сказал он. – А я и не знал, что ты здесь.

Диана повернулась к отцу, а он со старомодной галантностью протянул Яну руку для приветствия.

– Господин Кастэрс, отец, – пробормотала она.

– Добрый день, – приветствовал лорд Стэнлиэр и добавил: – Вы, должно быть, сын Бобби Кастэрса.

– Да, сэр, – ответил Ян.

– Вы очень на него похожи, я узнал вас сразу. Это правда, что вы были в Африке? Я узнал об этом, когда три месяца назад прочитал о его смерти.

– Да, это так, сэр, – ответил Ян. – Я был на севере в труднодоступных районах, узнал о случившемся только месяц спустя и поспешил вернуться домой, срочно закончив дела. Это мой первый визит за последние пять лет.

– Да. Тебе придется наверстывать упущенное, и позволь мне принять в тебе участие. Твой отец был одним из моих старых приятелей, мы часто играли с ним в бридж, и он постоянно меня обыгрывал.

– Спасибо, сэр, но сегодня вечером мне надо возвратиться на север.

– На свой остров? – спросил лорд Стэнлиэр. – Я помню, как твой отец часто говорил, что родовое имение для него казалось слишком изолированным. Однако ты отобедаешь с нами. Отказа я все равно не приму.

Найдя для себя невозможным отказаться от приглашения лорда Стэнлиэра, Ян согласился, поблагодарив, довольный угрюмым неодобрением Дианы.

К обеду Диана сменила бриджи для верховой езды, которые придавали ей ребяческое очарование, на платье из мягкого шифона, очень женственное. Белокурые волосы были подняты, спускаясь каскадом мелких кудрей на шею. Она подкрасила ресницы, помада для губ была в тон розам, приколотым у нее на талии.

Ян, который давно не был в Англии, поразился яркому макияжу. «Нарядилась, словно уличная девка», – подумал он с отвращением. Однако не мог отрицать того, что она была очаровательна и что, несомненно, способна разбудить чувства любого мужчины.

Пока лорд и леди Стэнлиэр расспрашивали его о путешествии, Ян наблюдал за Дианой. При упоминании о Джеке она вдруг вспыхнула и подняла на него гневный взгляд. С этого момента странная жестокость, совершенно ему не свойственная, заставляла мучить ее снова и снова, втягивая в разговор и принуждая отвечать на свои вопросы.

Он подумал, что она похожа на неукрощенное животное, окруженное роскошью, и только исключительный случай мог бы обнаружить нечто, глубоко спрятанное в тайниках ее души. Она была обольстительной женщиной, само совершенство, но ее душа и сердце еще не пробудились.

Когда леди Стэнлиэр спросила его о пятне на лице, Диана саркастически улыбнулась.

– Наверняка след доблестных побед, – пробормотала она прежде, чем Ян смог ответить.

Ее мягкий тон мог ввести в заблуждение только родителей, но Ян чувствовал иронию и видел усмешку у нее в глазах.

– Вы ошибаетесь, – ответил он, не задумываясь. – Это было неожиданное столкновение с… Впрочем, это не имеет никакого значения.

Диана почувствовала раздражение оттого, что этот человек осмеливается пренебрежительно разговаривать с ней.

Она не могла не признать, что он был красив, и в глубине души понимала, что при других обстоятельствах только одна его физическая сила могла бы ее привлечь. Но с каждой минутой его безразличие приводило ее в ярость. Был бы он раздражен или даже смущен, она бы знала, как себя вести, но теперь из них двоих она остро чувствовала смущение.

У нее зародилось подозрение, что он издевается над ней. Диана привыкла, что последнее слово всегда оставалось за ней. Ее доводы приводили мужчин в уныние, и от нее же зависело сделать их счастливыми. Те, кем она пренебрегала, могли злиться на нее, но это только доказывало, что она не оставляла их безразличными.

В данном случае было что-то такое, что невозможно было сломить. Этого человека забавляло ее поведение, как постороннего наблюдателя развлекали выходки избалованного ребенка. Она почувствовала, что возненавидела Яна, что сделала бы все, чтобы полностью подчинить его и доказать свое превосходство.

Она подумала, что докажет свою силу, заставит дорого заплатить этого глупца, пренебрегшего ею: он полюбит ее. Ее друзья постоянно твердили о ее привлекательности и обаянии, эти качества притягивали недоступных мужчин к ее ногам, Диана ни на минуту не сомневалась, что одержит победу над Яном. Всю жизнь мужчины слишком легко влюблялись в нее, но иногда она сама намеренно старалась привлечь кого-нибудь и никогда не терпела неудач.

Она поняла, что с Яном будет нелегко. Диана была достаточно умна, чтобы понять, что к женщине, которую он полюбит, будет подходить со своими, отличными от общепринятых, мерками. Но про себя подумала, что ей необходима именно эта победа.

Диана не придерживалась строгих моральных принципов. Она была лидером лондонского общества последние пять лет, отличалась широтой взглядов, что для большинства людей считалось распущенностью. Ее друзья обманывали друг друга, преступая грань приличий, мало заботясь о чести.

Мужчины, которых она знала, брали деньги взаймы, которые не могли отдать, спали с женами друзей, не скрывая этого.

Ее подруги были очаровательны, но абсолютно беспринципны в вопросах, касающихся молодых людей. Этот образ жизни вполне их устраивал, ничуть не шокируя. Единственной неприятностью, пожалуй, было отсутствие денег время от времени, но они переносили это с большим мужеством.

Самым главным для них были развлечения, поэтому существовало единственное требование – быть занимательным, забавным, такие люди считались очень «ценными».

В прошлом девушка из богатой семьи воспитывалась иначе: ее охраняли, защищали, проявляли максимум заботы. Эта молодежь жила по-другому. Диану мало что могло удивить. У нее не было иллюзий и, к сожалению, идеалов тоже. Она отлично знала мужчин, хорошо разбиралась в любом из них.

Сегодня она обедала с персоной из старейшей аристократической семьи, завтра находила себе партнера для ужина в кабаре, который родился в трущобах Вайтчепел.

Но разговор их мало чем отличался, поскольку отношение мужчин, к какому бы классу они ни принадлежали, к молоденькой и хорошенькой девушке было однозначным.

Диана жила любовью, это было рискованно. Но это была та жизнь, к которой она стремилась, и те развлечения, которые ее веселили. Игра занимала ее только в тот момент, когда она с кем-то проводила время. Ей было все равно, проведет ли она полдня в кинотеатре с человеком, который ей нравился в данный момент, или поедет с ним на прогулку в солнечный день.

Она любила свое тело и слишком хорошо знала, чем наградила ее природа, – красотой. У нее не было другого бога, кроме самой себя. В бессмысленной и хаотичной жизни у нее не было рядом никого, кто мог бы указать ей на ее ошибки.

И теперь она решилась на месть, заранее наслаждаясь. Ее сила в ее красоте, и Ян будет желать ее, как все остальные мужчины.

Но если бы она знала, что путь будет легким, ей не надо было бы ничего замышлять или планировать.

Среди вещей Джека Мельбурна Ян нашел фотографию Дианы, сделанную за городом. Диане было лет девятнадцать, она стояла в саду с толстым щенком-сеттером на руках и смеялась, глядя в камеру. Она была совсем молоденькой, счастливой – типичный пример красивой и здоровой английской девушки.

Ян положил фотографию в карман, намереваясь вернуть ее при встрече. В те долгие дни в джунглях он вдруг поймал себя на том, что часто смотрит на нее. Она заставляла его скучать по Англии, по зелени сельской местности и долгим спокойным дням, когда единственный шум – это жужжание пчел над цветами. В своей одинокой жизни ему часто недоставало дружеского общения с женщиной.

Он мало знал женщин. Его мать, которую он идеализировал, умерла, когда он был маленьким мальчиком, но память о ней осталась на всю жизнь: ее мягкий голос, гордая осанка, ее поцелуи и объятия, когда она желала ему спокойной ночи. Ее красота и обаяние были живы в его памяти. Повзрослев, он понял, что любую женщину, вызывающую интерес, будет сравнивать с матерью, с ее достоинствами.

И хотя он любил бывать в компании женщин, ни одна из них не смогла завоевать его или внушить ему любовь. Приятные, веселые женщины, женщины войны, отчаянно стремившиеся превратить дорогие несколько дней отпуска в непрерывное развлечение, он целовал и тут же забывал о них. До сих пор он не встретил свою – единственную.

Во время тяжелейших маршей после смерти Джека Диана с фотографии стала постепенно превращаться в его товарища. Он говорил с этим товарищем, рассказывал ей о том, что хочет добиться успеха этой экспедиции, о том, как мало воды у них осталось, как необходима была его поддержка, как он сам ужасно устал.

Когда они достигли своей цели, он почувствовал, что не в состоянии сразу же отправиться в Англию. Его ожидала следующая экспедиция, и он не мог разочаровать власти, которые полагались на его возможности достать необходимую информацию.

И он опять отправился в путешествие – в леса, туда, где не ступала нога белого человека; по топям настолько опасным, что каждый неверный шаг означал мгновенную смерть, по болотам, где притаившаяся лихорадка каждую минуту готова схватить свою жертву, и фотография Дианы как талисман повсюду сопровождала его.

Однажды они остановились на отдых в туземной деревне. Жители ее были красивыми и сильными. Когда-то здесь жили арабы, и аборигены были не настолько чернокожими, как обычные африканские племена. Ян, завоевавший большое расположение вождя и получивший от него важную концессию в ответ на заверения в британской поддержке, оказался в странной ситуации: вождь подарил ему одну из своих дочерей.

Это была красивая девочка лет пятнадцати с изящной фигуркой и горделивой осанкой – врожденными качествами африканских туземцев. У нее были огромные темные глаза, овальное личико. Она была полностью обнажена, если не считать пояса из бус. Ее совершенные маленькие груди и тело были цвета отполированной меди.

Ян не видел белых женщин более шести месяцев, а до этого только загорелых, сморщенных от жары жен чиновников на севере страны, но фотография в его кармане жгла, и он отказался принять щедрый подарок. Его это даже не соблазняло, и ситуация тактично разрешилась.

В полумраке своей палатки он отвернулся от ярких глаз, смотревших на него с обожанием, без всякого усилия он отказался от прекрасного золотистого тела и протянутых в трепетной мольбе крошечных ручек.

Он учтиво поблагодарил вождя, его извинение было настолько дипломатичным, что не могло вызвать враждебности или обиды.

Разочарованный вождь ушел, а Ян провел бессонную ночь, ворочаясь на своей постели.

Еще до зари он встал, оделся и написал сухой деловой отчет. Проведенная с успехом работа приблизила его еще на один шаг к дому.

Глядя на Диану сейчас, он думал о том, как представлял себе тот день, когда он ей скажет, что ее образ для него значил. Но мягкие голоса ее отца и матери, атмосфера дома, хорошо обученные слуги и роскошные украшения дам, богатство вокруг делали невозможным передать словами свои ощущения, рассказать о той жизни, где человеку нужно иметь, образно говоря, якорь, иначе попадешь в водоворот, из которого нет возврата.

Как он мог рассказать ей о подавляющем одиночестве, чему предпочиталась даже самая ужасная пьянка, или о той изоляции от всего привычного, которая ведет к связям с чернокожими женщинами и приобщению к туземному колдовству?

Даже если бы Диана знала всю подноготную, она никогда бы не смогла почувствовать жалость.

Человек умер под африканским солнцем, но для Дианы это ничего не значило.

Пальцы Яна нащупали в кармане потрепанную и выцветшую фотографию, и вдруг с силой смял ее.